После того, как распались Green River, бывшие участники Марк Арм и Стив Тернер объединились снова в составе гаражной рок-группы Mudhoney. Но еще до Mudhoney эта парочка была частью импровизационной группы под названием Thrown Ups, чьи непредсказуемые и часто хаотичные выступления до сих пор считаются легендарными в кругу тех ошарашенных людей, которым довелось на них присутствовать.

Скотт Вандерпул: Прежде, чем появились Mudhoney, другие ребята из Green River создали Mother Love Bone. Но еще до того, как они стали называться Mother Love Bone, они собирались называться Lords of the Wasteland. И Марк решил организовать то, что мы называли «фак-группой», просто ради веселья на один раз, и назвать это Wasted Landlords. Узнав об этом, те ребята немедленно решили отказаться от названия Lords of the Wasteland! Была и еще одна фак-группа, которую он создал ради прикола, под названием Beergarden.

Марк Арм: Покинув Green River, Стив присоединился к Thrown Ups с Эдом Фозерингемом. Thrown Ups были детищем Лейтона Бизера. Лейтон решил, что он любит играть, но ненавидит репетировать. Поэтому Thrown Ups никогда не репетировали. В самом начале у Thrown Ups был постоянно меняющийся состав, в основном сосредоточенный вокруг Лейтона. Эд не был первым вокалистом; Стив Мак, который потом переехал в Британию и присоединился к That Petrol Emotion, был там первым вокалистом.

Стив Мак: Я должен был возвращаться в колледж третьего или четвертого января, и у нас была масштабная вечеринка [на Новый год в 1983 году]. По какой-то причине мы решили, что будет отличной идеей не идти спать, а бодрствовать до того самого дня, пока не надо будет идти в колледж. Мы сложили огромную кучу из всех наркотиков, которые смогли найти, а потом решили, что мы не только будем не спать, но еще и будем играть музыку все это время. И кого бы вы думали, я вижу – Лейтона Бизера, полностью не в себе от наркоты. Он присоединяется к нам, мы играем и играем. Мы продержались восемьдесят четыре часа, прежде чем я сказал: «Я больше не могу, я умираю!»

Джон Лейтон Бизер: Мы закончили играть, и кто-то спросил: «Ну, как оно звучало?» И Эд отвечает: «Как музыкальный эквивалент блевоты».

Марк Арм: Эд стал вокалистом после нескольких подвальных вечеринок. Лейтон взял троих человек и стал играть на чужих инструментах, просто придумывая всякую чепуху. Знаю, это будет звучать довольно ужасно, но с Эдом в качестве фронтмена эта группа была действительно очень крутой, одной из самых великих в мире. В итоге я пробрался в эту группу. Их барабанщик играл на ударных лучше, чем я, но он не слушал, что играют остальные ребята. Ему просто становилось скучно, и он рандомно менял бит, сбивая всех остальных. В таких группах, как эта, барабанщик должен удерживать всех вместе, насколько это возможно. И я убедил остальных ребят в Thrown Ups, что мне это по силам, несмотря на то, что я дерьмовый барабанщик.

Эд был просто поехавший; для каждого шоу он придумывал какую-нибудь новую безумную концепцию. Однажды он сделал штаны из мусорных мешков – издалека они смотрелись, как кожаные. Он смастерил маленькие карманы, которые наполнил кремом для бритья, и прикрепил их к внутренней части этих брюк. А потом во время выступления он ударял себя в один из этих карманов карандашом, сгибал ногу, и крем для бритья брызгал почти на десять метров! [смеется]. Однажды мы играли, надев трусы-боксеры и гигантские головы ромашек, а двое наших друзей дули в горны, один из них был солнце, а другой – луна. Абсолютный идиотизм, но было весело и интересно, по крайней мере нам самим. Причем, по-видимому, яйца Стива свисали наружу из этих трусов-боксеров все это время. Никто не знал об этом, кроме тех бедняг, что стояли впереди у самой сцены! [смеется].

В другой раз Эд предложил новую идею: «Давайте будем битниками». Мы все оделись в черное и нацепили береты. Эд решил, что он будет девушкой-битником, поэтому он прикрепил чашки к подошвам своих туфель, надел длинный черный прямой парик и маленькую мини-юбку и, что наиболее странно, разрезал шарик для пинг-понга пополам, засунул каждую половинку в свою щеку и пел так все шоу. Поскольку у Thrown Ups не было песен, нам приходилось придумывать сет-лист для каждого концерта. Этот процесс состоял в том, что мы напивались и выдавали разные блестящие идеи. Те названия, которые смешили нас больше всего, становились песнями, которые мы сыграем этой ночью. Эд придумывал слова для этих песен на ходу. Был еще один концерт, на котором Эд придумал, что мы будем «самой грязной группой на земле». Мы наполнили гитарный чехол грязью и корой, собранной перед клубом, протащили это все в мужской туалет, встряхнули несколько банок Пепси, разбрызгали это все друг на друга, и потом забросали друг друга грязью. Конечно, мы полностью перепачкали весь туалет и сцену. Клуб был нами очень недоволен. Сказать по правде, это действительно было мерзко! [смеется].

Ларри Рид: Thrown Ups были хороши для разогрева, потому что они играли, пока их не отключишь, что было моей работой [смеется]. Они были ужасными, но веселыми.

Марк Арм: Я присоединился к Стиву в Thrown Ups примерно спустя шесть месяцев после его ухода из Green River. А когда Green River распались, я немедленно позвонил Стиву и спросил, не хочет ли он создать новую группу. Он уже играл с Дэном Питерсом, который был одним из трех лучших барабанщиков в городе, наряду с Грегом Гилмором и Мэттом Кэмероном. Стив был очень удивлен тем, что ему удалось уговорить Дэна играть вместе с ним [смеется]. Стив, Дэн и Эд тусили вместе осенью 1987 года. Стив хотел играть настоящие написанные песни, вместо того, чтобы придумывать всякую чушь на ходу. Но Эду это было не слишком по душе – он хотел заниматься искусством, быть иллюстратором. Так что мне с легкостью удалось занять свое место в этой группе. Поскольку Эд потерял интерес, для меня это был идеальный момент, чтобы присоединиться. Когда мы втроем начали репетировать в конце 1987 года, у нас не было басиста. Мы рассматривали кандидатуры двух людей – Джима Тильмана и Мэтта Лукина. Стив и я очень хорошо знали Мэтта еще из клуба Metropolis, и мы слышали, что Melvins переезжают в Сан-Франциско и оставляют Мэтта здесь. Так что мы спросили Мэтта первым, раз уж мы знали его лучше, чем Джима. Ему эта идея понравилась. Следующий раз, когда он приехал в Сиэтл, был в канун Нового года, и в Новый год у нас была первая репетиция. Это мы и считаем днем рождения Mudhoney – первое января 1988 года.

Сьюзан Сильвер: Я помню, что был Новый год, и мы с Крисом были у меня дома рядом с Pike Place Market. Кто-то позвонил и сказал, что Green River распались, это была печальная новость. И Марк собирался продолжать с другой группой, Mudhoney.

Джерри Кантрелл: Green River были группой, которую я действительно очень любил, и Марк продолжил делать музыку в Mudhoney – группе, которая имеет огромное значение для Сиэтла, а также для меня лично.

Либби Кнадсон: Мы все с ума сходили по Рассу Мейеру [режиссер, у него есть фильм «Mudhoney» 1965 года – прим.пер.], поэтому на название группы все живо реагировали: «О, Mudhoney, ха-ха-ха».

Стив Тернер: Теперь мы определенно намного лучше стали воплощать в жизнь свои представления о том, как нам надо звучать. Мы оба были увлечены австралийской музыкой – группами типа Feedtime, The Scientists. Раз мы собрались создать новую группу, я хотел, чтобы он играл на гитаре, а не просто прыгал по сцене. Потому что он ведь дико крутой гитарист, практически гений в этой области. Все стало получаться довольно легко.

Марк Арм: Первое шоу Mudhoney было на разогреве перед выступлением Das Damen в клубе Vogue. Я ужасно нервничал, потому что не играл на гитаре в группе уже довольно давно. По-моему, я не брал ее в руки с тех пор, как перестал играть на ней в первые месяцы в Green River. Я купил маленькую голубую Hagström II у друга, Тома Мика из группы Feast, за восемьдесят долларов, потому что ему срочно нужны были деньги. Мне было неловко так пользоваться пристрастиями Тома, но он собирался продать эту гитару кому угодно практически за бесплатно, и этим покупателем мог бы так же быть и я. Мне очень нравилась эта гитара, у нее был такой маленький, тонкий гриф. Играть аккорды на ней было очень просто. Я стал использовать слайд, частично вдохновившись группой Feedtime – в песне «Sweet Young Thing» есть часть с ярко выраженным слайдом, и та часть, которую я играю в «Touch Me I’m Sick», тоже содержит в себе слайд. В ранние дни Mudhoney Стив и я собирались вместе в моей квартире с гитарами, не подключая их, просто показывая друг другу, что у нас есть. И с кучей дисторшна это звучало намного лучше.

Джонатан Поунман: В этом было раздолбайство, но была и харизма, которую невозможно отрицать. Раздолбайство было принципиально важно; их музыка была неистовой, хаотичной и безумной. То, как они использовали педали дисторшна в то время, отсылало к Ли Стивенсу и The Stooges. Но в этом было и чувство юмора. В этом была свобода. Нечто угрожающее, и в то же время очень игривое – все в одном.

Марк Арм: В ранние дни Mudhoney мы выступали, может быть, один раз в месяц, поэтому на наших гигах было огромное количество энергии. Мы делали безумные вещи. Практически по стенам скакали.

Стив Тернер: Все происходило в пьяном угаре, но это было реально весело. На первых концертах были в основном только наши друзья, то есть, все свои. Куча счастливых пьяных раздолбаев. Когда мы начали ездить в туры, все стало немного по-другому. Там мы пили уже минимально.

Марк Арм: Я работал с Брюсом Пэвиттом в Muzak. Джонатан Поунман работал там еще до меня – многие музыканты там работали. Я поставил Брюсу ту запись, которую мы сделали на бумбокс на репетиции Mudhoney. Там было столько дисторшна, что невозможно было ничего разобрать. Он отправил нас в Reciprocal записать несколько песен с Джеком Эндино, чтобы можно было хотя бы услышать и понять, что мы такое вообще делаем. Он верил, что мы вчетвером можем создать что-то стоящее. Нашей основной целью был выпуск сингла, и мы пришли к выводу, что помочь нам его выпустить может либо лейбл Amphetamine Reptile, либо Sub Pop. Главой AmRep был Том Хейзелмайер, морской пехотинец, дислоцированный на острове Уэйдбэй, и он одно время играл на басу в U-Men. AmRep выпускали синглы Thrown Ups, а Sub Pop выпускали альбомы Green River. В итоге на нашем первом сингле «Touch Me I’m Sick» была песня «Sweet Young Thing Ain’t Sweet No More», и песня «Twentyfour», которая уже засветилась на компиляции лейбла Amphetamine Reptile «Dope Guns N’ Fucking in the Streets Volume One» и была записана на той самой первой сессии. Странно было выпускать сингл, когда мы еще даже не сыграли ни одного концерта. Мы были очень, очень удачливы.

Джонатан Поунман: Все думали, что «Sweet Young Thing» будет той самой песней для сингла. Но люди, которые знали лучше, сказали: «Нет-нет-нет, это Touch Me I’m Sick». Так что фактически это был сингл с двойной стороной А – просто потрясающая запись.

Нильс Бернстейн: Одно из моих воспоминаний связано с тем, как мы сидели в фургоне Дэнни Блоссома с Марком Армом вскоре после распада Green River. Он сказал: «У меня будет новая группа со Стивом Тернером, и это будет лучшая группа в Сиэтле». Около года спустя они записали «Touch Me I’m Sick». Он был абсолютно прав.

Брюс Пэвитт: Mudhoney были группой, от которой я был в наибольшем восторге. Мы выпустили «Touch Me I’m Sick» почти тогда же, когда наш лейбл стал работать в полную смену. Концерты их были потрясающими. Вряд ли какие-либо записи могли в полной мере отразить эту свободную живую энергию и сумасшедшую атмосферу их выступлений.

Стив Тернер: Как я помню, сингл «Touch Me I’m Sick» пришлось ждать целую вечность. Он исчез из продажи очень быстро, потому что тираж был маленьким. В этой песне был мой рифф – это была моя попытка играть «гаражный панк». В тот период я был вдохновлен Робом Васкезом, у которого была группа Nights and Days. Он играл очень быстрые аккорды, но никогда не использовал слишком много дисторшна, а я все слишком перегрузил. Оглядываясь назад, можно сказать, что это звучало как песня Stooges [смеется]. Это была мгновенно придуманная штука. Вообще обычно лучшие гитарные вещи, которые я придумываю, именно такие – они не вымученные.

Арт Чантри: Невозможно объяснить, какое влияние имел этот сингл. Помню, когда я впервые его услышал, я ехал по Бродвею, и эта песня заиграла по радио. Я такой: «Это что еще за черт?» Она играла на радио KCMU, и пришлось съехать на обочину, чтобы послушать – я не мог вести машину.

Чарльз Питерсон: Они говорили с нами на уровне основных инстинктов. Марк много пел о собаках и болезнях – это зажигало, это казалось веселым, в этом было безразличие панк-рока, но без какого-либо модного позерства, к которому потом многое скатилось в музыке. И во время живых выступлений Марк был потрясающим – крутился и извивался. Они, конечно, не заходили так далеко, как Nirvana, до разрушения инструментов и всего такого, но то, что Марк был таким панк-рок-йогом, даже не задумываясь об этом… У меня есть фотографии того, как он растягивался, лежа на сцене. Прыгал в воздух, прыгал в толпу – выкладывался на полную.

Брюс Пэвитт: Я бы сказал, с 1988 до 1990 они были движущей силой сиэтлской сцены. Конечно, я видел коммерческую привлекательность Soundgarden и думал, что они могут быть наиболее коммерчески успешными. Но я также думал, что Mudhoney будут самой значительной группой, имеющей самое большое влияние.

Марк Арм: Sub Pop объединили усилия с одним немецким лейблом Glitterhouse. Этот лейбл хотел издать запись Green River в Германии, а также выпустить пластинку Fluid. Лейблы заключили сделку, обменяв Green River на Fluid, в результате чего Sub Pop выпустили запись Fluid. Был такой музыкальный фестиваль под названием Дни Независимости в Берлине, его устраивали лейблы CMJ и South by Southwest. Sub Pop и Glitterhouse выбрали нас, чтобы мы представляли оба лейбла. Каждый из них сам по себе не мог отправить туда группу, но объединив усилия, они вместе отправили нас. Это было странно, учитывая тот факт, что мы никогда не играли нигде, кроме Тихоокеанского северо-запада, да и вообще были группой меньше года. Мы вылетели в Берлин с Брюсом и Джонатаном, пробыли там четыре дня, сыграв один концерт. Мы даже не пытались приспособиться к местному времени – спали весь день и пили всю ночь. Спустя два дня после возвращения домой из Берлина мы отправились в наш первый тур по США. Двинули на Восточное побережье, потом вернулись обратно. Потом мы затусили с Sonic Youth в Сиэтле и отправились на Западное побережье и в Техас уже с ними. За исключением Лексингтона, Кентукки, где нам заплатили четырнадцать долларов, шесть банок пива и две пачки сигарет, этот тур был в миллион раз легче, чем любой из наших туров с Green River. Этот тур себя окупил! Я бросил работу в Muzak, чтобы поехать в этот тур, и в течение следующих десяти лет больше не возвращался к дневной работе.

Джонатан Поунман: Я помню, как они играли на Днях независимости Берлина в октябре 1988 года. Есть записи этого шоу, но не думаю, что они в полной мере отражают всю мощь этой неудержимой рок-группы. Это были настоящие Mudhoney, свалившиеся на головы ничего не подозревающих немцев. Некоторые люди что-то слышали о назревающей шумихе, кто-то был знаком с Green River, но в тот момент не было никого похожего на Mudhoney. Я помню, как смотрел это шоу и думал: «Это настоящее событие». Это одна из тех вещей, которые хочется испытать любому фанату рок-музыки. Когда видишь, как в реальном времени меняются жизни людей.

Стив Тернер: Мы к тому моменту записали мини-альбом «Superfuzz Bigmuff» [1988]. Поэтому мы в основном ждали, когда он выйдет, так как после этого мы должны были отправиться в тур. В итоге мы поехали в тур, так и не дождавшись этого момента. Альбом вышел, когда мы уже были в туре.

Ким Тайил: Мне сразу понравились Mudhoney, это были те же Green River, но с более серьезным отношением. Музыка стала немного проще, и оставалось больше места для так называемого «подхода Марка», больше стало рок-мощи. Они звучали чуть грубее, чуть более спонтанно, особенно «Superfuzz Bigmuff». И во время выступлений они всегда были очень воодушевленными, прыгали по всей сцене. В этом был определенный элемент хаоса – это была дикая группа, и казалось, именно таким должен быть рок-н-ролл.

Стив Мейнинг: Не было никакой грани между группой и фанатами во время их шоу. Люди торчали на сцене, группа играла в толпе. Очень интерактивный опыт. Одна из фотографий, которая была использована при оформлении CD «Superfuzz Bigmuff and Other Early Singles» [1990], это фотография меня, лежащего на сцене со Стивом Тернером. Мы там привалились друг к другу почти в обнимку прямо во время шоу, и его гитара лежит сверху на нас обоих. Именно это вспоминается мне из тех времен. Я помню концерт Fluid и Mudhoney на мой день рождения, это был 1989 или 1990 год, и шел снег. Когда идет снег, город абсолютно замирает – всем очень непривычна такая погода. Мы шли в клуб Vogue на концерт, и я думал, что людей будет не особо много. Но в итоге все было забито. В середине выступления Mudhoney началась битва снежками прямо в клубе, снег летал везде. Было, наверное, девяносто градусов в клубе и двадцать градусов снаружи.

Рон Хитман: Это была настоящая стена звука, плюс этот парень обладал таким мощным голосом при таком худощавом телосложении – в тот момент он был самым худым из всех. Единственное, с чем я могу это сравнить – наверное, с первым разом, когда видишь The Stooges. Правда, мне никогда не доводилось в то время видеть вживую The Stooges, но мне кажется, что это примерно то же самое. Ты входишь в клуб, в этом случае это был клуб под названием Backstage, и думаешь: «Сегодня будет выступать эта группа Mudhoney, ладно, отлично». Заходишь, внезапно появляется этот парень на сцене, ты слышишь его голос и думаешь: «Что тут вообще такое происходит?» Твоя челюсть падает на пол и остается там до самого конца. Они были похожи на Маппетов [смеется].

Марк Иверсон: Марк Арм в своей позе рок-звезды – колени согнуты, сам откинулся назад, эти бусы свисают, драные майки его с Бобби Брейди, плюс эти их дисторшн-педали – Mudhoney были просто огонь. Удивительно энергичные. Мэтт Лукин всегда был под обдолбан и шутил шутки, он любил поболтать между песнями, а Марк Арм был очень остроумным.

Кэтти Феннеси: Не хочу обидеть Nirvana, но в те ранние дни они не выглядели так, словно им очень весело быть на сцене. А Mudhoney выглядели именно так.

Марк Пикерел: Было две группы, которым я очень завидовал в плане живых выступлений – Nirvana и Mudhoney. Их способность заставлять толпу сходить с ума за четыре такта песни была абсолютно потрясающей. То, как толпа только что была взволнованной, но сдержанной, а потом вдруг разом становилась абсолютно ненормальной, всегда приводило меня в восторг.

Дженни Бодди: У них был менеджер, который сам был тем еще персонажем. Он приходил на концерты в костюме Санты, просто без причин.

Марк Арм: Мы сделали менеджером нашего друга, Боба Уиттакера. В наш первый тур мы взяли его с собой просто ради веселья. Он не мог настроить звук, гитару или что-то еще, но он очень хорошо находил людей, с которыми можно было потусоваться. Он работал и для Sub Pop время от времени. Он стал помогать нам в туре, и когда мы начали встречаться с представителями лейблов, то сделали его своим менеджером. Я думаю, это очень важно – иметь в качестве менеджера человека, который совпадает с тобой по взглядам и понимает тебя. Менеджеры берут свой процент с видео, с контрактов с лейблами и всего остального, поэтому среди них бывают такие нечистые на руку люди, которые впаривают своей группе более крупные сделки, чтобы можно было побольше набить собственные карманы. Мы могли доверять нашему другу Бобу, который никогда не стал бы заниматься подобным дерьмом.

Стью Халлерман: Помню, сидел в каком-то парке в Сан-Франциско, смотрел, как Марк Арм вырезает надпись – «Здесь были Mudoney!». Название своей собственной группы написал неправильно! А предыдущей ночью, Soundgarden со своей командой шли по улице, исследовали район Haight и наткнулись на Мэтта Лукина, он был пьян просто в хлам. На нем было одето длинное пальто, и он такой: «Завяжу-ка я свои шнурки». Нагибается, и две бутылки вываливаются из его пальто. Это были бутылки из бара, со специальным дозатором, то есть он стащил их, пока бармен не видел.

Арт Чантри: Было одно лето «Mudhoney-мании» – это было где-то в 1989 или около того, когда Mudhoney были главной группой. Когда они играли в городе, выстраивалась очередь на мили.

Джефф Гилберт: Невозможно знать заранее, что может произойти. Они фактически не пели песни, а просто орали их. Люди шли послушать их музыку, но в той же мере они шли, чтобы дать волю своим эмоциям. Потому что на концерте Mudhoney не было никаких правил, могло произойти все, что угодно. Можно было швыряться вещами, пить, есть, трахаться, прыгать – все прокатывало. Им было все равно, если ты вылезешь на сцену и прыгнешь оттуда в толпу. Ребята-металлисты занимались этим постоянно. Вообще-то мы смеялись над жалкими попытками гранжевых ребят делать стейдж-дайвинг. «Нет-нет-нет, это делается вот так, слабаки» [смеется]. Метал научил панк, как играть на гитарах, а панк научил метал, как говорить «fuck».

Дженни Бодди: Они меня пугали. У Марка был такой свирепый взгляд, он словно смотрел сквозь тебя. Если скажешь что-нибудь тупое, он смотрел на тебя так, типа: «Ну ты и мудила». Но на самом деле он был совсем не таким. Sub Pop не выжили бы в бизнесе без Mudhoney, не выпустили бы альбом Nirvana и все остальное. Именно благодаря им мы возвращались в то состояние, когда телефоны снова были включены, все было оплачено. Можно сказать, они были нашей дойной коровой.

Сьюзан Сильвер: На самом деле им стоит отдать должное – они были мировыми послами, которые взяли всю эту шумиху, происходившую на Тихоокеанском северо-западе, и притащили ее в Европу. И внезапно мир их заметил. Эта шумиха не выходила за пределы Тихоокеанского северо-запада, пока Mudhoney не сыграли концерт в Лондоне.

Стю Халлерман: Одним из лучших воспоминаний был Лондон – Soundgarden были тогда молодой группой, а Mudhoney в Лондоне уже гремели. Они играли в Школе востоковедения, это была такая старомодная площадка. Soundgarden выступают на разогреве, получают хороший отклик от толпы, площадка полностью забита. Потом на сцене появляются Mudhoney, толпа начинает сходить с ума, группа отлично проводит время – они носятся по всей сцене, и все так много двигаются и прыгают, что гитара Стива отключается. И Марк, не знаю, нырял ли он в толпу, но помню, как он выходил из толпы и возвращался обратно на сцену. Они успели сыграть только половину одной песни, и все остановилось.

Тем временем, пока Марк возвращался на сцену, несколько людей проследовало за ним, проскользнув мимо колонок, стоявших на маленьких шатких столах. Не помню, стали ли они играть ту же самую песню или перешли к следующей, но на середине песни гитара отключается снова, песня обрывается, а Марк опять уже в толпе с микрофоном. Он снова возвращается на сцену, и еще несколько людей идут туда за ним. К этому моменту на сцене торчит уже где-то дюжина человек. Марк берет микрофон и говорит: «Я хочу лично пригласить абсолютно каждого в этой аудитории на сцену!» Еще где-то двадцать человек забираются туда. Они начинают играть следующую песню, все эти люди ходят по сцене, и тут ломаются столы с колонками. Эти колонки рушатся, люди толкают приборы для освещения, осветительная установка начинает трястись.

Я наполовину за сценой и наполовину в толпе, за громкоговорителями – просто смотрю на все это безумие. Замечаю, что чувак, следящий за колонками, отключает их, кладет крышку на микшерный пульт и все вырубает. Осветитель тоже вырубает свой свет, все отключает. Группа оглядывается, останавливается и говорит: «Что вы делаете?» А они такие: «Это ужас какой-то, мы сваливаем отсюда». В этот момент я смотрю на лестницу у задней двери и вижу, что толпа кипит – они не собираются мириться с тремя кусками песен и называть это «шоу». Будет бунт. В итоге мы установили основное оборудование, колонки и свет были собраны и унесены – они включили какие-то фонари, и закончили шоу без колонок. Великолепное шоу, очень запоминающееся. Один парень забрался сверху на оборудование с большой камерой – она мелькнула, когда он летел оттуда вниз. До сих пор люди мечтают получить эту фотографию.

Марк Арм: Наш первый европейский тур длился девять недель, и для никому не известной группы с дюжиной песен это было целой вечностью [смеется].

Курт Дэниэлсон: Позднее, в разгар европейского тура Tad и Nirvana, обе группы имели честь играть на разогреве у Mudhoney на Lame Fest II в Лондоне, реконструкции легендарного оригинального Lame Fest, прошедшего в Сиэтле годом раньше. Лайн-ап был одним и тем же обе ночи – Nirvana открывает, Tad играют в середине, и Mudhoney – хедлайнеры. Tad и Nirvana тогда застряли в одном фургоне вместе на семь недель, выступая практически каждую ночь. И играть этот концерт в самом конце этого бесконечного изнурительного путешествия, быть на разогреве перед своими Sub Pop-братьями - это было потрясающе. Ближе к концу выступления Mudhoney некоторые из нас вместе с одним или двумя участниками Cosmic Psychos бросились на сцену. Тэд хватает Дэна, кидает его из-за барабанной стойки в бушующую толпу, а мы с Билли, барабанщиком Cosmic Psychos, пытаемся тащить Лукина, который сопротивляется. В итоге мы нырнули в толпу со сцены все вместе. Я все еще помню это чувство, когда толпа в слэме придавливает меня к пропитанному пивом полу.

Марк Арм: О нас шла молва. Начиная с этого и вплоть до 1995 года наши шоу в Британии всегда были великолепными.

Стив Тернер: Вспоминая то, как мы записывали наш первый полноценный альбом [«Mudhoney», 1989], могу сказать, что мы не так уж много времени потратили на него. Он не так хорош, как должен был быть.

Марк Арм: Было несколько песен, которые в итоге оказались на нашем первом альбоме, но на самом деле они у нас были еще до «Superfuzz». Такие песни, как «You Got It», «By Her Own Hand», «Dead Love» были одними из самых первых наших песен. Возможно, мы слишком поторопились, в итоге все это не слишком отличалось от того, что было на «Superfuzz».

Эмили Римен: Я знала Марка с того времени, когда мне было девятнадцать; думаю, мы встретились где-то в 1984 году. Когда я была в Лос-Анджелесе, Mudhoney ездили в тур. Это было примерно в то время, когда вышел их одноименный альбом. Поэтому когда они приезжали, они останавливались у нас в доме. Когда я была в Лос-Анджелесе, я видела Mudhoney на обложке журнала Melody Maker; это было удивительно, и мы были очень счастливы за них. Однажды, когда Mudhoney собирались выступать в Голливуде, мы позвонили Джонатану в Sub Pop и сказали: «Они могут заночевать у нас, если им нужно место, чтобы остановиться». Джонатан ответил, что им уже не придется спать на нашем полу, потому что это будет «тур больших денег». А они все равно в итоге спали у нас на полу.

Марк Арм: Брюс и Джон решили устроить нам шоу в Moore Theatre. Я думал, что они с ума сошли, потому что Moore вмещал, типа, полторы тысячи человек. Единственной андеграундной группой, которая там играла, были Dead Kennedys – обычные андеграундные группы там не играли, и уж точно там не выступали местные группы. Когда Green River играли на разогреве у Dead Kennedys, я не мог понять, откуда там взялись все эти ребята в аудитории. Как вышло, что они не ходили на другие панк-концерты? Black Flag были такой группой, на их концерты панки выбирались со своих лесопилок, чтобы повеселиться хотя бы в уик-энд. Так вот, Брюс и Джон забронировали Moore, и мы были хедлайнерами. Tad играли первыми, Nirvana вторыми – и все билеты были распроданы. Откуда взялось столько людей? И это был еще только 1989 год, прежде, чем все завертелось по-настоящему. Еще только несколько месяцев назад сыграть для двух сотен человек считалось для нас большим успехом. И вот вдруг полторы тысячи человек приходят на концерт, где выступают одни только местные группы.