Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Конфликт не мог быть разрешен безболезненно. Необходимо было избрать патриарха для того, чтобы привести в порядок церковное управление. С этой целью в 1666 году был созван Собор. Но нельзя было обойтись без суда, потому что прошения об увольнении патриарх Никон не подавал, и устранить его от патриаршества. Поэтому Собор приобрел характер суда над патриархом Никоном. Он считал, что архиереи младше его не в праве его судить. Ему в этом отношении сделали шаг навстречу, пригласив восточных патриархов.
В 1667 году Собор продолжался уже с участием двух восточных патриархов – Александрийского и Антиохийского. Собор этот в присутствии патриархов оказался даже более жестким к Никону. Никон был обвинен в том, что самовольно покинул патриарший престол; в некоторых действиях, которые считались оскорбительными по отношению к царю, в которых виделась попытка узурпировать если не царскую власть, то привилегии, принадлежащие царю; в частных случаях, когда он проявлял жестокость по отношению к епископату, что тоже имело место. Против него составился убедительный материал, и он был низложен и отправлен в ссылку. Побывал он в ссылке и в Феропонтовом монастыре на севере. Скончался он в 1681 году уже после смерти царя Алексея Михайловича, когда его преемник – юный царь Федор – разрешил ему вернуться в Новоиерусалимский монастырь. По пути туда под Ярославлем он скончался и погребен был в родном ему Воскресенском Новоиерусалимском монастырре.
Но Собор 1667 года, как хотели надеяться старообрядцы, не был собором, осудившим вместе с Никоном и его реформы.. Напротив. Эти исправления церковных книг были вполне одобрены, а на придерживающихся старых обрядов была изречена анафема. Конечно, она касалась не самих обрядов, а раскольников, которые под предлогом обрядовых расхождений пошли на раскол и уклонились от подчинения законному священноначалию.
Естественно, низложение патриарха Никона дало возможность заместить патриарший престол. Избран был в 1667 году архимандрит Троице-Сергиева монастыря Иоасаф, который управлял Церковью под именем Иоасафа Второго. Это был уже престарелый первосвятитель. С его именем не связано каких-то значительных церковных событий, как и с именем его преемника на патриаршем престоле, всего один год занимавшего его – патриарха Питирима. Он был патриархом с 1672 по 1673 год. Это был тот самый Питирим, которого в свое время анафематствовал Никон, который был местоблюстителем первым после ухода Никона из Москвы. Через десять месяцев после восшествия на патриарший престол патриарх Питирим скончался.
На его место был избран Иоаким. По происхождению он был из служилых людей Савеловых. Может быть, несправедливо, но один из его соперников писателей старообрядцев – диакон Федор – писал, что он в молодости был неграмотен, и потом оставался всю жизнь мало грамотным человеком.
Патриарх Иоаким монахом стал сравнительно поздно. Овдовев в 35 лет, он принял монашеский постриг в Нижегорском монастыре под Киевом. Затем он был в других монастырях, а в 1672 году стал Новгородским митрополитом.
Патриарх Иоаким был значительным церковным деятелем в сравнении с двумя его предшественниками. Хотя он был противником патриарха Никона, но это была личная неприязнь между ними. Однако, он был человеком, который в отношениях с правительством царя проводил политику энергичной защиты привилегий, преимуществ церковной власти. Он добился упразднения Монастырского приказа.
В свое время в 1649 году еще до восшествия на патриарший престол Никона был образован Монастырский приказ как светское учреждение, как и другие, существовавшие тогда приказы. И этот приказ управлял земельными владениями монастырей, а заодно осуществлял судебную власть по делам церковного ведомства – конечно, по делам гражданским, но в той части их, которая раньше была исключительно в сфере судебной компетенции епископа. Никон, будучи еще Новгородским митрополитом, жестко критиковал сам факт существования этого приказа. Тем не менее, несмотря на все свое могущество при царе Алексии, он не смог убедить царя упразднить Монастырский приказ. А патриарх Иоаким сумел это сделать. Это возвращало церковным властям полный контроль над монастырскими имениями и укрепляло церковную независимость рядом с царской властью. Это связано было еще и с тем, что в его время царская власть находилась в слабых руках юноши Феодора Алексеевича, умершего в молодости, а затем – царевны Софьи, которая была правительницей при малолетних царях Иоанне и Петре.
При патриархе Иоакиме в Москве многих волновал богословский спор. Одну из сторон, участвовавших в этом споре, обвинили в ереси. Ересь эту назвали хлебопоклонной ересью. Есть момент литургического богослужения, когда совершается претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову. В это время хор поет «Тебе поем…», а совершающий литургию священник обращается с молитвой к Святому Духу о ниспосылании ему благодати для осуществления Таинства. В католическом же богословии и литургике католической тайносовершительным моментом почитается иное – то место, когда священник говорит: «Сие есть Тело Мое… Сия есть Кровь Моя…». На западе Руси не только униаты заимствовали это учение, но и обучавшиеся в тех же латинских школах православные богословы. И поэтому на почве московской продолжался тот богословский спор, который возник в православной среде на западе Руси. Епифаний Славянецкий и его ученик из москвичей Ефимий отстаивали исконное православное, греческое понимание последовательности литургии и в частности вопроса о тайносовершительном моменте. А другой, приехавший из западной Руси ученый богослов и литератор чрезвычайно влиятельный во времена царевны Софьи, - Симеон Полоцкий, а так же его ученик из людей московский Сильвестр Медведев в своих литературных сочинениях отстаивали позицию, которая соответствовала католической.
Почему их оппоненты назвали их доктрину хлебопоклонной ересью? Потому что это связано было еще и с богослужебным обрядом. Полагается земной поклон делать по совершении таинства. Священнослужители и все, кто находится в алтаре, всегда его делают. А народ в храме тоже делает земной поклон, покланяясь Святым Дарам. В соответствии же с этой доктриной тайносовершительный момент раньше наступает, и, соответственно, земной поклон указывается раньше. С точки зрения тех, кто традиционно смотрит на тайносовершительный момент, поклонение совершается еще не освященному хлебу, еще не претворенному в Тело и Кровь Христову. Отсюда и название ереси – хлебопоклонная.
Патриарх Иоаким тогда, когда разделились мнения, был ревнителем традиционного учения и противником носителей хлебопоклонной ереси. Он добился их соборного осуждения.
В конце патриаршего служения – в 1689 году - за год до его смерти царь Петр сверг правительницу Софью и взял на себя в 17 лет управление государственными делами. И патриарх Иоаким это одобрил, потому что как раз в окружении царевны Софьи было особенно много выходцев с западной Руси, ученых богословов – Симеон Полоцкий, Сильвестр Медведев и другие люди этого круга, которые были оппонентами для Патриарха. Он видел, что как раз в окружении Петра было много противников этого западного – польского влияния на жизнь России. Поэтому патриарх Иоаким решительно тогда поддержал акцию, предпринятую Петром.
При патриархе Иоакиме была открыта первая высшая школа в Москве – Славяно-Греко-Латинская Академия.
Он скончался в 1690 году. Последним русским патриархом той эпохи был Адриан. В 1690 году он был избран патриархом из митрополитов Казанских, а в 1700 году скончался. При патриархе Адриане обнаружилось, что он был единомышленником своего предшественника. Патриарх Адриан увидел опасное направление, которое принимала политика царя, увлечения царя, касающиеся образа и стиля жизни. Речь идет о том, что Петр совсем не склонен был поощрять, как надеялся в свое время патриарх Иоаким, ревнителей старины. Только круг его увлечений лежал в иных проявлениях запада. Его влек запад немецкий. Он был дружен с многими людьми из немецкой слободы. И патриарх Адриан эту тревогу не скрывал от царя. Его тревога касалась, во-первых, некоторых явлений из быта царя и царского окружения – брадобрития, курения табака. Это и обличал патриарх Адриан. Не смотря на то, что это был стиль жизни царя и его окружения, он в своих посланиях осуждал эти обычаи.
Более опасным для царя оказалось то обстоятельство, что после стрелецкого бунта, подавленного им, патриарх Адриан просил его о помиловании бунтовщиков, печаловался за осужденных, как это делал в свое время священномученик Филипп перед Иваном Грозным. Это вызвало большое раздражение царя и решительное несогласие уступить. Казни проводились с большим размахом. В конце концов, патриарх Адриан, не имея сил противостоять царю, выразил свой протест, свое решительное неодобрение того, что происходит, удалением из Кремля. Он не слагал с себя патриаршества, но удалился в Перервинский монастырь. Тогда это было в Подмосковье. Там он и провел последние годы своего патриаршества, скончавшись в 1700 году.
Затем начинается новая эпоха. 1700-1721 годы – это годы переходные в церковной истории. Это слишком небольшой отрезок времени, чтобы видеть целую эпоху в этих двадцати годах. Можно считать, что это продолжение патриаршей эпохи, поскольку патриаршество упразднено было только в 1721 году. Но поскольку в эти годы Патриарх не избирался и не ставился, то иногда новую эпоху – синодальную - открывают уже 1700 годом.
После смерти патриарха Адриана Петр находился вне Москвы. Он был под Нарвой в действующей армии. Ему туда писали о смерти Патриарха. И ему советовали не торопиться с избранием Патриарха. Эти советы показались Петру приемлемыми. Вероятно, тогда он еще не допускал мысли об упразднении патриаршества, - эта мысль ему пришла потом. Но все же он хотел тщательно подумать, кого поставить в патриархи. А поскольку кто-то должен был в это время исполнять обязанности главы Церкви, то он таковым назначил совершенно неожиданного человека. Это был митрополит Рязанский Стефан Яворский. В 1700 году он приехал в Москву из Киева. Он родился в Польше в мелкой шляхтицкой православной семье. Учился он в школах католических, а тогда принимали в католические школы только униатов из исповедующих восточный обряд. И многие ученые монахи принимали униатство обманным образом. Оканчивая школу, они отрекались от униатства и возвращались в Православную Церковь, в которой родились и воспитались, и становились профессорами Киевской академии. Это называлось тогда «кража науки».
Такой опыт «кражи науки» совершил и Стефан Яворский. Он приехал в Москву из профессоров Киевской академии, чтобы быть поставленным в Москве викарием Киевскому митрополиту. Так случилось, что его слово при погребении генералиссимуса Шеина случайно услышал Петр. Петру это слово показалось исключительно совершенным. Это был уже европейский стиль – стиль барокко с пышными словесными фигурами. Петр не захотел его отпускать в Киев, а велел поставить его в митрополиты Рязанские. И тут же – в том же году – он ставит его в местоблюстители патриаршего престола.
Конечно, Стефан Яворский превосходил епископат московского происхождения по образованности. Естественно, как и все киевские ученые монахи, он совершенно свободно знал латинский язык, и поэтому вся латинская литература – святоотеческая западная, богословская, философская и иная – была ему доступна. Но оказалось впоследствии, что выбор этот с точки зрения того политического курса, который проложил Петр, был неудачным. Тогда еще Петр очень смутно представлял, что запад в религиозном отношении разный. Православные – те, которые прошли католическую школу, – были носителями идей совсем не в духе Петра. Петр хотел, чтобы Церковь, как и в протестантских государствах, была под рукой у царя. А прошедшие латинскую школу ученые монахи напротив исполнены были идеей о том, что священство выше царства – идеей независимости Церкви от государства. И эти свои идеи митрополит Стефан Яворский стал проводить в своей реальной церковной политике. Поэтому оппозиционные Петру круги, которые сначала отнеслись к нему очень неприязненно, стали скоро воспринимать его иначе – скорее, за своего человека.
Митрополит Стефан Яворский не устрашился обличать царя. Например, он был разгневан тем обстоятельством, что царь через его голову испросил у Константинопольского Патриарха благословения на отмену поста в войсках. Сам царь был тоже в войсках, поэтому это и для него было упразднением, будто и он солдатские тяготы несет. В одной из проповедей митрополит Стефан обличал грехи человеческие, обличал тех, которые не хотят жить со своими женами, которые не хотят хранить постов. Таковых он назвал «морем неукротимым, не знающим берегов». Намеки были поняты.
Потом – больше. Известны были напряженные отношения между царевичем Алексием и царем. Известно было, что царевич не одобрял реформ, и в нем противники реформ видели надежду на то, что после Петра ситуация изменится. В одной из проповедей в именины царевича Алексия митрополит назвал его «единой надеждой России». Естественно в именины говорить об имениннике высоко, но понятно, что царь, который и так не знал, как бы сделать, чтобы после него управление перешло в другие руки, был очень разгневан.
А дальше в 1717 году было дело царевича Алексия. Вы знаете примерно это дело – обвинение в государственной измене, бегство на запад. Потом обманами и интригами боярин Толстой привез царевича в Москву. Над ним был суд, он подвергался пыткам, выдал своих сторонников и сочувствующих. В поле зрения властей попадают и разные церковные люди, - в частности духовник царевича Алексия. Обвинение против него было интересным. Царевич сказал, что он на исповеди каялся ему в том, что желает смерти отцу. В ответ он услышал: «Бог простит. Мы все ему того же желаем». Духовник царевича был приговорен к смертной казни. Обвинены были и архиепископы Ростовский и Крутицкий. Многие лица были приговорены к смерти. И, кажется, царь хотел, чтобы нашлись доказательные материалы против митрополита Стефана, но ничего криминального не обнаружилось. В заговорщических действиях и крамольных словах прямо его обвинить не удалось, поэтому он не пострадал прямым образом от этих расправ. Но после этого царь, и ранее, может быть, вынашивающий мысли об упразднении патриаршества, утвердился в них окончательно.
Для осуществления этого замысла в качестве литературного помощника царь выбрал епископа Псковского Феофана Прокоповича. Феофан Прокопович был сыном киевского купца, племянником профессора Киевской Академии, где тоже учился. Потом его отправили на запад для «кражи науки». Он отрекался там от православия, учился в самом Риме. Но он там возненавидел, видимо, все католическое. И его богословские убеждения, кажется, были не далеки от протестантских. Это проявлялось в том, что он мало значения придавал всем иерархическим регалиям. Но главные особенности его богословия заключались в учении о спасении. Расхождения в этом вопросе между лютеранством и католиками заключаются в том, что католики делают акцент на том, что спасаются люди не только верой, но и делами закона. Лютер же провозглашал, что спасается человек только верой, а не делами закона.
Несколько ранее, чем Феофан приступил к исполнению заказа Петра, они с митрополитом Стефаном обменялись полемическими богословскими трактатами на эту сотериологическую тему – тему о спасении. Феофан написал трактат «Об иге неудобоносимом». Иго здесь – это иго закона. А в ответ митрополит Стефан написал трактат «Об иге Господнем благом». Позиции были очень определенными и ясно обозначенными.
Петр познакомился с Феофаном в Киеве после Полтавы на торжествах, когда Феофан произнес речь, - падок был на красноречие Петр. Феофан очень искусную произнес поздравительную речь. Он использовал то обстоятельство, что это был день св. Самсона, и сравнил царя с Самсоном, раздирающим пасть льва. А лев – это шведский герб. И все это выглядело очень остроумно. Петр захотел сделать Феофана своим придворным священником. Он взял его вскоре в военный поход, потом его вызывал в Петербург на так называемую «чреду». Там еще не устроена была церковная жизнь, и приглашались священники для совершения богослужения и произнесения проповедей. И при открывшейся епископской вакансии поблизости от Петербурга его поставили во епископа. Тогда почитатели митрополита Стефана – два профессора Московской Духовной Академии и выходцы из Киева –Гедеон Вишневский и Феофилакт Лопатинский написали бумагу, в которой обвинили кандидата во епископы в том, что он тайный протестант, лютеранин, что учение его несовместимо с православным вероучением. Митрополит Стефан это их обвинение, так сказать, авторизовал своей властью – сам, как местоблюститель, стал возражать против рукоположения. Но Феофану была предоставлена возможность объясниться и оправдаться, и он сумел. Он, естественно, не был до конца протестантом, и смог объяснить свое учение, как не противоречащее православному. Митрополиту Стефану пришлось извиняться. В церковно-обвинительных делах тоже действует презумпция невиновности, поэтому все двусмысленные выражения можно интерпретировать в благоприятном смысле, а не в том, который подозревается.
Епископ, а потом Новгородский архиепископ Феофан стал ближайшим сподвижником Петра и был главным его литературным деятелем. Это он написал трактат о праве монарха передавать престол не по праву наследства, а по собственному произволению, как всякое частное дело. Владелец может, конечно, отдать свое имущество сыну, но может отдать и кому пожелает. И это играло потом пагубную роль в российских государственных делах, поскольку неизвестность того, кто будет наследником престола, пока император Павел не принял ясный закон на этот счет, создавала благоприятную почву для всякого рода интриг и переворотов. Этот трактат назывался «О правде воли монаршей». Там содержалось утверждение, что самодержавной власти царя принадлежит все. Понятно, что это соответствовало основным государственным идеям старого московского самодержавия, но тут уже речь шла о том, что царь имеет власть и устанавливать народные обычаи. Например, порядки пиршества, погребения, бытовые обычаи, что никогда не считалось делом законодательного регулирования, тоже оказались принадлежащими ничем не ограниченной царской власти. То же было и с делами церковными.
В связи со всем этим Феофану и было поручено написать проект реформы церковного управления. Феофан сочинил Духовный Регламент.
Откуда идет это название? Петр заменил старые московские приказы как орган ведомственного управления на коллегии. В каждой коллегии были штаты – президент, вице-президенты, советники, асессоры. Каждая коллегия имела свой регламент, согласно которому она действовала. Епископ Феофан решил, что церковными делами, верховная власть в которых принадлежит царю как и в делах иных - военных, морских, финансовых, иностранных, тоже должна управлять своя коллегия. И у этой коллегии должен быть свой регламент. Такие штаты, о которых говорилось, были обозначены – президент в епископском сане, два вице-президента в епископском сане, советники и асессоры в сане протоиереев и архимандритов.
У Петра была такая практика, что в каждой коллегии один из советников или асессоров был непременно иностранцем, чтобы учить чиновников «туземных» правильному ведению государственных дел. Вот и Феофан запроектировал, что одним из членов коллегии духовной будет греческий черный монах – один из архимандритов греков.
В 1719 году Духовный Регламент был написан. В нем меньше регламента, чем трактатов. На две трети он состоит из обоснования преимуществ коллегиальной формы управления. Отстаивая столь безусловное преимущество самодержавия в делах государственных, автор в делах государю подчиненных аргументирует в пользу коллегиального управления. Приводятся аргументы бюрократического порядка. Например, единый правитель смертен, и течение дел прекращается до назначения нового правителя. Коллегия же бессмертна, – все сразу не умрут, а значит и течение дел не прекращается. Далее: единоначальствующий правитель, как немощный человек может быть пристрастен и бояться кого-то. Коллегия же никого бояться не может и беспристрастна, поскольку состоит из разных лиц. Единоначальствующий правитель – это один ум, а коллегия – это много умов, которые могут обсудить дело всесторонне.
Самый главный аргумент был в том, что темный народ не способен видеть отличие меньшей власти патриаршей от высочайшей власти государя и царя. Поэтому, вводимый в заблуждение блеском патриарших регалий, он может вообразить, что патриаршая власть даже выше царской. От этого в истории возникают всяческие мятежи. Поэтому надлежит патриаршую власть упразднить.
Духовный Регламент был написан, царь посмотрел, внес исправления. Решено было еще в Сенате его утвердить. Сенат одобрил. Это делалось в Петербурге. Затем, надо было проводить этот проект в жизнь. Это был уже последний в истории России Освященный Собор до 1917 года. В состав Освященных Соборов входили все епископы, хотя все никогда не приезжали. Приехали архиереи, архимандриты и игумены наиболее важных монастырей, присутствовал и царь. Собор все это одобрил. Потом для большей авторитетности столь важной реформы церковного управления решено было, чтобы архимандрит Антоний и подполковник Давыдов объехали не присутствовавших на Соборе архиереев, а так же архимандритов и игуменов «степенных» монастырей, с тем, чтобы и те подписались. А те, которые отказывались подписаться, должны были дать объяснение, по какой причине они отказываются. Был епископ Переяславский, который отказывался подписываться. Но когда сказано было, что его следует немедленно доставить под конвоем в Петербург для объяснения причин отказа, он подписался.
Таким образом, решение было проведено в жизнь. В 1721 году состоялось первое заседание коллегии. Состав коллегии был утвержден Сенатом, что тоже своеобразно. Но президентом намечался, все-таки, митрополит Стефан Яворский – ему оказали уважение. Вице-президентами были назначены архиепископ Новгородский Феодосий Яновский и Феофан Прокопович. Как видите, все трое – выходцы из западной Руси.
На самом первом заседании сразу возник вопрос о наименовании учреждения. Архиепископ Феофан назвал его очень неблагозвучно. Слово коллегия было употреблено в латинской форме – «коллегиум», так что получалось «духовное коллегиум». Новый язык петровский был тогда в процессе формирования. Сразу почувствовали, что так не годится. Предлагали «собор», «соборик», но в конце концов появилась идея назвать по-гречески – Синод. Греческое слово «синод» означает собор. Чтобы сохранился титул патриарха – святейший, добавили Святейший Синод. Затем добавили и слово «правительствующий». Тут была некая административная идея. Дело в том, что все коллегии были подчинены императору не прямо, а через Сенат. Сенат не был только верховным судом, как стало в XIX веке. При Петре это был высший орган государственного управления. Остальные ведомства от него зависели. Понятно было, что высшая власть Православной Церкви не может в России быть наравне с министерствами. Поэтому решили поставить это учреждение рядом с Сенатом. Поэтому – Святейший Правительствующий Синод. Сенат тоже именовался правительствующим. И бумаги из Сената в Синод шли не как в подчиненное учреждение, а как в равноправное.
Позже возник вопрос, надо ли за богослужением у нас, где нет теперь Патриарха, поминать патриархов восточных. Митрополит Стефан Яворский высказался за то, чтобы стали, как некогда, поминать восточных патриархов. Очень жестко против этого выступил архиепископ Феофан, но его идея была сомнительной. Он говорил, что в актах государя не упоминаются имена союзных ему государей, поэтому и за богослужением не надо поминать имена восточных патриархов. Такая прямая аналогия с этикетом межгосударственных отношений неадекватна. Решено было, что президент Синода в своих домашних молитвах в домовой церкви будет поминать восточных патриархов. Но в общественном богослужении поминовения такового не будет.
Почему этот вопрос приобрел остроту, и почему так возражал Феофан? Потому что надо было, чтобы из памяти народа исчез сам сан патриарха. Естественно, возникал вопрос, куда делся патриарх. На востоке есть патриархи, а у нас нет. Любопытное обстоятельство: на Соборе 1917-1918 года, когда обсуждался вопрос о восстановлении патриаршества, один из выступавших священников говорил о том, что народ не принял Синода в душе, потому что народу нужно, чтобы во главе Церкви стояло лицо, а не учреждение. Нельзя народу полюбить министерство, - можно полюбить человека. Он сказал, что многие в простом народе Синод принимают за лицо. Он приводил слова одного старосты: «А светлеющий Синод, наверно, седенький, беленький, с большой-большой бородой».
На эту записку митрополита Стефана ответ был очень жесткий, принятый под давлением Феофана Синодом – бумагу эту хранить под опасным хранением, т.е. под строжайшим секретом.
Вскоре после этого митрополит Стефан совершенно устранился от участия в делах церковного управления и скончался. Потом умер и царь Петр. Престол перешел, как вы знаете, к Екатерине. Екатерина I, может быть и была в известных отношениях способной женщиной, но тем не менее к делам управления государством она не была готова. Власть осуществлялась Меньшиковым, который и возвел ее на престол. Во главе государства стояла узкая коллегия, которая именовалась Верховным Тайным Советом. Этот Совет поставил себя выше и Сената, и Синода. В связи с этим сам Синод был переименован в Духовный Синод.
Царица умерла скоро. Наследником ее оказался сын казненного Алексия – Петр. Царица написала такое завещание. Но, видимо, это связано с большим влиянием Меньшикова и с его видами, поскольку сразу речь зашла о браке юного царя с дочерью Меньшикова.
После смерти президента Синода нового президента не ставили, и уже никогда больше не было президента Синода. Было два вице-президента. Феодосий был первым вице-президентом. Но после низложения Феодосия и смерти Феофана и вице-президентов не стало. С тех пор Синод возглавлялся первенствующим или первоприсутствующим членом Синода. Такова была должность первого епископа России.
У царя Петра было окружение иное, нежели меньшиковский. Это князья Долгорукие и Голицыны. Он смог избавиться от опеки Меньшикова. Был иной план брака - с княжной Долгоруковой. Но царь умер от оспы в отрочестве.
Во время царствования Петра II, который переехал из Петербурга в Москву и умер там, укрепились настроения сторонников возвращения к московской старине, а так же и других идей государственного правления. Голицыны не собирались восстанавливать именно московскую старину, а стремились ввести в России порядки подобно шведским или польским, где власть царя ограничена сенатом. В связи с этим в церковных кругах появилась мысль о восстановлении патриаршества. Откровенно эту мысль высказывал митрополит Ростовский Георгий Дашков, который был из боярского рода, имел крепкие связи в аристократии, и в нем видели кандидата на патриарший престол. Эти мысли встречали поддержку со стороны царя.
Феодосий же Яновский пал при Екатерине. Это был человек, любивший есть, пить и веселиться, и его очень не любили в церковной среде. Он не оценил ситуацию и стал позволять себе многое, стал высказываться оскорбительно об императрице. На него донесли, обвинили в оскорблении величества, лишили монашеского сана и сослали на север в Карельский монастырь, где он скоро умер.
Теперь рядом с Феофаном стоял Георгий Дашков. Роль Феофана в судьбе отца царя была ясна, поэтому над его головой нависла опасность. Но после смерти царя князья Голицыны и Долгорукие решили призвать на престол племянницу Петра Анну Иоанновну из Курляндии. При этом ей поставили определенные условия. Но сановники, остававшиеся от Петровских времен, особенно Остерман и тот же Феофан, затеяли особую игру. При ограничениях власти Анна Иоанновна могла согласиться или не согласиться. Они же писали ей тайно, чтобы она приняла все эти пункты, которыми ограничивалась ее власть самодержавная, а потом будет легко все это сбросить, и она может быть уверена, что власть ее не будет ограниченной и опасной для нее.
Она подписала, приехала в Москву. Было известно, что дворянство не одобряет мысль об ограничении самодержавия, потому что они видели, как из дворян выделяется высший круг аристократии, который их оттесняет. И вот, при собрании всего московского дворянства на празднике царица огласила пункты, которые подписала, и спросила дворян, хотят ли они, чтобы она их соблюдала. Все сказали - нет. Она порвала бумаги, а затем последовала опала против Голицыных и Долгоруких. Некоторые из них были подвергнуты смертной казни, другие – ссылкам. Во власти никого из них не осталось.
Власть оказалась в руках немцев – Остермана, приехавшего из Курляндии Левенвольда, российского фельдмаршала Миниха и фаворита царицы Бирона. Из этих людей и составился Кабинет Министров вместо прежнего Верховного Тайного Совета. А церковные дела вновь вернулись, как и в последние годы царствования Петра, полностью в руки Феофана.
Это немецкое правительство, состоявшее из протестантов, естественно, с опаской смотрело на отношение к ним российского населения. Поэтому и православное духовенство все было под подозрением, - не стремятся ли они избавиться от этого засилья немцев. Феофан в этой борьбе за неприкосновенность власти немецкого окружения императрицы участвовал. Надо сказать, что сама царица Анна Иоанновна была традиционно благочестива. Она часами и каждый день молилась в церкви. Но отдельно от ее благочестия стояла как её личная жизнь, так и то обстоятельство, что власть она передавала в руки своего немецкого окружения.
Феофан тогда был инициатором так называемых архиерейских процессов. Первым пал Воронежский архиепископ Лев Юрлов. Его обвинили в том, что он при появлении первых сведений о воцарении Анны еще поминал ее как великую княгиню. Он объяснял это тем, что тогда до него еще не дошли вполне твердые сведения. Но его еще обвиняли в том, что он поминал великой княгиней Евдокией первую жену Петра I – бабушку покойного императора Петра, которая была пострижена и была уже монахиней Еленой. Но при воцарении Петра II монашеский постриг ее был объявлен насильственным, и ее поминали как великую княгиню Евдокию. Как только воцарилась Анна, она должна была сразу опять стать монахиней Еленой, а он в Воронеже ее помянул как великую княгиню Евдокию. Это и было ему вменено в государственное преступление. Его лишили сана, монашества, сослали. Затем был судим его покровитель митрополит Георгий Дашков, который пытался его выгородить. Потом дело дошло до окружения митрополита Стефана Яворского – до тех, кто писал в свое время бумагу о том, что нельзя допускать архиепископа Феофана до епископства. Феофилакт Лопатинский был арестован, подвергнут пыткам, обвинен тоже в разных государственных преступлениях. Правда, он пережил Феофана. Феофан умер в 1736 году.
После смерти Анны Иоанновны престол перешел к Анне Леопольдовне, вернее, к ее внучатому племяннику царевичу Иоанну, который был тогда грудным младенцем. Его участь, как известно, была весьма печальной. Он был свергнут с престола младенцем в том же году и заключен в Петропавловскую крепость, где и провел всю жизнь. Он был убит уже при Екатерине II в возрасте двадцати с лишним лет, когда некий капитан Мирович захотел его освободить и возвести на престол. При попытке этого освобождения Иоанн был убит. Это судьба императора Иоанна VI. А Иоанном V был брат и соправитель Петра, который реально в управлении не участвовал. Он был отцом Анны Иоанновны и прадедом Иоанна VI.
Правителем государства, регентом был назначен в начале Бирон. Его сумел свергнуть генерал фельдмаршал Миних. Он и поставил Анну Леопольдовну. Потом, правда, Анну Леопольдовну свергли вместе с генералом Минихом. Известно, что они потом встретились. Миних был на пути в Сибирь, а Бирона везли назад из Сибири, потому что Елизавета велела его помиловать.
При Анне Леопольдовне смягчена была ситуация в стране. Естественно, что новая правительница должна была сделать какие-то жесты. Бирон теперь был свергнут. Епископ Феофилакт Лопатинский был освобожден. Тогда себя обнаружил один из почитателей митрополита Стефана Яворского, выходец из западной Руси Арсений Мацеевич. Собор 2000 года причислил его к лику святых. Он был призван на епископскую кафедру при Анне Леопольдовне и отказался присягать ей как лютеранке.
Затем на престол была возведена в 1741 году Елизавета – дочь Петра. Она захотела Арсения Мацеевича призвать в Синод. Но он отказался присягать в той форме, в какой полагалась. С введением Духовного Регламента в присягу членов Синода были включены такие слова: «Признаю крайним судией духовной сей коллегии государя нашего всемилостивейшего императора». А он взял и зачеркнул эти слова, и написал: «Признаю крайним судией духовной сей коллегии Господа Нашего Иисуса Христа». Это, конечно, был вызов. Он не был включен в Синод. Но это была уже другая эпоха. Елизавета была и лично благочестива, и в высшей степени покровительствовала монастырям и архиереям. Поэтому на его голову никакая казнь или опала не обрушилась, а он вернулся в Ростов и продолжал быть там митрополитом. Там он оставался до Екатерины II.
Елизавета распорядилась однажды, чтобы с Синоде было равное число великороссов и малороссов. Их было тогда нечетное число – семь. Она тоже была окружена выходцами из малороссов. Видимо, это связано с тем, что ее фаворит Алексей Разумовский, которого считают ее морганатическим супругом, был из малороссийских казаков. Он стал одним из богатейших и знатнейших сановников России, как и весь его род, который идет не от него, а от его брата Кирилла.
Первоприсутствующими в Синоде были тогда Амвросий Лушкевич, потом Димитрий Сеченов.
При Петре принимались очень жесткие меры по ограничению числа постригов монашеских. Петр смотрел на монастыри как на праздное дело. Он рассуждал, что молятся все, но к чему устраняться от дел, имеющих прямой, прагматический смысл, под предлогом молитвы и монашества. Поэтому он на монастыри возлагал разные дела. Отчасти эти дела соответствовали монашескому служению – уход за больными, за нищими. Но он делал это в формах часто скандальных. Допустим, у инвалидов, за которыми должны были ухаживать в монастырях, нравы были довольно буйные. Они могли устраивать драки и вносили в монастырскую жизнь большое расстройство. Постриг же совершался только на убылые места. Возрастной ценз был введен для женщин – 60 лет. Потом, правда, этот возраст был сокращен до 40 лет, а у мужчин до 30 лет. Если раньше всякий мужчина мог оставить семью, желая монашеского жития, то Петр ввел порядок, что женатый мужчина не может постричься без согласия жены, причем, жена тоже должна постричься. При этом у них не должно быть ни детей несовершеннолетних, ни других лиц, на их иждивении находящихся. Такой порядок действовал до конца синодальной эпохи.
При Елизавете эти ограничения были сняты. Она очень много жертвовала монастырям, - в особенности Троице-Сергиевой Лавре. Может быть, этими богатыми приношениями она вносила начало не совсем уместной роскоши в монастырскую жизнь. Но после тех страшных испытаний, которые претерпели монастыри при бироновщине, когда тысячи монахов были сосланы в Сибирь на каторжные работы, сотни казнены, почувствовалось, что монастыри вздохнули свободно.
Затем было кратковременное царствование Петра III. Это был очень колоритный царь. Его историки иногда представляют вообще умалишенным. Эти представления основаны на многих странностях его, но и в значительной мере на записках Екатерины II – его жены и виновницы его свержения. Она рассказывает о нем разные анекдоты. Пишет она, что он, будучи уже тридцатилетним зрелым мужем, играл в солдатики. Хотя, посмотрите на то, как сейчас некоторые вполне солидные люди приникают к экрану компьютера с играми. Может, он и играл в солдатики. Однажды, рассказывает Екатерина, войдя в покои мужа, она увидела, что под потолком висит крыса. Она спросила, что это значит. А Петр ей ответил, что крыса съела солдата, и за такое преступление военно-полевой суд приговорил ее к смертной казни. Она пишет, будто бы сама императрица Елизавета, наблюдая своего племянника, приходила в ужас и говорила: «племянник мой – урод!» Она рассказывает и о том, будто бы Елизавета не хотела, чтобы будущий наследник престола был сыном ее племянника. И по дневникам Екатерины получается, что Павел и не был сыном Петра III. Хотя, историки считают, что в данном случае она себя напрасно оболгала.
Во всяком случае, Петр III был действительно большим оригиналом, и это проявлялось в некоторых его идеях по части церковных дел. Например, он высказывался, что хорошо бы было, чтобы духовенство не носило эти смешные и нелепые одеяния, а переоделось, как немецкие пастыри, в приличную одежду и бороды больше не носило. Но это были идеи внешнего порядка. Он не скрывал, что, став православным по нужде, он по убеждениям своим остается протестантом и лютеранином. Кроме того, он демонстрировал неуважение к церковным обрядам и вообще к Церкви. В богослужениях в Зимнем дворце он участвовал. Но во время богослужения он занимался делами государственными, – беседовал с послами или с министрами. Это было, конечно, не главное, но это создало к нему определенное отношение в церковной среде. Наконец, он издал указ о секуляризации церковных земель – о передаче церковных земель в собственность государственной казны.
Наверное, главной причиной свержения Петра были его политические действия. Самым одиозным поступком его было то, что, одержав победу в семилетней войне, Россия вдруг меняет фронт. Поскольку Петр III был почитателем Фридриха Великого, он решил, что он должен с ним заключить мир, и никакими плодами победы не пользоваться, а вместо этого начать войну вместе с Фридрихом против Австрии. Это, конечно, была полная отдача всех плодов войны, на которой и крови было немало пролито, и ресурсы экономические затрачены. Этот поступок создал к нему соответствующее отношение в окружении. Важно было, прежде всего, настроение гвардейских полков, в руках которых и находился царский дворец.
Совершен был переворот. В манифесте, изданном императрицей Екатериной после свержения Петра, причиной переворота называлась угроза, в которой оказался «самый наш греческий закон», - так именовалась Православная Церковь. Екатерина сразу отменила указ Петра о секуляризации церковных земель, что вызвало к ней крайнее расположение в среде епископата. Но прошло еще некоторое время, и она издает указ о необходимости все-таки рассмотреть вопрос о церковном землевладении. Ход рассмотрения этого вопроса вел явно к тому же самому, что уже было в указе Петра – к секуляризации. Тогда-то вновь предпринимает очень решительные действия Ростовский митрополит Арсений Мацеевич. Он пытается сорвать этот план.
Начинался великий пост. В неделю православия он велел в чин анафемы включить дополнительное проклятие – анафему обидящим Церковь Божию и отнимающим у Нее «севы и винограды». Эта его анафема стала известна в Петербурге, и он вызван был на синодальный суд. Синодальный суд состоялся в Москве в бывшем патриаршем дворце. Суд приговорил его к лишению сана и монашества. Императрица лишение сана утвердила, а монашество оставила – милость проявила. Очень любопытное обстоятельство заметил тогда народ, - на следующий день рухнула та палата, в которой шел суд. Митрополит Арсений вел себя совершенно бесстрашно, не просил ни о каком снисхождении, а обличал своих судей. Он предсказал им всем плохой конец. Он сказал митрополиту Димитрию Сеченову, который был тогда первоприсутствующим членом Синода, что тот задохнется собственным языком. И митрополит Димитрий через несколько лет умер от опухоли языка. А Крутицкому архиепископу Амвросию Зертис-Каменскому, который был ему вполне единомыслен, но предпочел оказаться на стороне судей, он сказал, что его убьют, как вола. И это тоже исполнилось. В Москве в начале 70-х годов был чумной бунт. Иверская икона была так поднята, что народ не мог к ней приложиться – мера санитарных соображений. Но народ увидел в этом кощунство. Распорядившийся об этом епископ Амвросий был убит. А епископу Псковскому Гедеону Криновскому он сказал, что он до своего дома не доедет. Тот впоследствии погиб при обстоятельствах очень необычных. Он ехал в карете. Кучер приехал на место назначения, а в карете никого нет. Кучер вернулся и нашел епископа мертвым на дороге, - он умер и выпал из кареты.
Митрополит Арсений оказался в монастыре. Там он продолжал обличать императрицу и указ о церковном землевладении. Любопытно, что императрица захотела с ним встретится. Существует воспоминание об этой встрече. Когда они встретились, он ей сказал что-то такое, после чего она заслонила уши руками и побежала прочь от него. Что он ей сказал, неизвестно.
Был новый суд. Его лишили монашества. Велено было заключить его в Ревельскую крепость. Там был комендантом барон Дизенгаузен. Имя заключенного было скрыто. Он именовался Андреем Вралем. Никому не дозволялось с ним встречаться и разговаривать. Он считался опаснейшим государственным преступником. Только перед смертью, когда он просил о том, чтобы к нему священника для исповеди пригласили, это было сделано. Священник потом говорил, что он думал, что это обыкновенный преступник, а оказывается, он принимал исповедь у человека святого. На стене камеры, в которой он был заключен, он оставил надпись «благ Ты, Господи, яко смирил мя весьма».
Митрополит Арсений Мацеевич был, что называется, реабилитирован Собором 1917-1918 года, хотя уже вскоре после его кончины распространялись литографические изображения его с нимбом. В народе существовало почитание его как святого, как страдальца за веру. Более того, в книге Поселянина его житие описывается, как житие подвижника благочестия. Эта книга, естественно, прошла через духовную цензуру. Но тем не менее до Собора 1917 года он считался лишенным сана, поэтому его нельзя было официально поминать как митрополита, а только как мирянина. Собор же 2000 года причислил его к лику святых мучеников.
Между тем эта расправа над митрополитом Арсением, конечно, парализовала более малодушных архиереев, которые в ином случае, может быть, попытались бы воспрепятствовать проведению реформы. Еще один архиерей – Павел Комискевич Тобольский протестовал, - но более деликатно. Он писал в Синод, что проведение этой реформы подорвет возможности Тобольской епархии совершать миссионерское служение среди инородцев Сибири. Его тоже вызвали на суд в Москву. Синод его лишил сана. Но императрица здесь поступила более снисходительно, - она не подписала указ о лишении его сана, а только об увольнении на покой. Его отправили в Киево-Печерскую Лавру, где он и принимал в свое время постриг. Там он скончался. Мощи его почивают нетленными. Они были обретены в Киеве при митрополите Евгении Болховитинове в 20-х годах XIX века. Обретения произошло при перестройке какого-то здания. Видно было, что эти нетленные останки принадлежат архиерею, но неизвестно какому. Тогда митрополиту Евгению Болховитинову приснился сон. Во сне к нему обратился митрополит Павел Тобольский. Он сказал ему на украинском языке, что тот своими строительными работами тревожит покой усопших. На Поместном Соборе 1917 года говорилось о возможной его канонизации, но она так и не состоялась. Кажется, в Тобольске он почитается как местно чтимый святой.
Другие архиереи уже не возражали. В 1764 году был издан манифест императрицы о секуляризации церковных земель. Решено было все владения церковные передать в государственную казну. Надо сказать, что потом значительная часть этих земель была роздана фаворитам императрицы в частное владение. Участь крестьян резко ухудшилась. На монастырских землях была самая благоприятная ситуация для крестьян. При этом казна брала на себя обязательство одну четверть с доходов от этих земель тратить на церковные нужды, – на содержание архиерейских кафедр и монастырей. Были составлены монастырские штаты с распределением монастырей по классам. Класс нужен был как штатная единица, за ним стоял определенный оклад. Двести с лишним монастырей попало в классы. А монастырей было около тысячи. Появилась угроза закрытия всех этих монастырей. Потом было решено, что можно оставить те монастыри, которые могут как-то сами себя содержать. Еще столько же монастырей сохранилось как монастыри заштатные, а прочие монастыри были закрыты – половина монастырей. Храмы, конечно, не закрывались. Они приписывались либо к соседним монастырям, либо к ближайшим приходам. Но, находясь часто в удалении от городов и сел, эти церкви приходили в упадок. Там службы совершались только в дни престольных праздников, не было народа, храмы ветшали и исчезали.
Русская Церковь в XIX в.
На прошлой лекции мы говорили о секуляризации церковных земель, о введении в связи с этим монастырских штатов и о последствиях этого. Хотя, конечно, монастырские храмы не закрывались, когда упразднялись монастыри, но часто все равно приходили в ветхое состояние, потому что были удаленными от населенных мест и не посещались народом. В то же время, надо сказать, первоприсутствующий в то время в Синоде митрополит Гавриил Петров несколько иначе смотрел на дело чем многие архиереи – в особенности выходцы из малороссийских епархий. Он не особенно сожалел о том, что Церковь потеряла земли, и монастыри обнищали. Он находил в этом обнищании монастырей условия для развития в монашеских общинах подлинного аскетического духа, подлинной аскетической жизни. Поэтому он старался особенное внимание уделять бедным монастырям в глухих местах его епархии. А его епархия – Новгородская включала тогда значительную часть русского севера, в том числе и Карелию, где много тогда было таких монастырей. При нем начался расцвет Валаамского монастыря, например. И он приглашал из разных монастырей российских духовно опытных подвижников и старцев. У него была интересная переписка с настоятелем Саровского монастыря, где в ту пору начинал свое подвижничество великий святой синодальной эпохи преп. Серафим. Там и до преп. Серафима были подвижники высокой жизни. И он просил настоятеля монастыря Назария направить к нему в Петербургскую епархию одного из опытных и духовно мудрых монахов. Назарий же, чтобы удержать этого человека у себя, ответил митрополиту, что этот отец Феофан совершенный дурак, и от него никакого толку быть не может. Но митрополит писал в ответ, что умников у него много, пришлите все же вашего дурака. Потом он начал созидание уже пришедшего в упадок Валаамского монастыря.
Вообще в пору правления императрицы Екатерины проводилась несколько иная линия в подборе архиереев. Екатерина обнаружила, что выходцы из малороссийской епархии менее удобны для нее, потому что они склонны более твердо отстаивать автономию Церкви, ее привилегии, ее имущество. А выходцы из российских епархий обыкновенно были более компромиссны и податливы, отчасти потому, что не имели того упорства и твердости, а отчасти потому, что в большей мере сочувствовали российским государственным интересам и не имели стимула противопоставлять интересы Церкви политике правительства. Поэтому Екатерина старалась, чтобы на кафедры в разные епархии назначали выходцев из российских епархий. За этим стояло и объективное положение дел, не связанное прямо с ее взглядами. Дело в том, что огромное преобладание малороссийского епископата связано было с тем, что Киевская Академия была хорошо поставленной школой. Только к концу XVIII века лучшие великороссийские школы – Славяно-Греко-Латинская Академия, Троицкая семинария, Александро-Невская семинария в Петербурге – встали на уровень Киевской Академии и готовили ученых монахов, которые могли считаться способными занимать архиерейские кафедры. В XVII веке не требовалось такой учености от кандидата в епископы. Совсем не обязательно было епископу свободно знать латинский язык. Но в XVIII веке это считалось совершенно необходимым. Утвердился некий стандарт ученого монаха, которому лучше всего соответствовали выпускники Киевской Академии. Коль скоро эта ситуация изменилась, то возникла возможность более разнообразно подходить к замещению архиерейских кафедр.
Другой выдающийся архипастырь конца XVIII века – митрополит Платон Левшин. Они были друзьями с митрополитом Гавриилом. Одно время они вместе были в Троице-Сергиевой Лавре. Они были близки, хотя были людьми разного характера. Митрополит Гавриил считался человеком замкнутым, склонным к уединению и малообщительным, а митрополит Платон напротив был очень общителен, остроумен. Например, известный французский писатель и философ Дидро встречался с митрополитом Платоном. И в самом начале беседы Дидро, чтобы не возникало недоразумение, сказал: «Знаете ли вы, высокопреосвященный владыко, что философ Дидро атеист?» Митрополит Платон ответил: «А что в этом такого удивительного и нового? Еще псалмопевец Давид сказал «несть Бога! рече безумен в сердце своем». Дидро рассмеялся, и беседа у них получилась непринужденной при таком радикальном различии во взглядах.
Митрополит Платон был исключительно красноречивым и талантливым проповедником, причем, умел говорить не только проповеди, но и речи при разных церковных и церковно-государственных событиях. Сохранилось воспоминание о том, как особенно красноречиво он говорил слово в день памяти императора Петра. Он возвеличивал подвиг его государственного служения, и так сильно это воспринималось слушателями, что при словах «восстани из гроба и посмотри, как процветает Россия после тебя благодаря твоим трудам», народ как-то даже дрогнул, - а вдруг и правда встанет. А не лишенный юмора сановник Разумовский сказал своему соседу на украинском языке: «Як встане, так усих нас достане». Петр очень не любил всякого казнокрадства и вольного распоряжения государственной казной в личных интересах, чему свободно предавались вельможи екатерининской эпохи.
Затем наступило кратковременное царствование Павла. Я не буду обращаться к политической стороне событий. Думаю, что все вы приблизительно представляете, как долго его императрица старалась держать подальше от престола, и что он сам чувствовал к своей матери.
Павел I был человеком религиозным в отличие от своей матери, которая, хотя часто и видимо искренне говорила о пользе религии, но сказать, чтобы она была религиозна, нельзя. Вероятно, у нее было религиозное мировоззрение, но деистического характера. Живого религиозного чувства, живой религиозной совести в ее государственных деяниях и в личной жизни не просматривается. Павел же был человеком живой религиозности. Но, кажется, его религиозные взгляды отдавали каким-то католическим тоном. В самой его политике проявлялось желание иметь союзником папу. Это было время плодов революции. Шла война старой Европы с революционной Францией. И в этой войне император Павел очень хотел создать общеевропейскую коалицию и быть рядом с папой во главе этой коалиции. Известно, что он принял титул гроссмейстера Мальтийского Ордена. Но в какой-то момент он переориентировал свой политический курс. И очень вероятно, что от его убийства нити тянулись не только к недовольству екатерининских вельмож, оказавшихся в опале или ожидавших ее, но похоже, что к этому прикосновенно английское посольство. Это возможно потому, что внезапно в последний момент он вдруг переориентировал свою политику на поиски союза с Наполеоном.
Для Церкви он сделал много хорошего. В частности это касается положения духовенства. Он, во-первых, повысил оклады монастырям. Шла инфляция, и оклады, закрепленные в твердых суммах и составлявшие во время секуляризации примерно четверть доходов с церковных земель, ко времени императора Павла составляли уже только седьмую часть этих доходов. Павел компенсировал потери, вызванные инфляцией. Он, на сколько это было возможно, заботился и о приходском духовенстве. Тогда, конечно, невозможно выделять из казны средства для содержания приходов, но какую-то помощь он старался оказать и приходскому причту. Он изменил и правовое положение духовенства. В России при Екатерине только дворяне получили такую привилегию, как свобода от телесных наказаний. Раньше и у дворян этой привилегии не было. Теперь даже приговоренные к уголовному наказанию дворяне и лишенные уже дворянства все-таки, как бывшие дворяне, телесному наказанию не подвергались. Хотя, обыкновенно уголовное наказание включало в себя не только ссылки и каторжные работы, но и телесные наказания – смертельно опасные и унизительные. Эту привилегию – свободу от телесных наказаний – император Павел распространил и на духовенство, правда, только на священнослужителей, не на псаломщиков и пономарей.
Затем начинается эпоха Александра I. Александр I, как человек религиозный претерпел революцию. До войны 1812 года он был одним человеком, а после войны стал другим. До войны 1812 года это был человек воспитанный своей бабкой в духе либерального скептического отношения к религии, в духе полного равнодушия к религии. Его законоучитель писал о том, что его главной заботой было императора не утруждать и не очень морализировать, а преподать какой-то минимум знаний, не влияя на сердце подростка. А иные настроения, существовавшие при дворе его отца Павла, его практически не задели, потому что он воспитывался отдельно от отца при бабке. Но события войны 1812 года вызвали в нем внутренний переворот. Он сам писал о том, что на полях Бородина, видя сожженную Москву, изгнание французов из Москвы, он как бы воочию пережил действие Благодати Божией, действие Промысла Божия в истории.
С тех пор он стал человеком религиозным. Но религиозность его была своеобразна. Он чрезвычайно много читал западных мистиков – литературу, граничащую с оккультистской. Это была христианская мистика, но не церковная христианская мистика. Он не только читал книги, а стремился иметь и некий опыт подобного рода. Поэтому он охотно беседовал со всякими провидцами, духовидцами – людьми экстатического религиозного опыта. Он любил беседовать с нашими русскими скопцами, с квакерами. А с этим связано и другое обстоятельство. Примерно ту же эволюцию вслед за ним проделал и обер-прокурор Святейшего Синода князь Голицын. В первое время царствования Александра несколько обер-прокуроров сменилось. Был граф Хвостов, граф Мусин-Пушкин. Но Голицын практически все время царствования Александра стоял во главе этого правительственного ведомства, которое занималось делами церковными. Поэтому так же равнодушный к религии в довоенные годы – он стал религиозным, но так же своеобразно религиозным, как и император.
В России было открыто отделение Британского Библейского Общества. Библейское Общество ставило своей задачей перевод Библии на разные языки. При этом непременным условием было делать переводы не комментированными. В Библейском Обществе преобладала такая установка, что расхождения между разными христианскими конфессиями несущественны, затемняют суть дела. А настоящая христианская религия одна и та же. И акцент не должен делаться на этих различиях. Толкование же - всегда конфессиональное - рассматривалось как ненужное и вредное для развития подлинной сердечной религиозности. Это умонастроение процветало не только в Библейском Обществе, но так же в масонских ложах, которые в России возникли в первой половине XVIII века, процветали в эпоху Екатерины, Екатериной же запрещались, но были снова дозволены и после Александра I приобрели очень большое влияние. Большая часть сановников, влиятельных людей оказалась в той или иной форме причастна к масонским ложам. Весьма вероятно, что и князь Голицын входил в масонскую ложу, хотя, это до конца не ясно. Сам Александр в ложу не входил, но многими ложами рассматривался как покровитель и был чрезвычайно авторитетен.
Кажется, в ту пору масонские ложи имели иной характер, чем в начале XX века, когда в России произошла февральская революция. Конечно, и тогда они не чуждались политики. Декабристское общество через Союз благоденствия было связано с масонскими ложами. Но все-таки не особенно заметны такие своеобразные религиозно-мистические увлечения у масонов начала XX века. У масонов александровской эпохи такие увлечения были очевидны.
Это сплетение библейских обществ с масонскими ложами оказалось особенно опасным для сохранения чистоты православия в Русской Церкви. Дело в том, что библейские общества были поставлены так высоко в глазах высшей духовной власти, что практически все министры, все губернаторы и почти все архиереи должны были войти в них. Правительство в лице обер-прокурора, других министров и самого императора в оценке результатов деятельности того или иного правительственного или церковного сановника очень важное значение придавало тому, каковы успехи в распространении деятельности библейского общества. Имело значение, сколько чиновников в министерстве, чиновников в губернской администрации, священнослужителей в епархии записалось в библейское общество, сколько взносов они внесли, как это дело процветает. Направление же библейского общества было подчеркнуто антиконфессионально. Следовательно, и само полемическое отстаивание православных догматов воспринималось как действие, идущее вразрез с видами правительства.
Был даже такой случай, когда цензор получил выговор за то, что пропустил в печать статью, в которой автор иронизировал по поводу писаний одного из известных немецких мистиков, где назначалась дата кончины мира – очень близкая дата.
В 1817 году была проведена административная реформа, которая очень обеспокоила тех епископов и священнослужителей, стоящих у кормила церковной власти. Было образовано министерство духовных дел и народного просвещения. Это министерство соединило канцелярию обер-прокурора, департамент иностранных исповеданий из министерства внутренних дел и министерство просвещения. И министром этого министерства назначили князя Голицына. А внутри этого министерства был департамент духовных дел и департамент просвещения. И то, что было оберпрокуратурой, стало теперь всего лишь отделением внутри департамента духовных дел. Рядом с этим отделением было и отделение католической церкви, протестантских церквей, ислама и т.д. Таким образом, в административном порядке Православная Церковь была поставлена наряду со многими другими конфессиями. Она, конечно, не утратила статуса господствующей, но это было сделано.
Князь Голицын стал представляться достаточно опасным для Православной Церкви. Первым бросил вызов ректор Петербургской Академии Иннокентий, который подал по этому поводу записку, где выразил свою тревогу о том направлении, которое приобретает деятельность князя Голицына. За этим последовала как будто бы почетная ссылка. Он был переведен в Пензу, – назначен правящим архиереем Пензенским. Из столицы он был удален и влияние потерял. В Пензе он очень скоро скончался.
Затем аналогичные действия предпринимает первописутствующий в Синоде митрополит Амвросий Подобедов. Он тоже пишет письмо императору, в котором настаивает на отставке князя Голицына. За этим последовала мера, которая предпринята была при императоре Павле по отношению к митрополиту Гавриилу. Поскольку император Павел не жаловал всех тех, к кому благосклонно относилась императрица, то и Гавриил в его глазах оказался не хорош. Как с ним обошлись? Разделили Петербургскую епархию на две – Петербургскую и Новгородскую. Новгородская формально имела приоритет. Из Петербурга его и удалили. Сейчас подобное было проделано с митрополитом Амвросием. Был назначен другой митрополит Петербургский, а он остался только Новгородским, хотя и остался первоприсутствующим в Синоде. Он тоже очень скоро скончался в Новгороде.
Назначили на Петербургскую кафедру митрополита Михаила Десницкого. Он был раньше архиепископом Черниговским. В этом назначении, которое выбрано было князем Голицыным, была допущена ошибка. Дело в том, что митрополит Михаил был настроен чрезвычайно мистично, но был настроен, как православный мистик. Он читал святых отцов, которые были учителями духовной жизни и учителями мистического опыта, но строго православного. Это была литература совсем не подобная той, которую писал Юнгшпилинг или Сведенборг. Это была мистика древних восточных отцов Макария Великого, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника. Вскоре это обнаружилось, потому что и митрополит Михаил Десницкий оказался среди тех архиереев, кто был обеспокоен деятельностью князя Голицына и пытался добиться его отставки. Он тоже недолго оставался на Петербургской кафедре и умер в 1823 году.
Тогда обстановка несколько изменилась. Появились многочисленные полицейские данные о том, что в России существуют тайные политические общества. И достаточно ясно было, что эти политические общества связаны с масонскими ложами. И это вызвало в настроениях Александра I колебания относительно той церковной политики, которую он проводил раньше. Поэтому он указал поставить митрополитом Петербургским митрополита Московского Серафима Глаголевского, который был откровенным противником князя Голицына и вообще всего этого направления. Поддержку он встретил со стороны некоторых влиятельнейших чиновников. Это были генерал Аракчеев и адмирал Шишков. А «застрельщиком» в этой борьбе оказался архимандрит Фотий. Он уже раньше предпринимал решительные действия. Он обличал князя Голицына будучи законоучителем в одном из военных училищ в Петербурге, за что был выслан в Новгород архимандритом Юрьевского монастыря. А там он познакомился с графиней Орловой -–самой богатой российской помещицей тех лет – дочерью графа Алексея Орлова. Она оставила огромное наследство, завещанное монастырям, так как не была замужем. Эта благочестивая старушка очень близко к сердцу принимала церковные дела, сочувствовала архимандриту Фотию и соглашалась с тем, что есть опасность в деятельности Голицына. Образовался некий фронт борьбы с князем Голицыным.
Архимандрит Фотий, будучи противником инославного, внеконфессионального мистицизма, сам был заражен апокалиптическими настроениями. Поэтому оказалось очень удобным через него подействовать не только на политический разум царя, но и на его религиозные живые чувства. Сумели устроить его встречу с императором. Он говорил, что князя Голицына надо убрать, иначе в России будет революция, и вообще скоро все разрушится, чем напугал царя. Затем была уже настоящая акция. Архимандрит Фотий неожиданно для князя Голицына встретился с ним. Князь подошел под благословение. А Фотий сказал, что благословения не даст, потому что по распоряжению князя издана книга, где говорится, что духовенство – слуги антихриста. Он сказал, что благословения такому человеку дать не может, если тот не покается немедленно, а иначе будет проклят. Князь возмутился и разгневался, а архимандрит Фотий закричал, – анафема, анафема, анафема!
Затем последовали донесения и со стороны Голицына, и со стороны архимандрита Фотия. Тогда к императору явился митрополит Серафим и сказал, что если Голицын не будет немедленно уволен, то он подает в отставку, уходит на покой и не останется митрополитом. Император Александр дрогнул. Он подписал указ об увольнении князя Голицына и об упразднении этого министерства. Административно все вернулось на прежнее место. А митрополит Серафим был назначен председателем библейского общества. За несколько месяцев он его деятельность свернул.
Но Библейское Общество занималось и переводами Библии на разные языки России – своим прямым делом. В 1814 году у императора Александра возникла идея, что есть необходимость и в переводе Библии на наш отечественный русский язык. Эта идея тоже оказалась пререкаемой. Одни считали, что нужно перевести, чтобы всякий грамотный мог читать Слово Божие. Тогда были предприняты опыты перевода Библии на русский язык. Переведены были четыре Евангелия, Псалтирь и некоторые другие книги. В этом деятельно участвовал тогда еще архимандрит, а после перевода митрополита Серафима на Петербургскую кафедру – архиепископ Московский Филарет. Митрополитом он стал в 1826 году при коронации императора Николая I.
Прекращение деятельности Библейского Общества обозначало и прекращение деятельности по переводу Библии на русский язык. Митрополит Серафим был противником перевода так же как и два других архиерея, которые последовательно занимали тогда Киевскую кафедру – митрополит Евгений Болховитинов и митрополит Филарет Амфитеатров. Но московский митрополит Филарет был ревностным сторонником перевода Библии на русский язык. У него вызвало очень горестное чувство то обстоятельство, что не только прекратились дальнейшие переводы, но и сделанные уже переводы были сожжены, так что только разрешалось часть оставшегося тиража Нового Завета употреблять в тюрьмах. А вне тюрем совершенно запрещено было употреблять русский текст Нового Завета.
Император Александр сразу же скончался после этих событий. А Курс императора Николая был противоположным во всех отношениях тому курсу, который был у императора Александра в течение большей части его правления. Но это фактически было продолжением его политического курса последних месяцев. Масонские ложи были уже закрыты Александром, но здесь их постарались совершенно искоренить. Естественно, что это все было последствием еще и декабрьского восстания.
В церковной политике проводилась охранительная линия. Но охранение это было, как считал митрополит Московский Филарет, в духе возвращения к схоластике XVIII века, к тем началам, которые были заложены в послеперторвскую эпоху. Филарет двойственно смотрел на духовную жизнь Александровского века. С одной стороны и он разделял опасения за чистоту православия, но с другой стороны он видел и нечто обнадеживающее в том возрождении живого религиозного чувства в образованной части общества, которое тогда проявлялось. Поэтому опасения и страхи перед всякой мистикой с его стороны вызвали такую оценку: «Дым ест глаза, а они говорят, - как опасен огонь!»
В этом отношении происходило нечто странное. Вообще чтение Священного Писания показалось опасным, - не породит ли оно некие религиозные фантазии и не приведет ли к состоянию прелести. И в какой-то момент было вообще запрещено читать Библию воспитанникам военных корпусов под тем предлогом, что кто-то из юнкеров прочитал и сошел с ума. Такие моменты имели место.
Проводником политики императора Николая в церковной сфере стал обер-прокурор Протасов. Он был обер-прокурором с середины 30-х годов до смерти императора Николая. Это был почитатель и любимец императора. Он был из гвардейских офицеров, который из отставных военных стал высокопоставленным чиновником. Он проводил линию укрепления бюрократических основ церковного управления. Надо было хорошо поставить дело в духовных консисториях, надо, чтобы была безукоризненная дисциплина, во всех делах должна быть строгая отчетность. Это был дух николаевской эпохи, который называют духом бюрократизма, всесилия канцелярий. Он проводил это в церковной жизни очень последовательно и часто наталкивался на сопротивление митрополита Филарета. В 1842 году митрополит Филарет удалился в Москву и больше никогда не участвовал в заседаниях Синода, оставив за собой звание члена Синода, для прекращения несогласия в Синоде. Бывали сложные дела, по которым митрополиту Филарету присылали бумаги, потому что иногда только он мог найти мудрое решение, которое затруднялись найти другие члены Синода.
На рубеже 30-40-х годов Протасов провел реформу духовного образования. Я не сказал о реформе более ранней, проведенной в 1808-1809 годах. Она имела кардинальное значение в истории русской духовной школы. Реформа эта заключалась в том, что высшее богословское образование было отделено от среднего. Дело в том, что старая семинария и академия различались не тем, что это были высшие и низшие ступени. Академия – это было почетное наименование той же семинарии, но были школами одного уровня. Теперь же это было решено отделить. Школы со старыми учебными планами решено было сделать семинариями. А академии надстраивались над старой школой, как четырехлетняя высшая богословская школа.
Киевская Академия была по типу обучения старой иезуитской школой. Она распространилась и укоренилась в Польше. Киевская Академия, хотя была школой православной, но с технической стороны она заимствовала эту схему обучения. Теперь же новая Академия за основу своего образовательного плана взяла современные ей богословские немецкие протестантские факультеты.
В начале реформе подверглась Петербургская Академия. Вернее, старая Академия стала семинарией, а над ней была надстроена новая Академия в1809 году. В 1813 году был первый выпуск. Он оказался удачным, и тогда реформировали Московскую Академию. Старую Славяно-Греко-Латинскую Академию сделали семинарией, а к ней присоединили, переведенную из Троице-Сергиевой Лавры, Троицкую семинарию. А часть преподавателей перевели в Лавру, где и возникла новая духовная Академия, которая называлась Московская Духовная Академия. Киевскую и Казанскую решено было просто переименовать в семинарии.
Протасов не проводил столь кардинальной реформы. Но он скорректировал учебные планы. Он счел, что в семинарии чересчур много теоретических дисциплин. Семинарское образование, считал он, должно быть ориентировано на практические потребности сельского пастыря. Поэтому нужно было побольше изучать богослужение, поменьше – теоретическое богословие. Что касается общеобразовательных дисциплин, - поменьше математики, вовсе ненужно философии, но побольше практических курсов. Он ввел основы медицины, агрономии, миссионерское дело.
Митрополит Филарет смотрел на это критически. Он считал, что это, конечно, верно, но в семинариях все же воспитываются абитуриенты академии. Поэтому уже семинария должна создавать хорошую базу для продолжения богословского и философского образования на академическом уровне.
Перейду к эпохе александровской. Поражение России в Крымской войне, видимо, более всего открыло путь к реформам. Все хорошо знают об отмене крепостного права. Но знаете вы и о судебной, и о военной реформе. Церковная жизнь тоже не была в стороне от такого рода реформирования. Проблемы были самые разные. Митрополит Филарет был сторонником возобновления библейского перевода. Только после смерти Николая I открылась возможность к возобновлению этого перевода. Переводы Библии, продолженные по настоянию митрополита, завершились уже после его смерти в 1869 году. Это дело перешло под покровительство Петербургского митрополита Исидора, и в 70-е годы перевод был закончен. В начале печатали отдельные библейские книги в богословских журналах, а потом издали в одной книге всю Библию на русском языке. И с тех пор мы имеем Библию в неизменном виде. Даже баптистские издания на русском языке пользуются этим синодальным переводом. Хотя в литературе есть много попыток его критиковать, даже дискредитировать, но пока лучшего перевода нет. Все иные переводы Библии на русский язык оказывались гораздо менее удачными.
Должен был решаться вопрос и о правовом положении духовенства. В российской жизни была серьезная проблема, связанная с сословностью духовенства. Эта сословность духовенства складывалась постепенно, но в XVIII веке она сложилась очень твердо. Что это значит? Дети духовенства принадлежали к духовному сословию. Речь идет и о взрослых детях. Даже те лица, которые не находились на действительной церковной службе, но по происхождению принадлежали к духовенству, принадлежали к духовному сословию до тех пор, пока не переходили в другое сословие, а часто они не переходили. Все время образовывался некий избыток лиц духовного сословия. Приходы не могли поглотить всех, кто рождался в этом сословии. Семьи были большими. Много лиц оказывались без мест – одни по своей неспособности, другие по лени, третьи потому, что действительно не было мест. Наиболее способные в XVIII веке находили себе применение как чиновники, как ученые. Но оставались и менее способные люди, которые оставались в духовном сословии до старости, живя у своих дядей, братьев, других родственников. Они находились в управлении Синода, хотя не были ни священниками, ни церковнослужителями, ни чтецами, ни церковными сторожами. В XVIII веке эти проблемы решались радикально и к большому страху духовного сословия. Временами проводились «растворы духовного чина», когда все, не находящиеся на действительной службе, забривались в солдаты. Особенно свирепыми эти растворы были при императрице Анне. И потом они проводились.
А в 60-е годы было образовано особое присутствие, в которое вошли и высокопоставленные чиновники, и члены Синода, и проблема эта была решена. Всякий достигший совершеннолетия сын священнослужителя или церковнослужителя, не учащийся в духовной школе и не находящийся на церковной службе, выписывался из духовного сословия. При этом вопрос был решен неожиданно благоприятно для духовенства. Поскольку в России все были приписаны сословиям, надо было этих людей к какому-то сословию приписывать. Дети священнослужителей в зависимости от положения и сана отца приписывались либо к личным дворянам, либо к потомственным или личным почетным гражданам, т.е. к высшему сословию. Вообще в России служба ценилась очень высоко. В наши времена даже самый заурядный артист, который мелькает на телевидении, часто воспринимается как несравненно более крупная личность, чем, скажем, генерал. В старой России было не так. Артисты императорских театров по сословию были только почетными гражданами, но не выше, в то время как артисты прочих театров были в том сословии, в каком родились. А всякий находящийся на военной службе в самом низшем чине становился личным дворянином, а на гражданской службе личное дворянство приобреталось начиная с чина коллежского асессора, что соответствовало военному майору. На военной службе уже подпоручик получал личное дворянство, из какого бы сословия он не вышел.
Духовенство получило достаточно высокие права. Что же касается детей церковнослужителей, то они записывались в податные сословия. Но податные сословия были разные. Социальное положение крестьян было очень разным. Если у сына дьячка есть капитал, чего, конечно, никогда не бывало, он мог записаться в купеческую гильдию. Если у него есть дом в городе, значит – мещанин. При этом лично они до конца жизни освобождались от подати. А в духовном сословии фактически остались только служащие в Церкви. В этом смысле, можно сказать, само сословие исчезло. Сословие состояло только из лиц этой профессии, имеющих службу, и их несовершеннолетних детей.
Ставился и вопрос о созыве Собора. Церковь сознавала, что управление церковное организовано не канонично, или канонически ущербно, нет первосвятителя, нет и соборов настоящих. Синод – это все-таки малый собор из лиц подобранных, на не полный архиерейский собор. В 60-е годы стало возможно обсуждать эту тему в печати. В то же время реально были проведены региональные архиерейские соборы в Казани, в Иркутске, в Киеве.
Эпоха Александра III. Эта эпоха для Церкви – это эпоха Победоносцева. Поэтому очень важно обратить внимание на личность и деятельность Победоносцева. Он был одним из немногих обер-прокуроров российских, который дело Церкви считал своим чрезвычайно важным личным делом. Это был очень серьезный, глубоко верующий человек. Он вел не только церковную деятельность. В свое время Победоносцев был самым влиятельным чиновником в России. Это был человек, который во время царствования Александра III, в первые годы царствования императора Николая влиял на то, что сейчас назвали бы идеологией правительственной. Его церковная деятельность не может быть оценена однозначно. С одной стороны, несомненно, ему надо поставить в заслугу, что он много заботился о том, чтобы поднять достоинство и социальный уровень духовенства сельского, рядового, лучше обеспечить его, авторитет его укрепить. Он заботился о религиозном образовании народа. Он явился инициатором и упорным проводником образования в системе церковно-приходских школ. В то время и иной тип школ открывался для народа – начальные школы в системе министерства просвещения. Но в этих школах учили выпускники гимназий или специальных учительских школ, которые были заражены нигилистическим, революционным духом, часто очень далекие от Церкви. И он считал опасным для народной нравственности, чтобы в этих школах учились дети народа. Поэтому он всюду поощрял открытие церковно-приходских школ, когда начальное образование давалось при приходе, под опекой и наблюдением местного приходского священника. Это тоже очень большая его заслуга.
Какие стороны его деятельности обер-прокурорской вызывают сомнение и заслуживают критической оценки? Он считал крайне опасным созыв Собора. Он опасался, что Собор может приобрести направление, какое мог бы приобрести парламент или иное законодательное собрание. Опасался, что и церковный Собор может оказаться учреждением, подкапывающимся не намеренно под устои самодержавия в России. В своих же собственно религиозных взглядах он, кажется, пугался проявлений высокой, исключительной религиозности. Он скептически относился к деятельности св. Иоанна Кронштадтского, с осторожностью смотрел и на творения учителя духовной жизни свт. Феофана Затворника. И он был, как известно, противником канонизации преп. Серафима Саровского. Деятельность оптинских старцев тоже у него вызывала сомнение. Общий курс его деятельности, который соответствовал политике Александра III, заключался в том, чтобы удержать Россию от разложения и от перспективы революции, которая ему казалась очень и очень реальной. Ему принадлежат, кажется, слова: «Россию надо подморозить, чтобы она не протухла».
Еще известен один его жест – очень красноречивый и много говорящий. Когда ему говорили о том, что то или иное действие правительства может вызвать негативную реакцию в общественном мнении или в печати, он сплевывал, и даже движением ноги показывал, как он уважает общественное мнение.
Дата: 2018-12-28, просмотров: 214.