Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Как известно, после Второй мировой войны общая ситуация практически во всех странах — развитых и развивающихся — характеризуется нарастающей изменчивостью, что в массовом масштабе воспринимается как усложнение жизненных условий и процессов. Такое положение дел принято связывать с глобальным распространением комплекса изменений, называемых модернизационными. А с середины 1960-х гг. вначале в Европе, а затем в США формируется особое интеллектуальное движение, обозначенное как постмодерн.
Модернизация и постмодерн имеют общий лингвистический корень. Но сегодня они обсуждаются в разных культурных дискурсах. Модернизация трактуется в основном в терминах практической политики, не имеющей серьезной теоретической базы. Постмодерн ассоциируется с теми направлениями в философии и искусстве, где внимание уделяется более принципам культурного формообразования, нежели общественной жизни. В конце XX в. между этими позициями появились точки соприкосновения. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что внимание уделяется одним и тем же аспектам реальности. Исследовательский приоритет отдается социокультурной динамике, а не статике; процессам, специфичным для последнего столетия, а не историко-культурным универсалиям; соотнесению глобальных и локальных явлений, а не рассмотрению их по отдельности. Обосновывается диагноз современной социокультурной ситуации как неопределенной. Наконец, осуществляются попытки выявить основные причины социальных напряжений и конфликтов в самых разных обществах и сообществах и возможности их преодоления.
Проблема заключается в том, что пока сходства не обобщаются, а различия преувеличиваются. Теоретические модели модернизации принято критиковать за отсутствие философской обоснованности. Метафизику постмодерна — за невнимание к социальной практике. В то же время вполне резонно предположить, что сопоставление способов трактовки современности, характерных для обоих дискурсов,
позволит показать их взаимодополняемость в установлении концептуальных связей между феноменами социального взаимодействия и их символизацией.
Решение этой проблемы предполагает построение промежуточной теоретической модели, позволяющей осуществлять логический переход от одной позиции к другой. Соответственно появляется возможность сформулировть те эпистемологические основания, с помощью которых интерпретируются новые социокультурные явления, не имеющие объяснения в общепринятых категориях. Предлагаемый здесь вариант такой модели позволяет выделить самые заметные глобальные социокультурные тенденции, общие для обеих концептуальных позиций, и логически упорядочить их1. Речь идет об определенном строении социокультурного пространства, с выделением параметров, ключевых для поддержания совместной жизни и деятельности людей.
Во-первых, проводится различие между специализированным и обыденным уровнями культуры на основании способов освоения социально значимых знаний и навыков, необходимых для поддержания совместного существования людей, путем профессиональной подготовки — в первом случае; с помощью общего образования и традиции — во втором. Во-вторых, выделяются существенные сферы организации социокультурной жизни: социального взаимодействия, социально значимого знания, трансляции социально значимого опыта. Институциональная упорядоченность социального взаимодействия представлена хозяйственной, политической и правовой областями, характеризующими соответственно организацию жизнеобеспечения, отношений между группами интересов и нормативного контроля.
В сфере социально значимого знания выделены наука, философия, искусство и религия. Наука и искусство обеспечивают символизированные формы конструирования отношений людей с окружением в значимых ситуациях человеческого существования. Философия и религия определяют нормативные рамки для такого конструирования. Трансляция социокультурного опыта осуществляется с помощью таких институтов, как образование, просвещение и средства массовой информации. В области образования от старших поколений младшим передаются знания, навыки, которые в текущий период времени принято считать социально необходимыми; просвещение связано с созданием условий для добровольного приобщения людей к высшим культурным ценностям; средства массовой информации обеспечивают им каждодневную упорядоченность общедоступной информации о том, «что происходит». В-третьих, подчеркивается аналитическое разведение социальной практики и символической реальности. Первой в целом соответствует сфера социальной организации; второй — сфера социально значимого знания. Такая модель обеспечивает аналитический дискурс для дифференциального соотнесения уровней социального взаимодействия и культурной коммуникации и построения гипотез о генетической связи модернизационных процессов и идеологии постмодерна.
1 Морфология культуры. Структура и динамика // Под ред. Э.А.Орловой. М., 1994.
Модернизационные тенденции на уровне социальной организации общества
В любом социально-научном определении понятие модернизации указывает на целый ряд социальных и культурных изменений, которые могут быть квалифицированы следующим образом. Во-первых, речь идет о совокупности процессов, имеющих конкретный историко-культурный контекст. Ретроспективно ее становление как целостности принято относить ко второй половине XIX в., а результирующая социокультурная форма носит название первичной модернизации. С тех пор соответствующие процессы распространились в глобальном масштабе и особенно активно — после Второй мировой войны в связи с деколонизацией и появлением новых государств, отнесенных к так называемому третьему миру. Во-вторых, модернизация достаточно четко локализована в социокультурном пространстве. Характерные для нее изменения формируются и закрепляются в урбанистической культуре, в первую очередь в мегаполисах. Именно они становятся центрами, из которых такие изменения диффузионными путями распространяются на другие типы поселений. В-третьих, определены движущие социальные силы соответствующих изменений. Речь идет о среднем классе, для которого их осуществление обеспечило специфичное социокультурное пространство существования и роста: высокое общественное положение, связанное с правом принятия социально значимых решений; символы культурной идентификации, такие как индивидуализм, рационализм, прагматизм; ориентация на разработку и реализацию нововведений, обеспечивающая высокое качество жизни, с одной стороны, и свободу социально приемлемых форм самореализации — с другой. Наконец, в-четвертых, такого рода изменения принято относить к социально-структурным. Они зарождались в контексте существующих хозяйственных, политических, правовых институтов и были направлены на их либерализацию. Динамику повседневной реальности можно считать обусловленной этими изменениями лишь в определенной мере.
Основные модернизационные тенденции можно обобщить согласно представленной модели. В организации социального взаимодействия каждое из измерений выглядит следующим образом. В хозяйственной области осуществляется переход от традиционных ремесленнических технологий к индустриальным и далее — к постиндустриальным; массовая замена неквалифицированного труда квалифицированным; формирование динамичных структур массового производства/потребления; смена экстенсивной модели смены технологий интенсивной; рационализация экономической политики. Политическая область характеризуется переходом от традиционного диктата авторитета к демократическим формам гражданского общества; от наследуемой к выборной власти; от сословной предписанности к личностному достижению социальных позиций. Для правовой области социально значимым становится переход от обычного к юридическому праву; от произвольной трактовки справедливости — к примату закона; от сословных привилегий — к правам человека и гражданина.
В сфере социально значимого знания и мировоззрения модернизационные изменения могут быть сведены к нескольким генеральным тенденциям. Они характеризуют переход от сакральных принципов
обоснования мирового и социального порядка к светским; от априорных верований к рационализму и рефлексии; от классического дуализма материи и духа к признанию многомерности реальности; от объективизма к антропности; от онтологизма к позитивизму; от стилистического ригоризма к полистилистике.
Институты массового приобщения к культуре также претерпели функциональные изменения. Здесь заметен переход от заучивания традиционных культурных стереотипов к практическому освоению технологий построения отношений с окружением; от априорно оценочного к рациональному использованию культурной информации; от монистического к плюралистическому образу социокультурной реальности.
Распространение таких тенденций в глобальном масштабе с развитием межкультурных коммуникаций осуществлялось в разных конфигурациях, неравномерно, с разной скоростью. Результатом стало состояние социокультурной жизни, характеризующейся следующими чертами. Во-первых, следует отметить количественное приращение разнокачественных форм социального взаимодействия. На символическом уровне переходные тенденции связаны с признанием неадекватности и деконструкцией классических нормативов и ценностных критериев, утверждающих единство и предустановленную гармонию миропорядка, что сопровождается разнообразными направлениями поиска новых. Во-вторых, заметным стало ускорение смены социальных событий в соотнесении со временем индивидуального жизненного цикла из-за чередования проб и ошибок, возникновения и разрушения неустойчивых форм социальных отношений. В культурно-символической сфере это сопровождается быстрой сменой образов реальности, вариациями выходов за пределы культурного стиля. В-третьих, в социальной жизни усиливаются общие динамические тенденции, связанные с тем, что людям приходится активизировать силы для решения жизненных проблем. В области познания это сопровождается констатацией неупорядоченности, разнородности, многообразия и изменчивости окружения. В этих условиях попытка людей организовать свой жизненный мир порождает множественность локальных социокультурных пространств, поддержание которых требует постоянной затраты усилий. А необходимость смены культурных идентичностей предполагает повышенное внимание и контроль, направленные на отыскание личностной позиции в контексте повседневных событий. Иными словами, модернизационные тенденции порождают неопределенность социокультурной ситуации. Причем там, где они принимают вторичные или догоняющие формы, степень такой неопределенности выше, чем в модернизированных странах. Но и здесь она сохраняется, несмотря на декларативные заявления социальных философов и ученых о завершенности соответствующих процессов в таких обществах и об их новом качестве— «модернити».
Следует подчеркнуть, что обозначенные процессы отнюдь не трактуются как относящиеся «к обществу и культуре в целом». Речь идет об определенных, хотя и обширных, зонах социокультурного пространства, в пределах которых люди затрачивают усилия на разработку и реализацию инноваций, на попытки объединить их с жизнеспособными элементами предыдущей культурной парадигмы. И здесь основное вни-
мание уделяется именно этим зонам без специального анализа тех процессов, благодаря которым их влияние на более широкий культурный контекст распространяется или сдерживается. Тем более не рассматриваются области социокультурной жизни, прямо не затронутые модернизацией.
Постмодерн как интеллектуальная реакция на процессы модернизации
Идеология постмодерна складывалась исторически одновременно с условным завершением первичной модернизации в развитых странах и интенсификацией вторичных ее форм в «третьем мире». Она стала реакцией на разнокачественность, неритмичность, многомерность социокультурных процессов в мире, не поддающихся описанию и тем более объяснению ни одной из существующих философских и социально-научных теорий, религиозных доктрин, мифологических систем. Происходящие события и процессы не поддавались интерпретации в рамках эстетики модерна и его производных — конструктивизма, модернизма, функционализма. В то же время завершающая фаза модерна как «большого стиля» XX в. допускала все более остраненное отношение к его нормативам и принципам формообразования. Нарастающая неопределенность в социальной реальности побудила к рефлексии интеллектуалов именно в развитых странах, где «конец эпохи» был особенно очевиден благодаря все более оформляющимся новым элементам социальной жизни, с одной стороны, и наличию многочисленных способов их символизации — с другой.
К середине 1970-х годов постмодерн как культурное течение широко распространился в Европе и Америке. А в 1980-х годах категория «постмодернизм» приобрела ведущее место в философии и социальных науках. По прошествии двух с лишним десятилетий можно с уверенностью утверждать, что это течение отнюдь не следует отождествлять только с культурой постиндустриального общества. Оно стало реакцией на совокупность глобальных изменений модернизационного порядка. Стало очевидным, что динамика на уровне не только социальных взаимодействий, но и познания во всем мире становится неподконтрольной культурной парадигме, породившей модернизацию.
Идеологию постмодерна можно рассматривать в свете выделенных выше проявлений неопределенности в социальной жизни, связанных с процессами модернизационных трансформаций.
Количественный рост разнокачественных элементов социокультурной жизни в рамках постмодернизма ознаменовался переходом от идей целостности и единства человеческого мира к представлению о многомерности несводимых друг к другу реальностей. Такое видение становится возможным, если в качестве исходной принимается идея неопределенной изменчивости реальности, а не онтология априорного миропорядка. Соответственно утверждается множественность принципов и ритмов самоорганизации социокультурной жизни. Отсюда представления о субстанциональном многообразии, присущем культуре и обнаруживающемся во всех ее событиях и фактах.
Плюрализм постмодерна не дуалистичен. Он не сводится к противопоставлению материи и духа, земного и небесного порядков, субъективного и объективного начал. Здесь не только предполагается, но и обосновывается существование различных нередуцируемых друг к другу социокультурных пространств, которые могут либо существовать параллельно, либо вступать в отношения друг с другом. Следовательно, социокультурная реальность трактуется как сегментированное и фрагментированное динамическое образование, а не единая целостность и не система функционально связанных элементов.
В отличие от классического утверждения об онтологичности иерархической упорядоченности социального мира постмодернистский постулат о свойственной ему неопределенности предполагает децентри-рованность социокультурного пространства, его «детерриториальность». Такое представление обосновано двумя исходными допущениями. Во-первых, считается, что для человека первично не разграниченное и упорядоченное пространство, а не имеющее фиксируемых границ поле. Во-вторых, желания и их символизация позволяют человеку соотносить такую реальность с собой, что и обусловливает формирование его полицентр ичности.
Из этих постулатов выводятся два важных следствия, связанные с множественностью, неоднородностью, динамизмом событий, ставшими уже неподконтрольными существующим культурным паттернам и кодам. На личностном уровне происходит маргинализация людей, теряющих прямую связь с существующей иерархией социальных институтов и, соответственно, ослабляющих ее. На социальном уровне ставится под сомнение классическое допущение о доминировании государства и авторитета в обществе. Акцент в организации социокультурной жизни людей перемещается на сообщество, группу. Сосуществование, соприсутствие порождают такое пространство совместной жизни и деятельности людей, где синхронизация их активности и соподчиненность оказываются необязательными, поскольку не постулируется единая система общественного разделения функций. При этих условиях снижение значимости распорядительных и контрольных функций государственной власти становится неизбежным. Расширение сферы распространения подобного рода процессов рассматривается как источник напряженности между институтами и маргинализированной «массой» индивидов.
Такая трактовка социокультурной реальности, порожденной мо-дернизационными процессами, связана с определенным эпистемологическим сдвигом, характерным для постмодерна и отличающим его от предыдущей познавательной парадигмы. Постмодернисты видели свою задачу в осмыслении многообразия различных форм человеческих отношений, познания, оценочных суждений. Результатом стало признание плюральной реальности в качестве необходимого условия для понимания событий и процессов, происходящих в обществе и культуре. Далее, важным принципом построения постмодернистского дискурса является радикальное сомнение, зафиксированное в понятиях «неопределенность», «децентрирование», «деконструкция». Этим не только обосновывается правомерность множественности сосуществующих и
несводимых друг к другу культурных идентичностей и самоидентификаций людей. В свете подобных оснований ни одна интеллектуальная или моральная система, ни один способ восприятия реальности не могут считаться окончательными, претендовать на статус единственной он-тологичности и эпистемологическое превосходство. Соответственно представления о реальности в рамках постмодерна определяются принципом «все возможно», предполагающим утверждение эклектизма в качестве ведущего современного познавательного стиля.
Итак, многообразие и разнокачественность социокультурной реальности, обусловленные модернизационными изменениями, все менее поддавались упорядочению и интерпретации в рамках предыдущей культурной парадигмы. В постмодерне это было не просто зафиксировано, но и осмыслено как эпистемологическая проблема. Идеи деконструкции, маргинализации, децентрирования дали возможность отказаться от онтологизации «больших порядков», таких, как Единство мира, История, Целостность общества и культуры. А признание человеческого опыта существования как фактора формирования жизненного мира позволило обратиться к изучению социокультурных микропорядков, подконтрольных людям.
Ускорение смены событий в социокультурной жизни, вызванное модернизационными процессами, побудило постмодернистов обратиться к самому феномену подвижности и обусловливающих ее факторов. Переход от рассмотрения общества как априорно постулированного целого к антропологическим основаниям существования социокультурных микропорядков привлекает внимание к изменчивости последних. Основанием для типологии и классификации ее форм становится идея интеракции и интерсубъективности как фундаментальных условий для реализации людьми их разнонаправленных желаний, различных обменных операций, совместного целедостижения.
Деонтологизация истории привела к постановке вопроса о социальном и культурном времени как соотношении настоящего и прошлого. В отношении культурного времени показательной является концепция контекста, которая связывает человека с отличным от него окружением. Во временном отношении она никак не связана с идеями антропогенеза и эволюции. Акцент здесь иной — указать на культурный источник представлений о времени. Категория «контекст» фиксирует вокруг человека следы прошлого опыта. Из этих следов люди строят образы того, что было раньше; конструируют модели прошлого; делают выводы об эпохах на основании суждений об устойчивости артефактов при их передаче от одного поколения к другому.
Другой аспект временного измерения человеческого существования в рамках постмодерна связан с различением социальной и культурной реальностей. Культура трактуется как ансамбль символических целост-ностей, несоизмеримых друг с другом, по которым скользит социальная структура. Ее прохождение сквозь череду таких целостностей фиксируется как смена состояний общества. На этом базируется представление о социальном времени.
В обоих случаях предполагается, что отношения между рассматриваемыми событиями нелинейны. Они составляют сети взаимных детер-
минаций, где необратимость установления одних связей порождает обратимость других. Это движение без предустановленной цели и преднамеренности. Люди существуют во множественности актуальных и возможных отношений, динамичных в силу активности человеческой природы. При деонтологизации таких априорных порядков, как «общество (культура) в целом», единственной феноменальной реальностью человека остается считать смену ощущений. Она и становится исходным мерилом движения. Но в отличие от классического стремления привести ощущения к объективным нормам в постмодерне внимание привлекается к способам человеческого существования между структурированной и неосвоенной модальностями отношений с окружением. Форма движения становится нелинейной. Для ее обозначения вводится понятие «ри-зомы», предполагающее разнонаправленность векторов, появляющуюся в результате деконструкции ранее сложившихся структур и прорастания новообразований в неосвоенное пространство. Такая совокупность процессов не имеет превалирующего направления, регуляции и потому ведет к беспорядочному возникновению динамической множественности, к которой неприменима дихотомия «центр —периферия». В этом подвижном поле появляются условные и относительно неустойчивые формы и границы, которые оказываются всегда промежуточными.
Такая трактовка социокультурной динамики означает отказ от априорно заданных форм макропроцессов: прогресса, развития, цикличности. Фокус интереса сдвигается к микропроцессам, соизмеримым с жизненными ритмами человека.
Из этого следует иное по сравнению с классическим представление о девиациях. В настоящее время существует целый ряд их классификаций по разным основаниям: физическое или психическое состояния, паттерны поведения, культурная идентичность, социальная безопасность и т. п. Ранее отклонения такого рода трактовались как признаки социальной патологии; считалось, что их следует возвращать к норме, предупреждать как нечто недопустимое в обществе. В рамках постмодерна эти феномены считаются неотъемлемой частью социокультурной жизни. Соответственно предполагается.что тип поведения, которое в одних ситуациях и промежутках времени называется отклонениями и строго контролируется, в иных условиях оказывается источником социально приемлемых изменений.
Таким образом, ускорение социальной жизни, вызванное модерниза-ционными процессами, обусловило постмодернистское переосмысление классических представлений о социокультурной динамике. Во-первых, внимание к ее неоднородности поставило под сомнение классическое представление о свойственном ей «осевом времени». Во-вторых, различия форм социального и культурного времени трактуются как производные от вариаций взаимодействий людей с окружением, соизмеримых с их жизненным циклом.
Актуализация динамических характеристик модернизации обострила в рамках постмодерна интерес к движущим силам социокультурных процессов. Разумеется, в самом общем виде речь идет о людях и их взаимодействиях. Однако необходимость различения форм таких процессов и интерпретации различий обусловливает соответствующую концеп-
цию человека. «Субъект» культуры постмодерна живет в атмосфере постоянного столкновения с разрозненными событиями и разновременными последствиями прошлого. Символическую составляющую такого мира принято называть интертекстом. Из-за этого он сам становится плюралистичным, не сводимым ни к одному объединяющему принципу. Для него характерны множество представлений, знаний, логик, ценностных критериев, не объединенных ни синхронно, ни диахронно. В условиях неопределенности, когда социальные и культурная формы находятся в состоянии трансформации или становления и культурная парадигма еще не сложилась, каждому приходится строить порядки самому, поскольку заимствовать их неоткуда.
Множественность побудителей социокультурной динамики вытекает из такой плюральной концептуализации человека. Разнородность принципов организации опыта, отсутствие универсальных критериев истинности или ложности суждений, многозначность интерпретации одного и того же события — все это определяет реальный характер движения в плохо освоенном социокультурном «интертексте».
Другим важным источником представлений о движущих силах социокультурных процессов является допущение об относительной автономности социальной и культурной модальностей человеческого бытия. Их концептуальное разведение позволяет понять, как люди продолжают существовать в условиях, когда разрушаются социальные структуры и порядки, созданные для решения общественно значимых проблем.
Когда социальные системы исчерпывают свой функциональный потенциал, люди имеют возможность переместиться в маргинальные пространства. Существование здесь может стать для них полезнее, чем поддержание уже неэффективных структур. Ведь и вне их люди сохраняют освоенные элементы культуры — знания, принципы формообразования, оценочные критерии, навыки. Поэтому дезинтеграция социальных систем не уничтожает поисковую активность, но даже способствует ее интенсификации. В этом случае высвобождается способность к комбинаторике, ранее связанная паттернами рутинных взаимодействий. Она становится ферментом культурных инноваций.
Наконец, особое место при рассмотрении динамики культуры постмодернисты отводят природе символа. Многослойность символических единиц как искусственных образований приписывается отсутствию их прямой, непосредственной связи с реальностью как таковой. Поэтому знаки могут репрезентировать означаемое не только как воплощенное в вещах и связях, но и остающееся на уровне представлений. Здесь постмодернисты находят указание на целый ряд источников социокультурной изменчивости.
Так, указание на инобытие, обусловленное вниманием к концепции бессознательного, привлекает внимание к представлениям о немыслимом, о невыразимом, предполагает иное, в принципе не осваиваемое человеком, созданное не им и не в нем, но существующее рядом и одновременно с ним в постоянной новизне и необратимой действенности. Указание на несуществующее представлено категорией «воображение» и символическим миром воображаемого. Означаемое в этом случае не обнаруживается, поскольку модальность его существования —
это небытие. Тем не менее этот мир создает в культуре «силовое поле», влияющее на траекторию реальных процессов. Указание на невидимые порядки связано с понятием этнонауки. За ним стоит представление о скрытой систематичности обыденной жизни, порождающей и контролирующей вариации повседневного взаимодействия.
Из сказанного следует, что актуализация динамических характеристик социокультурной жизни под влиянием процессов модернизации также нашла отражение в философии постмодерна. В ее рамках акцентировались различные движущие силы изменчивости социокультурной реальности, обусловленной ее антропогенностью, — множественность идентичностей, онтологии, символических порядков. Однако существуют достаточные основания для утверждения, что в философии постмодерна нет теоретического упорядочения и объяснения этих изменений; не выделена система оснований для их интерпретации. В то же время наряду с критикой предыдущей познавательной и — шире — культурной парадигмы постмодерн обеспечивает некоторые направления движения в сторону построения новой.
Формирование новой культурной парадигмы
В данном случае под культурной парадигмой понимается совокупность познавательных оснований и принципов формообразования, которые вырабатываются людьми в ситуациях социокультурного кризиса для его преодоления и установления последующих нормативов. Парадигма в таком определении служит людям инструментом для снятия неопределенности в отношениях с окружением и осуществления социального взаимодействия на основах экономии усилий и эффективности результатов. Люди, осуществляющие модернизацию, настолько изменили социокультурную ситуацию в мире, что пересмотр таких оснований и принципов стал необходимым. Ранее было отмечено, что в рамках постмодерна критике подверглись базовые представления, свойственные модерну как «большому стилю» XX в. Но были также намечены некоторые направления и основы иного упорядочения социокультурной реальности. Ниже речь пойдет прежде всего о познавательной парадигме. Во-первых, потому что ее компоненты становятся заметными тогда, когда уже наметились показательные образцы удовлетворяющих людей взаимодействий с окружением. Во-вторых, потому что познавательные принципы являются наиболее отрефлексированными и, следовательно, поддающимися вербальному изложению.
Выделить новые составляющие парадигмы, связанной с познанием социокультурной реальности, можно только при сравнении ее с предыдущей. В данном случае целесообразно сопоставлять не только исходные и изменившиеся положения, но и промежуточные, представленные философией постмодерна. Именно они позволяют понять, почему происходят изменения. Сравнение следует осуществлять по тем основаниям, которые имеют первостепенное значение для преодоления неопределенности в отношениях человека с окружением и организации таких отношений.
Поскольку речь идет о социокультурной реальности, в качестве парадигматических оснований выделяются базовые характеристики конструктивного взаимодействия в проблемной ситуации. Это наиболее рациональный тип активности, порождающий исходные принципы ее наиболее эффективной организации. Соответственно выделяются следующие измерения:
—позиция сторон в отношениях с окружением, определяющая характер ситуации
—цель активности, задающая желаемый конечный выход в данной ситуации;
—среда активности, представляемая через характеристики окружения, которые стороны принимают в качестве условий решения проблемы, в частности, пространство и время;
—средства решения проблемы, включающие используемые сторонами формы и структуры активности;
—результаты активности в проблемной ситуации, фиксируемые как формы выходов взаимодействия и критерии их оценки;
—последствия активности в проблемной ситуации, рассматриваемые с точки зрения меры контроля участников над ее динамикой. Этот набор оснований можно считать необходимым и достаточным
для отслеживания того, как формируются элементы жизненной среды в проблемной ситуации. Его необходимость определяется фундаментальностью выделенных характеристик взаимодействия. Ее достаточность связана с тем, что указаны все основные стадии решения проблемы: от определения проблемной ситуации до контроля над последствиями ее решения. С точки зрения выделенных измерений будут рассмотрены социокультурные основания познавательной парадигмы модерна, постмодернистской философии и складывающейся эпистемы. Для парадигмы модерна характерны следующие познавательные основания:
—позиция человека по отношению к окружению: это активный индивидуальный субъект — герой, демиург, — побеждающий сопротивление внешних сил в своем стремлении построить мир по собственному произволу;
—цель активности — в свободном творчестве преобразовать и усовершенствовать окружение, привести его в соответствие с универсальными объективными законами миропорядка;
—среда, в которой реализуется такая активность, изначально считается системной, представляющей собой целостное единство;
—средства решения проблемы в такой среде предполагают возможность осуществления полностью контролируемого изменения, представленного на эпистемологическом уровне экспериментальной логикой, а на практическом — инженерной деятельностью:
—результаты активности представляют собой новые культурные целостности, являющиеся ступенями на пути объективного социокультурного развития, априорно оцениваемого как благо;
—последствия активности следует оценивать по двойному стандарту: с одной стороны, в рамках парадигмы от кумуляции инноваций ожидается движение к истинности и полноте познания, совершенствованию человека и его жизненной среды во имя них самих; с дру-
гой — в социокультурной реальности такое расширение искусственной среды порождает все большую разнородность ее компонент, неопределенность в отношениях с ней, что противоречит исходному допущению о предустановленной гармонии мира. Следование такой социокультурной парадигме с ее системным априоризмом, с одной стороны, и ценностью творчества — с другой, привело к накоплению антропогенных изменений, все более выходящих из-под контроля людей. Процессы модернизации в этом контексте активизировали изменения такого рода. В результате к 1960-м годам все более очевидным становится нарастание расхождений между множественностью разнокачественных социокультурных изменений и низкой степенью их массовой освоенности.
Как уже отмечалось, реакцией на увеличивающуюся неопределенность жизненного мира людей стало формирование постмодернистского мировоззрения. Для него характерны следующие исходные допущения:
— позиция человека по отношению к окружению продолжает оставаться и активной, и индивидуалистичной; однако здесь все более заметно звучат ноты экзистенциальной «заброшенности» человека в мир;
— цель активности в окружении, продолжающем оставаться «иным» — проверка на прочность существующих порядков, созданных людьми, чтобы отгородиться от неблагоприятных внешних воздействий;
— средой активности считается неоднородное социокультурное пространство, неопределенность интертекста;
— средства решения проблемы видятся в деконструкции ранее сложившихся нормативов; отказ от универсализации форм построения отношений с окружением сопровождается признанием социокультурной значимости метода проб и ошибок;
— результатом активности становится формирование многомерной виртуальной реальности с ненаправленной, ризомной динамикой;
— последствия активности продолжают оставаться неподконтрольными людям; однако в рамках постмодерна такое положение дел признается, и все больше внимания уделяется разнокачественно-сти социокультурной реальности, способам существования в условиях неопределенности, интерпретациям нарастания аномических явлений.
Как уже говорилось, в мировоззрении постмодерна отразились представления о возможностях существования в быстро трансформирующемся мире, в условиях глобализации модернизационных процессов. Эпистемологической проблемой стало расхождение между сохранением приоритета активной субъектной позиции человека в объективном мире и невозможностью контролировать разрастающееся антропогенное окружение.
В ходе критической рефлексии к основаниям предыдущей познавательной парадигмы постмодернисты не только обнаружили целый ряд неразрешимых в ее рамках проблем, но и наметили некоторые новые направления и фокусы в освоении изменяющейся социокультурной реальности. С этой точки зрения можно говорить о формировании
некоторых оснований новой социально-научной парадигмы, помогающих снять радикальную неопределенность, возникшую в отношениях человека с созданным им искусственным миром:
—позиция человека в отношениях с окружением определяется с точки зрения логического приоритета не индивидуального фактора, но ситуации взаимодействия, где индивид всегда оказывается лишь одной из сторон;
—цель активности после постмодернистской критики уже перестала быть демиургической. Она значительно скромнее и прагматичнее: упорядочение отношений с окружением за счет выделения в нем собственной жизненной среды;
—средства решения этой проблемы определяются рефлексивным взаимодействием с окружением, позволяющим конструировать такую среду и ее составляющие;
—результатом конструирования становится формирование жизненного мира, соизмеримого с человеком, и динамических порядков с подконтрольными ему масштабами времени;
—последствия активности, направленной на установление взаимоприемлемых отношений между человеком и его окружением, связаны с поддержанием мелкоструктурной динамичной реальности, организованной согласно антропному принципу, и в соответствии с ним устанавливающей пределы человеческому произволу. Выделение таких познавательных оснований и следование им при
интерпретации отношений человека с окружением помогает снять некоторые неопределенности, порожденные объяснительными принципами модерна. Однако сегодня на уровнях познания и практики обнаруживается ряд серьезных несоответствий, не объясняемых с помощью уже сложившихся эпистемологических оснований. Они определяются расхождениями между тенденциями глобализации и культурного партикуляризма; характеристиками социального взаимодействия и культурной коммуникации; содержанием процессов мышления, речевого поведения и деятельности. По-видимому, попытки решить такого рода проблемы и будут определять направление достраивания новой познавательной парадигмы.
Итак, модернизационные процессы сложились и приобрели глобальный характер в рамках культурной парадигмы модерна. Однако на уровне реальных социальных взаимодействий люди, заинтересованные в их осуществлении, породили множество культурных инноваций, не интерпретируемых в пределах общепринятых познавательных оснований. Накопление изменений и попытки подвести их под общепризнанные нормативы познания и деятельности привели к кризису социальных и культурных идентичностей. Постмодерн как культурное течение стал реакцией на эту ситуацию.
Выше были рассмотрены некоторые социально значимые темы, связанные с процессами модернизации, осмысление которых в рамках постмодерна привело к смене акцентов в познании социокультурной реальности. Так, реакцией на количественное приращение разнокачественных артефактов стало приоритетное внимание к механизмам упорядочения людьми их жизненного мира; ускорение смены социальных и культур-
ных событий определило сдвиг научного внимания от историзма к микропроцессам общественной жизни; интерпретация динамики социокультурной жизни обусловила поиск ее реальных движущих сил. Кардинальное отличие философии постмодерна от культурной парадигмы модерна состоит в антропной позиции, т. е. в соизмеримости феномена социокультурной реальности с фундаментальными свойствами и способностями человека (см. таблицу).
| Основания | Модерн | Постмодерн | Новое направление |
| Позиция человека в отношениях с миром | активный индивидуальный субъект (демиург, герой) | активный индивидуальный субъект (экзистенциальная заброшенность) | участие в качестве одной из сторон взаимодействия |
| Цель актив ности | преобразование и совершенствование окружения (творчество) во имя прогресса | проверка на прочность существующих порядков (деконструкция) | упорядочение отношений с окружением, формирование микросреды |
| Среда активности | мир как целостное единство | неоднородное социокультурное пространство, неопределенный интертекст | неоднородное социокультурное пространство, признание значимости как актуальной, так и виртуальной реальности |
| Средства решения проблем: | полностью контролируемое законами природы изменение. | пробы и ошибки при отказе от универсальных методов | рефлексивное взаимодействие с окружением, конструирование отношений с ним |
| Результаты активности | социокультурный системный объект | виртуальная реальность с ненаправленным движением (ризома) | формирование социокультурных порядков, соразмерных человеку; микродинамика жизненного мира |
| Последствия активности | нарастание неопределенности из-за непреднамеренных последствий целенаправленных изменений | дальнейшее нарастание неопределенности, аномия при осознании разнокачественности социокультурной реальности | организованная мелкоструктурная динамическая реальность, антропный жизненный мир |
Постмодерн можно считать предпосылкой формирования новой познавательной парадигмы, очертания которой уже проступают в некотором общем наборе оснований, определяющих направленность и содержание познавательных процессов. Во-первых, очевидным стал переход от объективизма к феноменологизму. Во-вторых, гуманитарно-философский статус феноменологии все более меняется на социально-научный. В-третьих, традиционное академическое разделение социологии и культурной антропологии при новом видении жизненного мира человека сменяется их активным сближением в теоретическом и методологическом отношениях. По-видимому, всю совокупность таких процессов можно рассматривать как определенное интеллектуальное движение, в рамках которого существенное внимание уделяется изучению
культуры как искусственной, созданной самими людьми среды их существования.
Литература
Almond J. and Coleman J. The Politics of the Developing Areas. Princeton. N.Y., 1960.
Asad T. (ed.). Anthropology and the Colonial Encounter. N. Y.: Humanities Press, 1973.
Frishby D. Fragments of Modernity. Cambridge, Mass: MIT Press, 1985. Giddens A. Modernism and post-modernism // New German Critique, 1981. Ciddens A. The Consequences of Modernity-Stanford, CA: Stanford University Press, 1990.
Habermas J. Modernity versus postmodernity // New German Critique. 1981. №22. P. 3-14.
— Lectures on the Philosophical Discourse of Modernity. Cambridge, MA: MIT Press, 1987.
Haferkamp H. and Smelser N. (eds.). Social Change and Modernity. Berkeley: University of California Press, 1990.
Harris M. America Now: The Anthropology of a Changing Culture. N. Y.: Simon and Schuster, 1981.
Harvey D. The Condition of Postmodernity: An Enquiery into the Origins of Cultural Change. Cambridge, MA: Blackwell, 1989.
Hassan I. Toward a concept of postmodernism // Postmodernism. An International Anthology. Wook-Dong Kim (ed.). Seoul. 1991. Hassan I., Hassan S. (eds.). Innovation / Renovation: New Perspectives on the Humanities. Madison, 1983.
Huntington S.P. The political modernization of traditional monarchies // Daedalus. 1966. №95. P. 763-768.
Huyssen A. Mapping the postmodern // New German Critique. 1984. №33. Inglehart R. Culture Shift in Advanced Industrial Society. Princeton: Princeton University Press, 1990.
Jameson F. Postmodernism or the cultural logic of the late capitalism // New Left Review. 1984. № 146. P. 53-92.
Kellner D. The postmodern turn: positions, problems, and prospects // Frontiers of Social Theory: The New Synthesis. N. Y.: Columbia University Press, 1990. P. 255-286.
Laqueur W.Z. (ed.). The Middle East in Transition: Studies in Contemporary History. N.Y., 1958.
Lyotard Y.F. Answering the question: «What is postmodernism» // Innovation/ Renovation: New Perspectives on the Humanities. Hassan I„ Hassan D. (eds.). Madison, 1983.
Lyotard Y.F, The Postmodern Condition: a Report on Knowledge. Bennington G. and Massumi B. (trans.). Minneapolis: University of Minnesota Press, 1984. McDonald T. (ed.). The Historic Turn in the Human Sciences. Ann arbor: University of Michigan Press, 1993.
McLuhan M. The Global Village: Transformations in World Life and Media
in the 21st Century. N. Y.: Oxford University Press, 1989.
Pinkney T. (ed.). The Politics of Modernism. L., N. Y.: Verso, 1989. 389
Redfield. The Primitive World and its Transformations. Ithaca. 1953.
Robertson R. and Lechner F. Modernization, globalization and the problem of
culture in world — systems theory // Theory, Culture and Society. 1985. № 2.
P. 103-118.
Rosenau P.M. Post-Modernism and the Social Sciences: Insights, Inreads,
and Intrusions. Princeton: Princeton University Press, 1992.
Seidman S. and Wagner D.G. (ed.). Postmodernism and Social Theory: The
Debate over General Theory. Cambridge, MA / Oxford: Blackwell, 1992.
Shils E. Political development in the new states // Comparative Studies in
Society and History. 1960. №2. P. 265-292; 379-411.
Tyler S. Post-modern anthropology // Publication of the Wachington
Anthropological Society. N.D.
Tyler S. Post-modern ethnography: from document of the occult to occult
document // Writing Culture: The Poetics and Politics of Ethnography.
Clifford J. and Marcus G.E. (eds.). Berkeley: University of California Press,
1986.
Welsch W. Postmoderne — Pluralitat als ethischer and politischer Wert. Koln,
1988.
Wolin R. Modernism vs postmodernism // Telos. 1984-1985. №62. P. 9-30.
Wook-Dong Kim (ed.). Postmodernism. An International Anthology. Seoul, 1991'.
Глава 2.
Дата: 2018-12-21, просмотров: 283.