Особенность аналитической философии – преимущественное внимание к языку. Она требует ответственного обращения с языком, и усматривает источник многих проблем философии и науки в неправильном употреблении языка.

Неопозитивизм – применение аналитического подхода в философии науки. Наука для него – это прежде всего совокупность высказываний, а философия науки – исследование предложений (высказываний), сформулированных в условных знаках того или иного языка.

Неопозитивизм продолжает линию эмпиризма и «первого» позитивизма. Но в нём позитивистский способ мышления принимает новую форму: логического позитивизма, или логического эмпиризма. Старые философские идеи дополняются средствами новой логики - математической (символической) логики.

Каким образом, однако, эмпиризм может быть логическим, если логика изучает формы мышления и знания как такового, безотносительно к опыту, а эмпиризм настаивает на опытном происхождении всякого знания?

Исток замысла – в эмпириокритицизме, или «втором позитивизме». Его крупнейший представитель, Эрнст Мах, вслед за Контом, хотел изгнать из физики всякую метафизику, все ненаблюдаемые абсолюты. Например, атомы или абсолютное пространство Ньютона. Физика должна описывать данное в опыте. Научные понятия – это экономная запись наблюдаемых фактов, в них не должно быть никакого иного содержания, кроме того, которое уже есть в самих фактах. Как и в прагматизме, генетический эмпиризм Локка превратился у эмпириокритиков в нормативный эмпиризм. Локк хотел продемонстрировать, как понятия возникают в процессе опыта, а Мах требует употреблять в науке лишь такие понятия, которые имеют эмпирическое содержание. Поэтому философское исследование происхождения понятий заменяется теперь логическим анализом понятий, который должен выявить их эмпирическое содержание или показать его отсутствие. Отсутствие эмпирического содержания означает отсутствие научного смысла.

Как только эмпиризм был понят как нормативно-семантический принцип, так проблема опыта стала проблемой языка, описывающего опыт, т. е. проблемой эмпирического смысла высказываний. Эмпиризм занялся поиском адекватного языка науки, свободного от ненаучных примесей. Эмпириокритики делали это, так сказать, «кустарно», а третий позитивизм, или неопозитивизм, получил мощное оружие такого анализа - математическую логику, или формальные исчисления, созданные, главным образом, усилиями Г.Фреге, Б.Рассела, А.Уайтхеда.

Возникновение неопозитивизма невозможно понять без учета новой научной революции, особенно - в математике и логике. Математика всегда была образцом научности, достоверности, доказательности. Но что именно является источником достоверности математики? На чём основывается полное убеждение в том, что 2+2=4, что прямая – кратчайшее расстояние между двумя точками? Достоверность всех доказательств, как показал Аристотель, в конечном счёте основывается на самоочевидности аксиом. Источником этой самоочевидности признавалась интуиция, либо интеллектуальная (Декарт), либо чувственная (чистое созерцание Канта). Она казалась единым для всех мыслящих существ достоянием самого разума.

Однако в XIX в. были созданы неевклидовы геометрии Лобачевского и Римана, положившие в основу постулаты, отрицающие самоочевидный пятый постулат (одиннадцатую аксиому) Евклида, - положения, не только не самоочевидные, но и прямо противоречащие наглядной интуиции. Отрицание геометрической аксиомы не привело к противоречию, не разрушило геометрию, напротив, привело к её плодотворному развитию. На чём же основаны аксиомы геометрии? Можно ли говорить об истинности геометрии, если существуют её различные и отчасти прямо противоположные варианты? То, что аксиомы не являются эмпирическими обобщениями, было ясно даже последовательным эмпирикам. Оказалось теперь, что их источником не является ни разум, ни чистое созерцание. Ясно и то, что аксиомы геометрии не являются совершенно произвольными положениями. Таким образом, вопрос об основаниях геометрии, а также о том, что она описывает, каков её предмет, стал совершенно неясным.

С аналогичной проблемой столкнулась и абсолютно незыблемая и достоверная, казалось бы, арифметика. Поскольку доверие к очевидности в геометрии было подорвано, возникла идея обосновать математику теорией натуральных чисел, а теорию чисел свести к логике. Традиционная формальная логика не подошла для такого сведения, однако Готлобу Фреге удалось придать логике новую форму, при помощи которой он надеялся свести понятие натурального числа к понятиям логики. Однако связующим звеном между логикой и арифметикой оказалась теория множеств Георга Кантора, в фундаменте которой Бертран Рассел обнаружил логическое противоречие, скрытое в понятии множества всех множеств, которые не являются собственным элементом. И в этом пункте основа математики стала сомнительной и загадочной.

Эти проблемы потребовали нового, аналитического исследования оснований математики, её исходных понятий и правил вывода. Возникла идея полной логической формализации математики, то есть создания такой её символической модели, в которой стала бы совершенно «прозрачной» её логическая форма. Такая формализация выявила бы основания математики и устранила возможность противоречия в ней.

Аналитический поворот в исследовании науки означал одновременно переход философии науки от исследования «познания», «чувственности», «рассудка», «разума», «мышления», «сознания» и т. д. - к исследованию языка науки, вернее – науки как особого рода языка. В поисках исходной точки опоры, вполне «позитивной» и несомненно данной, философия науки рассматривает аксиому просто как исходное высказывание, т. е. комбинацию знаков, из которой затем по заранее установленным правилам выводятся другие комбинации знаков (следствия). Иначе говоря, аксиомы - это исходные формулы, а доказательство – переход от данной формулы по заранее установленным правилам преобразования к другой формуле.

Исходя из сказанного, можно понять два исходных тезиса неопозитивизма.

Ø логика и математика, то есть всё строгие и точные утверждения (необходимо истинные, аподиктические) – это не знание о каких-либо реально существующих объектах (о мире), а конвенционально, по определению, принимаемый язык; все предложения логики и математики аналитические истины, тавтологии, они истинны просто в силу определения входящих в них знаков;

Ø всё знание о мире основано на опыте, имеет фактический, или синтетический, характер; оно всегда неточно, не вполне достоверно, может быть дополнено или пересмотрено.

Неопозитивизм, таким образом, принимает кантовское различение аналитических и синтетических, эмпирических и априорных суждений, и исходит из этого различения. Однако в отличие от Канта он утверждает, что все априорные суждения – аналитические, а все синтетические суждения – эмпирические. Сущность неопозитивизма, согласно Морицу Шлику, может быть выражена одним принципом: не существует априорного и в то же время синтетического знания.

Неопозитивисты полагали, что таким путём они преодолели недостатки эмпиризма и рационализма. Прежний эмпиризм не мог объяснить априорный характер математики и пытался вывести и её содержание посредством индуктивного обобщения опыта, что было явной ошибкой. Независимость математики от опыта очевидна. Прежний рационализм исходил из этой независимости, признавал априорность математики, однако рассматривал её как познание реального мира, что также было ошибкой. Математика ничего не говорит о мире, она говорит исключительно о языке (в широком смысле слова), на котором мы описываем мир.

Языки, на которых мы описываем факты, мы создаём сами. Одни и те же факты можно описывать на разных языках. Вопрос о том, какой язык выбрать – вопрос удобства. Например, геометрии Евклида, Лобачевского, Римана – это разные языки, на которых можно описывать пространственные отношения. Нелепо спрашивать, какой язык является истинным. Язык может быть лишь более или менее богатым, определённым, удобным и т. д. Строго говоря, можно выбрать любой, и геометрия Римана в теории относительности применяется лишь потому, что на её языке совокупность известных современной физике фактов описывается проще, удобнее.

Научная теория, таким образом, - это не созерцание подлинного бытия, скрытого за поверхностью явлений, а созданная учёными условная символическая игра, условный язык, на котором теоретики разговаривают друг с другом и при помощи которого они дают сокращённую символическую запись данных опыта.

Условный язык связывает с фактами опыта его семантика - значение терминов. Неопозитивисты стремились к единой науке, для которой необходим единый язык. В таком идеальном языке науки термины должны иметь одно точно определённое значение, а его синтаксис должен выражать его логическую структуру. Каждый символ должен иметь точно определённое место и точную функцию в знаково-символической системе языка единой науки.

Фундамент науки должны составлять первичные базовые предложения (или атомарные высказывания), описывающие непосредственно данное в опыте. Все остальные предложения науки должны быть сводимы к базовым логическим анализом. Принцип верификации в неопозитивизме был призван отделить научные высказывания от всех других: научный смысл имеют лишь такие высказывания, которые посредством логического анализа могут быть сведены к высказываниям о фактах, к базовым предложениям.

Базовые предложения понимались либо феноменалистически («базис впечатлений», «непосредственного знакомства»), либо физикалистски («протокольные предложения», записи учёного в ходе наблюдения или эксперимента). Оба варианта, однако, столкнулись с трудностями.

Феноменалистический язык, описывая чувственные впечатления, тем самым субъективен. А наука с самого начала стремится к объективности, её язык интерсубъективен. В физике речь не идёт о личных впечатлениях и переживаниях.

Язык протокольных предложений оказался далёк от идеала элементарных, «атомарных» предложений, фиксирующих чистый факт. Возможно, в науке нет чистого разума, но в ней нет и чистого опыта. Смысл протокольного предложения зависит от смысла других высказываний, в том числе – теоретических. Результаты наблюдений для записи в качестве научного факта должны быть интерпретированы, а интерпретация невозможна без теоретических представлений. Теория решает, что мы наблюдаем в эксперименте.

Неопозитивистская программа была связана с большими ожиданиями и надеждами, осуществлялась с энтузиазмом, однако привела к разочарованию. В 60-х гг. было общепризнано, что она потерпела неудачу. Обнаружилось, что в науке нет жёсткой границы между теорией и фактами. Наука не строится механически, по принципу «этажей», когда первый этаж строится независимо от второго, построение второго ничего не меняет в первом и т. д. Наука – органическое целое, где всё взаимосвязано. В том числе теория и факты: теория, разумеется, зависит от фактов, но и факты зависят от теории.

Каким образом личные, субъективные впечатления учёного становятся фактом опыта, объективным и общезначимым? Выяснилось, что объективность факту сообщает не его чувственная, а его логическая составляющая. Констатация факта выходит за пределы непосредственно воспринимаемого «здесь и сейчас», имеет сложное значение. Чтобы получить объективное знание о температуре воздуха, необходимо измерить её термометром, но что такое «ноль градусов по Цельсию»? Строго говоря, я не вижу ни нуля, ни градусов, ни Цельсия. Для того, чтобы понять, что, собственно, я вижу, глядя на столбик термометра и нарисованные на нём чёрточки, я должен иметь теоретические представления о температуре, нуле, градусе, величине, шкале, которые я примысливаю к тому, что непосредственно воспринимаю. Да и сам термометр сделан на основе теоретических представлений о связи температуры и объёма. Установление факта опыта в науке теоретически нагружено, зависит от теорий, на основе которых был задуман эксперимент, сделаны измерительные приборы, поняты их показания.

Дальнейшее развитие философии науки пошло по пути исследования взаимозависимости теории и опыта, что привело к изучению истории науки, а тем самым – её зависимости от характера общества.