В 10 часов утра прибыли мы в Орскую крепость, где получа от коменданта тамошнего нужные пособия, отправились вскорости в город Оренбург. Отсюда отправя в Санкт-Петербург эстафету с уведомлением о нашем несчастии ⁵⁰, и учредя потом некоторые распоряжения к возвращению доктора и к успокоению разорившейся команды, в короткое время выехали в Санкт-Петербург и сами.

В Оренбурге все мы страдали жестокою опухолью в ногах, сопряженною со следствиями от многотрудного нашего вояжа, и которая, начавшись еще в степи во время обратного пути и у некоторых усилясь от не имеемой почти совсем обуви, была очень продолжительна.

РГВИА. Ф. 846. Оп. 16. Д. 19208. Л. 1-97. Список.

Комментарии

46. Муравин Иван – геодезист, в 1740-1741 гг. вместе с поручиком Д. В. Гладышевым участвовал в экспедиции в кочевья хана Абулхаира. Поводом для ее организации послужила просьба хана Абулхаира построить в устье р. Сырдарьи ранее обещанный город. Правительство решило удовлетворить эту просьбу и поручило экспедиции Гладышева и Муравина, в которую вошли также инженер Назимов, переводчик У. Арасланов и несколько казаков, исследовать устье р. Сырдарьи. Экспедиция Гладышева и Муравина продолжалась с сентября 1740 г. по апрель 1741 г. и прошла путь из Оренбурга до Хивы и обратно. В итоге ею были собраны важные историко-этнографические и географические материалы о Казахской степи и ее населении (Масанов Э. А. Очерки истории этнографического изучения казахского народа в СССР. С. 56-57).

47. Тур – хворостяная корзина, набиваемая землей для защиты от пуль.

48. Карасакал (ок. 1705-1749) – главный руководитель восстания 1740 г. в Башкирии, выдавал себя за ногайского султана Гирея. После подавления восстания царскими войсками ушел в Казахстан и нашел убежище у бия Казыбека. Вскоре он покинул Каркаралинскую степь и в районе Черного Иртыша нашел нового покровителя в лице влиятельного вождя найманов батыра Кабан-бая, где выдавал себя уже за претендента на джунгарский трон Шоно-Лоузана, сына Цэван-Рабдана. Умер в 1749 г. По некоторым данным он был убит султаном Бараком, пытавшегося таким образом снискать себе расположение ойратов (МИ БАССР. Док. № 175. С. 378-397; Моисеев В. А. Степной самозванец // Простор. 1984. № 6).

49. Копия письма Я. Гавердовского к Абулгазы (ГАОрО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 24а. Л. 34 и об., 47).

50. В рапорте на имя министра коммерции графа Н. П. Румянцева от 27 сентября 1803 г. Гавердовский писал: «После отправленного к вашему сиятельству рапорта из степи Киргизской от 30 августа, вступил я в пески Каракум, и, получая отовсюду неприятные для нас известия в рассуждении собравшихся на Сырдарье чиклинцев, хотя встретившийся бухарский караван и не обнадеживал в безопасности, послал я туда для разведываний нарочных с письмами, и сам с караваном, принимая влево, следовал до урочища Парчакум, в 19 верстах не доходя Сыра. Сентября 6-го числа, в 880 [верстах. от границы, выехали к нам вперед посланные, уведомя действительно, что управляемый на Сырдарье чиклинским народом, назвавшийся самовольно ханом, салтан Аблазы с биями Джанназаром, Джанзаком и прочими, также с частью каракалпаков, чумекейцев и дюрткаринцев, никогда к границе российской не приближающихся и всегда почти грабивших купеческие российские и бухарские караваны, собрались на Сырдарье, заняв все перевозы, более чем в 3000 человек, положа непременно, не пропустя меня, разграбить, а самих взять и лишить жизни. Почему и почли мы нужным возвратиться, дабы приблизиться к аулам верных чумекейцев, следуя обратно со всеми предосторожностями день и ночь. 9-го числа, поутру, в безводной степи Музбиль, у урочища Ходжаберган нагнаны мы были сими злодеями в 1000 человеках, кои с сильным криком, пуская стрелы и стреляя из ружей, нас атаковали. Остановя караван, спешась, и совьюча тяжелые вьюки, стали мы обороняться. Малая часть оставшихся при нас киргизцев также действовали, но, будучи некоторые израненными, и они нас оставили. Чиклинцы, не будучи в силах отбить нас от каравана верхами, стали наступать пешими на ту часть каравана, где находились верблюды; и в то самое время, когда впереди оных часть казаков отважно защищали нападение, киргизские извозчики наши подняли верблюдов и с оными пошли, оставя место обороны, почему верблюды и находящиеся на оных легкие тюки, даже некоторые, будучи снятыми, взяли с собою, почему и достались добычею злодеям вместе со всеми лошадьми нашими. В то время потерял я ящик с казною, а купцы – большую часть своих червонцев. Пользуясь сим захватом, чиклинцы стали делить свою добычу. А мы в сие время из оставшихся у нас тюков сделали городок, укрепя оную в грудную оборону, увязав веревками. Поверяя количество людей, при мне находящихся, узнал я, что все почти купцы, будучи одеты неразлично с киргизцами, с начала нападения под руководством верных киргизцев скрылись, спася с собою на двух верблюдах легкие товары, в червонцах и корольках состоящие; о коих прилагаю записку. После полудня и чрез целую ночь количество киргизцев увеличивалось до 3000 и более, и они, выманивая нас разными хитростями, хотели воспользоваться вместе добычею. Сильная защита и неутомимая храбрость малой команды и других оставшихся людей нас защитила. Чрез все сие время и до самого рассвета 10-го числа продолжали мы рыть колодец, в том намерении, дабы, найдя воду, защищаться докудова будет порох. Но более трех сажен выкопанной ямы не показала и следа сырости. Утомленные люди, будучи от безводной степи не пившие двое суток в жар, увеличивающийся до 24 градусов, требовали решительно или выдать их нападающим беспрерывно киргизцам, или напоить их. Не имея сил воспротивиться сему требованию, а более потому, что киргизцы, навязав из прутнику круглые туры в рост человека, пешие подкатывали оные к нашей защите и стреляли из-под оных, не щадя кровь свою, или желая нас обмануть, все еще предлагали договоры, а, напоследок, с согласия оставшихся купцов и всего общества, я решился принять оные.

Они состояли в том, дабы заплатит им за убитых по 1000 червонцев за одного человека, а за раненных и еще дать им всем подарки. Рассуждая, дабы, хотя с потерею половины, сберечь другую и людей, при мне находящихся, на все требования их согласился, почему и отдал последние купеческие червонцы Ибрагима Смаилова, а в недостатке оных плачено товарами. Разрушенные от сего стены городка, обнажили киргизцам страждущее состояние утомленного жаждою команды, которая, не воздержась, требовало от самих чиклинцев для утоления оной воды, а мы платили за небольшую меру соленой, худой и пахучей воды по два и более червонца. Сие состояние понудило их решительно покуситься вновь взять нас; шесть раз приступали они к городку, но были отгоняемы. Напоследок, видя изнеможение силы нашей, я велел объявить киргизцам, что мы, оставляя караван, идем из оного и решились защищаться до смерти, не отдаваясь в полон. И приказал команде, наполня карманы патронами сколько можно более, идти вон с вооруженною рукою; и при первом нападении – умирать с оружием! С тем и пошли мы, оставя все, а дабы не возбудить их жадности более к самим нам и верхнее платье наше бросили, кроме сохранил я уже три дня носимую на груди высочайшую грамоту, инструкцию и два письма от вашего сиятельства к бухарским министрам, а прочие все письменные дела: замечания, карты, планы и прочие бумаги, подарки, товары, инструменты и имение, словом, все было разграблено и простирается, сверх казенных вещей и запасов, до 300 000 руб., о чем подробную ведомость доставлю после. Отчаянное наше сопротивление воспрепятствовало киргизцам, без нужды теряя жизнь, гнаться за неверною добычею, почему кинулись они на караван. А мы, защищаясь, того 10-го числа по вечеру вышли, кроме схваченные, сдавленные толпою и бывшие без оружия доктор, надворный советник Большой, казенный мой денщик Васильев и татарский мальчик Халит Искаков. В двух или трех верстах от каравана встречены мы были новыми киргизцами, кои объявили, что они высланы к нам для помощи чрез Бекчурина, еще пред нападением из каравана для собрания усердных киргизцев от нас уехавшего, и предлагали своих верблюдов и лошадей. Уставшие и отчаянные люди бросились с радостью на сию помощь и от себя, для облегчения, отдавали оружие. В короткое время заметил я, что сии усердствующие хотели развозить нас порознь, почему, сойдя с лошади, требовал, дабы все люди слезли и оборонялись. Наступившая темная ночь и сильные выстрелы спасли нас от нового разбора, кроме увезено было 6 человек, кои отдали оружие. Злодеи, однако ж, поехали за нами. На рассвете пришли мы в аулы Мусеряб-бия, который нас принял. Здесь чумекейцы его команды, отделения сарыкашкинского, снова требовали нас как свою добычу. Но некоторые из вожаков наших их удержали, обещая им заплатить, если нас оставят. Поутру требовал я действительно наведаться о происшествии в караване и собрать рассеянных людей, обещая плату, в надежде занять у купцов из спасенных червонцев. Но, которые, к несчастью, будучи зарытыми в песок, выкрадены также были киргизцами. Но с заплатою большого большего количества другим, сильнейшим, напоследок, отысканы и возвращены. 12-го числа привезли всех оставшихся 6 человек, и дабы нас снова не разобрали, заплатил я 400 червонцев. О докторе и других увлеченных чиклинцами людях слуху никакого не было, и полного известия не получил, кроме, что они, взяв караван, нас преследовали, но не найдя в песках, уехали ночью в свои аулы.

14-го числа с сильным настоянием насилу отпустили нас из сих аулов в Россию, удерживая затем, чтоб разобрать, имея в виду хорошую чрез нас прибыль. А не пустить в Россию, чтоб не было верных слухов о сем происшествии, здесь спасло нас присутствие малой части усердствующих киргизцев, коих имена достойные всякого уважения при сем в особливой записке прилагаю, а равно и прибытие с командою дюрткаринского старшины Каракубека, прибывшего к нам под видом усердия.

Отсюда пошли мы пешие и без провианта, и в тот день пришли мы к аулам Китябай-бия, верного старшины. Тут купил, я на занятые у купцов червонцы, верблюдов, дабы посадить на каждого по два человека из команды, несколько лошадей и верхнее для команды платье, платя почти втрое дороговизною против обыкновенного, как и самую провизию.

15-го числа, выехав в степь, требовал от нас Каракубек с другими, себе платы за выезд к нам для помощи и угрожал в случае не дачи, ограбить последнее у купцов и нас побрать. Я отвечал ему, что не имею ничего, но, будучи принужден купцами, заплатил чрез них ему с товарищами 800 червонных и от купца отнял он ружье.

От сего места пошли мы пустою степью поспешно, где не встретили почти ни одного кочевья. Голод доводил нас до крайности, два дня были мы уже без пищи, приближаясь к границе, и с нами те же киргизцы.

И в сие бедственное состояние за 60 только верст от Орска напали на нас снова с лишком 100 человек партия киргизцев, чиклинцы, кочующие близ границы, команды Мусульман-бия. Спешась, стреляли мы по их из ружей. Сие неожиданное сопротивление и известие, что мы решились умирать, побудило их нас оставить.

23 сентября вышли мы в Орскую крепость, к общей радости всех людей моей команды. Тотчас, [как. узнал я, что в Бухарию вышел предо мною за день купеческий караван, почему и просил я коменданта, г-на полковника Петрова, дабы их известить об опасности пути, и который все сие исполнил, доставя нам всякое благодетельное вспоможение. Не ждав возвращения каравана, отправился я в Оренбург, куда и прибыл сего числа.

Из степи Киргизской послал я в Бухарию с нарочным верным человеком к тамошнему визирю письмо, с коего копию при сем прилагаю, и для выручки доктора и других людей послал я к чиклинцам с письмом солтана Ширгазия, брата чиклинского начальника Аблазы. Сей Ширгазы, взявшийся с границы препровождать меня до Бухарии, под разными предлогами отстал еще до Каракума, по разграблении же приехал. Он, дабы загладить сей случай, взялся чрез месяц непременно прибыть на границу, привезти его или верное о нем известие.

Во время нападения чиклинцев и других с ними совокупившихся, убито из киргизцев 7 человек, ранено опасно более 20. С нашей стороны раненых 5, из числа коих ахун и брат бухарского посланца Мир-Галаваддина Мир-Мухаммет Аминов, приданный мне им для руководства в Бухарии и который потерял все имение и товары защищая нас и имея средства предварительно спастись, ибо ему предлагали свободу, кою он отвергнул и сражался при моих глазах неутомимо. Обо всех отлично замеченных мною, усердствующих и храбро сражавшихся прилагаю вашему сиятельству также список.

Описав вашему сиятельству жалостное и бедственное наше по пути, осмелюсь приступить к разведанным мною причинам. Брало ли в сем деле участие бухарское правительство, мне неизвестно, тем более, что известно мне было их усердное меня ожидание, и, слыша верно, что хан собрал действительно войско наказать чиклинцев и хивинских каракалпаков, а Хиву сделать себе подвластною за продерзости и неспокойство в рассуждении торговли; не ушел даже от чиклинцев и вышедший ныне большой купеческий бухарский караван, с коего они взяли более нежели на 2000 руб. под видом пошлины; но чтобы сие приключение наше не неприятно было торговым бухарским людям, сего оспаривать не можно, знавши с коликою заботливостью стараются они отвратить поиски наши, дабы торговать в Бухарии.

Но вот что узнал я от верных мне людей в степи Киргизской: вскорости по прибытии моем в Оренбург, чрез Астрахань в Хиву и даже из самого Оренбурга в Конрат дано было известие о моем проезде в Бухарию. Хива, замешанная всегда в грабежах киргизских и подстрекающая их нападать на линию для пленения людей, кои не избегают рук Хивы и Конрата, признало сие мое отправление для себя действительно опасным, а особливо в рассуждении Мангышлака, что уже в Хиве известно, почему и соглашала трухменцов напасть на меня за песками Кызылкум, но бухарский эскорт, приготовленный для моей встречи, остановил от сего трухменцов. Они послали других людей к дюрткаринцам, обращающимся прежде в грабежах, но они все на сие не согласились, хотя и были убеждены в мою непользу уже после отъезда Бекчурина. Напоследок были новые собрания у чиклинцев. Сии, не будучи никогда близ границ российских, не несли никогда и имя подданных, и с частью каракалпаков избрали себе хана. И жилища на Сырдарье, кои, будучи тесны, не дают им способов ни к скотоводству, ни к пропитанию себя избыточно от торговли и продуктов. А весь их промысел – суть грабительство караванов и других киргизцев. Сии-то были убеждены от Хивы под видом собственного их спасения меня не пропустить. Им насказано было, что я имею с собою большое сокровище, и будто б действительно мерю землю и делаю наблюдения. К ним присоединились и дюрткаринцы, иные явно, а другие тайно, из чумекейцев же – отделения аюсарымское, куитское и сары-кашкинское. Впрочем, те киргизцы, кои меня препровождали, были очень бессильны удержать стремление раздраженных родов, и так они никакой мне помощи не дали, хотя оного и желали. Не все также киргизцы участвовали в грабеже, кто ж они и где кочуют, мне неизвестно. Спасение злодейских родов, на которое они полагаются, состоит в надежде на неоглядное от границ расстояние или в случае чего-либо удаление в Хиву и другие провинции, но все сие не препятствует сделать заключение о возможностях, кои я в пути заметил и обо всем, что соответствует сему предмету: как идти, какою дорогою, в какое время, с каким войском, в каком количестве и самые средства не упустить злодеев из рук наказания мною собраны и обследованы, а равно и пути в Бухарию и Хиву, да и вожаки, верные киргизцы, находятся при мне. Оставшийся с всею командою и, не имея ничего, я не мог и не осмелился явиться к вашему сиятельству до повеления для точного объяснения всех обстоятельств, для сего отправления на эстафету деньги взяты мною из Оренбургской пограничной комиссии.

Пограничное начальство в Оренбурге при отъезде моем в степь и при всех движениях весьма малое имело влияние, оставя меня в чужом месте действовать собственно одного и без подпоры.

Маршрут пути нашего вперед и обратно сколько можно хотя из памяти будет собран и, приведя в порядок, представим вашему сиятельству, ибо все почти достойные по политическим отношениям места пути сего осмотрены, как и воинское состояние народа.

Р.S. Хотя я и располагал дождаться разрешения вашего сиятельства здесь, но, сообразя обстоятельства, вижу необходимую нужду быть в Санкт-Петербурге, почему, по получении пособия, принимаю смелость вслед за сим отправиться и явиться у вашего сиятельства для донесения» (ГАОрО. Ф. 6. Оп. 10. Д. 24а. Л. 38-43 об.).

Текст воспроизведен по изданию: Журнал, веденный Свиты его императорского величества поручиком Гавердовским и колонновожатыми Ивановым и Богдановичем во время следования их по высочайшему повелению чрез Киргизскую степь в провинцию Бухарию, с различными наблюдениями, с описанием всех случившихся происшествий, равно как и о возвращении в Россию в 1803 году, с кратким уведомлением об отправлении посольства в азиатское владение // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том V. Первые историко-этнографические описания казахских земель. Первая половина XIX века. Алматы. Дайк-пресс. 2007

© текст - Ерофеева И. В., Жанеев Б. Т., Самигулина И. М. 2007
© сетевая версия - Thietmar. 2012
© OCR - Клинков Е. 2012
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Дайк-пресс. 2007