Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

БОГОСЛОВСКИЕ КУРСЫ

ПРИ МОСКОВСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ

И ПРАВОСЛАВНОМ СВЯТО – ТИХОНОВСКОМ

БОГОСЛОВСКОМ ИНСТИТУТЕ

Протоиерей

Владислав Цыпин

 

 

История

Русской Церкви

Москва

2001

 

 

МОСКОВСКИЙ ПАТРИАРХАТ

 

Богословские Курсы

При Московской Духовной Академии

И Православном Свято - Тихоновском

Богословском институте

Протоиерей

Владислав Цыпин

 

История

Русской Церкви

 

 

Редактор: Байдакова М. Ю.

Компьютерный набор, верстка: Гоманькова Н. Н.

Оглавление

1. Предыстория христианства на Руси ………………………….. 4

 

2. Крещение Руси ………………………………………………… 19

 

3. Русская Церковь в эпоху Киевской Руси …………….. …….. 31

 

4. Русская Церковь в эпоху татарского ига …………….. …….. 44

 

5. Автокефалия Русской Церкви ………………………………. 57

 

6. Русская Церковь в XV-XVI вв. ……………………….. ……. 70

 

7. Русская Церковь в эпоху первого Патриаршества ….. ……. 82

 

8. Русская Церковь в XVII-XVIII в. …………………………… 93

 

9. Русская Церковь в XIX в. …………………………….. …… 109

 

10.  Поместный Собор 1917-1918 гг. ……………………. …… 122

 

11.  Русская Церковь в эпоху гонений ………………………... 141

 

Есть предположение о том, что Ярополк был христианином. Это смутное предположение. Но Владимир, несомненно, не был христианином изначально. Некоторые косвенные доказательства того, что его братья были христианами, есть. В Повести временных лет рассказывается о том, что князь Ярослав Мудрый – сын св. Владимира – велел выкопать останки своих дядей, крестил мертвые кости и поместил их в соборе. Как настоящее крещение, это нечто совершенно невозможное. Но, может быть, это было только омовение костей усопших князей, после чего их поместили в христианском храме, что могли сделать только с останками христиан, а не с останками язычников.

 

Крещение Руси

 

Святослав после своей гибели оставил трех сыновней. Уже при жизни его они были посажены на княжение в разных городах Руси. Это был Ярополк, сидевший в Киеве, Олег в земле древлян и Владимир в Новгороде. Это были почти еще дети, поэтому междоусобица, которая началась сразу, произошла не по их вине, а по воле тех, кто стоял за их спиной.

Убит был Олег для того, чтобы Ярополк имел единодержавное княжение, а Владимир бежал, услышав о гибели Ярополка, вместе с со своим дядей по матери на север в Скандинавию.

Существует мнение о том, что Ярополк, воспитанный бабушкой, как и другие сыновья Святослава, был расположен к принятию христианства. Даже предполагают, что он мог быть христианином. Есть одно очень странное сообщение в нашей Повести временных лет о том, что князь Ярослав Мудрый велел извлечь из земли кости своих дядей – Ярополка и Олега, и велел их крестить. Крещение мертвых – обряд, не существующий в православной Церкви. И если Ярослав мог не знать этого, то ему должны были подсказать ученые греческие – епископы и священники, которые его окружали. Поэтому это некоторое недоразумение. Можно предполагать, что это крещение означало лишь омовение, потому что на русском языке слово «крещение» связано с крестом, а на большинстве других языков – с омовением. В любом случае это косвенное указание на какое-то отношение Ярополка к христианству.

Прошло некоторое время, и в 980 году Владимир, который к тому времени уже подрос, пришел с варягами в Новгород, где, видимо, пользовался поддержкой. Он с легкостью смог изгнать посадника, поставленного там Ярополком, и завладел городом. Затем, присоединив к своей дружине еще и новгородских воинов, он направился вниз – на Киев с тем, чтобы изгнать оттуда своего брата Ярополка или убить его. По пути он захватил город Полоцк, где в ту пору сидел варяжский князь не из династии Рюриковичей. Предварительно он решил посвататься к дочери полоцкого князя Рогволода. Наша летопись донесла очень характерный ответ дочери Рогволода оскорбительный для Владимира. Она сказала: «Не хочу разути робичича, но Ярополка хочу». «Разути» – это языческий свадебный обряд. Такой обряд разувания молодой женой мужа сохранился до двадцатого столетия в крестьянской среде на Руси. «Робичич» – это сын рабы. Дело в том, что по матери князь Владимир имел низкое происхождение. Его мать была наложницей, а не законной женой Святослава. Она была ключница княгини Ольги по имени Малуша. Скандинавские саги называют ее Малфридой.

Разумеется, князь Владимир разгневался, захватил город, убил и князя, и брата княжны Рогнеды, и взял ее в жены. От Рогнеды и происходит русская княжеская династия. У Владимира были дети от разных жен и наложниц. Но Ярослав Мудрый, от которого пошла почти вся династия, был сыном Рогнеды.

Воевода Ярополка – Блуд – оказался изменником. Видя превосходящую силу Владимира, он захотел выдать Ярополка Владимиру и убеждал того выйти из города, хотя в городе он был гораздо более защищенным. В конце концов, Ярополк был убит. Имеет смысл процитировать место из летописи, где об этом говорится. Владимир так говорит воеводе Ярополка: «Поприяй ми, аще убию брата своего, имети тя хощу во отца место и многу честь возмешь от мене. Не яз бо почал брате убити, но он. Аз же, того убояся, приидох нань». Блуд соглашается, идет на этот сговор: «Аз буду тобе в сердце и в приязньство». Князь Ярополк, бежав из Киева, запирается в городе Родни, который у славян почитался за священный город. Это был один из центров славянского языческого культа. Само название города – Родинь – идет от имени бога рождения Рода - некоего родоначальника, которого почитали славяне. Город был осажден, там начался голод. Блуд убедил Ярополка выйти, и убийство состоялось. Когда Ярополк, обманутый своим воеводой Блудом, пришел к Владимиру для того, чтобы переговорить с ним, его убили. «Яко полезе в двери, и подъяста и (его) два варяга мечами под пазуси».

Далее говорится о том, что Владимир взял в жены еще и жену Ярополка. А она была гречанкой и в прошлом монахиней, которую отец их Святослав пленил и привез в жены сыну. От этой гречанки и родился Святополк, имя которого связано со страшным преступлением – со святоубийством. Любопытно комментирует летописец нелюбовь князя Владимира к этому своему сыну Святополку. Видимо, он имеет ввиду, что Владимир был не уверен в рождении Святополка именно от него. Говорит он об этом так: Владимир его не любил, потому что Святополк был «двою отец сын».

Так Владимир начал княжить в городе Киеве. И здесь он явился поначалу в своем роде религиозным реформатором. Хотя речь шла не о просвещении Руси светом Евангелия, что он сделал десять лет спустя. Поначалу он пытался установить на Руси языческий культ, который имел бы вполне официальный государственный характер. Язычество у славян было делом домашним, народным, племенным. Варяги, составлявшие значительную часть княжеской дружины, имели свой языческий культ; присутствовавшие в русских воинских отрядах тюрки, печенеги, торки имели свои культы; жившие рядом со славянами на западе балты, а на севере и востоке - угро-финские народы имели свои культы. И все это было делом народным, а не государственным. А князь Владимир захотел, чтобы это был официальный государственный культ. И вот он на холме перед своим дворцом поставил кумиры – статуи богов, чего прежде на Руси, как кажется, не было. Причем, это были боги разных народов, которые зависели от князя Владимира, или те боги, почитание которых усваивали его подданные, соприкасаясь с разными народами. Так главным богом почитался Перун. Вероятно, в ту пору он был богом и для славян. Но происхождение культа Перуна все-таки идет от балтских народов. Среди этих богов был Хорс, имя которого указывает на его иранское происхождение; Даждь-бог, Стри-бог – это славянские божества; Симорагл – специалисты затрудняются и перевести это слово и узнать, на каком это языке, и откуда это божество; Мокаш – божество народов финских. Летописец описывает чрезвычайно характерный вид бога Перуна. Он был сделан из дерева, голова его – из серебра, а уста – золотые. Для славян, живших в Киеве (можно уже называть их русским народом), стали потрясением человеческие жертвоприношения. Сам летописец об этом говорит так, что видно, что это новшество, страшное новшество на Руси: «И жряху их (приносили им жертвы), нарицающе я боги, и привождаху сыны своя и дщери и жряху бесам». В глазах летописца – христианского монаха – эти жертвоприношения несуществующим языческим богам, то же самое, что приношения бесам. «И оскверняху землю требами своими». Если бы эти жертвоприношения были обычным явлением на Руси, существовавшим и прежде, то летописец не комментировал бы это так остро, а здесь говорится, что земля осквернилась от этих треб. «И осквернися кровьми земля Русская и холм тот». А дальше летописец отмечает, что на самом том холме ныне стоит церковь св. Василия.

Среди тех, кто был принесен тогда в жертву, были и первые по времени жизни русские святые мученики – Феодор и Иоанн – отец и сын варяги. Жребий пал на сына. Отец пытался его защитить, убеждая пришедших за сыном в ложности их веры, и они были убиты оба. Церковь канонизировала их, причислила к лику святых, как первых мучеников.

Летописец пишет о языческих нравах святого Владимира, причем, представляет их для христианского писателя в крайне негативном свете. Он говорит о великом числе у него жен и наложниц, одновременно говоря об их сыновьях: «И быша ему водимыя – Рогнеда, от нея же роди четыре сына – Изъяслава, Мстислава, Ярослава, Всеволода и две дщери; от грекини – Святополка; от чехини – Вышеслава; а от другоя – Святослава и Мстислава; а от болгарыни – Бориса и Глеба». Крестителем болгарского народа был царь Борис, поэтому Борисом назвали сына той жены Владимира, которая была болгаркой и, вероятно весьма, - христианкой, потому что уже за сто лет до этого болгарский народ был крещен. «А наложниц бе у него триста в Вышегороде, а триста в Белогороде, а двести на Берестове. И бе не сыт блуда, приводя к собе мужски жены и девицы растляя, бе бо женолюбец яко же и Соломон». Видимо, летописец, сообщая такие скандальные для крестителя Руси – святого князя Владимира - подробности из его прежней языческой жизни, почувствовал, что и это надо несколько облагородить, и вспомнил ветхозаветного библейского царя Соломона.

Прошло несколько лет, и князь Владимир, как политик, убедился в том, что язычество, которое он пытался сделать официальным и всенародным культом, не прививается, отторгается народом и не сближает его с культурными народами Европы и ближнего востока, живущими вокруг Руси. Но может быть – и мы должны эту сторону дела всерьез принимать – он лично испытывал неудовлетворенность, - личные религиозные искания, потому что этот искусственно созданный им культ, соединивший разные языческие религии вместе, очевидно, оставлял его, как человека ищущего истины, равнодушным и не удовлетворял его религиозных потребностей.

То, что Русь стоит перед выбором религии более солидным, чем тот, который был сделан Владимиром в самом начале его княжения, было известно окрестным народам. Летопись рассказывает о том, как приходили к князю Владимиру миссионеры от разных народов, исповедовавших разные религии, от народов, которые заинтересованы были в том, чтобы на свою сторону привлечь уже великое Русское государство, которое занимало в восточной Европе господствующее положение.

Летопись рассказывает об этом миссионерстве посланцев разных религиозных общин. Историк Русской Церкви митрополит Макарий, рассуждая о достоверности этого летописного рассказа, находит, что, хотя летописец жил приблизительно через сто лет после описываемых событий, все-таки он мог знать о них из разных источников, – во-первых, из некоторых сочинений, которые были написаны за несколько десятилетий до составления летописи и дошли до него. Это и «Слово о законе и благодати» блаженного Иллариона. По другому оно называется «Похвала кагану нашему Владимиру». Такую же похвалу святому Владимиру составил монах Иаков. К тому же сто лет – не слишком большой срок для того, чтобы устные рассказы совершенно утратили свою достоверность и правдоподобность. К тому же в одной лавре с вероятным составителем летописи жил в то время преподобный Иеремия – старец, перешедший за столетний рубеж и бывший в детстве свидетелем крещения Руси. Он мог рассказывать летописцу о том, что тогда происходило.

Первыми пришли проповедники ислама. Пришли они с востока от Руси – с Волги, от болгар камских и волжских. Летопись рассказывает об этом событии под 6494 годом, значит – 986-ым (5508 лет надо вычитать, чтобы из летоисчисления от сотворения мира получалось современное летоисчисление).

«Приидоша болгары веры бохмиче глаголюще, яко ты князь еси мудр и смыслен, но не веси закона, но веруй в закон наш и поклонися Бохмиту» (но уверуй в нашу веру и поклонись Магомету). Здесь не совсем точная передача веры мусульманской. Все-таки мусульмане поклоняются не Магомету, а богу – Аллаху, а Магомета чтут как высшего пророка. Но летописец так представляет их проповедь. «И рече Володимир»… мы увидим, что и дальше он вопросы он будет задавать одинаковые – это вопросы о реальном содержании религиозной жизни. Он спрашивает: «Како вера ваша?» «Они же реша: веруем богу, а Бохмит (Магомет) ны учит глаголя: обрезати уды тайныя и свинины не ясти, вина не пити, а по смерти же рече со женами похоть творити блудную». Летописец здесь несколько карикатурно передает эту веру. Четыре «краеугольных камня» веры он ставит на первое место, но настоящий мусульманский проповедник вряд ли так бы сказал. Так это видится христианину: обрезание, неядение свинины, запрет на питие вина и учение о вечной жизни, о рае, которое здесь соответствует более или менее действительности. В Коране не говорится, конечно, о блудной похоти, там говорится о гуриях и о близости с ними. «На сем свете аще будет кто убог, то и там». И преподобный Нестор заключает: «… и ина многа лесть, еяже нельзя писати срама ради».

Вот как летописец представляет реакцию на это святого князя Владимира: «Владимир же слушаше их (не просто слышал, а слушал со вниманием и некоторым сочувствием), бе бо сам любя жены и блуженье многое послушаше сладко, но се ему бе не любо (но кое-что в этой проповеди было ему не по сердцу) – обрезанье удов, неяденье мяс свиных, а о питии отнюдь. И сказал: Руси есть веселье пити, не можем без того быть». Проповедь эта кончилась неудачей.

 Тогда пришли, как говорится в летописи, «немцы от Рима». Нам сейчас непонятно, почему из Рима пришли немцы, и в ту пору тоже в Риме жили не немцы. Но слово «немцы» обозначало тогда на Руси всех западных европейцев. Потом для итальянцев, французов появилось более точное обозначение – франки, что по-русски стало звучать, как «фрязи». Но в ту пору все западные европейцы именовались просто немцами. Понятно, откуда взялось такое название – от слова «немой». Это проливает определенный свет и на происхождение слова «славянин». Есть разные варианты происхождения слова «славянин»: и от слова «слава», и от имени Слав, которое очень часто встречается в славянских именах; поэтому и римляне начали так называть всех славян, слыша то и дело – Мстислав, Ярослав, Вячеслав и т.д. Но гораздо более вероятно, что слово «славянин» произошло через эту пару – «словене» - существа словесные, умеющие говорить, и «немцы», которые что-то бормочут, но это не словесная речь, это то же самое, что бормотанье немого.

Присланные из Рима были проповедниками западного христианства. Тогда еще не было разделения церквей, но когда писал летописец, оно было уже позади. Поэтому в его интерпретацию того, что происходило, уже реакция на разделение церквей входила. А с другой стороны, в обрядах уже в ту пору было значительное расхождение, и богословская полемика западной и восточной церкви уже существовала – многое уже разделяло восток и запад христианский, хотя и не было разрыва общения.

Вот как они проповедуют веру: «Кланяемся Богу, иже сотвори небо и землю, звезды и месяц и всяко дыханье. А бози ваши древо суть». Владимир, как и всегда в подобных случаях, спрашивает: «Како заповедь ваша?» – в чем ваш религиозный закон, что требуется в жизни, если принять вашу веру? «Они же реша: пощенье по силе» – умеренный пост. Владимир на это ответил так: «Идете опять (вспять), яко отцы наши сего не прияли суть». Здесь не содержится какой-то критики этой веры – христианской веры. Но ясно сообщается, что Владимиру это не пришлось по душе, он этого не принял, сославшись на то, что наши отцы этого не принимали раньше.

Затем пришли, как говорит летописец, «жидове козарстии». Имеются ввиду евреи хазары. Их проповедь представлена в летописи достаточно агрессивной: «Слышахом, яко приходиша болгаре и християне, учаще тя кийждо вере своей, Христу бо веруют, Егоже мы распяхом», а мы веруем Единому Богу Авраама, Исаака и Иакова. Вот так прямо и сказали! Владимир должен был рассудить, что раз они Христа распяли, значит, их вера дала им эту силу, эту власть. Опять князь Владимир спрашивает: «Что есть закон ваш?» Тут кое-что повторяется, сказанное уже болгарами: «обрезатися, свинины не ясти, ни заячины, субботу хранити». Тогда Владимир спросил: «Где есть земля ваша? Они же реша: в Ерусалиме. Он же рече: то тамо ли есть?» Видимо, он хорошо знал, откуда они пришли, и что земля эта не совсем в Иерусалиме. По сути дела этот вопрос повторный, это было что-то вроде удара ниже пояса, потому что в ответ ему стали говорить: «Разгневася Бог на отцы наша и расточи ны по странам грех наших ради, и предана бысть земля наша христианам». Тогда Владимир отвечает: «То како вы инех учите, а сами отвержены от Бога и разсеяны?»

Наконец пришел к св. Владимиру «грек философ». Слово «философ» тогда у греков не обозначало профессионального философа. Обозначало оно человека, имеющего полное образование – знающего все науки христианские и все внешние науки – знающего Библию, отцов Церкви, знающего Платона и Аристотеля и имеющего сведения из античной медицины, математики, астрономии. Те, кто все это постиг, получали наименование философа. Это характерно греческий термин.

Этот философ начал с обличения нелепостей вероучения магометанского, обличал веру иудейскую, а также вступил в полемику с заблуждениями западной церкви. «Их же вера (имеется ввиду латинский запад) мало с нами развращена» – немногим от нас отличается, но в то же время тем, чем она отличается, она развращена. «Служат бо опресноки (совершают Евхаристию на пресном хлебе) ихже Бог не предаде». Затем, говоря об иудейском вероучении, он говорит и о пришествии в мир Христа Спасителя, Который спас человеческий род от греха, проклятия и смерти Своим распятием на Кресте и Своим воскресением. Владимир спрашивает: «Чего ради сниде Бог на землю и страсть такову приня?» Тогда философ излагает ему христианское учение о первородном грехе и весь план божественного домостроительства. Для того, чтобы быть особенно убедительным, он показывает князю Владимиру картину, представляющую Страшный Суд. Картина эта производит сильное впечатление на Владимира, и он говорит, что хорошо тем, которые одесную, и горе тем, которые ошуюю! На это, конечно, проповедник православного христианства говорит: крестись, и будешь одесную. Владимир ничего не возражал. Видимо, это его убедило, но не до конца. Он сказал: «Пожду еще мало», но дал, – написано в летописи, – многие дары, и отпустил философа с великой честью.

Насколько достоверна эта история? Митрополит Макарий считает, что вполне достоверна. Народы, представители которых приходили к Владимиру, жили рядом с Русью и были с ней в постоянных контактах. С болгарами незадолго до этого князь Владимир воевал; хазары – ближайшие соседи. Недалеко на юго-восток от Киева уже начинались земли зависимые от Хазарского каганата. Даже на сто лет раньше самый Киев был в вассальной зависимости от хазар. Само употребление по отношению к князю Владимиру в Похвальном слове митрополита Иллариона титула «каган» ясно говорит о том, что эта титулатура хазарская существовала и на Руси. Что касается греков, – с ними были постоянные контакты. Самый путь, который проходил через русскую землю – магистральный путь – это путь из варягов в греки. Среди западных славян миссионерствовали по преимуществу немцы, и западный обряд вытеснял восточный в землях Моравских. Поэтому естественным было желание Рима, остававшихся язычниками славян включить в орбиту своей церковной жизни.

На Руси была знать двух видов. Одна – верхушка дружины – бояре, а другая знать – это, вероятно, происходившие от старейшин родовых лица, которые в самой русской земле среди разных славянских племен занимали высокое положение. Это были городские старцы. Князь с ними совещался, как ему поступить. Следует ли принимать решение о принятии новой веры, или отложить. Эти советники дают вполне трезвый совет. Они говорят, что никто своей веры не хулит, но всякий свою веру хвалит. Поэтому, если хочешь по-настоящему испытать, то пошли своих послов, чтобы те на месте посмотрели, как там живут, в чем в действительности их вера, каков закон. Владимир внял этому совету. Он выбрал десять человек и послал их сначала к болгарам – на Волгу, к предкам нынешних татар. Впечатление, которое они там получили, летописец описывает довольно мрачно. Он пишет: «Они же идоша и пришедше видеша скверные дела и кланянье вропати (мечети), придоша в землю свою». Владимир послал их к немцам, а оттуда к грекам. Особенно сильные впечатления получили они в Константинополе. Поэтому летописец, тем более, что эти впечатления имели столь грандиозные последствия для Руси, пишет об этом особенно подробно. Они смогли быть принятыми самим царем и изложили ему дело, ради которого они пришли в Константинополь, – Владимир хочет изменить веру и хочет посмотреть, как живут христиане и какова их религиозная жизнь, каково богослужение. Император послал их к патриарху, причем, велел патриарху ввести их в храм св. Софии и поставить на такое место, откуда лучше всего было бы все видно и слышно. И самому патриарху велел облачиться в самые роскошные патриаршие ризы, чтобы эти люди, пришедшие издалека, видели славу Бога нашего. Патриарх этих посланцев из Киева поставил на пространном месте «показующе красоту церкви, пенье и службы архиерейские, предстоянье дьяконское, сказающе им служенье Бога своего» - комментируя им, истолковывая, что происходит, что обозначают те или другие богослужебные последования и обряды. «Они же в изумленьи быша».

Кто-нибудь из вас, наверное, бывали в Константинополе и в св. Софии. Сейчас она выглядит не совсем так, хотя хорошо сохранилась. Она вся была покрыта мозаикой. В византийские времена был грандиозный хор – много сотен певчих. Священников было около ста. Богослужение было столь грандиозным, что сейчас это трудно представить.

Когда вернулись к князю Владимиру, то он пожелал, чтобы они рассказали ему, что они видели, что слышали, и что ему дальше делать. Побывавшие у болгар – у мусульман – рассказывали так: «Смотрехом вропати, стояще без пояса. …наклонився сядет и глядит семо и овамо, яко бешен. И несть веселья в них, но печаль и смрад велик. Несть добр закон их». Можно заметить, что к хазарам даже уже и не пошли. Приходили из четырех концов земли проповедники религий, а отправили послов в три места – к западным христианам, к мусульманам и к грекам. О немцах сказано очень сдержанно: «И видехом в храмах многи службы творяще, а красоты не видехом никоеяже». Здесь не говорится ни про бешенство, ни про смрад, а просто сказано, что красоты особой там не видели. «Приидохом же в греки, и ведоша ны идеже служат Богу своему, и не свемы, на небе ли есмы были или на земли. Несть бо на земли такаго вида и ни красоты такоя, и недоумеем бо сказати, токмо то вемы, яко онде Бог с человеки пребывает, и есть служба их паче всех стран». Это очень характерно в восприятии летописца, что эстетический момент оказался имеющим значение. То великолепие службы, которое они пережили в Константинополе, так их потрясло, что именно оно им внушило мысль, что там Бог с человеками пребывает, потому что нигде в мире нет такой красоты. И дальше они говорят: «Мы бо не можем забыти красоты тоя, всяк бо человек, аще вкусит сладка, последи горестей не приимает, тако и мы не имам зде быти» – не хотим оставаться в язычестве.

Бояре княжеские, услышав все это, говорят, что если бы не хорош был закон греческий, то твоя бабка, которая была мудрее всех людей, его бы не приняла. И решение было принято.

Некоторые отголоски этой истории сохранились и помимо русской летописи, например, в норманнских сагах, в частности в саге об Улофе. Это был норвежский король, при котором крещен был народ норвежский, и который некоторое время жил при дворе князя Владимира. В сагах скандинавских Владимир называется Вольдемаром.

Митрополит Владимир считает этот рассказ неверным в каких-то деталях, приукрашенным, расцвеченным, но в основе своей верным. А Голубинский его начисто отвергает. Но аргументация его достаточно наивна. По сути дела она носит не документальный характер (нет других документов кроме летописи), а чисто психологический. При этом он, рассуждая о том, могло бы это быть, или не могло, по сути дела отождествляет психологию человека своего времени (своего коллеги профессора) с психологией человека того далекого времени. Он считает, что веру меняют либо по приказу извне, либо по внутренним убеждениям. Понятно, что Владимиру некому было приказывать.

Расцвет средневековой европейской культуры явился отчасти следствием крестовых походов на восток. Поэтому все эти соображения, которыми Голубинский пытается пересмотреть радикально схему событий, зафиксированную нашей летописью, представляются несколько легковесными.

Далее происходит, судя по летописи, нечто такое, что представляется на первый взгляд несколько неожиданным, парадоксальным. Князь Владимир решил креститься от греков, стать православным в нашем теперешнем смысле слова. А между тем в 988 году, как об этом рассказывает летопись, он идет со своим войском на Корсунь – на Херсонес таврический, – идет его завоевывать. Летописец описывает подробно осаду города, предательство некоего Анастаса, который сообщил Владимиру, где источник воды, через который тайно снабжается город. Прекратить водоснабжение города – значит вынудить горожан к сдаче города, потому что при отсутствии воды неизбежна смерть от жажды всех осажденных. Владимир, по совету этого Анастаса, лишил город водоснабжения и захватил его. И тогда он отправил послов к императорам Василию и Константину (это был Василий Болгаробойца) и очень грозные вещи им велел передать: вот он взял их город Корсунь, и требует теперь, чтобы они ему в жены дали их сестру Анну; в противном случае он возьмет и их город. И эта угроза показалась – так по летописи – правителям реальной. Они только поставили условие князю Владимиру: невозможно отдавать христианок в жены за язычников - «недостоит христианок за поганыя даяти»; Владимир должен креститься, тогда получит в жены и их сестру и примет вместе со своим народом и Царство Небесное. На это Владимир отвечает, что он готов креститься, что он уже прежде убедился в истинности их закона, их веры, поэтому он ждет Анну. Но Анна, по летописи, когда ей сказали, что она должна стать женой князя язычника, очень огорчилась и не хотела отправляться в дальнюю северную страну, в очень дикую, как ей казалось, и за мужа, который представлялся ей опасным человеком. Она так говорила: «Яко в полон иду, лучше бы ми умрети». Но братья были людьми более благоразумными. Они говорили ей, что если она станет его женою, то царство их избавит от беды, а помимо того просветит целый народ, поможет целому народу прийти в покаяние, тем самым и душу свою спасет. Она же попрощалась со своими с плачем великим, села в корабль и ее привезли в Тавриду (Крым). Но князь Владимир как-то медлил с крещением, колебался. И пока это с ним происходило, он ослеп. Летопись рассказывает, что Анна – его невеста – имела такое дерзновение, что сказала: когда ты крестишься, ты прозреешь. И только после этого епископ, который был с Анной, крестил Владимира. И он, крестившись, прославил Бога: «То перво уведех Бога Истинного», и прозрел. Нарекли его в крещении именем св. Василия, и в память о его крещении, в честь его крещения в Херсонесе была построена церковь св. Василия. В конце прошлого столетия, когда праздновалось 900-летие крещения Руси, было приблизительно вычислено место, где он мог быть крещен, и поставлен там собор св. Владимира – крестителя Руси. Но я знаю, что в наше время известный церковный археолог Беляев – специалист по Херсонесу – по-другому определил место вероятного крещения князя Владимира, и там теперь есть памятный знак. Это примерно в 300-400 м. от восстанавливаемого собора св. Владимира.

Надо сказать, что сама наша летопись сообщает некоторые варианты места крещения князя Владимира. Она говорит, что одни считают, что князь Владимир был крещен в Киеве, другие – в Васильеве, - это город под Киевом, где был загородный дворец князя. Надо сказать, что наименование города именем Василия, которое стало крестным именем князя, дает основание принимать всерьез эту версию, но сам летописец отвергает эти толки и утверждает, что крещен Владимир был в Херсонесе. Наши историки тоже по-разному судят о месте крещения князя Владимира и, отчасти, о времени его крещения. Голубинский, естественно, считает, что он был крещен в Киеве, и война с Херсонесом велась уже князем-христианином по каким-то иным причинам. Митрополит Макарий, опирающийся по преимуществу на летопись, считает летописный рассказ в целом достоверным. Он пытается объяснить это странное обстоятельство, – зачем понадобилась война. И объяснение находит такое: князь Владимир знал, как в Византии смотрят на князей и народы, принимающие христианство; на них смотрят как на вступивших в подданство константинопольских императоров. Известно, что там давали придворные чины князьям, царям тех народов, которые принимали христианство. Князь Владимир этого не хотел. Поэтому он продемонстрировал силу, чтобы в Константинополе видели, что он не испрашивал крещения, а принудил его крестить. И так он хотел, чтобы не было желания на основании этого крещения от греков поставить его в зависимое положение. Но это объяснение, которое дает митрополит Макарий, представляется слишком отвлеченным. Кое-какие из греческих источников, а так же некоторые из арабских источников касаются этого события. И вот что имело место: греческие источники о крещении св. Владимира не говорят, но говорят о войне, об осаде Херсонеса, и говорят о браке князя Владимира с царевной Анной. При этом, естественно, князь Владимир уже трактуется, как христианский князь. В ту пору в Византии случился мятеж. Некий полководец Варда Фока угрожал императорам, был близок к тому, чтобы свергнуть их. Императоры нуждались в помощи. Далее разные историки в связи с этим событием объясняют поход князя Владимира на Херсонес, но дают разные версии этого похода. Одна версия – это был дружественный императорам поход, поскольку Херсонес оказался в руках мятежного генерала, в руках претендента на престол. Поэтому, захватывая Херсонес, князь Владимир как раз и противодействовал мятежнику. Но есть и другой вариант. Он восходит к арабской хронике. По этому варианту, во время мятежа Варды Фоки императоры запросили помощи у князя Владимира, и эта помощь им была дана под условием династического брака с Анной. А когда Варда Фока был уничтожен с помощью князя Владимира, в браке ему отказывали. Чтобы настоять на своем, чтобы получить обещанную невесту из царского дома, князь Владимир и открыл эту войну против Херсонеса, который был главным городом Крыма. В сущности, Крым, как таковой, не принадлежал в целом Византии. Им принадлежало его южное побережье со всеми этими приморскими городами. Можно считать такую интерпретацию событий более или менее достоверной.

 

Известен и другой сочинитель житийной литературы – монах Иаков. Одно из любопытных и своеобразных сочинений – «Хождение игумена Даниила на Святую Землю» – описание паломничества в Святую Землю. Можно назвать еще и Киево-Печерский Патерик – один из самых выдающихся памятников после «Повести временных лет». Первоначальными авторами его были Владимирский епископ Симон и игумен Поликарп. Возник этот памятник своеобразным образом. Монах Поликарп жаловался Симону, которого он хорошо знал, поскольку тот вышел из Киево-Печерского монастыря. Он говорит, что принимавшие постриг вместе с ним в монастыре уже давно стали епископами, а он остается здесь игуменом. В ответ ему Симон пишет: я епископ Владимирский, много великих церквей в моем распоряжении, большие земельные владения у этих церквей и монастырей, но я бы хотел все это отдать для того, чтобы вернуться в Лавру, и даже не монахом, а хотя бы тряпкой, которая висит на заборе Лавры. И он предлагает рассказать о некоторых святых мужах, которые в Лавре подвизались. Он начинает эту историю, а Поликарп, вразумленный им, начинает прибавлять еще несколько историй. Потом этот памятник так нарастал, и получился Киево-Печерский Патерик, описывающий подлинных святых угодников этого самого знаменитого нашего монастыря Киевской эпохи.

Автокефалия Русской Церкви

Митрополит Киприан смог прочно занять кафедру и управлять всей Русской Церковью после продолжительного периода церковно-административной смуты. Дело в том, что само поставление его может считаться актом незаконным. Его поставили в Константинополе при жизни митрополита Алексия по просьбе великого литовского князя с тем, чтобы он управлял западнорусской митрополией. Митрополита Киприана поставили. В Москве протестовали против этого акта. В Константинополе в конце концов склонились к компромиссу. Поскольку святитель Алексий уже был в годах маститых, единство митрополии будет сохранено. После кончины митрополита Алексия, которая предполагалась вскоре, митрополит Киприан и будет управлять всей Русской Церковью и, как и прежние митрополиты, находиться не в Литве, а в Москве. Таким образом этот конфликт был улажен. Надо сказать, что ситуация с территориальной целостностью Русской митрополии была еще более сложной. Одновременно в Галиче, а Галицкая Русь находилась не в составе Литвы, а в составе Польши, поставили временно одного митрополита – Антония. Так что в 70-е годы ситуация была такой, что единая Русская митрополия оказалась разделенной на три части – Московскую, Литовскую и Польскую.

У князя Димитрия Донского были иные виды относительно преемства митрополии. Он хотел иметь митрополитом после святителя Алексия своего духовника по прозванию Митяй. Правильное его христианское имя было Михаил. Он одновременно исполнял обязанности секретаря князя, хранителя его печати. Митрополит Алексий не хотел, чтобы Митяй занял митрополичий престол. В то же время, видимо, и преемство Киприана, который оказался невольно захватчиком его канонической территории, тоже его не радовало. Он просил преподобного Сергия, чтобы тот согласился быть его преемником. Но преподобный Сергий самым решительным образом отклонил эту честь, сказав, что он никогда не был «золотоносцем», имея в виду пышные регалии, связанные с митрополичьим служением. Он сказал, что если митрополит будет настаивать, то он просто скроется с его глаз. Поэтому святитель Алексий согласился с тем, что будет поставлен Митяй, с тем, что русская власть будет настаивать перед Константинополем, чтобы Патриархия поставила Митяя на митрополичий престол. В 1378 году святитель Алексий скончался. Решено было отправить Михаила, который раньше был из белого духовенства, но по совету святителя Алексия принял монашеский постриг и стал архимандритом, в Константинополь для поставления.

В летописях сохранился любопытный его портрет: «Сей убо поп Митяй бысть возрастом (ростом) велик зело и широк, высок и напруг (крепкого сложения), плечи велики и толсты, брада плоска и долга, и лицом красен (красив). Сам рожаемый саном превзыде всех человек. Речь легка и чиста, и громогласна. Князь зело любяше Митяя». Его любил не только князь, но и бояре князя. Кажется, его не любили монахи. Многое из того, как складывалась в дальнейшем история с митрополичьим престолом, говорит о том, что в монашеской среде ему была сильная оппозиция. Но определеннее всего это выразилось в отношении к нему преподобного Сергия, который настаивал тогда, чтобы митрополитом был признан Киприан, которого поставили в Константинополе.

Надо сказать, что некоторое время Михаил управлял Церковью и до поставления его митрополитом, как нареченный митрополит, как избранный князем и Собором местным. Такое случалось в истории часто. Бывало и так, что и в священническом сане управляли. Но он позволял себе нечто такое, чего никогда не позволяли себе не епископы, управлявшие Церковью. Например, он надевал митру. Это сейчас священники награждаются митрой, а в ту пору митра была безусловным отличием архиерейского сана. Надевал он даже белый клобук и становился на место митрополита. Он требовал знаков почтения от архиереев, по отношению к которым он уже был начальником, хотя не имел еще епископской степени, чем, наверное, особенно раздражал против себя многих. Во всяком случае, среди епископата его энергичным противником стал епископ Суздальский Дионисий, который всячески протестовал против того, что Митяя отправляют в Константинополь для поставления, писал по этому делу в Константинополь Патриарху жалобу и подвергался со стороны князя Димитрия Донского преследованиям. Надо сказать, что святитель Дионисий и митрополит Киприан причислены к лику святых.

И вот когда отправились в Константинополь, там случилось непредвиденное. Он скончался, находясь на корабле в Черном море уже при приближении к столице империи. И тогда принято было странное решение в свите Митяя. Под тем предлогом, что большие понесены издержки, решили, что путешествие это не должно быть бесцельным. Нужно вернуться в любом случае с митрополитом. И вот нашлись бланки с княжескими печатями, и в них было поставлено иное имя – имя находившегося в свите архимандрита Переяславского Горецкого монастыря Пимена. В Константинополе в 1380 году не усомнились в том, что в грамотах указана воля князя. Ее уважили, и архимандрита Пимена поставили в митрополиты.

Было так, что в Константинополе после этого поставления оказались и митрополит Киприан и епископ Суздальский Дионисий. И конечно, они объяснили ситуацию, и в Патриархии Константинопольской сняли благословение на митрополитство, обвинили в тяжком церковном преступлении Пимена. Но он уже вернулся на Русь. Наконец создалась такая ситуация, что есть и митрополит Киприан, есть и митрополит Пимен, обман которого был раскрыт князем, а еще и в Константинополе поставили митрополитом вместо Пимена Дионисия. Ситуация совсем сложная.

Поначалу в гневе на виновника подлога князь Димитрий Донской не признал митрополита. Он решил пригласить в Москву Киприана. Но с Киприаном у него отношения были напряженные. И поэтому он его удалил. Он согласился, в конце концов, чтобы Пимен исполнял обязанности митрополита. И некоторое время Пимен действительно был митрополитом. К тому же ситуация на Руси складывалась по началу благоприятно для князя Димитрия, а потом иначе. В то время произошла битва на Куликовом поле, которая святого князя Димитрия сделала из удельного Московского князя государем всей Руси. Хотя, конечно, реальная административная его власть не простиралась на другие удельные княжества. Но авторитет его и других московских князей после него был бесспорным, как первых князей Русской земли. Они уже не зависели от воли золотоордынских ханов. Правда, за победой на Куликовом поле последовал захват Москвы Тахтамышем, бегство князя Димитрия в Кострому, сожжение Москвы. И церковные дела во внимании князя отступили на задний план.

Потом, когда бури военно-политические несколько утихли, князь вновь вернулся к рассмотрению церковных дел. В конце концов, он, не желая углублять церковный конфликт с Константинополем, решил подчиниться воле Патриарха и священноначалия Константинопольского Патриархата и согласился признать митрополитом Киприана. Это произошло незадолго до кончины святого князя Димитрия, которая последовала в 1389 году. Примерно в ту пору умер и митрополит Пимен. А после смерти святого Димитрия его преемник князь Василий Дмитриевич уже никаких конфликтов со святым митрополитом Киприаном не имел. Поэтому, поставленный в митрополиты еще в середине 70-х годов, Киприан с 1390 года до кончины совей, последовавшей в 1406 году, спокойно управлял вей Русской Церковью - и Московской и западнорусской. Он находился в Москве, бывал часто в Литве по несколько месяцев. Так продолжалось 15 лет.

Митрополит Киприан – это в истории Церкви один из самых значительных иерархов. С ним связано изменение у нас богослужебного устава. Богослужение совершалось в Русской Церкви с XI века до начала XV столетия по Студийскому Уставу. При митрополите Киприане вводится Устав Иерусалимский. Это была, пожалуй, самая крупная в истории Русской Церкви богослужебная реформа. В сравнении с ней исправление церковных книг при патриархе Никоне носит характер скорее филологический, чем существенно литургический. Но другое дело, что правление книг и незначительное исправление богослужения при патриархе Никоне вызвали, в отличие от этого времени, очень сильный резонанс и явились причиной для церковного раскола. Здесь ничего подобного не произошло.

Митрополит Киприан носил фамилию Цамблак. Он не был греком по происхождению. Он был славянином. Но нет полной ясности в том, был ли он болгарин или серб. Он был человеком греческой культуры, греческого образования, совершенно свободно говорил по-гречески. Поэтому детали его славянского происхождения несколько терялись. Но, поскольку он был славянином, он хорошо знал русский язык. И, несмотря на первоначальные конфликты и осложнения, все-таки он в конце концов вполне сжился с той церковной средой, в которой ему пришлось осуществлять свое первосвятительское служение.

Конфликты у него, впрочем, были. Но они были там, где и у прежних митрополитов постоянно они случались. Это было в отношениях с Новгородом. Новгородский сепаратизм проявлялся отчасти и в церковной сфере. Там, конечно, не было возможности как-то помышлять об отделении от Москвы тогда. Не было возможности выбирать для себя другого первосвятителя. Поэтому вопрос обострялся по частным делам. Объезжая епархии Русской Церкви, митрополит, обыкновенно пребывая в этих епархиях по несколько месяцев, имел привилегию совершать суд. Речь идет о судебных полномочиях архиереев, которые простирались на дела гражданские. Еще по Уставу святого Владимира ряд тяжебных дел связанных с семейными отношениями, со спорами о наследстве, тяжбы между монастырями, тяжбы между клириками вполне или частично входили в компетенцию святительского суда. И это приносило доходы и было одним из источников содержания архиерейской кафедры. И вот, первосвятители, приезжая в епархию, временно заменяли судебную власть местного архиерея, имели возможность найти дополнительные средства для содержания митрополичьего престола. В Новгороде местные архиереи и духовенство всячески противились передаче судебных полномочий святителю Киприану, когда он приезжал туда. Из-за этого возникали серьезные конфликты, прещения со стороны митрополита, непризнание этих прещений новгородцами… Новгород очень упорно и настойчиво отстаивал свое исключительное положение среди русских митрополий. Дело в том, что Новгородская кафедра считалась первенствующей. С XI века она возглавлялась архиепископом в то время, как в других епархиях у нас в ту пору были еще только епископы. К тому времени, правда, появились и иные архиепископы. Но место Новгородского, как следующего после Киевского митрополита архиерея в Русской Церкви, оставалось неприкосновенным. И еще это поощряло их к тому, чтобы отстаивать свой особый статус. И в конце концов новгородские владыки одержали победу. На будущее время договорились, что митрополит Киприан будет приезжать в Новгород, но принимать будет только дары и подарки, а судебные дела он там решать не будет. Это ограничение относилось и к последующим митрополитам.

Между тем в Великом Княжестве Литовском произошли перемены весьма неблагоприятные для православия. Великий князь Ягайло, женившись на польской королеве Ядвиге, стал королем польским. Началась личная уния Великого Княжества Литовского и Польского королевства. Но условием этого династического брака и объединения двух государств был переход Ягайло из православия в католичество. Дело в том, что потомки Гедемина, владевшие княжеством Литовским во второй половине XIV века в религиозном отношении не были едины. Гедемин так и умер язычником. Некоторые из его потомков принимали православие, другие – католицизм, а другие так и оставались язычниками. Некоторые, принимая христианство, потом вновь объявляли себя язычниками. Так было с Ольгердом – отцом Ягайло. Но жена Ольгерда была русской княжной – православной, и все дети Ольгерда были крещены в Православной Церкви. Среди них был и Ягайло. Православным по рождению был и его двоюродный брат Витовт, который после того, как Ягайло стал польским королем, тоже принял католичество и соперничал с Ягайло. Они то враждовали, то договаривались. Когда они враждовали, Витовт отделял княжество Литовское. А в какие-то моменты он признавал свою вассальную зависимость от двоюродного брата. Но, как бы там ни было, оба эти потомка Гедемина, которые явились в этой династии государственными деятелями крупного масштаба, перешли в католичество. Таким образом, в Великом Княжестве Литовском, где девяносто процентов населения были православными, привилегии стали получать вельможи католического вероисповедания. Православная Церковь, конечно, в ту пору пользовалась широкой веротерпимостью. Речь не шла о прямом преследовании православных. Но очень скоро положение сложилось таким образом, что определенные должности – самые высокие должности – могли занимать только католики. Епископы католические входили в польский и литовский сенат, а православные епископы не входили. Это имело, конечно, своим отдаленным последствием и унию, и порабощение православных. Я бы сказал, что сам раздел Польши и гибель Польского государства тоже явились следствием отчасти этой унии и того, что в Великом Княжестве Литовском с его значительным православным большинством доминирующие позиции занял сравнительно узкий слой католической шляхты. На территории Великого Княжества Литовского католиков не феодального сословия практически не было, если не считать национальной Литвы. Там в конце концов победила миссия католическая – миссия Казимира. Но в Великом Княжестве Литовском природные литовцы составляли совсем незначительную часть населения. Но зато постепенно слои русской знати, потомков русских князей и бояр, становясь литовской шляхтой, принимали католичество и, так сказать, ополячивались. По сути дела у польской шляхты больше чем на половину русское происхождение. Но тем не менее, становясь католиками, эти люди становились поляками.

И вот в этой ситуации митрополит Киприан должен был принимать усилия для сохранения православия в Великом Княжестве Литовском. Он постоянно вступал в переписку с королем Ягайло, с великим князем Витовтом, встречался с ними. Некогда у него были очень хорошие отношения с ними, потому что поставлен он был по инициативе Ягайло в свое время. Ему удавалось, конечно, сохранить неприкосновенность православных монастырей и приходов. Но он пытался добиться упразднения Галицкой митрополии, которая существовала на территории Польши. В этом отношении он не сразу смог преуспеть. Но в конце концов, когда сама Патриархия Константинопольская увидела угрозу для православия на западе Руси, эта митрополия была аннулирована. После смерти митрополита Антония, который был поставлен в Константинополе, все попытки польско-литовских государей поставить законного преемника митрополиту Антонию успехом не увенчались. Епископ Луцкий, который согласился управлять Галицкой митрополией, выполняя волю польско-литовских государей, был лишен сана.

После смерти митрополита Киприана в 1408 году поставлен был его преемником митрополит Фотий. Он был греком. Опять обострились отношения с митрополии Московской с польско-литовской властью. Там стремились к тому, чтобы иметь своего отдельного митрополита. И нашли для этого кандидата. Им оказался Григорий Цамблак – племянник святителя Киприана. Он находился в Литве с 1406 года. В 1414 году – через 6 лет после приезда в Москву митрополита Фотия – в Литве состоялся собор, на котором Григория Цамблака избрали митрополитом. Его резиденция находилась в Новогрудке. Но митрополит Фотий немедленно решил пресечь эту затею. Он сразу писал в Литву государю и в Константинополь о совершенной незаконности такого избрания. В конце концов, он своего добился. Константинопольский Патриарх не признал поставления Григория Цамблака, и с него сняли сан.

Хотя митрополит Фотий был греком, он твердо поддерживал во всем московские интересы и всячески содействовал укреплению влияния и власти московских князей. Тем самым он способствовал воссоединению единого Русского государства. И ему пришлось действовать весьма энергично, когда смута началась в самом роде московских князей. После смерти Василия Дмитриевича престол перешел к его сыну Василию II, который вошел в историю с прозвищем Василий Темный, потому что во время смуты был ослеплен. Восшествие его на престол расценено было его ближайшими родственниками как узурпация. Дело в том, что сменился принцип наследования престола. Со времен святого Владимира или, по крайней мере, Ярослава Мудрого система престолонаследия на Руси имела особый характер. Она называлась лестницей. Престол переходит не по прямой линии – к старшему сыну в роде, как в европейских государствах, а от старшего брата к младшему. После смерти князя Ярослава Мудрого престол переходил от старшего сына Изъяслава к Всеволоду, Святославу. И после того, как поколение сыновей уйдет из жизни, престол переходил к внукам. И опять – от старшего к младшему двоюродному брату. Только те, чьи отцы умерли, не побывав на княжеском престоле, теряли право на наследование. Обыкновенно им выделяли удел. Вот такой был принцип. Конечно, после распада Руси на уделы этот принцип касался уже отдельных удельных княжеств, потом – еще более мелких единиц. Но, тем не менее, в самой Москве после смерти Василия I претензии на престол предъявил его брат Юрий Звенигородский. И началась усобица. Юрий умер, но его дети продолжили эту борьбу. И в ходе этой борьбы соперник Василия II Шемяка захватывал Москву и самого великого князя подверг ослеплению. Но митрополит Фотий все это время твердо стоял на стороне великого князя Василия II. И в конце концов Василий II сумел отстоять престол.

Скончался митрополит Фотий в 1431 году. Он тоже причислен к лику местно чтимых московских святых. После его смерти, как это бывало и раньше, два кандидата на митрополичий престол были намечены. Раньше обычно один кандидат был из Восточной Руси, а другой из Галицко-волынской. Теперь, естественно, один – в Москве, а другой в Литве. В Литве был епископ Смоленский Герасим. Участь его была незавидной. Его не признали в Константинополе. Тем не менее, он начал уже управлять на территории Великого Княжества Литовского. Опираясь на власть, он сумел заставить местных епископов ему подчиняться. Но в конце концов в самой Литве его заподозрили в измене - в том, что он поддерживает партию Москвы. По обвинению в измене он в 1435 году был казнен, причем, через сожжение.

Иону же – московского ставленника - направили из Москвы в Константинополь. Но он приехал туда поздно. Там уже решили, не дожидаясь намерений московского и польско-литовского государей, поставить своего кандидата – грека Исидора. И вот, Исидор прибыл в Москву.

Здесь мы приближаемся к одному из важнейших рубежей церковной истории. Поставление Исидора в митрополиты русские произошло всего за 17 лет до падения Константинополя. И в ту пору участь его была уже решена. Надежда у греков оставалась только на помощь запада, потому что со всех сторон Константинополь был окружен турецкими владениями. Территория империи была меньше современного Стамбула. Само собой разумеется, на азиатском берегу были турки, но и на европейском берегу были тоже турки. Болгария и Сербия были уже завоеваны. Рим же и западные государи условием помощи ставили унию – церковное объединение. Попытка такого объединения уже предпринималась в XIII веке на Лионском Соборе. Унию уже принимали тогда в Константинополе, но она была отвергнута народом. Принимал ее и Патриарх, принимал ее и, отвоевавший у латинской империи Константинополь, император Михаил Палеолог – основатель новой императорской династии. Поэтому на западе ставили вопрос о возвращении к Лионской унии. Но сам запад был в ту пору разделен. Там обнаружилось очень сильное реформационное течение, предшествовавшее позднейшей реформации. Многие епископы западные за пределами Италии, поддерживаемые европейскими государями, ставили вопрос о том, чтобы провозгласить верховенство Соборов в Церкви – поставить Соборы выше пап. Собственно, это могло бы сблизить католичество с православием, могло бы быть почвой для законного объединения на почве древней традиции, на почве канонической. Поэтому это стремление Константинополя к унии не обязательно было связано с готовностью на какие угодно вероучительные компромиссы.

Выбор митрополита Ионы на Московскую кафедру был не случаен. Ясно, что из всех константинопольских митрополий самой богатой была Русская. Она была многократно богаче всех других. Греческие митрополии были небольшими областями на территории Османского султаната. Все греческие епархии, кроме Константинопольской патриаршей и нескольких викарных, были на территории, контролируемой турками. Поэтому на Москву и поставили митрополита, который мог опираться на огромные средства.

В Москве отнеслись к его постановлению «кисло». Оно не было отвергнуто. Но под предлогом, что он уже опоздал, не согласились поставить рязанского епископа Исидора в митрополиты. Вот что говорил Патриарх о митрополите Исидоре: «Если бы потребовалось и до ста тысяч, то можно собрать с епископов, но как митрополит русский один привезет такую сумму?» Василий II писал потом, когда митрополита Исидора все-таки отвергли: «И о ком не посылахом, ни паки кого просихом, ни требовахом, сего к нам послахша. А реку сего Исидора. И Богу ведомо, аще не быхом того нашего изначального православного христианства соблюдали, и страха Божия аще не быхом в сердце имели, то ни како бы не хотехом его прияти отнюдь. Но и за царского посла моление, и за Святейшего Патриарха благословение, и за оного Исидора сокрушение и многое покорение, челобитие едва, едва прияхом его». То есть: его мы не просили, не желали, вы его к нам прислали. И только из нашего древнего православного христианства, от вас полученного, из почитания вас и из преданности вам, и потому что посол царский за него просил, и сам он сокрушался, что незваным приехал, мы все-таки согласились принять.

Оказавшись в Москве, он сразу стал готовиться к тому, чтобы выехать на Собор. В ту пору Собор шел в Базеле. И Собор явно приобретал там антипапское направление. Большая часть епископов, участвовавших в Соборе, высказывалась за ограничение папской власти. Папе нужно было оставить власть административную высшую, но законодательная власть Церкви должна быть у Собора – Собор выше папы. Это, собственно, древний христианский принцип. Папа Евгений тогда решил резко изменить ситуацию. Он переносит Собор из Базеля в Ферару – в Италию, где отношение к папам было другим. В немецкоязычных странах средневековой Европы всегда были очаги противления папству. В Италии – напротив. Объявление Собора не только западным, но западно-восточным, который, будучи XIV-ым или XV-ым для западной Церкви, одновременно провозглашался в Константинополе VIII-м Вселенским Собором, и большая группа восточных епископов с Патриархом во главе приехала на Собор, - это все было на руку папе Евгению. Это должно было подавить ту оппозицию, которая сложилась вокруг него и уже, кажется, торжествовала над ним победу в Базеле. Но и в Греции надеялись использовать это трудное положение папы для того, чтобы объединиться с западной Церковью не на условиях капитуляции, как произошло в Лионе, а на принципиальной основе.

Наши летописцы и другие авторы писали о том, что происходило тогда на Соборе, и как готовился Исидор к поездке на Собор. Свита была огромной – более ста человек. Обоз – более двухсот лошадей. С ним выехал епископ Суздальский, многие священники. Из Москвы выехали 8 сентября 1437 года. Любопытно, как смотрели на это в Москве. Знали, что едут на Собор, где будет вестись речь об объединении церковном. Но в Москве народ был идеалистичным, наивным, простодушным – можно это по-разному называть. В народе говорили так: Исидор едет во Фряжскую землю обращать в православие латинян. Ехали через Литву, Польшу, через Германию. Описывавшие это путешествие передают разные впечатления от жизни западной, которую они видели впервые, и поэтому многому изумлялись. В августе 1438 года прибыли в Ферару. Греки там находились уже с марта. Переговоры были трудными. Греческая сторона поначалу твердо и жестко отстаивала православие. И в какой-то момент еще раз папа Евгений решил перенести соборные деяния – теперь уже из Ферары во Флоренцию. Во Флоренции находились и Константинопольский Патриарх и император. И постепенно они поистратились. Тогда на гостей стали оказывать давление, дозируя содержание в зависимости от упорства или напротив склонности к компромиссам во время соборных переговоров. После жесткой защиты православного вероучения греки оставались без куска хлеба в течение какого-то времени. Видимо, это тоже имело свое значение. Но принципиальное значение имело то, что за помощь от запада хватались, как за соломинку. Иного пути к спасению империи, к спасению Константинополя не видели.

И вот оказалось, что самым склонным к компромиссам и самым настойчивым проводником унии и стал как раз митрополит Московский Исидор. А безукоризненно твердым ревнителем православия был на Соборе епископ Ефесский Марк. В конце концов, греки позиции свои сдали вполне. Они подписали унию, которая признавала зависимость всей Церкви от папы. Учение о филиокве, которое в богословии является самым главным вопросом, разделяющим западное и восточное богословие, было принято. Подписан был символ веры с филиокве, что означало, по сути дела, отпадение от православия.

Акт об унии не подписал св. Марк Ефесский и еще два архиерея. Весьма проницательный папа Евгений, когда узнал, что Марк Ефесский не подписал, не смотря на ликование латинской стороны Собора, сказал, - мы ничего не достигли. Он знал о том влиянии, которым пользовался св. Марк на греческом востоке.

Уния не прижилась. Ее ввели официально, потом ее отменяли, снова вводили, снова отменяли. Прямо перед падением Константинополя снова начались переговоры о возвращении к унии Греческой Церкви. В конце концов, Константинополь пал, и уже под турками ни о какой унии более на востоке вопрос не стоял.

Митрополита Исидора оценили за такое ревностное стояние за унию. Папа возвел его в сан кардинала – это высшее отличие в католической церкви и сейчас, и тогда. Только сейчас коллегия кардиналов чуть ли не до 150-ти человек доведена. А тогда она состояла примерно из 30-ти лиц. Кардинала выбирают папы. И даже папа его назначил папским легатом над всею восточной Европой. Таким образом, он был поставлен и над латинскими церквами Польши, Венгрии. В таком качестве он и возвращался в Москву.

Он приехал в Москву и вошел в Успенский Собор с преднесением латинского креста, что произвело сильное впечатление на москвичей и болезненно их поразило. За богослужением при полагающемся поминовении первосвятителя он помянул на первом месте епископа Рима Евгения, а потом Константинопольского Патриарха.

Под актом об унии Исидор подписался не просто именем а с фразой «с великим усердием и единомыслием подписываюсь». Он в подписи выразил свою радость по поводу достигнутого союза. Епископ Суздальский подписался так: «смиренный епископ Авраамий Суждальский подписую». Это единственная подпись не на латинском или греческом языке – по-славянски. Но, видимо, он подписался, плохо представляя, о чем идет речь, потому что он сразу же, вернувшись на Русь, стал обличителем Исидора, как изменника православию.

Еще до приезда Исидора в Москву пришло послание афонских монахов с обличением униатов и призывом отвергнуть унию.

И вот на четвертый день после того, как Исидор вернулся в Москву, он был по указанию великого князя арестован и обвинен в вероотступничестве. Был создан Собор русских епископов, где его лишили сана. Его заключили в Чудовом монастыре. Потом он бежал. Есть веские основания предполагать, что ему дали возможность бежать, чтобы не создавать дипломатических осложнений. Он бежал через Литву, но не задержался и там, а вернулся в Рим, где и умер в 1463 году.

Между тем надо было как-то решать дела с церковным управлением в Москве. И Собор русских архиереев избирает того же Иону Рязанского в кандидаты на митрополию.

Нужно добавить, что уния была подписана в 1439 году. И еще 9 лет в Москве колебались, не зная, как поступить дальше. Сведения, приходившие из Константинополя, были неясными. Очень часто менялась там позиция Патриарха и царя по поводу унии. Менялись там и цари за это время. Поэтому еще не решались порывать с Константинополем, но и не посылали туда для поставления Иону, или, как бывало в других случаях, не писали грамоту о том, чтобы оттуда прислали на Русь митрополита. Тем более, снова обострилась политическая смута – борьба за Московский престол. Снова потомки князя Юрия Звенигородского восстали против Василия II. Опять захватывали Москву, пленяли его. Но вновь потерпели поражение. И только в 1448 году в Москве пришли к окончательному решению – избрать не кандидата в митрополиты, не временно управляющего Русской Церковью архиерея, а избрать своим Собором митрополита. И решили не просить, чтобы в Константинополе его посвящали. Таким митрополитом был избран Рязанский архиепископ св. Иона. Фактически 1448 год – это начало автокефального существования Русской Церкви. После 1448 года никогда уже предстоятели Русской Церкви не поставлялись из Константинополя, не получали посвящение там. Но если поставить вопрос по-другому, - понималась ли эта ситуация, как провозглашение полной и принципиальной автокефалии, - то ответ, по всей видимости, не может быть определенным. Во всяком случае, сохранившееся послание в Константинополь, которое не было отправлено, написано так, что это поставление рассматривается, как дело временное, обусловленное трудностями пути, неблагоприятными обстоятельствами и в Москве, и в Константинополе. Можно эту грамоту понимать так, будто речь идет о действии исключительного характера в исключительных обстоятельствах. Не упоминается и то очень важное обстоятельство, что поставление митрополита Ионы обусловлено было отпадением Константинопольской Церкви в лице Патриарха и Собора от православия. Когда мы задним числом находим обоснование самовольному учреждению у нас автокефалии, то мы, конечно, важнейшим аргументом здесь считаем факт отпадения кириархальной Церкви от православия. Дело в том, что, конечно, самопровозглашение автокефалии канонически недопустимо. Автокефалия может быть только дарована. Но ситуация сложилась так, что ее некому было даровать. Есть 15-е правило Двукратного Собора, по которому во всех случаях епископы обязаны поминать имя своего митрополита, митрополиты – возносить за богослужением имя своего Патриарха. Это возношение имени обозначает и каноническую зависимость, за исключением только того случая, когда митрополит или Патриарх отпадает в ересь. Там ересь, правда, обозначена очень узко – как повторение уже осужденных Соборами еретических учений. Тут нужно сказать, что западное богословие с его филиокве не было осуждено собственно Вселенскими Соборами, поскольку они уже не созывались. Но было единодушное, а в этом смысле – все равно как соборное, отвержение этого учения, этой доктрины православным епископатом и всей Православной Церковью. Поэтому отпадение Константинополя в латинство и является каноническим основанием для самопровозглашения у нас автокефалии.

Митрополит Иона не был признан в Константинополе, как автокефальный глава Русской Православной Церкви. Даже после 1453 года – после захвата Константинополя, когда при турках поставлен был патриархом Геннадий Схоластик, при котором Константинопольский Патриархат твердо оставался православным, и ни о каком возобновлении унии не шла речь, в Константинополе по прежнему не признавали наших митрополитов автокефальными митрополитами. Принципиально ситуация оставалась такой вплоть до учреждения у нас патриаршества в 1589 году. Мы знаем из судебных приговоров по обвинению преп. Максима Грека и из объяснений, которые давал преп. Максим Грек, из его сочинений, что он, как верный сын своей Константинопольской Церкви, не признавал автокефальную Московскую, что тоже послужило одним из обстоятельств, отягощавших его вину в глазах судей. Но хотя наша автокефалия не признавалась, но разрыв церковного общения, если и был, то был кратковременным. Ситуация оставалась не до конца определенной. Приезжая тогда на Русь за милостыней, что было тогда традицией, гости священнослужители сослужили с русскими священнослужителями за богослужением. Точно так же и русские священнослужители, которые ехали на восток с паломническими или с какими-то иными целями, допускались до сослужения. И русские миряне паломники допускались до причастия. Разрыва в евхаристическом церковном общении либо не было вовсе, либо он очень скоро прекратился. Но не было и признания законности нашей автокефалии.

В Польско-Литовском государстве заинтересованы были в признании Исидора, и предпринимались разные действия, чтобы заставить епископов и священников православных признавать Исидора. Но в конце концов от этого отступились, потому что православный народ, православная шляхта и православные магнаты Литвы безусловно отвергали Исидора. И в конце концов королевская власть пошла на то, чтобы отступить, и признать юрисдикцию митрополита Ионы и в пределах Польско-Литовского княжества над православными церквами. Но митрополит Иона был уже последним общерусским митрополитом. Он еще по титулу был Киевский и всея Руси. После его кончины в 1461 году новый митрополит Феодосий титуловаться стал как Московский и всея Руси, а Константинополь поставил Киевского и всея Руси митрополита. Так что, вот еще одно следствие Флорентийской унии. Кроме того, что Русская Церковь стала автокефальной, она уже надолго – на два с половиной столетия – была разделена на две части – на Московскую Церковь и всея Руси и на продолжавшую оставаться в лоне Константинопольского Патриархата Киевскую и всея Руси западную Русскую Церковь.

 

 

Еще был один эпизод в Новодевичьем монастыре, где опричники решили посмеяться над митрополитом Филиппом. Один из них надевал головной убор. Понятно, что в храме нельзя быть в головном уборе. Митрополит сделал выговор, и он снимал, а потом опять надевал. И так повторилось несколько раз. Последовало еще одно столкновение с царем. Был созван Собор. Митрополита Филиппа обвинили в разных грехах. В том числе лжесвидетели из Соловецкого монастыря обвинили его в колдовстве. Это колдовство, якобы, заключалось в том, что он там в бытность свою игуменом сделал много технических изобретений. И эти все механические изобретения, связанные с мельницами, с прудами, были расценены как колдовство. Он был низложен с престола и вскоре, как известно, задушен Малютой Скуратовым.

 

После смерти патриарха Иосифа в 1652 году царь Алексей Михайлович захотел, чтобы на патриарший престол был возведен Никон – Новгородский митрополит. И его воля была исполнена Освященным Собором. Патриарх Никон сразу приступил к исправлению церковных книг, к радикальному исправлению по сверке их с греческими книгами. Исследователи разных подходов, которые вылились в раскол, к авторитету греческих обрядов и греческих книг, видимо, не без основания связывают эти разные подходы с разной интерпретацией идеи о Москве третьем Риме. Эта идея была официальной идеологией Московского государства. Церковные деятели, миряне и государственные сановники идею Москвы - третьего Рима понимали в том смысле, что у греков все разрушилось после принятия унии, после пленения турками, и только в Москве Православие хранится в ничем не поврежденной чистоте и строгости. Поэтому смотреть на греческие обряды и новые книги не надо, они повреждены, искажены и печатаются на латинском западе. Действительно, книги для Православной Церкви могли печататься в Италии. А русские книги в точности воспроизводят то, что было в древних греческих книгах, от которых отступили. Поэтому идея Москвы – третьего Рима в интерпретации ревнителей старых московских обрядов была идеей антигреческой и в известной мере изоляционистской. Другие же церковные деятели, к которым близко стоял царь Алексей Михайлович, идею Москвы – третьего Рима понимали, прежде всего, как задачу, стоящую перед Русским государством, освободить Святую Софию, водрузить крест над Святой Софией, освободить христиан востока от турецкого ига. Само же благочестие греческое под вопрос не ставилось. Они утратили независимость, свое царство, но веру сохранили. Об этом писал и сам старец Филофей. И поэтому считалась весьма актуальной задача устранить те обрядовые расхождения, которые вызывают спор. Патриарх Никон, разделяя эти идеи, исходил из презумпции подлинности подлинника, тем более, что сохранение этих же греческих обрядов в Киевской митрополии было дополнительным аргументом в пользу древности и подлинности греческих обрядов.

Если смотреть на этот вопрос чисто теоретически, то наши выводы будут не столь однозначными. Понятно, что написание имени Иисус с одним «и» допустимо. Мало ли, какие иностранные слова мы пишем совершенно иначе, чем в подлиннике. Это обычное дело. Мы не называем Рим Ромом. Но, когда говорят, что не просто так привыкли писать, а так и надо, а с двумя «и» нельзя, то дело тут в простой ошибке. Понятно, что в имени Иисус две разных буквы «и», но и одна, и другая произносятся как «и». Так же и в вопросе о сугубом аллилуия. С перстосложением же вопрос очень сложный.

Книги начали исправлять, и это вызвало очень жесткую реакцию со стороны большей части участников кружка ревнителей благочестия, в который входил раньше и сам патриарх Никон. Тем не менее, книги были исправлены. Один из епископов – Павел Коломенский, - который возражал против исправления книг, подвергся жесткому давлению, кажется, даже избиению. Старообрядцы почитают его как святого. В конце концов, дело дошло до разрыва общения с Церковью, до именования Никона еретиком. Царь Алексей Михайлович, желая удержать от ухода в раскол влиятельных и авторитетных московских священников, и не только московских, все-таки, держал сторону патриарха Никона.

 Многие подверглись ссылкам. Уйдя в раскол, они остались без епископа, поэтому существование их было проблемным. Некоторые остались безпоповцами, которые учили, что начались последние времена, а антихрист уже воцарился в мире, и в эти последние времена не может быть священства. Рукополагать священников могут только епископы, а они не смогли ни одного из епископов оторвать от собора епископов Русской Церкви. Другие стали беглопоповцами. Они принимали к себе беглых священников из канонической Церкви.

Так продолжалось до XIX века. Потом появилась старообрядческая иерархия. Но это уже история старообрядчества.

Наметилось вдруг охлаждение в отношениях некогда чрезвычайно тесных и близких между царем и патриархом. Патриарх Никон единственный кроме Филарета, не будучи родственником царя, именовался тоже Великим Государем и был советником царя в делах государственных, и в отсутствии царя управлял государством, председательствуя в Боярской Думе и давая главные распоряжения. Это вызвало к нему очень большую антипатию со стороны многих бояр. Поэтому в том, как развивался конфликт патриарха Никона с царем, видно несомненное участие интриговавших против патриарха бояр.

Вот один из эпизодов этого охлаждения. Царю говорили: «Тебя за патриархом не видно. Всем распоряжается патриарх». Пытались возбудить у царя опасения за свой авторитет и свою власть. Был эпизод, когда патриарх Никон решил вести дело к обострению, для того, чтобы ситуация разрешилась, как он надеялся, в его пользу. В 1658 году в Москву приехал грузинский царевич Кеймураз. И во время торжественной встречи царский окольничий по фамилии Хитрово ударил палкой боярина патриарха князя Димитрия Мещерского. Затем, через несколько дней после этого боярин Юрий Ромодановский во время богослужения в Ризоположенской церкви в Кремле сказал патриарху: «Царское Величество на тебя гневен, потому и к заутрене не пришел, не велел его ждать и к Литургии. Ты пренебрег Царское Величество и пишешься Великим Государем (что делалось с позволения царя и продолжалось в течение нескольких лет), а у нас один Великий Государь – царь. Царское Величество почтил тебя как отца и пастыря, но ты не уразумел. И ныне Царское Величество повелел сказать тебе, чтобы ты впредь не писался и не назывался Великим Государем, и почитать тебя впредь не будет».

В ответ на эти два эпизода – оскорбление боярина и такой от лица царя выговор – патриарх Никон поступил таким образом. Он явился на литургию в Успенский Собор в монашеской рясе и клобуке с клюкой вместо патриаршего посоха. А его патриаршее облачение отличалось необычайной роскошью. Но это было очень мучительно. Пишут, что 40 фунтов, то есть 120 килограммов весило то, во что он облачался. А ведь он служил, и долго служил. Причем, Евангелие, которое он должен был держать в определенные моменты в руках, тоже весило столько же или еще больше.

Никон обратился к народу со словами: «Ленив я был учить вас. Отныне я окорыстовел, и вы, видя мое к вам неучение, окорыстовели от меня. От сего времени не буду вам патриархом». В Соборе начался шум, плач и смятение. Патриарх при этом велел закрыть двери Собора, и если царь пожелает войти, - не пускать его.

А потом, когда он закончил покаяние перед народом, он передал письмо через князя Трубецкого царю, а сам пешком с клюкой пошел в свое подворье.

Три дня он ожидал реакции царя. Реакции не последовало. И тогда Никон уехал из Москвы в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь на Истре, который он построил, и не являлся на богослужение. Царь не делал шагов навстречу, хотя он этого ожидал. И вот, царь просит его благословения на назначение местоблюстителя патриаршего престола. Патриарх благословил митрополиту Крутицкому Питириму и подписался под соответствующей грамотой: «Смиренный Никон, бывший патриарх». Тем не менее, царь все-таки не решался вести дело к Освященному Собору и избирать нового патриарха. Патриарх Никон, видимо, изо всех сил надеялся, что царь к нему обернется лицом и захочет, чтобы он вернулся к нему. И вот, уже он пишет ему письмо с просьбой: «Един аз, яко пес, лишен богатыя Вашея трапезы. Но и псы, по реченному, напитываются от крупиц, падающих от трапезы господей своих». Это евангельский текст.

В 1660 году со стороны царя шагов навстречу нет. Царь велит узнать, не будет ли возражать патриарх Никон против избрания нового патриарха. Тот сказал, что возражать будет. В 1662 году митрополит Питирим, как патриарх, совершил в праздник Входа Господня в Иерусалим чин, который раньше совершали патриархи, и который он не совершал до тех пор, будучи местоблюстителем. Это был объезд Кремля на осляти. Это вызвало великий гнев со стороны патриарха Никона. Он расценил это действие как духовное прелюбодействие, - не будучи патриархом, он, совершив это, оскорбил патриарший сан, совершил некое святотатство. И в своем Воскресенском монастыре Никон изрек митрополиту Питириму анафему. Конечно, это было самоуправством со стороны Никона. Раз он отстранился от церковной власти, то не мог своей единоличной властью решать такие вопросы.

Затем был еще опыт, когда некий боярин Зюзин решил на свой страх и риск помирить царя с патриархом. При этом он прибег к элементарной лжи. Он сказал патриарху Никону, что царь желает, чтобы тот, забыв о прошлой размолвке, вернулся в Москву и стал служить патриархом. Патриарх вообразил, что так оно и есть. И вот, в 1664 году он приезжает в Кремль и входит в Успенский Собор. Тогда митрополитом был не Питирим, а Иона, который строил Ростовский Кремль, как свою архиерейскую резиденцию. Иона подходит к нему под благословение, из-за чего он утратил потом место местоблюстителя и был возвращен в Ростов. Патриарх послал его передать письмо царю, в котором он объясняет, что решил вернуться на свой престол, забыв прошлое, и предлагает возвратить отношения на тот лад, в каком они были до размолвки. Но царь не понял этого его жеста, не захотел сделать встречный шаг. Потом когда Никона судили, ему инкриминировали добровольное возвращение в Кремль, в Успенский Собор, и то, как он решил тогда возобновить без всяких сложностей свое патриаршее делание.

Закончилось это тем, что Иона был смещен с местоблюстительства, поставлен новый местоблюститель – митрополит Крутицкий Павел, боярина Зюзина отправили в ссылку. Тогда уже окончательно патриарх Никон понял, что у него нет больше надежды вернуться к реальному управлению Церковью. Поэтому он пишет письмо царю, в котором просит малого. Чего он просит? Он заявляет, что готов отречься от патриаршества, но просит оставить ему три монастыря с тем, чтобы он мог рукополагать в них на служение, и чтобы он титуловался по-прежнему патриархом, и, приезжая в Москву и участвуя в богослужении, он, хотя бы и не управлял реально Церковью, а был патриархом на покое, но при этом занимал место выше действующего патриарха. Соглашался быть патриархом на покое, но с оставлением за ним всего патриаршего почета и этих трех монастырей.

Кто-то его хочет канонизовать как страдальца, кто-то думает иначе. Старообрядцы его так ненавидят, что я слышал историю, когда они сочли настоящим скандалом то обстоятельство, что при какой-то встрече с нашими священнослужителями, где все шло хорошо, они вдруг разглядели, что фотокорреспонденты из Московской Патриархии на своем аппарате имеют зловещую надпись – «Никон».

Я говорил об исправлении безусловных, несомненных ошибок при Никоне. А в остальном это вопрос для специалистов. Я думаю, что греческие книги были более правильными, но не безусловно. Исправленный вариант лучше старого, но это не безусловно так. Насколько мне известно, те ученые, которые занимались этими текстами, зафиксировали, что были определенные разночтения, и в некоторых местах греческий текст, действительно, отошел от более древнего. В этом отношении текстологическая правда не лежит безусловно на одной стороне. Но ошибки старообрядцев более грубые.

 Уния греками давно была отвергнута. Если они и колебались после Флорентийской унии до падения Константинополя, то, как только Константинополь взяли турки, никакой тени унии там не было. Турки в ту пору безусловно удаляли всяких латинских миссионеров, охраняя православие своих подданных, которых они именовали «гиурами» – собаками. Но они хотели, чтобы собаки оставались чистокровными без примеси латинской ереси.

Свойственно благочестию всегда при входе в храм не надевать роскошных одежд, если речь идет о мирянах. Другое дело – священство. Я думаю, что в этом отношении, относительная скромность и бедность, свойственная облачению старообрядческого духовенства, связана с их гонимым положением, а не с нестяжательством. Они прямее связаны с иосифлянством, как, впрочем, и линия канонических патриархов тоже. В этом смысле ни та, ни другая сторона при начале разделение не отвергала роскоши богослужебных облачений. А потом дела для старообрядцев стали складываться иначе.

Царь Алексей Михайлович и его преемники в бытовой сфере находились под влиянием носителей польской культуры, - не обязательно униатов, а и прямых католиков. Моды западные, католические в придворный обиход тогда входили, это правда. Но видеть какие-то особенные ухищнения и провоцирование со стороны униатов не стоит, потому что этого естественно было желать самому царю Алексею Михайловичу. Но в то же время государственного благоразумия вполне хватало, чтобы не начинать эту безнадежную войну. Турция, конечно, тогда была сильнее. А мечтания освободить Константинополь у него были и помимо всяческих подсказок со стороны. Князь Голицын – фаворит царевны Софьи – одевался как польский сановник. Он не носил бороды. Петр потом вызвал жесткую оппозицию со стороны ревнителей старомосковских нравов, но поначалу они его поддержали, поскольку он противостоял царевне Софье. А в ее окружении виделось заметное присутствие польского стиля.

 

 

Русская Церковь в XIX в.

На прошлой лекции мы говорили о секуляризации церковных земель, о введении в связи с этим монастырских штатов и о последствиях этого. Хотя, конечно, монастырские храмы не закрывались, когда упразднялись монастыри, но часто все равно приходили в ветхое состояние, потому что были удаленными от населенных мест и не посещались народом. В то же время, надо сказать, первоприсутствующий в то время в Синоде митрополит Гавриил Петров несколько иначе смотрел на дело чем многие архиереи – в особенности выходцы из малороссийских епархий. Он не особенно сожалел о том, что Церковь потеряла земли, и монастыри обнищали. Он находил в этом обнищании монастырей условия для развития в монашеских общинах подлинного аскетического духа, подлинной аскетической жизни. Поэтому он старался особенное внимание уделять бедным монастырям в глухих местах его епархии. А его епархия – Новгородская включала тогда значительную часть русского севера, в том числе и Карелию, где много тогда было таких монастырей. При нем начался расцвет Валаамского монастыря, например. И он приглашал из разных монастырей российских духовно опытных подвижников и старцев. У него была интересная переписка с настоятелем Саровского монастыря, где в ту пору начинал свое подвижничество великий святой синодальной эпохи преп. Серафим. Там и до преп. Серафима были подвижники высокой жизни. И он просил настоятеля монастыря Назария направить к нему в Петербургскую епархию одного из опытных и духовно мудрых монахов. Назарий же, чтобы удержать этого человека у себя, ответил митрополиту, что этот отец Феофан совершенный дурак, и от него никакого толку быть не может. Но митрополит писал в ответ, что умников у него много, пришлите все же вашего дурака. Потом он начал созидание уже пришедшего в упадок Валаамского монастыря.

Вообще в пору правления императрицы Екатерины проводилась несколько иная линия в подборе архиереев. Екатерина обнаружила, что выходцы из малороссийской епархии менее удобны для нее, потому что они склонны более твердо отстаивать автономию Церкви, ее привилегии, ее имущество. А выходцы из российских епархий обыкновенно были более компромиссны и податливы, отчасти потому, что не имели того упорства и твердости, а отчасти потому, что в большей мере сочувствовали российским государственным интересам и не имели стимула противопоставлять интересы Церкви политике правительства. Поэтому Екатерина старалась, чтобы на кафедры в разные епархии назначали выходцев из российских епархий. За этим стояло и объективное положение дел, не связанное прямо с ее взглядами. Дело в том, что огромное преобладание малороссийского епископата связано было с тем, что Киевская Академия была хорошо поставленной школой. Только к концу XVIII века лучшие великороссийские школы – Славяно-Греко-Латинская Академия, Троицкая семинария, Александро-Невская семинария в Петербурге – встали на уровень Киевской Академии и готовили ученых монахов, которые могли считаться способными занимать архиерейские кафедры. В XVII веке не требовалось такой учености от кандидата в епископы. Совсем не обязательно было епископу свободно знать латинский язык. Но в XVIII веке это считалось совершенно необходимым. Утвердился некий стандарт ученого монаха, которому лучше всего соответствовали выпускники Киевской Академии. Коль скоро эта ситуация изменилась, то возникла возможность более разнообразно подходить к замещению архиерейских кафедр.

Другой выдающийся архипастырь конца XVIII века – митрополит Платон Левшин. Они были друзьями с митрополитом Гавриилом. Одно время они вместе были в Троице-Сергиевой Лавре. Они были близки, хотя были людьми разного характера. Митрополит Гавриил считался человеком замкнутым, склонным к уединению и малообщительным, а митрополит Платон напротив был очень общителен, остроумен. Например, известный французский писатель и философ Дидро встречался с митрополитом Платоном. И в самом начале беседы Дидро, чтобы не возникало недоразумение, сказал: «Знаете ли вы, высокопреосвященный владыко, что философ Дидро атеист?» Митрополит Платон ответил: «А что в этом такого удивительного и нового? Еще псалмопевец Давид сказал «несть Бога! рече безумен в сердце своем». Дидро рассмеялся, и беседа у них получилась непринужденной при таком радикальном различии во взглядах.

Митрополит Платон был исключительно красноречивым и талантливым проповедником, причем, умел говорить не только проповеди, но и речи при разных церковных и церковно-государственных событиях. Сохранилось воспоминание о том, как особенно красноречиво он говорил слово в день памяти императора Петра. Он возвеличивал подвиг его государственного служения, и так сильно это воспринималось слушателями, что при словах «восстани из гроба и посмотри, как процветает Россия после тебя благодаря твоим трудам», народ как-то даже дрогнул, - а вдруг и правда встанет. А не лишенный юмора сановник Разумовский сказал своему соседу на украинском языке: «Як встане, так усих нас достане». Петр очень не любил всякого казнокрадства и вольного распоряжения государственной казной в личных интересах, чему свободно предавались вельможи екатерининской эпохи.

Затем наступило кратковременное царствование Павла. Я не буду обращаться к политической стороне событий. Думаю, что все вы приблизительно представляете, как долго его императрица старалась держать подальше от престола, и что он сам чувствовал к своей матери.

Павел I был человеком религиозным в отличие от своей матери, которая, хотя часто и видимо искренне говорила о пользе религии, но сказать, чтобы она была религиозна, нельзя. Вероятно, у нее было религиозное мировоззрение, но деистического характера. Живого религиозного чувства, живой религиозной совести в ее государственных деяниях и в личной жизни не просматривается. Павел же был человеком живой религиозности. Но, кажется, его религиозные взгляды отдавали каким-то католическим тоном. В самой его политике проявлялось желание иметь союзником папу. Это было время плодов революции. Шла война старой Европы с революционной Францией. И в этой войне император Павел очень хотел создать общеевропейскую коалицию и быть рядом с папой во главе этой коалиции. Известно, что он принял титул гроссмейстера Мальтийского Ордена. Но в какой-то момент он переориентировал свой политический курс. И очень вероятно, что от его убийства нити тянулись не только к недовольству екатерининских вельмож, оказавшихся в опале или ожидавших ее, но похоже, что к этому прикосновенно английское посольство. Это возможно потому, что внезапно в последний момент он вдруг переориентировал свою политику на поиски союза с Наполеоном.

Для Церкви он сделал много хорошего. В частности это касается положения духовенства. Он, во-первых, повысил оклады монастырям. Шла инфляция, и оклады, закрепленные в твердых суммах и составлявшие во время секуляризации примерно четверть доходов с церковных земель, ко времени императора Павла составляли уже только седьмую часть этих доходов. Павел компенсировал потери, вызванные инфляцией. Он, на сколько это было возможно, заботился и о приходском духовенстве. Тогда, конечно, невозможно выделять из казны средства для содержания приходов, но какую-то помощь он старался оказать и приходскому причту. Он изменил и правовое положение духовенства. В России при Екатерине только дворяне получили такую привилегию, как свобода от телесных наказаний. Раньше и у дворян этой привилегии не было. Теперь даже приговоренные к уголовному наказанию дворяне и лишенные уже дворянства все-таки, как бывшие дворяне, телесному наказанию не подвергались. Хотя, обыкновенно уголовное наказание включало в себя не только ссылки и каторжные работы, но и телесные наказания – смертельно опасные и унизительные. Эту привилегию – свободу от телесных наказаний – император Павел распространил и на духовенство, правда, только на священнослужителей, не на псаломщиков и пономарей.

Затем начинается эпоха Александра I. Александр I, как человек религиозный претерпел революцию. До войны 1812 года он был одним человеком, а после войны стал другим. До войны 1812 года это был человек воспитанный своей бабкой в духе либерального скептического отношения к религии, в духе полного равнодушия к религии. Его законоучитель писал о том, что его главной заботой было императора не утруждать и не очень морализировать, а преподать какой-то минимум знаний, не влияя на сердце подростка. А иные настроения, существовавшие при дворе его отца Павла, его практически не задели, потому что он воспитывался отдельно от отца при бабке. Но события войны 1812 года вызвали в нем внутренний переворот. Он сам писал о том, что на полях Бородина, видя сожженную Москву, изгнание французов из Москвы, он как бы воочию пережил действие Благодати Божией, действие Промысла Божия в истории.

С тех пор он стал человеком религиозным. Но религиозность его была своеобразна. Он чрезвычайно много читал западных мистиков – литературу, граничащую с оккультистской. Это была христианская мистика, но не церковная христианская мистика. Он не только читал книги, а стремился иметь и некий опыт подобного рода. Поэтому он охотно беседовал со всякими провидцами, духовидцами – людьми экстатического религиозного опыта. Он любил беседовать с нашими русскими скопцами, с квакерами. А с этим связано и другое обстоятельство. Примерно ту же эволюцию вслед за ним проделал и обер-прокурор Святейшего Синода князь Голицын. В первое время царствования Александра несколько обер-прокуроров сменилось. Был граф Хвостов, граф Мусин-Пушкин. Но Голицын практически все время царствования Александра стоял во главе этого правительственного ведомства, которое занималось делами церковными. Поэтому так же равнодушный к религии в довоенные годы – он стал религиозным, но так же своеобразно религиозным, как и император.

В России было открыто отделение Британского Библейского Общества. Библейское Общество ставило своей задачей перевод Библии на разные языки. При этом непременным условием было делать переводы не комментированными. В Библейском Обществе преобладала такая установка, что расхождения между разными христианскими конфессиями несущественны, затемняют суть дела. А настоящая христианская религия одна и та же. И акцент не должен делаться на этих различиях. Толкование же - всегда конфессиональное - рассматривалось как ненужное и вредное для развития подлинной сердечной религиозности. Это умонастроение процветало не только в Библейском Обществе, но так же в масонских ложах, которые в России возникли в первой половине XVIII века, процветали в эпоху Екатерины, Екатериной же запрещались, но были снова дозволены и после Александра I приобрели очень большое влияние. Большая часть сановников, влиятельных людей оказалась в той или иной форме причастна к масонским ложам. Весьма вероятно, что и князь Голицын входил в масонскую ложу, хотя, это до конца не ясно. Сам Александр в ложу не входил, но многими ложами рассматривался как покровитель и был чрезвычайно авторитетен.

Кажется, в ту пору масонские ложи имели иной характер, чем в начале XX века, когда в России произошла февральская революция. Конечно, и тогда они не чуждались политики. Декабристское общество через Союз благоденствия было связано с масонскими ложами. Но все-таки не особенно заметны такие своеобразные религиозно-мистические увлечения у масонов начала XX века. У масонов александровской эпохи такие увлечения были очевидны.

Это сплетение библейских обществ с масонскими ложами оказалось особенно опасным для сохранения чистоты православия в Русской Церкви. Дело в том, что библейские общества были поставлены так высоко в глазах высшей духовной власти, что практически все министры, все губернаторы и почти все архиереи должны были войти в них. Правительство в лице обер-прокурора, других министров и самого императора в оценке результатов деятельности того или иного правительственного или церковного сановника очень важное значение придавало тому, каковы успехи в распространении деятельности библейского общества. Имело значение, сколько чиновников в министерстве, чиновников в губернской администрации, священнослужителей в епархии записалось в библейское общество, сколько взносов они внесли, как это дело процветает. Направление же библейского общества было подчеркнуто антиконфессионально. Следовательно, и само полемическое отстаивание православных догматов воспринималось как действие, идущее вразрез с видами правительства.

Был даже такой случай, когда цензор получил выговор за то, что пропустил в печать статью, в которой автор иронизировал по поводу писаний одного из известных немецких мистиков, где назначалась дата кончины мира – очень близкая дата.

В 1817 году была проведена административная реформа, которая очень обеспокоила тех епископов и священнослужителей, стоящих у кормила церковной власти. Было образовано министерство духовных дел и народного просвещения. Это министерство соединило канцелярию обер-прокурора, департамент иностранных исповеданий из министерства внутренних дел и министерство просвещения. И министром этого министерства назначили князя Голицына. А внутри этого министерства был департамент духовных дел и департамент просвещения. И то, что было оберпрокуратурой, стало теперь всего лишь отделением внутри департамента духовных дел. Рядом с этим отделением было и отделение католической церкви, протестантских церквей, ислама и т.д. Таким образом, в административном порядке Православная Церковь была поставлена наряду со многими другими конфессиями. Она, конечно, не утратила статуса господствующей, но это было сделано.

Князь Голицын стал представляться достаточно опасным для Православной Церкви. Первым бросил вызов ректор Петербургской Академии Иннокентий, который подал по этому поводу записку, где выразил свою тревогу о том направлении, которое приобретает деятельность князя Голицына. За этим последовала как будто бы почетная ссылка. Он был переведен в Пензу, – назначен правящим архиереем Пензенским. Из столицы он был удален и влияние потерял. В Пензе он очень скоро скончался.

Затем аналогичные действия предпринимает первописутствующий в Синоде митрополит Амвросий Подобедов. Он тоже пишет письмо императору, в котором настаивает на отставке князя Голицына. За этим последовала мера, которая предпринята была при императоре Павле по отношению к митрополиту Гавриилу. Поскольку император Павел не жаловал всех тех, к кому благосклонно относилась императрица, то и Гавриил в его глазах оказался не хорош. Как с ним обошлись? Разделили Петербургскую епархию на две – Петербургскую и Новгородскую. Новгородская формально имела приоритет. Из Петербурга его и удалили. Сейчас подобное было проделано с митрополитом Амвросием. Был назначен другой митрополит Петербургский, а он остался только Новгородским, хотя и остался первоприсутствующим в Синоде. Он тоже очень скоро скончался в Новгороде.

Назначили на Петербургскую кафедру митрополита Михаила Десницкого. Он был раньше архиепископом Черниговским. В этом назначении, которое выбрано было князем Голицыным, была допущена ошибка. Дело в том, что митрополит Михаил был настроен чрезвычайно мистично, но был настроен, как православный мистик. Он читал святых отцов, которые были учителями духовной жизни и учителями мистического опыта, но строго православного. Это была литература совсем не подобная той, которую писал Юнгшпилинг или Сведенборг. Это была мистика древних восточных отцов Макария Великого, Исаака Сирина, Иоанна Лествичника. Вскоре это обнаружилось, потому что и митрополит Михаил Десницкий оказался среди тех архиереев, кто был обеспокоен деятельностью князя Голицына и пытался добиться его отставки. Он тоже недолго оставался на Петербургской кафедре и умер в 1823 году.

Тогда обстановка несколько изменилась. Появились многочисленные полицейские данные о том, что в России существуют тайные политические общества. И достаточно ясно было, что эти политические общества связаны с масонскими ложами. И это вызвало в настроениях Александра I  колебания относительно той церковной политики, которую он проводил раньше. Поэтому он указал поставить митрополитом Петербургским митрополита Московского Серафима Глаголевского, который был откровенным противником князя Голицына и вообще всего этого направления. Поддержку он встретил со стороны некоторых влиятельнейших чиновников. Это были генерал Аракчеев и адмирал Шишков. А «застрельщиком» в этой борьбе оказался архимандрит Фотий. Он уже раньше предпринимал решительные действия. Он обличал князя Голицына будучи законоучителем в одном из военных училищ в Петербурге, за что был выслан в Новгород архимандритом Юрьевского монастыря. А там он познакомился с графиней Орловой -–самой богатой российской помещицей тех лет – дочерью графа Алексея Орлова. Она оставила огромное наследство, завещанное монастырям, так как не была замужем. Эта благочестивая старушка очень близко к сердцу принимала церковные дела, сочувствовала архимандриту Фотию и соглашалась с тем, что есть опасность в деятельности Голицына. Образовался некий фронт борьбы с князем Голицыным.

Архимандрит Фотий, будучи противником инославного, внеконфессионального мистицизма, сам был заражен апокалиптическими настроениями. Поэтому оказалось очень удобным через него подействовать не только на политический разум царя, но и на его религиозные живые чувства. Сумели устроить его встречу с императором. Он говорил, что князя Голицына надо убрать, иначе в России будет революция, и вообще скоро все разрушится, чем напугал царя. Затем была уже настоящая акция. Архимандрит Фотий неожиданно для князя Голицына встретился с ним. Князь подошел под благословение. А Фотий сказал, что благословения не даст, потому что по распоряжению князя издана книга, где говорится, что духовенство – слуги антихриста. Он сказал, что благословения такому человеку дать не может, если тот не покается немедленно, а иначе будет проклят. Князь возмутился и разгневался, а архимандрит Фотий закричал, – анафема, анафема, анафема!

Затем последовали донесения и со стороны Голицына, и со стороны архимандрита Фотия. Тогда к императору явился митрополит Серафим и сказал, что если Голицын не будет немедленно уволен, то он подает в отставку, уходит на покой и не останется митрополитом. Император Александр дрогнул. Он подписал указ об увольнении князя Голицына и об упразднении этого министерства. Административно все вернулось на прежнее место. А митрополит Серафим был назначен председателем библейского общества. За несколько месяцев он его деятельность свернул.

Но Библейское Общество занималось и переводами Библии на разные языки России – своим прямым делом. В 1814 году у императора Александра возникла идея, что есть необходимость и в переводе Библии на наш отечественный русский язык. Эта идея тоже оказалась пререкаемой. Одни считали, что нужно перевести, чтобы всякий грамотный мог читать Слово Божие. Тогда были предприняты опыты перевода Библии на русский язык. Переведены были четыре Евангелия, Псалтирь и некоторые другие книги. В этом деятельно участвовал тогда еще архимандрит, а после перевода митрополита Серафима на Петербургскую кафедру – архиепископ Московский Филарет. Митрополитом он стал в 1826 году при коронации императора Николая I.

Прекращение деятельности Библейского Общества обозначало и прекращение деятельности по переводу Библии на русский язык. Митрополит Серафим был противником перевода так же как и два других архиерея, которые последовательно занимали тогда Киевскую кафедру – митрополит Евгений Болховитинов и митрополит Филарет Амфитеатров. Но московский митрополит Филарет был ревностным сторонником перевода Библии на русский язык. У него вызвало очень горестное чувство то обстоятельство, что не только прекратились дальнейшие переводы, но и сделанные уже переводы были сожжены, так что только разрешалось часть оставшегося тиража Нового Завета употреблять в тюрьмах. А вне тюрем совершенно запрещено было употреблять русский текст Нового Завета.

Император Александр сразу же скончался после этих событий. А Курс императора Николая был противоположным во всех отношениях тому курсу, который был у императора Александра в течение большей части его правления. Но это фактически было продолжением его политического курса последних месяцев. Масонские ложи были уже закрыты Александром, но здесь их постарались совершенно искоренить. Естественно, что это все было последствием еще и декабрьского восстания.

В церковной политике проводилась охранительная линия. Но охранение это было, как считал митрополит Московский Филарет, в духе возвращения к схоластике XVIII века, к тем началам, которые были заложены в послеперторвскую эпоху. Филарет двойственно смотрел на духовную жизнь Александровского века. С одной стороны и он разделял опасения за чистоту православия, но с другой стороны он видел и нечто обнадеживающее в том возрождении живого религиозного чувства в образованной части общества, которое тогда проявлялось. Поэтому опасения и страхи перед всякой мистикой с его стороны вызвали такую оценку: «Дым ест глаза, а они говорят, - как опасен огонь!»

В этом отношении происходило нечто странное. Вообще чтение Священного Писания показалось опасным, - не породит ли оно некие религиозные фантазии и не приведет ли к состоянию прелести. И в какой-то момент было вообще запрещено читать Библию воспитанникам военных корпусов под тем предлогом, что кто-то из юнкеров прочитал и сошел с ума. Такие моменты имели место.

Проводником политики императора Николая в церковной сфере стал обер-прокурор Протасов. Он был обер-прокурором с середины 30-х годов до смерти императора Николая. Это был почитатель и любимец императора. Он был из гвардейских офицеров, который из отставных военных стал высокопоставленным чиновником. Он проводил линию укрепления бюрократических основ церковного управления. Надо было хорошо поставить дело в духовных консисториях, надо, чтобы была безукоризненная дисциплина, во всех делах должна быть строгая отчетность. Это был дух николаевской эпохи, который называют духом бюрократизма, всесилия канцелярий. Он проводил это в церковной жизни очень последовательно и часто наталкивался на сопротивление митрополита Филарета. В 1842 году митрополит Филарет удалился в Москву и больше никогда не участвовал в заседаниях Синода, оставив за собой звание члена Синода, для прекращения несогласия в Синоде. Бывали сложные дела, по которым митрополиту Филарету присылали бумаги, потому что иногда только он мог найти мудрое решение, которое затруднялись найти другие члены Синода.

На рубеже 30-40-х годов Протасов провел реформу духовного образования. Я не сказал о реформе более ранней, проведенной в 1808-1809 годах. Она имела кардинальное значение в истории русской духовной школы. Реформа эта заключалась в том, что высшее богословское образование было отделено от среднего. Дело в том, что старая семинария и академия различались не тем, что это были высшие и низшие ступени. Академия – это было почетное наименование той же семинарии, но были школами одного уровня. Теперь же это было решено отделить. Школы со старыми учебными планами решено было сделать семинариями. А академии надстраивались над старой школой, как четырехлетняя высшая богословская школа.

Киевская Академия была по типу обучения старой иезуитской школой. Она распространилась и укоренилась в Польше. Киевская Академия, хотя была школой православной, но с технической стороны она заимствовала эту схему обучения. Теперь же новая Академия за основу своего образовательного плана взяла современные ей богословские немецкие протестантские факультеты.

В начале реформе подверглась Петербургская Академия. Вернее, старая Академия стала семинарией, а над ней была надстроена новая Академия в1809 году. В 1813 году был первый выпуск. Он оказался удачным, и тогда реформировали Московскую Академию. Старую Славяно-Греко-Латинскую Академию сделали семинарией, а к ней присоединили, переведенную из Троице-Сергиевой Лавры, Троицкую семинарию. А часть преподавателей перевели в Лавру, где и возникла новая духовная Академия, которая называлась Московская Духовная Академия. Киевскую и Казанскую решено было просто переименовать в семинарии.

Протасов не проводил столь кардинальной реформы. Но он скорректировал учебные планы. Он счел, что в семинарии чересчур много теоретических дисциплин. Семинарское образование, считал он, должно быть ориентировано на практические потребности сельского пастыря. Поэтому нужно было побольше изучать богослужение, поменьше – теоретическое богословие. Что касается общеобразовательных дисциплин, - поменьше математики, вовсе ненужно философии, но побольше практических курсов. Он ввел основы медицины, агрономии, миссионерское дело.

Митрополит Филарет смотрел на это критически. Он считал, что это, конечно, верно, но в семинариях все же воспитываются абитуриенты академии. Поэтому уже семинария должна создавать хорошую базу для продолжения богословского и философского образования на академическом уровне.

Перейду к эпохе александровской. Поражение России в Крымской войне, видимо, более всего открыло путь к реформам. Все хорошо знают об отмене крепостного права. Но знаете вы и о судебной, и о военной реформе. Церковная жизнь тоже не была в стороне от такого рода реформирования. Проблемы были самые разные. Митрополит Филарет был сторонником возобновления библейского перевода. Только после смерти Николая I открылась возможность к возобновлению этого перевода. Переводы Библии, продолженные по настоянию митрополита, завершились уже после его смерти в 1869 году. Это дело перешло под покровительство Петербургского митрополита Исидора, и в 70-е годы перевод был закончен. В начале печатали отдельные библейские книги в богословских журналах, а потом издали в одной книге всю Библию на русском языке. И с тех пор мы имеем Библию в неизменном виде. Даже баптистские издания на русском языке пользуются этим синодальным переводом. Хотя в литературе есть много попыток его критиковать, даже дискредитировать, но пока лучшего перевода нет. Все иные переводы Библии на русский язык оказывались гораздо менее удачными.

Должен был решаться вопрос и о правовом положении духовенства. В российской жизни была серьезная проблема, связанная с сословностью духовенства. Эта сословность духовенства складывалась постепенно, но в XVIII веке она сложилась очень твердо. Что это значит? Дети духовенства принадлежали к духовному сословию. Речь идет и о взрослых детях. Даже те лица, которые не находились на действительной церковной службе, но по происхождению принадлежали к духовенству, принадлежали к духовному сословию до тех пор, пока не переходили в другое сословие, а часто они не переходили. Все время образовывался некий избыток лиц духовного сословия. Приходы не могли поглотить всех, кто рождался в этом сословии. Семьи были большими. Много лиц оказывались без мест – одни по своей неспособности, другие по лени, третьи потому, что действительно не было мест. Наиболее способные в XVIII веке находили себе применение как чиновники, как ученые. Но оставались и менее способные люди, которые оставались в духовном сословии до старости, живя у своих дядей, братьев, других родственников. Они находились в управлении Синода, хотя не были ни священниками, ни церковнослужителями, ни чтецами, ни церковными сторожами. В XVIII веке эти проблемы решались радикально и к большому страху духовного сословия. Временами проводились «растворы духовного чина», когда все, не находящиеся на действительной службе, забривались в солдаты. Особенно свирепыми эти растворы были при императрице Анне. И потом они проводились.

А в 60-е годы было образовано особое присутствие, в которое вошли и высокопоставленные чиновники, и члены Синода, и проблема эта была решена. Всякий достигший совершеннолетия сын священнослужителя или церковнослужителя, не учащийся в духовной школе и не находящийся на церковной службе, выписывался из духовного сословия. При этом вопрос был решен неожиданно благоприятно для духовенства. Поскольку в России все были приписаны сословиям, надо было этих людей к какому-то сословию приписывать. Дети священнослужителей в зависимости от положения и сана отца приписывались либо к личным дворянам, либо к потомственным или личным почетным гражданам, т.е. к высшему сословию. Вообще в России служба ценилась очень высоко. В наши времена даже самый заурядный артист, который мелькает на телевидении, часто воспринимается как несравненно более крупная личность, чем, скажем, генерал. В старой России было не так. Артисты императорских театров по сословию были только почетными гражданами, но не выше, в то время как артисты прочих театров были в том сословии, в каком родились. А всякий находящийся на военной службе в самом низшем чине становился личным дворянином, а на гражданской службе личное дворянство приобреталось начиная с чина коллежского асессора, что соответствовало военному майору. На военной службе уже подпоручик получал личное дворянство, из какого бы сословия он не вышел.

Духовенство получило достаточно высокие права. Что же касается детей церковнослужителей, то они записывались в податные сословия. Но податные сословия были разные. Социальное положение крестьян было очень разным. Если у сына дьячка есть капитал, чего, конечно, никогда не бывало, он мог записаться в купеческую гильдию. Если у него есть дом в городе, значит – мещанин. При этом лично они до конца жизни освобождались от подати. А в духовном сословии фактически остались только служащие в Церкви. В этом смысле, можно сказать, само сословие исчезло. Сословие состояло только из лиц этой профессии, имеющих службу, и их несовершеннолетних детей.

Ставился и вопрос о созыве Собора. Церковь сознавала, что управление церковное организовано не канонично, или канонически ущербно, нет первосвятителя, нет и соборов настоящих. Синод – это все-таки малый собор из лиц подобранных, на не полный архиерейский собор. В 60-е годы стало возможно обсуждать эту тему в печати. В то же время реально были проведены региональные архиерейские соборы в Казани, в Иркутске, в Киеве.

Эпоха Александра III. Эта эпоха для Церкви – это эпоха Победоносцева. Поэтому очень важно обратить внимание на личность и деятельность Победоносцева. Он был одним из немногих обер-прокуроров российских, который дело Церкви считал своим чрезвычайно важным личным делом. Это был очень серьезный, глубоко верующий человек. Он вел не только церковную деятельность. В свое время Победоносцев был самым влиятельным чиновником в России. Это был человек, который во время царствования Александра III, в первые годы царствования императора Николая влиял на то, что сейчас назвали бы идеологией правительственной. Его церковная деятельность не может быть оценена однозначно. С одной стороны, несомненно, ему надо поставить в заслугу, что он много заботился о том, чтобы поднять достоинство и социальный уровень духовенства сельского, рядового, лучше обеспечить его, авторитет его укрепить. Он заботился о религиозном образовании народа. Он явился инициатором и упорным проводником образования в системе церковно-приходских школ. В то время и иной тип школ открывался для народа – начальные школы в системе министерства просвещения. Но в этих школах учили выпускники гимназий или специальных учительских школ, которые были заражены нигилистическим, революционным духом, часто очень далекие от Церкви. И он считал опасным для народной нравственности, чтобы в этих школах учились дети народа. Поэтому он всюду поощрял открытие церковно-приходских школ, когда начальное образование давалось при приходе, под опекой и наблюдением местного приходского священника. Это тоже очень большая его заслуга.

Какие стороны его деятельности обер-прокурорской вызывают сомнение и заслуживают критической оценки? Он считал крайне опасным созыв Собора. Он опасался, что Собор может приобрести направление, какое мог бы приобрести парламент или иное законодательное собрание. Опасался, что и церковный Собор может оказаться учреждением, подкапывающимся не намеренно под устои самодержавия в России. В своих же собственно религиозных взглядах он, кажется, пугался проявлений высокой, исключительной религиозности. Он скептически относился к деятельности св. Иоанна Кронштадтского, с осторожностью смотрел и на творения учителя духовной жизни свт. Феофана Затворника. И он был, как известно, противником канонизации преп. Серафима Саровского. Деятельность оптинских старцев тоже у него вызывала сомнение. Общий курс его деятельности, который соответствовал политике Александра III, заключался в том, чтобы удержать Россию от разложения и от перспективы революции, которая ему казалась очень и очень реальной. Ему принадлежат, кажется, слова: «Россию надо подморозить, чтобы она не протухла».

Еще известен один его жест – очень красноречивый и много говорящий. Когда ему говорили о том, что то или иное действие правительства может вызвать негативную реакцию в общественном мнении или в печати, он сплевывал, и даже движением ноги показывал, как он уважает общественное мнение.

 

 

БОГОСЛОВСКИЕ КУРСЫ

ПРИ МОСКОВСКОЙ ДУХОВНОЙ АКАДЕМИИ

И ПРАВОСЛАВНОМ СВЯТО – ТИХОНОВСКОМ

БОГОСЛОВСКОМ ИНСТИТУТЕ

Протоиерей

Владислав Цыпин

 

 

История

Русской Церкви

Москва

2001

 

 

МОСКОВСКИЙ ПАТРИАРХАТ

 

Богословские Курсы

При Московской Духовной Академии