Предыстория христианства на Руси
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 

Мы начинаем курс истории Русской Церкви. Непрерывная история Русской Церкви начинается, как известно, с 988 года. Недавно мы праздновали тысячелетие крещения Руси. Но у истории Русской Церкви есть и своя предыстория. В нашей первоначальной летописи – в Повести временных лет – сохранился рассказ о том, как апостол Андрей побывал на земле, где впоследствии сложилось русское государство. Он благословил место, на котором впоследствии вырос город Киев, и даже отправился дальше – в сторону Балтики, и по пути побывал там, где во времена летописца жили новгородские славяне, а оттуда морем отправился в Рим.

Этот летописный рассказ вошел в русское церковное, национальное, историческое предание. И мы сейчас хорошо знаем, что у нас высший (не только церковный, но и государственный) орден – это орден Андрея Первозванного. Андреевский крест изображен на флаге нашего военно-морского флота. В старой России орден Андрея Первозванного был высшей наградой Российской Империи. Но это все символы. Какова же историческая основа этого предания? Конечно, летописный рассказ не является прямым документом, потому что преп. Нестор (который написал лишь часть Повести временных лет) или кто-то другой, кто записал это предание в нашу летопись, жил 11 столетий после Андрея Первозванного. Но, тем не менее, он зафиксировал некое историческое воспоминание, которое существовало в его время. Разумеется, ряд церковных историков, таких как Голубинский (историк Церкви конца прошлого столетия – начала 20 века), ряд историков светских, ставят под вопрос достоверность этого предания. Голубинский пытается даже отвергнуть его как совершенно неубедительное и даже нелепое. Например, об этом пути в летописи говорится, что апостол Андрей отправлялся с южного Причерноморья в Рим. Голубинский говорит, что это все равно, что ехать из Москвы в Одессу через Петербург. Такое отношение к этой летописи существует.

Что мы можем сказать, пытаясь представить эту летопись, как не совершенно фантастическую? Вот какие могут быть косвенные основания: предания о пребывании апостола Андрея на этой земле существуют не только в русской традиции, но и в традициях некоторых других народов – в Румынии, в Польше. Это показывает, каков мог быть возможный маршрут апостола Андрея, и обосновывает возможность его пребывания на берегу Балтийского моря. Там это предание не внесено в национальные хроники и летописи, но в народе существует. Но это косвенное основание.

Более достоверным является другое обстоятельство. Жития апостола Андрея, возникшие в греко-латинском мире, и другие тексты на греческом языке, восходящие к III столетию, единодушно называют миссионерским поприщем апостола Андрея Причерноморье – причем, как южное побережье, так и северное. Если апостол Андрей был в северном Причерноморье, то путь вверх по Днепру не выглядит абсурдным.

Апостол Андрей согласно летописи только побывал на русской земле и благословил место города Киева. Летописец вовсе не называет его проповедником у нас христианства и создателем христианской общины. Но впоследствии - в XVI веке - Иван Грозный, когда вел беседу с католическим монахом, церковным и политическим деятелем – Поссевином, который по дипломатическим поручениям был в Москве, он говорил, что наше христианство не от греков, а от самого апостола Андрея. Но так говорил Иван Грозный. Летописец же не утверждает, что прямо от апостола Андрея существует у нас на Руси христианская община. Более того, летописец называет первым просветителем славян ученика апостола Павла Андроника, который миссионерствовал на Балканском полуострове в Иллирике (территория современной Югославии). Неизвестно, жили ли тогда там славяне. Славяне, несомненно, известны в V столетии на Балканах; в VI столетии они уже представляют страшную угрозу для северных границ Византийской империи. Жили ли они на Балканах на рубеже I и II века, сказать трудно, хотя некоторые историки такую возможность допускают. Но как бы там ни было, ученик апостола Павла Андроник миссионерствовал на той территории, где впоследствии поселились славяне.

 Вот что можно сказать предварительно о символическом начале у нас христианства.

Затем содержательных сведений о христианстве на Руси нет. Может быть, для того, чтобы представить христианскую жизнь в мире, расположенном на южных границах русской земли, в тех странах, откуда шло к нам христианское просвещение, следует дать краткий обзор состояния христианской Церкви в Южном Причерноморье и на Северном Кавказе. Дело в том, что в городах по побережью Черного, Азовского моря существовали издавна, - по сути дела даже ранее, чем с середины первого тысячелетия до р.х., – греческие колонии. Эти города были включены в мир античный, в мир греческий, включены были потом в состав Римской империи и стали потом частью Византии. Рядом с этими городами была варварская периферия, которая тоже подвергалась влиянию эллинистической культуры. Когда греки стали христианами, то и христианское просвещение среди этих варварских народов, живших рядом с греками в городах Причерноморья, тоже распространялось.

В северо-западном углу Черного моря, там, где сейчас Румыния, и отчасти на территории южной Бесарабии существовала так называемая Томитанская епархия. Я имею в виду V век, когда империя стала христианской. В орбите этой епархии были не только греко-язычные поселенцы, жившие в приморском городе Томи и в других поселениях на берегу Черного моря, но и варвары.

 Кто были эти варвары? Возможно – даки, основательно эллинизированные или олатиненные к этому времени. Где-то рядом жили и славяне. Преп. Нестор в своей летописи локализует два восточнославянских племени тиверцев и уличей. Эти народы могли быть в орбите влияния Томитанской епархии.

На территории Крыма тоже было несколько христианских епархий. Сейчас весь Крым представляет собой одну Симферопольскую и Крымскую епархию. А тогда, когда южное побережье и часть степного Крыма были в пределах Византийской империи, там было несколько епархий, потому что у греков было обыкновение иметь епископа в каждом городе. Самая большая епархия была в Херсонесе Таврическом, который расположен сейчас на окраинах современного Севастополя. Это был крупнейший город Крыма, и он посещался русскими на всем протяжении древней и средневековой истории. У русских этот город назывался Корсунь. Слово «корсунская» относилось ко всем самым древним нашим святыням и некоторым другим предметам, которые попадали на Русь из Византии.

К востоку от Херсонеса находилась Сурожская епархия – современный поселок Судак на месте древнего Сурожа, как называли русские этот город. Греческое название этого города – Сугдея. Это название отчетливо обозначает народ, который жил на этой территории прежде, чем она была эллинизирована. Там жили согдеанцы. Согдеанцы – народ иранского племени, и до сих пор в Таджикистане – в Памире есть маленький остаток некогда значительного государства - Согдеаны. Часть этого народа вместе с другими народами Ирана попала на территорию Крыма, и там возникло поселение, ставшее впоследствии греческим городом Сугдея.

Еще восточнее была епархиальная кафедра Пантикопейская, или по-другому – Босфорская. Это современная Керчь. Она обнимала Азовское море и за пределами Крыма. Но прямо на противоположном берегу Крыма, там, где сегодня поселок Тамань, где был древнерусский город Тмутаракань, который назывался по-гречески Таматарх, тоже была епархия.

Несколько позднее возникла епархия иного народа в Крыму – Готская епархия. Дело в том, что некогда готы – народ германского племени особенно близкий скандинавам, в начале христианской эры отправился на юг и занимал значительную часть территории, где впоследствии возникло русское государство. Эти готы были немногочисленны, но контролировали ряд племен, в том числе, вероятно, и славянские племена, а так же угро-финские и другие. Потом они отправились южнее, разделившись на два народа – западных и восточных готов. Сами себя они называли – визи-готы и остро-готы. В этих названиях не было ни востока, ни запада. Но когда визи-готы оказались западнее, а остро-готы – восточнее, то они были переименованы в вестготов и остготов. Причем, западные готы, сокрушив западную Римскую империю вместе с другими германскими народами, образовали королевство на территории Испании, а восточные готы – на территории Италии. Маленькая часть племени спустилась с северного Причерноморья в Крым, и там образовалась Готская епархия. Она была православной, поэтому была сравнительно скоро эллинизирована. Богослужение, вероятно, там совершалось на греческом языке. Тем не менее, европейские путешественники даже для XV века еще зафиксировали, что в отдельных поселениях там сохраняется готский язык. К тому времени Крымом уже овладели тюрки.

Готы приняли христианство еретическое – арианское. Вестготы в Испании и остготы в Италии были арианами. А те готы, которые оказались в Крыму, приняли православное христианство.

Несколько епархий, о которых очень мало известно, существовали на территории северного Кавказа. Они носили миссионерский характер и проповедовали там, среди аланских племен. Аланы считаются предками осетин.

Вот какие епархии существовали на территории северного Причерноморья.

Понятно, что христианские влияния на Русь распространялись, прежде всего, отсюда – с этих территорий.

Что мы можем сказать о христианстве у славян? Из-за краткости времени я не стану говорить об эпизодах мало значимых, которые могут быть истолкованы по-разному. Пропуская все это, я скажу о событии действительно значительном. Вернее, о двух событиях, которые приблизительно в одно и то же время происходили. С одной стороны, это эпизод из жития свв. Кирилла и Мефодия - просветителей славян, живших во второй половине IX века. С другой стороны, это так называемое первое крещение Руси, или крещение Руси, бывшее при патриархе Фотии. Нам приходится сразу от апостола Андрея перенестись в IX век, потому что сведения о чем-то непрерывном в отношениях восточных славян с христианством мы получаем только с IX века.

Один из вариантов жития свв. Кирилла и Мефодия – Паннонское житие. Свв. Кирилл и Мефодий – создатели нашей письменности, нашей азбуки. Это миссионеры, уроженцы города Фессалоники. О том, какого они происхождения, можно по-разному судить. Болгары не сомневаются, что они были славянами и именно болгарскими славянами. Некоторые сербы пытаются говорить, что они были славянами сербами, хотя, это тогда не сильно отличалось. Греки считают их греками. Я думаю, что нет возможности обнаружить какие-то документальные основания для того, чтобы сделать вывод об их действительном национальном происхождении. Город Фессалоники был такой, что там господствовал греческий язык, но в то же время и сам город, и вся периферия города были наполнены славянами. Поэтому они могли быть и греками, которые хорошо говорили на языке местного народа, но могли быть и славянами, но при этом людьми греческой культуры.

Свв. Кирилл и Мефодий были приглашены Ярополком – князем моравов (впоследствии чехов) для проповеди христианства. Там уже шла миссия, но это была миссия с запада. Ее несли немцы, совершавшие богослужение на латинском языке. Князь видел, как через христианизацию его народа усиливается влияние немецкого элемента. Он этому хотел противодействовать, просвещая свой народ из другого – греческого источника. При этом он знал, что греки не настаивают на том, чтобы народы, принимая от них христианство, и богослужение вводили греческое. А латиняне настаивали на латинском богослужении.

Свв. Кирилл и Мефодий составили алфавит и явились по сути дела создателями письменного славянского языка, который не существовал до них. При этом они использовали ресурсы разных славянских народов, хотя, в основании лежит говор болгарский - говор территории, которая примыкала к их родным Фессалоникам. Там есть элементы разных славянских говоров. И, конечно, в славянских наречиях не существовало множества слов из сферы религиозной, политической, культурной. Для этого они широко использовали греческие и латинские слова. Они придали славянскому письменному языку греческую грамматику. По сути дела, они создали славянский письменный язык на материале болгарского и других славянских наречий.

Обращаясь к истории русской Церкви, обратим внимание на интересный эпизод. В Паннонском житии (Паннония – это территория современной Венгрии) свв. Кирилла и Мефодия рассказывается, как еще до их отправления в Моравию к императору Византии было посольство от хазарского кагана. Каган просил направить к ним проповедников для изучения христианства. Император не нашел лучших проповедников, чем Кирилл и Мефодий. Он их туда и направил. Они там научали народ христианству. Быт этого народа описывается, как быт народа сельского, народа, занимающегося земледелием. Вызывает удивление то обстоятельство, что хазары, как известно, в то время официальной религией имели иудаизм. Хазарский каганат был государством с иудейской религией, хотя в пределах его жили разные народы, исповедовавшие и христианство, и ислам, и остававшиеся язычниками. Те хазары, которых описывает Паннонское житие, являются несомненными язычниками, но пожелавшими стать христианами. По просьбе самого кагана к ним приезжают свв. братья. Христианство становится религией народа. После этого каган отдает повеление всех, кто будет исповедовать иную веру, в том числе и иудейскую, подвергать смертной казни – обстоятельство совершенно невозможное в настоящем хазарском каганате. На это обратили внимание историки. Объяснить это можно тем, что в хазарском каганате жили разные народы. По всей вероятности те, кто назван здесь хазарами, были не настоящими хазарами, а одним из народов, находившихся в вассальной зависимости от каганов, но достаточно независимым. Предполагается, что это и были славяне. Титул кагана употреблялся в орбите хазарского каганата достаточно широко. Блаженный Илларион митр. Киевский в своем похвальном слове кн. Владимиру называет его каганом. Титул кагана существовал в русской земле, хотя и не официально. Поэтому есть очень серьезная возможность считать, что некое восточнославянское племя тогда приняло христианство от свв. Кирилла и Мефодия. Именно потому и были посланы свв. Кирилл и Мефодий, что они знали славянский язык. Император говорил, что никто лучше не может проповедовать христианство там хазарам, чем они.

Когда свв. братья были в Крыму в Херсонесе Таврическом, они обрели там мощи священномученика Климента еп. Римского, приемника ап. Петра в Риме, который был сослан в дальнюю ссылку в Крым. Возле Севастополя есть маленький городок Инкерман. Там, в каменоломнях Инкермана он был на каторжных работах. И там он просвещал людей, хотя уже застал там христианскую общину.

 Свв. Кирилл и Мефодий нашли его мощи и привезли в Рим. Тогда Церковь была единой. Разногласия между Римом и Константинополем уже были, но Церковь еще не разделилась. Они были с большим почетом встречены в Риме. В Херсонесе Таврическом они изучили языки: еврейский, арамейский. Говорится, что там они нашли Евангелие, написанное русским языком. Это упоминание представляет собой большую загадку. Есть разные интерпретации того, что здесь имеется в виду.

Есть трудный вопрос: откуда пошло название Русь? Является ли это название исконно славянским или иным - норманнским, например. Как бы там ни было, есть сторонники той теории, что слово это относится не столько к норманнам, сколько к другим германцам близким к готам или к каким-то ответвлениям готского племени. Поэтому есть версия, что это было Евангелие на готском языке. Дело в том, что в свое время Евангелие действительно было переведено на готский язык, и его значительные фрагменты сохранились. По ним, собственно, сейчас и можно изучать готский язык.

 Но другая версия объясняет дело просто ошибкой. Слово «русский» надо читать так, что переставлены местами буквы «р» и «с», и тогда получается «сурский», а это значит – сирский, сирийский. А на нем все Священное Писание существует еще с IV века.

Академик Ламанский дает такое объяснение: они нашли Евангелие, переведенное ими самими. Русским языком здесь называется язык славянский, и они нашли свой перевод, потому что перевод они сделали раньше – еще на Балканах.

Вопрос о том, что это за русское Евангелие, стоит несколько в стороне, хотя он очень интересен для некоторых исследователей. Но все же с хазарским эпизодом Паннонского жития свв. Кирилла и Мефодия связано нечто, что весьма вероятно указывает на принятие христианства частью восточных славян – наших предков – во второй половине IX века.

Более важная история относится ко времени патр. Фотия – это примерно то же самое время. Наша Повесть временных лет рассказывает о том, как Аскольд и Дир, бывшие из норманнской дружины князя Рюрика, отделились от него, захватили Киев, княжили там и совершали, как и другие варяги, набеги на Константинополь. Это был их обычный промысел. Угроза для Константинополя была страшная. Но там усердно молились во всех церквах и во Влахернском храме, где хранилась риза Божией Матери. Риза была изнесена на берега Золотого Рога, где уже стояли суда Аскольда и Дира. Когда она коснулась вод, случилась буря, хотя до тех пор было тихо. Шторм разметал суда Аскольда и Дира, и они вернулись домой, едва уцелев с малым остатком дружины.

Здесь о христианстве прямо ничего не говорится. С другой же стороны ряд византийских документов: послание патр. Фотия, историческая хроника – рассказывают о чем-то весьма похожем, – о том, как безбожная Русь совершила поход на Константинополь, окружила город несметным числом судов. Городу грозила опасность быть взятым. Но все усердно молились, и случилась буря, разметавшая суда безбожной Руси. Это произвело такое сильное впечатление на потерпевших неудачу, что они захотели креститься, пораженные пережитым ими прямым свидетельством чуда Божия. Крестились князья и дружина. Патр. Фотий назначил русского митрополита. Есть списки митрополий Константинопольского патриархата, относящиеся к IX веку, где упоминается Русская митрополия, стоящая на 67 месте или около того. Когда потом Русская митрополия была уже известной церковью (со времен кн. Владимира), она занимала место еще ниже. Но в греческих документах нет упоминаний об именах Аскольда и Дира. Поэтому есть вопрос: стоит ли эти две истории отождествлять ввиду их большой близости. Значительная часть историков, в том числе и таких известных, как митр. Макарий, отождествляет эти две истории. Митр. Макарий считает возможным предполагать, что князья Аскольд и Дир были христианами. Во-первых, на могиле Аскольда был построен храм свт. Николая, что известно из летописи. А тот факт, что христианство на Руси не утвердилось и его пришлось вводить вторично, он связывает с тем, что, когда кн. Олег совершил захват Киева, то, убив Аскольда и Дира, он разгромил и христианские общины на Руси.

Но это только одна из версий. Есть же мнение, что Аскольд и Дир совершали набег, но та Русь, которая совершила набег при патр. Фотии и крестилась, не была Русью Киевской, а была другой Русью. Греки любили называть народы древними именами. Почему-то очень часто русских они называли тавро-скифами. Это частое наименование Руси тавро-скифами дало основание некоторым историкам предполагать, что это была Русь таврическая (приазовская).

Несомненно, что в Тмутаракани, оторванной от русской земли, но являющейся частью Русского княжества, во времена св. Владимира и первых русских князей было славянское население. О племенном составе этой Руси судят по-разному. Считают ее норманнской, норманославянской, по преимуществу славянской, славянской с остатками готских народов. Несомненно, одно: даже если эта Русь была не Киевской, не связанной с магистральным потоком русской национальной государственной жизни, то все же это имело отношение к нашему народу, и тоже является эпизодом из ближайшей предыстории крещения Руси.

Затем для историков раннего христианства у нас представляют особый интерес два договора. Это договоры Руси и Византией, которые не сохранились у греков, но подлинность их не вызывает никаких сомнений. Просто для Руси это документ исключительной важности, поэтому у нас он сохранился. А Византия заключала множество договоров с разными варварскими народами, и для нее это событие заурядного порядка.

Первый документ – договор князя Олега с греками. Под 862 годом наша летопись рассказывает о призвании варягов в Новгород. Уже ранее Новгород был под властью варягов, но потом освободился. Но между разными родами возникли распри и междоусобица. Славяне там жили рядом с финскими племенами - мерью, весью. Тогда эти народы – славене, кривичи, мери, веси – решили обратиться к варягам (норманнам) и просить их, чтобы они пришли и вновь стали княжить, потому что без них нет порядка. Пришел князь Рюрик с братьями своими Синеусом и Трувером, как говорится в летописи, и стали княжить. Лингвисты прочли эти имена, как некую ошибку, потому что Синеус – это, вероятно Синехус, что значит на скандинавском языке – «свой дом», а Трувер – это «верная дружина». То есть, Рюрик пришел со своим домом (родом) и верной дружиной.

Большая часть историков склоняется к тому, что Рюрик – это некий Рёрик Ютландский. Ютландия – это часть современной Дании, которая находится на полуострове. Там был конунг Рёрик, который исчезает из поля зрения европейских хроник в канун появления Рюрика в нашей летописи. Это один из весьма вероятных вариантов.

Рюрик умер, и после него остался малолетний сын Игорь. А правил князь Олег. Не ясно, в каких родственных отношениях он был с Рюриком, но он был из его рода. Этот князь Олег совершил нападение на Киев со своей дружиной, убил Аскольда и Дира, которые по летописи тоже были некогда дружинниками князя Рюрика, и захватил Киев. При нем впервые русская земля более или менее объединилась. Правда, владения князя были сравнительно узкой полосой по пути из варяг в греки – по Днепру, дальше к озеру Ильмень и т. д. Олег соединил область северо-восточных славян, центром которых был Новгород, и юго-восточных славян, центром которых был Киев. Он подчинил частично и рядом жившие балтийские и финские племена.

Олег был князем воинственным. Вся жизнь его состояла из походов и завоеваний. Под 911 годом в летописи помещен его договор с Константинополем, заключенный после одного из очередных набегов. Договор этот посвящен вопросам, связанным с торговлей, с пошлинами, с тем, на каких основаниях купцы одной страны могут пребывать в другой стране, каким образом следует разрешать споры, между ними возникающие. Но для нас, как для историков Церкви, любопытно другое обстоятельство. Там отчетливо видно, что Русь вся языческая, а другая сторона христианская. Поэтому, если у нас существовала христианская община от Аскольда и Дира, то, по крайней мере, в княжеской дружине христиан не было. Любопытно обратить внимание и на имена. Ни одного славянского имени, - а там перечисляется больше десятка имен, - там нет, это все имена норманнские.

Другой договор составлен на 30 лет позже – начало 40-х годов X века. Это договор князя Игоря с греками. Он показывает другую ситуацию. Содержание его примерно такое же – о торговле, о пошлинах, о том, где должны пребывать русские, находясь в Константинополе, где – греки, если они по торговым делам в Киеве. Но из этого договора видно, что Русь уже частично христианская, частично языческая. Одни русские клянутся в исполнении договора по своему языческому закону (естественно, составитель договора грек – христианин), а другие клянутся именем Божественной Троицы. Кроме того, из договора видно, что в Киеве есть церковь пророка Илии. Поэтому в 940-е годы в Киеве существовали храмы, т.к. эта церковь названа соборной. В дружине были и язычники и христиане. В этом договоре двойной ряд имен - подписывают послы от лица князей. Эти князья – члены княжеской фамилии. И князья имеют имена и славянские, и норманнские, и некоторые послы тоже имеют и славянские, и норманнские имена.

Поэтому мы видим, что происходило два процесса. Княжеская семья – Русь норманнская – ославянивались, или впускали в свой состав славянский элемент. С другой стороны, происходила христианизация. Некоторые историки, в частности, историк Церкви Голубинский, предполагают даже, что князь Игорь мог быть христианином. Во всяком случае, из договора этого видно, что христианство, по меньшей мере, пользовалось веротерпимостью со стороны, пусть и языческого, киевского князя.

Когда мы называем имена князей, нужно обратить внимание, что в той династии княжеской, которая представлена в нашей летописи, есть какой-то пропуск. Если обратить внимание на хронологию, то получается, что уже в 862 году призывают князя Рюрика на Русь. Естественно, он не был мальчиком или юношей. Он был уже опытным правителем. Он, умирая, оставляет Игоря младенцем. А далее из летописи мы знаем, что князь Олег женит его в начале X века на Ольге, дочери местного князя. А по одной из наших не очень достоверных летописей она была из простого народа и занималась перевозом людей через реку. Во всяком случае, Игорь и Ольга вступают в брак еще при князе Олеге, который уже в двенадцатом году уходит с русской земли в Ладогу и там умирает (известная история, давшая сюжет пушкинской Песни о вещем Олеге). Но когда умирает Игорь вскоре после заключения этого договора, сын их – Святослав – младенец. Это немного неестественно, что у людей, вступивших в брак в начале века, родился ребенок, оставшийся наследником, а значит старший или единственный, только в 40-е годы. Надо думать, что между Рюриком и Игорем было еще одно поколение. И женитьба князя Игоря и Ольги была позже. Но происхождение Святослава от Игоря и Ольги абсолютно бесспорно.

Следующий эпизод из истории христианства приближает нас уже прямо к крещению Руси. Это крещение княгини Ольги. Она была первой из княжеской династии, о крещении которой мы знаем вполне достоверно. Летопись рассказывает о том, как княгиня Ольга побывала в Константинополе. Она осталась вдовой после убийства ее мужа Игоря. В древлянской земле – соседней с Киевом – он собирал дань. Дело в том, что князья тогда не смогли создать такую фискальную систему, которая бы действовала без их личного присутствия. Они с дружиной ездили по зависимым от них землям и собирали дань. Ему показалось, что он собрал мало, и он захотел еще собрать. Это вызвало раздражение у людей, и его решили убить. Сумели его схватить, и казнили зверски – привязали к концам двух склоненных деревьев, и, распрямившись, деревья разорвали его надвое. После этого Ольга им смогла отомстить.

Под 945 годом летопись пишет: «Вольга же бяше в Киеве с сыном своим и кормилец его Асмут, и воевода Свенвуд (норманнские имена)». Далее летопись под 955 годом пишет: «Иде Ольга в греки и прииде к Царьгороду. Бе тогда царь Константин, сын Леонов. И приде к нему Ольга. И видев ю добру сущу зело лицом (красивую лицом) и смысленну, удивився царь разуму ея, беседова к ней и рек ей: «Подобно еси (достойно) царствовати в граде с нами». Она же, разумевше, рече ко царю: «Аз погана есмь (язычница)». Любопытна эволюция этого слова. «Поганус» – в латинском языке первоначально – житель сельской местности. Было время (IV-V век), когда горожане приняли христианство, а в деревне еще оставалось язычество. И тогда в латинском языке слово «поганус», первоначально обозначавшее жителя села, стадо обозначать язычника. В таком виде оно оставалось у нас довольно долго.

Ольга говорит: «Аз погана есмь. Да аще ми хощеши крестити, то крести мя сам. Аще ли ни, то не крещуся». Она так говорит, – брак невозможен, так как я язычница, но если я крещусь, то ты будь моим восприемником. Она хочет вступить в родственные отношения с императором Константинополя, что, конечно, очень почетно для всех варварских государств, которые окружали Константинополь. Он тогда еще воспринимался, как столица мира. В ту пору это был миллионный город. Рим тоже был некогда полутора миллионным, но после разорения его варварами, после того, как он стал обычным европейским средневековым городом, он умалился до 10-15 тысяч. И крупнейшие европейские города были такими же. В другом культурном мире жила еще Византия. Поэтому желание Ольги стать через восприемничество императора его духовной родственницей понятно.

«И крести ю царь с патриархом. Просвещена же бывши, радовавшеся душею и телом. И поучи ю патриарх о вере, и рече ей: «Благословенна ты в женах русских, яко возлюби свет, а тьму остави. Благословити тя хотят сынове русстии и в последний род внук твоих». И заповеда ей о церковном уставе и о молитве, и о посте, о милостыне и о воздержании тела чиста. Она же поклонивши главу стояще, аки губа напояена (как губка, напояемая водой), внимающе учению. Бе же речено ей имя во крещении Олена (Елена)». Имя Елена было именем святой матери Константина, при котором Римская империя приняла христианство. А Ольге суждено было стать бабушкой крестителя Руси – Владимира. Поэтому в русском церковном предании эти две пары стоят всегда рядом. Можно часто видеть рядом и иконы свв. Елены и Константина и свв. Ольги и Владимира.

«Бе же речено ей имя во крещении Олена, яко же и древняя царица – мати великого Константина. И по крещении воззва ю царь и рече ей: «Хощу тя пояти себе жене». Она же рече: «Како хощешь мя пояти, крестив мя сам и нарек мя дщерью? А в христианах того нет закона, а ты сам есмь». И рече царь: «Переклюкала ми еси Ольга (перехитрила). И даст ей дары многи».

Это любопытный эпизод. Конечно, невозможно представить себе, что речь могла всерьез идти о таком замужестве, потому что известно, что императора была и жена, и дети к тому времени. Христианам, конечно, не полагается иметь одновременно двух жен. Поэтому этот разговор о замужестве представляет собой нечто вроде экзамена на знание основных законов церковных, который был дан Ольге, и она его выдержала примерно.

Потом она попросила благословения у патриарха, отправляясь в путь домой, и выразила здесь очень уместное и понятное опасение за свою жизнь. Она так сказала: «Люди мои поганы, и сын мой, дабы мя Бог соблюл от всякого зла». Патриарх ее благословляет.
Дальше тоже любопытный эпизод. «Се же Ольга прииде Киеву. И присла к ней царь греческий, глаголя: «Яко много дарих тя (греки не забывают, что они дарили что-то), ты бо глаголаше ко мне, яко возвоащуся в Русь, многи дары пришлю ти – челядь, воск и скру (меха), и вои в помощь (воинов). Отвещав же Ольга, и рече к слам (к послам): «Аще ты рцы тако же постоиши у мене в Почаяни (приток Днепра), яко же аз в суде, то тогда ти дам». Ольга запомнила, что когда она была в Константинополе во дворце, то ей пришлось долго дожидаться приема. Она не смогла сойти с корабля, пока ее не позвали. Вот она и говорит – пускай император приезжает и постоит у меня в Почаяни, тогда я ему дам дары. Таким образом, она этикетно хотела поставить себя наравне с константинопольским императором, как суверенная государыня. Кроме того, она сэкономила дары, за которыми к ней приехали.

Это очень любопытное обстоятельство, что она говорит, что и император должен ожидать приема, так же, как она его ожидала. Дело в том, что византийские императоры обыкновенно, когда князья других народов принимали крещение, начинали смотреть на них, как на своих подданных. И даже давали придворные титулы. Монархи новокрещенных народов числились в Византии кравчими, постельничими, ловчими – считались слугами за императорским столом или за императорской охотой. Это, естественно, болезненно воспринималось. И через такое крещение не удавалось сделать их в действительности подданными. Становились союзниками. Но, все-таки, в Константинополе смотрели на новокрещенные народы свысока. Видно, как княгиня Ольга этому пытается противодействовать.

В чем есть некая сложность при интерпретации этого летописного рассказа? Дело в том, что в греческих источниках этот рассказ тоже воспроизводится, но с особенностями. Был император Константин Порфирогенет (Багрянородный). Порфиру (багряный цвет) могли носить в Риме только императоры. Там часто бывали перевороты, часто генералы захватывали власть, свергали прежних императоров. Существовала даже такая поговорка: кто надевает красные сандалии, тому уже нет выхода - либо на трон, либо голова на плаху. Нечасто случалось, что император родился в императорской семье. Основатель династии – Василий Македонянин – был, например, конюхом у императора, но стал сначала его другом, потом – соправителем, а потом сверг его. Он стал сам императором и основателем династии, продержавшейся более полутора столетий.

Константин Порфирогенет был писателем. Он написал несколько книг, в том числе и книгу о церемониях. В этой книге речь идет о придворных церемониях: о приемах гостей при дворе, с подробным описанием всего церемониала. В книге есть рассказ о визите русской княгини Ольги. Но, что любопытно, там очень много говорится о подарках, о свите княгини, что в ее свите был священник, но при этом не упомянут факт ее крещения. Поэтому многие историки, в том числе Голубинский, полагают, что летописный рассказ о ее крещении в Константинополе не верен, что она уже была христианкой, и визит ее носил характер дипломатический, политический. Возможно, целью визита было заключение династического брака. Поэтому этот брак, может быть, брак сына, превратился в такое несколько нелепое сватовство императора к самой Ольге.

Есть возможность сделать уточнение времени ее крещения на основании греческих источников, которые заведомо более достоверны, поскольку у греков была более богатая письменная культура, и там существовала всякого рода литература. При вычислении на основании греческих источников получается 957 год, а не 955 год. Это позволяет установить имя патриарха, который был бы патриархом Феофилактом в 955 году, а в 557 году это был Полиевкт. Но как бы там ни было, княгиня крестилась. А дальше она пыталась склонить к крещению сына Святослава. То же сделать это отказался, причем, сослался на то, что если он крестится, то дружина его над ним станет смеяться. Она же говорила ему, что он князь, и если он крестится, то его примеру будут подражать и другие. Но он все-таки по примеру ее не поступил.

Княгиня Ольга оставалась соправительницей своего сына, очевидно, до самой смерти, потому что Святослав все время был с войском, в походах, и едва ли подолгу находился в Киеве. Поэтому гражданское управление государством, видимо, оставалось в ее руках. Пока она была жива, несомненно, христианская община находилась под ее защитой.

Каково было положение христиан после нее? Летописец говорит, что князь Святослав, не желая креститься сам, не препятствовал тем в его дружине, кто крещение принимал. Но есть у нас одна летопись очень сомнительного происхождения – Иоакимовская. Прямо, как текста, ее не существует. Но в истории одного из наших первых историков – Татищева – есть цитаты из этой летописи. Можно было бы это объяснить тем, что он располагал летописью, которая погибла в московском пожаре 1812 года, как погибло тогда много других древних рукописных книг. Но сомнение вызывает то обстоятельство, что цитируются такие места, которые удобным образом заполняют лакуны между фактами, известными из других летописей. Поэтому существует весьма серьезное подозрение, что это фальсификация – что историк Татищев так запросто сочинял цитаты, чтобы восполнить пробелы в исторических фактах.

Эта Иоакимовская летопись рассказывает, что после ряда поражений, которые потерпел Святослав, он решил, что причина тому – распространение в дружине христианства. И тогда он, разгневавшись на христиан, перебил их, и вместе с ними убил и своего брата Глеба. Имени Глеба более в других источниках не упомянуто. Если это хоть как-то верно, то это значит, что в самой княжеской семье кроме княгини Ольги был еще один христианин. Но все это достаточно темно.

Княгиня Ольга преставилась в 969 году и была погребена по-христиански.

Любопытен портрет князя Святослава, который содержится в одной греческой хронике – в истории Льва Диакона. Святослав более всего воевал на Балканах – с печенегами, с болгарами, с греками. Были эпизоды перемирия. И вот, были переговоры Святослава с императором Цимисхием: «Святослав приплыл на место свидания в лодке по Дунаю. Причем, действовал веслом наравне с другими гребцами (непредставимо для греческих государей!). Он был среднего роста. Имел плоский нос, глаза голубые, густые брови, мало волос на бороде и длинные, косматые усы. Все волосы на голове были у него выстрижены, кроме одного клока, висевшего по обеим сторонам, что означало его знатное происхождение. Шея у него была плотная, грудь широкая, и все прочие члены очень стройные. Вся наружность представляла что-то мрачное и свирепое. В одном ухе висела серьга (еще ближе к казакам и к эпохе гражданской войны!), украшенная карбункулом и двумя жемчужинами. Белая одежда его только чистотою отличалась от одежды прочих русских».

Этот князь-воин погиб потому, что греки наняли печенегов его убить. Те устроили засаду и убили его, а печенежский хан велел сделать себе из черепа Святослава чашу, отделав ее золотом.

После него остались три юных сына, почти отроки: Ярополк, который номинально правил в Киеве, в древлянской земле был второй сын – Олег, и третий сын, родившийся от наложницы – Владимир – в Новгороде.

Только умер отец, как воевода Ярополка устроил убийство князя Олега – его брата. После этого убийства Владимир бежал к варягам в Скандинавию, а потом вернулся с варяжской дружиной, к которой присоединились новгородцы. При нем был его дядя по матери – Добрыня. Они пришли в Киев, и старший брат Ярополк был убит. Так князь Владимир стал единодержавцем в русской земле.


Есть предположение о том, что Ярополк был христианином. Это смутное предположение. Но Владимир, несомненно, не был христианином изначально. Некоторые косвенные доказательства того, что его братья были христианами, есть. В Повести временных лет рассказывается о том, что князь Ярослав Мудрый – сын св. Владимира – велел выкопать останки своих дядей, крестил мертвые кости и поместил их в соборе. Как настоящее крещение, это нечто совершенно невозможное. Но, может быть, это было только омовение костей усопших князей, после чего их поместили в христианском храме, что могли сделать только с останками христиан, а не с останками язычников.


 


Крещение Руси

 

Святослав после своей гибели оставил трех сыновней. Уже при жизни его они были посажены на княжение в разных городах Руси. Это был Ярополк, сидевший в Киеве, Олег в земле древлян и Владимир в Новгороде. Это были почти еще дети, поэтому междоусобица, которая началась сразу, произошла не по их вине, а по воле тех, кто стоял за их спиной.

Убит был Олег для того, чтобы Ярополк имел единодержавное княжение, а Владимир бежал, услышав о гибели Ярополка, вместе с со своим дядей по матери на север в Скандинавию.

Существует мнение о том, что Ярополк, воспитанный бабушкой, как и другие сыновья Святослава, был расположен к принятию христианства. Даже предполагают, что он мог быть христианином. Есть одно очень странное сообщение в нашей Повести временных лет о том, что князь Ярослав Мудрый велел извлечь из земли кости своих дядей – Ярополка и Олега, и велел их крестить. Крещение мертвых – обряд, не существующий в православной Церкви. И если Ярослав мог не знать этого, то ему должны были подсказать ученые греческие – епископы и священники, которые его окружали. Поэтому это некоторое недоразумение. Можно предполагать, что это крещение означало лишь омовение, потому что на русском языке слово «крещение» связано с крестом, а на большинстве других языков – с омовением. В любом случае это косвенное указание на какое-то отношение Ярополка к христианству.

Прошло некоторое время, и в 980 году Владимир, который к тому времени уже подрос, пришел с варягами в Новгород, где, видимо, пользовался поддержкой. Он с легкостью смог изгнать посадника, поставленного там Ярополком, и завладел городом. Затем, присоединив к своей дружине еще и новгородских воинов, он направился вниз – на Киев с тем, чтобы изгнать оттуда своего брата Ярополка или убить его. По пути он захватил город Полоцк, где в ту пору сидел варяжский князь не из династии Рюриковичей. Предварительно он решил посвататься к дочери полоцкого князя Рогволода. Наша летопись донесла очень характерный ответ дочери Рогволода оскорбительный для Владимира. Она сказала: «Не хочу разути робичича, но Ярополка хочу». «Разути» – это языческий свадебный обряд. Такой обряд разувания молодой женой мужа сохранился до двадцатого столетия в крестьянской среде на Руси. «Робичич» – это сын рабы. Дело в том, что по матери князь Владимир имел низкое происхождение. Его мать была наложницей, а не законной женой Святослава. Она была ключница княгини Ольги по имени Малуша. Скандинавские саги называют ее Малфридой.

Разумеется, князь Владимир разгневался, захватил город, убил и князя, и брата княжны Рогнеды, и взял ее в жены. От Рогнеды и происходит русская княжеская династия. У Владимира были дети от разных жен и наложниц. Но Ярослав Мудрый, от которого пошла почти вся династия, был сыном Рогнеды.

Воевода Ярополка – Блуд – оказался изменником. Видя превосходящую силу Владимира, он захотел выдать Ярополка Владимиру и убеждал того выйти из города, хотя в городе он был гораздо более защищенным. В конце концов, Ярополк был убит. Имеет смысл процитировать место из летописи, где об этом говорится. Владимир так говорит воеводе Ярополка: «Поприяй ми, аще убию брата своего, имети тя хощу во отца место и многу честь возмешь от мене. Не яз бо почал брате убити, но он. Аз же, того убояся, приидох нань». Блуд соглашается, идет на этот сговор: «Аз буду тобе в сердце и в приязньство». Князь Ярополк, бежав из Киева, запирается в городе Родни, который у славян почитался за священный город. Это был один из центров славянского языческого культа. Само название города – Родинь – идет от имени бога рождения Рода - некоего родоначальника, которого почитали славяне. Город был осажден, там начался голод. Блуд убедил Ярополка выйти, и убийство состоялось. Когда Ярополк, обманутый своим воеводой Блудом, пришел к Владимиру для того, чтобы переговорить с ним, его убили. «Яко полезе в двери, и подъяста и (его) два варяга мечами под пазуси».

Далее говорится о том, что Владимир взял в жены еще и жену Ярополка. А она была гречанкой и в прошлом монахиней, которую отец их Святослав пленил и привез в жены сыну. От этой гречанки и родился Святополк, имя которого связано со страшным преступлением – со святоубийством. Любопытно комментирует летописец нелюбовь князя Владимира к этому своему сыну Святополку. Видимо, он имеет ввиду, что Владимир был не уверен в рождении Святополка именно от него. Говорит он об этом так: Владимир его не любил, потому что Святополк был «двою отец сын».

Так Владимир начал княжить в городе Киеве. И здесь он явился поначалу в своем роде религиозным реформатором. Хотя речь шла не о просвещении Руси светом Евангелия, что он сделал десять лет спустя. Поначалу он пытался установить на Руси языческий культ, который имел бы вполне официальный государственный характер. Язычество у славян было делом домашним, народным, племенным. Варяги, составлявшие значительную часть княжеской дружины, имели свой языческий культ; присутствовавшие в русских воинских отрядах тюрки, печенеги, торки имели свои культы; жившие рядом со славянами на западе балты, а на севере и востоке - угро-финские народы имели свои культы. И все это было делом народным, а не государственным. А князь Владимир захотел, чтобы это был официальный государственный культ. И вот он на холме перед своим дворцом поставил кумиры – статуи богов, чего прежде на Руси, как кажется, не было. Причем, это были боги разных народов, которые зависели от князя Владимира, или те боги, почитание которых усваивали его подданные, соприкасаясь с разными народами. Так главным богом почитался Перун. Вероятно, в ту пору он был богом и для славян. Но происхождение культа Перуна все-таки идет от балтских народов. Среди этих богов был Хорс, имя которого указывает на его иранское происхождение; Даждь-бог, Стри-бог – это славянские божества; Симорагл – специалисты затрудняются и перевести это слово и узнать, на каком это языке, и откуда это божество; Мокаш – божество народов финских. Летописец описывает чрезвычайно характерный вид бога Перуна. Он был сделан из дерева, голова его – из серебра, а уста – золотые. Для славян, живших в Киеве (можно уже называть их русским народом), стали потрясением человеческие жертвоприношения. Сам летописец об этом говорит так, что видно, что это новшество, страшное новшество на Руси: «И жряху их (приносили им жертвы), нарицающе я боги, и привождаху сыны своя и дщери и жряху бесам». В глазах летописца – христианского монаха – эти жертвоприношения несуществующим языческим богам, то же самое, что приношения бесам. «И оскверняху землю требами своими». Если бы эти жертвоприношения были обычным явлением на Руси, существовавшим и прежде, то летописец не комментировал бы это так остро, а здесь говорится, что земля осквернилась от этих треб. «И осквернися кровьми земля Русская и холм тот». А дальше летописец отмечает, что на самом том холме ныне стоит церковь св. Василия.

Среди тех, кто был принесен тогда в жертву, были и первые по времени жизни русские святые мученики – Феодор и Иоанн – отец и сын варяги. Жребий пал на сына. Отец пытался его защитить, убеждая пришедших за сыном в ложности их веры, и они были убиты оба. Церковь канонизировала их, причислила к лику святых, как первых мучеников.

Летописец пишет о языческих нравах святого Владимира, причем, представляет их для христианского писателя в крайне негативном свете. Он говорит о великом числе у него жен и наложниц, одновременно говоря об их сыновьях: «И быша ему водимыя – Рогнеда, от нея же роди четыре сына – Изъяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и две дщери; от грекини – Святополка; от чехини – Вышеслава; а от другоя – Святослава и Мстислава; а от болгарыни – Бориса и Глеба». Крестителем болгарского народа был царь Борис, поэтому Борисом назвали сына той жены Владимира, которая была болгаркой и, вероятно весьма, - христианкой, потому что уже за сто лет до этого болгарский народ был крещен. «А наложниц бе у него триста в Вышегороде, а триста в Белогороде, а двести на Берестове. И бе не сыт блуда, приводя к собе мужски жены и девицы растляя, бе бо женолюбец яко же и Соломон». Видимо, летописец, сообщая такие скандальные для крестителя Руси – святого князя Владимира - подробности из его прежней языческой жизни, почувствовал, что и это надо несколько облагородить, и вспомнил ветхозаветного библейского царя Соломона.

Прошло несколько лет, и князь Владимир, как политик, убедился в том, что язычество, которое он пытался сделать официальным и всенародным культом, не прививается, отторгается народом и не сближает его с культурными народами Европы и ближнего востока, живущими вокруг Руси. Но может быть – и мы должны эту сторону дела всерьез принимать – он лично испытывал неудовлетворенность, - личные религиозные искания, потому что этот искусственно созданный им культ, соединивший разные языческие религии вместе, очевидно, оставлял его, как человека ищущего истины, равнодушным и не удовлетворял его религиозных потребностей.

То, что Русь стоит перед выбором религии более солидным, чем тот, который был сделан Владимиром в самом начале его княжения, было известно окрестным народам. Летопись рассказывает о том, как приходили к князю Владимиру миссионеры от разных народов, исповедовавших разные религии, от народов, которые заинтересованы были в том, чтобы на свою сторону привлечь уже великое Русское государство, которое занимало в восточной Европе господствующее положение.

Летопись рассказывает об этом миссионерстве посланцев разных религиозных общин. Историк Русской Церкви митрополит Макарий, рассуждая о достоверности этого летописного рассказа, находит, что, хотя летописец жил приблизительно через сто лет после описываемых событий, все-таки он мог знать о них из разных источников, – во-первых, из некоторых сочинений, которые были написаны за несколько десятилетий до составления летописи и дошли до него. Это и «Слово о законе и благодати» блаженного Иллариона. По другому оно называется «Похвала кагану нашему Владимиру». Такую же похвалу святому Владимиру составил монах Иаков. К тому же сто лет – не слишком большой срок для того, чтобы устные рассказы совершенно утратили свою достоверность и правдоподобность. К тому же в одной лавре с вероятным составителем летописи жил в то время преподобный Иеремия – старец, перешедший за столетний рубеж и бывший в детстве свидетелем крещения Руси. Он мог рассказывать летописцу о том, что тогда происходило.

Первыми пришли проповедники ислама. Пришли они с востока от Руси – с Волги, от болгар камских и волжских. Летопись рассказывает об этом событии под 6494 годом, значит – 986-ым (5508 лет надо вычитать, чтобы из летоисчисления от сотворения мира получалось современное летоисчисление).

«Приидоша болгары веры бохмиче глаголюще, яко ты князь еси мудр и смыслен, но не веси закона, но веруй в закон наш и поклонися Бохмиту» (но уверуй в нашу веру и поклонись Магомету). Здесь не совсем точная передача веры мусульманской. Все-таки мусульмане поклоняются не Магомету, а богу – Аллаху, а Магомета чтут как высшего пророка. Но летописец так представляет их проповедь. «И рече Володимир»… мы увидим, что и дальше он вопросы он будет задавать одинаковые – это вопросы о реальном содержании религиозной жизни. Он спрашивает: «Како вера ваша?» «Они же реша: веруем богу, а Бохмит (Магомет) ны учит глаголя: обрезати уды тайныя и свинины не ясти, вина не пити, а по смерти же рече со женами похоть творити блудную». Летописец здесь несколько карикатурно передает эту веру. Четыре «краеугольных камня» веры он ставит на первое место, но настоящий мусульманский проповедник вряд ли так бы сказал. Так это видится христианину: обрезание, неядение свинины, запрет на питие вина и учение о вечной жизни, о рае, которое здесь соответствует более или менее действительности. В Коране не говорится, конечно, о блудной похоти, там говорится о гуриях и о близости с ними. «На сем свете аще будет кто убог, то и там». И преподобный Нестор заключает: «… и ина многа лесть, еяже нельзя писати срама ради».

Вот как летописец представляет реакцию на это святого князя Владимира: «Владимир же слушаше их (не просто слышал, а слушал со вниманием и некоторым сочувствием), бе бо сам любя жены и блуженье многое послушаше сладко, но се ему бе не любо (но кое-что в этой проповеди было ему не по сердцу) – обрезанье удов, неяденье мяс свиных, а о питии отнюдь. И сказал: Руси есть веселье пити, не можем без того быть». Проповедь эта кончилась неудачей.

 Тогда пришли, как говорится в летописи, «немцы от Рима». Нам сейчас непонятно, почему из Рима пришли немцы, и в ту пору тоже в Риме жили не немцы. Но слово «немцы» обозначало тогда на Руси всех западных европейцев. Потом для итальянцев, французов появилось более точное обозначение – франки, что по-русски стало звучать, как «фрязи». Но в ту пору все западные европейцы именовались просто немцами. Понятно, откуда взялось такое название – от слова «немой». Это проливает определенный свет и на происхождение слова «славянин». Есть разные варианты происхождения слова «славянин»: и от слова «слава», и от имени Слав, которое очень часто встречается в славянских именах; поэтому и римляне начали так называть всех славян, слыша то и дело – Мстислав, Ярослав, Вячеслав и т.д. Но гораздо более вероятно, что слово «славянин» произошло через эту пару – «словене» - существа словесные, умеющие говорить, и «немцы», которые что-то бормочут, но это не словесная речь, это то же самое, что бормотанье немого.

Присланные из Рима были проповедниками западного христианства. Тогда еще не было разделения церквей, но когда писал летописец, оно было уже позади. Поэтому в его интерпретацию того, что происходило, уже реакция на разделение церквей входила. А с другой стороны, в обрядах уже в ту пору было значительное расхождение, и богословская полемика западной и восточной церкви уже существовала – многое уже разделяло восток и запад христианский, хотя и не было разрыва общения.

Вот как они проповедуют веру: «Кланяемся Богу, иже сотвори небо и землю, звезды и месяц и всяко дыханье. А бози ваши древо суть». Владимир, как и всегда в подобных случаях, спрашивает: «Како заповедь ваша?» – в чем ваш религиозный закон, что требуется в жизни, если принять вашу веру? «Они же реша: пощенье по силе» – умеренный пост. Владимир на это ответил так: «Идете опять (вспять), яко отцы наши сего не прияли суть». Здесь не содержится какой-то критики этой веры – христианской веры. Но ясно сообщается, что Владимиру это не пришлось по душе, он этого не принял, сославшись на то, что наши отцы этого не принимали раньше.

Затем пришли, как говорит летописец, «жидове козарстии». Имеются ввиду евреи хазары. Их проповедь представлена в летописи достаточно агрессивной: «Слышахом, яко приходиша болгаре и християне, учаще тя кийждо вере своей, Христу бо веруют, Егоже мы распяхом», а мы веруем Единому Богу Авраама, Исаака и Иакова. Вот так прямо и сказали! Владимир должен был рассудить, что раз они Христа распяли, значит, их вера дала им эту силу, эту власть. Опять князь Владимир спрашивает: «Что есть закон ваш?» Тут кое-что повторяется, сказанное уже болгарами: «обрезатися, свинины не ясти, ни заячины, субботу хранити». Тогда Владимир спросил: «Где есть земля ваша? Они же реша: в Ерусалиме. Он же рече: то тамо ли есть?» Видимо, он хорошо знал, откуда они пришли, и что земля эта не совсем в Иерусалиме. По сути дела этот вопрос повторный, это было что-то вроде удара ниже пояса, потому что в ответ ему стали говорить: «Разгневася Бог на отцы наша и расточи ны по странам грех наших ради, и предана бысть земля наша христианам». Тогда Владимир отвечает: «То како вы инех учите, а сами отвержены от Бога и разсеяны?»

Наконец пришел к св. Владимиру «грек философ». Слово «философ» тогда у греков не обозначало профессионального философа. Обозначало оно человека, имеющего полное образование – знающего все науки христианские и все внешние науки – знающего Библию, отцов Церкви, знающего Платона и Аристотеля и имеющего сведения из античной медицины, математики, астрономии. Те, кто все это постиг, получали наименование философа. Это характерно греческий термин.

Этот философ начал с обличения нелепостей вероучения магометанского, обличал веру иудейскую, а также вступил в полемику с заблуждениями западной церкви. «Их же вера (имеется ввиду латинский запад) мало с нами развращена» – немногим от нас отличается, но в то же время тем, чем она отличается, она развращена. «Служат бо опресноки (совершают Евхаристию на пресном хлебе) ихже Бог не предаде». Затем, говоря об иудейском вероучении, он говорит и о пришествии в мир Христа Спасителя, Который спас человеческий род от греха, проклятия и смерти Своим распятием на Кресте и Своим воскресением. Владимир спрашивает: «Чего ради сниде Бог на землю и страсть такову приня?» Тогда философ излагает ему христианское учение о первородном грехе и весь план божественного домостроительства. Для того, чтобы быть особенно убедительным, он показывает князю Владимиру картину, представляющую Страшный Суд. Картина эта производит сильное впечатление на Владимира, и он говорит, что хорошо тем, которые одесную, и горе тем, которые ошуюю! На это, конечно, проповедник православного христианства говорит: крестись, и будешь одесную. Владимир ничего не возражал. Видимо, это его убедило, но не до конца. Он сказал: «Пожду еще мало», но дал, – написано в летописи, – многие дары, и отпустил философа с великой честью.

Насколько достоверна эта история? Митрополит Макарий считает, что вполне достоверна. Народы, представители которых приходили к Владимиру, жили рядом с Русью и были с ней в постоянных контактах. С болгарами незадолго до этого князь Владимир воевал; хазары – ближайшие соседи. Недалеко на юго-восток от Киева уже начинались земли зависимые от Хазарского каганата. Даже на сто лет раньше самый Киев был в вассальной зависимости от хазар. Само употребление по отношению к князю Владимиру в Похвальном слове митрополита Иллариона титула «каган» ясно говорит о том, что эта титулатура хазарская существовала и на Руси. Что касается греков, – с ними были постоянные контакты. Самый путь, который проходил через русскую землю – магистральный путь – это путь из варягов в греки. Среди западных славян миссионерствовали по преимуществу немцы, и западный обряд вытеснял восточный в землях Моравских. Поэтому естественным было желание Рима, остававшихся язычниками славян включить в орбиту своей церковной жизни.

На Руси была знать двух видов. Одна – верхушка дружины – бояре, а другая знать – это, вероятно, происходившие от старейшин родовых лица, которые в самой русской земле среди разных славянских племен занимали высокое положение. Это были городские старцы. Князь с ними совещался, как ему поступить. Следует ли принимать решение о принятии новой веры, или отложить. Эти советники дают вполне трезвый совет. Они говорят, что никто своей веры не хулит, но всякий свою веру хвалит. Поэтому, если хочешь по-настоящему испытать, то пошли своих послов, чтобы те на месте посмотрели, как там живут, в чем в действительности их вера, каков закон. Владимир внял этому совету. Он выбрал десять человек и послал их сначала к болгарам – на Волгу, к предкам нынешних татар. Впечатление, которое они там получили, летописец описывает довольно мрачно. Он пишет: «Они же идоша и пришедше видеша скверные дела и кланянье вропати (мечети), придоша в землю свою». Владимир послал их к немцам, а оттуда к грекам. Особенно сильные впечатления получили они в Константинополе. Поэтому летописец, тем более, что эти впечатления имели столь грандиозные последствия для Руси, пишет об этом особенно подробно. Они смогли быть принятыми самим царем и изложили ему дело, ради которого они пришли в Константинополь, – Владимир хочет изменить веру и хочет посмотреть, как живут христиане и какова их религиозная жизнь, каково богослужение. Император послал их к патриарху, причем, велел патриарху ввести их в храм св. Софии и поставить на такое место, откуда лучше всего было бы все видно и слышно. И самому патриарху велел облачиться в самые роскошные патриаршие ризы, чтобы эти люди, пришедшие издалека, видели славу Бога нашего. Патриарх этих посланцев из Киева поставил на пространном месте «показующе красоту церкви, пенье и службы архиерейские, предстоянье дьяконское, сказающе им служенье Бога своего» - комментируя им, истолковывая, что происходит, что обозначают те или другие богослужебные последования и обряды. «Они же в изумленьи быша».

Кто-нибудь из вас, наверное, бывали в Константинополе и в св. Софии. Сейчас она выглядит не совсем так, хотя хорошо сохранилась. Она вся была покрыта мозаикой. В византийские времена был грандиозный хор – много сотен певчих. Священников было около ста. Богослужение было столь грандиозным, что сейчас это трудно представить.

Когда вернулись к князю Владимиру, то он пожелал, чтобы они рассказали ему, что они видели, что слышали, и что ему дальше делать. Побывавшие у болгар – у мусульман – рассказывали так: «Смотрехом вропати, стояще без пояса. …наклонився сядет и глядит семо и овамо, яко бешен. И несть веселья в них, но печаль и смрад велик. Несть добр закон их». Можно заметить, что к хазарам даже уже и не пошли. Приходили из четырех концов земли проповедники религий, а отправили послов в три места – к западным христианам, к мусульманам и к грекам. О немцах сказано очень сдержанно: «И видехом в храмах многи службы творяще, а красоты не видехом никоеяже». Здесь не говорится ни про бешенство, ни про смрад, а просто сказано, что красоты особой там не видели. «Приидохом же в греки, и ведоша ны идеже служат Богу своему, и не свемы, на небе ли есмы были или на земли. Несть бо на земли такаго вида и ни красоты такоя, и недоумеем бо сказати, токмо то вемы, яко онде Бог с человеки пребывает, и есть служба их паче всех стран». Это очень характерно в восприятии летописца, что эстетический момент оказался имеющим значение. То великолепие службы, которое они пережили в Константинополе, так их потрясло, что именно оно им внушило мысль, что там Бог с человеками пребывает, потому что нигде в мире нет такой красоты. И дальше они говорят: «Мы бо не можем забыти красоты тоя, всяк бо человек, аще вкусит сладка, последи горестей не приимает, тако и мы не имам зде быти» – не хотим оставаться в язычестве.

Бояре княжеские, услышав все это, говорят, что если бы не хорош был закон греческий, то твоя бабка, которая была мудрее всех людей, его бы не приняла. И решение было принято.

Некоторые отголоски этой истории сохранились и помимо русской летописи, например, в норманнских сагах, в частности в саге об Улофе. Это был норвежский король, при котором крещен был народ норвежский, и который некоторое время жил при дворе князя Владимира. В сагах скандинавских Владимир называется Вольдемаром.

Митрополит Владимир считает этот рассказ неверным в каких-то деталях, приукрашенным, расцвеченным, но в основе своей верным. А Голубинский его начисто отвергает. Но аргументация его достаточно наивна. По сути дела она носит не документальный характер (нет других документов кроме летописи), а чисто психологический. При этом он, рассуждая о том, могло бы это быть, или не могло, по сути дела отождествляет психологию человека своего времени (своего коллеги профессора) с психологией человека того далекого времени. Он считает, что веру меняют либо по приказу извне, либо по внутренним убеждениям. Понятно, что Владимиру некому было приказывать.

Расцвет средневековой европейской культуры явился отчасти следствием крестовых походов на восток. Поэтому все эти соображения, которыми Голубинский пытается пересмотреть радикально схему событий, зафиксированную нашей летописью, представляются несколько легковесными.

Далее происходит, судя по летописи, нечто такое, что представляется на первый взгляд несколько неожиданным, парадоксальным. Князь Владимир решил креститься от греков, стать православным в нашем теперешнем смысле слова. А между тем в 988 году, как об этом рассказывает летопись, он идет со своим войском на Корсунь – на Херсонес таврический, – идет его завоевывать. Летописец описывает подробно осаду города, предательство некоего Анастаса, который сообщил Владимиру, где источник воды, через который тайно снабжается город. Прекратить водоснабжение города – значит вынудить горожан к сдаче города, потому что при отсутствии воды неизбежна смерть от жажды всех осажденных. Владимир, по совету этого Анастаса, лишил город водоснабжения и захватил его. И тогда он отправил послов к императорам Василию и Константину (это был Василий Болгаробойца) и очень грозные вещи им велел передать: вот он взял их город Корсунь, и требует теперь, чтобы они ему в жены дали их сестру Анну; в противном случае он возьмет и их город. И эта угроза показалась – так по летописи – правителям реальной. Они только поставили условие князю Владимиру: невозможно отдавать христианок в жены за язычников - «недостоит христианок за поганыя даяти»; Владимир должен креститься, тогда получит в жены и их сестру и примет вместе со своим народом и Царство Небесное. На это Владимир отвечает, что он готов креститься, что он уже прежде убедился в истинности их закона, их веры, поэтому он ждет Анну. Но Анна, по летописи, когда ей сказали, что она должна стать женой князя язычника, очень огорчилась и не хотела отправляться в дальнюю северную страну, в очень дикую, как ей казалось, и за мужа, который представлялся ей опасным человеком. Она так говорила: «Яко в полон иду, лучше бы ми умрети». Но братья были людьми более благоразумными. Они говорили ей, что если она станет его женою, то царство их избавит от беды, а помимо того просветит целый народ, поможет целому народу прийти в покаяние, тем самым и душу свою спасет. Она же попрощалась со своими с плачем великим, села в корабль и ее привезли в Тавриду (Крым). Но князь Владимир как-то медлил с крещением, колебался. И пока это с ним происходило, он ослеп. Летопись рассказывает, что Анна – его невеста – имела такое дерзновение, что сказала: когда ты крестишься, ты прозреешь. И только после этого епископ, который был с Анной, крестил Владимира. И он, крестившись, прославил Бога: «То перво уведех Бога Истинного», и прозрел. Нарекли его в крещении именем св. Василия, и в память о его крещении, в честь его крещения в Херсонесе была построена церковь св. Василия. В конце прошлого столетия, когда праздновалось 900-летие крещения Руси, было приблизительно вычислено место, где он мог быть крещен, и поставлен там собор св. Владимира – крестителя Руси. Но я знаю, что в наше время известный церковный археолог Беляев – специалист по Херсонесу – по-другому определил место вероятного крещения князя Владимира, и там теперь есть памятный знак. Это примерно в 300-400 м. от восстанавливаемого собора св. Владимира.

Надо сказать, что сама наша летопись сообщает некоторые варианты места крещения князя Владимира. Она говорит, что одни считают, что князь Владимир был крещен в Киеве, другие – в Васильеве, - это город под Киевом, где был загородный дворец князя. Надо сказать, что наименование города именем Василия, которое стало крестным именем князя, дает основание принимать всерьез эту версию, но сам летописец отвергает эти толки и утверждает, что крещен Владимир был в Херсонесе. Наши историки тоже по-разному судят о месте крещения князя Владимира и, отчасти, о времени его крещения. Голубинский, естественно, считает, что он был крещен в Киеве, и война с Херсонесом велась уже князем-христианином по каким-то иным причинам. Митрополит Макарий, опирающийся по преимуществу на летопись, считает летописный рассказ в целом достоверным. Он пытается объяснить это странное обстоятельство, – зачем понадобилась война. И объяснение находит такое: князь Владимир знал, как в Византии смотрят на князей и народы, принимающие христианство; на них смотрят как на вступивших в подданство константинопольских императоров. Известно, что там давали придворные чины князьям, царям тех народов, которые принимали христианство. Князь Владимир этого не хотел. Поэтому он продемонстрировал силу, чтобы в Константинополе видели, что он не испрашивал крещения, а принудил его крестить. И так он хотел, чтобы не было желания на основании этого крещения от греков поставить его в зависимое положение. Но это объяснение, которое дает митрополит Макарий, представляется слишком отвлеченным. Кое-какие из греческих источников, а так же некоторые из арабских источников касаются этого события. И вот что имело место: греческие источники о крещении св. Владимира не говорят, но говорят о войне, об осаде Херсонеса, и говорят о браке князя Владимира с царевной Анной. При этом, естественно, князь Владимир уже трактуется, как христианский князь. В ту пору в Византии случился мятеж. Некий полководец Варда Фока угрожал императорам, был близок к тому, чтобы свергнуть их. Императоры нуждались в помощи. Далее разные историки в связи с этим событием объясняют поход князя Владимира на Херсонес, но дают разные версии этого похода. Одна версия – это был дружественный императорам поход, поскольку Херсонес оказался в руках мятежного генерала, в руках претендента на престол. Поэтому, захватывая Херсонес, князь Владимир как раз и противодействовал мятежнику. Но есть и другой вариант. Он восходит к арабской хронике. По этому варианту, во время мятежа Варды Фоки императоры запросили помощи у князя Владимира, и эта помощь им была дана под условием династического брака с Анной. А когда Варда Фока был уничтожен с помощью князя Владимира, в браке ему отказывали. Чтобы настоять на своем, чтобы получить обещанную невесту из царского дома, князь Владимир и открыл эту войну против Херсонеса, который был главным городом Крыма. В сущности, Крым, как таковой, не принадлежал в целом Византии. Им принадлежало его южное побережье со всеми этими приморскими городами. Можно считать такую интерпретацию событий более или менее достоверной.


 


Дата: 2018-12-28, просмотров: 205.