«Период тестостерона»: Alice In Chains, Soundgarden

Первым гранжевым альбомом, завоевавшим огромный успех, был дебютник Alice In Chains – «Facelift», в то время как Soundgarden совершили прорыв со своим вторым альбомом, записанным на крупном лейбле, «Badmotorfinger». Каждая из этих групп переживала первый крупный успех по-своему.

Дейв Дедерер: Alice In Chains были самой лучшей из всех тех групп. Такие песни. У них был наиболее самобытный звук, если вести речь о каком-то новом музыкальном направлении. А эти гармонии Джерри и Лейна… Джерри, вероятно, лучший гитарист всей той эры, его ни с кем не сравнить.

Криша Аугерот: Джерри очень талантливый музыкант, преданный своему делу. Девяносто процентов тех песен – его заслуга. Я помню, как он поставил мне восьмидорожечные версии песен с альбома «Facelift» [1990]. Они были абсолютно такими же, как итоговые версии – не было такого, что ребята пошли в студию и все переписали. Там уже изначально были все те же самые цепляющие риффы, очень впечатляющие. С вокалом Лейна эта группа была совершенно восхитительной.

Сьюзан Силвер: Они жили довольно сумасшедшей рок-н-ролльной жизнью, но были готовы взяться за ум и начать работать. Единственным, с кем было очень тяжело управиться, был их первый басист – он был уверен, что если подписываешься на крупный лейбл, то можешь идти и сорить деньгами. Остальные ребята относились к деньгам очень сознательно. Они понимали: то, что ты получаешь – это твои деньги, и от того, как ты с ними управляешься, зависит, с чем ты в итоге останешься. Дейв Джерден продюсировал эту пластинку, и в плане разумного распоряжения финансами от него не было никакой помощи. Наоборот, он говорил: «Идите в музыкальный магазин и берите, что хотите, пусть запишут на ваш счет». У нас с ним было несколько стычек. Ребята записывались в Лос-Анджелесе.

Янни «Джонни» Баколас: Что касается их успеха, я думаю, Лейн был счастлив. Он был похож на меня – хотел заставить маму гордиться собой, показать всем, чего он достиг. «Посмотрите на меня, я не какой-нибудь неудачник». Потому что прежде, до того, как их подписали на лейбл, он жил в машинах долгое время, устраивался на всякие странные работы, и я думаю, родители очень его осуждали. Потом внезапно он смог получить этот контракт с Columbia Records, и мнение о нем изменилось.

Шон Кинни: [На дебютном альбоме «Facelift»] я играл сломанной рукой – сломал ее незадолго до записи. Я почти не играл на репетициях перед записью – они взяли барабанщика Mother Love Bone, Грега Гилмора. Я сидел там, показывал ему одной рукой, что и как нужно делать. Пришел Дейв Джерден, и они стали пытаться сыграть все вместе. Он сказал: «К черту, давайте прекратим. Так же, как раньше, не получится». К счастью, мы взяли маленький перерыв. У меня был гипс, но я решил: «Не могу такое пропускать», и снял его прямо в студии. Поставил ведро льда рядом с ударной установкой, охлаждал руку с помощью него и играл сломанной рукой. Я постарался, чтобы такого больше не случалось; наш первый прорыв, а у меня такой облом.

Нэнси Лейн МакКаллум: Лейн позвонил мне через день после того, как дал мне «Facelift», и спросил: «Ну, что думаешь насчет альбома?» И я сказала: «Я думаю, там есть песня, которая «выстрелит», она называется «Man In The Box». И он сказал: «Мам, я написал эту песню». Я ответила: «Лейн, она так прекрасна!» Но я не знала, что он и был тем самым «человеком в коробке». Уверена, на самом деле он очень хотел, чтобы я это поняла.

Криша Аугерот: Alice In Chains – я тусовалась с ними в течение одного лета. Не помню точно, какой это был год, но я была с Джерри – мы то встречались, то расходились, и также я общалась с Демри [девушкой Лейна Стэйли]. Мы ходили на пляж каждый день в то лето в Магнусон Парк, торчали там, делали барбекю. Всё лето было как одна сплошная вечеринка. Это было время свободы и любви. Помню, как у них появился их первый автобус для туров. Alice In Chains выступали с концертом в Vogue. Снаружи их дожидался этот большой тур-автобус, на нем был нарисован краской символ Corvette или что-то такое же дурацкое. Это был, наверное, один из самых дешевых автобусов, которые можно было найти; совершенно убитый. Но они все как с ума посходили, тут же залезли внутрь. Они были готовы сорваться с места и быть рок-звездами.

Джерри Кантрелл: Мы были отличной живой группой. У нас было очень много энергии, а Лейн был действительно потрясающим фронтменом. Мы с Майком и Шоном были как тасманские дьяволы – трясли головами, как сумасшедшие, носились везде. Из всех групп мне всегда особенно нравилась наша способность не просто отыграть материал хорошо, но и сделать шоу, перенести эту энергию на сцену. И в то же время у нас всегда был подход в стиле «да плевать». Если был какой-нибудь гиг, на который не соглашались другие – например, Soundgarden не стали бы разогревать перед Poison в Seattle Center Arena, то мы соглашались на всё, что угодно. Мы играли с любыми группами – такой был у нас настрой. Неважно, какая там музыка: если у нас есть возможность выступить перед людьми, мы уже там. Мы разогревали перед Helix, Poison, Warrant – такими группами, которые уже были на грани выхода в тираж, или теми, на которых мы сами выросли.

Майк Айнез: Первый раз, когда я увидел Alice In Chains, был в пустом Long Beach Arena – это было одно из шоу, организованных радио KNAC, где играла сотня групп. Я проходил мимо сцены и увидел Alice In Chains. Я подумал: «Эта группа – офигенная». И я не мог отвести взгляд от Лейна, он был совершенно неотразимым фронтменом.

Джерри Кантрелл: Опять же, начинали мы с реально отстойного тура – разогревали перед Extreme в течение тридцати дней. Господи Боже. Некоторые ребята там были клевые, но были и другие, очень эгоистичные. Под конец этих тридцати дней мы уже думали: с нас хватит. Нам пришлось поиграть и на пустых площадках – у них тогда еще не вышел их хит «More Than Words». Нас оценивали, что мы можем и чего не можем, выступая перед их аудиторией. Я помню, что там нельзя было пить и курить на сцене, потому что их вокалист выступал босиком. Так мы напились, разбросали мусор везде, накурили. Мы такие: «Ну и что вы нам сделаете, выгоните нас? Это последний гиг!» Майк Старр в итоге понервничал, и его вырвало. Кажется, он выпил пива перед этим, так что он заблевал всю ударную установку. Это был наш последний гиг с Extreme, после чего мы отправились к Игги Попу – это уже был отличный шаг вперед.

Грант Алден: У нас в журнале The Rocket никогда не было больших статей об Alice In Chains, потому что я их ненавидел. Я делал все, что было в моих силах, чтобы уничтожить их карьеру. Ну, мы все видим, как я отлично поработал.

Джерри Кантрелл: Думаю, первой «золотой» пластинкой из Сиэтла был «Facelift».

Кэти Фолкнер: Многие люди на радиостанциях по всей стране пугались – не только из-за названия группы, но из-за того, что они звучали слишком тяжело. Мне звонили из Нью-Йорка и говорили: «А вы не боитесь ставить в эфир «Man In The Box»?» Я отвечала: «А чего тут бояться? Она классная!» Это мое первое воспоминание о группе – то, как поначалу радиостанции боялись ставить их в эфир.

Сьюзан Силвер: Они дошли до того уровня, когда уже могли играть в Moore Theatre, где вместимость – полторы тысячи человек. Они там выступили, и это было очень круто. Это еще и было снято на камеру. Донни Иеннер подал идею выпустить 40 000 копий с концертным видео с «Facelift» на VHS, и одновременно с этим «Man In The Box» стал хитом на радио. После миллиона проданных копий группа оказалась «нанесена на карту».

Джерри Кантрелл: «Man In The Box» стал хитом, и все изменилось. Мы продали полмиллиона пластинок. Мы были в туре восемь долбаных месяцев, и продали 40 000 копий. Потом эта песня выстрелила, и бум, понеслось. Я разговаривал с представителями лейбла, и сейчас все очень удобно забывают тот факт, что никому не понравилась эта песня в свое время [смеется]. Все считали, что она слишком медленная, похоронная. Была даже дискуссия о том, что может быть, ее не стоило бы включать в альбом, но мы сказали: «Да пошли вы – эта песня охренительна».

Шон Кинни: Я думал, что хитом скорее будет «Sea of Sorrow». Были и другие песни, такие как «Sunshine», с более радио-ориентированным мотивом. Просто почему-то именно эта прицепилась. Кто-то кому-то заплатил, наверное! Разве не так это работает? Кто-то кому-то отваливает кучу денег, чтобы эту песню все время везде крутили [смеется].

Джерри Кантрелл: «Man In The Box» стала популярной в середине тура Clash of the Titans – это чертовски тяжелый был тур, мы разогревали перед Slayer, Megadeth и Anthrax. У них был постоянно меняющийся сет хедлайнеров, но при этом фанаты Slayer перекрикивали всех остальных на стадионе. «Slayer, Slayer, Slayer!» Я помню, как мы играли в Red Rocks, и площадка была построена так, что можно было кинуть что угодно и добросить до сцены с определенного расстояния. Это был один из знаковых моментов для группы. Это была бойня, чувак. В нас начали кидать все подряд, как только мы вышли на сцену. Просто, сука, поверить невозможно. Мы играли, постоянно оглядываясь, глядя, как в нас летит всякое дерьмо, пытаясь избежать удара, не убегая со сцены. После какого-то времени, пока нас забрасывали всем этим дерьмом, - я не знаю, как это сделали, но они протащили бутыль какой-то жидкости и кинули в нас. Она прилетела прямо на ударную установку Шона.

Лейн пиздецки разозлился. Он начал хватать все подряд и кидать обратно в аудиторию. Он прыгнул на заграждения, начал плеваться, бросаться всяким дерьмом и посылать людей, так же как они делали с нами. Мы все стали повторять за ним, кидать им прямо в лица все то дерьмо, что они кидали в нас. И так закончили наше выступление. Мы такие: «Нахер, лучше уйдем отсюда, нас тут убьют». После этого была куча фанатов Slayer рядом с нашим автобусом. Мы подумали: «Вот дерьмо, они здесь». Пошли к автобусу – а они преграждали нам путь, не давали пройти – и в итоге они сказали: «Вы, ребята, нормальные. Вы не струсили».

Эдди Веддер: Было интересно наблюдать, как эта группа могла менять настроение толпы; мы ездили в наш первый маленький тур с ними. Не то чтобы там были какие-то замороченные декорации или что-то такое, это были в основном маленькие площадки. Дело было именно в песнях, которые меняли общий настрой. Особенно всякие «темные» вещи. Лейн – он всегда был в солнечных очках, его глаз было не видно, он носил эти очки постоянно на протяжении всего тура, в том числе по ночам во время выступлений. Если судить по его текстам, можно было подумать: «Ну, этого парня точно не стоит беспокоить какой-нибудь болтовней». И казалось, что узнать его поближе будет довольно сложно, но на самом деле достаточно было сказать ему пару слов, и оказывалось, что он очень вежливый, невероятно теплый человек, словно ребенок – в самом лучшем смысле. Контраст между тем, каков он был в жизни и тем, каким можно было его представить себе, отталкиваясь от его песен, был очень велик.

Нэнси Лейн МакКаллум: Alice In Chains играли на разогреве практически у всех кумиров Лейна. Я помню, он говорил мне, что кто-то из ребят восхищался ковбойскими ботинками Эдди Ван Халена, и Эдди купил им пару таких же. Иногда он говорил, у кого они играют на разогреве, и у меня не было ни малейшего понятия, кто это такие. Извини, Игги! [смеется]. Мне было чем заняться. У меня была семья, я растила детей. У всех нас в семье очень хорошее чувство юмора, но я всегда была очень серьезна в том, что касается детей. Я очень горжусь тем, что воспитывала своих детей. Так что это был мир Лейна. И да, он называл мне имена тех, с кем они играли, и я радовалась за него, потому что он и сам радовался. Было очень трудно поддерживать связь с группой, они вечно были недоступны… Тогда не было ни е-мейлов, ни сотовых телефонов. Они были в других часовых поясах, в других странах, были заняты на фотосессиях, на интервью, в самолетах, в турах и поездках.

Джерри Кантрелл: Я помню, как мы отправились в Нью-Йорк, я был с Лейном. Так совпало, что в ту же неделю я начал курить [смеется]. Наш альбом был на обложке журнала Billboard. Кажется, мы ехали туда, чтобы общаться с прессой. Мы с Лейном подобрали пару бездомных чуваков, которые торчали рядом с нашим отелем. Мы поговорили с ними и подумали: «Черт, у нас-то все хорошо», и пригласили ребят в наш номер. У нас был охренительный номер, мы заказали туда еды и бухла, тусовались с этими двумя бездомными чуваками всю ночь, а потом дали им билет на поезд, чтобы утром они могли уехать туда, куда им было нужно.

Мэтт Фокс: Когда в городе снимали фильм «Одиночки», я был в массовке. Alice были на Pier 48, что находится внизу на набережной – это большой старый пирс. Они снимали видео для песни «Would?». У нас у всех было поддельное пиво – для атмосферы – и, конечно, некоторые из нас притащили еще кое-что. Была маленькая вечеринка, и нам приходилось видеть, как они изображают пение «Would?» раз двадцать. Они сказали всем собраться на парковке около Seattle Center, а потом погрузили всех в автобус и отвезли туда, чтобы сохранить место в тайне и чтобы там не было слишком много народу.

Ван Коннер: Если говорить о разврате и распущенности, то они делали это так, что мы все на их фоне были католическими школьницами! Они были абсолютно неуправляемы, это бывало даже забавно. Впрочем, это послужило падению группы в конечном итоге.

Янни «Джонни» Баколас: Лейн говорил мне, что он начал злоупотреблять в туре с Van Halen. Именно тогда он познакомился с героином. Я спросил его: «Как это случилось?» Его точные слова были: «Джонни, когда я принял первую дозу, впервые в жизни я упал на колени и воздал благодарность Богу за то, что почувствовал себя так хорошо». С тех пор он больше не останавливался.

Марк Иверсон: Я видел Nirvana с Джейсоном Эверманом, а потом видел Soundgarden с Джейсоном Эверманом. Потом, соответственно, он ушел и оттуда, став, наверное, самым неудачливым человеком в шоу-бизнесе.

Мэтт Кэмерон: Джейсон Эверман записал с нами один сингл. Думаю, мы просто не сработались в музыкальном плане.

Ким Тайил: Он определенно мог делать все, что касалось музыки, но это не помогало объединению группы. Это был момент, когда мы с Крисом осознали, что вряд ли у нас получится быть в дороге все время. Было сложно – мы не ощущали себя одной командой. Иногда между нами все было хорошо; но в целом – мы не были заодно. Мы поняли, что нужно что-то менять, принимать какое-то решение. Крис предложил взять в группу Бена. Он думал, что это поможет нам вернуться на прежний уровень – личностно и творчески.

Мэтт Кэмерон: Мы прослушали его один раз, когда проводили прослушивания басистов, но выбрали тогда Джейсона. Так что когда с Джейсоном не вышло, мы все подумали: «Мы выбрали не того парня! Надо узнать, интересно ли это все еще Бену». К счастью, ему было интересно.

Ким Тайил: Это определенно дало нам творческий и эмоциональный толчок. Это была та самая искра, в которой мы нуждались – теперь мы чувствовали себя одной командой, вновь стали братьями.

Трейси Марандер: [Курт Кобейн] любил Soundgarden. В какой-то момент, когда они подыскивали другого басиста – думаю, это было перед тем, как Бен Шеперд присоединился к группе – Курт всерьез думал о том, чтобы уйти из Nirvana. Он хотел попробовать поиграть с Soundgarden, потому что они ему очень нравились.

Терри Дейт: Разная динамика – они были абсолютно разными личностями. Бен привнес в общую атмосферу огня, в то время как Хиро был скорее мозгом. Звучание группы не особенно изменилось, хотя Бен принес собственные песни, и вместе с ними - новый стиль создания музыки. Он отличался от того стиля, который был у Хиро. Группа к тому моменту выпустила четыре альбома, и я думаю, для всех было полезно получить немного свежих идей.

Бен Шеперд: Мы репетировали несколько недель, а потом отправились сразу в тур по Европе. Первым местом, где я сыграл, был Копенгаген, фестиваль Roskilde. У нас был трехнедельный тур, потом мы вернулись домой и уже были готовы ехать в следующий тур. Было похоже на прыжок прямо в огонь – совершенно потрясающе. Так чертовски весело. Шоу в Нью-Йорке в Beacon Theater с группой Danzig было одним из лучших концертов, когда мы играли «Beyond the Wheel». Потом я встретил парней из Queensrÿche и очень их выбесил. «Вау, никогда не видел прежде, чтобы кто-то так играл на басу!» А я такой: «Ну, значит, ты никогда не видел нас. Чего ты со мной разговариваешь?» Потом я пошел, скрылся у себя в номере и в темноте курил сигареты.

Кен Стрингфеллоу: Мы разогревали перед Soundgarden на фестивале Bumbershoot. На местном уровне они были очень популярны, но на национальном уровне все еще оставались «клубной» группой. Обычно хедлайнеры фестиваля играли в Колизее, и Soundgarden были хедлайнерами, но стали ими по случайности, потому что The Psychedelic Furs не смогли выступить. Soundgarden поставили им на замену, что было большим риском. Понимаете, выступать перед 15 000 человек на тот момент было для Soundgarden довольно напряжно. Но они проделали отличную работу. Несколькими годами раньше на этом фестивале выступали Spinal Tap, и оставили там реквизит - огромный рогатый череп со светящимися глазами. Soundgarden подняли его над своей сценой.

Девид Мейнерт: Кажется, именно это шоу вознесло их к самой вершине. Это был момент, когда я понял, что начинает происходить что-то намного более значительное, чем прежде.

Сьюзан Силвер: Это был скорее такой «тестостероновый» период, можно так сказать. Все стало происходить очень быстро.

Мэтт Кэмерон: Мы столько репетировали, что чуть не подыхали. Мы записали многое из того, что потом появилось на альбоме «Badmotorfinger» [1991] в студии нашего друга, «Avast!» Наш давний звукоинженер, Стюарт Халлерман, разрешил нам отсидеться в его новой студии на протяжении трех или четырех месяцев, и мы там репетировали, работая над музыкой. Потом мы приехали в Саусалито, Калифорния, где записывались в Studio D – нам ее предложили Faith No More. Мы снова воспользовались услугами Терри Дейта. Мы особо не бывали в городе, работали, не покладая рук. Записали бас и барабаны здесь за две недели, потом поехали опять в Сиэтл и сделали там наложение гитар и вокала в Bear Creek Studios в Вудинвилле, Вашингтон. У них там еще жил очень классный джек-рассел-терьер. Те сессии звукозаписи были очень быстрыми и эффективными.

Терри Дейт: Это была весна или лето – мы играли в какую-то игру с фрисби. Двое ребят шли на разные концы поля, кто-то кидал фрисби в воздух, а другой кидал в него футбольный мяч, одновременно пытаясь поймать фрисби. В итоге приходилось ловить все одновременно. У меня есть видео с этой игрой. Помню, как к нам туда пришел Эдди Веддер с самыми первыми тестовыми миксами песен с первого альбома Pearl Jam. Он очень переживал, хороши они или нет.

Мэтт Кэмерон: «Badmotorfinger» имеет намного более мрачное звучание. Гитары стали более тяжелыми. Микшированием занимался Рон Ст. Гермейн, он сделал много пластинок, которые нам нравились, например «I Against I» от Bad Brains. Он смикшировал нам ударные всухую, и сделал очень громкий бас – это был хороший звук. Реально другой, чем на «Louder Than Love».

Терри Дейт: Они чувствовали, что «Louder Than Love» был чересчур гладким, а им хотелось чего-то более экспрессивного. В то время большая часть музыки, которую я делал, и которую они делали, не получала большой радио-ротации. Никто не воспринимал нас всерьез. Что давало свободу делать все, что мы хотим. У меня не было никаких ожиданий, я просто знал, что это хороший альбом.

Ким Тайил: Мы понимали, что еще до выхода альбома нужно будет выпустить синглом «Outshined». Хотя я больше думал про «Somewhere» или «Mind Riot». Я не знал, какая песня имеет больший потенциал именно как сингл – я особо не слушал радио и не смотрел MTV. У меня даже не было кабельного до 1994 или 1995 года. Поэтому наши видео я смотрел только в туре в отелях.

Сьюзан Силвер: Становилось очевидно, как менялась индустрия; A&M проявили готовность действительно помочь Soundgarden с продвижением. Если бы лейбл не оказал нужной поддержки, может быть, «Outshined» не получил бы достаточной радио-ротации. MTV тоже могло бы ставить в эфир этот трек недостаточно часто. В общем, это была великолепная песня, и все обстоятельства сложились таким образом, что ее продвижение тоже было достойным.

Мэтт Кэмерон: У нас был этот восьмимесячный долбаный тур с Guns N’ Roses по всем Штатам. Потом мы были с ними в Европе какое-то время. Потом поехали в тур со Skid Row – мы тогда были в «металлических окопах», так сказать, отдавали долги. Мы были главной разогревающей группой в 1991-1992 годах.

Сьюан Силвер: Когда мне позвонили с предложением для группы поучаствовать в туре с Guns N’ Roses, я была очень рада, и мне не терпелось сообщить об этом ребятам. Я отправилась к ним, и с собой несла кучу футболок в коробке, которые мне тоже нужно было им показать. Пришла в эту студию «Avast!», они там записывали какие-то би-сайды. Я еле сдерживала себя. «Ребята, угадайте, что? Вам сегодня предложили тур с Guns N’ Roses!» В ответ – мертвая тишина. Наконец, Ким говорит: «Ну, а в коробке что?»

Скотти Крейн: Аксел Роуз упомянул Криса Корнела в Rolling Stone как «великого певца, на которого стоит обратить внимание… из какой-то сиэтлской группы под названием Soundgarden». Я перефразировал, но смысл был такой.

Колин Комбс: Я любил очень многое из той музыки, которая выходила в Сиэтле. Когда я работал на Аксела, время от времени он просил меня подогнать ему тоже какой-нибудь новой музыки оттуда. Так что я давал ему кассеты Soundgarden, Nirvana. Кто-нибудь уже рассказывал вам историю о том, как он делал крауд-серфинг на концерте Soundgarden? Это был гиг на Concrete Convention в Лос-Анджелесе. Я был на этом шоу, не увидел его крауд-серфинг, но мне довелось увидеть последствия на следующий день, когда он обнаружил, что потерял кошелек [смеется]. Не знаю почему, но Аксел, будучи лишь немного старше меня, всегда казался мне очень взрослым. Когда я услышал, что он занимался крауд-серфингом, мне показалось, что он для этого слишком старый. В моем понимании в Сиэтле все были намного моложе – это было неправдой – но в тот момент казалось, что Аксел уже был рок-звездой, крепко стоявшей на ногах. Ему стоило бы быть где-то с Aerosmith и Rolling Stones, и он не мог быть частью того, что было связано с Сиэтлом.

Сьюзан Силвер: Как только они попали в этот тур, с ними стали обращаться очень хорошо – команда Guns N’ Roses была потрясающей, и все были очень любезны. Гостеприимство было на высшем уровне. Вскоре все окрестили их «Frowngarden» [смеется]. (хмурые – прим.пер.)

Бен Шеперд: Это была жесть, чувак. Потому что вся их команда и вся их группа – все действительно очень милые, черт возьми. Я сам по себе – панк-ублюдок, я вредный и раздражительный, мое прозвище тогда было – «Manimal». Мы не были рок-звездами, мы не такие. Просто обычные дети, как и можно было по нам подумать. И я все хмурился: «Черт возьми, эти ребята такие милые, я даже не могу их ненавидеть! Меня бесит их музыка, но сами они классные». То же самое со Skid Row – я ненавидел их музыку, они это знали, но они были такими клевыми. Раньше они меня раздражали, а теперь у меня даже не было для этого причин. Как так вообще? Жизнь катилась в дерьмо, и в то же время была прекрасной. Я вообще больше не жил дома – вот что бывает, когда все время проводишь в турах. Но когда появляется шанс пожить так, его нельзя упускать.

Ким Тайил: Когда мы были в туре с Guns N’ Roses, мы невольно оттолкнули некоторых из наших Sub Pop/панк-рок/инди фанатов. Они думали – «Soundgarden всегда были где-то между панк-роком и металом. Но теперь они в туре с Guns N’ Roses, а значит, полностью ушли в эту сторону». Но на самом деле – нет, неправда. С кем еще мы могли бы в то время поехать в тур? Когда мы согласились на Guns N’ Roses, Nirvana еще не были популярнее нас. Кто играл в соответствующем жанре, чтобы мы могли выступить перед ними на разогреве в больших городах? Во многих городах, где мы разогревали перед Guns N’ Roses и Skid Row, мы бы вряд ли смогли дать гиг самостоятельно. Мы еще не были достаточно популярны, чтобы дать концерт, например, в Омахе. Мы могли играть в небольших клубах, но промоутеры не соглашались на это. Так что эти туры стали для нас возможностью выступить перед большей аудиторией. Тогда было много веселья, и я думаю, оглядываясь назад, все это понимают. Но в то время некоторые считали, что согласиться на такой тур – странное решение для нас.

Бен Шеперд: Весь тот год, когда вышел «Badmotorfinger», я думал: «Ого! Куда всё понеслось?» Ощущения такие, словно садишься в гоночную тачку и даешь по газам.