Насильственная коллективизация, репрессии, изъятие имущества вызвали сопротивление крестьян. За январь-март 1930 г. только в РСФСР произошло более 1600 крестьянских выступлений с применением насилия (убийства и избиения активистов, поджоги и взлом колхозных помещений).

Советское руководство поняло необходимость временного отступления. 2 марта 1930 г. была опубликована статья Сталина «Головокружение от успехов». Вождь осудил «перегибы», допущенные при проведении коллективизации: принуждение к вступлению в колхоз, раскулачивание середняков. Однако всю ответственность за эти действия, проводившиеся по его прямому указанию, Сталин возложил на местных партийных и советских работников. Одновременно со статьей был опубликован Примерный Устав колхоза, позволявший колхозникам сохранить приусадебный участок, оставить в личном владении корову, мелкий скот, птицу.

14 марта 1930 г. было опубликовано постановление ЦК «О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном строительстве», разрешившее выйти из колхозов тем, кто вступил в них под давлением. Последовало массовое бегство из колхозов. Только в марте 5 млн. чел. вернулись к единоличному ведению хозяйства. К 1 июля в колхозах осталось лишь 21% крестьян.

Выход из колхозов мог оказаться еще больше, если бы ему не чинили препятствий. Ведь Сталин, осудив «перегибы» все же оценил достигнутый уровень коллективизации как успех и потребовал закрепить его. Выходившие из колхоза не могли вернуть свои наделы, попавшие в общий колхозный массив. Руководство колхозов старалось выделить им худшие участки. Обобществленный скот и инвентарь зачастую невозможно было получить назад, так как Всесоюзный съезд колхозов в июне 1928 г. объявил колхозные фонды«неделимыми», не подлежащими разделу ни при индивидуальных выходах, ни даже при ликвидации колхоза. К тому же многие крестьяне при вступлении в колхоз забили скот и теперь не имели возможности вести индивидуальное хозяйство. Наконец, единоличники были обложены значительно более высокими, нежели колхозники, налогами.

В сентябре 1930 г. ЦК ВКП(б) направил в крайкомы и обкомы партии письмо «О коллективизации», требуя добиться нового подъема колхозного движения. Уже летом 1931 г. доля коллективизированных дворов вновь практически достигла мартовского уровня 1930 г., составив 57,5%. В августе 1931 г. было принято Постановление ЦК «О темпах дальнейшей коллективизации». Завершить преобразование индивидуального крестьянского хозяйства в общественное надлежало не позднее 1932–1933 г.

Возобновить ускоренную коллективизацию во многом помог рекордный урожай 1930 г., составивший 83,5 млн. т, т.е. на 20% больше, чем в 1929 г. Хлебозаготовки дали государству 22,5 млн. т. Это позволило не только обеспечить хлебом армию и городское население, вывезти за границу 5 млн. т, но и оставить достаточное количество зерна колхозникам. Единоличники из-за более высоких налогов оказались обеспечены хуже.

Голод начала 30-х гг.

Рекордные урожаи в России никогда не случались дважды подряд. В 1931 г. удалось собрать лишь 69,4 млн. т. Тем не менее, хлебозаготовки даже несколько превысили прошлогодний уровень, составив 22,8 млн. т, т.е. треть всего собранного урожая. На экспорт было отправлено 5,1 млн. т зерна.

Экспорт хлеба диктовался необходимостью любой ценой добыть валютные средства для выполнения форсированных планов индустриализации. Между тем, в Европе и США с 1929 г. разразился экономический кризис и цены на сельскохозяйственную продукцию резко упали. Объемы хлебного экспорта росли, валютная выручка падала. Вопреки широко распространенному мнению, экспорт зерна не являлся основным источником валютных поступлений. Значительно больше приносили продаваемые за границу нефть, лес, пушнина, лен. Однако государство не отказывалось и от продажи хлеба, невзирая на нарастающий голод.

Хлеб изымался беспощадно, прямо из-под молотилки. Крестьянам не оставляли даже необходимого минимума. Сопротивление жестоко подавлялось. Уже зимой 1931–1932 г. в некоторых местах начался голод. На 1932 г. при практически таком же, как и в 1931 г., урожае было запланировано заготовить 29,5 млн. т. Однако деревня уже имела опыт хлебозаготовок прошлого года и, зная, что хлеб будут изымать, не видела смысла тратить силы на жатве. 20% хлеба осталось в поле на корню. К тому же крестьяне всячески старались спрятать собранный хлеб. В первую очередь не выполнили планов хлебозаготовки зерновые районы, где изъятие хлеба в предыдущем году было особенно жестоким. Сталин вновь, как и в 1927 г., обвинил крестьянство в подрывной деятельности против Советской власти и рабочего класса.

В январе 1933 г. заготовки хлеба были объявлены частью государственного налогообложения, не подлежащего пересмотру местными властями. В марте было запрещено выделять колхозникам более 10% собранного зерна до полного выполнения хлебозаготовок. На места были направлены специальные комиссии, наделенные практически неограниченными полномочиями. Нередко у крестьян отбирали все имевшиеся у них запасы.

Особенно жестоко проводилась карательная кампания на Украине и на Северном Кавказе. В районах, не выполнивших план хлебозаготовок, распускались партийные организации и органы Советской власти, назначались специальные уполномоченные. Только за 1932 г. было смещено 36% председателей колхозов. Большая их часть была репрессирована. На Северном Кавказе во многих станицах были изъяты все продовольственные запасы, а выход из них перекрыт частями НКВД, что обрекало население на голодную смерть. Не менее 16 станиц были полностью депортированы на Север.

Голодали в 1932/33 г. именно зерновые районы. В Нечерноземье, Заквказье, Средней Азии голод был значительно слабее. Голод охватил и города пострадавших районов, но все же был там не так страшен, как в деревне. На улицах Киева ежедневно по утрам подбирали сотни трупов крестьян, чудом пробиравшихся из голодающих сел и умиравших на улицах от истощения. Английский историк Р. Конквест в книге «Большой террор» пишет: «Возможно, то был единственный случай чисто искусственного голода». Исследователи считают, что от голода погибло от 4–6 млн. чел. до 7–8 млн. чел., в т.ч. 3 млн. на Украине. Тем не менее многие современники, жившие в сравнительно благополучных районах, особенно в городах, практически ничего не знали о происходящем, так как в советской прессе об этом не писали, а передвижение пострадавших крестьян было строго ограничено.