Концепция медиации в социокультурном исследовании

Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

Медиация, опосредование, означает использование орудий или артефактов, играющих существенную роль в формировании действия. Они не детерминируют, не обусловливают взаимодействие сами по себе, механически, и действенны только когда их используют индивиды. «Медиация — это процесс включения потенциальных орудий в формирование действия, с одной стороны, и конкретного использования этих орудий — с другой»¹. Коль скоро медиация предполагает третью сторону в интеракции, введение этого промежуточного культурного элемента неизбежно трансформирует ее. Медиативные средства, такие как язык и технические приспособления, не просто улучшают качество взаимодействия, его приемлемость для обеих сторон. Их использование меняет поток и структуру ментальных функций участников. Язык детерминирует структуру когнитивного акта так же, как техническое орудие изменяет процесс адаптации к окружению, детерминируя форму физических операций. Новые культурные орудия могут освобождать людей от некоторых прежних ограничений, но одновременно они вносят другие, обусловленные их собственными характеристиками. «Они появляются не для облегчения деятельности, а в ответ на множество запросов, обычно не имеющих отношения к данной форме ментального функционирования. Эти средства инкорпорируются в действие самыми неожиданными способами. Действие и используемые при его совершении медиативные средства существуют в реальном мире в сложных культурных, институциональных, исторических условиях, и эти условия неизбежно формируют орудия, которые требуются для осуществления действий. Например, в исследованиях Коула мы видим, что различные формы медиации характерны для различных институциональных контекстов»². Эти медиаторы как искусственные образования, используемые в инструментальных целях, принято называть артефактами.

■ Wertsch J.V., Del Rio P. 22-23. 2 Ibid. P. 24-25.

Медиация и артефакт

Концепция артефакта базируется на теории действия, где понятие средств приводится в соответствие с антропологическими и когнитивист-скими представлениями. Центральный тезис теории действия состоит в том, что структура и динамика процессов деятельности культурно опосредуются исторически развивающимися средствами, инструментами. С другой стороны, психические процессы человека, согласно культурно-исторической психологии, возникают одновременно с новыми формами поведения, «в которых люди изменяют материальные объекты, используя их как средство регулирования своих взаимодействий с миром и между собой... о таких способах опосредования принято было говорить как об орудиях труда, но я, — пишет М. Коул, — предпочитаю использовать более общее, родовое понятие «артефакт»³. Он рассматривает артефакты как искусственные, созданные человеком объекты — материальные и идеальные, — социальные по происхождению и существованию. Культура с этой точки зрения может быть представлена как совокупность артефактов, накопленных сообществом в ходе его истории.

«Артефакт есть некий аспект материального мира, преобразованный по ходу истории его включения в целенаправленную человеческую деятельность. По природе изменений, произведенных в процессе их создания и использования, артефакты одновременно и идеальны (понятийны), и материальны... При таком определении признаки артефактов равно приложимы в тех случаях, когда речь идет о языке, и в случае более привычных форм артефактов, ...составляющих материальную культуру... При таком подходе опосредование артефактами равно применимо и к объектам, и к людям, различают же эти два случая способы, которыми идеальность и материальность сочетаются у представителей этих двух категорий существования, а также виды взаимодействия, в которые они могут включаться. Этот взгляд устанавливает первоначальное единство материального и символического в человеческом познании. Это — важная отправная точка для определения отношения к непрекращающейся дискуссии в антропологии и связанных с ней дисциплинах: следует ли считать культуру внешней по отношению к индивиду, т. е. совокупностью продуктов предшествующей человеческой деятельности, или внутренней — источником знаний и представлений? Представление об артефактах как о продуктах истории человечества, являющихся одновременно и идеальными, и материальными, позволяет прекратить этот спор»⁴.

В этом же ключе Дж. Фодор трактовал ментальные процессы как осуществляющиеся посредством соответствующих репрезентаций — медиаторов, имеющих все ключевые характеристики языка, выдвинув гипотезу о существовании языка мышления⁵.

³ Коул М. Культурно-историческая психология. М., 1997. С. 131.

4 Там же. С. 141-142.

⁵ Sterelny К . The Representational Theory of Mind. Oxford (England), Cambridge (MA), 1990.
P. 24.

На ранних этапах формирования когнитивной антропологии считалось, что знания структурируются в парадигмы и таксономии, которые, в свою очередь, состоят из концептуальных узлов. Сегодня, когда в центре внимания оказалась интеракция, исследователи обратились к понятию схемы как опосредующего звена коммуникации, ставшему центром дискуссий в последние десятилетия. Через сравнительные исследования разрабатывались типологии их структур, изучались функции в процессах медиации, отыскивались универсальные свойства и признаки. В настоящее время общее понятие схемы применительно к этим процессам определяется тремя ключевыми признаками схемы: 1) упрощают опыт; 2) облегчают логический вывод и 3) необходимы в процессе целеполагания» и используются каждой из сторон⁶.

Обращение к этой концепции при изучении интеракции открывает возможность углубленного анализа когнитивных способов ее организации и динамики. Исследования познания обнаружили множество различных структур знания, отвечающих общему определению схем. Это классификационные парадигмы и таксономии, которые устанавливают связи между понятиями, упрощают логический вывод, идентификацию и номинацию в коммуникативных процессах. Н. Квин отнесла к ним дефиниции слов⁷; к ним предположительно относятся семантические сети, сценарии, ментальные модели, метафоры⁸. «Интуитивно понятно, что все эти структуры одного и того же типа, хотя различительные признаки каждой адекватно не определены»⁹.

Когнитивные схемы (модели) представляют собой концептуальные абстракции, обусловленные работой мозга, кумулирующего соответствующую информацию и осуществляющего связь между внешними воздействиями, принимаемыми органами чувств, и поведенческими реакциями. Эти абстракции составляют основу изучения всех информационных обменов между человеком и окружением — восприятия, понимания, категоризации, планирования, узнавания, разрешения проблем, принятия решений. Они наделяются структурными и процессуальными характеристиками. Через них репрезентируется знание, относящееся к объектам и ситуациям, событиям и действиям, их последствиям. Базовые и инвариантные аспекты когниций размещаются на высших уровнях схематических структур, тогда как изменчивые (или slots), сопоставимые с элементами окружения, — на нижних¹⁰. Это своего рода процессоры, благодаря которым осуществляются интерпретации поведения и опыта, а также оценки соответствия между их компонентами и феноменальными элементами. Если связь между переменными, в которых описывается ситуация, подкрепляет ожидания,

6 Keller J.D. Schemes for Schemata. In: Schwartz Т., White G.M., Lutz C.A. (eds.) New
Direction in Psychological Anthropology. Cambridge. 1994. P. 59-60.

⁷ Quinn N. «Commitment» in American marriage: a cultural analysis // American Ethnologist.
1982. №9. P. 775-798.

⁸ Casson R. Schemata in cognitive anthropology // Annual Review of Anthropology. 1983. 12.
P. 429-462; Lakoff G. Women, Fire and Dangerons Things. Chicago. 1987.

⁹ Keller J.D. Schemes for schemata. In: New Direction... P. 61.

¹⁰ Rumelhart D.E. Schemata... 1980.

предусмотренные схемой, то из рассмотрения исключаются альтернативные когнитивные модели.

Для объяснения того, как лексические и грамматические формы в языке одновременно структурируют и выражают основные схематические представления, лингвисты в когнитивных исследованиях используют концепцию фреймов¹¹. Фреймирование предполагает, что лексические единицы, грамматические категории и правила связаны в памяти со схемами и их частями. В процессе коммуникации лингвистические формы, используемые говорящим, актуализуют схемы на уровне сознания слушающего. В свою очередь, он обращается к лингвистическим формам, в которых категоризируются схемы и которые обеспечивают средства их вербализации. Лингвистические выражения — это приоритетный инструмент, используемый исследователями для интерпретации вербальных материалов — устных и письменных. Они исходят из допущения о наличии связи между языком и познанием при изучении концептуальных категорий и систем, характерных для изучаемого текста.

Когнитивные схемы считаются состоящим из нескольких суб-схем, каждая из которых по-своему взаимодействует с элементами феноменального мира и структурно связывается с другими двумя способами:

— иерархически: общие схемы генерализуют «выходы» специфичных, которые в свою очередь обобщают функционирование суб-схем, состоящих из исходных переменных;

— горизонтально: одни схемы предшествуют другим в порядке временной и причинной последовательности.

Классификационные системы представляют собой иерархически упорядоченные когнитивные модели, где общие концептуальные категории представлены на высших уровнях в комплексе схем, а специфичные категории — на низших¹². В этих сложных конструктах иерархические и горизонтальные связи не являются взаимоисключающими.

Когнитивные схемы по-разному располагаются на шкале «общее — специфичное»:

— универсальные, одинаковые для всех классов людей;

— идиосинкратические, уникальные для индивидов;

— культурные — не уникальны для индивидов и не всеобщи, но разделяются большинством членов отдельных сообществ¹³.

В ряду когнитивных схем выделяются также сценарии событий. Это сложные когнитивные модели, структурированные посредством горизонтальных связей¹⁴ и вертикально подчиненные более общим катего-

ч Fillmore C.J. Topics in lexical semantics. In: Cole R.W. (ed.) Current Issues in Linguistic Theory. Bloomington, 1977; Chafe W.L. Creativity in verbalization and its implications for the nature of stored knowledge, In: Givon T. (ed.) Syntax and Semantics. V. 12: Discourse and Syntax. N. Y„ 1979. P. 151-189.

1² Minsky M. Framework for Represrnting Knowledge. In: Winston P.H. (ed.) The Psychology
of Computer Vision. N. Y., 1975. P. 234-240; Schank R.C., Abeson R.P. Scripts, Plans, Goals and
Understanding: an Inquiry into Human Knowledge Structure. Hillsdale, N. Y., 1977.

¹³ Casson R.W. (ed.) Language, Culture and Cognition; Anthropological Perspectives. N. Y.,
1981. P. 20-21.

ч Quinn N. Commitment in American marriage: a cultural analysis. In: Dougherty J.W.D. (ed.) Directions in Cognitive Anthropology. Urbana. 1985.

риям. Сцены в каждом таком сценарии, как и классификационные единицы, подчинены ему как целому в качестве составляющих и связаны между собой причинным или случайным образом. В их рамках действия и внутренние состояния индивида взаимообусловлены: состояние следует за действием или сопровождает его обычным либо необходимым образом, и действие по инерции либо обязательно следует или сопутствует состоянию. В сценариях событий выделяются следующие основные типы причинных связей:

—результирующая — действие имеет результатом изменение состояния;

—возможная — состояние делает возможным действие;

—невозможная — состояние делает действие невозможным;

—инициирующая — состояние или акт инициируют друг друга;

—обосновывающая — состояние является основанием для действия. Важным медиатором в контексте отношений людей с окружением

считаются категории — прототипы. Они определяют значения концептов в терминах связей между отдельными свойствами означаемых, называемыми «отличительными признаками», «семантическими компонентами», «критериальными атрибутами»¹⁵. Это родовая репрезентация понятия, которая используется в качестве стандарта для оценки типичности означаемого с точки зрения подобия, или степени сходства с прототипом. Единицы, обладающие свойствами (не обязательно всеми), определяющими прототип, называются примерами понятия. Таким образом, принадлежность к категории-прототипу определяется в терминах большего или меньшего подобия: единицы считаются приблизительными примерами категорий и различаются по степени полноты представленности составляющих их признаков¹⁶.

Итак, понятия артефакта, схемы и родственные ей — фреймы, сценарии — и их составляющие уходят корнями в когнитивную теорию и используются различными авторами для обозначения ряда взаимосвязанных, но не тождественных концептов, значимых для изучения ин-теракционных процессов.

Культура с этой точки зрения представляет собой реальность, сконструированную людьми в процессах взаимодействий и коммуникаций, значительная часть которой является производной интенциональности людей, а другая обусловлена собственными характеристиками артефактов. Считается, что «интенциональные миры», обусловленные психическими свойствами человека, существуют как производные совместной активности людей, чьи представления, желания, предпочтения, взаимные ожидания и ограничения порождают их компоненты и оформляются ими. Таким образом, искусственный мир людей, обусловленный их интенциональностью, состоит из порожденных ею артефактов. При этом

¹⁵ Fillmore C.J. Frame semantics. In: Linguistic Society. Seoul. 1982; Lakoff С Women, Fire,
and Dangerous Things. Chicago, 1987.

¹⁶ Kempton W. The Folk Classification of Ceramics: A Study of Cognitive Prototypes. N. Y.,
1981; Kronenfeld D.B., Armstrong J.D., and Wilmoth S. Exploring the internal structure of
linguistic cathegorics: an extensionist semantic view. In: Dougherty J.W.D. (ed.). Directions in
Cognitive Anthropology. Urbana, 1985.

центральной посылкой является утверждение о существовании «глубинной связи между конкретным окружением, в котором существует человек, и фундаментальными отличительными категориями его разума: окружение человека наполнено приспособлениями, орудиями (адаптации), схемами поведения предыдущих поколений в овеществленной (в значительной степени) внешней форме»¹⁷.

Включение артефактов во взаимодействия и коммуникации людей создает новые структурные отношения, в которых эти культурные опосредования и естественные (непосредственные) моменты действуют по принципу синергии. «Путем активных попыток приспособить окружающую среду к своим целям люди включают в свои действия дополнительные средства (в том числе, что очень важно, и других людей), создавая тем самым отчетливые тройственные отношения между субъектом, объектом и посредником»¹⁸. В этом контексте понятие «опосредованное действие» предполагает наличие тесной связи между социальными коммуникативными и индивидуальными психологическими процессами. Порождаемая ею ментальность (mind) рассматривается как то, что, во-первых, социально распределено и, во-вторых, связано с понятием опосредования. Термины «ментальность» и «ментальный акт» соотносимы с сообществами так же, как и с индивидами. Но с точки зрения интеракции речь идет не о коллективном сознании, а о социальной распределенности ментальной активности, которая рассматривается в ее сопряженности с медиативными средствами. Даже когда ментальные акты осуществляются индивидом в полной изоляции, они в известном смысле социальны, поскольку выполняются с помощью культурных инструментов, таких, например, как язык или числовые системы.

Из сказанного следует, что когнитивизм помог преодолеть антипсихологизм символизма, сохраняя все его конструктивные возможности. Дискуссии между их сторонниками разворачивались вокруг вопроса: существуют культурные системы внутри или вне человеческого сознания? Когнитивная антропология связана с изучением сознания человека. Соответственно основное внимание уделяется культурно обусловленным представлениям людей. В рамках же символической антропологии изучаются объективированные артефакты, а содержание сознания людей не является предметом рассмотрения. Однако с точки зрения интеракции становится возможным объединение этих позиций, поскольку предполагается изучение опосредованной артефактами взаимосвязи внутренних и внешних систем значений и тех их свойств, которые порождают у людей побуждения к совместной активности, предполагающей формирование интерсубъективности.

Нередко в этом случае говорят о «дискурс-центрированной» позиции. Предметами размышлений и обсуждений людей практически всегда являются они сами, их действия, чувства, интенции. Они значимы для людей, поскольку в их ходе рефлексируется социальная реальность. Соответственно важно понять природу интерсубъктивности в культу-

¹⁷ Коул М. Культурные механизмы развития // Вопросы психологии. 1995. № 3. С. 5.

¹⁸ Коул М. Культурно-историческая психология. 1997. С. 143.

рах, что, в свою очередь, предполагает анализ порождающих и опосредующих ее процессов¹⁹. Актуализируясь в дискурсивных процессах, она влияет на формирование социокультурного окружения. А дискурс, конституирующий социальный и индивидуальный аспекты реальности в обыденных взаимодействиях и коммуникациях, становится предметной областью изучения.

«Дискурс-центрированное» исследование, имея дело с концептами и символами, более ориентировано на изучение «я» и личности в соотношении с когнитивным, коммуникативным и социально-институциональным факторами в культуре»²⁰. Поэтому Д. Уайт по-своему интерпретирует традиционное противопоставление психологической и символической ориентации, дуализм понятий «я» и «общество»: приватное — публичное, эмоция —разум, индивид —общество. Оно отразилось и в разведении понятий «личность» и «self», где первое соответствует дюркгеймовскому фокусу на коллективных представлениях и идеологии, а второе — психологическим, рефлексивным формам субъективности²¹. В психологической антропологии широко распространена оппозиция «культура» и «личность». Уайт считает, что все эти понятия нельзя рассматривать ни в синкрезисе, свойственном ранним антропологам, ни вне контекста их взаимодействия²². Понятие дискурса вводится, чтобы избежать такого противопоставления, поскольку охватывает и субъектный, и социальный аспекты, позволяя проследить движение от внутриличностных процессов к конструированию социальных связей и институтов, от индивидуальных значений к разделяемым символам.

В символической антропологии индивид рассматривается как производная общества. В психологической антропологии предметом интереса является субъективность носителя культуры. Их объединение открывает возможность понять, как в процессах коммуникации коллективные представления, присущие культуре, складываются из индивидуальных представлений ее носителей, репрезентируемых в конвенциональных символах.

Символизация подразумевает побуждение к установлению связи между означаемым к означающим. Различается несколько типов побуждений такого рода. Схематизирующую активность в конструировании первичных знаков называют идеогенетической. Естественный символизм, или эмпирическая мотивация к построению знаков, подразумевает, что связи между признаками явления закрепляются в культурно установленном символе. Этим объясняются сходные (но не универсальные) распределения некоторых символических ассоциаций среди различных культур, например: кровь и родство, физические признаки и жизненные силы или сексуальность. Конвенциональность знаков определяется подобными объединениями признаков, внутренними по отношению к культуре. В антропологии существует точка зрения, что все

•э White СМ. Ethnopsychology. In: Schwartz Т., White G.M., Lutz C. (eds.) New Directions... P. 23.

20 Ibid. P. 38-39.

2i Lee B. (ed.) Psychological Theories of the Self. N. Y„ 1982.

22 White CM. Op. cit. P. 39.

компоненты культуры обусловлены такого рода побуждениями. Они определяют директивную функцию артефакта, указывающую на цели и способы его использования. Это относится и к символам.

Обращаясь к описанию поведения индивида в культурном контексте, Д'Андраде задается вопросами: являются ли частью личностной психологии как науки цели и ценности, неизбежно сопряженные с комплексом психических процессов, таких как побуждения или предпочтения? Можно ли объяснить связь между символом и мотивом только результатом социализации и есть ли символы, которые можно понять вне связи с мотивами? Не является ли включение в систему значения директивной и аффективной функций смешением индивидуального и культурного уровней анализа? Эти вопросы, по его мнению, разрешаются, если исходить из предпосылки, что изучение культуры связано с изучением личностных процессов. В этом случае установки, потребности, защитные механизмы, будучи психическими явлениями, считаются относящимися к понятию личности как производной культуры, а из межличностных связей выводятся институционализация и разделяемость²³.

В символической антропологии культура изучается через объективированную систему значений, а в когнитивной антропологии система-значение рассматривается как продукт ментальной активности. При этом допускается, что наиболее существенные значения могут находиться вне поля сознания действующего субъекта, локализоваться в бессознательном. Представители символической антропологии возражают против необходимости при рассмотрении культуры обращаться к ментальным процессам и подчеркивают публичную и коллективную сущность феноменов культуры как «социально установленной структуры значений»²⁴. Психологические антропологи, например М. Спиро, указывают на то, что понимание культуры как публичной системы по определению исключает мысли и эмоции как субъективные факторы из ее анализа. Такое жесткое разведение теории культуры и психологии, индивидуального опыта и социальных значений непродуктивно. Д. Уайт, например, полагает, что задача современной антропологии состоит в определении способов влияния индивидуального опыта на формирование социальных значений и влияния социального опыта на формирование индивидуального. И то, и другое обнаруживается, по Уайту, при анализе дискурса.

Такому анализу соответствуют идеи Д'Андраде, который рассматривает культурные модели как когнитивные схемы, а внешнюю среду как имеющую физическую и социальную составляющие. Тогда культура считается, с одной стороны, частью окружающей среды, а с другой — механизмом организации познания. Посредством культурно организованного познания люди получают информацию о внешнем мире. Ког-ниция, как единица познания, согласно Коулу, может быть описана как результат взаимодействия между сознанием и внешним миром, а наи-

23 White CM. Op. cit. P. 98.

²⁴ Geertz С . Thine description: toward an interpretative theory of culture. In: The
Interpretation of Culture. N. Y., 1973. P. 12.

более естественный способ, которым культура включается в поле зрения когнитивной науки — это понятие артефакта²⁵.

Культурные категории как артефакты означают целостности, предполагающие как понимание сопутствующих каждой из них символических значений, так и следование предусматриваемым ей конвенциональным правилам. Их выделение и содержание — это социальные соглашения о том, «что чем считается». Категории, созданные по таким конститутивным правилам, являются абстракциями, но они могут быть воплощены и физически.

Репрезентативная, конструктивная, директивная и эвокативная функции категорий являются следствием специфичной организации человеческого мозга, биологический и психологический потенциал которого стимулируется культурными системами значений. «Широко распространено мнение, — пишет в этой связи Коул, — что разум и эмоции обычно конфликтуют и что эмоции — производная более животной и менее продвинутой части человеческой психики. Я уверен, что этот тезис ложен: мышление и чувствование — это параллельные процессы, развивающиеся одновременно»²⁶.

В этом же контексте следует рассматривать и сценарии, которые не существуют как изолированная система репрезентации. Они не только связаны друг с другом, но являются частью более обширной базы знаний, обусловленной культурными и социальными представлениями и ценностями, актуализированными в интеракциях.

Теоретическое сближение когнитивной и интерпретативной позиций произошло благодаря изменению представлений об образовании понятия. Была пересмотрена классическая модель классификации представляющая категории как совокупность необходимых и достаточных признаков выделяемого объекта. Выяснилось, что для категоризации не нужен их полный набор. Объект распознается по совокупности типичных проявлений определенной категории как прототипической модели, с которой сравнивается поступающая информация. Иными словами, классификация есть результат не перебора признаков, а поиска аналогий воспринимаемого с прототипом. Существует предположение, что способность к такому сопоставлению врождена человеку, тогда как сложные формы познания культурно обусловлены. Концепция хранимых в памяти прототипов предполагает, что базовые понятия и категории формируются путем сравнения с ними вновь поступающей информации. Соответственно схематизация и обусловленное ею построение значений основаны на поиске аналогий. Такой поиск подразумевает взаимодействие индивида с окружением, поскольку его сенсорная практика опосредуется конвенциональными культурными символами (языковыми и пр.) и референтами, которые, в свою очередь, унифицированы в сознании за счет схематизации. В результате культурно организованный мир, т. е. мир значений, воспринимается субъектом как «естественный факт».

" Cole M. Culture and Cognitive Science. Talk Presented to the Cognitive Science Program. U.C. Santa Barbara. 15 May. 1997. 26 ibid. P. 100.

глдвд г. концепция медицин в соцшуньтурном исспедоваш _______________________________________ |

Процесс схематизации при формировании индивидуальных, субъективных знаков осуществляется в простых формах. На уровне культуры индивиду предлагаются сложные социально разделяемые модели упорядочения элементов его практического опыта. Такие модели образуются в процессах интеракции и обеспечивают «скоординированную схематизацию» и значения, общие для всех членов сообщества. Такие конвенциональные (в противоположность чисто индивидуальным) модели придают им базовую ориентацию, называемую интерсубъективностью. Следовательно, значение рождается дважды: первый раз в социокультурной практике в форме конвенциональных схем; второй раз — в ходе индивидуальной схематизации. Связь между конструированием значения на индивидуальном и социальном уровнях опосредуется культурными моделями. Это позволяет понять, как конвенциональные репрезентации иитериоризируются и приобретают побудительную силу.

Место артефакта в контексте представлений о культуре

Все сказанное позволяет в ответ на вопрос: где локализуются культурные значения — в культурно продуцируемых сообщениях или в сознании людей, интерпретирующих их, — провести различие между сообщением и значением. Прежде ментальный процесс нередко представлялся как внутренняя манипуляция с репрезентациями внешних знаков. Но в современной когнитивной антропологии значение трактуется как отдельная целостность, имеющая сложные принципы организации. Эти внутренние формы, называемые «схемами», рассматриваются как составленные из абстрактных сетей, подобных строению грамматических предложений. «Представляется, что в этом отношении целесообразно использовать различные термины для внутренних значений и внешних знаков. Термин «система-значение» скорее подходит для ментальных структур и процессов, а термин «символ» — для внешних знаков»²⁷. Соответственно представленное в символах сообщение интерпретируется с помощью систем значений.

Трактовка сообщений — это конструирующая деятельность, предполагающая наличие познающего субъекта, культурно организованного внешнего мира и опосредующей схемы интерпретации. Это позволяет рассматривать культурно мотивированные практики их взаимодействия как порождающие и использующие значения. В свою очередь, понятие значения примиряет предположение, что культурные схемы управляют когнитивной активностью и одновременно являются ее продуктами,

V V W Oft

с конструктивистской концепцией ментальных репрезентации"¹⁰.

Отправной точкой в этом случае являются восприятие и его культурные рамки, которые ограничивают область связей человека с окружением, конструируя таким образом культурные объекты и придавая им определенные значения, обусловленные характером, назначением

²⁷ Cole M. Culture and Cognitive Science. P. 104.

28 Ibid.

этих связей. Они, как уже говорилось, обозначаются как артефакты, или искусственные объекты, которые можно разделить на: материальные; идеальные; когнитивные (репрезентация или «схема» объекта на уровне представлений); модели действия с объектами (в том числе сценарии, т. е. культурно обусловленные модели поведения); «интенцио-нальные миры»; «интенциональные действия». Из них строятся и с их помощью интерпретируются сообщения о том, «что происходит».

Итак, связи людей с окружением опосредованы артефактами, в том числе когнитивными схемами, которые направляют и организуют индивидуальное мышление, структурируя отбор, сохранение и использование информации. Термин «схема» используется для обозначения структур знания, части которого соотносятся друг с другом и с заданным прототипом как целым²⁹. «Схема включает в себя сеть связей, которые сохраняются во всех частных случаях ее действия»³⁰. Выделяются схемы знаний об объектах, ситуациях, событиях, последовательностях событий, действий — все это вторичные артефакты, механизмы отбора значимой для индивида информации. Они указывают на то, как связаны между собой определенные существенные элементы окружения, оставляя возможность «включения других, менее существенных элементов по необходимости в соответствии с обстоятельствами»³¹.

Культурные схемы составляют значимые опосредующие звенья в коммуникациях между членами любой социальной группы. Они относятся к физическим объектам, социальным взаимодействиям, построению суждений, значениям слов. Совокупность таких схем, характерную для группы, Коул вслед за Д'Андраде называет культурными моделями. Такие модели обеспечивают основу для интерпретации опыта и регуляции поведения в контексте социокультурных взаимодействий и коммуникаций. При изучении повседневности особую значимость имеют схемы событий, часто называемые сценариями, где определены участники, выполняемые социальные роли, используемые объекты и внутренние причинные связи. Сценарии, как и культурные схемы, организуют действия участников интеракций и позволяют возвращаться к ним, не согласовывая каждый раз заново. Освоение сценариев составляет важный аспект социализации.

Ришар выделяет четыре основных характеристики, определяющих схемы как:

— блоки знания, которые, с одной стороны, неделимы и восстановимы в памяти как таковые, а с другой — автономны относительно других когниций;

— комплексные объекты, сконструированные из элементарных единиц — концентов действий, связей или схем, являющихся более общими;

— общие и абстрактные структуры, приложимые к разнокачественным ситуациям, т. е. содержащие несколько переменных или сво-

²⁹ Mandler С . Cognitive Psychology: An Essay in Cognitive Science. Hillsdale (N. J.), 1985.

³⁰ Rumelhard D. Schemata: the building blocks of cognition. In: Spiro R., Bruce В., and Brewer
W. (eds.) Theoretical Issues in Reading Comprehension. Hillsdale (N.J.), 1978. P. 3.

³¹ Коул М . Культурно-историческая психология. С. 149.

бодных мест, заполняемых специфичными элементами конкретной

ситуации, связанной с этой схемой; — структуры, выражающие знание общего порядка и используемые в

разных целях: понимать, исполнять, делать умозаключение. Они

описывают организацию «части —целое»³².

Схемы выполняют важные функции при восприятии и понимании сообщения. Во-первых, обусловливая первичные интерпретации, они определяют форму воспринимаемого фрагмента. Во-вторых, они используются при пересмотре запоминаемой информации, что ведет к реконструкции первичной интерпретации. С точки зрения опосредования отношений людей с окружением особую значимость приобретает достаточно обоснованное предположение, что запоминаются скорее интерпретации события или текста, а не они сами.

Восприятие и понимание внешних событий описывается как процесс выбора и верификации концептуальных схем, объясняющих наличную ситуацию. Процесс запоминания также предполагает выбор и верификацию соответствующей конфигурации схем, объясняющих хранимые в памяти фрагменты информации. Итак, в антропологии когнитивная схема означает ментальную структуру, организующую внешние события и явления определенного класса, включая их иерархические и параллельные соотношения с другими классами событий и явлений. Она культурно обусловлена, имеет символическое выражение и используется индивидом в качестве опосредующего звена в коммуникативных процессах.

Теперь следует перейти к анализу отношений между значениями и действиями в интеракционных процессах. Согласно Д'Андраде важно различать конститутивные и регулятивные правила. Системы конститутивных правил Д'Андраде называет культурными институтами. Эти правила предполагают, что «X следует понимать как Y в контексте С»³³. С их помощью в культуре устанавливаются значения символов. Регулятивные правила определяют формы поведения, обусловленные признанием конкретных значений такого рода, т. е. влекут за собой действия. Конститутивные правила влияют на «репертуар поведения людей», с ними связаны культурные формы, такие как системы родства или политические системы. Эта связь не описывается законами логики — многие сходные правила такого рода могут быть связаны с совершенно различными культурными формами, относящимися к разным субкультурам. В совокупности оба типа правил порождают систему-значение (значение как систему), т. е. комплекс представлений и поведения людей, связанных с определенным символом.

Обычно предполагается, что значения имеют только репрезентативные функции. Отчасти это верно, поскольку репрезентация имеет высокую адаптационную ценность — культура содержит знания о том, что есть и что может быть, и эти знания предаются через их представленность. Однако некоторые элементы значения как системы имеют ди-

32 Ришар Ж.Ф. Ментальная активность. Понимание, рассуждение, нахождение решений. М., 1998. С. 36-37.

33 Ibid. P. 91.

рективную и побуждающую (эвокативную) силу, которую человек ощущает как необходимость или обязанность совершить конкретный акт. С этим связны два типа порождения мотивов: угроза социальных санкций и следование собственной системе ценностей.

Система-значение есть нечто большее, чем просто конституированная целостность. Она включает также и субъективный аспект, т. е. представление субъекта о значении зависит от того, чем это значение является, по его мнению. Соответственно культурные системы-значения имеют репрезентативную, конструктивную, директивную и эвокативную функции, т. е. значения представляют окружение, выделяют культурные целостности, предписывают определенные действия, вызывают определенные чувства.

Оперирование схемами начинается с проверки степени их адекватности тому, что происходит в реальности, т. е. с определения значения составляющих их переменных. Если схема не проясняет отдельных аспектов ситуации, то индивид может либо продолжать уточнять связанные ней значения, либо признать ее неадекватной и искать другие инструменты определения ситуации. Схемы также имеют предсказательную силу, т.е. на их основе делаются заключения о возможных событиях. Соответственно каждая из них удовлетворительно объясняет все (в том числе ненаблюдаемые) аспекты соответствующей ситуации, выводя таким образом индивида за пределы наблюдаемого: если у него есть схема определенного события, трудно различить, какие из его аспектов воспринимаются непосредственно, а какие — опосредованы умозрительными интерцретациями.

Схемы как активные «процессоры» с четко определенной структурой составляющих их элементов можно уподобить компьютерным программам и процедурам, чья основная функция состоит в соответствующей им обработке информации. Обычно процедура представляется сетью (деревом) отдельных ее преобразований, а выполнение процедуры — это последовательная реализация составляющих ее шагов, каждый из которых состоит из нескольких операций с входными данными. То же справедливо и для схем: это также сеть (возможно, дерево) организованных репрезентаций различных аспектов концептуального содержания понятия, закодированного схемой.

Однако процесс подразделения процедур, осуществляемых посредством схемы, на более мелкие единицы не бесконечен. Подобно тому, как основу компьютерной программы составляет набор элементарных и неразложимых инструкций для машины, схемы разворачиваются на базе элементарных единиц, которые уже неразложимы на более простые. Их Норманн и Рамельхарт называют примитивными³⁴. «Большинство действий можно разложить на более элементарные так, что фактически они могут быть названы процедурами... Некоторые из этих элементарных действий также разложимы... Где остановиться? Опыт показывает, что это следует сделать, когда мы доходим до действий, реализация которых не поддается разъяснению. Они принимаются как

³⁴ Nermann D.A., Rumelhart D.E. Explorations in Cognition. San Francisco. 1975.

примитивные, первичные, «когнитивно-проницаемые», если понятие цели характеризует их, но неприменимо к их составляющим»³⁵.

Механизмом контроля над адекватностью преобразований воспринятой информации в коммуницируемую форму считается так называемый грамматический анализатор (a parser). Это средство, позволяющее определить, является ли некоторая последовательность символов правильным предложением (т. е. составлена ли она по правилам грамматики), и если да, то какова его внутренняя структура. Иными словами, грамматический анализатор определяет, какие символы из последовательности составляют определенные элементы предложения. Подобная аналогия особенно полезна для математической лингвистики с ее аналитическими процедурами³⁶.

Иерархии когнитивных процессов сравнимы с последовательностью формирования действий. Она начинается с рефлексов и других функциональных элементов активности. Узлы ее организации более высокого уровня контролируют комбинации актов на более низком. Упорядоченные элементы, контролируемые отдельным узлом организации, функционально значимы, т. е. обслуживают решение определенной задачи или цель, на которые ориентировано действие. На вершине этой иерархии находятся узлы, называемые в психологии мотивами. Такая структура действия, предложенная Галлистелом, сходна с понятием схемы³⁷, репрезентирующей ее. Однако при изучении интеракции их следует различать.

В ходе взаимодействия с окружением у организма появляется необходимость в новых структурах активности. Обычно они образуются из элементов уже существующих форм путем деконструкции-реконструкции. Условия, при которых возникают новые системы действий, изучены мало. Предполагается, что они могут порождаться информационно-поисковой активностью организма. Повторные использования таких новообразований порождают более организованные и устойчивые структуры: их итеративное использование — с уменьшением количества, вариаций (ошибок) на каждом шагу — формирует новую устойчивую структуру, дополняющую уже существующие.

Другую сторону организации действий составляет их репрезентация в сознании индивида. Она может быть теоретически представлена двояким образом: во-первых, в виде базовой репрезентации структуры действия как такового; во-вторых, в репрезентации его перцептуальнои (визуальной или кинетической) регистрации³⁸. В первом случае говорят о структуре действий; во втором о когнитивной структуре. Знания об иерархической последовательности действий репрезентируются в когнитивной системе действий; само же их выполнение порождает соответствующие схемы. Отношения между структурами действий и

³⁵ Ришар Ж.Ф. Ментальная активность. Понимание, рассуждение, нахождение реше
ний. М., 1998. С. 39.

³⁶ Kaplan R.M. A general syntactic processor. In: Eustin R. (ed.) Natural Language Processing.
N. Y., 1973.

3' Gallistel C.R. The Organization of Action: A New Synthesis. Hillsdale N. Y., 1980. 38 Piaget J. The Origin of Intelligence in the Child. L., 1953.

их вторичными когнитивными отображениями мало изучены. Многие когнитивные структуры репрезентируют именно эти вторичные образования, и чаще всего в визуальной форме.

Образование новых систем действий требует значительной затраты когнитивных усилий. На этом этапе каждый структурный элемент перед включением в нее тщательно проверяется. Когда она уже сформирована, отдельные действия при ее активизации начинают выполняться автоматически.

Предполагается, что при включении определенных структур активности связи устанавливаются между несколькими системами действий и вторичными схемами. Обе структуры не изоморфны друг другу. Когнитивная схема — это аббревиатура, набор ключевых составляющих символизированной системы действий. Механизм, превращающий когнитивную систему действий в их осуществление, реальную последовательность единиц активности, пока неясен.

Отношения между системами действий и их вторичными репрезентациями в когнитивных схемах отображаются в культурных моделях познавательных связей людей с окружением, в технологии, науке и т. п. Они выполняют в обществе те же функции, что и индивидуальные модели в отношении связей личности с окружением. По мере того как когнитивные схемы развиваются, люди начинают лучше понимать свои возможности в использовании освоенных навыков³⁹.

Вторичные репрезентации действий позволяют индивиду квалифицировать проявления активности — свои и других. При оценке себя в качестве актора он основывается на самовосприятии, которое формируется вторичными схемами действий и позволяет определить их как ориентированные на кооперацию, конфликт, партнерство с другими, оценить их как полезные или неэффективные. Иными словами, схемы действий определяют критерии их категоризации и оценки.

Различия между системами действий и их вторичными репрезентациями соответствуют тем, что обнаруживаются в интерактивных процессах между процедурными и декларативными знаниями. Действия по определению являются процедурами, а соответствующие знания не всегда осознаны и вербализованы — в отличие от декларативных. Вторичные схемы декларативно опосредуют процедурные знания⁴⁰.

Все эти микродинамические построения в сочетании с понятием интенциональности в контексте интеракции приводят к представлению о событии. Оно определяется как продукт целенаправленной совместной деятельности людей, оперирования объектами, взаимодействия ради достижения определенного результата. «Поскольку события про-изводны от целей, они обычно получают условные названия (ярлыки) и ограничиваются некоторыми рамками... События как таковые структурированы. Они характеризуются определенной временной и причинной последовательностью и являются сегментами активности, каждый из которых [в свою очередь, может состоять из событий]... «Обобщенные репрезентации события» (generalised event representations — GER)

зэ Gentler £>., Stevens A. (eds.). Mental Models. Hillsdale, N. y., 1982. *o Mandler C . Cognitive Psychology. P. 45.

структурированы так же, как и сами события, т. е. имеют ту же структуру. Однако нет гарантии, что важные характеристики их структуры будут репрезентированы в каждой конкретной GER... Кроме того, вербальные описания события могут не полностью отражать структуру GER. Поэтому проводится различие между самим событием, его ментальной и вербальной репрезентацией». Когнитивную схему события принято называть сценарием. Он «является одним из типов GER. GER — обобщенное понятие; ER* — указывает на одновременность специфичных и общих репрезентаций. О «сценарии» говорят, когда есть уверенность, что обсуждаемые GER соответствуют сценарной модели. Термины «эпизод» и «событие» соотносятся как знак и тип»⁴¹.

Сценарий с этой точки зрения представляет собой упорядоченную последовательность действий, разворачивающихся в определенном пространственно-временном контексте и подчиненную определенной цели. В его рамках фиксируются акторы, обязательные и факультативные действия, соответствующие достижению намеченных целей в определенных обстоятельствах. Его можно разделить на слоты, структурные единицы, включающие в себя акторов, действия, объекты действий, и требования к их заполнению. Для каждого из слотов, кроме заполненных, подразумеваются «пустые» места на случай, если акторы, действия и объекты действий не определены для данного конкретного контекста.

По базовым характеристикам сценарии сходны с другими когнитивными схемами, но и отличаются от них. Подобно другим схемам, сценарий — это когнитивная система, где часть подразумевает наличие целого, а целое есть нечто большее, чем сумма его частей. Если он адекватно описывает некоторую ситуацию, то можно предсказать все ее обязательные компоненты и ожидать появления отдельных факультативных элементов, даже когда они эксплицитно не заданы. Сходство заключается также в том, что это типичные схемы. Идет ли речь об одном событии или о серии повторяющихся, считается, что сценарий отображает структуру класса событий, а не специфичен для каждого конкретного случая. От других видов схем сценарий отличается содержанием своих базовых составляющих — действий, а также временных и каузальных связей между ними. Здесь репрезентируются события, которые осуществляются во времени и пространстве, т. е. одни элементы сценария — акты — следуют за другими и связаны в причинно обусловленные последовательности.

В соответствии с реальными событиями сценарии упорядочены, т. е. в них выделяются субсценарии (subscripts) или сцены (scenes), а также наряду с основными альтернативные линии движения (paths). Проводятся различия между сильными и слабыми сценариями. В слабых точно определены компоненты, но не порядок их появления; в сильных фиксируется и то, и другое. Вместе с тем большинство из них допускает некоторую вариативность каждой из составляющих и их сочетаний.

Сценарии выполняют важную функцию в опосредовании социального взаимодействия. В них интегрированы знания не только об объек-

* ER — репрезентация события (event representation).

⁴¹ Nelson К . Event Knowledge: Structure and Function in Development. Hillsdale. N.Y., 1986. P. 12.

тах и их связях, но и о людях и их отношениях. Поэтому для детей их роль значима в качестве первичных репрезентаций интерактивного опыта. Управляемые в своей повседневной активности взрослыми, они получают важную информацию об организации социокультурной жизни.

«Ключевые характеристики сценариев — это их целостность, последовательность, каузальная структура и иерархичность. Кроме того, открытость структуры допускает альтернативные линии движения и слоты, которые замещают друг друга в различных обстоятельствах»⁴². Таким образом, они рассматриваются как репрезентации событий, которые точно определяют соответствующую последовательность действий в определенном контексте. Их структуры и содержание обусловлены реальным опытом совместного существования людей. Структурные элементы, называемые слотами (акторы, действия, объекты действий), заполняются в соответствии с содержанием событий. Так как их схемы считаются системным целым, содержания отдельных слотов взаимозависимы. Каждая схема события строится вокруг центра — целевого акта, который определяет, какие действия являются обязательными, а какие факультативными, а также порядок следования слотов. Иными словами, она репрезентирует структуру и вариативность реального опыта, и опосредует поведение в знакомых ситуациях. В таком качестве эти когнитивные структуры могут использоваться при интерпретации устного и письменного дискурса, характерного для определенных классов ситуаций: на них опираются соответствующие процессы логического вывода.

Заполнители слотов вычисляются из схемы события, даже если соответствующая информация эксплицитно не задана. Однако здесь возможны и ошибки: при ее недостаточности в сценарии слотам может быть приписано более типичное, чем нужно, содержание. Каждая сцена состоит из ряда последовательных действий, среди которых выделяются самые главные. Центральный акт, реализующий цель события, является наиболее значимым из них, поскольку на него замыкается все событие. Главные акты каждой сцены подчиняются суб-целям⁴³.

Все события, в которых участвуют люди, являются социокультурными, следовательно, сценарии репрезентируют их культурно обусловленные отношения с окружением. Исследование когнитивных процессов у взрослых людей показывает: имеющиеся у них схемы событий влияют на освоение нового опыта, помогают делать логические выводы и предсказания. Они обеспечивают когнитивное содержание знакомой ситуации, основания для интерпретации действий, акторов, объектов и отношений, включенных в данную ситуацию. Перечень функций сценариев еще раз подчеркивает их опосредующую роль во взаимодействии людей, в интерпретации сопровождающего его дискурса.

Обобщая результаты рассмотрения разных типов артефактов, следует подчеркнуть, что их порождение отнюдь не сводится к интрапси-

⁴² Nelson К . Event Knowledge: Structure and Function in Development. P. 12, 15.

⁴³ Slackman E.A., Hudson J.A., Fivush R. Actions, actors, links and goals: the structure of
children's event representation. In: Nelson C. (ed.) Event Knowledge Structure and Function in
Development. Hillsdale, N. Y., 1986. P. 49-51.

хическим процессам. Они формируются во взаимодействиях людей и имеют интерсубъективные символические и поведенческие формы⁴⁴. Ф.К. Бартлетт, которому принадлежит идея схем⁴⁵, писал о них «как о конвенциях, социальных практиках, существующих как внутри, так и вне психики, являющихся одновременно и материализованными практиками, и психическими структурами»⁴⁶.

Если рассматривать культуру в ее динамике, то все артефакты, которые появляются в ее ходе, — это продукты взаимодействий и коммуникаций людей, связанные с адаптационными процессами, аккумулирующими парциальные решения некоторых из возникающих в их ходе проблем. Они обусловлены познавательной активностью, реализующейся как интрасубъективно, так и интерсубъективно. Это «актуализация повседневных культурных практик»⁴⁷. Хотя культура считается источником средств адаптации, таких как инструменты, культурные схемы и сценарии, подчеркивается, что индивидам тем не менее приходится затрачивать усилия на их отбор и интерпретацию применительно к конкретным обстоятельствам, на обучение способам их эффективного использования.

Итак:

«1. Артефакты являются фундаментальными составляющими культуры.

2. Артефакты одновременно и материальны, и идеальны. Они связывают людей с миром и друг с другом таким способом, в котором сочетаются свойства орудий и символов.

3. Артефакты как элементы культуры не существуют изолированно, скорее они могут быть поняты как совокупность уровней, которая включает культурные модели и специально сконструированные «альтернативные миры».

4. Существует близкое родство между ...концепцией артефактов и
представлением о культурных моделях, сценариях и т. п. Использова
ние этого родства требует представления о сценариях и схемах как об
объектах, имеющих двойственную природу в процессе опосредования.

5. Артефакты и системы артефактов существуют как таковые только в отношении к чему-то еще, что разные авторы называют ситуацией, контекстом, деятельностью и т. п.

6. Опосредованная деятельность имеет разнонаправленные последствия; она одновременно изменяет субъекта по отношению к другим и связь Я —другой по отношению к ситуации в целом, а также и среду, в которой Я взаимодействует с другими.

7. Культурное опосредование предполагает также изменения в развитии, при которых деятельность предыдущих поколений аккумулируется в настоящем как специфически человеческая составляющая среды. Эта форма развития, в свою очередь, предполагает особую значимость социального мира для развития человека, поскольку только

"4 Коул М. Цит. раб. С. 152.

45 Bartlett F.C. Remembering. Cambridge, 1932.

46 Коул М. Цит. раб. С. 152.

47 Hutchins E. Cognition in the World. Cambridge (Mass.), 1995.

другие люди могут создать специальные условия, необходимые, чтобы это развитие произошло»⁴⁸.

Интегратнвные функции артефакта

Приравнивая артефакты к «синтезированным вещам», Саймон подчеркивает их культурно-интегративную функцию. Речь идет о совместно созданных людьми объектах, о «гибридах, наполовину природных, наполовину культурно-исторических». Такое определение предполагает пересечение личностного и культурно-исторического истоков их порождения. «Артефакты в известном смысле являются моделями. Их структуры — это и своего рода «теории», и ранжированные аспекты внешнего окружения, в котором люди используют их. В то же время артефакты могут претерпевать трансформации, метаморфозы, в ходе которых внутренние репрезентации переносятся на внешние предметы. Ведь артефакты непосредственно связны с целями, направленными действиями людей, они — функциональный аспект всех опосредованных действий. Поэтому артефакты воплощают ценности (должное); в этом смысле все культурно опосредованные действия являются, по меньшей мере имплицитно, моральными действиями»⁴⁹. А согласно Саймону, именно символическую систему следует считать «центральным артефактом, обеспечивающим адаптацию к окружению», выделив четыре критерия⁵⁰, отличающих артефакты от природных явлений. Артефакты:

—всегда являются порождением человека (синтезированы человеком);

—могут подражать природным явлениям;

—могут быть охарактеризованы в терминах функций, целей, адаптационных механизмов;

— часто обсуждаются, прежде всего в тех случаях, когда им дается
определение в императивных или дескриптивных терминах⁵¹.
Функционирование артефакта — символического действия в куль
туре Д'Андраде описывает на примере ритуала⁵². Он устанавливает
систему правил, которую индивиды знают, разделяют и принимают как
руководство к действию. Эта система существует в определенном кон
тексте культурно установленной целостности, подразумевающей соци
альное соглашение, что событие имеет символическое значение. Такое
значение действий, совершаемых в этих условиях, проявляется не только
как знание о значении символа, т. е. не только то, что совершаемые
действия означают «нечто еще», нечто большее по сравнению с их
непосредственным значением. Признание символа означает также сле
дование установленному правилу и участие в его реализации.

⁴⁸ Коул М. Цит. раб. С. 158.

⁴⁹ Cole M. Culture and Cognitive Science.

50 Simon H, Sciences of the Artificial. Cambridge, 1981. P. 27.
si Ibid. P. 8.

⁵² D'Andrade R.C. Cultural meaning systems. In: Shweder R.A., Le Vine R.A. (eds.) Cultural Theories... P. 91.

Вартофский определял артефакты как «объективизацию человеческих нужд и намерений, уже насыщенных когнитивным и аффективным содержанием»⁵³, распределенную по уровням. Первый из них составляют первичные артефакты, непосредственно используемые в практике, — от средств производства до слов, письменных принадлежностей, телекоммуникативных сетей и мифических образов (М. Коул). Речь идет о материи, преобразованной человеческой деятельностью. Ко второму относятся как первичные артефакты, так и способы их использования. Они играют центральную роль в сохранении и трансляции представлений и способов действия и включают предписания, обычаи, нормы, конструкции и т. п. Третий уровень представлен классом артефактов, которые могут превратиться в относительно автономные «миры, в которых правила, конвенции и результаты уже не кажутся непосредственно практическими, которые можно рассматривать как арену непрактичной или «свободной» игры. Вартофский, называя эти воображаемые миры третичными артефактами, отмечает, что способы поведения, приобретенные во взаимодействии с ними, могут распространяться за пределы непосредственного контекста их использования». Коул пишет, что он связал бы эти представления об артефактах, «с одной стороны, с представлениями о схемах и сценариях, а с другой — с представлением о контексте, опосредовании и деятельности, существующем в современной когнитивной психологии»⁵⁴.

Артефакты считаются фундаментальными составляющими культуры. Ее развитие можно понимать как коэволюцию человеческой деятельности и артефактов. «Слова, которые мы произносим, социальные институты, в деятельности которых участвуем, искусственные физические объекты, которые используем, — все они служат одновременно и орудиями, и символами. Они существуют в мире вокруг нас, они организуют наше внимание и действие в этом мире и в совокупности образуют «иные миры». В процессе формирования человеческой культуры опосредование создает такой тип развития, при котором деятельность предыдущих поколений накапливается в настоящем как специфически человеческая составляющая окружающей среды. Социальный мир влияет на человека не только через действия реально существующих людей, которые разговаривают, общаются, показывают пример или убеждают, но и чрез невидимые способы действия и объекты, созданные людьми в окружающем индивида мире. Существуют предписанные формы социального взаимодействия: обычаи, схемы, ритуалы, культурные формы. Существуют искусственно созданные объекты, молчаливо насыщающие мир человеческим интеллектом: слова, карты, телевизионные приемники, станции метро. В конечном счете культурно-исторический подход М. Коула к изучению психики требует, чтобы при изучении человеческого развития мы считали изучение окружающей социальной практики неотъемлемой частью нашего исследования»⁵⁵.

и Wartofski M. Models. Dordrecht. 1973. P. 204.

⁵⁴ Коул М. Культурно-историческая психология. С. 145 — 146.

55 Уайт Ш.Г. Предисловие // М. Коул. Цит. раб. С. 13-14.

Артефакты многозначны. Это видно даже на примере символа в контексте ритуала, который Тернер определял как его элементарную единицу, «сохраняющую специфические особенности ритуального поведения... элементарную единицу специфичной структуры в ритуальном контексте». Он отмечал, что у ритуальных символов чаще всего нет жестко привязанных к ним значений: «в каждой целостной совокупности или (ритуальной) системе существует ядро доминантных символов, которые характеризуются чрезвычайной многозначностью (...) и центральным положением в каждом ритуальном исполнении»; «доминантные символы создают фиксированные точки всей системы и повторяются во многих из составляющих систему ритуалах»³⁶. В совокупности они образуют грамматику и словарь социального действия, и подобно тому как слова меняют свой смысл в различных контекстах, один и тот же символический элемент ритуала может обозначать разные «темы».

Эта многозначность обусловливается также аффективной составляющей. Во-первых, человек реагирует почти на каждый стимул. Во-вторых, некоторые символические формы сами являются организованной аффективной реакцией. В-третьих, в обыденной речи есть множество разнообразных аффективных и эвокативных форм, таких как благодарность, извинение, сожаление, поздравление, крик, шепот и т. п. Внутри систем значений каждый символ вызывает множество аффективных ассоциаций, как заученных, так и спонтанных. Известно также, что различные функциональные системы (включающие в себя людей, артефакты, способы действий) координируются с определенными символическими системами, внешними для индивидов, но организующими и оформляющими процессы и результаты познания. Изменение в этих системах может привести к модификации когнитивных процессов. Символические артефакты, воплощенные в социокультурные системы, организуют практику, в которой они используются и одновременно являются механизмами обработки информации.

Символ трактуется Бошем в духе Р. Фирта: «символ представляет нечто иное (чем он сам)»⁵⁷. «Внешне личность говорит или делает нечто, но наши наблюдения или выводы наводят на мысль, что это не следует принимать буквально — за ним стоит что-то имеющее иное значение»⁵⁸. Бош полагает, что каждое действие и любая перцепция имеют «прямое» и «непрямое» (символическое) значение, но оба они сплетены и могут быть разделены только аналитически⁵⁹. Сходным образом Д'Андраде, называя ментальные значения «значениями-системами», определяет соответствующие им элементы внешней по отношению к человеку реальности как символы. И он тоже отмечает, что одному и тому же символу люди придают разные значения в зависимости от ситуации, от контекста его использования.

В последнее время представители разных направлений в антропологии пришли к общему выводу, что адекватное описание культурных сим-

⁵⁶ Turner V. Structure and Antistructure.

s' Firth R. Symbols, Public and Private. L., 1973. P. 22.

58 Ibid. P. 26.

59 Boesch E.E. Symbolic Action... P. 81.

волов — от словесных до широких познавательных систем — невозможно без определения под-лежащих им когнитивных схем. «Теория схем — это основная несущая конструкция для более сложных организаций»⁶⁰. Ранее говорилось о внутреннем их строении. Теперь следует обратиться к вопросу о том, как они обеспечивают основания для оценки приемлемости и неприемлемости способов.построения категорий и суждений в определенной культуре и составляющих ее субкультурах, т. е. к функциям, выполняемым ими в организации отношений людей с окружением.

В этих теоретических рамках культурное знание представлено как сеть взаимодействующих концепций с различными связями между ними. Но не только. Например, если обратиться к таксономии, то объектами здесь могут быть любые совокупности явлений, а отношения между ними определяются включением в класс. Но сама по себе таксономическая модель не означает, что информация, организованная таким образом, адекватно отражает изучаемую культурную реальность. «Если говорить о таксономии, используемой в антропологии как формат для упорядочения изучаемых знаний, то он скорее соответствует научной культуре, чем организации знаний информантами»⁶¹. Соответственно при анализе этих и других систем такого рода следует выявить под-лежащие им когнитивные схемы

Д'Андраде считает, что схемы при организации (репрезентации) знаний выполняют функцию обобщения и упорядочения многообразных проявлений окружения и высказываний о них. Э. Хатчинс также полагает, что схемы как культурно обусловленные структуры знаний облегчают понимание реальности и построение логических выводов⁶². Другая важная функция схем состоит в том, что это ин-терпретативный фрейм, сформировавшийся как ментальный отпечаток прошлого опыта. Схемы направляют переживание настоящего, предвидение будущего, воспоминания о прошлом. Это производные опыта людей, проинтерпретированного в соответствии с их общей историей и традицией, «комплексы допущений или ожиданий, осва-емые индивидами, управляющие вниманием и реконструкцией воспоминаний, помогающие логическим выводам относительно ситуаций, составляющие базу для интерпретации настоящего. Совершенно очевидно, что теории схем охватывают широкий спектр человеческой активности, а не только номинации. Точнее сказать, схемы теоретически представляются как непрерывные цепи ментальных образований»⁶³, организующих воспринимаемую информацию в определенные конфигурации, имеющие одновременно индивидуальную и социальную значимость.

Схемы упорядочены иерархическим образом: все нижележащие узлы содержат более специфичную информацию, обобщаемую на рас-

⁶⁰ D'Andrade R.C. Cognitive anthropology. In: Schwartz Т., White G.M., Lutz C.A. (eds.) New Direction in Psychological Anthropology. Cambridge, 1994. P. 47. 6i Ibid. P. 51.

62 Hutchins E. Culture nd Inference. Cambridge, MA., 1980.

⁶³ Holland D. The woman who climbed up the house: some limitation of schema theory. In:
New Directon... P. 68.

положенных выше»⁶⁴. Соответственно еще одна важная функция схем в процессах познания — это трансформация непосредственных индивидуальных ощущений и восприятий в культурно разделяемые символы. Эти когнитивные структуры являются самой общей разновидностью базовых репрезентаций, составляющих когнитивную систему. Они отличаются от других, таких как логические, синтактические, процедурные, тем, что связаны с первоначальной организацией опыта и в этом отношении пересекаются с такими понятиями, как «планы» и «образы». Их формирование осуществляется в ходе взаимодействия людей с окружением как организация опыта в направлении от дискретных переменных к общим категориям. «Схема как особая категория ментальных структур сохраняет и организует предшествующий опыт и управляет им, как и восприятием, в дальнейшем. Будучи результатом переживания определенных событий, она представляет собой их абстрактную репрезентацию»⁶⁵.

Событие воспринимается в терминах схем, которые оно актуализу-ет, наряду с другими видами сензитивности, такими как зрительное восприятие, понимание, интерпретация. Это ограничительная отличная от других репрезентативная система, где активизация части каким-либо внешним стимулом подразумевает активизацию целого⁶⁶, увязывающего с ним подходящие элементы окружения схемы в подобных случаях выполняют функцию селективных механизмов. Активизация одной из них обусловливает торможение других, конкурирующих. Эти процессы осуществляются автоматически и имеют несколько разновидностей. В одних обстоятельствах речь идет только о целевых ее аспектах без иных ментальных образований, в том числе репрезентаций, относящихся к событию. «Тогда ее активизация обеспечивает структурную интеграцию самой схемы применительно к цели. В результате схема приобретает более четкие ограничения и определенность, т. е. большую эффективность для последующей организации опыта. В других обстоятельствах специфичная схема может активизироваться в связи с не относящимися к ней объектам и событиям. Такие активизации обеспечивают сопряженность ментальных образований друг с другом»⁶⁷.

Итак, эти когнитивные образования участвуют в процессах интерпретации сенсорных данных (лингвистических и нелингвистических), извлечения информации из памяти, целеполагания, организации действий, распределения ресурсов. Их изучение «может стать базой для теоретического осмысления того, как люди оперируют информацией. Однако точного представления о том, что такое схемы, пока не существует, и некоторые скептики говорят о них с подозрением»⁶⁸. Тем не менее считается, что соответствующая теоретическая модель позволя-

⁶⁴ Nelson К. Event Knowledge. Structure and Function in Development. Hillsdale, N. Y., L.,
1986. P. 8.

65 Mandler C. Mind and Body: Psychology of Emotion and Stress. N. Y., 1984. P. 113.

66 Mandler G. Cognitive Psychology. Hillsdale, N. Y., 1985. P. 37.
6' Ibid. P. 38-39.

68 Rumelhart D.E, Schemata... 1980. P. 33.

ет описать познавательные процессы, имея в виду, что речь идет о структурах, связывающих между собой знания о «вещах» и о том, как ими пользоваться; данные, хранимые в памяти; общие понятия; знания об объектах, ситуациях, событиях, действиях, их последовательностях. Согласно концепции прототипа, значению всех этих единиц соответствуют определенные схемы типичных (нормальных, стандартных) для них ситуаций.

Как уже говорилось, на базе таких ситуаций и когнитивных схем выстраиваются соответствующие сценарии. Согласно М. Коулу, «сценарий — это схема событий, которая определяет, кто должен участвовать в событии, какие социальные роли выполнять, какие объекты использовать и каковы (здесь) причинные связи⁶⁹. Кэтрин Нельсон говорит о «сценариях» как об «обобщенных схемах событий», которые обеспечивают «базовый уровень репрезентации знания в иерархии отношений, восходящий через планы к целям и мотивам»⁷⁰. Они состоят из ряда сцен, которые передают содержание взаимодействия в ситуации и могут повторяться разными акторами в разное время. Иными словами, они составлены из переменных, которые репрезентируют типичные проявления фактической реализации активности. С опытом люди приобретают знания об этих переменных, об их типичных значениях и взаимосвязях, которые называются компонентами переменных и выполняют две важные функции:

— с ними идентифицируются значимые аспекты ситуации взаимодействия;

— они позволяют предполагать отсутствующие значения переменных, латентные аспекты ситуации.

Они определяют нормативную область значений для каждой ситуативной переменной и позволяют диффиренциально проследить ее изменения, а также судить о вероятной зависимости от нее значений других. Иными словами, по ним судят о возможных значениях ненаблюдаемых переменных на основе значений наблюдаемых. Директивная функция сценария сходна с правилами игры, которые предписывают участникам выполнять заранее известный набор действий в определенных пространственных и временных рамках. Сценарий, детализируя ситуацию, задает структуру ее интерпретации и взаимодействия в ней с ограниченным полем вариаций.

Итак, схемы и сценарии обеспечивают интерпретацию событий, объектов, ситуаций взаимодействия, т. е. их понимание. Схемы нередко называют личностной теорией, относящейся к природе элементов окружения. Сценарии, обусловленные наборами схем, которыми располагает индивид, можно рассматривать как личностную теорию, относящуюся к типичным ситуациям взаимодействия. Основные характеристики тех и других предполагают, что они:

— включают в себя переменные;

— могут пересекаться друг с другом;

и Cole M. Cultural Psychology. Cambridge, Mass., L., 1996. P. 134.

⁷⁰ Nelson K. Cognition in a script framework. In: Flavell J.H. and Ross L. (eds.) Social Cognitive Development. Cambridge, 1981. P. 101.

— репрезентируют знания лучше, чем это делают определения;

— являются активными процессами;

— являются инструментами познания, оперирование которыми оценивается с точки зрения того, насколько они релевантны поступающей информации⁷¹ или типу взаимодействия.

Концепты схем и сценариев позволяют понять формирование первоначального символического отношения ребенка с «другим» (матерью). Опыт выполнения взаимных ролей делает возможным различения «Я» и «другого» как отдельных индивидуальностей и их когнитивных репрезентаций. С одной стороны, они дополняют друг друга — одна роль в типичных ситуациях взаимодействия не может существовать без другой; с другой — оппозиционны: индивидуальность формируется в сопоставлении с «другим». Эти движения в процессе отождествления — противопоставления характеризуют процесс имитации: в попытках быть похожим на модель ребенок должен различать в разных ситуациях себя и другого.

Нужды ребенка удовлетворяет «другой», который завершает, компенсирует и интерпретирует его действия, т. е. является «перцепту-альным партнером «Я». Это партнерство составляет среду формирования идентичности, через освоение культурно обусловленных схем и сценариев. Формирование Я на поведенческом и когнитивном уровнях предполагает утверждение идентичности и исключение из нее другого. Это чередование притяжений и противостояний во взаимодействии с другими предусмотрено типичным культурными сценариями. Слова и действия первоначально принадлежат другим (прежде всего, матери). Постепенно эти «чужие проявления» в ходе реализации сценариев становятся «собственными чужими проявлениями», а затем «проявлениями личности», вступающими во взаимодействие с другими аспектами каждого из сценариев.

В процессе интеракции индивиды становятся субъектами и осваивающими, и использующими когнитивные модели (сценарии, схемы). В формировании интерсубъективной и интрапсихологической реальности не существует простой временной последовательности: первую нельзя считать строго предшествующей второй, и наоборот. Символы, с помощью которых в межиндивидуальных отношениях транслируются такие модели, не только опосредуют контакты субъекта с другими, но и соотносятся с его непосрдственными переживаниями. Поскольку, как уже отмечалось, они полисемичны, им свойственна множественность значений и смыслов, обусловливающая индивидуальный выбор в таком соотнесении. Соответственно, индивидуальный опыт, в том числе когнитивный, приобретающий конфигурацию под влиянием других и в отношениях с ними, включает в себя освоение целого ряда медиаторов, имеющих множество значений и различающихся между собой. В многообразном окружении «индивид научается пользоваться ими в разных ситуациях коммуникации "Я —другой", конституирующих драматургию человеческих отношений»⁷².

ч Rumelhart D. Schemata... P. 40-41. " ibid. P. 182-183.

Артефакт в динамическом окружении

Динамика процессов интеракции зависит от активности использования участниками разного типа артефактов, а также эмоций как идиом, которые могут трансформировать их ход. Коммуникация вокруг индивидуального опыта использования этих медиаторов делает его достоянием группы, которое потенциально может трансформироваться в соответствии с имеющимися в культуре «сценариями»⁷³ (моделями межличностного и межгруппового взаимодействия, принятыми в культуре), т. е. стать элементом объективированной культуры. Когнитивные артефакты «экстернализуются» в социокультурном контексте, в дискурсе, порождая символические модели интерсубъективной реальности. Именно в дискурсе когнитивная схема (фрагмент взаимоувязанных и осмысленных представлений о реальности) может проявлять мо-тивационные свойства. Публичная вербализация индивидом своих представлений, их объективация могут стать стимулом активности его или других.

Этнографические исследования опосредующего функционирования артефактов выявляют «способ организации и приведения в действие различных целей», и «такой подход не только связывает когницию с поведением; он также демонстрирует, как организуется цель»⁷⁴, т. е. как формируется социально значимый стимул взаимодействия и как представления индивида определяют его активность в этом контексте. Результаты исследований свидетельствуют о том, что когнитивные артефакты и эмоции составляют постоянную тему разговоров и осмысления на коллективном уровне. Такое совместное обсуждение индивидуального опыта помогает вписать его в определенную «социально установленную структуру значений»⁷⁵. То же относится к универсальной культурной модели когнитивной репрезентации субъекта, которая, согласно Уайту и Г. Харрис, «отображена в таких ключевых понятиях антропологии как индивид, self и личность, представляющих биологический, психологический и социологический модусы человека»⁷⁶. Им соответствуют свои когнитивные схемы и символы, позволяющие делать их центрами коммуникативных ситуаций.

Изучение отношений людей с окружением, их взаимодействий и коммуникаций привлекает внимание к процессам концептуализации, формирования культурных моделей и схем в соответствии с антропологическим представлением о культуре как контексте и детерминанте совместной человеческой активности. С этой точки зрения анализ дискурса позволяет объяснять формирование когнитивных моделей поведения и социальных институтов, объективированных в системах значений и символов.

« White СМ . Op. cit. P. 42.

⁷⁴ D'Andrade R.G. Shemas and motivation. In: D'Andrade R.G. and Strauss C. (eds.) Human
Motive and Culture Models. Cambridge, 1992. P. 14.

⁷⁵ Lutz C.A., White CM. The anthropology of emotions // Annual Review of Anthropology.
1985. 15. P. 405-436.

⁷⁶ Harris CC Concepts of individual, self, and person in description and analysis //
American Anthropology, 91, 1989. P. 599.

Культура и общество как системы могут рассматриваться в качестве статических образований. В этом случае в интеракционных концепциях нет необходимости. Если же трактовать их как формирующиеся и постоянно меняющиеся в дискурсе, то представления о субъективности и интерсубъективности оказываются необходимыми. В этом контексте «обращение к коллективным представлениям привлекает внимание к теме идентичности», которая в дискурсе достигается через артикуляцию и драматизацию self и таким образом конструируется в культурном контексте и зависит от него⁷⁷.

В 1990 г. Д. Норманн написал статью «когнитивные артефакты». В ней речь идет о разведении концепций физических артефактов и представлений о них, названных «когнитивными артефактами». Это потребовало и разделения в интеракционных процессах действий, высказываний и их когнитивных репрезентаций. В то же время в трактовке этих различений существуют определенные расхождения. Так, подход Д. Норманна отличается от предлагаемого М. Коулом. Последний, например, считает, что культурный артефакт «играет роль когниции для индивида». Норманн же настаивает на том, что мышление — это автономная человеческая активность, по отношению к которой артефакты являются чем-то внешним, воздействующим, но не конструирующим ее. Иными словами, артефакты по определению лишаются собственной активности. Кроме того, Норманн противопоставляет два вида артефактов, которые он называет личностным и системным. Коул же полагает, что артефакт действует внутри когнитивной системы.

Когниции образуются в сознании индивида, и устанавливают механизмы обработки информации. Соответственно задачей становится выявление распределения когниции в когнитивной системе в целом, а также возможных способов опосредования человеческой деятельности с помощью «интеллектуальных средств». В этой связи Коула интересует активность, опосредованная артефактами. «Дон Норманн утверждает, что он стремится изучать, как артефакты создаются, приобретаются и трансформируются. С точки зрения культурно-исторического подхода к когниции этого недостаточно. Если, как утверждает Э. Хатчинс, когниция есть процесс распространения структур внутри сложных динамических функциональных систем, то знания о процессах трансформации во времени необходимы, чтобы понять, как артефакты внедряются в процесс человеческого мышления. Этот процесс не может фокусироваться на артефактах как таковых. Необходим анализ того, как активность, связанная с объектом, и ее контекст разворачиваются в качестве составляющей единого процесса изменений»⁷⁸.

С этой точки зрения схема как когнитивный артефакт представляет собой динамическую структуру, внутри которой происходит интерпретация окружения. Она отличается рядом характеристик:

⁷⁷ White G . M ., Lutz C . A . Introduction. New Directions in Psychological Anthropology. 1997. P. 2.

™ Ibid.

— допускаются интерпретации разных рангов обобщения; во множестве разнообразных интерпретативных связей присутствуют те, что позволяют выделять нечто как конкретный объект;

— существуют позиции, которые должны быть заполнены, даже если их содержание не воспринимается или отсутствует («отсутствующие значения»);

— одни схемы могут конструироваться из других схем.

Таким образом, речь идет о процедурном средстве, используемом людьми для интерпретации, определяющем ее содержание, даже типичное и высокочастотное, и для осознания способа и результата схематизации.

Из сказанного следует, что необходимо — и делается в когнитивной антропологии последних лет — построение процедурной модели когнитивной системы. «Эта модель трактует ментальные процессы как активность сети взаимосвязанных элементов. В качестве элементов можно рассматривать нейроны мозга, активные или возбуждающие активность других нейронов. Их сеть может быть представлена сотнями элементов, каждый из которых связан с некоторым количеством других элементов в определенную группу (кластер). Такие группы конструируют вещь, например позволяют составить текст из букв алфавита»⁷⁹.

В настоящее время в антропологии разрабатываются микродинамические модели взаимодействия людей с окружением в когнитивистских и символических терминах. Это означает, что ментальные репрезентации реальных событий рассматриваются в их символическом выражении в пространстве связей с окружением, в котором разворачиваются когнитивные процессы. Ментальные репрезентации — то, что мы знаем, думаем о реальных событиях — детерминируют коммуникацию между людьми. Признание ключевой роли когнитивных артефактов (ментальных репрезентаций) в этих процессах отличает современную когнитивную ветвь антропологии от предыдущих позиций, где когнитивные изменения изучаются главным образом как производные операций классификации, логического вывода, дедукции.

Традиционно исследования когнитивного развития фокусируются на знании об объектах и отношениях между ними. Сейчас объекты и отношения рассматриваются как компоненты событий — более общих целостных социокультурных структур, имеющих динамическую природу и разворачивающихся во времени благодаря интеракции. Иными словами, такой подход «учитывает социальную компоненту познания, что выгодно отличает его от других. Для нас именно репрезентация события является основной разновидностью ментальных репрезентаций и ключом к пониманию мышления и ребенка, и взрослого. Вместе с тем мы не отрицаем значимости других структур репрезентации, таких как таксономические категории»⁸⁰.

Маленький ребенок черпает знания из своего непосредственного опыта. Позже дети и взрослые приобретают знания о мире опосредованным путем — через книги, устную коммуникацию, телевидение, другие источники, т. е. через язык. Это социальное и культурное зна-

'в White СМ., Lutz C . A . Introduction. P. 52. so Nelson К . Event Knowledge... P. 2.

ние порождается и транслируется в интеракциях, которые осуществляются через оперирование артефактами. Первичные репрезентации событий, опосредованных ими, черпаются из непосредственного опыта, и это лишь начало процессов взаимодействия людей с окружением. Далее следует то, что на языке теории информации называется организацией «данных» опыта. Будучи структурированными, они могут использоваться в ходе дальнейшего разворачивания события.

Непосредственный опыт — важный, хотя и не единственный источник знаний об окружении. Для его организации люди пользуются когнитивными средствами, такими, как различного рода трансформации, категоризация, логический вывод. Эти операции, в свою очередь, продуцируют его когнитивные репрезентации, которые не имеют аналогов ни в вещественной, ни в символической реальности, но обусловлены обеими и опосредуют отношения с их элементами. «Репрезентация опыта — импульс к построению последующих, более сложных репрезентаций. Однако важно то, что последующие дериваты не могут содержать информацию о мире, которая бы не присутствовала или не подразумевалась на уровне первичных репрезентаций опыта. Когнитивная система может анализировать, категоризировать наличную информацию, делать из нее логические выводы, но не может восполнить отсутствующую информацию»⁸¹.

В то же время в отношении значения как системы, образованной такими репрезентациями важно принимать во внимание ее подвижность. Так, интерпретация сообщения в зависимости от способа организации опыта может изменить саму интерпретативную схему, и новые сообщения начнут пониматься иначе, чем до этого. Интерпретативная система отличается гибкостью. Модифицируемость значения как системы предполагает, что люди могут продуцировать сообщения и трактовать их по-разному, что приводит к необходимости иного понимания используемых при их построении семантических единиц (в культурно ограниченных пределах).

Другой важной характеристикой значения как системы является возможность конструирования сообщений о сообщениях и значений значений. На культурном уровне нередки случаи, когда символическая целостность, построенная в соответствии с конститутивными правилами, становится стимулом для появления других конститутивных правил или продуцирования других символических образований. Процесс, в результате которого одно значение становится темой для другого, называют «фреймированием символов»: в ходе публичных репрезентаций значений (печать, телевидение, ритуалы, собрания и т. п.) сообщения фреймируются контекстом и другими сообщениями по их поводу. В той мере, в какой они в совокупности соответствуют системам-значениям реципиентов, осваиваются и характерные для них значения. Но даже когда последние частично отвергаются, знакомство с ними множества людей создает предпосылку для публичного обсуждения и обмена мнениями по поводу них. В большинстве сообществ коммуникатив-

⁸¹ Nelson К. Event Knowledge... P. 6.

ное поле столь избыточно, что для поддержания значений как систем нужны межличностные обмены специальными верифицирующими сообщениями, направленными на предотвращение их дезинтеграции.

В этих теоретических рамках подчеркивается различие между непосредственным восприятием события и его когнитивным отображением, которое содержит и репрезентации, и способы оперирования ими. Первичное восприятие детерминировано ожиданиями, предшествующим опытом, другими когнитивными элементами и аффективными состояниями; в то же время от него зависит обретение нового опыта. Как показывают исследования, представители разных социокультурных, тендерных, возрастных групп воспринимают одно и то же событие неодинаково.

Когнитивная схема знакомого события — это опосредующее звено между непосредственными перцептуальными репрезентациями и парадигматическими абстракциями, такими как иерархически упорядоченные категории. Схемы событий также абстрактны, но они представляют собой своего рода первые производные от конкретных переживаний реальных событий. Отдельные элементы события, такие как вещи, люди, действия, репрезентируются в схеме в виде когниций или абстрактных концептов. На более генерализованном уровне они могут входить в состав иерархических структур типа таксономических категорий или логических (математических) систем. Считается, что все эти типы репрезентаций функциониуют на основе уже имеющихся знаний, но способствуют выработке новых конструкций типа планов, предсказаний.

Как уже отмечалось ранее, активность когнитивных систем принято рассматривать на двух уровнях — осознаваемом и неосознаваемом, которым, согласно К. Нельсону, соответствуют эксплицитные и имплицитные репрезентации. К первым он относит язык, другие — символические системы; вторые более абстрактны. Эксплицитные когнитивные образования со временем могут стать имплицитными в силу привычности, а имплицитные эксплицитными посредством рефлексии. И один из возможных путей изучения когнитивных процессов в контексте интеракции —-определение механизмов взаимного перехода этих типов знания.

На основе первичных репрезентаций с помощью различных операций формируются те, что соответствуют более абстрактному уровню. Исследования показали, что дети неосознанно осуществляют такие операции, как распознавание образа, категоризация сходных элементов, линейное упорядочение восприятий, перевод единиц более низкого уровня на более высокий, логический вывод (заполнение недостающей информации с помощью уже имеющихся знаний); а также неосознанно осваивают имплицитные правила поведения. Расхождение между этими неосознаваемыми видами активности и рефлексивными действиями становится стимулом для дальнейшего освоения окружения через взаимодействие с ним на основании обоих типов переменных.

Рационалистический индивидуализм предполагает, что репрезентация событий порождается планами, которые реализуются для достижения определенных целей. Неоднократное повторение этих последовательностей делает их рутинными и превращает в такую репрезентацию. Но исследования показывают, что у детей схемы событий предшеству-

ют планам, которые более абстрактны, чем сценарии, и потому формируются позже. Соответственно можно изучить динамику, конструирования схем событий. Предполагается, что первоначально у детей репрезентация события складывается на основании не собственных планов, а через наблюдение и участие в планах взрослых. Кроме того, разумно допустить, что цели у детей и взрослых различны, и ребенок может иметь собственную, отвечающую его запросам. Доказано также, что от степени активности участия индивида в событии зависит адекватность логических построений и восприятия отношений между акторами. Когда последовательность действий осуществляется непосредственно, она легче воспроизводится⁸². Данные исследований свидетельствуют, что репрезентация событий у детей обусловлена наличием базовой структуры, организующей временную последовательность их главных актов, «которые могут находиться в иерархических отношениях с другими актами или объектами»⁸³.

Таким образом, организованные прежде всего логически, знания о событии могут быть базой для целого ряда вторичных абстрактных когнитивных структур. «Движение от простых к более сложным сценариям означает освоение компонент события и возможность репрезентировать синтагматические и парадигматические отношения на более обобщенном уровне. Теоретическая значимость наших результатов заключается в том, что структурированные знания о событиях становятся источником таких когнитивных операций более высокого уровня, как таксономическая организация и каузальный вывод»⁸⁴.

Сценарии, как уже говрилось, содержат информацию о социальных взаимодействиях, поскольку разворачиваются в интеракциях с социокультурным окружением. Кроме того, такой контекст влияет на функционирование самих сценариев. Ведь каждое событие имеет свою культурную определенность. К. Гиртц и Р. Д'Андраде считают, что значение даже простейших стандартных действий социально и вписано в более широкий культурный контекст. Он обусловливает представления о событии благодаря общим для культуры конвенциям, которые определяют восполнение отсутствующих значений, а также характер факультативных действий в репрезентации события. То, что говорится о событиях, которые еще не произошли, влияет на то, как они репрезентируются. Дело в том, что сказанное порождает ряд ожиданий, и они привлекают внимание к определенным аспектам события, которые, вероятно, и будут включены в его репрезентацию. «Называние разных действий привлекает к ним внимание, подобно ожиданиям... Наконец, имеет значение и то, что говорится о событии после того, как оно произошло. Упоминание каких-то действий может подчеркивать их важность и способствовать включению в репрезентацию события»⁸⁵.

⁸² Nelson К . Children's scripts. In: Nelson K. Event Knowledge: Structure and Function in Development. Hillsdale. N. Y., L„ 1986. P. 56. S3 ibid. P. 58.

84 ibid. P. 69.

⁸⁵ Fivush R., Stockman E. The acquisition and development of scripts. In: Nelson K. (ed.)
Event Knowledge Structure and Function in Development. Hollsdale, N.Y., L., 1986. P. 72-73.

Существует мнение, что репрезентации одного и того же события в разных культурах несопоставимы, поскольку неодинаковы их значения. Однако Шведер, например, считает, что это не так и все значения латентно присущи ему. В каждой культуре какие-то значения реализуются, а какие-то — нет из-за отсутствия универсального способа рационального познания: его пути различны. В процессе ранней инкульту-рации у человека закрепляется в сознании тот, что характерен для его культуры (подобно тому, как это происходит со звуками родного языка) . Шведер не принимает противопоставления рационального мышления мифологическому: то, что в одной культуре представляется рациональным — отмечает он, — в другой считается мифологическим.

Возвращаясь в этой связи к сценариям, следует подчеркнуть, что они могут осваиваться косвенным путем, т. е. без непосредственного переживания события. Хотя они разворачиваются в социокультурном контексте, они одновременно конструируются на когнитивном уровне, и здесь оформляется тип рациональности. Значение события — это функция трех переменных:

— того, как событие определено в культуре;

— структуры самого события как такового;

— понимания и воспроизведения социальной и культурной организации события.

Все эти переменные содержат компоненту рациональности, характерной для конкретной культуры. Индивиду нужен новый сценарий, когда он сталкивается с неординарной или незнакомой ситуацией. Однако люди всегда интерпретируют такие события по аналогии с уже знакомыми, с теми значениями, которые приняты в их культуре. Взрослые отличаются от детей в отношении восприятия большей степенью абстрактности ассоциаций и опосредованности конвенциональными моделями.

В образовании элементарных символов и конструировании значений более высокого уровня, в культурном опосредовании реального опыта важная роль приписывается метафорическому схематизированию. Так, И. Ричарде⁸⁶, М. Блэк⁸⁷, а вслед за ними Б. Шоур рассматривают метафоры как средство создания и расширения сложных когнитивных систем через установление смысловых связей между ранее автономными системами значений. Метафора как соотнесение репрезентации с другой категорией наделяет ее новыми импликациями. Применительно к культуре метафоризация трактуется как демонстративное использование культурных паттернов или моделей в нехарактерных для них ситуациях. Гиртц подчеркивает внешнюю, публичную природу такого использования и предполагает, что оно служит одним из внешних источников изменения этих культурных образований. Культурные (или конвенциональные) модели обеспечивают синхронизацию ассоциаций сопоставляемых единиц и задают рамки для интерпретации метафоры. Такие процедуры осуществляются в процессах взаимодействий и коммуникаций членов сообщества, использующих конвенциональные схемы, обусловливающие по крайней мере минимальный уровень социальной и семантической

-------- i ----------------------------------------- — -

86 Richards J.A. The Philosophy of Rhetoric. N. Y., 1936.

87 Black M. Metaphor. In: Models and Metaphors. Ithaca, N. Y., 1962.

17*

координации этих единиц. Подобные модели относятся к различным типичным культурным формам, включая мифы, ритуалы, сценарии, «социальные драмы». Простые сценарии или ритуализованные взаимодействия следует рассматривать как материал для построения метафор, составляющих промежуточную ступень между индивидуальными и стандартизованными способами репрезентаций.

Конструированию нового значения предшествует два рода процессов. Непривычный опыт преломляется в общераспространенных моделях и осваивается личностью в знакомой форме. В то же время сами они переосмысляются в связи с новым опытом. Иными словами, культурные формы интерпретируются субъективно одновременно с тем, что личный опыт приобретает конвенциональные значения. «Хотя при конструировании значения цепь ассоциаций связывает сенсорные метафоры с моделями более высокого уровня, обусловленными конвенциональными схемами, речь не идет о простой метонимии или сопоставлениях. Более вероятно, что такие ассоциации обеспечиваются когнитивной интеграцией, позволяющей на обоих уровнях использовать одни и те же элементарные сенсорные метафоры, посредством которых знаки приобретают субъективные значения»⁸⁸.

Отношения между социокультурной (конвенциональной) и эмпирической обусловленностью значений таковы: в первом случае речь идет о внешних источниках информации, а во втором — о внутриличност-ных процессах конструирования значений. Таким образом, понятия формируются в обоих направлениях. Конвенциональные культурные символы не только приобретают психологическую силу благодаря освоению субъектами, но они также вбирают в себя их реальный опыт.

Итак, в рамках определенных ситуаций перцептивная активность, как и действия, считается целеориентированной: люди — не пассивные приемники информации, но ищут ту, что соответствует их потребностям и целям, параллельно интерпретируя ее в соответствующем контексте. При этом артефакты — когнитивные схемы опосредуют информационные поиски, а ожидания — интерпретационные процессы. Реперезентирование еще более целеориентированно, чем перцепция. Соответственно смена целей может обусловить изменения в пространстве артефактов, релевантных конкретной ситуации.

В настоящее время мало известно о том, какого рода когнитивные процессы участвуют в формировании новых артефактов. С логической точки зрения выделяются три типа таких процессов:

— деконструкция-реконструкция наличных когнитивных схем или паттернов действий;

— их развитие или изменение под влиянием опыта взаимодействия с изменяющейся реальностью;

— формирование новых из компонент предшествующего и вновь приобретенного опыта.

При этом считается, что большинство действий опосредуется не общим целеполаганием, а более частными репрезентациями его кон-

ы Shore В . Twice-Born... P. 21.

кретных составляющих. В то же время Д'Андраде экспериментально показал, что в проблемной ситуации при отсутствии подходящих конкретных схем индивид обращается к самым общим стратегиям решения проблемы и хуже справляется с ней. Если же в этом случае у него есть богатый набор таких схем и практического опыта, то решение оказывается более успешным.

Резюме

Итак, опосредованность артефактами рассматривается в качестве необходимой ключевой составляющей интерактивных процессов. В обобщенном виде порождение, функционирование и изменение таких медиаторов — вещественных и когнитивных — можно представить следующими концептуальными позициями:

/. Порождение артефактов.

1. При изучении интеракции неоднократно подчеркивалось, что люди обмениваются информацией и энергией с окружением не напрямую, а используя промежуточные средства вещественного, когнитивного, символического характера. Такие медиаторы принято называть артефактами, т. е. искусственно созданными объектами или сформированными, освоенными моделями поведения и построения суждений. С их помощью индивидуальные связи с окружением и опыт приобретают упорядоченность и культурное, т. е. интерсубъективное, значение.

2. Считается, что происхождение артефактов обусловлено способностью человека создавать и использовать орудия, сложившейся в процессе эволюции и с тех пор ставшей врожденной. Они могут возникать путем проб и ошибок, но в основном связываются с когнитивной активностью человека. Будучи опосредующим звеном во взаимодействиях людей с окружением, эти средства сами являются их производной. Иными словами, одни инструменты и технологии создаются при помощи других.

3. Это положение в равной мере относится ко всем классам артефактов, хотя каждому соответствует свой набор исходных предпосылок:

— вещественные создаются людьми благодаря врожденной способности оперировать физическими объектами, а используются для осуществления совместной активности в целях поддержания или изменения предметно-пространственной среды;

— когнитивные формируются на основе свойственных человеку нейрофизиологических механизмов отбора и переработки информации, поступающей как изнутри организма, так и из окружения; в ситуациях взаимодействия и коммуникации они в силу их универсальности обеспечивают возможность взаимопонимания людей. Следует подчеркнуть, что им приписывается функция связующего звена между свойствами психики отдельных индивидов и культурной, искусственной, созданной людьми жизненной средой. Поэтому их строение трактуется как производная собственной активности центральной нервной системы и внешних воздействий, преодолевших пороги восприятия;

— символические, как уже говорилось ранее, обусловлены способно
стью людей к символизации, т. е. к установлению конвенциональ
ной связи между означаемыми и означающими; они используются
для организации коммуникативных процессов, поддерживающих
интерсубъективность на символическом уровне, а их конвенцио
нальная природа обеспечивает то, что принято называть разделяе-
мостью.

Итак, концепт артефакта был введен в рамки понятийного аппарата антропологии, чтобы обеспечить теоретическую возможность связать индивидуальные характеристики людей с компонентами их внешнего окружения. Этой познавательной функцией понятия объясняется допущение о двойной обусловленности происхождения искусственных объектов, порождаемых взаимодействием врожденных антропологических предпосылок и элементов окружения. С ней же связано представление о конвенциональности, разделяемости значений артефактов, позволяющее использовать понятие для описания и интерпретации преобразований интрасубъективных процессов в интерсубъективные события и элементов культуры в факты личностного опыта.

II . Артефакт как обобщенное понятие и его компоненты.

1. Хотя артефакт представляет собой единицу анализа при изучении опосредования связей людей с окружением, само понятие по строению не является элементарным. Поскольку оно предназначено для описания ситуаций взаимодействий и коммуникаций, значимыми оказываются равно культурные формы и содержание этих процессов; его компоненты соотносимы с двумя основными измерениями, которые условно можно обозначить как функциональное и предметное.

2. Функциональное измерение в полном соответствии с основными положениями функционализма указывает на задачи, которые люди совместно решают с помощью искусственных объектов в контексте рассматриваемой ситуации. В самом общем виде артефакт при таких условиях можно свести к следующим базовым компонентам:

— инструментальная, изучение которой позволяет ответить на вопрос, что можно делать с помощью объекта, для чего он предназначен;

— технологическая, указывающая на то, из чего и как он построен;

— коммуникативная, связанная с культурной информацией, которую он несет в себе;

— побуждающая, определяющая участие артефакта в инициировании и поддержании ситуации взаимодействия и коммуникации.

3. Такая дифференциация функций артефакта значима при изуче
нии совместной активности людей не только для понимания его стро
ения. Она важна и с другой точки зрения. Речь идет о гипотезе, со
гласно которой для представителей различных социокультурных групп
компоненты искусственных объектов неравноценны: одни становят
ся доминирующими, а другие — подчиненными. Так, для создателей
артефактов важнейшими становятся его функциональные и техноло
гические аспекты; для агентов социализации — коммуникативные,
культурно-содержательные; для пользователей — его инструменталь
ные, прагматические свойства; для организаторов социальной актив
ности — побуждающие, мобилизующие.

4. Предметное измерение позволяет дифференцировать классы культурных определенностеи, каждая из которых может характеризовать артефакт в целом и сочетание которых можно обнаружить в любом из них. В этом отношении можно выделить следующие составляющие:

—вещественная: речь идет о природных или искусственных объектах, которые составляют условия и/или объект, вокруг которого разворачиваются взаимодействие и коммуникация;

—идеациональная или образная: в этом случае основное внимание уделяется символической представленности смыслов и значений взаимодействия и коммуникации для участвующих в них людей;

—технологически-инструментальная: здесь в первую очередь рассматривается последовательность операций, осуществление которых приводит к результативности в отношениях людей с окружением;

—регулятивная: она указывает на нормы и правила, согласно которым организуются и поддерживаются ситуации взаимодействия и коммуникации;

—оценочная: она подразумевает, что артефакты можно располагать на шкале предпочтений в соответствии с определенными культурно установленными критериями (этическими, познавательными, эстетическими, прагматическими).

В целом такое внутреннее строение концепта делает его эффективным инструментом в изучении опосредования любых взаимодействий и коммуникаций. В этом случае можно проследить, какие классы артефактов становятся приоритетными в определенных типах социально значимых ситуаций, и появляется возможность объяснить, почему это происходит. Более того, становятся очевидными их доминирующие функции в этих обстоятельствах, иными словами, можно ответить на вопрос, что люди делают с ними.

III . Роль артефактов в организации многообразия составляющих пространства интерсубъективности.

1. Из сказанного следует, что артефакт рассматривается не только как медиатор в отношениях людей с окружением. Это также своеобразный центр организации различных элементов — вещественных, символических, когнитивных, образных — пространства интерсубъективности, выстраивающегося в процессах взаимодействия и коммуникации в типичных социально значимых ситуациях.

2. Уже сегодня выделен ряд механизмов такой организации, относящихся прежде всего к когнитивному уровню связей людей с окружением. К ним относятся когнитивные схемы и модели, «сценарии» поведения в рамках интерактивных процессов, фреймы стандартных ситуаций. Все эти концепты имеют важное значение для антропологических исследований социокультурной микродинамики, поскольку базируются на универсальных закономерностях когнитивных процессов.

3. Основным конструктом для объяснения того, как на этом уровне происходит организация разнокачественной информации, поступающей изнутри организма и извне, считается когнитивная схема. Это достаточно сложное образование, основанию которого априорно приписываются врожденный характер и изначальная организованность. Здесь, по сути, автоматически, неосознанно происходит первоначальный отбор

11101071

значимых для организма сигналов, которые обобщаются и становятся признаками типичных важных для его существования ситуаций. Антропологическая универсальность его свойства и разнообразие ситуаций интеракции обусловливают необходимость интерсубъективной представленности такого рода признаков, т. е. их фиксированности в символической форме. Следовательно, предполагается, что на этих основаниях выстраивается дополнительное когнитивное образование, обусловливающее отбор и организацию символов, характерных для рассматриваемой ситуации. Эта система, состоящая из врожденного и приобретаемого в опыте механизмов обмена информацией между человеком и окружением, называется когнитивной схемой. Она рассматривается как основополагающий медиатор в процессах познания, коммуникации и взаимодействия. Ее фундаментальная, антропологически универсальная составляющая обеспечивает возможность взаимопонимания людей даже в том случае, если в отношении когнитивной, символической компоненты между ними существуют значительные различия.

4. Такого рода схемы принимаются в качестве концептуальной базы для построения моделей более обобщенного уровня, связывающих когнитивные процессы с планированием поведения. В этом отношении показательными можно считать концепты сценария или фрейма. Речь идет о когнитивных процессах, предваряющих участие в совместной активности. Они ориентированы на организацию представлений актора о характере ситуации, своих возможностях в ее рамках в отношении целей, средств, партнеров, результатов, выбранных из следов прошлого опыта и релевантных соответствующим ей формам взаимодействия и коммуникации. Понятия сценария и фрейма предполагают организацию разворачивания этого потенциала в последовательную цепь представлений об обменах действиями и сообщениями в рамках типичных социально значимых ситуаций. Это освоенные в ходе социализации когнитивные модели организации многообразия индивидуальных побуждений, приведения их в соответствие с культурно установленными способами действий.

5. Такого рода теоретические концепты разрабатываются в качестве основания для построения модели, объединяющей когнитивные процессы и реальные паттерны поведения, в том числе социально стандартизованные, которым уделялось основное внимание в пределах направления «культура и личность». В настоящее время такая задача остается трудноразрешимой, поскольку не выстроен логический переход от организации многообразия когниций, относящихся к совместной активности людей, к механизмам отбора и реализации актуальных паттернов действий и поведения. В этом случае необходима дуальная модель, связывающая фундаментальный уровень активности с производным, — представлениями о ней, — наподобие той, что описывает когнитивную схему. Пока же связи между когнитивными, коммуникативными процессами и действиями только постулируются, но аналитически не определены и не представлены в теоретической форме.

Таким образом, концепция артефакта как организующего начала в отношениях людей с окружением достаточно подробно разработана, однако только на когнитивном уровне, в рамках исследований, кото-

рые принято относить к когнитивной антропологии. Здесь также предлагаемые модели носят в большей степени гипотетический характер и не прошли еще необходимой эмпирической проверки на достоверность. Тем не менее это направление микромасштабных исследований представляется перспективным, поскольку знание механизмов организации когнитивного и поведенческого многообразия позволит перейти к изучению форм взаимодействия и коммуникации в антропологически значимых социокультурных ситуациях. IV. Изменчивость артефакта.

1. При рассмотрении артефакта как медиатора в отношениях людей с окружением принято обращать внимание как на его устойчивость, так и на изменчивость. В первом случае акцентируется его самотождественность как организующего начала для актуализации типичных действий и представлений в стандартных социокультурных ситуациях. Во втором речь идет об изменениях, которые происходят с ним в динамичном культурном контексте.

2. В рамках процессов взаимодействий и коммуникаций люди поддерживают идентичность артефакта несколькими способами:

— его используют с одним и тем же назначением в сходных и в различных ситуациях; соответственно за ним конвенционально закрепляется устойчивый набор функций;

— замещают им одинаковые явления, события, объекты в разных контекстах использования; таким образом, он приобретает устойчивое значение;

— в процессах коммуникации люди подтверждают друг другу, что имеют дело с одним и тем же объектом; за счет этого воспроизводится его конвенциональность.

3. Артефакт как устойчивая целостность представляет собой своего рода объективацию интерсубъективности, переход результата совместной активности людей в культурный факт. С этой точки зрения культуру можно рассматривать как совокупность упорядоченных наборов артефактов, осваиваемых ее носителями в процессах социализации и используемых в стандартных социально значимых ситуациях. Функции и предметное содержание, характерные для их определенных классов, обусловливают устойчивость образуемой ими социокультурной среды. Ее поддержание социально полезно, поскольку обеспечивает людям возможность осуществлять взаимодействия и коммуникации не каждый раз заново, но начиная, прерывая и возобновляя их с опорой на разделяемый освоенный культурный опыт.

4. На фундаментальном уровне нейронных ансамблей устойчивость когнитивных схем определяется двумя классами факторов, проявляющихся в отношениях людей с окружением. Во-первых, частотность повторяющихся воздействий: чем чаще организм встречается с одним и тем же значимым стимулом, тем устойчивее становится нейронная база когнитивной схемы, опосредующей реакцию на него. Во-вторых, сила, интенсивность воздействия: чем выше их значение, тем больше вероятность того, что эта база будет сохраняться достаточно долго.

5. В то же время в контексте социокультурных процессов артефакты претерпевают разного рода изменения. Они обусловлены целым рядом

факторов, связанных с их медиативной функцией и сложным строением. Совершенно очевидно, что при вариациях и изменениях в состояниях людей и окружения меняются их позиции по отношению друг к другу, а следовательно, характер опосредованности их связей. Много-составность артефактов и относительная функциональная автономия их компонент делают их внутренне подвижными и достаточно чувствительными и реактивными в отношении к изменчивости личностных состояний и внешних стимулов. Изменения медиаторов можно свести к двум основным классам: конфигурационные и структурные.

6. О смене конфигурации артефакта можно говорить в связи с вари
ациями значений и соотношений основных измерений, в которых он
описывался ранее: инструментальное, технологическое, коммуникатив
ное, побуждающее. Само же его воплощение — вещественное, симво
лическое, когнитивное — может оставаться неизменным. В этом слу
чае возможны следующие варианты:

— оказавшись в новом культурном контексте, артефакт может менять значения, характерные для него в предшествующих условиях. В зависимости от обстоятельств он может быть символом либо знаком; оцениваться позитивно либо негативно; использоваться в прямом либо переносном смысле (в случае вещи — по прямому назначению либо замещая другой объект) и т. п.;

— в одной той же и в разных ситуациях артефакт может выполнять разные функции: прагматические, эстетические, познавательные и т. п.;

— в зависимости от направленности взаимодействия и коммуникации приоритетными могут становиться разные измерения артефакта.

7. К структурным изменениям артефакта можно отнести такие, при
которых меняются его состав, форма, основания. При этом он может
выполнять те же функции, что и в прежнем воплощении. К основным
случаям такого рода можно отнести:

— добавление новых значений к тем, что уже были свойственны артефакту, с полной интегрированностью в их систему;

— расширение круга функций артефакта без утраты тех, для выполнения которых он был изначально предназначен;

— размывание исходного ядра значений артефакта за счет использования в неподходящих ситуациях, в результате чего он перестает выполнять идентифицирующую функцию, опосредуя связи людей с окружением;

— функциональная перегрузка артефакта, приписывание ему несуществующих возможностей, что мешает ему быть эффективным медиатором в отношениях людей с окружением.

В первых двух случаях принято говорить о техническом прогрессе, развитии понятийного аппарата в науке или стиля в искусстве и т. п.; в двух других артефакт начинают считать устаревшим, бесполезным и либо полностью отказываются от него, либо подвергают процедуре деконструкции — реконструкции, возвращающей ему социальную полезность или культурную ценность.

Внимание к динамическому потенциалу артефакта позволяет расширить возможности изучения социальных и культурных процессов

по крайней мере в двух направлениях. Во-первых, в теоретическом плане подчеркивается качественное разнообразие типов изменений артефактов. Если принять во внимание, что искусственными объектами во многом определяется содержание культуры, то проясняется содержание предметного поля изучения социокультурной изменчивости и рамки соотнесения для ее различных форм. Во-вторых, с методологической точки зрения становится возможным выделить единицы анализа социокультурных процессов и описать их в доступных наблюдению признаках и показателях.

Из всего сказанного следует, что выделение концепции артефакта как опосредующего звена в цепи взаимодействий и коммуникаций людей имеет фундаментальное значение для изучения социальных и культурных процессов на микродинамическом уровне с антропологических позиций. Во-первых, в этом случае трансформируется базовая модель социального взаимодействия и коммуникации. Как известно, в общепринятом варианте она представлена двумя акторами — эго, инициатором действия, и альтер, партнером, — связанными взаимными правами и обязанностями. Взаимодействие в этом случае описывается как выполнение каждым нормативно предписанных функций. Концепция медиации меняет структуру модели. Теперь она включает в себя четыре активных компоненты — двух акторов, артефакт-медиатор и ситуацию как культурный контекст взаимодействия. Иными словами, первоначальная структурная форма социальности дополняется культурным интерсубъективным содержанием и закладывается возможность логического объединения социологических и антропологических исследовательских позиций.

Во-вторых, открывается возможность проследить сам процесс взаимодействия. Рассматривая движение артефактов в его ходе, можно описать пространство интерсубъективности через функции, значения, связи между медиаторами, используемые акторами в изучаемой ситуации. В этом случае нет нужды обращаться к личностной специфике акторов, к особенностям их психики. Ведь при исследовании социокультурных процессов предметная область определяется тем, что происходит между людьми, а не внутри них.

В-третьих, выделение типов изменчивости, относящихся к артефактам, позволяет дифференцировать формы процессов взаимодействия и коммуникации. От их описания и классификации можно будет перейти к более масштабным моделям социокультурной динамики. Уже из того, что было сказано выше, следует, что изменения, происходящие с артефактами, когда они опосредуют совместную активность людей, не описываются понятием «развитие», если использовать его в строгом смысле. Процессы можно дифференцировать по форме, принимая во внимание, что использование артефактов в контексте интеракции вполне наблюдаемо и именно им начинает определяться предметная область исследования. Это также характеризует смену исследовательской позиции по сравнению с прежней, когда описание социокультурной динамики осуществлялось в функционалистских терминах, объяснение — в психологических, а логический переход между ними отсутствовал.

Таким образом, идея опосредованности артефактами любых связей людей с окружением, представляет познавательную область социокуль-

турнои микродинамики в таком аспекте, при котором доступным наблюдению становится то, что «происходит между людьми».

Литература

Anscombe СЕМ . Intention. Oxford: Basil Blackwell, 1957. Black M. Metaphor // Models and Metaphors. Ithaca. N. Y.: Cornell University Press, 1962.

Boesch E.E. Symbolic Action Theory and Cultural Psychology. Berlin, Heidelberg, N. Y., L., Paris, Tokio, Honghong, Barselona, Budapest: Springer-Verlag, 1991. Boon J. Other Tribes, other Scribes: Symbolic Anthropology in The Comparative Study of Cultures, Histories, Religions and Texts. N. Y.: Cambridge University Press, 1982.

Brunei J.S. Child's Talk. Acts of Meaning. Cambridge, Mass.: Harward University Press, 1990.

Bruner J.S. Neural mechanisms in perception // Brain and Human Behavior. Solomon H. et al. (eds.). Baltimore, 1958. P. 118-143.

Burke K. A Grammar of Motives. Berkeley: University of California Press. 1969. Burke K. Language as Symbolic Action; Essays on Life, Literature and Method. Berkeley: University of California Press, 1966.

Conklin H.C. Lexicographical treatment of folk taxonomies // Problems of Lexicography. Householder F.W. and Saporta S. (eds.). Bloomington: Indiana University Research Center in Anthropology. Folklore and Linguistics, 1962. D'Andrade R. Cultural meaning systems // Culture Theory: Essays on Mind, Self and Emotion. Shweder R.A., Le Vine R. (eds.). Cambridge, UK: Cambridge University Press, 1984. P. 39-119.

D'Andrade R.G. and Strauss C. (eds.). Human Motives and Cultural Models. Cambridge: Cambridge University Press, 1992.

D'Andrade R.G. Schemes and motivation // Human Motives and Cultural Models. D'Andrade R.G. and Strauss C. (eds.). Cambridge: Cambridge University Press, 1992.

De No L. Cerebral cortex architecture // Physiology of Nervous System Fulton J.F. (ed.). N.Y., 1943.

Firth R. Symbols, Public and Private. L.: Lawrence Erlbaum Associates Publishers, 1988.

Fivush R., Stockman F. The acquisition and development of scripts // Event Knowledge Structure and Function in Development. Nelson K. (ed.). Hillsdale, N. Y., L.: Lawrence Erlbaum Associates Publishers, 1966. Fodor J. Modulatory of Mind. Cambridge, Mass.: MIT Press, 1983. Frake CO. The ethnographic study of cognitive systems // Anthropology and Human Behavior. Gladwin Т., Sturtevan W.C. (eds.). Washington D.C.: Anthropological Society of Washington, 1962.

Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life— Garden City. N. Y.: Doubleday, 1959.

Goodenough W.H. Componential analysis and the study of meaning // Language. 1956. №32. P. 195-216.

Granit R. Receptors and Sensory Perception. New Haven, 1955. Greenberg J.H. Language Universale with Special Reference to Feature Hierarchies. The Hague: Mouton, 1966.

Habermas J. Actions, speech acts, linguistically mediated interactions and the lifeworld // Philosophical Problems today. 1994. Vol. 1. P. 45-74. Hebb D.O. The problem of consciousness and introspection // Brain Mechanics and Consciousness. Adrian E. et al. (eds.). Oxford, 1954. Hebdige D. Subculture: The Meaning of Style. L.: Methuen, 1979. Яел7е Р . (ed.). Language, Thought, and Culture. Ann Arbor. 1958. Hugnet P., Latane B. Social representations as dynamic social impact // Journal of Communication. 1996. Vol. 46. №4. P. 57-63. Kampinen M. (ed.). Conscionsness, Cognitive Schemata and Relativism. Multidisciplinary Exploration in Cognitive Science. Dordrecht etc.: Kluwer Academic Publishers, 1993.

Kaplan R.M. A general syntactic processor // Natural Language Proceeding. Rustin R. (ed.). N. Y.: Algorithmics Press, 1973.

Keller J.D. Schemes for schemata // New Direction in Psychological Anthropology. Schwartz Т., White G.M., Lutz C.A. (eds.). Cambridge: Cambridge University Press, 1994.

Kluckhohn Т ., Strodtbeck F.L. Variation in Value Orientations. Evenstone, 111.: Elmsford. N. Y.: Row Peterson and Co., 1961.

Kripke S.A. Wittgenstein: on Rules and Private Language. Cambridge. Mass.: Harward University Press, 1982.

Longer S.K. Philosophical Sketches. A Study of Human Mind in Relation to Feeling, Explored through Art, Language and Symbol. N. Y., 1964. Longer S.K. Phylosophy in a New Key. A Study of Symbolism of Reason, Rite, and Art. Cambridge, Mass, 1951.

Lashly K.S. Cerebral organization and Behavior // Brain and Human Behavior. Solomon H. et al. (eds.). Baltimore, 1958.

Lashly K.S. The problem of serial order in behavior // Cerebral Mechanisms and Behavior. Jeffress L. (ed.). N.Y., 1951. P. 112-136. Mandler C, Kahlman C.K. Proactive and retroactive effects of overleaming // Journal of Experimental Psychology. 1961. №61. P. 76 — 81. Mead G.H. Mind, Self and Society from the Standpoint of a Social Behaviorist. Morris C.W. (ed.). Chicago: University of Chicago Press, 1939. Mead G.H. The Philosophy of the Act. Morris C.W. (ed.). Chicago: University of Chicago Press, 1938.

Merleau-Ponty M. Sens et non-sens. Paris, 1966. Merleau-Ponty M. Signes. Paris, 1962.

Miller C, Galanter E., and Pribram K. Plans and Structures of Behaviour. L.: Holt, Rinehart, and Winston, 1960.

Miller G.A., Galanter E.H., Pribram K.H. Plans and Structures of Behavior. N. Y., 1960.

Morris Ch. Signs, Language and Behavior. N. Y.: Braziller В., 1946. Nelson K. Cognition in a script framework // Social Cognitive Development. Flavell J.H. and Ross. L. (eds.). Cambridge: Cambridge University Press, 1981.

Nykri J.C., Smith B. (eds.). Practical Knowledge: Outline of a Theory of Tradition and Skills. L.: Croom Helm, 1988.

Pouillion J. Presentation: une essays de definition // Temps modernes. 1966. № 246.

Redfield R. The primitive world view // Proceedings of the American
Philosophical Society. 1952. № 94. 525

Rommetveit R. Language acquisition as increasing linguistic structuring of

experience and symbolic behavior control // Culture, Communication and

Cognition. Wertsch J.V. (ed.). Cambridge: Cambridge University Press, 1985.

Rumelhard D. Schemata: the building blocks of cognition // Theoretical Issues

in Reading Comprehension. Spiro R., Bruce В., and Brewer W. (eds.). Hilsdale,

N. Y.: Erlbaum, 1978.

Runer J.S. and Postman L. Emotional selectivity in perception and reaction

// Journal of Personality. 1947. № 16. P. 69-77.

Ryle G. The Concept of Mind. L.: Hutchinson, 1949.

Ryle G. The Concept of Mind. N. Y., 1949.

Sapir E. Language, culture and personality // Selected Writing of Edward

Sapir. Mandelbaum D.G. (ed.). Berkeley and Los Angeles: University of

California Press, 1949.

Schaller M., Latane B. Dynamic social impact and the evolution of social

representations: a natural history of stereotypes // Journal of Communication.

1996. Vol. 46. №4. P. 64-71.

Schank R.C., Abelson R.P. Scripts, Plans, Goals, and Understanding. An Inquiry

into Human Knowledge Structure. Hillsdale. N. Y.: Erlbaum, 1977.

Shore B. Twice — born. Once conceived: meaning construction and cultural

cognition // American Anthropologist. March. 1991. Vol. .93. № 1.

Shweder R.A. Thinking through Culture: Expeditions in Cultural Psychology.

Cambridge, MA.: Harvard University Press, 1991.

Simon H. Sciences of the Artificial. Cambridge, MA: MIT Press, 1987.

Sterelny K. Representational Theory of Mind. Oxford (England); Cambridge

(Mass.): Basil Blackwell, 1990.

Swidler A. Culture in action: symbols and strategies // American Sociological

Review. 1986. №51. P. 273-286.

Trevarthen C, Logotheti C. First symbols and the nature of human knowledge.

Symbolism and connaissance // Cahiers. 1987. № 8.

Turner V. The Ritual Process. Chicago: Aldine, 1969.

Urban W.M. Language and Reality: the Philosophy of Language and the

Principles of Symbolism. L.: Allen G. and Unwin, 1939.

Wartofski M. Models. Dordrecht: D. Reidel. 1973.

Washburn S.L. Speculations on the interrelations of tools and biological evolution

// The Evolution of Man's Capacity for Culture. Spuhler J.M. (ed.). Detroit, 1959.

Wertsch J.V. Voices of the Mind. Cambridge, Mass.: Harward University Press,

1991.

Wertsch J.V., Delrio P., Alvarez A. Sociocultural studies: history, action and

mediation // Sociocultural Studies of Mind. Wertsch J.V. (ed.). Cambridge:

Cambridge University Press, 1995.

White L.A. Culturological and psychological interpretations of human

behavior // American Sociological Review. December. 1974.

White L.A. Science of Culture. N. Y., 1949.

Whitehead A.N. Symbolism: Its Meaning and Effect. N. Y.: MacMillan, 1927.

Whorf B.L. The relation of habitual thought and behavior to language //

Classic contribution to Social Psychology. Hollander E.P. and Hunt R.G. (eds.).

N. Y.; L.: Toronto: Oxford University Press, 1972.

Witkin H.A., Lewis H.B., Hertzman M., Machover K., Bretnall Meissner P.,

Wapen S. Personality Through Perception. An Experimental and Clinical

Study. N. Y.: Harper and Brothers Publ., 1954.

Wuthnow R. Meaning and Moral Order: Explorations in Cultural Analysis. Berkeley: University of California Press, 1987.

Zavalloni M. Values // Handbook of Cross — Cultural Psychology. Triandis H.C. and Bristin R.W. (eds.). Boston etc.: Allyn and Bacon, Inc. 1980. Vol. V.

Глава 3.

Интерпретация

Дата: 2018-12-21, просмотров: 390.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 131415 16 17 Следующая ⇒