Они разделились на многие части. Некоторые, объехав нас за горами, атаковали с двух противоположных сторон прежде прочих, кои приближались сзади, и тем остановили наше шествие. Их в сие время было до 1500 человек.

Они, не будучи в состоянии от скорого и дальнего за нами преследования на усталых лошадях, сделать плотный и сильный к нам приступ, который нередко бывает решительным, приближались к нам медленно, с ужасным криком, под множеством знамен.

Видя сию их многочисленность, мы для удобнейшей встречи спешились с лошадей и, посадя верблюдов в кучу, сняли с них тяжелые тюки.

Вооруженных из нас было только 38 человек, коих часть занимались тогда сооружением из снятых тюков укрепления около каравана, а прочие, вышед вперед, со всех сторон отбивали нападение приступивших уже злодеев. Каждый из неприятелей наших вооружен был разными, им свойственными оружиями. Уже многие из них, сойдя с лошадей своих и припавши к сайдакам и ружьям, делали по нас сильные выстрелы, и многие пущали стрелы в средину каравана, иные наступали с саблями, другие же с копьями и кинжалами.

Во время приближения их, мы выслали в обе стороны верных вожаков (Вожаков тогда при нас было 13 человек) наших и некоторых магометанцев, которые правом общего их закона (По закону киргизскому не должно никогда друг противу друга употреблять оружие, как и противу всех магометан) были ограждены от зверства нападавших, дабы они внушили злодеям и их начальникам, что они предпринимают сие противу должности подданства их, что сим разрушают мир, для умножения еще коего мы посланы к ним могущественнейшим из государей и чтобы они страшились возродить к себе гнев от сего миролюбивого монарха.

Сии предложения не сильны были сделать нам помощи. Напитанный ожесточением противу нас народ, как хищный зверь, видящий в когтях своих верную почти добычу, жадничал вместе с кровью наши смерти: они, презря закон и общественные постановления, напали даже и на самих вожаков наших, а на их единоверцев.

С одной стороны, мы увидели караваноначальника купеческого Ибрагима Измаилова, преследованного варварами, из коих один, наскакивая на оного с копьем, поражал лошадь его множеством жестоких ударов и, напоследок, сравнялся уже почти с плечом несчастного, как произведенный тщетно Измаиловым наотмашь из пистолета выстрел усугублен был вскорости выбежавшим казаком, который, сделав новый из ружья выстрел, убивает киргизца и тем спасает жизнь караваноначальника. Но и казак сей сам был в опасности, и ежели бы другой не предупредил грозящую ему смерть, то бы избавитель Измаилова заменил тогда своим его падение (На карте представлен вид киргизского нападения под литерою Н).

По другую сторону, вожаки наши были сбиты с лошадей, некоторые перерублены, а некоторые спаслись бегством и, не могши удержать неистовство сопротивников, присоединились к нам для защищения.

Неприятели потом, окружа караван со всех сторон и соединясь в тесный оплот, час от часу кидались на нас сильнее, но, будучи с уроном отражаемы, более из промежуток от части поставленных уже для укрепления тюков, не могли сидя на лошадях сделать нам сильного вреда. После сего, одна половина их, спешась с лошадей и будучи прикрываема конными, напали вновь на нас грудою; удачно ворвались при сем между верблюдов и лошадей и произвели сильнейшую в толпе сей сечу саблями их и пиками, которая, конечно бы, послужила к нашей погибели, ежели бы некоторые казаки не успели выйти вперед и стрелянием из ружей не удержали киргизцев от пущего приближения. А между тем испуганные лошади наши и перераненные верблюды, разорвавшись, бросились из толпы сражающихся, потоптали некоторых людей и стали разбегаться по степи, за ними последовали и киргизцы, дабы изловя их, воспользоваться оными вместе с некоторыми тюками, кои оставались еще не снятыми с верблюдов.

Сие напоследок и было причиною, что злодеи оставили на несколько времени нас успокоиться и чрез то приуготовиться к новой брани, ибо каждый из них жадничал к скорейшему разделению полученной тогда ими добычи.

Лошадей после сего осталось при нас 5 и только 3 верблюда, спасшихся в средине каравана. К угону скота нашего способствовали и наши извозчики, кои дабы спасти себя и получить участие в добыче, сами отвязали лошадей и, подняв некоторых верблюдов, погнали из средины сражения.

В сие же время, некоторые из купцов, будучи одеты подобно киргизцам, от нас отъехали; они препоручили одному из надежных вожаков два верблюда своих, навьюченных червонцами, обещая им за сохранение плату; а сей под именем собственным провел верблюдов тех счастливо; после чего ушедшие купцы, взяв верблюдов и удалясь от места сражения, поклажу с оных зарыли в пески.

Напоследок и все киргизские вожаки наши, видя опасность свою и покушения неприятеля даже на их жизнь, нас оставили, отправясь в свои аулы, с тем, дабы пригласить родственников их к нашей помощи.

В сей удар грабители отбили у нас некоторые чемоданы, все мелкие вещи, а также большую часть червонных, лежавших на частных или палтарных верблюдах; но к большему несчастью 7 мешков воды, заготовленной накануне для безводной сей степи, как равно увлекли в плен и татарского мальчика Искакова.

По сем очарованный жаждою к воровству народ сей разлился около нас на многие партии: иные пошли в стороны для разделения пограбленного; другие встали в круга для варварских советов; а некоторые тогда же отправились в аулы для приглашения новых к себе скопищ. Мы, пользуясь временем деления их, старались, сколько можно, укрепить стены нашей, из тюков, ограды, которую расположа на четыре угла, переплели палаточными древками и перевязали вьючными веревками. Ограда сия представляла подобие редута квадратного, которого сторона длиною была до 5 сажен, высота стен в полсажени, а толщина в аршин. В сие же время успели окружность очистить от некоторых кустов, кои служили в первый удар, стрельцам, прикрытием.

Устроясь таким образом и расположась с командою около стен нашего укрепления, ожидали ежеминутно нового удара.

От стороны чиклинского жилища беспрерывное было приращение неприятелей наших; они стекались отовсюду толпами от 20 до 100 человек со значками, навязанными на их копья, сопровождая скакание сие великим визгом.

Когда киргизцы разделили их добычу и количество их умножилось более 2000 человек, они в окружении нас кричали, дабы все магометане выходили из каравана нашего вон, в противном же случае и тем грозили смертью. При нас однако оставалось уже их немного из купцов только и бухарцев, но сии определили уже жизнь свою в жертву общей нашей защите.

После сего, приближась к ограде нашей, они с сильнейшим рвением к нам приступали противу прежнего; гораздо большее количество употребили они в сей удар противу нас огнестрельного их оружия, и тогда началась преужасная перестрелка. Неутомимая храбрость и отличное сопротивление малой с нами бывшей команды, а наипаче тех казаков, кои неоднократно уже испытали пленничество свое в руках варваров сих, принудили напоследок опять неприятелей сделать отступ.

Убитых с их стороны было в сей раз до 7 человек, а раненных более 60. Сия утрата и имела более влияния на прочих трусливых воинов, из коих каждый, ценя дорого жизнь свою, желал несколько от нас удалиться.

На нашей же стороне по причине защитной ограды ранено только 6 человек, из коих, однако, 4 казака сильно пулями и 2 – копьями, а особливо брат бухарского посланника Мир-Низамуддин, который будучи уговариваем нарочито киргизцами для спасения себя и своего имения, остался с нами и защищался с редкою храбростью, как равно и татарский ахун, бывший при нас для персидских переводов.

По окончании вторичного сего на нас и неудачного нападения, киргизцы в расстоянии одного ружейного выстрела от нашего укрепления стали вокруг, разделились на многие части и соединились в круги для новых злодейских советов.

Мы, не имея воды для утоления жажды своей, увеличивающейся в средине жаркого дня, с которою колодцы по малой мере отстояли от нас тогда на 20 верст, в средине укрепления своего стали рыть сами землю для достижения влаги, скрывающейся почти повсюду в недрах ее.

Пополудни грабители присылали к нам старшин своих с вожаком нашим чумекейского рода Абтикарем, показывавшим свое усердие к перемирию.

Присланные сии, с хитрою уловкою уверяли нас, что покушение таковое без воли биев происходит только от необузданности степного народа, и что прибывшие теперь родоначальники желают учредить с нам и мир; с завтрашнего утра, говорили посланные, они сами хотят нас препроводить в Бухарию, возвратя прежде отбитую часть каравана, что в глазах наших уже было переломано, изорвано и разделено на части.

Возможно ли верить коварным сим условиям? Однако же мы показывали себя к сему согласными и, в знак перемирия, дали руководителю сего одного из оставшихся при нас верблюдов; и еще по просьбе его, для похоронения убитых, несколько аршин сукна, а раненным лекарств, положась до завтрашнего переговора не иметь никаких действий с обеих сторон. Мы желали чрез сие точнее испытать все намерения нападающих на нас злодеев.

К вечеру, по беспрерывным стечениям злых партий, скопище неприятелей сделалась несравненно более; они стали рубить по пескам растущий кустарник, потом, связав кучу, делали в рост человеческий связки и засыпали оные песком, уподобляя военным турам ⁴⁷, с которыми вместе в сумерки в саженях в 80 от нашего укрепления встали все в круговой около нас караул. Целую ночь, с ужасным шумом, имели они перекличку один к другому сими словами: «Никого из городка, ни же в городок не пропущать!» Во многих местах раскладен был огонь, где они согревались и варили себе пищу. Весьма часто некоторые из них подъезжали к нашему укреплению и замечали положение наше, но в стане у нас соблюдалась строгая тишина.

И во время самой ночи многие к ним приезжали из союзных аулов киргизцы, между прочими прислан был от Аблазы-хана их внук бывшего одного из сильнейших башкирского бунтовщика Карасакала ⁴⁸, и сей-то более всех других подучал народ к вреду нашему и к исполнению сделанной ими присяги.

Из знатных ни один в сем случае не участвовал, кроме султана Мямятея, а от прочих всех были дети с частными начальниками.

Во всю ночь у нас казаки попеременно занимались выкапыванием начатого колодца, но тщетны в рассуждении сего все были труды наши. Земля здесь так, как описано при Музбиле сентября 5-го дня, состоящая из твердо-спекшейся песчанистой глины, едва была способна железным топором и ломом к делению ее на части; и при всем том в 3-саженной глубине, с превеликим трудом достигнутой, вместо мнимого нами получения воды не было приметно ни же малейшего следа к сырости, но по мере углубления и твердь, раскапываемая нами, становилась все более и более твердою. Уже свет тогда из-под горизонта начинал освещать восточную сторону, но жажда при всем том заставляла продолжать работу в нашем колодце; и мы не переставали заниматься почти до половины другого дня, когда обстоятельства со стороны неприятелей побудили без достижения цели оставить сии восхитительные труды. И тогда совершенно исчезла надежда к утолению 2-суточной жажды!

Сентября 10-го дня

Сего числа утром усмотрели мы, что количество неприятелей более чем во сто крат превышало число людей в нашем стане. Шумное волнение повсюду предвозвещало злейшие их противу нас намерения.

Вскорости по восхождении солнца явились к нам опять вчерашние старшины, и с тем же предложением, чтобы ехать с ними в Бухарию. Мы приняли оное, но не прежде хотели исполнить, как тогда, ежели весь ужасный сонм сей предстоящих против нас киргизцев обратится в свои аулы, и только малая их часть останется к нашей безопасности; но и тогда, чтоб мы свободно могли прежде отойти к аулам прежних вожаков наших и там заготовиться лошадьми и верблюдами, в замену ими отогнанных.

После многих переговоров, требования их напоследок склонились к тому, чтоб мы без всякого прекословия сдались со всем караваном в их руки, а чрез то обнаружилось, что и предложения их о препровождении ими в Бухарию были с тем только сделаны, дабы удобнее было при следовании выполнить сделанную ими присягу. Ежели бы и оставили они некоторых живыми, то разве для того только, чтоб чрез продажу оных получить приращение в богатстве их, ибо за каждого ценили они получить из Хивы, Персии или каракалпаков по 300 баранов. Сие подтвердили и некоторые из вожаков наших, которые пробираясь чрез толпы злодеев, приносили к нам известия об их советах.

Да и в Бухарию прямо вести они нас не смели, строгость тамошних законов подвергала после сего жизнь их величайшей опасности.

Дорого напоследок решились мы продать жизнь свою и вольность, объявя им, что лишась платья и казны следовать в Бухарию не можем, а требуем отпустить нас с караваном обратно в Россию, или будем защищаться дотуда, пока смерть не отъемлет всех сил к управлению оружий наших.

Хотя в силу мирных переговоров и положено было вчера не начинать воинского действия, но киргизцы между тем пользуясь тишиною, подкатывали к нам ближе сделанные ими туры с намерением, дабы удобнее и безопаснее к нам делать из ружей залп. Часть их, будучи пешими, облегла таким образом весь стан наш и готовилась уже к перестрелке, а другие, сидя на лошадях, готовы были к соделанию атаки.

После сего, по объявлению вновь присланных от неприятелей к нам старшин, бии не прежде хотели нас отпустить, как заплатим по их закону им кун, или мзду за всех убитых и раненых, а прочим всем, когда дадим подарки.

Оставшиеся при нас купцы, на произвол коих отдано было нами сие требование, жалея более о жизни своей, нежели об имении, взялись для сохранения и всех исполнить требуемую выплату, ибо в прежние годы, удовлетворение несправедливо требуемой грабителями подобной сему подати, спасало всегда их караваны. Они убедили киргизцев также принять под Алкораном присягу, что по получении куна оставят уже нас спокойными.

Мы между тем, рассуждая о пользе сего, думали, что сохраня остальное при нас имущество, можем еще предпринять путь в Бухарию с нашими верными вожаками какими-либо тайными дорогами.

К полудню уже все было заплачено, и сверх 6000 червонных, оставшихся только у Ибрагима Измаилова, отдаваемы были не в малом количестве сукна, плис, кожи и корольки. Но когда вещи сии вынимаемы были из тюков, составлявших стены укрепления нашего, защита сия чрез то сильным образом сделалась ослабшею.

До сих пор хранили мы в тайне наше состояние в рассуждении жажды, которая от жестоких жаров час от часу увеличивалась; и когда уже подкрепляющая надежда нашим колодцем разрешилась неудачно, то многие из нас становились бессильны к поддержанию даже самих себя; уже некоторые валялись по песку почти полумертвыми, лица всех становились столь тощими, томными и столь бледными, что едва были в состоянии различать друг от друга; глаза казались кровавыми; язык при странном хладном чувствовании, едва был силен выговаривать слова; и при сем изнеможении поселялся в чувства еще страшнейший ужас от мучительной от оного смерти (Нельзя умолчать об оказанной в сие время, родившейся от того храбрости, одним из тептярских чиновников Махмутовым. Сей объемлемый отчаянием хорунжий, наипаче когда услышал из разговоров злодейских, что хотят они всех нас вязать на арканы, он бросился к толпе злодеев, желая лучше быть перерубленным на части от оружия и испустить прежде кровь неприятелей, нежели без отмщения быть задавленным, и уже он готов был перескочить чрез стену, уже занес на оную одну ногу, как был с превеликим трудом нами удержан. Мы жалели лишиться такого содруга, желая испытать прежде другие способы к нашему защищению и потом уже умереть вместе).

Сим ужасным состоянием и мыслью, что мирное постановление и присяга дают нам право на требование помощи, мы принуждены были открыться и просить к утолению жажды от неприятелей тогда воды, но без удовлетворения. Некоторые из бедных носили к [142] нам оную тайно в малых кожаных мешках или турсуках, скрывая оную под одеждою; и за малую меру оной с трудом соглашались по два и более червонных брать в уплату. Невзирая на то, что вода сия, при обыкновенном соленом свойстве ее, была нарочито еще смешана с солью и даже с лошадиною мочою, с отвратительным запахом, казаки бросались на оную без всякой умеренности и с силою отнимали один от другого.

Конечно, может быть, и получили бы мы после сего свободу, но беспрерывное приращение нового народа, из которого всякий хотел испытать над нами свою отважность к получению новых корыстей, растрогали мало помалу и всех прочих.

Сверх чаяния нашего, наконец, киргизцы, не удовольствовавшись полученным добровольно, жалели потерять и последнюю, глазам их представлявшуюся, добычу. Они, наруша данную нам присягу и думая найти нас ослабевшими, снова стали делать на нас нападение: шесть раз приступали они к стенам укрепления, имея сплетенные из веревок петли в руках для связывания ополоненных, но шесть же раз были и отгоняемы.

Тщетно собранная вожаками нашими из жилищ толпа чумекейцев до 200 человек, несколько раз покушалась показываться к нам для помощи, они всегда грабителями нашими были с поражением прогоняемы и с отнятием от них лошадей и верблюдов, на коих они нам воду доставить хотели.

Желание неприятелей было, дабы, лиша нас помощи и, доведя до бессилия, без всякого им урона вместе с нами обладать и всем караваном.

Ужасное скопище и непрестанное вновь умножение народа, сильное их на нас наступление и немощь казаков, требующих чего-либо решительного, безнадежность к какой-нибудь цели сопротивляться, конечное и страшное противу нас озлобление грабителей, – все сие вместе отняло силы бодрости нашей и доводило до того, что почти готовы были, вруча себя провидению Творца всего мира, отдаться в жестокое пленничество окружившим нас варварам. Но вспомня, что сие пожертвование не принесет, кроме вечного невольничества или в то же время тиранской от разъяренного зверства смерти, никакой другой пользы, решились, оставя весь караван, идти чрез толпу сию с вооруженною рукою, дабы, произведя это, или умереть всем, защищаясь под оружием, или сохранить жизнь нашу для нового отечеству служения. При сем последнем мнении мы думали спасти высочайшую грамоту и депеши, кои по пленении вместе с другими бумагами подвержены бы были сожжению, а также доставить обратно и препорученную часть команды.

Судя по положению нашему, сие конечное было средство, каковое удобно было к нашему предприятию, но все прочие совершенно были пресечены.