1.  НУЛЕВЫЕ: ГОДЫ КОМПРОМИССА  

В статье «Ориентация на местности» (2003) Сергей Чупринин назвал эти годы нулевыми. Слово прижилось. Не только в календарном, но и в оценочном его смысле – как антитеза девяностым, которые критик Андрей Немзер провозгласил «замечательным десятилетием» в русской литературе.

Разница эпох очевидна.

Девяностые - революционного слома как социальных условий, в каких живет литература, так и ее внутреннего устройства. Деструкции подвергли всѐ - иерархии культурных ценностей и естественной иерархии талантов.

А в нулевые начали строить заново или, реставрировать старое, так что сравнение с нулевым циклом строительных работ. Очертания грядущего еще загадочны, но вектор перемен уже понятен.

Во-первых, избавившись от цензуры (политической, эстетической и моральной), русская литература прошла искушение вседозволенностью, радикальными языковыми, тематическими, жанровыми экспериментами – и сумела достичь компромисса между преданием и новизной.

Авангардистские или постмодернистские практики, модные в минувшем десятилетии, воспринимаются не как тотальная альтернатива классическому письму, но как индивидуальная манера нескольких зрелых мастеров (Виктор Пелевин, Владимир Сорокин, Виктор Ерофеев, Михаил Шишкин, Анатолий Королев, Владимир Шаров…) Либо, - как арсенал приемов, которыми теперь может воспользоваться любой писатель.

 Спектр российской прозы стал богаче, пестрее, но функции мейнстрима вновь вернулись к книгам, воспроизводящим не столько буйную фантазию художника, сколько его представление о действительности, взятой в ее наиболее типичных или наиболее ярких, крайних проявлениях.

Во-вторых, если в советскую эпоху главным оппонентом литературы была правящая идеология, то в девяностые, когда цензура пала обязанности главного оппонента, врага - рынок с ориентацией на самые невзыскательные вкусы и самый невысокий интеллектуальный уровень массовой публики.

Привычный выбор между «советским» и «несоветским» сменился на выбор между «коммерческим» и «некоммерческим» искусством,

 Так что девяностые - противостояния между «подлинным» и «массовым», - почетом в узком кругу знатоков стали пользоваться только авторы, преднамеренно усложняющие свой художественный язык, а литературные премии практически всегда присуждались только за книги, лишенные коммерческого потенциала.

Героика сопротивления рынку - «аристократической» позиция очень привлекательна и, возможно, выигрышна sub specie aeternitatis (с точки зрения вечности). Зато заведомо проигрышна в кратко- и среднесрочной перспективе.

Может быть, поэтому первенствующим трендом в нулевые годы стала стратегия компромисса – между собственно художественными интересами авторов и требованиями рынка. - того сегмента который поставляет книги, адресуемые людям сравнительно образованным, в общем-то начитанным, но не располагающим ни досугом, ни вкусовыми ресурсами для того, чтобы стать ценителями литературы, высокомерно настаивающей на своей «элитарности» и «аристократизме».

Именно такого рода книги (укажем в качестве ориентира на Харуки и Рю Мураками, Мишеля Уэльбека, Фредерика Бегбедера, Ирвина Уэлша…) в первую очередь переводятся на русский язык.

И именно такие книги образуют в русской уже современной словесной культуре сферу, которую одни критики называют «новым беллетризмом», а другие «миддл-литературой». То есть литературой, включающей в себя как «облегченные» варианты серьезной словесности, усвоение которых не требует от читателя особых духовных и интеллектуальных усилий,

- важно отметить, в сфере «миддл-литературы» мирно уживаются самые разные книги и абсолютно не похожие друг на друга писатели. От Виктора Пелевина и Владимира Сорокина, до Бориса Акунина, От Людмилы Улицкой, чей роман «Даниэль Штайн, переводчик» прочли даже те, кто книг в принципе не читает, до Эдварда Радзинского, чьи повествования о Бомарше, Наполеоне, российских императорах и советских тиранах адресуются не только читателям, но и (случай у нас уникальный) слушателям,

Свое место в этой сфере заняли и фантасты Сергей Лукьяненко, Марина и Сергей Дяченко, Олег Дивов, Кирилл Бенедиктов, прекрасно владеющие повествовательной техникой, и Евгений Гришковец, Михаил Веллер, взявший на себя роль проповедника и полемиста.

Именно отсюда рекрутируются «звезды», Опыт вдохновляющий, и о нем, не могут не думать молодые авторы, понимая, что начинать свой творческий путь им выпало в период естественной смены литературных элит. Впрочем, смены ли?

В девяностые годы многим казалось, что в кратчайший срок и без особого труда вытеснят, смахнут со сцены кумиров прежних лет и прежних десятилетий. - объявлялись «поминки по советской литературе», росли молодежные писательские ассоциации, литературные фестивали, журналы и альманахи, - самых радикальных критиков нового поколения - развенчать, скомпрометировать признанных мастеров, как Александр Солженицын, Булат Окуджава, Валентин Распутин, Андрей Вознесенский или Андрей Битов.

Прошло десятилетие, - этот поколенческий путч провалился.

Литературная борьба в нулевые -место стратегии мирного сосуществования, поколенческого, идейного и эстетического компромисса. - новые авторы не покушаются на иерархию ценностей и авторитетов, а пытаются встроиться в нее.

Проснуться знаменитым в этой ситуации чрезвычайно трудно. Но, возможно, так что в нулевые - Дениса Гуцко – полудокументальная повесть «Апсны букет» - лауреатом Букеровской премии за лучший русский роман 2005 года.

Захара Прилепина – активисту запрещенной Национал-большевистской партии за четыре года, - урожай литературных премий, медийные «звезды», лидеров продаж в категории «качественная литература».

37-летний Александр Иличевский, начинавший как поэт, но признания - прозе, роман, «Матисс», вошел в финал суперпрестижной премии «Большая книга» и был увенчан «Русским Букером» в 2007 году.

Гораздо более тернистым - пермского Алексея Иванова. Дебют в 1990 году, в нулевом -романы «Сердце Пармы» и «Золото бунта», И если вначале модный критик Лев Данилкин оценил эти романы как «литературный курьез, не влезающий ни в какие ворота», то спустя всего два года он же назвал Иванова «золотовалютными резервами русской литературы».

петербуржец Илья Бояшов, сюжетно экстравагантный роман «Путь Мури» - 2007 - «Национальный бестселлер», роман «Танкист, или Белый тигр» - претендент «Большая книга» 2008 года.

Есть и другая возможность, когда личные творческие интересы автора совпадают и с литературной тенденцией, и с читательскими ожиданиями. - диффузией реализма и фантастики - наглядны в жанровом формате антиутопии. Замятин «Мы» и Михаил Булгаков «Багровый остров».

Александру Кабакову, - повесть «Невозвращенец» о военно-фашистском перевороте в Москве - мгновенно переведена на десятки иностранных языков.

Татьяна Толстая романом «Кысь» (2000)

Теперь антиутопии – привычное место встречи писателей, идущих и от

- реалистической традиции - «ЖД» Дмитрия Быкова, «2017» Ольги Славниковой,

- постмодерна («День опричника» и «Сахарный Кремль» Владимира Сорокина, «Empire V» Виктора Пелевина),

- сатирической журналистики («2008» Сергея Доренко),

- национал-патриотической словесности («На острове Буяне» Веры Галактионовой, «Крейсерова соната» и другие романы Александра Проханова),

- масскульта («Метро 2030» Дмитрия Глуховского).

На самом пике – и мода на литературные биографии. На протяжении десятилетий они рассматривались как «низовой», демократический жанр, который создавал славу издательской серии «ЖЗЛ».

Ситуация резко изменилась в самые последние годы, когда

- Алексей Варламов написал биографии Михаила Пришвина, Александра Грина, Алексея Толстого, Григория Распутина, Михаила Булгакова,

- Дмитрий Быков рассказал о жизненном пути Бориса Пастернака, Максима Горького и Булата Окуджавы,

- Лев Лосев дал свое прочтение биографии Иосифа Бродского,

- Лев Данилкин предложил публике жизнеописание Александра Проханова,

- Захар Прилепин - почти забытого советского классика Леонида Леонова…

И тут достигнут компромисс. Его приметы – окинем взглядом все литературное пространство – Ольга Славникова - в общественный совет невнятной «Литературной России». Сергея Сибирцева - в жюри премии «Дебют». Контр-(и анти-)культурный Михаил Елизаров получает «Русского Букера». Татьяна Толстая признается, что «подсела» на романы Дарьи Донцовой, а Дарья Донцова советует своей пастве читать «П5» Виктора Пелевина и «Сахарный Кремль» Владимира Сорокина.

«в моду на цыпочках входит гламурная духовность» - это торжество добрососедства и политкорректности по-русски.

Мировоззренческая и эстетическая борьба девяностых, их революционный азарт и ножевое столкновение крайностей сменились мирным сожительством того, что вроде бы друг с другом несовместно.

Сказано ведь: жить в обществе и быть свободными от общества нельзя. По крайней мере, в предкризисную эпоху.

Конец формы