1. Язык как средство осуществления речевой деятельности.
2. Язык человека и «язык» животных. Речь человека и процессы коммуникации у животных.
3. Единицы языка и их основные функции.
4. Знаки языка и их функции в речевой деятельности.
5. Семантическая структура слова.
6. Основные закономерности формирования значения слова в ходе речевого онтогенеза.
7. Язык как орудие мышления.
8. Этапы формирования понятий в ходе онтогенетического развития ребенка.
9. Текст как универсальный знак языка.
10. Семантическая и синтаксическая организация текста.
Контрольные вопросы и задания
1. Дайте определение языка как «системы общественно выработанных средств» осуществления речевой деятельности.
2. Назовите основные единицы языка. Перечислите их наиболее важные признаки. Охарактеризуйте единицы языка с точки зрения их основных функций в процессе речевой коммуникации.
3. Дайте определение понятий «парадигматическая» и «синтагматическая система языка». Какие закономерности внутреннего строения системы языка они отображают.
4. Укажите методическое значение знаний о парадигматическом и синтагматическом строении системы языка для правильной организации коррекционной логопедической работы.
5. Дайте определение понятия «знак».
6. Что такое знаки языка? Каковы их основные отличительные особенности и свойства?
7. Дайте общую характеристику слова как основного и универсального знака языка.
8. Каковы основные проявления внешней («фазической») стороны знака языка.
9. Дайте определение понятия «значение слова». Укажите основные компоненты («составляющие») значения слова. Как они связаны с основными функциями слова как знака языка?
10. Что такое «семантическое поле» значения слова? Как оно образуется в ходе «речевого онтогенеза»?
11. Дайте определение понятий «материальный» и «идеальный» носитель» значения слова?
12. Что такое «смысл слова»? Охарактеризуйте соотношение и взаимосвязь значения и смысла слова как двух основных составляющих его семантики.
13. Дайте определение «понятия» как психолингвистической категории.
14. Дайте определение текста как универсального знака языка и основного средства осуществления речевой коммуникации.
15. Каковы основные отличительные свойства текста? Как они связаны с функциями текста в речевом общении.
16. Укажите основные характеристики семантической структуры текста.
17. Каковы закономерности синтаксической организации текста как макроединицы языка?
18. Опишите особенности построения текста на основе использования различных средств межфразовой связи.
Раздел IV_________________________________________________________
Психолингвистический анализ процессов порождения и восприятия
речи
Компетенции.
Знать:
• наиболее широко распространенные психолингвистические теории процесса порождения речи (созданные в зарубежной и отечественной психолингвистике);
• основные положения концепции порождения речи Московской психолингвистической школы;
• механизм порождения речевого высказывания (по А.А. Леонтьеву): фазы процесса речепорождения и составляющие их операции;
• теоретические концепции процессов восприятия и понимания речи (разработанные в физиологии речи, психологии и психолингвистике);
• механизм смыслового восприятия речи в процессе речевой коммуникации;
• общую психолингвистическую модель процесса восприятия и понимания речевого высказывания (А.Р. Лурия, Л.С. Цветкова): фазы и составляющие их рече-смысловые и языковые операции.
Уметь:
• Использовать полученные знания о процессах порождения речи, восприятии и понимании речевых высказываний в практике речевой (логопедической) работы;
• применять знания психолингвистики о механизме порождения речевых высказываний в теории и методике речевой работы по формированию навыков связных (отдельных и развернутых) высказываний;
• использовать полученные знания о процессах восприятия и понимания речи в практике логопедической работы по формированию импрессивной стороны речи и навыков речевого общения;
• квалифицированно обобщать и систематизировать данные логопедического обследования уровня сформированности психофизиологических механизмов, обеспечивающих процессы порождения и восприятия речи у детей с системными нарушениями речевого развития;
• с учетом полученных знаний профессионально анализировать и интерпретировать выявленные в ходе логопедического обследования у детей и взрослых с ТНР нарушения экспрессивной и экспрессивной речи, специфические затруднения в овладении навыками продуцирования и овсприятия речевых высказываний.
Владеть:
• специальными методами выявления и диагностики нарушений формирования экспрессивной и импрессивной речи у детей с системными нарушениями речи;
• современными технологиями обследования уровня сформированности устной экспрессивной и импрессивной речи и технологиями формирования речепроизносительных навыков и процессов восприятия и понимания речи;
• навыками системного анализа речепроизносительных механизмов и процессов восприятия и понимания речи, отмечаемых нарушений их формирования и функционирования у детей и взрослых с системными нарушениями речевого развития;
• навыками разрешения проблем, возникающих в ходе коррекционной логопедической работы, связанных со специфическими затруднениями в овладении детьми с ТНР навыками адекватного восприятия и продуцирования речевых высказываний.
Глава 1. Психолингвистические теории процесса порождения речи
Проблема порождения речи относится к числу «ключевых» в психолингвистике. Во многом это связано с тем, что в большинстве психолингвистических школ (как отечественных, так и зарубежных) процессы порождения и восприятия речевых высказываний рассматриваются как основной предмет исследования психолингвистики. Ученые, работающие в этой области науки, предлагают различные варианты научной интерпретации процессов речепорождения. Некоторые исследователи, в частности, Ч. Осгуд, М. Гаррет, Э. Бейтс, Б. Мак-Винни, Т.В. Ахутина и др.(12, 242, 260, 282), предложили не одну, а несколько «моделей» процесса порождения речи, общее число которых составляет несколько десятков.* Достаточно полный обзор и научный анализ этих моделей был сделан А.А. Леонтьевым и Т.В. Ахутиной (13, 106, 119 и др.).**
Вместе с тем, потребности практики логопедической работы определяют необходимость выбора какой-либо концептуальной «модели» речепорождения, которая могла бы быть использована в качестве «базовой» теоретической модели для методики «речевой» работы. По мнению Т.В. Ахутиной, в качестве «базовой» модели порождения речи может быть использована концептуальная схема-модель, разработанная А.А. Леонтьевым (106, 119 и др.); ее отличительными признаками являются: гармоническое сочетание глубокого научного анализа и относительной простоты, наглядность изложения предметного содержания, цельность и четкое структурное построение. По мнению Т.В. Ахутиной, модель речепорождения А.А. Леонтьева является в полном смысле этого слова «перспективной», «открытой» моделью, поскольку на ее основе за последние три десятилетия в отечественной и зарубежной психолингвистике было создано несколько новых интересных моделей (14).
К рассмотрению основных положений теоретической концепции А.А. Леонтьева мы перейдем после краткого обзора некоторых психолингвистических теорий порождения речевых высказываний, разработанных в зарубежной психолингвистике.
§ 1. Стохастические модели порождения речи.
Стохастическая модель* была предложена в начале 60‒х гг. прошедшего столетия Дж. Миллером и Н. Хомским, которые исходили из того положения, что язык может быть описан как «конечное число состояний» его элементов. Они считали, что речь (речевые процессы) можно интерпретировать как такую последовательность элементов, где появление каждого нового элемента речевой цепи зависит от наличия и вероятности появления предшествующих элементов. Так, авторами этой «модели» утверждается, что «каждый пятый элемент имеет вероятность появления, зависимую от появления четырёх предшествующих элементов» (274, p.423).
Из различных стохастических моделей более приемлемыми для психолингвистического анализа процесса речепорождения А.А. Леонтьев считает т.н. «марковские» модели. В такой модели в качестве основной единицы речепорождения выступает не отдельный элемент (например, фонема или слово), а определенная последовательность элементов (например, цепочка из нескольких слов); при этом моделируется вероятностная характеристика их появления в речевом высказывании (РВ).
В прикладной психолингвистике проведен целый ряд экспериментов, в которых было показано, что процесс порождения речи обязательно предполагает использование вероятностного принципа и, в частности, скрытого знания испытуемым условных (зависящих от появления предыдущих элементов) вероятностей появления каждого нового элемента высказывания. Психологическое задействование вероятностного механизма в порождении речевых высказываний можно считать полностью доказанным (А.А. Леонтьев, 1969, 1970; [106, 108]). Очевидным является и то, что в интеллектуальной речемыслительной деятельности человека имеется механизм субъективной оценки вероятности слов и других элементов, которая вполне достаточно хорошо «коррелирует» с объективной вероятностью появления этих элементов в тексте (Р.М.Фрумкина [208] и др.).
Экспериментальные исследования показывают тесную связь вербальных (словесных) ассоциаций и процесса порождения связной речи (205).
Один из вариантов стохастических моделей ‒ это так называемые «грамматики с конечным числом состояний». Это любая модель, в которой в качестве элемента выступает грамматический класс слов (например, та или иная часть речи) и определяется характер зависимости между последовательно появляющимися грамматическими классами. В практике психолингвистического исследования рассматриваются именно вероятностные модели с конечным числом состояний. Особенно часто исследуются вероятностные зависимости между словами разных грамматических классов, выявляющиеся в словесном ассоциативном эксперименте (139, 286 и др.).
По Ч. Осгуду, процесс порождения речи осуществляется параллельно на нескольких уровнях ‒ по собственным (в том числе вероятностным) закономерностям каждого уровня. При этом закономерности распределения единиц высших уровней учитывают закономерности распределения единиц низших уровней. На «верхнем» уровне, уровне мотивации, единицей, в отношении которой субъектом РД принимается решение, является предложение (высказывание). На втором, семантическом уровне единицей (в процессе кодирования) является «функциональный класс», а в процессе декодирования ‒ «нуклеус». Определение функционального класса впервые было дано Л.В. Щербой, который назвал соответствующую единицу «фразой». По определению Л.В. Щербы фразы есть «…простейшие элементы связной речи, отвечающие единым и далее в момент речи неразлагающимся представлениям» (233, с.21). Позднее Л.В. Щерба и В.В. Виноградов предложили вместо этого определения понятие «синтагма» (235, 36). В хрестоматийным примере: Талантливый художник пишет интересную картину (А.А. Леонтьев, 1969, 1997 и др.) ‒ единицами кодирования (функциональными классами, по Ч. Осгуду), являются: талантливый художник ‒ пишет ‒ интересную картину.
Нуклеус (от лат. nucleus – ядро) представляет собой ту часть слова, которая в отечественной школе языкознания определяется как основа слова ‒ словоформа минус морфосинтаксические грамматические элементы ‒ флексии (окончания). В приведенном примере разделение по нуклеусам выглядит следующим образом: «Талантлив-ый – художник – пиш-ет – интересн-ую – картин-у.
На третьем уровне, «уровне последовательностей», единицей является фонетическое слово, а на четвертом, «интеграционном», ‒ соответственно слог (выполняющий функцию кодирования) и фонема (декодирование).
Как считает А.А. Леонтьев, вероятностные модели «работают» только на взаимоотношениях отдельных слов в процессах порождения связной речи; для моделирования процессов грамматического оформления речи они не приемлемы (106, 119). Это касается и моделей «грамматик с конечным числом состояний». Во многом, это определяется следующим. Во-первых, в языке существуют определенные типы грамматических конструкций, которые не могут быть порождены при помощи грамматики с конечным числом состояний. Это так называемые «самовставляющиеся», а также ‒ «гнездующиеся» предложения, которые в русской грамматике соответствуют сложноподчиненным предложениям. Во-вторых, такая модель не объясняет закономерности процесса овладения языком. Согласно этой теории, для того чтобы обучиться производить речь «в последовательности, построенной по принципу «слева направо» (S – P – O), ребёнок должен прослушать огромное количество ‒ 2100 предложений на родном языке, прежде чем сам сможет самостоятельно создавать высказывания. Критики этой теории отмечают, что для этого не хватит и десяти жизней (142, с.158‒159 и др.)
Несмотря на «известную ограниченность», «стохастические модели» речепорождения по некоторым своим концептуальным составляющим могут, как считает А.А. Леонтьев, найти применение в современной психолингвистике (119, с. 89). В частности, в речевой деятельности человека «…есть коммуникативные ситуации, для моделирования которых может оказаться оптимальной именно грамматика с конечным числом состояний. Это, например, детская речь в том периоде ее развития, когда словарь уже усвоен, а грамматика в строгом смысле (морфосинтаксис) еще отсутствует. Это спонтанная жестово-мимическая речь глухонемых, автономная речь, креолизованные жестовые языки, используемые для межэтнического общения народами, говорящими на различных языках, и др.» (там же, с. 89). «Стохастические модели» применимы и для моделирования разговорной речи (А.А. Леонтьев, А.С. Маркосян, 119, 139).
§ 2. Модели непосредственно составляющих (НС)
Методика анализа процесса речепорождения по «непосредственно составляющим» также связана с именами Дж. Миллера и Н. Хомского. Она основана на предположении о том, что речь человека строится на основе так называемых «ядерных предложений», которые, в свою очередь, состоят из непосредственно составляющих их «базовых» элементов. Например, следующее высказывание: Умный молодой вор был сурово наказан мрачным судьей* строится из ряда элементов:
· (Вор) (был) (умен).
· (Вор) (был) (молод).
· (Судья) (был) (мрачен).
· (Судья) (сурово наказал) (вора).
В своей совокупности эти «ядерные» предложения составляют более сложное предложение. Сущность этих моделей состоит в следующем. В процессе речепорождения выделяется так называемая операция «деривации»**, т.е. последовательной подстановки на место более крупной единицы «потока речи» двух компонентов, из которых она состоит. Так, чтобы получить уже известную нам цепочку Талантливый художник пишет интересную картину, данное предложение следует заменить сочетанием «именная группа + группа сказуемого». Затем каждая из этих групп «разлагается» на составные части: «талантливый + художник»; «пишет + картину» и далее «интересную + картину». То, что получается в результате таких последовательных «подстановок», называется «терминальной цепочкой». Происхождение каждой терминальной цепочки может быть изображено в виде «дерева непосредственно составляющих», что может быть представлено в виде следующей схемы.
Речевое высказывание (предложение)
Именная группа Группа сказуемого
Определение определяемое глагол именная группа
определение определяемое
Талантливый художник пишет интересную картину
Схема 4.1.
Реально модель порождения по «непосредственно составляющим» (в интерпретации Н. Хомского) более сложна, так как в нее включаются так называемые контекстные ограничения. например, правило, согласно которому словоформа пишет может встретиться только в том случае, если основное слово именной группы стоит в единственном числе. В результате целого ряда таких «контекстных ограничений», выстраивается «претерминальная» (предшествующая терминальной) цепочка: (талантлив) + род + число + падеж + (художник) + число + падеж + (пиш) + лицо + число + (интересн) + род + число + падеж + (картин) + число + падеж.
Важнейшее отличие грамматики непосредственно составляющих от «грамматики с конечным числом состояний» состоит в следующем. В модели НС порождение идет в двух направлениях: слева направо и «сверху вниз» (или «от вершины к основанию»), т.е. не только за счет последовательного появления структурных компонентов, но и за счет их своеобразного «расширения» (см. схему). При этом вычленение в качестве первого шага «деривации» именной группы никак не вытекает из распределения вероятностей появления структурно‒грамматических единиц в потоке речи, а определяется знанием общей структуры предложения носителем языка.
В. Ингве (89, 302) было введено в концепцию процесса речепорождения новое понятие ‒ понятие «грамматических обязательств». Начиная составлять ту или иную конструкцию, говорящий (пишущий) как бы берет на себя эти обязательства. «Например, произнося слово талантливый..., мы тем самым берем на себя обязательства употребить определяемое слово в мужском роде, единственном числе и именительном падеже. По ходу порождения предложения мы «погашаем» старые обязательства и берем на себя новые, пока ‒ в самом конце предложения ‒ не «рассчитаемся» по этим обязательствам полностью» (А.А. Леонтьев, 119, с.94). Как в американской, так и в отечественной психолингвистике есть немало психолингвистических исследований, непосредственно опирающихся на модель В. Ингве. В основном они касаются не порождения, а восприятия речи, а также усвоения ребенком родного языка (119, 208, 226 и др.).
Так, в зарубежной психолингвистике весьма популярной является модель НС, разработанная Ч. Осгудом и изложенная в его исследовании «О понимании и создании предложений» (281). Основными ее положениями являются следующие.
· Стохастические (вероятностные) закономерности связывают не элементы «терминальной» грамматической цепочки, а отдельные операции, используемые для ее порождения.
· Любое предложение может быть представлено как последовательность «ядерных утверждений» (или «пропозиций»), имеющих вид «субъект‒связка‒объект» и в совокупности семантически эквивалентных исходному предложению. Например, в приведенном выше предложении о художнике такими ядерными утверждениями являются: художник талантлив, картина интересна, художник пишет картину.
· Ядерные утверждения соответствуют так называемым квалифицирующим словосочетаниям; при преобразовании («трансформации») последних в самостоятельные ядерные утверждения (или наоборот), смысл их полностью сохраняется: талантливый художник = художник талантлив. Но если использовать словосочетания некоторые люди, очень интересную, то ядерные утверждения из них не получатся, поскольку трудно выявить их предикативную функцию. В этих словосочетаниях опорное слово имеет характеристику, отличную от характеристики того же слова, взятого изолированно, вне «контекста».
· Появление «квалифицирующих признаков» в воспринимаемом нами предложении влечет за собой процесс семантического «свертывания». Анализируя сочетание талантливый художник, мы приписываем слову «художник» дополнительный семантический или смысловой признак. Такая семантическая информация, приписываемая субъекту (в данном примере ‒ художнику), образует, по Ч. Осгуду, «моментальное значение» слова художник. Аналогично строится ‒ но в обратном направлении ‒ и порождение речи.
В середине 80-х гг. прошедшего столетия Ч. Осгуд разработал и опубликовал новую модель, которую он назвал «абстрактной грамматикой языковой активности». Основное положение этой модели состоит в том, что процесс речепорождения в ней напрямую связан с неязыковыми (когнитивными) факторами, в том числе с факторами, непосредственно воспринимаемыми участниками отображаемой в речи ситуации. Первичной последовательностью компонентов высказывания является последовательность: «субъект ‒ объект ‒ предикат» (286). Ч. Осгуд ввел в свою модель концептуальное понятие «натуральности» ‒ соответствия психолингвистических грамматических структур когнитивным схемам. Концепция Ч. Осгуда о том, что вероятностные зависимости могут связывать между собой не столько языковые элементы терминальных цепочек, сколько отдельные речемыслительные операции или «шаги порождения» речевых высказываний, получила развитие в трудах других ученых ‒ психолингвистов (243, 288).
§ 3. Модели порождения речи на основе трансформационной грамматики
Эти модели разрабатывались в рамках «психолингвистики второго поколения», на основе концептуального новаторского подхода Н. Хомского. Обстоятельный научный анализ психолингвистической концепции Н. Хомского ‒ Дж. Миллера широко представлен как в лингвистической, так и психолингвистической литературе (А.А. Леонтьев, 106, 108, 119; Д. Слобин и Дж. Грин, 180; Т.В. Ахутина, 11, 13; Л.В. Сахарный, 173 и др.).
По Н. Хомскому, язык ‒ это не набор единиц языка и их классов, а своеобразный механизм, создающий правильные фразы. Синтаксис Н. Хомский определял как учение о принципах и способах построения предложений. «Грамматика языка…‒ писал он, ‒ представляет собой механизм, порождающий все грамматически правильные последовательности… и не порождающий ни одной грамматически неправильной» (210, с.273). По мнению Н. Хомского, система грамматических правил существует как способность порождать и понимать бесконечное число предложений.
В рамках трансформационной модели используется концептуальное положение о поверхностной и глубинной структуре предложений. Поверхностная структура ‒ это та, которую мы непосредственно слышим или воспринимаем при чтении. Глубинная структура связана со смыслом высказывания. Есть предложения, где разная поверхностная, но одинаковая глубинная структура, а есть фразы, которые, обладая одной поверхностной структурой, имеют две глубинные семантические структуры (т.е. два варианта смыслового толкования). При этом глубинная структура формирует смысл предложения, а поверхностная ‒ является звуковым или графическим воплощением этого смысла.
«Генеративная грамматика» (по Н. Хомскому) содержит набор правил, позволяющих описать глубинную структуру предложения и создать на её основе множество синтаксически правильных поверхностных вариантов. Н. Хомский вводит ряд правил перехода глубинной структуры в поверхностную (правила подстановки, перестановки, произвольного включения одних элементов, исключения других элементов), а также предлагает около тридцати правил трансформации (пассивизация, субституция, негация, адъюнкция, эллипс и др.). Всё это в совокупности и представляет, согласно трансформационно‒генеративной теории, врождённую способность к производству языка.
По Н. Хомскому, ребёнок, слыша (воспринимая) «исходные языковые данные», анализирует их и вскрывает синтаксические структуры. «Чтобы овладеть языком, ‒ указывает Н. Хомский, ‒ ребёнок… должен обладать, во-первых, лингвистической теорией, которая задаёт форму грамматики любого возможного человеческого языка, и, во-вторых, стратегией выбора грамматики соответствующего вида, которая совместима с исходными языковыми данными» (211, с.46).
Трансформационная модель получила достаточно убедительное подтверждение в афазиологии, при исследовании развития синтаксиса детской речи (13, 223 и др.) Помимо синтаксического компонента, модель Н. Хомского включает в свою внутреннюю структуру еще три компонента: семантический, фонологический и прагматический.
Теория семантического компонента была разработана Дж. Кацем и Дж. Фодором (266). Согласно их концепции, семантический компонент включает два «звена»: лексикон и правила соотнесения лексикона с грамматической структурой, или так называемые «проекционные правила». Лексикон состоит, в свою очередь, из двух компонентов: грамматического («генерирующего» части речи) и семантического, обеспечивающего собственно семантику речи. Так, слово гулять сначала отождествляется субъектом РД как глагол, затем как непереходный глагол, а затем получает семантическую интерпретацию. Когда использованы «синтаксические маркеры», включаются «семантические маркеры». При этом семантические маркеры слова организованы в иерархию типа дерева НС. Путь по этому «дереву» от верха до любой из нижних «конечных» точек называется «тропой». После того, как создано грамматическое дерево предложения и очередь дошла до терминальной цепочки (элементами ее в этом случае являются не отдельные слова, а их грамматические классы), каждому из элементов этой цепочки «приписывается» дерево семантических маркеров, или, по‒другому, выбирается определенная тропа, ведущая по ветвям этого дерева. При этом критерием для выбора нужной тропы служит соответствие тропам, выбранным для других элементов. Например, в слове интересный (в соответствии с приведенным ранее примером) будет «запрещена» тропа, ведущая к смыслу «хорошенький, миловидный», так как в слове картина нет признаков, относящихся к словам: «человек», «женщина», «ребенок» и др.
Фонологический компонент тоже служит для интерпретации результатов действия синтаксического компонента, но уже не на «глубинном», а на «поверхностном» уровне порождения речевого высказывания.
Прагматические правила порождения речевого высказывания, используемые говорящим, ‒ это правила соотнесения грамматической структуры с языковым контекстом (или ситуацией речевого общения) [210].
Модель «трансформационной грамматики» была подвергнута критическому анализу со стороны отечественных и зарубежных авторов (84, 106, 119, 288 и др.).
Так, Дж. Кэрролл (250) обратил внимание на то, что психологический механизм, обусловливающий порождение вопросительного или любого иного высказывания, может быть не более сложным, чем механизм порождения ядерного предложения. Это зависит от того реального предметно-логического содержания, которое необходимо выразить, и от мотивации высказывания. Например, «...высказывание будет в декларативной форме (нулевая трансформация), если говорящий считает, что его информация больше, чем информация слушателя; оно будет в форме вопроса, если он чувствует, что его информация меньше» (Braine M., 248, p.51).
Д. Уорт, критически оценивая модель Н. Хомского ‒ Дж. Миллера, отмечал, что в ней совмещаются линейные и нелинейные правила построения высказываний, то есть фактор определения порядка компонентов высказывания входит в модель уже на самых ранних ее этапах. Однако линейный порядок элементов может зависеть от факторов, находящихся вне данного предложения. Это бывает, когда «актуальное членение» предложения не совпадает с его синтаксической структурой. Кроме того, линейный порядок некоторых элементов может зависеть от факторов, которые находятся в данном предложении, но еще «неизвестны» говорящему на этом этапе порождающего процесса. Например, в русском языке, выбор порядка «следования» подлежащего и сказуемого иногда зависит от конкретных лексем (или, точнее, их классов). [194, с.50]. По мнению Д. Уорта, это противопоставляет порождающую модель естественному процессу речепорождения, так как говорящий «...хорошо знает заранее если не все, то по крайней мере главные лексические единицы, которые появятся в его предложении, и выбирает именно те грамматические обрамления, которые потребуются для заранее «избранных» лексических единиц» (там же, с.55).
§ 4. Когнитивные модели речепорождения
Когнитивная психология ‒ это область психологии, которая изучает то, как человек получают информацию о мире, как эта информация отражается в его сознании, как она перерабатывается человеком, как хранится в памяти и преобразуется в знания и как эти знания влияют на наше внимание и поведение (184, с.28).
Применительно к психолингвистике когнитивный подход ‒ это такой подход, при котором изучается роль познавательных процессов в речевой деятельности. Различные когнитивные модели речепорождения стали зарождаться еще в недрах психолингвистики второго поколения. Начиная с 70‒х гг. XX столетия когнитивная психолингвистика выделилась (в рамках психолингвистики третьего поколения) в особое психолингвистическое направление.
Оригинальная модель речепорождения была предложена И. Шлезингером (293). Суть ее состоит в следующем. В основе порождения речи лежит система простейших «семантических пар». Например, в основе высказывания У Мэри был ягненок лежит представление о семантическом соотношении «владельца» и «имущества» (так называемое посессивное отношение), а по отношению к ягненку есть, в свою очередь, соотнесенное с ним понятие «маленького размера». Эти взаимосвязанные содержательные характеристики И. Шлезингер назвал «протовербальными элементами». В модели речепорождения к ним прилагаются четыре вида правил реализации: реляционные правила, приписывающие каждому протовербальному элементу грамматическую и фонологическую характеристику; правила «лексикализации», определяющие выбор нужных лексем; правила согласования (например, определяющие согласование по числу взаимосвязанных синтаксических компонентов) и интонационные правила. В свою модель И. Шлезингер ввел понятие «коммуникативного взвешивания», согласно которому соответствующий компонент модели определяет, какой из компонентов предложения является коммуникативным центром (логическим субъектом, темой, фокусом) речевого высказывания. И. Шлезингер высказал предположение, что за протовербальными элементами стоят невербальные когнитивные структуры, из которых и получаются ‒ в результате процесса так называемой коагуляции – «протовербальные элементы». Суть коагуляции ‒ в выборе из банка наших знаний (восприятий, переживаний) того, что говорящий или пишущий хочет выразить в процессе речевого общения. Эти когнитивные структуры представлены в психике говорящего в виде образов (293).
Ч. Осгуд также использует идею базисных «естественных» когнитивных структур как основы для процессов порождения и восприятия высказываний. По его мнению, эти когнитивные структуры образуются благодаря взаимодействию языковой и неязыковой информации. Чем ближе «поверхностная» (языковая) структура соответствующего предложения к этим когнитивным структурам, тем легче оперировать с предложением, тем оно более «естественно» (328).
В приведенных когнитивных моделях содержится много общего. Это, прежде всего, концепция «доречевых когнитивных структур», идея их «пропозиционального» характера (имя + предикат) и некоторой логической организации пропозиций, не совпадающей со структурой предложения как единицы языка. Это также положение о существовании такого речевого механизма, который определяет соотношение синтаксической структуры предложения со смысловым фокусом высказывания (топиком, темой, логическим субъектом). А самое главное, ‒ это введение в круг психолингвистической проблематики «фрейма» (понятия) ситуации речевого общения, т.е. взаимосвязанной системы когнитивных компонентов той или иной предметной ситуации (119, 285).
Модель Т‒О‒Т‒Е. В своей широко известной в психологических кругах книге «Планы и структура поведения» американские психологи Дж. Миллер, Е. Галантер и К. Прибрам указывают, что человек, прежде чем преобразовать свою мысль в речь, составляет программу своего высказывания, создаёт «общую схему с пустыми ячейками». Эту схему авторы и называют «планом». «У нас есть очень отчётливое предвосхищение того, ‒ отмечали они, ‒ что мы собираемся сказать, и наш выбор нужных слов зависит от чего‒то гораздо большего, чем предшествующие элементы нашего высказывания. У нас есть план предложения, и, когда мы формулируем его, мы имеем относительно ясное представление о том, что собираемся сказать. План предложения должен в общем определиться, по-видимому, до того, как можно выделить слова, которые мы собираемся высказать» (142, с.83).
Рассматривая процесс планирования речевого высказывания, эти исследователи полагают, что говорящий имеет некоторый образ того, что он хочет сказать, и в процессе выполнения плана он стремится приблизиться к нему. При этом, по их мнению, в процессе реализации плана человек действует методом «проб и ошибок». Иногда возникают несоответствия результата намеченному плану. Но тут включается механизм обратной связи, и человек движется к реализации плана от проб к стандартным операциям, а от операций ‒ к результату. Именно поэтому модель получила название TOTE (test ‒ operate ‒ test ‒ exit, т.е.: проба ‒ операция ‒ проба ‒ результат).
Предполагается, что человек, производя (составляя) высказывание, постоянно контролирует свою речь, осуществляя обратную связь в случае ошибочного действия, т.е. периодически поправляя себя и, т.о., строя свою речь правильно.
§ 5. Психолингвистическая теория порождения речи в концепции
Московской психолингвистической школы
Как отмечено выше, взгляды Московской психолингвистической школы восходят к работам Л.С. Выготского и к концепции деятельности, разработанной в 40‒60-х гг. прошедшего столетия С.Л. Рубинштейном, А.Н. Леонтьевым и П.Я. Гальпериным. Важное значение для разработки теории порождения речи в отечественной школе психолингвистики имели научные исследования А.Р. Лурии и Н.И. Жинкина (68-72, 129-131).
Впервые научно-обоснованную теорию порождения речи выдвинул Л.С. Выготский. В ее основу были положены концепции о единстве процессов мышления и речи, о соотношении понятий «смысл» и «значение», учение о структуре и семантике внутренней речи. Согласно теории Л.С. Выготского, процесс перехода от мысли к слову осуществляется «от мотива, порождающего какую либо мысль, к оформлению самой мысли, опосредствованию ее во внутреннем слове, затем ‒ в значениях внешних слов и, наконец, в словах» (42, с.375). Общая схема процесса речепорождения, предложенная Л.С. Выготским, получила дальнейшее развитие в трудах других отечественных ученых (А.Р. Лурия, Н.И. Жинкин, А.А. Леонтьев, Л.С. Цветкова, И.А. Зимняя, Т.В. Ахутина и др.).
Теоретическая концепция А.Р. Лурии, отображающая процессы порождения и восприятия речи, изложена во многих его научных трудах, но в первую очередь, ‒ в таких, ставших «классикой» отечественной психологии речи и психолингвистики работах, как «Язык и сознание» (1979) и «Основные проблемы нейролингвистики» (1975). Особо следует упомянуть учебное пособие А.Р. Лурии «Речь и мышление», написанное для студентов-психологов (1975)*.
Одно из важнейших положений концепции А.Р. Лурии – это различение категорий «коммуникации событий», т.е. сообщения о внешнем факте, доступном наглядно-образному представлению (например, Дом горит, Мальчик ударил собаку) и «коммуникации отношений» ‒ сообщения о логических отношениях между предметами (Собака ‒ животное). Это касается как «актуальной предикативности», непосредственно образующей коммуникативное высказывание, так и структуры исходной единицы построения высказывания или предложения, а именно синтагмы (сочетания слов).
Процесс порождения или, по определению А.Р. Лурии, «формулирования речевого высказывания» включает следующие этапы. В начале процесса находится мотив. «Следующим моментом является возникновение мысли или общей схемы того содержания, которое в дальнейшем должно быть воплощено в высказывании» (129, с.61). Для обозначения этой схемы А.Р. Лурия использует также термин «замысел». Далее в действие вступает «внутренняя речь», имеющая решающее значение для «...перешифровки (перекодирования) замысла в развернутую речь и для создания порождающей (генеративной) схемы развернутого речевого высказывания» (там же, с.62). Эта обобщенная смысловая схема (или «семантическая запись») имеет свернутый, сокращенный характер и является (по своему характеру) предикативной.
В трудах А.Р. Лурии представлен подробный анализ различных этапов порождения речи (мотив, замысел, «семантическая запись», внутренняя предикативная схема высказывания), показана роль внутренней речи. Так, им было выдвинуто положение о том, что «внутренняя речь является... механизмом, превращающим внутренние субъективные смыслы в систему внешних развернутых речевых значений» (129, с. 10). Для теоретического обоснования своей концепции А.Р. Лурия использовал лингвистическую модель речепорождения «Смысл‒Текст» И.А. Мельчука и А.К. Жолковского.* А.Р.Лурия подчеркивал, что «каждая речь, являющаяся средством общения, является не столько комплексом лексических единиц (слов), сколько системой синтагм (целых высказываний)» (29 с.37). Четко противопоставив парадигматические и синтагматические соотношения лексических значений, А.Р. Лурия соотнес «коммуникацию отношений» с первыми из них, а «коммуникацию событий» ‒ со вторыми. В целом путь от мысли к речи, как указывал А.Р. Лурия, ‒ «...1) начинается с мотива и общего замысла (который с самого начала известен субъекту в самых общих чертах), 2) проходит через стадию внутренней речи, которая, по-видимому, опирается на схемы семантической записи с ее потенциальными связями, 3) приводит к формированию глубинно-синтаксической структуры [высказывания ‒ В.Г.], а затем 4) развертывается во внешнее речевое высказывание, опирающееся на поверхностно-синтаксическую структуру» (там же, с.38). Как необходимые операции, определяющие процесс порождения развернутого речевого высказывания, А.Р. Лурия выделяет контроль за его построением и сознательный выбор нужных языковых компонентов (129, 131 и др.).
В целом ряде трудов Н.И. Жинкина, наряду с другими проблемами психолингвистики, рассматривается и проблема порождения речи (69, 70, 72 и др.). В наиболее полном и развернутом виде общая психолингвистическая теория речевой деятельности и ее механизмов представлена в работе «Речь как проводник информации» (1982).
Основные положения концепции Н.И. Жинкина сводятся к следующему. Внутренняя речь использует особую (несловесную, а точнее, в значительной мере несловесную) кодовую систему, которую Н.И. Жинкин назвал «предметно-схемным» кодом. (По-другому – «код образов и схем».) Н.И. Жинкин определял операцию отбора структурных – смысловых и языковых ‒ элементов речевого высказывания как универсальную операцию всех уровней речепорождения. Слова, согласно этой концепции, не хранятся в памяти в полной форме и каждый раз «синтезируются» по определенным правилам. При составлении высказывания из слов действуют особые семантические правила ‒ сочетаемости слов в семантические пары, причем эти правила являются своего рода «фильтром», обеспечивающим осмысленность высказывания. Н.И. Жинкин ввел в психолингвистику понятие «замысла целого текста» и «порождения текста как развертывания его (текста) замысла». Согласно концепции Н.И. Жинкина, содержательный аспект текста в виде иерархии подтем и субподтем (как предикаций разного уровня) предполагает при реализации речевого высказывания ориентацию говорящего (пишущего) на адресат коммуникации и, в частности, наличие у этого последнего некоторых знаний, общих с говорящим, но не выраженных в тексте и «домысливаемых» адресатом. Далее этот подход к тексту был развит рядом представителей психолингвистической школы, созданной Н.И. Жинкиным (Т.М. Дридзе, И.А. Зимняя, В.Д. Тункель и др.).
По мнению А.А. Леонтьева, подход Н.И. Жинкина к интерпретации процесса порождения речевого высказывания достаточно близок концепции А.Р. Лурии и Л.С. Выготского.
§ 6. Модель механизма порождения речевого высказывания по А.А. Леонтьеву
На основе многочисленных экспериментальных данных и анализа теоретических исследований ведущих психолингвистов мира, А.А. Леонтьевым была разработана целостная концепция о структуре акта речевой деятельности, центральное место в которой занимает модель порождения речевого высказывания.*
По модели А.А. Леонтьева процесс порождения речевого высказывания включает пять последовательных, взаимосвязанных этапов (или «фаз»).
· Исходным моментом («истоком») высказывания является мотив. Мотивация порождает речевую интенцию (намерение) – направленность сознания, воли, чувства индивида на какой-либо предмет (в нашем случае – на предмет речевой деятельности). «Исходным для всякого высказывания является мотив… т.е. потребность выразить, передать определенную информацию» (106, с. 41).
Рассматривая этот этап порождения речи, А.А. Леонтьев приводит весьма удачное, на его взгляд, определение Дж. Миллера – «образ результата». «На этом этапе говорящий имеет «Образ результата»…, но еще не имеет Плана действия, которое он должен произвести, чтобы этот результат получить».** По Б. Скиннеру, мотивом речевого высказывания может быть: требование (к выполнению определенного действия) или «манд», обращение информационного характера (сообщение) – «такт» и, наконец, ‒ желание выразить в развернутой языковой форме (т.е. сформулировать) какую-либо мысль – «цепт» (342). Сам мотив при этом не имеет четко определенного содержания.
· На следующем этапе порождения речевого высказывания мотив к речевому действию вызывает к жизни замысел, который, в свою очередь, «трансформируется» в обобщенную смысловую схему высказывания. Основываясь на теоретической концепции А.Р. Лурия, А.А. Леонтьев считает, что на этапе замысла впервые происходит выделение темы и ремы будущего высказывания и их дифференциация, т.е. определяется – о чем надо сказать (предмет высказывания или его тема) и что именно надо сказать об этом предмете (ситуации, факте, явлении окружающей действительности) – рема высказывания. На данной фазе порождения речи эти два основных структурно-семантических компонента высказывания «существуют» (и соответственно, осознаются говорящим) «глобально», в т.н. симультанном, нерасчлененном виде (105, 106).
· Следующий – ключевой этап порождения речи – этап внутреннего программирования. А.А. Леонтьевым было выдвинуто положение о внутреннем программировании высказывания, рассматриваемом как процесс построения некоторой смсыловой схемы, на основе которой порождается речевое высказывание. Такое программирование может быть двух типов: программирование отдельного конкретного высказывания и речевого целого (105, с.7).
Основываясь на взглядах Л.С. Выготского, касающихся психологического анализа процесса речи, А.А. Леонтьев считает, что при порождении отдельного РВ программирование заключается в двух взаимосвязанных процессах оперирования с единицами внутреннего (субъективного) кода. Сюда относится: а) приписывание этим единицам определенной смысловой нагрузки; б) построение функциональной иерархии этих единиц. Второй процесс составляет основу синтаксической организации будущего высказывания (106, с.183).
Основными операциями, на основе которых реализуется данный этап построения речевого высказывания, являются:
◊ Операции определения основных смысловых элементов (смысловых «звеньев» или единиц) предметного содержания речевого высказывания. Эти элементы (в потенциально возможном их количестве) соответствуют реально существующим элементам (объектам) предметного содержания того фрагмента окружающей действительности, который должен быть отображен в данном речевом высказывании. В составе указанных операций очень важной является операция выбора тех единиц смыслового содержания (из числа всех возможных), которые «актуальны» для говорящего или пишущего в данной ситуации речевой коммуникации. Последнее, в свою очередь, определяется мотивами и целевой установкой речи первого субъекта речевой деятельности (говорящего или пишущего).
◊ Операция определения «иерархии» смысловых единиц в «контексте» будущего РВ, определение главного и второстепенного, «основного» и уточняющих моментов в содержании речевого высказывания. При этом важное значение имеет то, на чем сосредоточено внимание говорящего (например, на субъекте или объекте высказывания), каковы его установки на слушателя. «Внутренняя программа высказывания представляет собой иерархию пропозиций, лежащих в его основе. Эта иерархия формируется у говорящего на базе определенной стратегии ориентировки в описываемой ситуации, зависящей от «когнитивного веса» того или иного компонента этой ситуации» (119, с.114). Так, известный пример Л.С. Выготского: «Я видел сегодня, как мальчик в синей блузе и босиком бежал по улице» (42, с.355) допускает различную интерпретацию в зависимости от того, что именно является для говорящего основным, а что ‒ второстепенным.
◊ Операция определения последовательности отображения смысловых элементов в речевом высказывании.
Как указывает А.А. Леонтьев, возможны три основных типа процессов оперирования с «единицами» программирования. Во-первых, это операция включения, когда одна кодовая единица (образ) получает две или несколько функциональных характеристик разной «глубины». Например: (КОТ + ученый) + ходит. Во‒вторых, операция перечисления, когда одна кодовая единица получает характеристики одинаковой «глубины» (могучее + ПЛЕМЯ + лихое). В‒третьих, это операция сочленения, которая является частным случаем операции включения и возникает, когда функциональная характеристика относится одновременно к двум кодовым единицам: КОЛДУН + (несет) + (богатыря)) или ((колдун) + несет) + БОГАТЫРЯ (139, с.115).
Основываясь на концепции Н.И. Жинкина о кодах внутренней речи, А.А. Леонтьев полагает, что характер (или «вид») кода программирования «может варьироваться в широких пределах, но наиболее типичным случаем является вторичный зрительный образ, возникающий на языковой основе» (107, с.184). Исходя из этого, составление смысловой программы на этапе внутреннего программирования осуществляется на основе особого, весьма специфического кода внутренней речи.
«Кодом внутреннего программирования является предметно-схемный или предметно-изобразительный код по Н.И. Жинкину. Иначе говоря, в основе программирования лежит образ, которому приписывается некоторая смысловая характеристика… Эта смысловая характеристика и есть предикат к данному элементу. … А вот что происходит дальше ‒ зависит от того, какой компонент является для нас основным» (119, с.115).
· Следующим этапом речепорождения является этап лексико‒грамматического развертывания высказывания. В рамках его выделяются, в свою очередь, нелинейный и линейный этапы лексико‒грамматического структурирования.
Нелинейный этап заключается в переводе составленной (смысловой) программы с субъективного (индивидуального) кода на объективный (общеупотребимый) языковой код, в «приписывании» семантическим единицам (смысловым элементам) «функциональной нагрузки», имеющей в своей основе грамматические характеристики. По А.А. Леонтьеву, этот процесс схематически можно представить следующим образом:
«смысл» (смысловая единица, носителем которой является образ‒представление) ‒ слово (как лексема) ‒ требуемая грамматическая форма слова (словоформа).
Основной операцией, реализующей этот подэтап, является операция отбора слов (реже – целых словосочетаний) для обозначения элементов смысловой программы ‒ смысловых единиц субъективного кода. Выбор слов в процессе порождения речи, по А.А. Леонтьеву, определяется тремя группами факторов: ассоциативно ‒ семантическими характеристиками слов, их звуковым обликом и субъективной вероятностной характеристикой (106, с.186).
Этап лексико‒грамматического развертывания РВ можно, по мнению А.А. Леонтьева, соотнести с переходом от плана внутренней речи к семантическому плану (по Л.С. Выготскому). В результате его реализации создается набор языковых единиц объективного кода, например, набор слов типа: «Девочка / яблоко / красное / есть».*
«Линейное развертывание» РВ состоит в его грамматическом структурировании – создании соответствующей грамматической конструкции предложения. При этом, на основе выделения «исходной» предикативной пары (субъект – предикат [ S – P ]), начинает осуществляться синтаксическое «прогнозирование» высказывания. Процесс грамматического структурирования включает **:
· нахождение (выбор из имеющихся «эталонов») грамматической конструкции;
· определение места элемента (выбранного по значению слова) в синтаксической структуре и наделение его грамматическими характеристиками,
· выполнение роли, определяемой грамматической формой первого (или ключевого) слова, в словосочетании или предложении. Например, выполнение «грамматических обязательств», определяемых типом словосочетания (определяемое слово → грамматическая форма определяемого слова; «стержневое» слово → форма управляемого слова и т.п.).
Последовательным элементам создаваемого высказывания приписываются все недостающие им для полной языковой характеристики параметры: а) место в общей синтаксической схеме высказывания; б) «грамматические обязательства», то есть конкретная морфологическая реализация места в общей схеме плюс грамматические признаки; в) полный набор семантических признаков; г) полный набор акустико‒артикуляционных (или графических) признаков (119, с.117). Наделение слова (лексемы) грамматическими характеристиками предполагает выбор нужной словоформы из соответствующего ряда грамматических форм слова.
Данный этап завершается интеллектуальными операциями семантико‒синтаксического «прогноза» соответствия подготовленного к реализации речевого высказывания его «целевой установке» (другими словами, определяется соответствует ли составленное речевое высказывание задачам речевой коммуникации). Составленный вариант речевого высказывания соотносится с его программой, общим «контекстом» речи и ситуацией речевого общения. Исходя из результатов такого анализа, субъектом РД принимается решение о переходе к завершающей фазе составления речевого высказывания – фазе его внешней реализации. Здесь возможны три варианта «решения»: решение о «запуске» РВ во внешнем плане, т.е. об его «озвучивании»; решение о внесении «корректив» в содержание или языковое оформление РВ и, наконец, ‒ решение об отмене речевого действия. (Например, вариант реализации РД в диалогической форме, когда один из участников процесса общения, «подготовивший» за время восприятия речи собеседника уточняющий вопрос, вдруг, неожиданно получает интересующую его информацию от своего партнера по диалогу. В этом случае его собственное РВ «уточняющего характера» становится излишним.)
· Заключительным этапом порождения речевого высказывания является этап его реализации «во внешнем плане» (во «внешней речи»). Этот этап осуществляется на основе целого ряда взаимосвязанных операций, обеспечивающих процесс фонации, звукообразования, воспроизведения последовательных звукосочетаний (слогов), операций продуцирования целых «семантических» звукокомплексов (слов), операций, обеспечивающих требуемую (в соответствии со смысловой программой и языковой нормой) ритмико-мелодическую и мелодико-интонационную организацию речи. Этот процесс осуществляется на основе реализации фонационной, артикуляционной, ритмико-слоговой и темпо-ритмической «автоматизированных» программ внешней реализации речи, в основе которых лежат соответствующие речепроизносительные навыки.
Как подчеркивает А.А. Леонтьев, представленная выше схема процесса речепорождения «в более или менее полном виде выступает в спонтанной (неподготовленной) устной монологической речи: в других видах речи она может редуцироваться или существенно изменяться ‒ вплоть до включения первосигнальных (по И.П. Павлову) речевых реакций» (119, с. 113-114).
Таким образом, в основе предложенной А.А. Леонтьевым модели порождения речи лежит концептуальная идея «внутреннего программирования». Научные взгляды А.А. Леонтьева, как указывает Т.В. Ахутина, во многом определили многие современные исследования не только отечественных, но и ряда зарубежных ученых по данной проблеме (13, 35, 79, 84, 180 и др.).
Сходную модель порождения речи, принципиально близкую к модели А.А. Леонтьева, предложила И.А. Зимняя (1984, 2001 и др.). Определяя речь как способ формирования и формулирования мысли, И.А. Зимняя выделяет три основных уровня процесса речепорождения: мотивационно-побуждающий, формирующий (с двумя подуровнями ‒ смыслообразущим и формулирующим) и реализующий.
Побуждающий уровень, движимый «внутренним образом» той действительности, на которую направлено действие, является «запуском всего процесса порождения речи». Здесь потребность (в высказывании) находит «свою определенность» в предмете деятельности. Опредмеченный мотив становится мыслью, которая служит внутренним мотивом говорения или письма (81).
В своей концепции речевой деятельности И.А. Зимняя разграничивает мотив и коммуникативное намерение. «Коммуникативное намерение ‒ это то, что объясняет характер и цель данного речевого действия. На этом уровне говорящий знает только о чем, а не что говорить, т.е. он знает общий предмет или тему высказывания, а также форму взаимодействия со слушателем (нужно ли спросить его о чем‒либо или выдать какую‒либо информацию). То, что сказать, осознается позднее» (81, с.73).
Второй этап ‒ процесс формирования и формулирования мысли имеет две функционально различные и вместе с тем взаимосвязанные фазы. Смыслообразующая фаза образует и развертывает общий замысел говорящего ‒ этот подуровень И.А. Зимняя соотносит с «внутренним программированием» по концепции А.А. Леонтьева. По И.А. Зимней, процесс последовательного формирования и формулирования замысла посредством языка направлен одновременно на номинацию (обозначение) и предикацию, т.е. установление связей типа «новое – данное». На этом уровне происходит одновременное воплощение замысла как в пространственно-понятийной схеме, актуализирующей «поле номинации», так и в схеме временной развертки, актуализирующей поле предикации. Пространственно-понятийная схема представляет собой «сетку» отношений понятий, вызываемых внутренним образом предметных отношений действительности, который, в свою очередь, определен мотивом. Временная развертка отражает связь и последовательность понятий, а соответственно – последовательность элементов смысловой программы, т.е. своего рода «грамматику мысли» (81, 84).
По концепции А.И. Зимней, актуализация понятийного поля актуализирует и его вербальное (словесное) выражение сразу же как в акустическом (слуховом), так и в моторном образе. Одновременно с процессом выбора слов производятся операции их размещения, т.е. грамматико‒синтаксическое оформление высказывания. Таким образом, формирующий уровень речепроизводства, осуществляемый фазами смыслообразования и формулирования, одновременно актуализирует механизм выбора слов, механизм временной развертки и артикуляционную программу; последняя непосредственно и реализует («объективизирует») замысел в процессе формирования и формулирования мысли посредством языка (81, с.78).
Т.В. Ахутина различает три уровня программирования речи: внутреннее (смысловое) программирование, грамматическое структурирование и моторная кинетическая организация высказывания. Им соответствуют три операции выбора элементов высказывания: выбор семантических единиц (единицы смысла), выбор лексических единиц, которые комбинируются в соответствии с правилами грамматического структурирования, и выбор звуков. Автор выделяет программирование как развернутого высказывания, так и отдельных предложений (11, 13, 169 и др.). При этом Т.В. Ахутина предлагает следующую характеристику последовательных этапов («уровней») порождения речи. На уровне внутренней или смысловой программы высказывания осуществляется «смысловое синтаксирование» и выбор «смыслов» во внутренней речи. На уровне семантической структуры предложения происходит семантическое синтаксирование и выбор языковых значений слов. Уровню лексико-грамматической структуры предложения соответствуют грамматическое структурирование и выбор слов (лексем). Наконец, уровню моторной программы синтагмы отвечают моторное (кинетическое) программирование и выбор артикулем.
На нейролингвистическом материале построена также модель Т.В. Черниговской и В.Л. Деглина (1984). Они выделяют несколько «глубинных уровней речепорождения». Первый ‒ уровень мотива. Второй ‒ глубинно-семантический, на котором происходит глобальное выделение темы и ремы, т.е. определение «данного» («пресуппозиционного») и «нового». Это уровень «индивидуальных смыслов» (по Л.С. Выготскому). Следующий глубинный уровень ‒ это уровень пропозиционирования, выделения деятеля и объекта, этап перевода «индивидуальных смыслов» в общезначимые понятия, начало простейшего структурирования будущего высказывания. И, наконец, ‒ глубинно-синтаксический уровень, формирующий конкретно-языковые синтаксические структуры (220, с.42).
Таким образом, в отечественной школе психолингвистики порождение речевого высказывания рассматривается как сложный многоуровневый процесс. Он начинается с мотива, который объективируется в замысле, замысел формируется с помощью внутренней речи. Здесь же формируется психологическая «смысловая» программа высказывания, которая «раскрывает «замысел» в его первоначальном воплощении. Она объединяет в себе ответы на вопросы: что сказать? в какой последовательности и как сказать?» (68, 81). Эта программа реализуется затем во внешней речи на основе законов грамматики и синтаксиса данного языка.
В работах представителей отечественной школы психолингвистики, помимо изучения закономерностей процесса порождения отдельных высказываний, анализируются различные звенья механизма порождения текста, рассматриваемого как продукт речевой деятельности (функция внутренней речи, создание программы «речевого целого» в виде последовательных «смысловых вех», механизм воплощения замысла в иерархически организованной системе предикативных связей текста и др.). Анализируется роль долговременной и оперативной памяти в процессе порождения речевого высказывания (Н.И. Жинкин, А.А. Леонтьев, И.А. Зимняя и др.).
Психолингвистический анализ механизма порождения речевых высказываний имеет самое непосредственное отношение к теории и методике «речевой» (в частности логопедической) работы; знание этих закономерностей, а также основных операций, реализующих процесс порождения речи, являются, по нашему мнению, той необходимой «теоретической базой», опираясь на которую, коррекционный педагог может эффективно решать задачи формирования речи детей. К числу их, в первую очередь, относится формирование навыков составления связных речевых высказываний. Так, для анализа состояния связной речи детей и разработки системы ее целенаправленного формирования особое значение приобретает учет таких звеньев механизма ее порождения, как внутренний замысел, общая смысловая схема высказывания, целенаправленный выбор слов, размещение их в линейной схеме, отбор словоформ в соответствии с замыслом и выбранной синтаксической конструкцией, контроль за реализацией смысловой программы и использованием языковых средств.
Коррекционному педагогу надо учитывать в своей работе данные психолингвистических исследований, в которых с позиций психологии и психолингвистики освещаются вопросы формирования речевой деятельности у детей. В них рассматриваются, в частности, особенности овладения детьми грамматическим строем родного языка, синтаксическими средствами построения высказываний (И.Н. Горелов, В.Н. Овчинников, A.M. Шахнарович, Д. Слобин и др.), планированием и программированием речевых высказываний (В.Н. Овчинников, Н.А. Краевская и др.). Так, например, весьма важное значение имеют полученные Н.А. Краевской данные о том, что речь нормально развивающихся детей 4-5 лет принципиально уже не отличается от речи взрослых по наличию в ней этапа внутреннего программирования (97).
Глава 2. Психолингвистические теории восприятия речи
§ 1. Теоретические концепции процессов восприятия и понимания речи
Восприятие речи представляет собой сложный и многомерный психический процесс. В принципе оно происходит по тем же общим закономерностям, что и любой другой вид восприятия. В деятельности речевосприятия можно выделить две различных составляющих. Первая из них ‒ первичное формирование образа восприятия. Вторая состоит в опознании и анализе уже сложившегося образа (30, 80, 86 и др.).
Восприятие речи включает в себя рецепцию слышимых или зрительно воспринимаемых элементов языка, установление их взаимосвязи и формирование представления об их значении. Таким образом, восприятие речи осуществляется на двух ступенях ‒ собственно восприятия и понимания речевого высказывания.
Понимание определяется в психологии как расшифровка общего смысла, который стоит за непосредственно воспринимаемым речевым (звуковым) потоком; это процесс превращения фактического содержания воспринимаемой речи в стоящий за ней смысл.
Например, смысл фразы «Холодно!» может быть различным в зависимости от того, в каком «неречевом контексте» и кем она высказана. Если это обращение матери к своему ребёнку, то он может понять её слова как совет одеться теплее. Если это говорится кем-то в комнате и сопровождается жестом в сторону открытой форточки, фраза может быть понята, как просьба закрыть окно. Та же фраза, высказанная кем-то из участников детской игры «холодно ‒ горячо», имеет совсем иной смысл.
В ходе понимания речи слушающий (реципиент) устанавливает между словами смысловые связи, которые составляют в совокупности смысловое содержание данного высказывания. В результате осмысления слушатель может прийти к пониманию или непониманию смыслового содержания высказывания. Важно отметить, что сам процесс понимания с психологической точки зрения характеризуется разной глубиной и точностью (30, 77).
Процесс понимания речи не является зеркальным отражением процесса составления отдельного высказывания или целого текста, а всегда есть превращение данного высказывания в сокращенные смысловые схемы на уровне внутренней речи, которые потом снова могут быть развернуты в высказывания (40, 80). Процесс понимания речи есть выделение из потока информации существенных моментов или существенного смысла. Тот процесс, который обычно называют пониманием речи, ‒ указывал Л.С. Выготский, ‒ «есть нечто большее и нечто иное, чем выполнение реакции по звуковому сигналу» (41, с.117). Понимание речи включает в себя и активное употребление речи. Л.С. Выготский считал, что смысловая сторона речи, понимание идут в своем развитии от целого к части, от предложения к слову, а внешняя сторона речи, ее продуцирование ‒ от слова к предложению.
Согласно теоретическим концепциям А.А. Брудного и Л.С. Цветковой (30, 216), начальный, самый общий уровень понимания состоит в понимании только основного предмета высказывания, т.е. того, о чем идёт речь. На этом уровне слушающий может только сказать, о чём ему говорили, но не может воспроизвести содержание сказанного. Смысловое содержание услышанного служит как бы фоном, на котором реципиент может определить основной предмет высказывания.
Второй уровень ‒ уровень понимания смыслового содержания ‒ определяется пониманием всего хода изложения мысли говорящего или пишущего, хода её развития и аргументации. Он характеризуется пониманием не только того, о чём говорилось, но и того, что было сказано.
Высший же уровень определяется пониманием не только того, о чём и что было сказано, но и для чего, зачем (т.е. с какой целью). Такое проникновение в смысловое содержание речи позволяет слушающему понять мотивы речи говорящего, понять всё, что подразумевается, внутреннюю логику высказывания. Этот уровень понимания включает и оценку языковых средств выражения мысли, использованных говорящим или пишущим (80, 99 и др.).
Все существующие теории (и модели) восприятия речи могут быть классифицированы по двум важнейшим параметрам. Первый параметр ‒ это моторный или сенсорный характер процесса восприятия; второй ‒ активный или пассивный его характер.
Моторная теория в ее классическом варианте постулирует, что в процессе слушания речи человек определяет значения управляющих моторных сигналов, необходимых для производства сообщения, подобного услышанному (221). Моторная теория процесса речевосприятия подробно изложена в работах А.А. Леонтьева, Л.А. Чистович, Р.М. Фрумкиной и др. (119, 162, 208).
По мнению А.А. Леонтьева, сенсорной теории восприятия речи «в чистом виде» не существует. Согласно сенсорной теории, моторная составляющая процесса речевосприятия рассматривается как побочное явление, а в качестве основного психофизиологического механизма выделяется сопоставление речевого сигнала с сенсорным эталоном по акустическим признакам. Этот процесс предшествует возникновению соответствующих моторных образов и не зависит существенным образом от их наличия (202).
Моторная теория восприятия речи в отечественной психолингвистике получила свое научное обоснование в работах Л.А. Чистович, ее учеников и последователей. Взгляды представителей этой школы представлены в широко известной коллективной монографии «Речь. Артикуляция и восприятие» (162). Процесс распознавания человеком слышимой речи характеризуется в рамках этой теории следующим образом.
Звуки речи записываются в памяти как набор характеристик по их признакам: гласные записываются с маркерами, обозначающими степень ударности. После восприятия ударного слога намечается условная граница слова, и человек находит подходящее слово. Если решение принимается, отмечаются границы отрезка, включённого в слово, и сокращается словарь последующих выборов. Таким образом, отрезки сообщения, более крупные, чем слоги, приобретают новый акустический параметр – ритмический рисунок (162, 221).
Л.А. Чистович предположила, что в центральной нервной системе имеются специальные схемы (блоки) для обнаружения таких явлений, как шум с максимумом энергии в определённом участке спектра, толчок (взрыв), пауза, формантный переход с определёнными акустическими свойствами и т.д. При восприятии речевого сигнала указанные схемы-блоки вырабатывают символы, обозначающие акустические явления (219, 221).
Распознающая система обладает памятью, и поэтому вопрос о процедуре принятия решений связан с вопросом об объёме оперативной памяти. Поскольку объём последней ограничен, следует предположить, что существует оптимальная длительность фразы, при которой обеспечивается максимальная ее разборчивость. При большей же длительности фразы должны наблюдаться пропуски, связанные с нехваткой времени на текущий анализ и идентификацию символа. Поэтому, если фраза длинна, образ слова утрачивается, и тогда решение о неузнанной части фразы может приниматься только «по догадке», на основании одних лингвистических вероятностей, без учета лексико-грамматических признаков данного слова, а следовательно, с большой вероятностью ошибки. Значительную роль в восприятии отдельных сегментов речи, по мнению Л.А. Чистович, играет контекст. Поэтому идентификация (узнавание) слова и фразы происходит на более высоком уровне, чем фонемы и слога (74).
Одним из основных положений моторной теории является следующее: «в основе фонемной классификации лежат не акустические, а артикуляционные признаки речевых элементов» (191, с.188). Акустический компонент речеслухового восприятия рассматривается в качестве второго основного компонента речевосприятия. При этом моторный образ речевой единицы и предполагаемый ее сенсорный образ совпадают друг с другом (119, с.123).
По мнению А.А. Леонтьева, в качестве перцептивного эталона в процессах смыслового восприятия речи выступает звуковой облик целого слова. Это положение опирается на взгляды Н.А. Бернштейна, который полагал, что «для опознавания и различения слов служат все произносимые и слышимые звуки, ...воспринимаемые в составе слов... Разложение слов на отдельные звуки при пользовании родным языком наблюдается разве только при недослышках, при слушании невнятной речи и тому подобных случаях, выходящих за пределы нормальной речевой практики» (20, с.25).
Исходя из этого следует, что единицей процесса речевосприятия является целое слово (а не отдельный звук или слог). В пользу «пословного» характера восприятия речи свидетельствуют данные экспериментальных исследований (26, 108 и др.). Это согласуется и с данными известных зарубежных исследователей (Р.О. Якобсон, Г. Моль и др.). Так, по мнению языковедов Г. Моля и Э. Уленбека, слушающий не воспринимает в речи фонемы одну за другой, но идентифицирует и детерминирует значащие звуковые единства, т.е. слова (119, с.130).
В основе восприятия речи лежат процессы, частично воспроизводящие процессы ее порождения. Это говорит об активном характере процессов восприятия человеком обращенной речи. В наиболее общей форме такое понимание процесса речевосприятия изложил Дж. Миллер: «Слушатель начинает с предположения о сигнале на входе. На основе этого предположения он порождает внутренний сигнал, сравниваемый с воспринимаемым. Первая попытка, возможно, будет ошибочной; если так, то делается поправка и используется в качестве основы для следующих предположений, которые могут быть точнее. Этот цикл повторяется... до тех пор, пока слушатель не сделает выбора, отвечающего соответствующим требованиям» (272, с.251). Указанный теоретический постулат, выступающий в форме утверждения об активном характере процессов речевосприятия, в зарубежной психолингвистике нашел свое отражение в модели «анализ через синтез»*.
Концепция «анализа через синтез» была выдвинута М. Халле и К. Стивенсом (1964), ее разделяют также Н. Хомский и Дж. Миллер (274). Ее основное положение состоит в следующем: чтобы адекватно воспринять речевое высказывание, человеку необходимо построить его синтаксическую модель, полностью или, по крайней мере, частично соответствующую той модели, которая используется другим субъектом РД (говорящим) в процессе порождения речи. Как отмечает Э. Леннеберг, «...механизм понимания в своей основе не различается с механизмом планирования высказывания при его продуцировании» (268, p.106). Большая часть «трансформационных» и когнитивных моделей речепорождения может рассматриваться, в этой связи, и в качестве моделей восприятия речи (119, 208).
Факторы, влияющие на опознание слов, детально исследованы Л.Р. Зиндером и А.С. Штерн (85). В их работах установлено, что при опознании слов могут использоваться различные свойства речевых сигналов ‒ их фонетические характеристики (или ‒ при чтении ‒ графические), семантические и семантико-грамматические особенности, а также их «вероятностные характеристики» (потенциальная возможность появления данного слова в воспринимаемом речевом высказывании). В различных условиях восприятия доминирующими в опознании могут выступать различные признаки речевого сигнала. Так, например, при относительно хороших условиях опознания (когда уровень сигнала значительно выше уровня шума) используются, прежде всего, фонетические признаки, при «средних» условиях ‒ происходит активная опора на семантические признаки, а при наихудших, когда уровень шума особенно высок, определяющей становится «частотность» (частота употребления данного слова в речевых высказываниях, аналогичных воспринимаемому). Это положение согласуется с концепцией, согласно которой указанные три типа признаков являются основными критериями поиска слова в долговременной памяти (72, 84 и др.).
К примеру, если мы установили, что фраза «Кот ловит мышь» состоит из последовательности фонем /k//o//t//l//o//v'//i//t//m//ы//sh/, то это не значит, что и восприятие (распознавание) этой фразы (равно и всех других) у слушающего происходит пофонемно. На самом деле оно строится принципиально иначе: в восприниаемом звуковом потоке выделяются крупные отрезки речи (слова и целые словосочетания), в процесс восприятия вовлекаются все языковые операции – синтаксические, лексические, морфологические, морфолого-синтаксические, фонематические и фонетические), разнообразные прагматические факторы (знания, установка к речевоприятию и др.), а также эвристические операции (предугадывание возможных фрагментов фразы или всего речевого высказывания в целом).
При этом реципиент (слушающий) постоянно учитывает соотношение сигнала и шума для выбора оптимального способа восприятия. Таким образом, в процессе речевосприятия реципиент принимает не частное решение, касающееся одного сигнала или одного отдельного высказывания, а выбирает общую стратегию восприятия (опознания) речи собеседника (70, 84, 94).
Нередко эта общая «стратегия восприятия» речи при данных условиях речевой коммуникации выбирается человеком еще до того, как он непосредственно сталкивается с тем или иным речевым стимулом. Выбор такой стратегии определяется установкой слушающего (читающего) в отношении воспринимаемой речи; причем установка может быть или заранее заданной, или формирующейся по ходу восприятия. Типичным примером действия такой установки является экспериментальная ситуация, описанная в работах А.Н. Леонтьева и Е.П. Кринчик, когда «искусственное» повышение для испытуемого субъективной значимости некоторых стимулов приводило к возникновению эффекта «подстораживания»* этих стимулов, что в свою очередь значительно повышало скорость переработки информации (122 и др.).
Таким образом, в проблему восприятия речи вводится понятие предварительной ориентировки, в ходе которой реципиент получает информацию о ситуации речевой коммуникации, источнике информации и выбирает вариант смыслового решения, организующий восприятие речи.
§ 2. Механизм смыслового восприятия речевого высказывания
Достаточно лаконично и вместе с тем информативно, механизм смыслового восприятия речи рассмотрен в трудах И.А. Зимней (80, 84 и др.). Основное положение представленной в них концепции речевосприятия, разработанной И.А. Зимней совместно с Н.И. Жинкиным, заключается в следующем. На основе узнавания, «отождествления» каждого слова речевого высказывания слушающий делает умозаключение о смысловом звене (синтагме, двухсловном сочетании), а затем ‒ о связях между смысловыми звеньями, после чего осуществляется фаза «смыслоформулирования», которая «заключается для слушающего в обобщении результата всей этой перцептивно-мыслительной работы и переводе его на одну целую, нерасчлененную единицу понимания ‒ общий смысл воспринятого сообщения» (80, с.32‒33).
По определению А.А. Леонтьева, это и есть «внутренняя программа речевого высказывания, которая в то же время может являться константным (инвариантным) звеном при переводе высказывания с одного языка на другой» (119, с.134).
Исходя из этого, устанавливаются особенности восприятия целого текста (текстового сообщения). Основными свойствами текста как единицы языка, напомним, являются смысловое и структурное единство (цельность) и связность**.
Связность развернутого речевого высказывания – основной и определяющий признак текста, которая в современной лингвистике чаще всего определяется как смысловая и грамматическая связь двух или нескольких последовательных предложений. В психологии речи в характеристике связности обычно отражается тот факт, что реципиент (слушающий, читающий) использует признаки связности как сигналы объединения соответствующих предложений в семантическое целое (в графике текста часто соответствующее абзацу). Другими словами, несколько предложений, характеризуемых признаками связности, воспринимаются реципиентом как единое целое. «Читаемый текст как бы монтируется в сознании из последовательно сменяющих друг друга отрезков, относительно законченных в смысловом отношении» (А.А. Брудный ‒ 30, с.45).
Критерии связности могут относиться к различным категориям. Это могут быть синтаксические признаки (например, синтаксический параллелизм), синсемантические характеристики (определенные правила употребления личных местоимений и других замещающих слов), характеристики актуального членения, семиотические (знаковые) признаки, соотнесенность предложений по внешним структурным признакам и другие (115, с.9-10). Нельзя определить связность текста только через какой-то один критерий «связности»; как правило, она создается на основе «задействования» целого ряда признаков.
Цельность – это характеристика текста, прежде всего как смыслового единства; она определяется на всем тексте или на отдельных его фрагментах, относительно законченных в содержательном отношении. Суть феномена цельности текста ‒ в иерархической организации планов (программ) речевых высказываний, используемой реципиентом при восприятии данного текста. Внешние (языковые и речевые) признаки цельности выступают для слушающего как сигналы, позволяющие ему, не дожидаясь полного восприятия текста (а иногда с самого начала процесса восприятия), прогнозировать его возможные границы, объем и, что особенно важно, его содержание, используя эти данные для облегчения процесса восприятия сообщения.
Смысловая организация текста представлена в теоретической концепции «иерархии смысловых предикатов», разработанной Н.И. Жинкиным и его учениками ‒ И.А. Зимней, Т.М. Дридзе и др. (61, 72, 84). Модель смысловой предикации позволяет выявить центральные («основная мысль», «предикации первого порядка») и «периферийные» (дополнительные, вспомогательные) смысловые компоненты текста. Исходя из этого, можно дать определение понятия «цельного текста» как текста, который при переходе от одной последовательной ступени «компрессии» («семантического» сжатия, сокращения) к другой, более глубокой, каждый раз сохраняет для реципиента смысловое тождество с исходным текстом, «лишаясь» лишь дополнительных, «необязательных», менее важных компонентов. Всесторонний и глубокий анализ механизмов восприятия цельного текста был проведен А.С. Штерн (232). В исследованиях этого автора представлена концепция «набора ключевых слов» (как результата смысловой «компрессии» текста) и его использования как опоры для восстановления текста. «Ключевые слова» представляют собой своего рода микротекст, организованный, как и любой текст, и линейно, и иерархически, и отображают общую смысловую организацию исходного текста.
Четкое и адекватное отображение в развернутом высказывании предмета речи («затекст») и уяснение его глубинного смыслового подтекста обеспечивает адекватное восприятие и понимание содержания текста (91, 222 и др.). Для процесса восприятия текста характерны в основном те же закономерности, что и для восприятия отдельного высказывания. При восприятии текста так же, как правило, бывает задействован механизм вероятностного прогнозирования, реципиент ориентируется на авторские знаки-маркеры, уточняющие «семантику» речевого высказывания (фонологические, лексические, интонационно-выразительные, паузационные и др.), слушатель или читатель анализирует смысловое содержание текста на основе его апперцепции (осознанного целенаправленного восприятия) и т.д.
Вместе с тем восприятие текста гораздо сложнее восприятия одиночного высказывания. При восприятии развернутого речевого высказывания текст как единое целое как бы «монтируется» в сознании человека из последовательно сменяющих друг друга отрезков воспринимаемой речи, относительно законченных в смысловом отношении. После восприятия каждого такого фрагмента и сразу по завершении восприятия всего сообщения происходит сопоставление смысловых элементов (смысловых «блоков») текста. При этом в процессе осознания фактического содержания текста и его смыслового подтекста возможна перестройка первоначального соотношения составляющих его смысловых элементов (так, при чтении литературного произведения детективного жанра читатель может переосмыслить свои первоначальные представления о роли персонажей в описанных событиях). Параллельно происходит осознание общего смысла (основной «идеи» или концепта) текста, понимание которого в значительной степени зависит от интерпретации его возможного подтекста. Возникающая у слушателя или читателя структурно-смысловая проекция текста является результатом включения содержания текста в понятийное «смысловое поле» реципиента (57, 76 и др.).
Процесс понимания речевого высказывания всегда включает в себя смысловой и языковой анализ текста, оценку и сравнение. Психологическое настроение реципиента, его желания и предшествующие знания организуют и направляют процессы запоминания и воспроизведения. В этой связи, при анализе составленного учащимся пересказа важно выделять в его содержательной части то, что соответствует реально существующей предметной ситуации, отображаемой в тексте, и то, что является его творческой интерпретацией (58, 76 и др.). При понимании текста реципиенту необходимо объединить несколько отдельных высказываний в одно смысловое целое. Большую роль в осознании логико-смысловой организации текста играет анализ используемых продуциентом средств межфразовой связи. При этом так называемая «пошаговость восприятия» языкового материала предполагает и последовательную обработку поступающей информации, и интеграцию смысла текста.
Приведем соответствующий пример, взятый из исследований Н.И. Жинкина (64).
1. Чёрные живые глаза пристально смотрели на неё.
2. Казалось, сейчас разомкнутся губы и с них слетит весёлая
шутка, уже играющая на открытом и приветливом лице.
3. Кто автор этой замечательной картины?
4. Прикреплённая к позолоченной раме табличка свидетельствовала, что
портрет Чингиннато Баруцци написан Карлом Брюлловым.
Как указывает Н.И. Жинкин, ‒ «в этом тексте между первыми тремя предложениями настолько глубокие «скважины», что их не так легко связать по смыслу. И только в четвёртом предложении указано всё необходимое для того, чтобы связать вместе все четыре предложения. Но и четвёртое предложение, отдельно взятое, тоже малопонятно» (64, с.127). В то же время, по мнению исследователя, данный текст относится к числу достаточно понятных и целостных текстов. Согласно теории построения текста Н.И. Жинкина, «текстовый смысл ‒ это интеграция лексических значений двух смежных предложений текста. Если интеграция не возникает, берётся следующее смежное предложение, и так до того момента, когда возникает смысловая связь этих предложений» (72, с.58). Исходя из этого, смысл текста, по определению Н.И. Жинкина, рождается лишь на пересечении как минимум двух отдельных высказываний (предложений). Соответственно этому и сам текст возникает на «стыке» двух соположенных в смысловом и языковом (грамматическом) плане предложений. Хорошее знание темы текста позволяет слушателю понять (соотнести с действительностью) те фрагменты информации, которые были выражены достаточно общими словами.
В рамках Московской психолингвистической школы было проведено комплексное исследование такого вида речевосприятия, как «быстрое» (или динамическое) чтение (27, 99). При этом исследователи исходили из гипотезы, что в основе механизмов «быстрого чтения» лежит определенный, индивидуальный для каждого испытуемого оптимальный режим взаимодействия работы зрительной системы и процессов смысловой обработки текста. «Промежуточный анализ (на уровне высказывания) здесь, по-видимому, отсутствует, а перцептивный анализ связан с «выхваченными» из текста опорными компонентами (ключевыми словами или словосочетаниями)» (139, с.139). Реципиент (читающий), бегло просматривая текст, выбирает из него такие опорные элементы, которые, будучи в дальнейшем синтезированы, могут дать достаточную информацию для формирования общих представлений о содержании текста. При этом используются механизмы вероятностного прогнозирования с учетом иерархии содержательных элементов текста. Таким образом у реципиента должна быть способность выделять в тексте слова, непосредственно отражающие его общий смысл и способ развертывания текста.
Известный отечественный психолингвист А.А. Брудный определяет процесс понимания текста как последовательное изменение структуры воссоздаваемой в сознании ситуации и процесс перемещения мысленного центра ситуации от одного элемента к другому. В результате процесса понимания текста, по А.А. Брудному, образуется некоторая «картина» общего смысла или так называемый «концепт текста» (30, 31).
По А.А. Леонтьеву, «понимание текста ‒ это процесс перевода смысла этого текста в любую другую форму его закрепления» (119, с.141). В качестве примера можно привести процесс парафразы, пересказа той же мысли другими словами. Это может быть также процесс смысловой компрессии, в результате которого образуется минитекст, воплощающий в себе основное содержание исходного текста, ‒ реферат, аннотация, резюме, набор ключевых слов. Сюда относится и процесс формирования умозаключений, и процесс формирования эмоциональной оценки события и др. (там же, с.141).
В связи этим А.А. Леонтьев считает целесообразным использовать понятие образ содержания текста (115, 119). Образ содержания текста А.А. Леонтьев характеризует как сам процесс понимания, взятый с его содержательной стороны. Частным случаем формирования образа содержания является умозаключение, выводимое из анализа текста. Образ содержания текста характеризуется предметностью и динамичностью, что хорошо иллюстрируется приводимым примером. «Нельзя представить себе, ‒ пишет А.А. Леонтьев, ‒ статический, «точечный» образ содержания «Войны и мира» или дарвиновского «Происхождения видов» или, наконец, речи Достоевского при открытии памятника Пушкину в Москве. Но можно, прочитав письмо друга, ощутить, что у него что-то неблагополучно… Можно кратко резюмировать для себя газетную информацию в одной фразе (которая обычно и выносится в заголовок информации). Таким образом, тексты функционально неравноценны с точки зрения способов их понимания, но даже такой статический, точечный образ есть лишь частный случай развернутого, динамического образа» (119, с.142). Восприятие текста подчиняется общим закономерностям процесса речевосприятия, и образ содержания текста – это предметный образ. За текстом – «изменяющийся мир событий, ситуаций, идей, чувств, побуждений, ценностей человека ‒ реальный мир, существующий вне и до текста (или создаваемый воображением автора» (там же, с.142‒143).
Содержание текста, как правило, «полифонично», многоаспектно, что убедительно было показано М.М. Бахтиным (15, 16). Стоящий за текстом мир может быть увиден и осмыслен реципиентом по-разному в зависимости от того, что ему нужно узнать, «увидеть» в тексте, с какой целью и с какой установкой он воспринимает речевое сообщение. При этом человек не просто анализирует текст, а, как правило, использует его в качестве ориентировочной основы для какой-то иной, неречевой (или не собственно речевой) деятельности. В зависимости от характера этой деятельности, роли в ней процесса восприятия текста, вида самого текста, степени сформированности навыков и умений речевой и неречевой деятельности и ряда других факторов, в каждом конкретном случае оптимальной является та или иная стратегия восприятия и понимания текста (например, от части к целому или от целого – к части). Как указывал в этой связи М.М. Бахтин, всякое понимание живой речи, живого высказывания носит активно ответный характер. (15, с.246).
Обратим внимание только на одну чрезвычайно важную для понимания процессов восприятия и понимания речи характеристику субъекта речевой деятельности – его активность. И процесс порождения речи, и процесс ее восприятия могут состояться и приобретать соответствующие характеристики только при (психической, интеллектуальной) активности личности. Например, степень активности (вовлеченности) личности в процесс восприятия в значительной мере определяет полноту и глубину восприятия. Навстречу поступающему сообщению слушающий активно выдвигает гипотезы, относящиеся ко всем смысловым и языковым операциям – семантическим, синтаксическим, лексическим и др., и только при этом условии, т. е. активном производстве «речевых» операций, процесс восприятия протекает в нормативном варианте. В противном случае он просто отсутствует или становится «редуцированным».
Дата: 2019-02-02, просмотров: 747.