Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Гомер. Поединок Ахилла и Гектора
Гомер (ок. VIII в. до Р. Х.) – древнегреческий эпический поэт родом с о. Хиос, по преданию, был слепым и странствовал, исполняя под музыкальное сопровождение поэтические произведения. Более полные данные о его личности недостоверны. Благоговейное отношение к Гомеру как мудрецу нашло отражение и в христианской традиции. Сохранилось его изображение на северных дверях Благовещенского собора Московского кремля (под именем Омир). Гомера в античную эпоху считали автором двух крупнейших поэм: «Илиады» (возможно, создана ок. 730 г. до Р. Х.) и «Одиссеи» (оформлена после «Илиады», авторство Гомера некоторые исследователи оспаривают). Возможно, Гомер сам и не сочинял эти поэтические циклы, а только оформил и систематизировал их. Формально события «Илиады» и «Одиссеи» относятся к концу крито-микенской эпохи, когда произошла война ахейских греков с Троей, расположенной на западном побережье Малой Азии (1240–1230), однако воспроизводят более поздние реалии, близкие Гомеру по времени, то есть IX–VIII вв. до Р. Х. В «Илиаде» описывается последний год троянской войны. Поединок Ахилла и Гектора – одна из заключительных сцен этого произведения (XXII песнь). Печатается по изд.: Гомер. Илиада. Л., 1990 (сер. «Литературные памятники»). С. 314–318. Перев. с древнегреч. Н. И. Гнедича.
(209) Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой – Приамова сына[83],
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал; Аполлон от него удалился <...>
(248) Оба героя сошлись, устремленные друг против друга;
Первый к Пелиду[84] воскликнул шеломом сверкающий Гектор:
«Сын Пелеев! тебя убегать не намерен я боле!
Трижды пред градом Приамовым я пробежал, не дерзая
Встретить тебя нападавшего; ныне же сердце велит мне
Стать и сразиться с тобою; убью или буду убит я!
Прежде ж богов призовем во свидетельство; лучшие будут
(255) Боги свидетели клятв и хранители наших условий:
Тела тебе я не буду бесчестить, когда громовержец
Дарует мне устоять и оружием дух твой исторгнуть;
Славные только доспехи с тебя, Ахиллес, совлеку я,
Тело ж отдам мирмидонцам[85]; и ты договор сей исполни».
(260) Грозно взглянул на него и вскричал Ахиллес быстроногий:
«Гектор, враг ненавистный, не мне предлагай договоры!
Нет и не будет меж львов и людей никакого союза;
Волки и агнцы не могут дружиться согласием сердца;
Вечно враждебны они и зломышленны друг против друга, –
(265) Так и меж нас невозможна любовь; никаких договоров
Быть между нами не может, поколе один, распростертый,
Кровью своей не насытит свирепого бога Арея!» <...>
(273) Рек он – и, мощно сотрясши, послал длиннотенную пику.
В пору завидев ее, избежал шлемоблещущий Гектор;
Быстро приник он к земле, и над ним пролетевшая пика
В землю вонзилась; но, вырвав ее, Ахиллесу Паллада
Вновь подала, невидима Гектору, коннику Трои.
Гектор же, громко воскликнул к Пелееву славному сыну:
«Празден удар! и нимало, Пелид, бессмертным подобный,
(280) Доли моей не узнал ты от Зевса, хотя возвещал мне;
Но говорлив и коварен речами ты был предо мною
Нет, не бежать я намерен; копье не в хребет мне вонзишь ты,
Прямо лицом на тебя устремленному грудь прободи мне» <...>
(289) Рек он – и, мощно сотрясши, копье длиннотенное ринул,
И не прокинул: в средину щита поразил Ахиллеса;
Но далеко оружие щит отразил. Огорчился
Гектор, узрев, что копье бесполезно из рук излетело,
Стал и очи потупил: копья не имел он другого <...>
(300) «Возле меня – лишь Смерть! и уже не избыть мне ужасной!
Нет избавления! Так, без сомнения, боги судили,
Зевс и от Зевса родившийся Феб[86]; милосердые прежде
Часто меня избавляли; судьба наконец постигает!
Но не без дела погибну, во прах я паду не без славы;
Нечто великое сделаю, что и потомки услышат!»
(306) Так произнес – и исторг из влагалища нож изощренный,
С левого боку висящий, нож и огромный и тяжкий;
С места, напрягшися, бросился, словно орел небопарный,
Если он вдруг из-за облаков сизых на степь упадает,
(310) Нежного агнца иль зайца пугливого жадный похитить, –
Гектор таков устремился, махая ножом смертоносным.
Прянул и быстрый Пелид, и наполнился дух его гнева
Бурного; он перед грудью уставил свой щит велелепный,
Дивно украшенный; шлем на главе его четверобляшный
(315) Зыблется светлый, волнуется пышная грива златая,
Густо Гефестом разлитая окрест высокого гребня.
Но, как звезда меж звездами в сумраке ночи сияет,
Геспер, который на небе прекраснее всех и светлее, –
Так у Пелида сверкало копье изощренное, коим
(320) В правой руке потрясал он, на Гектора жизнь умышляя,
Места на теле прекрасном ища для верных ударов.
Но у героя все тело доспех покрывал медноковный,
Пышный, который похитил он, мощь одолевши Патрокла[87].
Там лишь, где выю ключи с раменами связуют, гортани
(325) Часть обнажалася, место, где гибель душе неизбежна:
Там, налетевши, копьем Ахиллес поразил Приамида;
Прямо сквозь белую выю прошло смертоносное жало;
Только гортани ему не рассек сокрушительный ясень
Вовсе, чтоб мог, умирающий, несколько слов он промолвить;
(330) Грянулся в прах он, – и громко вскричал Ахиллес, торжествуя:
«Гектор, Патрокла убил ты – и думал живым оставаться!
Ты и меня не страшился, когда я от битв удалялся,
Враг безрассудный! Но мститель его, несравненно сильнейший,
Нежели ты, за судами ахейскими я оставался,
(335) Я, и колена тебе сокрушивший! Тебя для позора
Птицы и псы разорвут, а его погребут аргивяне[88]».
Дышащий томно, ему отвечал шлемоблещущий Гектор:
«Жизнью тебя и твоими родными у ног заклинаю.
О! Не давай ты меня на терзание псам мирмидонским;
(340) Меди, ценного злата, сколько желаешь ты, требуй;
Вышлют тебе искупленье отец и почтенная матерь;
Тело лишь в дом возврати, чтоб трояне меня и троянки,
Честь воздавая последнюю, в доме огню приобщили».
Мрачно смотря на него, говорил Ахиллес быстроногий:
(345) «Тщетно ты, пес, обнимаешь мне ноги и молишь родными!
Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части,
Тело сырое твое пожирал бы я, – то ты мне сделал!
Нет, человеческий сын от твоей головы не отгонит
Псов пожирающих! Если и в десять, и в двадцать крат мне
(350) Пышных даров привезут и столько ж еще обещают;
Если тебя самого прикажет на золото взвесить
Царь Илиона Приам, и тогда – на одре погребальном
Матерь Гекуба твоя, своего не оплачет рожденья;
Птицы твой труп и псы мирмидонские весь растерзают!»
(355) Дух испуская, к нему провещал шлемоблещущий Гектор:
«Знал я тебя: предчувствовал я, что моим ты моленьем
Тронут не будешь: в груди у тебя железное сердце.
Но трепещи, да не буду тебе я божиим гневом
В оный день, когда Александр[89] и Феб стреловержец,
(360) Как ни могучего, в Скейских воротах[90] тебя ниспровергнут!»
Так говорящего, Гектора мрачная Смерть осеняет:
Тихо душа, из уст излетевши, нисходит к Аиду,
Плачась на долю свою, оставляя и младость и крепость.
Но к нему, и к умершему, сын быстроногий Пелеев
(365) Крикнул еще: «Умирай! а мою неизбежную смерть я
Встречу, когда ни пошлет громовержец и вечные боги!»
Так произнес – и из мертвого вырвал убийственный ясень <...>
Гомер. Скитания Одиссея
В нижеследующем фрагменте «Одиссеи» (Песнь XII) приводится наставление волшебницы Цирцеи, к которой попал Одиссей во время своих странствий по Средиземному морю после Троянской войны. Цирцея обратила спутников Одиссея в свиней, но была вынуждена возвратить им человеческий облик, после чего предупредила Одиссея об опасностях дальнейшего пути. Печатается по изд.: Жуковский В. А. Одиссея. Художественная проза. Критические статьи. Письма // Жуковский В. А. Собрание сочинений. М.–Л., 1964. Т. 4. С. 177–180. Перев. с древнегреч. В. А. Жуковского.
(36) Светлая так напоследок сама мне сказала богиня:
«Дело одно совершил ты успешно; теперь со вниманьем
Выслушай то, что скажу, что потом и от бога услышишь.
Прежде всего ты увидишь сирен; неизбежною чарой
(40) Ловят они подходящих к ним близко людей мореходных.
Кто, по незнанью, к тем двум чародейкам приближась, их сладкий
Голос услышит, тому ни жены, ни детей малолетних
В доме своем никогда не утешить желанным возвратом:
Пением сладким сирены его очаруют, на светлом
(45) Сидя лугу; а на этом лугу человечьих белеет
Много костей, и разбросаны тлеющих кож там лохмотья.
Ты ж, заклеивши товарищам уши смягченным медвяным
Воском, чтоб слышать они не могли, проплыви без оглядки
Мимо; но ежели сам роковой пожелаешь услышать
(50) Голос, вели, чтоб тебя по рукам и ногам привязали
К мачте твоей корабельной крепчайшей веревкой; тогда ты
Можешь свой слух без вреда удовольствовать гибельным пеньем.
Если ж просить ты начнешь иль приказывать станешь, чтоб сняли
Узы твои, то двойными тебя пусть немедленно свяжут.
(55) После, когда вы минуете остров сирен смертоносный,
Две вам дороги представится; дать же совет здесь, какую
Выбрать из двух безопаснее, мне невозможно; своим ты
Должен рассудком решить. Опишу я и ту и другую.
Прежде увидишь стоящие в море утесы; кругом их
(60) Шумно волнуется зыбь Амфитриты лазоревоокой;
Имя бродящих дано им богами[91]; близ них никакая
Птица не смеет промчаться, ни даже Амбросию[92] Зевсу
Легким полетом носящие робкие голуби; каждый
Раз пропадает из них там один, об утес убиваясь;
(65) Каждый раз и Зевес заменяет убитого новым.
Все корабли, к тем скалам подходившие, гибли с пловцами;
Доски одни оставались от них и бездушные трупы,
Шумной волною и пламенным вихрем носимые в море.
Только один, все моря обежавший, корабль невредимо
(70) Их миновал – посетитель Ээта, прославленный Арго[93];
Но и его на утесы бы кинуло море, когда б он
Там не прошел, провожаемый Герой, любившей Ясона.
После ты две повстречаешь скалы: до широкого неба
Острой вершиной восходит одна, облака окружают
(75) Темносгущенные ту высоту, никогда не редея <...>
(85) Страшная Скилла живет искони там. Без умолку лая,
Визгом пронзительным, визгу щенка молодого подобным,
Всю оглашает окрестность чудовище. К ней приближаться
Страшно не людям одним, но и самым бессмертным. Двенадцать
Движется спереди лап у нее; на плечах же косматых
(90) Шесть поднимается длинных изгибистых шей; и на каждой
Шее торчит голова, а на челюстях в три ряда зубы,
Частые, острые, полные черною смертью, сверкают;
Вдвинувшись задом в пещеру и выдвинув грудь из пещеры,
Всеми глядит головами из лога ужасная Скилла.
(95) Лапами шаря кругом по скале, обливаемой морем,
Ловит дельфинов она, тюленей и могучих подводных
Чуд, без числа населяющих хладную зыбь Амфитриты[94].
Мимо ее ни один мореходец не мог невредимо
С легким пройти кораблем: все зубастые пасти разинув,
(100) Разом она по шести человек с корабля похищает.
Близко увидишь другую скалу, Одиссей многославный:
Ниже она; отстоит же от первой на выстрел из лука.
Дико растет на скале той смоковница с сенью широкой.
Страшно все море под тою скалою тревожит Харибда,
(105) Три раза в день поглощая и три раза в день извергая
Черную влагу. Не смей приближаться, когда поглощает:
Сам Посейдон от погибели верной тогда не избавит.
К Скиллиной ближе держася скале, проведи без оглядки
Мимо корабль быстроходный: отраднее шесть потерять вам
(110) Спутников, нежели вдруг и корабль потопить и погибнуть
Всем <...>
(127) Скоро потом ты увидишь Тринакрию остров[95]; издавна
Гелиос тучных быков и баранов пасет там на пышных,
Злачных равнинах; семь стад составляют быки; и бараны
(130) Столько ж; и в каждом их стаде числом пятьдесят; и число то
Вечно одно; не плодятся они, и пасут неусыпно
Их Фаэтуса с Лампетией, пышнокудрявые нимфы.
Гелиос их Гиперион с божественной прижил Неерой[96].
Светлая мать, дочерей воспитавши, в Тринакрии знойной
(135) Их поселила, чтоб там, от людей в удалении, девы
Тучных быков и баранов отцовых пасли неусыпно.
Будешь в Итаке, хотя и великие бедствия встретишь,
Если воздержишься руку поднять на стада Гелиоса;
Если же руку подымешь на них, то пророчу погибель
(140) Всем вам: тебе, кораблю и сопутникам; сам ты избегнешь
Смерти, но, всех потеряв, одинок возвратишься в отчизну».
Овидий. Та, которая всегда ждет
Публий Овидий Назон (43 г. до Р. Х. – 18/17 г. н. э.) – крупнейший римский поэт эпохи Поздней республики, происходил из состоятельной всаднической фамилии, учился в Риме, отказался от карьеры чиновника и посвятил себя поэзии. В 8 г. н. э. по неожиданному указу Октавиана Августа сослан в г. Томы на западном побережье Черного моря, где и скончался. Причина ссылки достоверно неизвестна. Овидий создал большое число произведений на религиозные, мифологические и любовные сюжеты. К числу последних принадлежат «Героиды» – пятнадцать писем мифологических героинь своим неверным мужьям или возлюбленным. Письма построены в форме монологов, иллюстрирующих переживания женщин. Открывает сборник послание жены Одиссея Пенелопы своему мужу, находившемуся в долгих странствиях. Печатается по изд.: Овидий. Собрание сочинений. СПб., 1994. Т. 1. С. 73–76. Перев. с лат. С. Ошерова.
ПЕНЕЛОПА – УЛИССУ
Неторопливый, тебе эти строки шлет Пенелопа;
Не отвечай мне письмом – сам возвращайся, Улисс![97]
Пал давно Илион, ненавистный подругам данайцев;
Вряд ли и город, и царь стоили этой цены.
(5) Лучше бы прежде, в пути, когда в Спарту плыл соблазнитель[98]
Натиском бешеных вод был погребен его флот!
Мне не пришлось бы …
Плакать, что медленно дни для разлученной идут,
Или, стремясь обмануть долготу нескончаемой ночи,
(10) Вдовые руки трудить тканью, свисающей с кросн.
Все опасности мне еще опасней казались;
Так уж всегда: где любовь – там и тревога, и страх.
Строй мерещился мне на тебя идущих троянцев,
Краску сгоняло со щек Гектора имя одно <…>
(47) Что мне, однако, с того, что разрушена Троя и снова
Ровное место лежит там, где стояла стена,
Если живу я, как прежде жила, пока Троя стояла,
(50) Если разлуке с тобой так и не видно конца?
Цел для меня для одной Пергам[99], хоть для всех и разрушен,
Хоть победители там пашут на пленных быках[100].
Всходы встают, где стоял Илион, и серпа поселенцев
Ждет урожай на полях, тучных от крови врага.
(55) Лемех кривой дробит неглубоко зарытые кости
Воинов; камни домов прячет густая трава.
Ты и с победой домой не пришел, и узнать не дано мне,
Что тебя держит и где ты, бессердечный, пропал.
Всякий, кто к нам повернет чужеземный корабль, не уедет
(60) Прежде, чем тысячу раз я не спрошу о тебе
И, – чтоб тебе передать, если встретить тебя доведется, –
Он не получит письма, что я писала сама.
К дряхлому Нестору[101] мы посылали в Нелееву землю,
В Пилос – но Пилос прислал темные вести в ответ;
(65) В Спарту послали потом – но и Спарта правды не знает.
Где ты? В какой ты земле, неторопливый, живешь?
Лучше уж было бы мне, если б Фебовы стены[102] стояли.
Глупая! Нынче сержусь я на мои же мольбы!
Знала бы, где ты теперь, и боялась я только сражений,
(70) Жалобой вторила б я жалобе множества жен.
Нынче боюсь я всего, не зная, чего мне бояться,
Для неразумных тревог много открыто дорог.
Сколько опасностей есть на морях, сколько есть их на суше,
Все они, – думаю я, – путь преградили тебе.
(75) Глупые мысли мои! Я ведь знаю твое сластолюбье, –
Верно, тебя вдалеке новая держит любовь,
Верно, твердишь ты о том, что жена у тебя простовата,
Что у нее не груба разве что пряжа одна.
О, хоть бы я солгала! Хоть бы ветер умчал обвиненье!
(80) Хоть бы приплыть пожелал ты, если волен приплыть! <…>
(83) … Твоей и была Пенелопа, и будет, –
Пусть вспоминают меня лишь как Улисса жену.
(85) Даже отца сломили мои стыдливые просьбы,
Действовать силой ему верность моя не дала.
Сколько ни есть женихов на Дулихии, Саме, Закинфе,
Все ненасытной толпой здесь обступили меня,
В доме твоем без помех они хозяйничать стали,
(90) Губят и сердце жены, и достоянье твое <…>
(97) Нас же лишь трое, к борьбе непригодных: я слишком бессильна,
Слишком уж стар Лаэрт[103], слишком уж юн Телемах[104].
Да и его через козни врагов я едва не лишилась, –
(100) Чуть лишь собрался он плыть в Пилос, не слушаясь их.
Боги, сделайте так, чтоб судьба соблюла свой порядок:
Пусть и мне, и тебе сын наш закроет глаза!
Молят о том и пасущий быков, и старая няня,
Молит и верный страж хлевов нечистых свиных.
(105) Но ведь не может Лаэрт – старик, бессильный в сраженье, –
Меж обступивших врагов власть над страной удержать.
Только бы жил Телемах – впереди его лучшее время,
А до того опекать юношу должен отец.
Сил не хватает и мне отразить врагов, осадивших
(110) Дом твой: вернись же скорей, ты, наш приют и оплот!
Есть – и пусть будет, молю, – у тебя Телемах; не тебе ли
Отчее знанье свое юному сыну вверять.
Старого вспомни отца: закрыть глаза ему должен
Ты – ведь последние дни он доживает, взгляни!
(115) А Пенелопу твою, хоть оставил ее молодою,
Ты – спеши не спеши – дряхлой старухой найдешь.
Дата: 2019-02-19, просмотров: 223.