(эпохи эллинизма)

Александр Македонский создал огромную империю, простиравшуюся от Индии и Средней Азии до Египта и практически всего средиземномор­ского побережья. Везде стояли греческие гарнизоны, господствовали грече­ская администрация, греческий язык, греческая культура. Греки – по их са­моназванию – эллины. Территория греческого влияния называлась эллини­стическим миром. Философию этого мира и этой эпохи мы называем элли­нистической. У нее имеется и специфический облик, отличающий ее от ста­рой, классической античной философии. В эту эпоху вместо целостных и ав­торских  теоретически-философских систем складываются различные фило­софско-этические школы практической направленности. Философы перехо­дят к размышлениям о жизненном пути индивидуального человека, его судьбе и предназначении. В условиях громадной и по существу лоскутной империи исчезает гражданское чувство, формируется индивидуалистическое миропонимание. Основные представители эллинистической философии – ки­ники, эпикурейцы, стоики, неоплатоники.

Школа киников была основана Антисфеном, учеником Сократа.

 Социальной базой этого движения были беднейшие слои населения, высту­павшие против ценностей потребительства, демонстративной роскоши, утон­ченного, граничащего с развращенностью, искусства, свойственных эпохе упадка империи. Они выступали за простоту нравов и потребностей, наду­манным законам общества они противопоставляли близкие к природным формы жизни. Однако их призывы к простоте зачастую оборачивались уп­рощенчеством, призывами к примитивизации образа жизни. Они полагали, что во имя освобождения от социальных условностей человек должен мак­симально упростить свой образ жизни, беря пример с бродячих собак. Из­вестный Диоген Синопский (последователь Антисфена), по преданию, жил в пифосе (большой глиняной бочке), ходил по городу неряшливо одетый, по­зволял себе публично испражняться. Когда Александр Македонский (так гла­сит легенда) заглянул в его «дом», он дерзко сказал царю: «Отойди, ты мне солнце закрываешь!». Македонский сказал: «Ты что, не видишь, что я – царь Александр!». На что Диоген, якобы, ответил: «А я – собака Диоген».

Киники призывали «учиться у природы», «жить как животные», отвер­гать принятые в обществе мораль и право. «Богатства же твои, - писал Лу­киан, - бросишь в море. Ты не будешь заботиться ни о браке, ни о детях, ни об отечестве… котомка твоя пусть будет полна бобов и свертков, исписан­ных с обеих сторон. Ведя такой образ жизни, ты назовешь себя более счаст­ливым, чем великий царь». Подобный протест против богатства с позиций аскетизма – довольно распространенное настроение беднейших слоев насе­ления («Чем хуже, тем лучше»); не случайно низовая масса, склонявшаяся в те времена к возникавшему христианству, брала на вооружение принципы кинического упрощенчества и аскетизма. Кинизм, таким образом, является одним из идейных корней христианства.

Эпикур (341 - 270 до н. э.) учил, что главное для человека – спокойная и счастливая жизнь, и это достигается путем преодоления страха перед смер­тью, болезнями. Эпикур разрабатывал так называемую гедонистическую этику, согласно которой нравственным является стремление к наслаждению и радости. Это послужило основой для упреков в его адрес, будто бы он про­пагандирует низменные страсти и развращенность. И до сих пор мы можем услыхать употребление термина «эпикуреизм» в этом отрицательном смысле. Однако сам Эпикур говорил лишь и мере чувственных и духовных удоволь­ствий и достаточно четко отдавал предпочтение вторым. Этика Эпикура была скорее гуманистичной и антропоцентричной: не следует бояться не только природных болезней и страданий, но и воли богов, существование ко­торых весьма сомнительно. Последнее обстоятельство фактически прибли­жало его к атеизму: боги если и существуют, то к людям никакого отношения не имеют. Поэтому их как бы нет. Эпикур развил материалистическую ато­мистическую концепцию Демокрита, введя в нее учение о свободном откло­нении атомов.

Стоицизм своими корнями восходит к кинизму. Учителем основателя стоицизма Зенона был ученик Диогена Кратес. Стоики исходили из учения Аристотеля о единстве системы мира и порождения ею вещей, но они утри­ровали идею великого мыслителя до вульгарной трактовки мира как вели­кого диктатора, которому человек должен беспрекословно подчиняться. Че­ловек – часть мира, заявлял стоик Хризипп, а «часть не должна быть недо­вольна тем, что происходит ради целого». Человек – орган общества, и, как не может нога человека, когда она ступает в огонь, сопротивляться своему положению, так и человек должен не только не сопротивляться приказу об­щества идти на верную смерть, но должен радоваться этой почетной миссии. Долговая этика была доведена стоиками до возможного логического конца – до крайнего фатализма и призывов к покорности судьбе. «В чем добродетель человека? – вопрошал стоик Сенека. – В том, чтобы повиноваться судьбе». Такими же были позиции другого стоика – Эпиктета: «Не требуй, чтобы со­вершающееся совершалось по твоей воле, но желай, чтобы совершающееся совершалось так, как оно совершается, и ты проживешь счастливо». Стои­цизм – это позиция раба, смирившегося со своим рабством, позиция чело­века, представляющего собственную субъектность, свободу только как на­рушение законов природы и общества и просто как «грех». Такую самоиден­тификацию Гегель позже назовет «несчастным сознанием», вечным приня­тием своей вечной греховности и нежеланием как-либо преодолеть это по­зорное состояние. Возникавшее в эту эпоху среди социальных низов (пре­имущественно рабов) христианство, несомненно, брало у стоицизма эти при­миренческие мировоззренческие позиции. Терпение, смирение, наказание господне, страх божий… Даже название основанной Мухаммедом дочерней от христианства религии – «ислам» означает «покорность». 

Неоплатоники (Плотин, Рим, 204 – 270 н. э.; Порфирий, Рим, 234 – 305 н. э.; Ямвлих, Сирия, 245 – 330 н. э.; Прокл, Афины, 412 – 485, и другие) ис­пользовали идеи Пифагора и Аристотеля, но в основном были последовате­лями Платона. Они, грубо говоря, соединили разрозненные «идеи» (или «эй­досы») Платона в единую духовную первооснову мира, которую они назвали «Единое», понимаемое одновременно и как «Благо». Из этого блага-единого как бы излучаются, истекают (истечение – «эманация») сначала Бытие-разум («нус»), затем душа («псюхе»), затем отдельные души или боги или умы; следующий этап эманаций – демонические «просто души» ангелов, демонов и героев, еще ниже (позже) порождаются «частичные души» отдельных предметов природы, в том числе и человеческие. Наконец, в результате по­следней эманации из того же Единого образуется материя как некое телесное обеспечение духовным эманациям. Мировая материя придается мировой Душе; соответствующей телесностью обеспечиваются все осталь­ные эмана­ции.

В морально-житейских рекомендациях неоплатонизм не ушел далеко от стоицизма и кинизма. Человек в системах Плотина, Порфирия, других не­оплатоников – будучи последним звеном в ряде «эманаций» мирового «Еди­ного», является итогом и точкой обращения мирового процесса назад, к вос­тановлению нарушенного эманациями единства Единого. Здесь идеализм Платона соединен с идеями Аристотеля и стоиков о целостности и иерар­хичности мира. Человеческая душа как частица мировой души (как этапа эманации Единого) устремлена к своему истоку, и в этом ее предназначение и сущность. Земной мир чужд и враждебен человеку; там, на небе, его ро­дина. Плотин писал об этом так. «Душа любит Благо, потому что с самого начала оно побуждало ее к любви. И душа, спонтанно обладающая этой лю­бовью, не ждет указаний от красот этого мира. Поскольку душа полна любо­вью, даже не зная об этом, она всегда пребывает в поисках блага. Желая под­няться до Него, она пренебрегает земными красотами. Да, видя красоты чув­ственного мира, она ими пренебрегает, так как видит, что они заключены в тела, что они не чисты от пребывания на земле… И, видя, что красоты зем­ного мира меркнут, она хорошо знает, что их блеск пришел к ним извне. То­гда душу влечет ввысь». Человеческая душа живет Иным миром, в нем чер­пает свои ценности и своё содержание. «Человек в таком случае как бы вос­хищается и воспаряет в высшую сверхчувственную область той лучистой ча­стью своей, которая способна словно на крыльях взлететь в область чистой мысли и слагать в себе то, что там увидит» (Плотин. Избранные трактаты. – В 2 томах. – Т. 1. – М. 1984. – С. 34 – 35). В этих красивых словах – и челове­ческая боль из-за отстраненности от собственной сущности, и протест против этого отстранения, и превращенная, ложная форма этого протеста: вместо усилий по обустройству жизни в направлении счастья предлагается поиск этого счастья в воображаемых мирах «Единого», «Мировой Души», эмана­ций духовности и т. п.

На этих идеях в значительной мере строилось становящееся христиан­ство – это «самосознание человека, который еще не нашел себя или уже вновь себя потерял» (К. Маркс).

В элинистический период греческая культура и философия выходят да­леко за пределы исконно греческих городов: в Западную Азию и Северную Африку. В Александрии получают развитие филология, астрономия, геогра­фия, математика и механика. Начинается отпочкование от философии этих наук.

Закат античной философии связан с такими событиями как гибель женщины-философа Ипатии (415 г.) от рук фанатичных христиан в Алексан­дрии, казнь Боэция (524 г.), закрытие платоновской Академии в Афинах (529 г.), уничтожение Александрийской Библиотеки арабами, орудовавшими под флагами ислама – дочерней от христианства «аврамической» религии.