Накануне

Вторая половина XVIII в. отличалась ростом социальных протестов трудовых масс. Против необузданного и повсеместного стремления повысить феодальную ренту выступали владельческие, монастырские и приписные крестьяне, работные люди мануфактур. Усилению активности крепостных крестьян способствовали слухи о том, что после появления указов о секуляризации церковных владений, созыве Уложенной комиссии последует и акт об их освобождении. Екатерина II вынуждена была признать, что «заводские и монастырские крестьяне почти все были в явном непослушании властей и к ним начинали присоединяться местами и помещичьи» и всех их «усмирить надлежало». Неспокойно было и в районах Поволжья, Башкирии, в среде яицких казаков.

Предвестником движения Е. И. Пугачева стали волнения яицких казаков на далеком Яике, со строительством пограничных линий в Оренбургском крае и укреплением власти оренбургского губернатора лишавшихся исконных казачьих привилегий. У казаков постепенно было отнято право избирать атаманов, их стали призывать на обязательную службу в регулярные войска. Ограничения коснулись и экономической сферы, когда центральная власть покусилась на святая святых казаков: на свободную добычу соли и исключительно местными обычаями регулируемое рыболовство на Яике. Росли противоречия и внутри самого казачества, по имущественному положению давно уже неоднородного. Казаки, сидевшие на приносивших немалые выгоды выборных должностях, составляли так называемую послушную сторону, ревностно исполнявшую все указы Военной коллегии. Основная же масса казаков, не понимавшая невозможности сохранения казачьей автономии в условиях абсолютистского режима, составляла войсковую сторону, открыто противостоявшую не только произволу войскового старшины, но и всем распоряжениям Военной коллегии против казачьей вольницы. Конфликт обострился с набором казаков в легионные команды для войны с Турцией, когда казаки напрочь отказывались служить вдали от родных мест.

Ответ властей не заставил себя ждать. В Яицкий городок были введены правительственные войска; отчаянное сопротивление казаков, хотя и с большими потерями для регулярных полков, сломлено; ликвидированы казачий круг, должность атамана и старшин; все казаки поделены на полки и подчинены оренбургскому губернатору; вожаки подвергнуты жестоким наказаниям; на войско наложен огромный денежный штраф в 36 736 руб.

Казалось, что Яик усмирен, но то было чисто внешнее впечатление, и загнанный вглубь социальный конфликт ждал только своего часа и героя. Примечательная особенность ситуации была еще и в том, что за десятилетие с 1764 по 1773 г. в России (в том числе и в Заволжье) один за другим объявились семь самозванцев, выдававших себя за Петра III. Конец их был одинаково суров – публичные истязания и ссылка на каторгу. Сочувственные толки о них все это время имели широкое хождение. В народе твердо бытовала легенда, что император был лишен престола за радение к простому люду. Эти два обстоятельства позволили главнокомандующему в Москве М. Н. Волконскому впоследствии обоснованно заключить: «Если бы не попал сей злодей Пугачев на живущих в расстройстве бунтующих душ яицких казаков, то б никоим образом сей злодей такого своего зла ни в каком империи месте подлым своим выдумкам произвести не мог». Таким образом, восьмой по счету самозванец Емельян Иванович Пугачев, сумевший уловить специфику социальной обстановки на Яике, оказался удачливее своих предшественников.

Три этапа восстания

17 сентября 1773 г. казак донской станицы Зимовейской Е. И. Пугачев, примерно 30 лет от роду, публично объявил себя императором Петром III. Произошло это на хуторе Толкачевых перед 80 казаками, тут же присягнувшими ему в верности. В его царское происхождение они могли и не поверить – уж очень не соответствовали «высокородности» и его внешний вид, и манеры поведения, и просторечие. До этого Пугачев решился на отчаянно смелый шаг, признавшись казакам И. Н. Зарубину‑Чике, М. Г. Шигаеву, И. И. Ульянову, Д. С. Лысову, Т. А. Мясникову, М. Д. Горшкову и др., что он не император, а донской казак. Настроение казаков Пугачев угадал верно – их волновало не истинное его происхождение, а вполне земные вещи: «Пусть это не государь, а донской казак, но он вместо государя нас заступит, а нам все равно, лишь бы быть в добре… войсковому народу». Были и более откровенные суждения: «Нам какое дело, государь он или нет, мы из грязи сумеем сделать князя». Это говорил соратник Пугачева Мясников. Поэтому убеждать остальных казаков, что перед ними действительно «император Всероссийский», не пришлось. Таким образом, Пугачев – лишь своего рода символ, знамя борьбы. Для широких же кругов казачества и крестьян он был и до конца оставался «российским императором» Петром III. Этому во многом способствовало пожалование Пугачевым‑Петром III в первом своем манифесте яицкого казачества – застрельщика восстания – «землею и травами», денежным жалованьем и провиантом, свинцом и порохом, а также рекой Яик «с вершины до устья».

Сильным стимулом в определении отношения казачества к «государю Петру Федоровичу» служило и обещание прощения их «во всех винах».

18 сентября 1773 г. Пугачев с отрядом из 200 казаков направился к Яицкому городку, но на штурм хорошо укрепленной крепости не решился и, обойдя ее, двинулся вверх по Яику, не имея какого‑либо сложившегося плана действий. По ходу продвижения одна за другой захватывались крепости Яицкой укрепленной линии, гарнизоны которых становились под знамена повстанцев. Сопротивление повстанцам оказали лишь под Татищевой крепостью, после взятия которой пугачевцы устроили кровавую расправу над офицерами и дворянами. «Билову отсекли голову, – пишет А. С. Пушкин в «Истории Пугачевского бунта». – С Елагина, человека тучного, содрали кожу… жену его изрубили… Вдова майора Веловского, бежавшая из Рассыпной, тоже находилась в Татищевой; ее удавили. Все офицеры были повешены».

В главном опорном пункте линии повстанцам достались запасы продовольствия, вооружение, боеприпасы, денежная казна. У победителей появилась собственная артиллерия.

В начале октября Пугачев во главе почти 3‑тысячного отряда с 20 пушками подступил к Оренбургу. Губернатор И. А. Рейнсдорп успел принять меры к обороне города: поправлены защитные валы, в боевую готовность приведены гарнизон из 3,5 тыс. человек, 70 пушек. Поэтому попытка пугачевцев взять город штурмом не имела успеха. Пугачев, зная от перебежчиков об отсутствии в городе достаточных запасов продовольствия, принял решение: «Не стану тратить людей, а выморю город мором». Началась почти шестимесячная осада ненавистного казакам губернского центра.

Главной своей ставкой Пугачев избрал расположенную в семи верстах от Оренбурга слободу Берда. Сюда, в армию «императора Петра III», вскоре прибыли первые отряды башкир во главе с Кинзей Арслановым, затем марийцы, калмыки и представители других народов. Выступление башкир уже в первые дни восстания в поддержку Пугачева определено не только пожалованием их землями, водами, лесами, их «верой и законами», но и обещанием прощения прошлых «худых дел» (участия в предыдущих восстаниях).

На помощь осажденным были посланы полуторатысячный отряд генерала В. А. Кара и 1200 башкир во главе с Салаватом Юлаевым. Однако разделенный на части отряд самонадеянного генерала был по отдельности разгромлен пугачевским войском, насчитывавшим к этому времени с занятыми осадой Оренбурга силами более 20 тыс. человек. Кар с остатками разбитого отряда бежал от преследователей. Надежда же генерала Салават Юлаев тотчас перешел на сторону Пугачева. К «Петру III» присоединились и 1200 солдат, казаков и калмыков из разгромленного отряда полковника П. М. Чернышева. Сам полковник с 32 офицерами попал в плен, и их по приказу самозванца, под смех и улюлюканье повстанцев повесили. Лишь посланному на помощь осажденным бригадиру А. А. Корфу с 2,5 тыс. солдат удалось прорваться в Оренбург.

Между тем бегство Кара, по словам Пушкина, «пожертвовавшего честью для своей безопасности» и явившегося сначала в Казань, а затем в Москву, сделало невозможным далее скрывать происходившее и от собственных подданных, и от иностранных дворов. Причину, по которой следовало замалчивать неприятное событие, раскрыла сама императрица: «Этот ужас XVIII столетия, который не принесет России ни славы, ни чести, ни прибыли… Европа в своем мнении отодвинет нас ко времени Ивана Васильевича – вот та честь, которой мы должны ожидать для империи от этой жалкой вспышки». О том же она обеспокоенно писала А. И. Бибикову, недавнему маршалу Уложенной комиссии: «Для Бога вас прошу и вам приказываю всячески приложить труда для искоренения злодейств сих, весьма стыдных пред светом».

Неожиданное появление Кара в Москве позволило правительству трезво оценить размах движения и принять решение о посылке против мятежников полностью укомплектованные полки, а не разрозненные отряды. Первое крупное сражение спешно направленных в Оренбургскую губернию трех регулярных полков армии произошло 22 марта 1774 г. под крепостью Татищевой. Здесь 6,5‑тысячному войску генерала П. М. Голицына противостояли 8 тыс. пугачевцев, вооружение которых составляли в основном вилы, пики, рогатины, топоры и пр. Ожесточенный бой, начавшийся с трехчасовой артиллерийской дуэли, закончился разгромом пугачевского войска. Осада Оренбурга снята. Самому Пугачеву с пятьюстами казаками удалось уйти за Урал, в Башкирию. Так завершился первый этап восстания.

После похода пугачевцев по заводским районам Южного Урала, на втором этапе восстания их ряды пополнили горнозаводские рабочие и башкиры. Потерпев поражения под Троицкой крепостью от войск генерала И. А. Деколонга (у повстанцев более 5 тыс. убитых и плененных, потеряны обоз и артиллерия) и от отряда И. И. Михельсона, Пугачев повернул в направлении Казанской губернии. Появление Пугачева в губернии обеспечило приток новых сил в его «армию». Узнав о приближении Пугачева, осмелевшие крестьяне грабили и поджигали помещичьи имения, убивали их владельцев. «Петра III» повсеместно встречали колокольным звоном, хлебом и солью. Надежды на изменение своего положения в народных массах были столь велики, что при подходе к Казани у Пугачева снова было около 20 тыс. человек. Ему противостояли 1500 солдат гарнизона под началом П. С. Потемкина, нашедшие убежище в городе дворяне ближайшей округи и 6 тыс. горожан.

12 июля город пал, но повстанцам, поддержанным городской беднотой и работными людьми суконной мануфактуры, овладеть кремлем не удалось. Помешали подоспевшие на выручку осажденным войска Михельсона, которые с помощью гарнизона разгромили плохо организованную и в основном подручными средствами вооруженную повстанческую армию. Более 2 тыс. пугачевцев убиты, 10 тыс. (!) пленены, около 6 тыс. разбежались. В плену оказался один из верных соратников Пугачева, атаман И. Н. Белобородов. Самому предводителю с двухтысячным отрядом опять удалось оторваться от преследователей. Якобы имевшимся намерениям Пугачева идти на Москву было не суждено сбыться.

Сражение под Казанью положило конец второму этапу восстания. Ему были присущи особенности, заведомо ослаблявшие силы повстанцев. В движении все отчетливее проявляются поначалу чуть притушенные чисто разбойные элементы. Пугачевские войска, не имевшие постоянного источника и механизма пополнения продовольствия и снаряжения, все чаще прибегали к простому и доступному средству: они грабили на заводах не только заводскую казну, но и население, забирая имущество, скот, продовольствие.

Изменилось отношение повстанцев и к заводам. Если вначале они сохранялись для производства пушек и ядер, то теперь, неотступно преследуемое правительственными войсками, воинство Пугачева оставляло за собой разрушенные и сожженные руины.

В этой ситуации неоднозначным стало и отношение населения заводов к повстанческим отрядам. Так, по подсчетам историка А. И. Андрущенко, к восстанию примкнули крестьяне и работные люди 64 заводов, выступили против – 28. Причем многие рабочие заводов, мобилизованные в пугачевские отряды в принудительном порядке, при первом удобном случае бежали.

По имеющимся подсчетам, из подвергшихся нападениям 89 заводов более 20 были сожжены или разрушены до основания, более 30 – остановлены и разграблены. 27 предприятий силами заводского населения удалось защитить от отрядов пугачевцев. Сумма понесенных заводовладельцами убытков достигла огромных размеров – 1 165 781 руб. Ущерб мастеровым, работным людям и приписным крестьянам (сожжены их дома, разграблено имущество) был также внушителен – 1 089 759 руб. В заводских поселках и приписных деревнях, «которые сожжены и пограблены совсем», погибли или пропали без вести 2288 душ мужского пола.

Третий этап восстания начался со вступления остатков пугачевского войска в районы помещичьего землевладения, где тысячи крепостных крестьян ждали только сигнала к действию. Таким сигналом послужил Манифест «Петра III» от 31 июля 1774 г., обращенный непосредственно к лицам, «находившимся прежде в крестьянстве и в подданстве помещиков». Время появления Манифеста далеко не случайно. Он мог родиться именно после перехода Пугачева на правый берег Волги, в районы «классического» крепостничества. Провозглашенные в нем лозунги движения, требования выдвигались и ранее, но здесь они впервые были умело сведены воедино, что значительно увеличило силу воздействия Манифеста на крестьян. Манифест освобождал крестьян от крепостной зависимости и «награждал» их «вольностию и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями, лесными, сенокосными угодьями и рыбными ловлями, и соляными озерами без покупки и без оброку», и освобождал «всех от прежде чинимых от злодеев‑дворян и градских мздоимцев‑судей крестьянам и всему народу налагаемых податей и отягощениев». Утопичность обещаний очевидна, но они привлекательны, ибо отвечают вековым чаяниям крестьянских масс. Этим, по замечанию историка В. И. Семевского, пугачевские манифесты сильно воздействовали на «самую чувствительную струнку населения» охваченных восстанием районов.

Не менее притягательным для крестьян была заключительная часть Манифеста, прямо призывавшая к торжеству произвола и насилия: «…кои прежде были дворяне в своих поместьях и водчинах – оных противников нашей власти и возмутителей империи и разорителей крестьян ловить, казнить и вешать, и поступать равным образом так, как они, не имея в себе христианства, чинили с вами, крестьянами. По истреблении которых противников и злодеев – дворян всякой может возчувствовать тишину и спокойную жизнь, коя до века продолжатца будет». Призыв услышан: при подходе к Саратову ряды повстанцев вновь достигли 20 тыс. человек. «Весь черный народ был за Пугачева, – пишет первый историограф крестьянской войны А. С. Пушкин. – Духовенство ему доброжелательствовало, не только попы и монахи, но и архимандриты и архиереи. Одно дворянство было открытым образом на стороне правительства». Результат известен – дворянские усадьбы запылали по всему Поволжью. По официальным сведениям, из 3 тыс. казненных в ходе восстания дворян бо́льшая часть пришлась на летние месяцы 1774 г. Так, из 1425 дворян Нижегородской губернии повешены или убиты 348, в Воронежской – 445 дворян, офицеров, чиновников и др. За неполные сутки пребывания Пугачева в Саратове повстанцами казнены 24 дворянина и 21 чиновник. Примерно то же наблюдалось и в других городах и селах края. Впрочем, столь же чудовищными по жестокости были и действия усмирителей. Архивные документы, свидетельства современников говорят о том, что повстанцы и правительственные войска едва ли не состязались в полном пренебрежении к человеческой жизни. По приказу командующего войсками П. И. Панина только с 1 августа до середины декабря 1774 г. казнены 324 повстанца, наказаны кнутом с урезанием ушей 399 человек, еще 1205 человек были жестоко биты плетьми, шпицрутенами, батогами. Из 6 тыс. плененных под Черным Яром наказания избегли лишь 300 человек. А поскольку подобные усмирительные акции проводились вплоть до августа 1775 г., то, по самым скромным подсчетам, число подвергшихся различного вида наказаниям достигало нескольких тысяч человек. Как пишут современники, «города, селения и дороги в Поволжье и Оренбургской губернии были уставлены по приказу Панина виселицами с трупами повешенных повстанцев, которых запрещалось снимать и хоронить месяцами». Обычной картиной стали плывущие по Волге плоты с повстанцами на виселицах. Все это было потом, а пока опасаются похода самозванца на Москву, где, как считали дворяне, «при самом отдаленнейшем еще приближении Пугачева… вспыхнет… пламя бунта и народного мятежа». Однако Пугачев понимал, что и по вооружению, и по выучке его теперешняя многочисленная «армия», в отличие от привычных к седлу и сабле казаков и башкир, небоеспособна. Кроме того, сам состав пугачевского войска постоянно менялся – разделавшиеся со «своим» барином крестьяне считали задачу исчерпанной и не желали продолжать поход в чужие края. Пугачев решает идти на Дон, к казакам. Расположенные на его пути неукрепленные города сдавались без сопротивления: с 23 июля по 6 августа захвачены Алатырь, Саранск, Пенза, Петровск, Саратов. Пугачев, неотступно преследуемый правительственными войсками, нигде подолгу не задерживается. Движение его воинства больше походило на бегство, что и отметил Пушкин: «Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием».

От Саратова Пугачев направился дальше на юг, к Царицыну. Предпринятая им попытка овладеть городом не удалась, а на другой день в единственный оказавший сопротивление самозванцу город вошли преследователи Пугачева. Ему стало ясно, что оторваться от них не удастся. Не оправдались и его надежды на донских казаков. Все они, за исключением нескольких сотен казаков, остались верными правительству.

Последнее сражение произошло у Сальниковой ватаги, в 40 верстах от Черного Яра. 24 августа 1774 г., несмотря на отчаянное сопротивление, повстанцы потерпели сокрушительное поражение от отборных и отлично выученных войск Михельсона. Только убитыми Пугачев потерял 2 тыс. человек, 6 тыс. человек взяты в плен, остальные рассеялись по округе. С отрядом из 160 яицких казаков сам Пугачев ушел в заволжские степи, вплавь переправившись на левый берег Волги с намерением вернуться в места, где началось восстание. Но шансов продолжить борьбу у него практически уже не было. После заключения мира с Турцией на подавление восстания спешили освободившиеся полки под командованием А. В. Суворова. К тому же в окружении Пугачева зрел заговор во главе с «преданными» ему Л. А. Твороговым, Ф. Ф. Чумаковым и другими, ценой выдачи самозванца властям вознамерившихся купить себе прощение. 15 сентября Пугачева обезоружили, связали и отправили в Яицкий городок. Из 186 участников казачьего круга, определявшего судьбу своего недавнего вождя, 154 высказались за его выдачу. Из Яицкого городка Пугачева в оковах и клетке, под усиленной охраной повезли в Москву.

Сенатом определен состав суда из 38 высших чиновников.

К суду помимо Пугачева привлечены 55 человек. Е. И. Пугачев и А. П. Перфильев приговорены к четвертованию, Т. И. Падуров, В. Т. Торнов, М. Г. Шигаев – к повешению, И. Н. Зарубин (Чика) – к отсечению головы.

Казнь состоялась 10 января 1775 г. на Болотной площади в Москве. По тайному указанию императрицы Пугачеву и Перфильеву сначала отрубили головы и лишь затем четвертовали, избавив от лишних страданий. В этом сказалось «милосердие» просвещенной самодержицы. Еще раньше в Оренбурге был казнен А. Т. Соколов (Хлопуша), в Москве – И. Н. Белобородов, в Уфе – И. Н. Зарубин (Чика). Салават Юлаев был бит кнутом, ему вырвали ноздри и сослали на каторгу. Остальным обвиняемым определено битье кнутом, батогами, вырывание ноздрей и либо каторга, либо поселение в отдаленных краях.

Девять подсудимых – организаторы заговора против Пугачева – освобождены от телесного наказания, но по решению Екатерины II отправлены на пожизненное поселение в Прибалтику.