Однажды все столпы государства и вельможи прониклись враждой к Ходже Хусайну ⁵⁷, визирю Султана Махмуда, и стали клеветать на него султану, так что тот перестал благоволить к нему и решил отправить его в отставку.

По этому поводу Абу Наср Мишкани рассказывает: «Арслан написал мне послание, в котором упоминал о том, что «падишах перестал благоволить к Ходже Ахмаду, и что мы, его слуги, не можем идти против воли падишаха. Но из сострадания мы должны сказать то, что нам известно. Несомненно, что Ходжа Ахмад — самый способный визирь. Я работал вместе с ним в канцелярии, где он прошел через разнообразные жизненные испытания. В течение некоторого времени с его именем связаны обязанности визиря. Теперь каждый, кто занимает высокое положение — его враг. Причина их вражды к нему состоит в том, что он предан своему господину, а не поступает сообразно их желаниям. В канцелярии его сотрудники стали враждовать с ним [т. е. Ходжой Ахмадом] по этой же причине. Тебе следует передать это письмо его величеству падишаху. Я понимаю, что, хотя падишаха уже настроили против визиря и мое увещевание будет бесполезным, может быть, придет время, когда он почувствует сожаление, не будет нас упрекать и простит нам то, что мы писали [о визире]»».

[Абу Наср Мишкани продолжает]: «Я ждал удобного случая, чтобы представить падишаху это послание. Между тем визирь постоянно посылал ко мне людей, прося о помощи и поддержке. Я отвечал: «Поспешность здесь не нужна. Я должен ждать до тех пор, пока не представится удобный случай».

Султан Махмуд догадывался о том, что я жду такого случая, но никогда не заговаривал об этом, пока, наконец, не случилось так, что Султан Махмуд собрался на охоту. Хотя не было заведено, чтобы я отправлялся вместе с ним охотиться, но на этот раз я отправился.

Султан спросил у меня: «Причиной того, что ты отправился на охоту, было желание рассказать об Ахмаде?».

Я ответил: «Суждение падишаха-самое лучшее!».

Султан замолчал и ни о чем не говорил. [58]

Прошел день, а за ним ночь. На следующий день он стал говорить о разных вещах и осведомился у меня: «Ты не слышал или не читал где-нибудь о том, чтобы визири были врагами своего падишаха?».

Я ответил: «Нет, подобного я не читал. Но читал о том, что всякого, кому дают звание визиря, даже если он был врагом, его выбирают в друзья». После этого ничего больше не говорили на этой встрече.

Вернувшись в Газнин, султан остался вечером один, позвал меня и сказал: «Вплоть до этого момента я ни слова не говорил с тобой об Ахмаде. Отвечай прямо на то, о чем я буду тебя спрашивать, и не лицемерь в отношении него».

Я ответил: «Слушаю и повинуюсь!».

Султан сказал: «Этот Ахмад — человек способный. Он находится при мне с детства. Но он алчен к имуществу мусульман, вымогает его для себя и поступает вопреки моим приказаниям. До нашего слуха дошло, что он позволяет себе бесстыдство к рабам и подобным им людям. Поэтому я решил его отставить. Все, с кем я ни советовался, придерживаются такого же мнения. Что ты об этом думаешь?».

Я ответил: «То, что считает Ваше величество — и есть самое лучшее мнение, и никто не может этому противиться. Несколько дней назад Арслан-казначей написал мне письмо», представил султану это письмо и добавил: «Если падишах позволит, я скажу свое мнение, насколько это позволяют мои способности».

Султан повелел: «Говори!».

Тогда я сказал: «То, что говорят о Ходжа Ахмаде относительно его бесстыдства и дерзостей в гареме, нельзя оставить без внимания, следует назначить ему наказание. Но если эти обвинения вызваны подозрениями и опасениями падишаха по отношению к визирю, пусть он тщательно обдумает ради выяснения истины. Если у него есть при дворе человек, способный занять место Ахмада, то падишах может поступать согласно своей воле».

Султан сказал: «Ступай, а я поразмыслю».

Спустя какое-то время султан отправил Ахмада в отставку и заточил его в крепость. И вскоре дела в стране пришли в большое расстройство.

(Suppl. Pers. 95, л. 98б)