Были попытки создать политтехнологию как знание о средствах для достижения уже поставленной и необсуждаемой цели. Хрестоматийный образец и пионер этой тенденции, конечно,Макиавели, кто же еще. Он первым формализовал отношения между властителем и его советником в виде стандартной технологической задачи: дано - увеличить владения(укрепить власть), требуется показать, как это сделать. Однако следовать маккиавелистской методике за пределами такой простейшей задачи оказалось трудно, из-за "аксиологических проблем", то есть конфликта целей,поскольку средства для выполнения одних целей сами оказываются целями в другой аксиологии общественного блага44.

Зато эта проблематика дает новую работу мудрецам. Им надлежит теперь помочь ответственным деятелям (властителям, предпринимателям, планирующим биографию индивидам) разобраться с этим "конфликтом целей". Знанецкий: "Всякому, кто хочет стать технологическим лидером в сфере культуры,планируя рационально активность своей группы, нужен прежде всего такой мудрец, который покажет ему, как расположены выбранные им ценности в ряду принятых ценностей этого рода [в той же системе ценностей] и какую функцию затеянная им активность будет выполнять среди нормативных паттернов его общества или всего человечества в его эпоху. Роль мудрецов в этом смысле будет скорее возрастать, чем уменьшаться с развитием социального планирования. Но разумеется их роль возрастет только в том случае если они перестанут воевать друг с другом в тщетных попытках"доказать" пригодность (validity) своих идей и негодность идей своих оппонентов" и займутся кооперацией и синтезом"45.

Но, как предупреждает Знанецкий, в наше время ни технологический (культурный) лидер, ни мудрец-философ не сможет исполнять свои роли, если не будет в наличии фонда чисто теоретического безоценочного ненормативного знания, "потому что он не может овладеть им сам, наблюдая за тем фрагментом реальности, которую он и его группа хотели бы изменить, как это делали раньше технологи до появления модерной науки о природе"46. Помимо того, что такого знания не было, мир был весь у деятеля и его мудреца как на ладони; во всяком случае они не отдавали себе отчета в ограниченности своего кругозора.

Наконец, сами мудрецы с их ценностями и тенденциозным поведением из субъекта суждения становятся объектом научного суждения об обществе, или должны быть, как выражается Знанецкий, "объективно обследованы"47. Потому что культурные лидеры и их мудрецы-философы сами часть проблемы, которую они собираются решать, и их социальный заказ по сушеству в силу этого коррумпирован. "Новые непредставимые (undreamed-of) возможности могут быть обнаружены только объективной строго теоретической наукой, не ограниченной никакими техническими и идеологическими интересами. Тот, кто формулирует теоретические проблемы, "не должен действовать по наводкам технолога и философа ........даже технология в сфере природы теперь следует за теорией"48

Социальная роль ученых (всех вместе), таким образом, ориентирована на виртуального трансцендентного заказчика, то есть на человечество, для текущих и будущих нужд которого создается эта нарастающая и все более четко артикулированная"сумма науки".

Но становление этой новой социальной роли оказывается затруднительно. Правящие группы в обществе(тоталитарном обществе как уточняет Знанецкий в 1940 году; сейчас это уточнение кажется излишним) делают все, чтобы превратить ученых в мудрецов (81). Публика тоже предпочитает "мудрецов", нуждаясь в разъясняющем комментировании происходящего в обществе и с обществом. Тысячи мелких (diminutive) мудрецов,функционирующих в медии и других сферах коммуникации, как подчеркивает Знанецкий, не обращаются к объективному теоретическому знанию вообще, или манипулируют его обрывками49. Публика, недовольная существующим положением дел,предъявляет теперь претензии не только к власти, но и к ученым. Они, дескать, "не создали технологии, которая хотя бы отдаленно напоминала бы техническую инженерию, или медицину"50. Ученые, конечно, сами напрашиваются на это, уверяя, что располагают каким-то "особым знанием". И потом в силу отчасти внушенного им, а отчасти самовнушенного комплекса неполноценности начинают ориентироваться на прикладные цели51. Либо извращая и коррумпируя аутентичную науку. Либо попросту выполняя социальную роль, для которой нужно не их знание науки, а только авторитет их научных позиций и регалий.

И Знанецкий считает нужным предупредить, что требования поставить обществоведение на службу социальным целям и идеалам способствуют (в его время) увековечению того паттерна"знатока общества" (social scientist), который до сих пор мешал развитию действительно полезной социальной технологии" (63-64). К сожалению, Знанецкий не уточняет, какую социальную технологию он считает"действительно полезной", но обсуждение этого вопроса не входит теперь в наши задачи. Как и не входит в наши задачи выяснять, что изменилось в этом плане с тех пор52.

Можно думать,однако, что "действительно" эффективным будет применение научного знания в конструировании обществ-культур только в том случае, если это знание попадет в руки эффективного (адекватного) пользователя. Но кто он? На эту роль претендовал "передовой отряд рабочего класса". Итоги его попыток построить "научно обоснованный коммунизм" хорошо известны. Кто следующий? Как он обнаружится? Теоретически? Экспериментально?

Знанецкий не морализирует и не настаивает, что ученые обязаны воздерживаться от роли мудрецов. Он только подчеркивает, что это две разные социальные роли, и индивид должен выбирать, а если он хочет выступать в обоих ролях, то это его право, но он должен быть готов к тому, что слугой двух господ быть не просто и даром ему это не пройдет.

Проблематика:знание, традиция и обновление

Заказчик предъявляет спрос - исполнитель обеспечивает предложение. Навязать социальному кругу нечто новое человек знающий не может. "Нормальный" человек знающий" в этой схеме выглядит как участник равновесной системы, где совокупное знание - как ресурс и как институт - укладывается в образ общества в духе Дюркгейма.