До сих пор не существует общепринятого, устоявшегося опре­деления понятия «рациональность». Нет даже уверенности, что это понятие необходимо, что проблема рациональности имеет су­щественное значение для философии и методологии науки. Извес-148

тно мнение польского философа А. Мотыцки, согласно которому выражение «рациональность» излишне и даже вредно, и не только потому, что оно неточно, неопределенно, многозначно, но и потому, что оно провоцирует философов на размышления и поиски, веду­щие в тупики и методологические капканы. Верно, конечно, что понятие «рациональность» многозначно. Кроме того, идея рацио­нальности по-разному реализуется. Выделяются, в частности, ин­дуктивная и дедуктивная модели рациональности. Как утвержда­ет известный представитель философии науки Т. Кун (1922-1996), вся история науки — это последовательная смена стандартов ра­циональности, в которых отсутствует единственность, абсолют­ность и неизменность ее критериев. Однако вместе с тем нельзя согласиться, что размышления о рациональности являются тупи­ковыми и бесплодными.

Рациональность в тривиальном случае — это прежде всего познание объектов в формах логического мышления — поняти­ях, суждениях, умозаключениях, теориях, протекающее в форме логических процедур, соответствующих правилам логики. Ука­занные формы мышления принято называть рациональными. Ир­рациональное при такой трактовке рациональности — это все то, что лежит за пределами досягаемости рациональных форм мыш­ления, недоступное разуму, мышлению. В рамках рационально­го в рассматриваемом смысле слова мышления выделяется уже рассмотренная выше способность к аналитической деятельности мышления, мысленному анализу, расчленению целого на части, формированию на этой основе абстрактных понятий, отражаю­щих отдельные стороны объекта познания. Деятельность подоб­ного рода принято называть рассудочной деятельностью, рассуд­ком. Кроме того, в рациональном мышлении выделяется, также рассмотренная выше, способность к синтетической деятельнос­ти, мысленному соединению отвлеченных от объекта познания характеристик и элементов-противоположностей в целостность, дающему конкретные понятия об объектах познания. Такой род деятельности некоторые философы называют разумной деятель­ностью или разумом. В этой связи теорией рациональности анали­тического мышления следует считать формальную логику, тогда как теорией рациональности синтетического мышления будет диалектика. Рациональность в рассматриваемом смысле состо-

149

ит в соответствии познания принципам логики (рассудка] и диа­лектики (разума]. Рационалисты утверждают, что рациональная в указанном значении мысль является единственной адекватной формой постижения мира и реализации истины вообще и научной истины в частности.

Различного рода противоречия, антиномии познания сегод­ня оцениваются как свидетельство исчерпания конструктивных возможностей рациональной мыслительной деятельности. В этой связи вводятся дополнительные критерии рациональности во­обще и научной рациональности в частности: целесообразность интеллектуальных и предметных действий, соответствующих за­конам природы и социума (практичность деятельности]; руководя­щая роль в деятельности идеальных моделей желаемого будущего (целевая рациональность деятельности]; ценностный отбор целей человеческой деятельности и средств их достижения (ценностная рациональность деятельности); критический скептицизм, критика и самокритика.

Нетрудно заметить, что объектом приложения указанных кри­териев рациональности является или деятельность (в том числе деятельность научного мышления и познания), или отношение. При таком широком подходе проблема рациональности расширя­ется до проблемы статуса, роли и значения рациональности в сис­теме человеческой жизнедеятельности, в осмыслении и оценке значимости рационального начала в жизни современного человека. В этом аспекте рациональность трактуется в качестве культурной ценности, реализуемой в нормах человеческого поведения.

Ключевым моментом философской трактовки рациональности является ее отнесение к атрибутивному бытию, представленному свойствами, предикатами деятельности или отношения. Отнесе­ние рациональности к категории предикатов не является ее исчер­пывающей характеристикой. Рациональность, как подчеркивает представитель отечественной философии науки А. Л. Никифоров, — это диспозиционный предикат (признак) объектов.

Диспозиционный предикат проявляется в определенных ус­ловиях существования объекта — носителя предиката. В качес­тве примеров диспозиционных предикатов приводят свойство сахара растворяться при погружении в жидкость, свойство стек­ла проводить электричество при нагревании и т. п. Диспозицион-150

ный предикат является элементом динамической характеристики предмета: некоторый предикат, существующий в предмете «в по­тенции» (в возможности), становится актуальным, действительно реализованным при наличии соответствующих условий. Посколь­ку диспозиционный предикат связан с переходом возможности в действительность, он иногда и разъясняется как способность предметов вести себя определенным образом в определенных си­туациях [15. С. 170-171].

Рациональность, характеризуемую как диспозиционный пре­дикат, можно отнести к деятельности как процессу, в том числе к научному познанию как деятельности. Деятельность характери­зуется объектом, на который она направлена, а также средствами и путями преобразования объекта. Мысленно проектируемый в на­чале деятельности результат преобразования объекта является целью деятельности. Постановка и достижение цели — следст­вия индивидуального или социального интереса. Деятельность, руководствующаяся сознательно поставленной целью, является целесообразной. Итогом деятельности является ее реально достиг­нутый результат, который может совпадать или не совпадать с за­ранее поставленной целью. При совпадении реально достигнутого результата с заранее поставленной целью деятельность является эффективной, т. е. имеет место, как пишет П. Фейерабенд (1924-1994), «прагматический успех». В противном случае она оказыва­ется неудачным способом движения к цели, хотя и ведет к какому-то результату. Эффективность достижения цели рассматривается в качестве проявления научной рациональности, поскольку она увязывается с эффективностью средств деятельности и сусловием наименьшей затраты сил в ходе реализации цели. Рациональной, таким образом, будет эффективная деятельность (в том числе по­знавательная), с наименьшими затратами ведущая к цели.

Эффективность или неэффективность характеризует завер­шенную деятельность, «угасшую» в конечном результате. В неко­торых случаях в начале деятельности, когда выбирается ее объект, устанавливается ее цель и выбираются пути и средства движения к цели, нет гарантии эффективности деятельности. Деятельность может, но не обязательно окажется в результате эффективной.

Постановка и достижение целей — проявление разумности, разума. Однако эффективность целесообразной деятельности не

151

может быть критериальным свойством разума: разумная деятель­ность должна быть эффективной, однако не всякая эффективная (в изложенном выше смысле) деятельность является разумной. Это значит, что для объявления деятельности рациональной к эффек­тивности деятельности необходимо добавить некоторый ограни­чительный критерий.

Абсолютизация эффективности как достаточного условия ра­циональности свидетельствует об абсолютизации путей и средств достижения цели, о превращении их в единственно значимый эле­мент деятельности. Деятельность, в которой единственно зна­чимым моментом является поиск и применение путей и средств достижения цели, в свое время М. Вебер (1864-1920) назвал целе-рациональной деятельностью. Целерациональная деятельность ценностно нейтральна и сама по себе свободна от иных ограниче­ний, кроме выбора адекватных средств и путей реализации цели. Она свободна от оглядки на требования нравственности, на сте­пень социального и экономического напряжения сил при ее осу­ществлении, на учет отрицательных последствий и т. п. Несколько вульгаризируя ситуацию, можно сформулировать главный лозунг целерациональной деятельности так: «Цель — любыми средства­ми!» Целерациональная эффективная деятельность реализуется только «согласно природе» ее объектов и средств. Такая формаль­ная, ценностно нейтральная трактовка рациональности, как счита­ется, особенно характерна для исследований в области экономики и теории принятия решений.

Несколько иной характер имеет рациональность разумной де­ятельности, на которую накладывают ограничения нормы нравст­венности и ценности. Деятельность подобного рода М. Вебер на­зывал ценностно-рациональной. В ней выбор путей и средств до­стижения цели зависит от положительной нравственной оценки выбранной цели.

Наука обычно рассматривается в качестве наиболее развито­го вида рациональности, утверждаемой как необходимое начало человеческой культуры. Между тем разрушение элементарной этики некоторые исследователи проблемы рациональности счи­тают уязвимым местом научной рациональности как «механизма культуры». Источники этого разрушения коренятся в сведений научного познания к целерациональной, ценностно нейтральной 152

деятельности, в абсолютизации принципа свободного выбора объ­ектов познания и их преобразования, в игнорировании нравствен­ного аспекта выбора цели под прикрытием принципа объектив­ности научного познания (познания объекта и мира вообще «как он есть»). И абсолютно свободный выбор объекта научного позна­ния, и подчинение науки всякий раз только требованию познания объекта «как он есть» провоцируют идею нравственной беспред-посылочности научного познания, нравственной нейтральности науки. В случае подобной «безбрежней» трактовки научной ра­циональности последняя вычеркивается из механизмов челове­ческой культуры.

На современном этапе развития философии науки общее по­нятие научной рациональности дифференцируется, трансфор­мируется в модели рациональности различных аспектов науч­ной деятельности. Например, выделяют модели рациональности, применимые к организации «готового» научного знания, модели рациональной деятельности применительно к получению ново­го научного знания, модели рационального понимания процессов трансляции знания и обучения, модели рациональности научного роста, изменения, развития и др. Эти модели помогают раскрыть различные аспекты научной рациональности. Немецкий философ К. О. Апель (р. в 1922) предлагает выделять научную рациональ­ность, базирующуюся на принципе каузального (причинного) объ­яснения, технологическую рациональность, основывающуюся на учете принципа целесообразного действия технических объектов, герменевтическую рациональность, основывающуюся на учете принципа понимания, этическую рациональность, основывающу­юся на учете норм нравственности.

Рассудочно-разумное понятие научной рациональности явля­ется комплексным. Оно включает эпистемистические (истинность, логичность, доказательность и др.), деятельностные (целесооб­разность, эффективность, экономичность, оптимальность и др.) признаки, тесно увязываемые с нравственными, социальными в широком смысле слова ценностями.

Изложенная дифференциация моделей рациональности в од­ном отношении существенна для понимания научной рациональ­ности. Дело в том, что выраженные в этих моделях «частные» понятия научной рациональности нередко не согласуются друг

153

с другом. Рациональность средств и путей достижения цели не связана однозначно с рациональностью выбора самой цели: рацио­нальность средств и путей достижения цели еще не делает саму цель рациональной точно также, как и рациональность постановки цели не влечет однозначно рациональности выбранных средств и путей ее достижения. Такого рода несогласованность частных моделей рациональности является одним из движущих стимулов дальнейшего развития понятия научной рациональности.

Понятие научной рациональности является конкретно-истори­ческим феноменом. О конкретно-историческом характере научной рациональности свидетельствует активно разрабатываемое пред­ставление о современной «новой рациональности». Согласно обще­му смыслу этих представлений понятие «новая рациональность» должно охватывать не только логику мышления, диалектику. Оно должно включать рассуждения по аналогии, метафору, социаль­ное и психологическое измерение, позволяющее говорить о рели­гиозной, магической рациональности, о рациональности в форме веры, мистического опыта, фантазии и чувственности как спосо­бов постижения реальности. Нидерландский ученый Й. Хейзинга (1872-1945) полагает, что указанная тенденция дестабилизирует основы интеллектуальной жизни и культуры западной цивили­зации. Тем не менее, поиск «новой рациональности» имеет опре­деленные основания.

Изложенное выше понимание научной рациональности по своему существу является функциональным и формально-струк­турным. Рациональность определяется не на основе учета конк­ретного содержания научного познания, но на основе норм и при­нципов как обязательных требований к научно-познавательной деятельности. Нормы и принципы познания — это не содержа­ние, но структура, форма организации научной познавательной деятельности. И здесь следует учитывать, что форма не безразлич­на по отношению к содержанию. Форма научного познания в виде норм и принципов современного научного познания не универ­сальна, она соотносительна конкретному содержанию научного познания в том смысле, что содержание познания в различных науках, дисциплинах, направлениях требует своих особых норм, принципов, методов организации познания. Поэтому имеет смысл говорить о локальных формах рациональности. 154

Сложная дифференциация видов рациональности вполне соот­ветствует положению, что формулировка каких-либо абсолютных, окончательных, заданных на все времена критериев научности (особенно в форме замкнутой совокупности правил, норм и этало­нов) создает для науки «прокрустово ложе», в которое невозможно уложить реальную науку в ее историческом движении. Сомнитель­но и то, что это удастся осуществить в будущем.

Отсутствие общего понятия научной рациональности на сов­ременном этапе компенсируется экстраполяцией той или иной локальной, частной формы рациональности (научной рациональ­ности в рамках математической, физической, гуманитарной и т. п. модели науки) на науку в целом. Общее понятие научной рацио­нальности предполагает сведение частных моделей различных наук к единой модели научного познания. Решение этой задачи некоторые философы науки связывают с принципом сводимос­ти любых научных высказываний к так называемым «базисным высказываниям», выражающим чувственный опыт, результаты наблюдения физических объектов (положение об указанной сво­димости является центральным в современном редукционизме). В подобной сводимости усматривается путь к идеалу «единой на­уки». На сегодняшний день задача построения «единой науки» на основе редукционизма не решена отчасти и потому, что нет ответа на сформулированный американским философом-материалис­том Р. В. Селларсом (1880-1973) кардинальный онтологический вопрос: «А не представляет ли собой мир цепочку генетически связанных, но качественно не сводимых друг к другу уровней бытия?»

Распространенная практика сведения общего понятия рацио­нальности к тому или иному локальному ее виду неизбежно ведет к открытию способов научной деятельности, неукладывающихся в нормы, принципы, стандарты локально организованного науч­ного познания, и, следовательно, к постановке вопроса о нерацио­нальном, иррациональном моменте познавательной деятельности в науке. Отсюда — различные программы формирования «новой рациональности» не только в смысле поиска нового круга более об­щих норм, принципов, стандартов научного познания, но и в смыс­ле различных способов «прямой интеграции» рационального с ир­рациональным в науке. Как отметил В. Гейзенберг, заблуждени-

155

ем является мнение, согласно которому в науке речь идет только о точном наблюдении и рациональном, дискурсивном мышлении [19. С. 213].

Наиболее значимым проявлением иррациональности в на­учном познании является использование интуиции, не уклады­вающейся в стандарты логически организованного мышления, в процессе формирования нового научного знания. Всесторонне проблема соотношения рациональности и иррациональности в науке освещена в гл. 2, § 2 помещенной в Интернете работы В. В. Миронова «Образы науки в современной культуре и фило­софии».

Проблема соотношения рациональности, в особенности науч­ной рациональности (способности к размышлению, рассуждению, умозаключению, аргументации, оправданию доводами] с различ­ными формами иррациональности (непостижимости с помощью разума, познания) образует ведущую мировоззренческую пробле­му философского анализа культуры.