Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

Направление «культура и личность» составляют «сравнительные исследования связи межу индивидами (их паттернами поведения и мен­тальным функционированием) и окружением (социальным, культур­ным, экономическим, политическим)¹.

В ранних антропологических работах личностные межкультурные различия принимались без доказательств как самоочевидный факт. При этом культурные и психологические аспекты индивидов не разводились, хотя первые были подробно документированы, этнографическими дан­ными, а вторые — нет из-за трудностей, связанных с их выявлением. Изучение различий и сходств между народами, а также их причин в конце первого десятилетия XX в. стало в рамках антропологии широко распространенным явлением.

В 1920-х гг. на этих основаниях возникло исследовательское направ­ление «культура и личность», центром которого стала личность как интегративное начало культуры. Его сторонники, разумеется, рассмат­ривали культуру как нечто большее, чем сумму составляющих ее инди­видов и даже как нечто несводимое к социальной структуре, т. е. к совокупности институциональных норм. Однако исследовательским фокусом была именно и в первую очередь личность. Терминологиче­ски она была представлена по-разному: базовая структура личности (А. Кардинер, Р. Линтон), «модальная личность» (К. Дюбуа), модальная структура личности (А. Инкелес, Д. Левинсон), «национальный харак­тер», «этос культуры» (Р. Бенедикт).

Начиная с 1930-х гг. эта ветвь антропологии развивалась именно в таких рамках, предпринимались попытки понять, каким образом инди­вид становится носителем определенной культуры и каковы личностные механизмы ее воспроизведения. Направление существовало вплоть до 1960-х гг., пока в силе оставалось допущение о тесной корреляции между структурами (конфигурациями, паттернами) культуры и личности.

В конце 1930-х — начале 1940-х г. эта тема была популярной и поро­дила целый ряд подходов, которые в самом общем виде принято сводить к двум направлениям: культурно центрированное и личностно центри­рованное. В рамках первого социокультурные феномены изучались с

1 he Vine R . D . Culture, Behaviar and Personality. 1974. P. 3.

целью выдвижения концепций и гипотез, связанных с внешней детер­минацией общих для носителей культуры черт. Второе ориентирова­лось на разработку теоретической базы для объяснения в личностных терминах различий и особенностей поведения, институтов, норм, цен­ностей в разных культурах.

«До середины 30-х гг. XX в. антропологи прежде всего описывали индивидов почти без соотнесения с психологической теорией. Обычно это были записи ретроспективных историй жизни индивидов в их соб­ственных рассказах. Эти описания должны были продемонстрировать, как индивид преломляет культурные нормы в своем поведении и когни­тивных установках. Если же антропологи и обращались к психологии, то, как правило, к психоанализу»².

В течение 1920-х гг. и первой полвины 1930-х гг. в рамках направле­ния «культура и личность» накапливались данные полевых исследова­ний, требующие теоретических обобщений. Культурно-центрирован­ные концепции исчерпали свой эвристический потенциал и уже не отвечали решению новых задач. А. Кардинер (1891 — 1981) предложил свою модель связи между практикой детского воспитания, типом лич­ности, доминирующим в определенной культуре, и ее институтами. И в дальнейшем американские антропологи, которые больше всех работали в рамках этого направления и испытали влияние гештальт-теории и психоанализа, были склонны к интеграционному пониманию лично­сти, как к тому, что влияет на поведение, а не содержит его.

Однако с распространением в культурной антропологии идей психо­анализа и интереса к личности и к психоаналитической трактовке куль­туры все более популярным становилось представление о том, что ее основания следует искать в сферах человеческого сознания и бессозна­тельного. Так, Крёбер в новом издании «Антропологии» (1948) пересмот­рел свои суперорганические идеи предыдущих тридцати лет и предложил переоценить отношения теории культуры и психологии, исходя из того, что индивид есть действенная причина порождения и изменения куль­турных феноменов. Из крупных антропологов только Уайт настаивал на необходимости объяснять культуру в ее собственных терминах без ре­дукции к индивиду или человеку в обобщенном смысле.

Личность стали рассматривать как носителя и выразителя культуры, как источник информации о ней, сравнимый с артефактами, ритуалами и другими традиционными объектами антропологических исследований.

В 1940-х гг. на базе культурного усреднения концепции личности разворачивается тема «национального характера». Если раньше счита­лось, что «антропологические методы неприемлемы для изучения круп­ных современных обществ, поскольку предназначены для решения более простых задач»³, то теперь мнение изменилось. Когда началась Вторая мировая война, представители американских военных кругов

² Inkeles A., Levinson D. National character: the study of modal personality and sociocultural
system // Lindzey G. and Aronson E. (eds.). The Handbook of Social Psychology. Reading Mass,.
Menlo Park, Calif., L., 1969, vol. 4, P. 19.

³ Mead M. National character. In: Kroeber A.L. (ed.) Anthropology Today. Chicago, 1953.
P. 662.

вынуждены были признать, что для планирования действий в военный и послевоенный периоды важно понимать психологию врагов и их лидеров, союзников, особенно тех, кто может стать врагами, а «знание американского национального характера может помочь поднять мораль­ный уровень и боевой дух»⁴.

Начиная с 1920-х гг. Э. Сепир и другие антропологи уже считали, что следует изучать не только примитивные, но и цивилизованные общества⁵. В 1925 г.⁶ появилось первое исследование крестьянской об­щины в письменном обществе, положившее начало целой серии иссле­дований такого рода, занявших позже в антропологии прочное место.

  Личность: условия формирования

По мнению исследователей этой темы необходимо «увидеть пред­мет изнутри», что относится к культуре и к психологии ее носителей, и только потом можно выяснить какова их взаимосвязь.

Для того чтобы представить культуру, как пространство формирова­ния личности, следует выявить общие характеристики и очевидные для носителей смыслы ее элементов и связей между ними, те категории, акценты в структурах отношений между людьми, освоение которых считается в ее рамках необходимым. Соответственно антропологи зада­ются вопросами, на каковых принципах основаны такие порядки, а при условии, что культуры отличаются друг от друга, идет речь об антропо­логических универсалиях или специфичности каждой культуры.

Важным принципом такого рода считается стандартизация представ­лений и поведения, с которым Р. Бенедикт связывала понятия паттернов и этоса культуры, и с которым соотносились более поздние исследовате­ли. «Специфичные для каждой ситуации оттенки поведения указывают на наличие этоса. Они представляют собой проявления стандартизиро­ванной системы эмоциональных установок. В этом случае люди на вре­мя принимают определенный комплекс чувств, отношений к остальному миру, к реальности, и шутят по поводу вещей, о которых в другое время будут рассуждать серьезно... Иногда та же группа может принимать другой этос... [Иными словами] внутри группы устанавливается этос, который... становится реальным фактором, детерминирующим поведе­ние ее членов»⁷. В дополнение к тому Бейтсон предлагает понятие схиз-могенеза, которое определяет как «процесс дифференциации норм ин­дивидуального поведения, являющийся кумулятивным следствием взаимодействия между индивидами»⁸ и определяющий их сходные лич­ностные изменения. А понятием «эйдос» он обозначает стандартизацию когнитивных характеристик членов общества как личностей.

* Воск Ph.K. Continuities in Psychological Anthropology. P. 108.

⁵ Sapir E. Culture, genuin and spirituos // American Journal of Sociology. 1927. №29.
Sapir E. Anthropology and Sociology. In: Ogburn W.F., Goldenweiser H. (eds.) Boston, 1937.

6 Kulp D. Country Life in South China. N. Y. 1925.
? Bateson G. Naven (2nd ed.) Stanford, 1958. P. 2.
s Ibid., P. 175.

Несмотря на повсеместность действия этого принципа в культурах практически не встречается преобладание его или какого-то иного в качестве единственного, детерминирующего интеграцию членов обще­ства. В качестве альтернативы М. Олпер предложил использовать кон­цепцию «культурных тем», определяемых как «динамические утверж­дения», которые в ограниченном количестве обнаруживаются в каждой культуре и структурируют реальность для ее носителей⁹.

С этих позиций модель освоения культуры личностью предполагает общность их характеристик и культурную обусловленность строения личности. Но существует и иная точка зрения. Так, модель структурно и функционально дифференцированной личности не содержит допу­щения о таком изоморфизме и акцентирует универсальность предпо­сылок ее формирования личности.

Теории культурной обусловленности поведения и личности появи­лись в ответ на распространение биологического детерминизма. Исхо­дя из наблюдаемых межкультурных различий в индивидуальных про­явлениях, антропологи имели все основания полагать, «что социальное поведение — это не проявление инстинктов, а формирование личнос­ти — не разворачивание генетически запрограммированных психоло­гических черт. Скорее то и другое по большей части представляют собой результаты обучения, иными словами (коль скоро антропологов боль­ше интересует групповая, чем индивидуальная вариабельность), соци­ально и культурно детерминированы»¹⁰. Эта позиция была достаточно убедительно аргументирована. «Если люди не рождаются со свойством инстинктивного удовлетворения потребностей, то они этому обучают­ся. Кроме того, раз они появляются на свет совсем беспомощными, значит, способы удовлетворения потребностей они перенимают у взрос­лых. Наконец, то, что они живут в социальных группах, означает необ­ходимость освоения [принятых здесь] предписаний, т. е. культуры».

Но существовала и еще одна позиция с исходным допущением, что свойства организма, взаимодействующего с социальным окружением, предопределяют конституирование пространства человеческого суще­ствования, и «...люди адаптируются с помощью родоспецифичной не­биологической организации — культуры... Но если культура является адаптационной необходимостью человека столь же значимой, как пища и вода, то она... является такой же частью человеческой природы, как биологические характеристики и их психологические производные»¹¹. Иными словами, «хотя общества различны, людям везде приходится справляться с общими биологическими проблемами, особенно с дли­тельной детской зависимостью; соответствующие адаптационные сред­ства варьируются [от культуры к культуре] в узком социальном и куль­турном диапазоне; такого рода общие биологические, социальные, культурные черты составляют набор констант, отношение между кото­рыми обусловлено универсальностью человеческой природы»¹².

э Barnouw V. Culture and Personality. P. 103-104.

i° Spiro M.E. Culture and human nature //Spindler G.D. (ed.). The Making of Psychological Anthropology. Berkeley. Los Angeles, L., 1976. P. 351. и Ibid. P. 353. '2 (bid. P. 356.

Сторонники этой позиции подвергают критике как радикальный бихевиоризм, так и биологический детерминизм. Они обосновывают двойную обусловленность становления личности, исходя из представ­ления об антропологических универсалиях, которыми объясняется сходство личностных и культурных черт в разных обществах. Причем речь идет не только о поведении, но и о познании, которое зарождается во взаимодействии людей с окружением и осуществляется с помощью присущего им психобиологического оснащения. Степень освоенности «культурной реальности» зависит от широты и глубины заученных знаний навыков форм поведения, разделяемых в обществе. Если люди успешно адаптируются к окружению, используя свои психобиологи­ческие познавательные возможности, то они снижают неопределен­ность в отношениях с ним на уровне реальности.

Однако возникает вопрос, как субъект познает реальность объекта, точнее, каким образом объект представляется субъекту «реальным». Меж­ду «внутренним порядком», или представлением, и «внешним порядком», или «объектом», постулируется определенная связь. Ее постоянство в по­вторяющихся ситуациях и обеспечивает ощущение реальности. В отноше­ниях между субъектом и объектом познания можно выделить «когнитив­ную структуру», или организованную систему процессов, вступающих в контакт с определенным аспектом среды (внешним или внутренним), в целях упрощения обозначаемым как объект (вещь, личность, другая самость). Этот аспект декодируется с помощью личностных иерархически упорядоченных конструкций, или когниций, иногда называемых картиной мира. Позитив­ная обратная связь с окружением увеличивает вероятность того, что реаль­ность в картине мира представлена адекватно. Напротив, если обратная связь негативна, в картину мира следует внести изменения.

«Между личностными когнициями и структурными сегментами окружения существует определенный изоморфизм»¹³ и концепция «кар­тины мира» позволяет связать личностные представления с теми кате­гориями, в которых культуру описывает большинство ее носителей. Если предположить, что каждой культуре свойственна совокупность таких конструктов, построенных вокруг определенных тем, то изуче­ние «картин мира» индивидов позволяет судить о степени освоенности культуры. М. Мид и Р. Бенедикт подчеркивали важность этого понятия для понимания того, как люди управляют своим поведением, считая человека чрезвычайно пластичным существом. Например, по наблюде­ниям Мид женщины народа чамбули могли вести себя подобно мужчи­нам, а мужчины — подобно женщинам. У самоанцев отсутствие подрост­кового кризиса объяснялось простотой и стабильностью их культуры. «В зависимости от общества, в котором родилась личность, она может стать свирепым, агрессивным каннибалом, как у мундутуморов, или отличаться мягкостью и женственностью, как у арапашей. Хотя могут быть и отклонения, они не изменяют общей картины культуры, кото­рая в основном придает своим членам предсказуемую форму»¹⁴.

13 Royce J.R. Cognition and knowledge // Carterette E.C., Fuedman M.P. (eds.)/ Handbook of Perception. Vol. I. N. Y., L., 1947.

14 Barnouw V. Culture and Personality., P. 90.

Р. Бенедикт, М. Мид и другие вначале разрабатывали психологиче­скую концепцию культурных моделей, привлекая соответствующие по­нятия, но мало интересовались личностной структурой как таковой. Они занимались разделяемыми аспектами поведения, и в качестве ма­териалов для анализа изучали главным образом институциональную практику — ритуалы, документы¹⁵. От этих ранних работ к более позд­ним в трактовке связей личности и культуры наблюдается возрастаю­щий интерес к психоанализу. Антропологи относились к нему не как к набору бесспорных догм, но инструменатльно, как к совокупности концепций, которые в разных сочетаниях можно использовать для решения конкретных задач.

Сложившаяся в результате трактовка этой связи не была полностью конфигурационистской или психоаналитической, но находилась так­же под влиянием функционалистских идей Б. Малиновского, предпола­гавшего, что каждая черта выполняет в культуре определенную функ­цию и функционально свйзана через институты с другими чертами.

Такая позиция нашла обобщенное выражение в понятиях «нацио­нальный характер» и «базовая структура личности», которые знамено­вали перемещение акцента со структуры культурной среды формиро­вания личности на ее собственное строение. Считается, что они формируются под воздействием «первичных социальных институтов», включающих в себя способы жизнеобеспечения, семейной организа­ции, ухода за детьми, воспитания и социализации. В этом контексте осуществляется становление индивида как члена определенного обще­ства, освоение личностных черт, знаний, навыков, специфичных для него. «Вторичные социальные институты» — фольклор, мифология, религия — рассматриваются как социокультурная производная проек­ции базовой структуры личности на окружение.

Базовая структура личности в определении Кардинера гарантирует максимальное соответствие индивида социальным требованиям. Напро­тив, Инкелес и Левинсон полагают, что социальные требования и сле­дование определенным культурным моделям не должны быть частью дефиниции национального характера. Дж. Горер в своих исследовани­ях национального характера¹⁶ обращался к психоаналитической и би­хевиористской концепциям. Он считал поведение взрослых людей ре­зультатом наложения мотивированных заученных импульсов или желаний на биологические импульсы. На базе объединения теории научения и фрейдизма он выдвигал тезис, что многие из этих желаний неосознаваемы, поскольку сложились в результате детского опыта воз­награждения и наказания. Такие желания, мотивы, другие заученные привычки складываются в культурные паттерны, образующие нацио­нальный характер.

В 1940-е гг. с целью выявления национального характера было широ­ко распространено изучение искусства и философии. Эти исследова-

¹⁵ Inkeles A., Levinson D. National character. P. 431.

¹⁶ Gorer G. Themes in Japonese Culture // Transactions of the New York Academy of
Science. Series II. Vol. 5, 1943; Gorer G., Rickman J. The People of Great Russia: a Psychological
Study: L., 1949.

ния, иногда связываемые с понятием «гения народа», восходят к рабо­там, в основном немецким, рубежа XIX —XX вв., где утверждалось, что для понимания народа необходимо и достаточно понять мировоззре­ние его элиты, поскольку оно связано с «картиной мира» всего народа, но выражено в наиболее ясной форме. Эта гипотеза, как уже отмеча­лось ранее, не нашла подтверждения.

Изучение национального характера и базовой структуры личности при всей остающейся неопределенности в установлении систематиче­ских связей между распределением черт национальных культур и осо­бенностей личностных паттернов поведения и построения суждений, внесло вклад в развитие антропологии. Тот очевидный факт, что пред­ставители разных народов ведут себя неодинаково в сходных условиях, позволил поставить, хотя и не разрешить, вопросы о способе связи социально обусловленных стереотипов поведения и суждений с лично­стным опытом индивида, о пересечении и взаимообусловленности индивидуального бессознательного и культурных ценностей. Кроме того, все это предполагало, что гипотеза о «психическом единстве чело­вечества» или о том, что фундаментальные психические процессы общи для всех людей, независимо от культуры, к которой они принадлежат, не означает тождественности их проявления в разные времена и в разных условиях. Правда, как показывают результаты исследований, дети, вырастающие в рамках одной культуры, воспринимают многие. происходящие здесь события как естественные, как часть человеческой природы, в качестве своего рода неизменных универсалий. Только при межкультурных контактах, «когда оказывается, что у других народов отсутствует практика, которую мы приписываем человеческой приро­де, она признается в качестве переменной»¹⁷.

Психоанализ стал теорией, полезной для понимания отношения «личность —культура» из-за интереса к «влиянию детского опыта на развитие личности и сформированной в результате прожективной си­стемы»¹⁸, т. е. здесь учитывались и универсальные, и культурно специ­фичные компоненты личности.

Значимость психоанализа в антропологии в конце 30-х и в 40-х гг. XX в. подчеркивали М. Мид, К. Клакхон и др. Эта концепция челове­ческой природы, индивидуального развития, универсально примени­мая ко всем обществам, с середины 1930-х гг. составляла теоретиче­скую базу и источник гипотез, хотя каждый исследователь использовал ее по-своему. При этом попытки сформировать на этой основе систе­матическую теорию личности и национального характера были совсем немногочисленны.

Начиная с 1930-х гг. психоаналитики признавали особое влияние окружения на формирование личности и считали, что структуры эго и супер-эго формируются на взаимодействии внешних сил и импульсов организма. Но само это взаимодействие так и оставалась неизученным.

¹⁷ Whiting J.W.M., Whiting В . В . Contributions of Anthropology to the Methods of Studying Child Rearing. In: Musen P.H. (ed.) Handbook of Research Methods in Child Development. N. Y., 1960. P. 133.

is Child I.L. Personality and Culture. P. 99.

Основное внимание уделялось внутриличностным процессам, взаимо­действию инстинктов и репрессивных механизмов, культурным резуль­татам активности бессознательного, вопросам о национально специфич­ных структурах бессознательных защитных механизмов и механизмов адаптации.

По Фрейду (1859— 1939), формирование личности происходит в ран­нем детстве, когда социальное окружение подавляет те инстинкты индивидов, публичное проявление которых в обществе считается недо­пустимым. Такое подавление чревато травмами, которые позже в раз­личных формах — изменения личностных черт, неврозы, навязчивые сновидения, символические, в том числе художественные выражения — проявляются во взрослой жизни. Из этого постулата антропологи вы­водят, что особенности практики воспитания детей в разных культурах обусловливают специфику их личностных черт во взрослом возрасте. Психодинамическая модель личности, предложенная Фрейдом, вы­ражена двумя наборами понятий, представляющими уровни психики и психические образования. К уровням психики относятся: бессознатель­ный (недоступный сознанию), предсознательный (осознаваемый в осо­бых случаях), сознательный. Психические образования обозначаются как ид (оно) — хранилище не пропускаемых в сознание или вытеснен­ных из него импульсов и желаний, на которые в обществе наложен запрет; супер-эго, сверх-я — система норм, осваиваемая человеком на протяжении всей жизни, начиная с раннего детства, и не вполне осоз­наваемая им; между ними находится эго (я) — «защитный барьер», выполняющий функцию психологической «цензуры», сдерживающий проявления бессознательных импульсов обращением к нормативному содержанию супер-эго. Сознание не тождественно эго (я), поскольку психоаналитики выделяли бессознательные функции «я», например защитные механизмы. Концепция защитных механизмов широко ис­пользовалась при изучении процессов адаптации в культуре, построе­ния артефактов, в особенности мифов и произведений искусства.

К антропологии обращались такие сторонники разных психоана­литических направлений, как Э. Фромм, Р. Рейх, Дж. Рохейм, С. Сал-ливан, Э. Эриксон, Ж. Деврё. В первые несколько десятилетий XX в. многие антропологи активно изучали психоанализ, но отношения между антропологией и психоанализом были неоднозначными¹⁹. С одной стороны, многие «антропологи отвергали общие эволюци­онные и универсалистские теории, которые использовали Фрейд в развитии своих идей»²⁰. С другой — из работ Фрейда (в частности «Толкование сновидений») в психологическую антропологию вошли следующие идеи: — динамическая концепция личности, предполагающая, что в психи­ке человека можно выделить уровни сознания и бессознательного; между ними находится защитный барьер, выполняющий функцию цензуры, подавляющей те импульсы бессознательного, которые мо­гут привести человека к конфликту с социальным окружением;

^ Spain D.H. (ed.) Psychoanalitic Anthropology after Freud. N. Y., 1992. P. 11. 20 Ibid. P. 75.

— концепция так называемого психосимволического механизма, дей­ствие которого трансформирует (по Фрейду, сублимирует) содер­жание бессознательного таким образом, что может стать содержа­нием сознания индивида, не приводя его к конфликту с самим собой и с культурным окружением;

— концепция вытеснения в бессознательное опыта, травмирующего психику (прежде всего в первые годы жизни индивида).

Наиболее последовательным сторонником психологического детер­минизма в его психодинамическом варианте был Рохейм, психоанали­тик, ставший антропологом и работавший с антропологическим мате­риалом²¹. Он считал фрейдистскую модель личностного развития «антропологической универсалией, определяющей межличностные вза­имодействия и групповую ментальность во всех культурах»²². Исходя из выявленных в западных клинических условиях бессознательных значений, он полагал, что они свойственны всем культурам и пытался доказать это путем анализа мифов, сказок, верований народов мира. Систему представлений в народной культуре он считал непосредствен­ным результатом инвариантных моделей развития. «Основной объем человеческой культуры, даже в ее адаптационных и эго-аспектах, обус­ловлен игровой и ритуальной активностью. Причины этой активности можно обнаружить в младенчестве, [поскольку] наши орудия являются проекцией нашего тела. В целом человеческая культура есть следствие нашего продолженного детства»²³. Фрейд определял проекцию как за­щитный механизм приписывания собственных побуждений и чувств другим лицам или объектам, но «проекция не создается как средство защиты; она существует автономно от конфликта. Проекция внутрен­них ощущений (перцепций) на внешний мир составляет примитивный механизм, в значительной мере определяющий видение внешнего мира»²⁴.

Эти идеи составили основания противоположной по отношению к представленной выше концептуализации связей личности и культуры: культурные образования как производные проекции. Так, А. Кардинер, определявший ее как «общие психосимволические процессы, трансфор­мирующие и пропускающие в сознание бессознательный материал», полагал, что она тесно связана с формированием и поддержанием идеациональных артефактов. Этот бессознательный механизм детер­минирует большинство мотиваций причастности индивида к вторич­ным культурным институтам»²⁵.

Формирование прожективной системы Кардинер представляет так. Исходный опыт, определяемый восприятием и направляемый интенци­ями, обобщается и объективируется. Он трансформируется в своего

²¹ LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality. An Introduction to Comparative Study of
Psychosocial Adaptation, Chicago. 1974. P. 48.

22 Roheim G. The Origin and Function of Culture. N. Y. 1943.

23 Roheim G. The psychoanalitic interpretation of culture. In: W. Mensterberger (ed.) Man and His Culture: Psychoanalitic Anthropology After Totem and Taboo. L., 1969. P. 46 — 47, 50.

24 Freud S. Totem and Taboo. In: Brill A.A. (ed.) Basic Writing of Sigmund Freud. N. Y., 1938. P. 857.

25 Piker S. Classical Culture and Personality. P. 10.

рода реальность, вызывающую страхи в отношении определенных дей­ствий. В ответ индивид на прожективном уровне приписывает себе качества, связанные с их преодолением. Результатом такой рационали­зации становится система, внутри которой страхи нейтрализуются.

Человек существует одновременно в объективной и прожективной реальности, потому и социальные институты основываются и на ней, и на рациональных системах. В каждой культуре они встречаются в опре­деленных сочетаниях, и вопрос заключается в степени их расхождения ли совместимости, в том, насколько составляемые ими понятия раскалы­вают психологическую реальность²⁶. Таким образом, черты характерные для носителей определенной культуры, связаны с действием бессозна­тельных механизмов, определяющих представления и паттерны поведе­ния, сформировавшиеся в процессе социализации. Их комплексы влия­ют на поведение индивида и на восприятие им окружения.

В этом теоретическом контексте Кардинер впервые показал действие психических защитных механизмов применительно не только к инди­виду, но и к обществу («вторичные институты» как компенсация нере­шенных проблем). А представление о «прожективной системе» прибли­жается к тому, что впоследствии в антропологии было названо «картиной мира», «мировидением». И здесь личность репрезентирует­ся понятием «self» (самость), которое рассматривается как ось, вокруг которой строится мировидение. Свойства эго из модели Фрейда отлич­ны от самости, но и связаны с ней. Self — идентификация и культурно конструируемые представления о природе личности и ее месте в обще­стве — существенны для активности всех его членов. Особенно важна когнитивная ориентация self по отношению к миру объектов, отлич­ных от него. Объекты также культурно сконструированы, и это обес­печивает членам общества универсальное поле феноменов для осмыс­ления, оценок и действий, составляющее интегральное целое с образом мира, характерным для данного общества²⁷.

Окружение self «различается, классифицируется и концептуализи­руется в отношении атрибутов, которые культурно конституируются и символически опосредуются через язык. Объектная ориентация обес­печивает почву для интеллигибельной интерпретации событий в пове­денческом окружении на основании традиционных допущений о при­роде и атрибутах объектов, имплицитных и эксплицитных догм, относящихся к причинам событий. В любой культуре у людей суще­ствует когнитивная ориентация на то, что для космоса характерны скорее «порядок» и «причина», чем хаос. Базовые предпосылки, прин­ципы предполагаются, даже если люди их сознательно не формулируют и не артикулируют. Мы встречаемся с философскими предпосылками их мышления, с тем, как они видят мир»²⁸. В этой связи по аналогии с психоаналитическими компенсаторными механизмами в антропологии

²⁶ Kardiner A. Psychological Frontier of Society.

²⁷ Redfield R. The Primitive World View. Proceedings of the American Philosophical Society.
1952. 94. P. 30.

²⁸ Hallowell A.I. Ojibwa ontology, behavior, and world view. In: Diamond S. (ed.) Culture in
History. Essays in Honor of Paul Radin. N. Y„ 1960.

так называемые вторичные (символические) институты рассматрива­лись как компенсация социально травмирующего опыта.

Обращение к психоанализу позволило антропологам использовать динамическую модель личности и связанную с ней терминологию («бес­сознательное», «ид», «эго», «супер-эго», «защитные механизмы»). Ре­зультатом стала психоаналитическая трактовка формирования как лич­ности, так и культуры, делающая их сопоставимыми категориями и позволяющая прослеживать связь между ними.

До 1980-х гг. антропологи, опирающиеся на фрейдизм как на исход­ные основания, были слабо связаны с другими направлениями психоло­гии. В последние годы положение дел изменилось в связи с развитием когнитивной психологии и основанной на ней когнитивной антрополо­гии, культурной психологии, в меньшей мере американской психологии прагматизма, гештальт-психологии и необихевиоризма. Тем не менее тема личности как активного начала в построении культурной реально­сти и в ее освоении сохраняется вплоть до настоящего времени.

  Сопоставимость концепций личности и культуры как антропологических микро- и макросистем

Работы Рут Бенедикт (1887 — 1948) — ученицы Боаса — стали одним из первых образцов концептуализации понятий «личность» и «культу­ра», которая обеспечивала их теоретическую сопоставимость. В своих построениях она преодолела прежнюю привычку и к чисто спекулятив­ным рассуждениям, и к сбору эмпирических данных без их последую­щего обобщения. Вместо этого она, следуя указаниям Боаса о постро­ении нового типа теорий на основе углубленного анализа полевых данных, первой предложила образец такой теории.

В книге Patterns of Culture (Boston and New York, 1934) она вышла за пределы простого этнографического описания индивидуального пове­дения и попыталась продемонстрировать его соответствие внутренне согласованному культурному целому. Такая целостность определяется уникальной конфигурацией компонент, объединенных общей культур­ной темой (в терминах Бенедикт — этос культуры), которая определяет их соотношение и содержание. Структурные составляющие различных культур примерно одни и те же — семья, экономические, политические институты и т. п. Варьируются их конфигурации. Причем из возмож­ных вариаций систем отношений, способов действия, институтов в культуре отбираются #олько те их сочетания, которые соответствуют темам (этосу) культуры.

Бенедикт считала, что в культуре, где реализуются определенные модели социальных отношений и построения суждений, определяемые ее этосом, практически не остается места для иных типов институтов того же класса. Черты, не соответствующие темам этой культуры, не получают пространства для развития. «Каждое человеческое общество когда-то совершило такой отбор своих культурных установлений. Лю­бая культура с точки зрения других игнорирует фундаментальное и разрабатывает несущественное. В одной культуре с трудом осваивается

ценность денег, в другой они — основа повседневного поведения. В одном обществе технология предельно слаба даже в жизненно важных сфе­рах, в другом, столь же «примитивном», технологические достижения сложны и тонко рассчитаны на конкретные ситуации. В одном строит­ся масштабная культурная суперструктура юности, в других — смерти, в-третьих — загробной жизни»²⁹. Культурные конфигурации являются следствием уникального исторического процесса, поэтому бессмыслен­но говорить о степени их развитости — нет оснований для их сравне­ния. В антропологии это означало позицию культурного релятивизма.

Обобщая данные полевых исследований нескольких племенных культур, Бенедикт построила их типологию, разделив на дионисийскую и аполлоническую (по ассоциации с работой Ницше «Происхождение трагедии из духа музыки») и выделив соответствующие им типичные способы поведения. Культура, таким образом, трактовалась по анало­гии с индивидуальной личностью: оба понятия подразумевали устой­чивые паттерны мысли и действия. Благодаря представленности куль­туры в терминах интегрированных тем антрополог получал возможность подобно «психиатру в клинике описывающему личностную структуру пациента», описать структуру культуры³⁰.

Р. Бенедикт пыталась представить культуру как целостность, основы­ваясь на этнографическом изучении поведения людей и выделяя устой­чивые паттерны (схемы) их отношений с окружением. Культурный паттерн «интегрирует различные элементы, сложившиеся в ходе исто­рии, придавая каждому новое значение, подобно тому, как каждый ин­дивид интегрирует различные жизненные навыки в связную систему личности»³¹. Соответственно личность рассматривается как своего рода конечное средоточие культуры. При этом она исходила из допущения о высокой мере пластичности человеческой природы: личность адаптиру­ется к любому природному и социокультурному окружению, отчасти приспосабливаясь к нему, отчасти перестраивая его под свои нужды.

В то же время «Бенедикт не имела хорошо разработанной и интегри­рованной концепции индивидуальной психологии и пренебрегала пробле­мой личностного развития. Предметом ее внимания была психологиче­ская согласованность различных появляющихся в обществе институтов. Более того, она не проводила четкого различия между социокультурной и личностной системами. Подразумевалось, что психологическая согласо­ванность индивидуальной личности соответствует психологической согла­сованности культуры»³².

Работа Бенедикт «послужила моделью и стимулом для других антро­пологов, которые более целенаправленно концентрировались на инди­видуальной личности и уже на основе развитых психологических тео-рии впоследствии изучали отношения между ней и культурой»-".

29 Benedict R. Patterns of Culture. Boston and N. Y., 1934. P. 36-37.

³⁰ Piker S, Classical culture and personality. In: Handbook of Psychological Anthropology.
Bock P.K. (ed.). Westport, Connecticut-London, 1994. P. 7.

3i Bock Ph.K. Continuities in Psychological Anthropology. San Francisco. 1980. P. 68.

32 Inkeles A., Levinson D. National Character. P. 419.

33 Ibid. P. 419.

Однако уже тогда на основе наследия Боаса она построила концепцию культуры как целостности, образованной из интегрированных паттер­нов. «Поскольку Бенедикт разрабатывала эту последнюю идею, она влилась в психологическую струю антропологии, вскоре образовавшую классическое течение «культура и личность». Во-первых, делая «куль­турную конфигурацию» изоморфной личностным паттернам, Бенедикт предлагала инструмент для изучения отношений культура/личность. Во-вторых, она уподобляла историческое развитие культурного паттерна личностной биографии. Это стало основной характеристикой класси­ческой теории «культура и личность»³⁴.

Изучение культурных моделей поведения в таком ключе обусловило правомерность рассуждений о национальном характере. В работах М. Мид и Р. Бенедикт оно было относительно слабо связано с индиви­дуальной личностью и приближалось по содержанию к понятию куль­турного паттерна. Так, М. Мид для изучения национального характера предлагала следующие процедуры:

— сравнительное описание культурных конфигураций и институтов в разных обществах;

— сравнительный анализ ухода за младенцами и воспитания детей;

— изучение паттернов межличностных отношений (между родителя­ми и детьми, между ровесниками), специфичных для сравниваемых культур³⁵.

«В рамках теоретического направления, предложенного Бенидикт и Мид концептуальное различие между понятиями «культура» и «личность» не проводилось. Культура, как и личность, означает конфигурацию пове­дения, проявляемого индивидом, являющегося групповой характеристи­кой ...история формирования такой конфигурации обычно не рассмат­ривалась и связь культуры и личности сводилась к межпоколенной трансляции конфигурации»³⁶. Согласно Мид³⁷ и Бенедикт³⁸, способы вос­питания детей могут служить индикатором групповой культуры, посколь­ку они отражают паттерны поведения взрослых: их ценностные ориен­тации, эмоциональные установки, с одной стороны, и конфигурацию осваиваемых ролевых отношений — с другой. Значимость взаимодействия родителей и детей обусловлена тем, что это первый контакт ребенка с культурой. Ее межпоколенную трансляцию Мид представляла как про­цесс коммуникации, в ходе которого индивид получает представление о доминирующей культурной конфигурации через адресуемые ему сооб­щения извне. Он приобретает культурно обусловленные личностные ха­рактеристики, интериоризируя их содержание. Родительское воспитание в раннем детстве составляет основу освоения культуры, но это только первый шаг по пути формирования жизненного опыта, каждый из эле-

³⁴ Piker S. Classical culture and personality. In: Handbook of Psychological Anthropology.
Bock Ph. K. (ed.). Westport Connecticut-London, 1994. P. 7-8.

³⁵ Mead M. National character. In: Kroeber A. (ed.) Anthropology Today. Chicago. 1953.

³⁶ LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality. An Introduction to the Comparative Study
of Psychosocial Adaptation. Chicago. 1974. P. 53.

³⁷ Mead M. The swadelling hypothesis // American Anthropologist. 1954.№ 56. P. 395-409.

³⁸ Benedict R. Child rearing in certain European countries // American Journal of
Arthopsychology. 1949. №19. P. 342-350.

ментов которого считается — вряд ли правомерно — подтверждающим и усиливающим осваиваемую индивидом конфигурацию.

В таком теоретическом контексте изучение национального характе­ра фокусировалось на способах освоения и реализации индивидами знаний, навыков, способов деятельности и поведения. Национальный характер с этой точки зрения представляет собой абстракцию, позволя­ющую проецировать общие культурные паттерны на индивидуальный уровень. Культура лее — это абстракция, позволяющая описать истори­чески сложившиеся заученные формы поведения, разделяемые члена­ми одного общества.

Исходя из определения культуры Р. Линтона — «Культура — это конфигурация заученного поведения, результаты и компоненты кото­рого разделяются и транслируются членами общества»³⁹, — В. Барнау приводит свое, по его мнению, более приемлемое для представителей направления «культура и личность»: «Культура— это образ жизни группы людей, конфигурация всех более или менее стереотипных пат­тернов заученного поведения, которые передаются из поколения в поколение через язык и подражание». В этом определении важно поня­тие «образ жизни людей», указывающее на интеграцию и связь (отсю­да термин «конфигурация») элементов индивидуальной активности. Конфигурацию составляют паттерны заученного поведения, трансли­руемые через язык и подражание, а не генетическое наследование. Эти паттерны фиксированы лишь относительно.

Далее, «культура характеризуется пластичностью и изменчивостью, хотя некоторые общества существуют без значительных изменений веками и даже тысячелетиями. Она обеспечивает членам общества ряд готовых решений жизненных проблем, поскольку содержит определен­ные доктрины, относящиеся к окружающему миру — религиозные учения, фольклор и т. п. — с помощью которых люди обретают ориен­тацию и уверенность. Но культуре свойственны и угрожающие влия­ния — вера в злых духов и богов, колдовство, — которые структуриру­ют представления об опасных аспектах мира»⁴⁰. Считается, что люди принимают свою культуру по большей части нерефлексивно. Следуя ее освоенным стереотипам в отношениях с окружением, они могут не заметить альтернативных способов поведения и построения суждений.

Таким образом, между понятиями «культура» и «личность» устанав­ливалось содержательное сходство: понятие «личность» относится к индивидуальным стандартизованным моделям действия, мышления, чувствования; понятие «культура» обозначает социально стандартизо­ванные модели такой активности, характерные для любой устойчивой социальной группы⁴¹.

Понятие «культура». Хонигман специально, хотя и в другом месте, уточняет, что понятие «культура» в зависимости от контекста употреб­ления — обыденного или социально-научного — меняет значение. «В обыденном значении это понятие относится к определенным аспек-

м Linton R . The Cultural Background of Personality. N. Y. 1945. P. 32.

⁴⁰ Barnouw V. Culture and Personality. P. 5-6.

⁴¹ Honigman J.J. Personality in Culture. N. Y.: Harper, 1967. P. 171.

Г

там жизни: пристрастие к литературе, занятие музыкой, живописью, драматическим искусством и поддержка этих видов деятельности в об­ществе. Такая трактовка культуры имеет сильную нормативную окрас­ку, определяя не только существующее, но и желаемое. В этом смысле культура определяется как нечто, что человек как разумное существо хочет достичь в жизни, благо, к которому следует стремиться ради него самого». Из этого следует, что не все люди одинаково участвуют в куль­туре, т. е. неодинаково культурны. Напротив, как термин, «или в антро­пологическом значении понятие "культура" столь же универсально, как и человеческая жизнь. В этом смысле оно относится к поведению и артефактам вообще»⁴². А согласно Осгуду: «[Понятие] "культура" со­ставляют идеи о продуцировании, поведении, совокупностях людей, которые наблюдаются непосредственно или транслируются и осозна­ются»⁴³. Именно во втором значении культура и личность становятся предметами этнографического описания: повторяющиеся формы пове­дения и типы объектов, характерные для определенной группы фикси­руются как паттерны культуры. Термин «паттерн» обозначает последо­вательность поведения, повторяющуюся у разных индивидов. «Можно сказать, что паттерн — это поведение, общее для двух или более инди­видов. Разумеется, каждый реализует его по-своему, с незначительны­ми индивидуальными вариациями. Однако это не мешает этнографу выделить базовую форму поведения и выразить ее как паттерн. Это понятие относится также к форме и атрибутам, общим для объектов, создаваемых и используемых группой людей»⁴⁴. Понятие «культура», по Хонигману, определяется тремя классами референтов:

—Деятельность. Культура включает социально стандартизированные действия, выполняемые конечностями, туловищем, головой, орга­нами речи. Деятельность сензитивна к влиянию группы.

—Идеи. Социально стандартизированные мысли и чувства. Будучи теоретически отличными от деятельности, они сопровождают боль­шинство действий.

—Артефакты. Согласно Хонигману, это социально стандартизирован­ные созданные человеком характеристики окружения.

Если объединить два из этих классов — наблюдаемые действия и ненаблюдаемые мысли и ощущения, — то вместе их можно назвать поведением. Понятие «обычай» обозначает повторяющуюся форму социально стандартизованного поведения — общие действие, мысль и чувство.

Все эти стандартизованные культурные формы заучиваются и ис­пользуются людьми во взаимодействиях и коммуникациях. Стандарти­зация, как уже отмечалось, — это нормальный феномен и универсаль­ный принцип организации социальной жизни.

Понятие личности. Существует целый ряд определений личности. Мортон Принс: «Личность — это сумма всех биологических врожден-

« Honigman J.J. The World of Man. N. Y., 1959. P. 10.

⁴3 Osgood С Culture, its empirical and non-empirical Character // South-Western Journal of Anthropology. Vol. 7. 1951. P. 208. « Ibid. P. 11.

ных склонностей, импульсов, тенденций, потребностей и инстинктов, а также предпочтений и тенденций, приобретенных с опытом, харак­терных для индивида»⁴⁵. Другое определение: «Личность — это внут-рииндивидуальная динамическая организация психологических систем, детерминирующих уникальность способов приспособления к окруже­нию». Бихевиорист Дж. Уотсон: личность — «сумма видов активности, которую можно обнаружить в процессе длительного наблюдения, обес­печивающего надежную информацию»⁴⁶. Д. МакКлелланд: личность — «адекватная концептуализация индивидуального поведения во всех де­талях, которую в данный момент может предоставить исследователь»⁴⁷.

В понятиях «личность» и «культура» акцент помещается либо на кон­фигурации (строении), либо на интеграции. Одни, как, например, Мак­Клелланд, считают личность абстрактной категорией; другие видят в этом понятии субстанциональное начало. То же с понятием «культура».

В. Баранау, например, принимает субстанциональное, интегративное определение: «Личность — это относительно устойчивая организация внутрииндивидуальных сил, которая обусловливает характер реакции в каждой ситуации, помогает атрибутировать вербальную и психическую последовательность поведения. Но сколь бы последовательным ни было внешнее поведение, оно не тождественно личности; личность находится за ним и внутри индивида. Личностные силы — это не ответ, но готов­ность к ответу»⁴⁸.

Барнау добавляет к этому определению, что последовательность приобретается личностью за счет освоения ценностей и установок, паттернов восприятия и познания. С учетом этих поправок он предла­гает такое определение: «Личность — относительно устойчивая орга­низация внутрииндивидуальных сил, связанная с последовательной совокупностью установок, ценностей, модусов восприятия, которые частично объясняют последовательность индивидуального поведения»⁴⁹.

ЛёВин считает «личность» структурной категорией, используемой по-разному в зависимости от предмета изучения. «В первом значении термин «личность» относится к комплексу психологических процессов, сопровождающих функционирование индивида в повседневной жизни, мотивируемого и направляемого множеством внутренних и внешних сил. В этом смысле личность означает организацию внутрииндивиду­альных процессов, опосредующих воздействия окружения и ответы на них. В другом, узком значении термин «личность» относится к внут­ренне детерминированным предпосылкам поведения, определяющим устойчивые внутрииндивидуальные характеристики и индивидуальные различия. В первом определении речь идет о таких процессах, как вос­приятие, познание, память, научение, эмоции, об их организации и регулировании на уровне организма, о том, как они отвечают целям

« Prince M. The Unconscious (rev. ed.) N.Y., 1929. P. 532. 46 Watson J.B. Behaviorism (rev. ed.). N. Y., 1930. P. 15. « McClelland D.C. Personality. 1951. P. 69.

⁴⁸ Adomo T.W., Frenkel-Brunswik E., Levinson D.J., Sanford R.N. The Authoritarian Personality. N. Y„ 1950. P. 5.

« Barnouw W . Culture and Personality. P. 8.

саморегуляции и социальной адаптации. Во втором — такими устойчи­выми внутренними факторами, благодаря которым поведение индиви­да сохраняет постоянство во времени и отличается от поведения других в сходных ситуациях»⁵⁰.

Выделяется три типа факторов, детерминирующих адаптацию лич­ности в культурном окружение:

— внешние стимулы и реакции на них, такие как эмоциональная реакция или познавательный акт;

— опыт раннего детства, влияющий на последующее поведение инди­вида, т. е. память, научение, развитие;

— филогенетические процессы естественного отбора.

Личность в широком толковании предполагает форму ментального функционирования и развития индивида, доступную эмпирической проверке. В узком смысле это понятие отражает диспозиции, обуслов­ливающие внутреннюю психологическую организацию адаптации к внешнему окружению. Эти явления не поддаются прямому наблюде­нию. Диспозиции — это своего рода потенциалы поведения, подразу­меваемые даже тогда, когда они не реализуются в наблюдаемом пове­дении. Личностная диспозиция влияет на поведение индивида так же, как и культурная норма, но изнутри.

Исходя из этих соображений, ЛёВин выделяет три уровня конкре­тизации понятий в изучении личности:

— наблюдаемые проявления поведения;

— личностная диспозиция, под-лежащая наблюдаемому поведению и составляющая психологический комплекс из мотивационных, аффек­тивных и когнитивных компонент, имеющих многообразные формы выражения;

— личностная организация этих диспозиций.

Понятия ценностей и установок как составляющих личности ввел Флориан Знанецкий. С тех пор они продолжают оставаться ключевыми в объяснении социального поведения. Уточняя понятие «установки», Г. Олпорт выделил четыре условия их формирования:

— интеграция индивидом повторяющегося специфичного опыта;

— формирование различных реакций на обстоятельства, имеющие внешнее сходство, но различные культурные основания;

— травмы, формирующие определенные чувства к вызвавшим их обстоятельствам;

— адаптация как формирование определенного комплекса чувств по отношению к определенной ситуации.

Установки в общепринятом смысле — это иерархически упорядо­ченные характерные или приемлемые для индивида мнения, чувства, намерения совершить определенные действия. Они аккумулируют опыт, приобретенный индивидом, и связаны с характерными для него реакциями на внешние стимулы. Систему установок понимали как динамическую систему предрасположенностей действовать определен­ным образом, меняющихся в зависимости от смены ролей.

so LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality... P. 5.

Другим аспектом личности, определяющим ее поведение в культур­ной среде, считаются ценностные ориентации. По определению К. Клак-хона (1905— 1960): «Ценности — это осознаваемое или неосознаваемое, характерное для индивида или группы представление о желаемом, ко­торое определяет выбор целей с учетом возможных средств и способов действия»⁵¹. Они представляют собой своего рода точку пересечения между индивидом и культурой, а ценностные ориентации — концепт, позволяющий изучать и объяснять межкультурные различия. К. Клак-хон определяет их как «обобщенную концепцию природы, места чело­века в ней, отношения человека к человеку, желательного и нежела­тельного в межличностных отношениях и отношениях человека к окружению, концепцию, детерминирующую поведение людей»⁵².

В дальнейшем Клакхон разработал методику сравнительно-культур­ного изучения ценностей, предложил способ их систематизации⁵³ и соответствующий тест. Работа в этом направлении продолжается до сих пор⁵⁴. Теоретическое основание тестов для изучения ценностных ори­ентации составляет постулат: «имеется ограниченное количество общих человеческих проблем, решать которые приходится всем и всегда. Не­смотря на разнообразие, такие решения не случайны и их количество ограничено; речь идет о вариантах из ряда возможных решений»⁵⁵. С помощью тестов изучается отношение носителей разных культур к общим проблемам: ко времени и пространству, к природе и людям, к религиозным категориям.

На этих основаниях Ф. Клакхон надеялась реконструировать «базо­вую структуру личности»: Часть каждой личности составляет упорядо­ченная система ценностных ориентации»⁵⁶, которые существуют в культуре традиционно и осваиваются личностью в процессе социализа­ции. «Ценностная ориентация — это комплекс строго определенных принципов, порожденных взаимодействием теоретически разнородных элементов — оценочных, когнитивных и т. п., синтез которых опреде­ляет основные проявления данной культуры, ее центральную тему; детерминируют действия людей; дает ответы на так называемые обще­человеческие проблемы»⁵⁷.

Большинство антропологов рассматривало личность как носителя культуры, от которого можно получить информацию в первую очередь о коллективных ценностях и уже затем — о нем самом. «Каждый член группы, уверенный, что его собственная позиция отличается от груп­повой, является прекрасным примером носителя коллективных ценно-

5i Kluckhohn С . Values and value orientations in the theory of action. In: Parsons T. and Shils E. (eds.) Toward general Theory of Action. Cambridge, 1951. P. 395.

52 Ibid. P. 411.

53 Kluckhonn C. Toward a compression of value-emphases in different cultures. In: Whites L.D. (ed.). The State of the Social Sciences. Chicago, 1956. P. 116-132.

si Lavalloni M. Values. In: Triandis H.C. and Bristin R.W. (eds.). Handbook of Cross-Cultural Psychology. Boston, etc. 1980. Vol. V.

55 Kluckhonn F., Strodtbeck F.L. Variation in Value Orientations. Evenston 111., Elmsford. N. Y., 1961. P. 10.

56 Ibid. P. 31.

57 Ibid. P. 9.

стей, проявляющихся в его поведении и используемых как источник информации о конкретной культуре»⁵⁸.

Вопрос о происхождении ценностей, об отношении между индиви­дуальными и групповыми их вариантами, о связи их модификации с изменениями окружения возник только в конце 1960-х гг. в контексте символических теорий. Однако К. Клакхон уже до этого построил аб­страктную систему бинарных оппозиций в отношении ценностей, на основаниях:

— модальности (позитивные и негативные ценности);

— содержания;

— предпочитаемого способа и стиля действия;

— «цели — средства» («ценности —цели» и «инструментальные ценно­сти», относящиеся к средствам осуществления цели).

Такая система позволяет прояснить содержательные различия меж­ду индивидуально специфичными и разделяемыми в культуре набора­ми ценностных ориентации.

В 1950-е гг. подавляющее большинство антропологов придерживалось точки зрения, что почти все проявления социальной жизни порожда­ются базовыми ценностями, характеризующими культуру и отличаю­щими ее от других.

В это же время в антропологии начинают использоваться количе­ственные методы исследования и сравнение культур по специально определенным параметрам. Они служили для организации данных, полученных в ходе непосредственных наблюдений и зафиксированных в этнографических записях. Изучение ценностей с этой точки зрения в методологическом отношении было формальной проверкой связи между абстрактными ценностными доминантами, выделенными ант­ропологами, и обыденным опытом. В результате концепция ценностных ориентации утвердилась в качестве важного инструмента сравнитель­но-культурного исследования.

Через десяток лет на смену сравнительному изучению ценностей пришли когнитивные исследования, где использовались методы, заим­ствованные из структурной лингвистики. Однако и диспозиционныи выход на элементарный уровень изучения личности и культуры позво­лил решить ряд ранее непроясненных вопросов:

— впервые в антропологии было наглядно показано, чем именно опре­деляются межкультурные различия;

— выдвинута гипотеза о роли диспозиционных систем в интеграции культуры и детерминации личностной активности;

— указано на соотношение осознаваемого и бессознательного в фор­мировании и функционировании ценностных ориентации;

— произошло объединение количественных и качественных методов в сравнительно-культурных исследованиях.

На этих основаниях понятие «культура» трактовалась по-иному, чем в ранее приведенных определениях. Акцент сместился с поведенческих характеристик на диспозиционные, интегративные. Например «Куль-

⁵⁸ Mead M. National character. P. 645.

тура состоит из моделей действий, познания, чувствования, присущих группе людей. Под описанием культуры понимается выявление общих принципов при наблюдении множества разных феноменов и их истол­кование как комплекса норм или идеалов, которые как-то регулируют или детерминируют внешне несхожие проявления. Таким образом, культуру можно рассматривать, акцентируя либо униформность, либо разнообразие. И то, и другое имеет свои основания»⁵⁹. Об этом же говорил и Э. Уоллес⁶⁰: «...Культура предполагает последовательность дей­ствий совокупности людей. Но она также определяется различиями таких последовательностей у различных групп людей; понятие "культу­ра" относится к организации этих различий в социальную систему. Функционирование культуры подразумевает необходимость обоих свойств; игнорирование каждого из них при изучении культуры при­водит к ошибочным суждениям о ней. Если под личностью понимать общую психодинамику человеческого поведения, то вопрос о соотно­шении категорий "личность" и "культура" разделяется на два фунда­ментальных: "что действительно универсально в человеческой приро­де?" и "какая часть общечеловеческой психологии соответствует только нашей культуре?"»⁶¹

В этом отношении особый интерес представляет теоретическая модель Уайтинга объединившего позиции функционализма и теорий научения. Первый представлен утверждением, что различные области культуры сосуществуют не просто как исторические случайности, но зависят друг от друга. Из второй заимствованы две идеи, популярные среди специалистов:

— концепция личности как устойчивой склонности отвечать одинако­вым образом на сходные стимулы;

— гипотеза о приоритетности раннего опыта в формировании этой склонности⁶².

При изучении культуры и личности антропологи использовали раз­ные источники. Это были не только этнографические записи, но также литература, фильмы, газеты, отчеты путешественников, выступления членов правительства, пропагандистские материалы. Из всей этой ин­формации следовало, что изучаемые обычаи, «такие как практика вос­питания и различные культурные паттерны, которыми они гипотети­чески обусловлены, связаны со многими другими обычаями; эти множественные отношения допускают различные интерпретации. В та­ком сумбуре легко отыскать подтверждение простых каузальных гипо­тез, ограничивая исследования несколькими переменными, а не рас­сматривать структуру отношений, в которую они включены в целом»⁶³. Для этих целей и использовались приемы функционального и бихеви­ористского анализа, предполагавшие рассмотрение каждой культуры как

⁵⁹ Child I.L. Personality in culture. In: Handbook of Personflity Theory and Research. Borgotta E.T. and Lambert W.W. (eds.). Chicago, 1968. P. 82. en Wallace A.F.C. Culture and Personality. P. 26-41. 6r Child I.L. Personality in Culture. P. 82-83.

⁶² Harkness S. Human Development in Psychological Anthropology. P. 105—106.

⁶³ LeVine R.A. Cross-cultural study in child development. In: Mussen P.G. (ed.) Carmicael's
Manual of Child Development (3 rd ed. Vol II). N. Y., 1970. P. 596-597.

конфигурации элементов, объединенных единой культурной темой в целостную систему. А личность — как индивида, освоившего и исполь­зующего соответствующий опыт.

Более ранние исследования, базирующиеся на концепции конфигу­рации, основывались на двух исходных допущениях:

— все элементы изучаемой культуры считались взаимосвязанными и личность, осваивая их, приобретала внутреннюю интегрирован-ность;

— каждая культура считалась детерминированной принятыми здесь моделями воспитания детей; соответственно все ее носители разде­ляли общие заученные в детстве черты.

Эту теоретическую позицию Р. Бенедикт, М. Мид и их сотрудников (например, Дж. Горер) ЛёВин называет «личность —есть —культура». Они полагали, что модели детского воспитания, личностного развития, полоролевого поведения, психических расстройств специфичны для каждой культуры и представляют собой неотъемлемую часть всеохва­тывающей конфигурации, которая придает им значение и вне которой они не могут быть поняты адекватно. В этой культурно-релятивистской трактовке личность рассматривается как производная культуры, где эмоциональные и познавательные реакции индивидов запрограммиро­ваны в соответствии с темами культуры («культурное моделирование личности»), которые детерминируют также социальные отношения, религию, политику, искусство.

ЛёВин выдвигает против такой позиции, следующие критические аргументы:

— преувеличивается внутренняя последовательность культуры, по­скольку основное внимание уделяется сходным паттернам, а разли­чия трактуются как отклонения от них;

— использование понятий «культура» и «личность» как эквивалентных не есть способ установления согласованности между их нормами;

— концептуальное смешение этих понятий приводит к интерпретации всех объектов культуры — от мифов до журналов — как прямого проявления мотивов, привычек, ценностей сообщества индивидов.

Соответственно циркулярная концепция связи культуры и личнос­ти в процессе социализации выводит из сферы внимания те аспекты поведения, которые направлены на личностное развитие. Родители, воспитывая детей, могут внушать им определенные ценности, но неиз­вестно, осваивают их дети в этот период или позже и в другом контек­сте. Таким образом, если культура принимается в качестве централь­ной организующей концепции человеческого существования, редуцирующей личность к простому индивидуальному выражению ее паттернов⁶⁴, то вопросы личностного развития и социокультурной из­менчивости остаются за пределами изучения.

Личностно опосредованный подход к теме «культура и личность» первыми предложил психоаналитик А. Кардинер при сотрудничестве с антропологом Р. Линтоном. В 1953 Д. Уайтинг и И. Чайлд опубликовали

64 LeVine R.A. Cross-cultural study in child development. P. 54 — 55.

сходную работу на пересечении антропологии психологии. «По сути, эта позиция означает выделение в культуре двух частей: одна связана с факторами, детерминирующими личность, другая — с личностными проявлениями. Личность оказывается обязующим и опосредующим звеном между обоими аспектами»⁶⁵.

В этом контексте «центральной характеристикой личности являет­ся самоорганизация, или self»⁶⁶, формирующиеся в детстве (около двух лет) вместе с сознанием и под влиянием матери. Освоение культурных объектов, в том числе виртуальных, английский антрополог М. Кляйн трактует как способы замещения матери, обеспечивающие чувство безопасности. А культура — это поле активности, в котором в резуль­тате совместного существования людей сложились условия и возмож­ности взаимодействий и коммуникаций. Типичные ситуации такой активности определяются целями и средствами их достижения, огра­ничивающими их, но и допускающими изменение.

Пределы поведения, изучаемого в рамках направления «культура и личность», устанавливаются отношениями между индивидами и обще­ством. С одной стороны, теми, что разделяются большинством членов общества, с другой — тем, как социально значимые явления, такие как завоевания, внутренние и внешние стимулы к социальным изменениям, милитаризм и пацифизм, демократический или автократический поли­тический режим, связаны с такими характеристиками большинства членов общества, как стремления, опасения, ценностные ориентации.

X. Файф прямо утверждал, что целостное понятие национальной культуры недостижимо, поскольку она изменчива⁶⁷. А исследования были направлены на решение вопроса, за счет каких факторов сохра­няется культурная преемственность и как она проявляется в личност­ных чертах носителей культуры.

В настоящее время общепризнанным является мнение, что класси­ческих представлений о связях личности и культуры недостаточно, чтобы объяснить особенности поведения, стиля мышления, мировоз­зрения, восприятия, реактивности носителей разных культур в контек­сте их динамики.

В период преобладания направления «культура и личность» осуществ­лялся поиск компонент «национального характера», т. е. личностных черт и их композиции, присущих всем носителям определенной культуры, которые обусловливают ее интегрированную целостность. Однако в ходе таких исследований стало очевидным, что культура нации определяется особенностями распределения внутри общества различных типов лично­сти, а не есть совокупность психологических черт, общих для всех его представителей. Эти черты у разных личностей могут проявляться в раз­личных комбинациях, различными способами. Таким образом, внутри культуры была признана вариативность типов личностной организации.

Соответственно признается неизбежность влияния личности на восприятие социокультурных событий и реакцию на них; и это следует

к LeVine R.A. Cross-cultural study in child development. P. 55.

66 Ibid. P. 71.

« Fyfe H. The Illusion of National Character. L„ 1946. P. 13.

не исключать, а рефлексивно принимать во внимание при изучении культуры. Определение же культуры как организованного многообра­зия предполагает, что «основные эмоционально окрашенные культур­ные паттерны, освоенные индивидами, выражаются в вариативности поведения и использования материальных артефактов»⁶⁸.

  Теоретические модели организации личностного многообразия

Концепция национального характера была одной из первых попыток свести многообразие индивидуальных проявлений к общему культурно­му типу. Она связывалась с представлениями романтизма о «гении на­рода», его уникальных качествах. Исходя из этой идеи, исследователи изучали выдающиеся культурные достижения и личностные черты их создателей. Примерно в этом ключе Р. Рэдфилд различал «большую тра­дицию рефлексирующего меньшинства и малую традицию большинства, не склонного к рефлексии», т. е. проводил различие между культурами «школ и храмов» и деревенской общины⁶⁹.

Правомерность использования понятия «национальный характер» М. Мид обосновывала наличием в современном национальном государ­стве институтов, регулирующих общественные отношения, и, следова­тельно, индивидуального поведения в стандартных ситуациях, опреде­ляемых такими социетальными образованиями, как национальное правительство, гражданское и уголовное право, армия, единая денеж­ная система, средства массовой коммуникации и т. п. Их воздействие сближает паттерны поведения членов одного и того же общества. С дру­гой стороны, каждая культура неоднородна, и понятие «регионализа­ция» позволяет рассматривать ее как совокупность близких по со­держанию, но не идентичных паттернов поведения. Эта концепция породила ряд других, предназначенных для ее более фундаментального обоснования.

Так, Эрих Фромм (1900— 1980) предложил сходную концепцию «со­циальной личности», «социального характера», определяемых как сис­тема разделяемых большинством членов общества идей, верований, установок, ценностей, чувств, составляющих ядро их личностностной структуры. При этом, придерживаясь эго-центрированной позиции, он связывал развитие личности с понятием самореализации. Считалось, что эта концепция позволит выявить связь социально обусловленных стереотипов поведения с индивидуальным опытом, способы сопряже­ния индивидуального бессознательно с социальными ценностями.

«Социальную личность», согласно Э. Фромму, составляет совокуп­ность норм, ценностей, представлений, наиболее распространенных в определенной культуре. Он проводил различие между конвенциональ­ными требованиями или социально согласованной личностной струк-

⁶⁸ La Ват W. The clinic and the field. In: Spindler G.D. (ed.) The Making of Psychological
Anthropology. Berkeley, Los Angeles. L., 1978. P. 310.

⁶⁹ Redfield R. Peasant Society and Culture. An Anthropological Approach to Civilization.
Chicago,  1956. P. 71.

турой, эффективно функционирующей при данных условиях, с одной стороны, и действительной модальной структурой личности, обнаружи­ваемой у членов общества, — с другой. С позиций психоанализа рассмат­ривался вопрос о конформности личности к окружению (Э. Фромм, А. Кардинер, Р. Линтон); о национальном характере (Дж. Горер, а в 1960-е гг. — Дж. Уайтинг, И. Чайлд).

Концепция базовой структуры личности также была попыткой опре­делить обобщенный для культуры тип личности. Она появилась в рам­ках психоанализа (Кардинер сам был практикующим психоаналитиком) и позже нашла применение в психологической антропологии для ин­терпретации данных, полученных в ходе полевых исследований.

Термин «базовая» Кардинер использовал для обозначения социо­культурных, а не глубинных психических матриц. «Базовая личность» понималась как общий (или модальный) для общества психологический центр, источник порождения различных проявлений поведения. «Важ­но то, что эта структура оказывается приемлемой для доминирующих в обществе институтов и этносов. Иными словами, [ее] составляют диспозиции, концепции, способы связей с другими и т. п., делающие человека максимально восприимчивым к культурным моделям и идео­логиям, что обусловливает его адекватность и безопасность в рамках наличного порядка»⁷⁰. Модель была проверена на эмпирическом мате­риале⁷¹.

Кардинер полагал, что базовая структура личности включает в себя четыре компоненты: «констелляция идей», индивидуальная система безопасности, формация супер-эго и отношение к сверхъестественно­му. В этом качестве она рассматривалась как системообразующее нача­ло общества и культуры (для племенных изолированных сообществ их границы совпадают). На ее воспроизведение влияет традиционная прак­тика социализации, которая едина для каждой отдельной культуры, но различается от одной культуры к другой.

В этом контексте складывается ее иерархическая форма, содержа­щая прожективные системы, имеющие бессознательную основу:

— супер-эго и защитные механизмы;

• заученные нормы, ограничивающие и связывающие проявления импульсов;

• освоенная совокупность моделей активности;

• система табу, воспринимаемая как естественные ограничения по­ведения;

• реальность, воспринимаемая непосредственно и эмпирически.
Первый уровень полностью неосознаваем и проявляется только в

переносе бессознательного комплекса на реальные объекты. Эти про­жективные системы мало подвержены трансформации, если только не меняются институты, обусловливающие их воспроизведение. Послед­ний уровень — эмпирический личностный опыт — осознаваем и мо­жет меняться в зависимости от обстоятельств.

⁷" Inkeles A., Ltvinson D. National character. P. 425.

⁷¹ Kardiner A. Psychological frontier of society. N. Y., 1939; Kardiner A., Lipton R. The Individual and his Society. N. Y., 1945.

Система ценностей распределена между уровнями: одни относятся к области идеалов; другие обусловлены образом действий и являются результатом научения; третьи связаны с мерой допустимости проявле­ния импульсов. В разные периоды она может тяготеть к верхнему или нижнему полюсу иерархии. В этом же ключе трактуется идеология: она соотносится с прожективными системами и считается рационализаци­ей бессознательного.

«Базовая структура личности» Кардинера и «типичная личность» Уайтинга и Чайлда — категории, опосредующие институциональную и приватную зоны культуры. Категория «личность» выполняет интегра-тивную функцию по отношению к ним.

К. Дюбуа вместо понятия «базовая структура личности» предложи­ла понятие «модальная личность», означавшее наиболее распространен­ный тип личности, определяемый статистически. Соответственно в культуре может быть несколько таких типов, в отличие от идеи глубин­ной базовой структуры личности, которая, согласно Кардинеру, может быть в культуре только одна. Э. Уоллес, используя статистическую модель модальной личности, подтвердил, что даже в рамках изучаемой им гомогенной культуры существует значительная вариативность ти­пов личности⁷².

В своей работе: Culture and Personality (N. Y., 1961) он рассматривает проблему общих для культуры и различающихся личностных черт. Он выявляет противоречие предыдущих теорий: если культура как ког­нитивная система локализована в индивидуальном сознании членов общества, то необъяснимо, почему нет двух индивидов, разделяющих одну и ту же систему культурного знания. «Уоллес утверждал, что культуры скорее аккомодируют и организуют психологическое разно­образие, чем копируют психологическое единообразие. Это предпола­гает, что психические ресурсы, необходимые для адаптации к измене­ниям, оказываются различными даже в небольших обществах. Исследуя аккультурацию, Уоллес рассматривал культуру и личность в историче­ском контексте и на пересечении антропологии, психиатрии, биоло­гии, нейрофизиологии. Результатом стала не теория, но междисципли­нарная исследовательская программа»⁷³.

Так в психологической антропологии происходит смена допущения, разделяемого Р. Бенедикт и А. Кардинером, согласно которому психо­логические характеристики человека являются прямой производной от культуры и каждой культуре соответствует определенный тип личнос­ти. В этой связи поиск привел к ряду серьезных теоретических изме­нений, к которым можно отнести:

— выявление многообразия личностных типов даже в относительно гомогенной культуре;

— введение понятия «модальная личность» (К. Дюбуа) в среднестати­стическом определении;

— использование его в инструментальном, а не субстанциональном смысле;

72 Piker S. Classical Culture and Personality. 1994. P. 10-11. '3 Piker S. Classical Culture and Personality.

— определение культуры как организующего начала для психологи­ческого разнообразия членов общества.

Эти изменения породили новый подход, названный ЛеВином пози­цией «двух систем». Он был сформирован А. Инкелесом, Р. ЛеВином и М. Спиро, основывался на идеях Т. Парсонса и Холлоуэлла и представлял модальную личность и социальные институты как две взаимодействую­щие системы. Каждая их них отвечает определенным человеческим нуждам и предъявляет соответствующие требования к поведению лю­дей: личностная система ориентирована на удовлетворение индивиду­альных потребностей и других побуждений; социокультурная система — на социально приемлемое исполнение институциональных ролей, под­держивающих ее целостность. Стабильность во взаимодействии двух систем устанавливается тогда, когда институциональные требования к ролевому поведению не противоречат личностным интересам. Доброволь­ная конформность, как ее определял Спиро⁷⁴, делает возможным то, что Инкелес и Левинсон назвали функциональной конгруэнтностью лично­сти и социальной системы⁷⁵. Иными словами, тема «культура и личность» в изменившемся теоретическом контексте стала рассматриваться с точ­ки зрения конфигурации разных типов личности. В результате Инкелес и Левинсон поставили под сомнение связь между «вторичными соци­альными институтами» и «модальной структурой личности».

Иной стала и трактовка понятия «национальный характер». Теперь стала очевидной недостаточность результатов и методов полевых ис­следований, и его содержание стало выводиться в основном из много­образных письменных источников. Сохранилось его определение «как связи между принятыми в культуре ценностями и моделями поведения. Однако помимо частоты проявления здесь определенных ценностей и детерминированных ими моделей (паттернов), алгоритмов поведения возникла задача выявить их частотное распределение среди носителей культуры. Чтобы определить национальный характер как сумму осво­енных моделей поведения, необходимо установить [теоретическую] связь между понятиями культуры и характера. Национальный харак­тер может определяться моделями личности. Как Мид, так и Бенедикт, хотя и в меньшей степени, используют понятие «национальный харак­тер» в этом смысле. Во многих определениях подчеркивается, что наци­ональный характер проявляется в общих или стандартных чертах чле­нов данного общества. В концепции национального характера Линтона выделяются общие и повторяющиеся черты, определяющие модальную структуру личности. Опираясь на статистический подсчет, от отмеча­ет, что в каждом обществе существует значительная вариативность личностных черт; модальной структурой личности является их набор, встречающийся чаще всего»⁷⁶. Этот концепт национального характера не означает, что общие личностные характеристики присущи всем членам общества. К нему обычно обращаются, когда модальные лич-

⁷⁴ Spiro M.E. An Oberview and Suggested Reorientation. In: Hsu F.L.K. (ed.). Psychological
Anthropology. Homewood 111., 1961.

⁷⁵ Inkeles A., Levinson D. National Character.

⁷⁶ Inkeles A., Levinson D. Op. cit. P. 424.

ностные тенденции и синдромы уже обнаружены, когда выявлен ком­плекс характеристик, разделяемый статистически значимой совокуп­ностью членов общества.

Сколько их можно выявить в одном обществе — это важный эмпи­рический и теоретический вопрос. «Маловероятно, что какие-то специ­фичные личностные характеристики или типы характеров в современ­ной нации составляют 60 — 70 %. Разумная гипотеза состоит в том, что нацию можно определить ограниченным количеством модальных ти­пов, например пятью или шестью, из которых одни составляют 10 — 15 %, а другие — до 30 % членов общества. Эта концепция национально­го характера позволяет объяснять различия социально-экологических классов, геосоциальных регионов, этнических групп и т. п.»⁷⁷.

К началу изучения национального характера было известно, что ни одной нации не присуща единая модальная структура личности. Поэто­му А. Инкелес и Д. Левинсон заменили его понятием «модальная струк­тура личности» (близкого к «модальной личности» К. Дюбуа), т. е. со­бирательной, идеально-типической моделью, включающей в себя черты характера и психологические особенности, присущие большинству взрослых членов определенного общества; с этой точки зрения, когда речь идет о национальном характере, подразумевается устойчиво вос­производящиеся личностные черты, модели (типы личности), являю­щиеся модальными для взрослых членов данного общества⁷⁸. Иными словами, предполагается выявление наиболее распространенной в об­ществе устойчивой совокупности личностных черт.

В каждом обществе существуют различные типы личности, но один из них встречающийся особенно часто, и стали называть национальным характером. Его компонентами считались относительно устойчивые личностные характеристики, к которым относятся черты характера, способы проявления импульсов и аффектов, Я-концепции и т. п. Это абстракция, выражающая устойчивую обобщенную диспозицию, про­являющуюся в различных формах поведения. Соответственно следует не перечислять социокультурные рамки, требования ситуации, обсто­ятельства, навыки, интересы, вкусы индивида (хотя их надо принимать во внимание), но выявлять под-лежащие им диспозиции.

Однако попытки представить психологические характеристики од­них и тех же отдельных народов в целом приводили к совершенно раз­личным результатам. Так в работе М. Мид «Coming of Age in Samoa» (Нью-Йорк, 1953) дано описание психологии жителей Самоа, считаю­щееся классическим. Однако в 1983 г. появилась работа⁷⁹, где выявляет­ся ошибочность ряда суждений М. Мид, проистекающая из особого выбора информантов и оценочного взгляда на изучаемую культуру.

Оказалось также, что черты, считавшиеся характерными для опре­деленного народа в один период времени, могут измениться в другой. Так, в XVIII в. немцы считались мечтателями и романтиками, а в XIX и

'7 Inkeles A., Levinson D. Р. 427-428. 78 Ibid. P. 983.

та Freeman' D. Margaret Mead and Samoa: The Making and Unmaking of an Anthropological Myth. Cambridge (Mass.). London, 1983.

XX вв. их основными чертами стали называть здравый смысл и прак­тичность. В этом случае неизвестно, изменились взгляды на немцев, или сами их черты⁸⁰. Высказывались также сомнения и относительно резких межкультурных различий личностных типов. Так, Г. Рохейм, изучавший проявления эдипова комплекса в разных культурах, писал: «Среди антропологов широко распространено убеждение, что у пред­ставителей иудеохристианской цивилизации имеется супер-эго, тогда как у других народов управление действиями происходит по-иному... Если даже внутри нашей цивилизации формы морали и супер-эго раз­личны, а их соотношение труднообъяснимо, то другим народам антро­пологи отказывают в наличии супер-эго и соответственно в этическом кодексе, подобном нашему»⁸¹. Однако он возражал против такой точки зрения: «Прежде всего, я должен показать, что применение теории культурной обусловленности к значительно отличающимся друг от друга культурам не может привести к установлению параллелей между ними... Тем не менее я намерен доказать, что степень различия между культурами очень часто преувеличивается»⁸².

В конце концов Инкелес и Левинсон завершили рассуждения по пово­ду национального характера таким выводом: «При нашем нынешнем ог­раниченном состоянии познания и исследовательской технологии нельзя утверждать, что какая-либо нация имеет национальный характер»⁸³.

Эту концепцию сменили аналитические единицы меньшего мас­штаба. Понятие «характер группы» относилось уже не к обществу в це­лом, а сводилось к некоторому его однородному сегменту; термин «мо­дальная личность» стало использоваться только для гомогенной группы. О любом, даже простейшем обществе начали говорить как о состоящем из заметно различающихся сегментов, выделяя несколько их видов. В каждом обществе можно выделить:

— подгруппы, члены которых взаимодействуют особенно часто или специфичным образом: семья, соседи, община;

— сегменты, предполагающие социетально-институциональную фор­му взаимодействия, например, профессиональные группы;

— сегменты, где членство определяется общим признаком, но не под­разумевает взаимодействия, например, отцы.

Любой сегмент характеризуется специальными значениями, понят­ными для его членов. Каждой из этих групп соответствует своя модаль­ная структура личности⁸⁴. И здесь значимыми становятся такие культур­но дифференцирующие понятия, как идентификация и идентичность.

Выбираемые личностью идентичности могут либо не влиять на груп­повые модальности поведения, либо воздействовать на поведение дру-

⁸⁰ Kohn H. The Idea of Nationalisme. A Study of Its Origins and Background. N. Y., 1946. P. 5.

si Ibid. P. 5-6.

⁸² Roheim G. Psychoanalysis and Anthropology. Culture, Personality and Unconscious. N. Y.,
1950. P. 3.

⁸³ Inkeles A., Levinson D.J. National character: The study of modal personality and
sociocultural systems // Lindzey C. and Aronson E. (eds.). The Handbook of Social Psychology.
Massachusetts (Calif.). London, Ontario, 1969. Vol. IV. P. 428.

si Child I.L. Personality in Culture. P. 107-108.

гих. Внимание к особенностям идентичностей, хотя и затрудняет изу­чение причинности поддержания или изменения групповой культуры, но обеспечивает «ключи» к пониманию целой цепочки событий, проис­ходящих в ее рамках.

Однако идентификация не считалась чем-то произвольным и свя­зывалась с единицей еще меньшего масштаба — структурой личности, имевшей несколько концептуализации. Уайтинг и Чайлд как сторонни­ки психоанализа обратились к пяти системам импульсов: оральный, анальный, сексуальный, защитный, агрессивный. На каждой из них индивид может фиксироваться, т. е. она становится «жестко мотивиро­ванным базовым интересом». «Фиксация может быть "позитивной", связанной с удовлетворением младенческого или детского желания, или "негативной", порожденной ранним опытом наказания. Она затем превращается в мотив, направляющий внимание к этой области...»⁸⁵ и становится личностной чертой.

В этом теоретическом контексте личность понималась как относи­тельно стабильная система. «Функциональная значимость каждой от­дельной характеристики зависит от ее места в целостной системе. На периферии располагаются наиболее осознанные желания, представле­ния, ценности, а также «черты» и подвижные модусы адаптационной функции. На других, более глубинных уровнях находятся эго-защит-ные и эго-интегративные процессы, менее осознанные желания, кон­фликты, концепции «Я» и «других», а также сохранившиеся архаиче­ские формы психического функционирования. Они помещаются внутри концептуальных рамок психоаналитической динамической си­стемы (эго, супер-эго, ид) и структурных областей (сознание, пред-сознание, подсознание). Каждое такое образование «имеет собствен­ное содержание, функциональную специфику и роль по отношению к личности как целостной системе»⁸⁶.

Еще одну тему, связанную с формированием личностной структу­ры на многие годы вперед задала Мид — изучение детства: практика воспитания детей, ухода за младенцами, специфика детского туалета. Она уделяла внимание не только способам пеленания, умывания, при­учения к чистоте — важным факторам формирования личности, — но и бессознательным установкам взрослых по отношению к детям, ком­муникации между ними, играм с детьми, регулированию их поведения. Результаты наблюдений позволяли предположить, что общепринятые представления об универсальности формы жизненного цикла, о неиз­бежности возрастных кризисов неверны. Они отражают принятую в «цивилизованном мире» практику воспитания детей и подростков, а ос­новы связей индивида с культурным окружением формируются в про­цессе взросления ребенка. «Проблемами детства она занималась на протяжении всей своей карьеры осуществляя как полевые исследова­ния, так и в более поздний период — вторичный анализ этнографиче­ских данных. Изобретались все новые способы, позволяющие изучать

85 Inkeles A„ Levinson D. National Character. P. 433-434.

86 Ibid. P. 433.

психологические аспекты культуры и культурные характеристики по­вседневной жизни»⁸⁷.

Идеи Мид используются в кросс-культурных исследованиях ранних стадий социализации до сих пор. Прежде «примитивные» народы счита­лись по-детски невинными в своих мыслях, и потому вопрос развития в раннем возрасте в не-западных культурах никого из антропологов (за исключением английского функционалиста Бронислава Малиновского) практически не волновал⁸⁸. Мид на примере изучения ряда народов по­казала условность западных представлений о мужских и женских чертах характера, материнских и отцовских ролях в воспитании детей. Все это оказалось возможным связать с моделями социализации, принятыми в культуре. Сам процесс, называемый в антропологии также инкультура-цией, начинается с момента рождения индивида. Как только младенец появляется на свет, он подвергается целому ряду культурно обусловлен­ных действий: омовение, пеленание, обращение к нему, принятые в данной культуре, т. е ему сразу же приписываются культурные характе­ристики. В процессе социализации происходит его последовательное вовлечение во все большее количество стандартных культурных форм, которые осваиваются и интериоризируются. Сквозь эту призму он на­чинает воспринимать окружение, оценивать его, отбирать необходимые личностные состояния, кодовые, знаковые системы, виды активности и т. п. Так, культурные факторы наряду с биологическими и социальными влияют на формирование и функционирование личностных черт, состав­ляющих то, что принято называть структурой личности.

Многие выделяют в такой структуре активное и пассивное начала self, начиная с Джеймса, различая в нем I и me. I — это активное, во­левое начало self; me — объект рефлексии, представления о self; I «зна­ет» и действует; те является пассивно познаваемым. С этой точки зрения ранее упомянутое понятие идентичности связывается с комби­нациями личных selves и образов того, как другие рассматривают ин­дивида в качестве социальной единицы. Окружающие знают личность, но только личность знает self. И только личность знает свою я-идентич-ность, поскольку она включает одновременно элементы и self, и лич­ностных репрезентаций.

Если личностью считается индивид как социальный актор, реализу­ющийся в отношениях с другими, то это понятие относится к его со­циокультурной модальности — способам, которыми он действует, при­обретает репутацию, принимает моральную ответственность как член общества. «Личностность зависит от способности реализовать актив­ность»⁸⁹, соответственно личность научается определять self благодаря тому, что идентифицирует других и защищает себя от неблагоприят­ных внешних воздействий. А поскольку индивидуальная идентифика­ция зависит от групповой принадлежности, self — представление инди-

⁸⁷ Piker S. Classical Culture and Personality. P. 5-6.

⁸⁸ Harkness S. Human development in psychological anthroplogy. In: Schwartz Т., White
G.M., Lutz C.A. (eds.) New Direction in Psychological Anthropology. Cambridgy. 1994. P. 105-
106.

и Ibid. P. 75.

вида формируется в ходе коммуникации с другими. Даже монологи диалогичны, поскольку содержат обращение те к self и его ответ.

Возраст, имя, семейное членство, родство, дом, соседство, этнич-ность, род занятий — все эти идентичности определяют self-представ­ления, складывающиеся на основе взаимодействий и коммуникаций индивида, из оценок его другими. Они дополняются культурными пред­ставлениями о теле, эмоциях, психике, душе, целях, смысле жизни. Из всего этого формируются также «социальные маски» — идентичности для других — неотъемлемая знаковая черта социокультурной жизни. Нередко в глазах других они могут быть заместителями self, т. е. в куль­туре эти два аспекта могут разделяться.

Выделение организующего личностного ядра позволяет ставить во­прос о способах упорядочения отношений индивида с окружением. Современные кросс-культурные исследования, отмечает ЛёВин, свиде­тельствуют о том, что личностные различия в разных культурах не только определяются средовыми особенностями, но и проявляются в несходстве эмоциональных реакций, мыслительных процессов, моти­вов, черт характера, интеллектуальных способностей. Различия куль­турных представлений и практик обусловлены также направленностью ментальных процессов. Поэтому полное объяснение любых культурных феноменов как результатов отношений личностного начала с окруже­нием требует обращения ко всем этим факторам. Причем такие прояв­ления следует рассматривать не только в личностной, но и культурно-исторической обусловленности⁹⁰.

Конкретный актуальный опыт личности является производной син­теза психической активности и освоенных элементов культурного ок­ружения. В культуре как контекст обретения и актуализации такого опыта выделяется три класса компонент: люди, идеи и объекты. По­буждения к организации отношений с объектами и людьми выполня­ют роль динамических факторов, порождающих и стимулирующих идеи, индивидуальную активность, взаимодействие и коммуникацию, т. е. культурные процессы. Таким образом, ни свойства человека, ни характеристики окружения по отдельности не являются достаточны­ми основаниями для объяснения причин порождения и условий су­ществования культурных явлений и их разнообразия. Их следует рас­сматривать как производную и от непосредственных переживаний, и от исторически приобретенного опыта⁹¹, который зафиксировал в традиционных социокультурных образованиях (обычаях, доктринах, технологиях и т. п.)

Согласно Редфилду, как уже отмечалось, в каждой культуре, суще­ствует несколько направлений их организации, в частности традиции «школ и храмов» (большая традиция») и деревенской общины («малая традиция»). Соответственно и их носители различаются по характер­ным для них жизненным средам, по типам и объемам связей с окруже­нием и, следовательно, по отношению к нему, или по мировидению.

⁹⁰ Harkness S. Human development in psychological anthroplogy. P. 74 — 75. 9i Ibid. P. 75-76.

Концепция мировидения была сформулирована Р. Редфилдом (1894 — 1958), определившим это понятие как характерные для определенного народа представления о мироздании, о самих себе, о своей активности в мире. Оно отличается от таких понятий, как «этос» культуры, образ мысли, «национальный характер». Если концепция национального ха­рактера предполагает позицию внешнего наблюдателя, то «мировиде-ние» предполагает взгляд изнутри культуры во внешний мир.

Отношение между единицами познания — порождениями познава­тельной способности людей — и разнообразием проявлений реальности принято рассматривать, обращаясь к понятию «образ мира». Оно обо­значает организованную систему личностных знаний о реальности (в смысле «каким образом существуют вещи»). Предполагается, что об­разы мира формируются на познавательном уровне, а опосредуются — на символическом. Соответственно каждый из них охватывает не всю реальность, а определенную ее часть, связанную с направленностью по­знания. Точная форма их границ зависит от эпистемологического про­филя личности, имея в виду, что его можно представить рациональным, эмпирическим или метафорическим измерениями. В рамках традицион­ной проблемы субъективного-объективного и «истинности» «образа мира» следует обращаться к теоретическому конструкту когниции⁹².

В настоящее время принято считать, что связи между культурой и личностью динамчины. Так, Барнау отмечает, что сами понятия «куль­тура» и «личность» — это абстракции, которые более относятся к про­цессам, чем к вещам. Он предупреждал об опасности реификации куль­туры и чрезмерном акценте на личности, как это делал Л. Уайт⁹³, или реификации личности, против чего возражал Хью⁹⁴.

«Культура и личность» представляет собой, согласно Барнау, область исследования, связывающую социальную и культурную антропологию с психологией личности. Культура определяется как модус жизни груп­пы людей, конфигурация всех относительно стереотипных паттернов заученного поведения, транслируемых от одного поколения к другому через язык и подражание. Личностью называют относительно устой­чивую организацию внутрииндивидуальных сил, связанных с набором согласованных установок, ценностных ориентации и способов восприя­тия окружения, который частично объясняет последовательность ин­дивидуального поведения. Личность рассматривается как нечто «реаль­ное» и относительно упорядоченное, несмотря на внутренние конфликты и видимые ситуативные несовпадения статуса и роли. Счи­тается, что личность может меняться во времени. Выделяются четыре подхода, которые акцентируют разные классы факторов , обусловлива­ющих такие изменения: психологический, детский, ситуационный, когнитивный (картины мира) детерминизм⁹⁵.

⁹² Royce J.R. Cognition and knowledge. In: С.С. Edwards, Friedman M.P. (eds.). Handbook
of Perception. Vol. I. Historical and Philosophical Roots of Perception. N. Y.; L., 1974. P. 167 —
168.

⁹³ White LA. The Concept of culture // American Anthropologist. Vol.61, 1959. P. 239.

⁹⁴ Hsu F.L.K. (ed.). Psychological Anthropology. P. 8.
к Ibid. P. 26-27.

Понятие «культура» указывает на социально стандартизованные действия, мысли, чувства, артефакты. Антрополог имеет дело с этими несколькими классами элементов, заключенных в паттерны. Значимость понятия связана также с тем, что социально стандартизированные единицы составляют систему, пусть и неполную (конфигурацию). Из этого делается вывод, что культурные характеристики любой группы в некоторой степени взаимосвязаны: изменение в одной области культу­ры вызовет изменения в других. Это не означает, что все феномены такого рода непосредственно зависят друг от друга. Они чаще всего соотносятся через множество промежуточных видов активности, а не напрямую. В большинстве случаев области культуры относительно независимы друг от друга. Это означает, что каждая из них, прежде чем модифицироваться, будет сопротивляться изменениям в других частях системы. Степень относительной автономии любой составляю­щей культуры варьируется⁹⁶.

Культуру, согласно Рэдфилду, составляют «обыденные представления, проявляющиеся в характерных для общества актах и артефактах», в об­щих модусах действия. Это — не статичная сущность, а длящийся про­цесс; нормы пересматриваются день за днем в процессе социального взаимодействия. Те, кто принимает в нем участие, имеют по отношению друг к другу совокупность ожиданий, реализация которых подкрепляет их установки. В этом случае культура есть продукт коммуникации⁹⁷.

В этом же ключе трактуется и понятие «личность». В антропологии и психологии оно имеет разное значение. Психологи акцентируют уникальность индивида, а антропологи — разделяемые культурно обус­ловленные характеристики. Понятие «личность» прежде рассматрива­лось как завершенная самотождественная структура, действующая ха­рактерным для нее образом вне зависимости от социокультурных полей, в которых она находится. Хью подчеркивает, что его следует тракто­вать как продолжающийся в течение всей жизни процесс взаимодей­ствия между индивидом и обществом/культурой, к которым он при­надлежит.

«Серьезная теория, претендующая на объяснение отношений меж­ду человеком и культурой, позволяет выяснить источник не только психологических характеристик, формируемых паттернами воспитания детей, институтами и идеологиями, но и развития, изменения этих паттернов, институтов, идеологий. Известно, что общества и культуры действительно изменяются — чаще медленно, а иногда стремительно. Люди — не беспомощные существа, полностью зависимые от внешних сил — географические катаклизмы, завоевания, рок, боги, необъясни­мые сверхъестественные вмешательства. Поэтому часть объяснений для социальных и культурных изменений следует искать во взаимодействи­ях между людьми и обществами и культурами, в которых они живут»⁹⁸. На это указывают исследования в области социализации/инкультура-

96 Hsu F . L . K . (ей.). Psychological Anthropology. P. 13.

9? Relfield R. The Little Community. Viewpoints for the Study of a Human Whole. Uppsala and Stocknolm. 1955. 98 Ibid. P. 13.

ции. Эти понятия установили комплекс отношений между частями культуры, определяемыми как «предшествующие» и «последующие» по отношению к воспитанию и развитию личности", и позволили иметь дело «с процессом личностного становления как опосредованием меж­ду некоторыми аспектами культуры»¹⁰⁰.

Уайтинг, Чайлд и их последователи изучали связь между практика­ми воспитания детей и культурными обычаями, обращаясь как к еди­нице анализа не к индивиду, а к двум социокультурным системам. Одна из них — поддерживающая система институционального жизнеобес­печения — экономики и социально-политических структур, функции которых состоят в поддержании выживания группы в ее внешнем окружении. Вторая — система воспитания детей и социализации, «осу­ществляемых в принудительных рамках поддерживающей системы и формирующих личность в соответствии с адаптивными необходимос-тями группы и часто вопреки желаниям индивида». Эта информация передается экспрессивными, выразительными средствами культуры, которые определяются действием прожективных механизмов и очер­чиваются усредненными потребностями, которые социализируются в процессе детского воспитания, но сохраняются как побудительные личностные мотивы. В рамках такого сопоставления понятий «лич­ность» и «общество» практика детского воспитания осуществляется в рамках требований социально-экономической структуры и приводит к формированию личностей с общими нуждами и мотивами, выражен­ными в религии, искусстве, фольклоре»¹⁰¹.

При анализе процессов социализации применяются теории науче­ния, где утверждается, что в их ходе тем или иным способом, прямо или косвенно ребенок обучается стандартизованным реакциям на по­вторяющиеся стимулы, типичным моделям поведения, принятым в обществе, и постепенно осваивает будущее культурное окружение. Эта связь между стимулами и реакциями обусловливается принципом ин­струментального подкрепления. Те элементы в поведении ребенка, ко­торые ближе всего к моделям, принятым в обществе, поддерживаются, поощряются. Напротив, поведение, далекое от этих моделей, не поощ­ряется и даже наказывается (Б.Ф. Скиннер, А. Бандура).

Важным аспектом научения считается процесс имитации, хотя он трактуется как отдельный случай инструментального подкрепления. «Очевидно, что обучение происходит в процессе наблюдения за други­ми, даже когда их поведение не воспроизводится и не получает под­крепления. Поскольку появление и поддержание имитации зависят от последующих реакций «модели», в теории социального научения следу­ет оценить замещающее подкрепление, когда поведение наблюдающего модифицируется за счет подкрепления, исходящего от «модели»¹⁰².

⁹⁹ Whiting J.W.M. Environmental Constraints on Infant Care Practices // Munroe R.H., Munroe R.L., Whiting B.B. (eds.). Handbook of Cross-Cultural Human Development. N. Y., 1981.

wo Whiting J.W.M. Child I.L. Children Training and Personality., 1953.

ioi Whiting J.W.M., Child I.L. Children Training and Personality: a Crass-Cultural Study. New Haven, 1953.

Ю2 Bandura A., Walters R.H. Principles of social learning. In: Hollander E.P. and Hunt R.G. (eds.). Classic Contribution to Social Psychology. N. Y.; L., Toronto, 1972. P. 57.

С действием этого механизма связывается представление об идентифи­кации. «Утверждается, что мы обучаемся роли другого, взаимодействуя с ним, и что в этом процессе контроль агента социализации и управле­ние ресурсами жестко детерминированы. В позднем детстве и, вероят­но, во взрослом состоянии исполнение роли обусловлено поведением агента социализации»¹⁰³.

Концепция личности помогает понять роль психологических факто­ров в порождении и изменении паттернов поведения. Эти факторы рассматриваются как доминанты, а не формы активности. Предполага­ется, что они относительно устойчивы и сопротивляются изменениям. В этом случае личность трактуется как относительно устойчивая си­стема диспозиций и способов их функционирования¹⁰⁴. Например, Р. Линтон говорит об «организованной совокупности психических про­цессов и состояний», переживаемых индивидом и определяющих его поведение. В этом случае подчеркивается связь между латентными психическими процессами и поведением человека. Под психическими процессами понимались ощущения, чувства, эмоциональные установ­ки, имеющие личностную специфику. Правда, их связь с поведением специально не прослеживалась¹⁰⁵».

В отличие от изучения первичной социализации и инкультурации с акцентом на культурной обусловленности детского опыта другое на­правление анализа фокусировалось на общих чертах, присущих взрос­лым лицам. Оно порождалось двумя основными вопросами:

— о роли модальной личности, репрезентирующей взрослых членов общества, в установлении, освоении и изменении коллективных структур поведения и идеологии;

— о роли социокультурных сил в продуцировании и изменении пара­метров модальной личности.

Первый вопрос относится именно к взрослым, к тем, кто осознанно участвует в функционировании социальных институтов и определяет коллективную практику. Второй вопрос связан с изучением культурно­го содержания, характерного для взрослой модальной личности.

Однако динамическая трактовка понятий «личность» и «культура» обусловила критическое отношение к самой возможности построения модели модальной личности как устойчивого культурно обусловленного образования. Согласно требованиям научности, такая модель должна содержать некоторые базовые характеристики, составляющие относи­тельно стандартизованную схему анализа — дескриптивно-интерпрета-тивный язык описания модальной личности. Они должны быть зна­чимыми в смысле детерминант мышления и поведения всех или большинства носителей культуры, их готовности поддерживать или ме­нять существующую социокультурную систему. Теоретические рамки такого рода должны быть всеохватывающими, универсально примени­мыми, чтобы обеспечить максимальную полноту описания и сравнения изучаемых обществ. Но «индивидуальная психология» и «культурная

юз Bandura A., Walters R.H. Principles of social learning. P. 434 — 435.

¹⁰⁴ Inkeles A., Levinson D.J. National character. P. 427.

Ю5 Linton R. The Cultural Background of Personality. L., 1952. P. 27.

реальность» со свойственной им подвижностью не позволяют построить теорию личности, отвечающую указанным критериям. «Это одно из важных препятствий систематическому описанию модальной структу­ры личности»¹⁰⁶.

Психоаналитическая антропология стала тем направлением изучения личности в культурном контексте, где в центре внимания оказалась микродинамика их связей. Так, Ж. Деврё рассматривал отношения «куль­тура—личность» сквозь призму психических травм, источниками кото­рых он считал:

— нарушения социальных связей, привычных для индивида;

— рассогласованность культурных паттернов, которые индивид вы­нужден использовать;

— нормированные нерешенные или неразрешимые проблемы в самой культуре;

— столкновение с явлениями, в ответ на которые в культуре нет за­щитных механизмов.

В таких ситуациях люди ведут себя неодинаково. Их поведение Деврё классифицировал следующим образом:

— нормальное — соответствует наличным культурным паттернам, которые интернализованы, но осознается, что их источник нахо­дится вовне;

— незрелое — внешний источник моделей осознается, но восприни­мается неадекватно;

— невротическое — неадекватное восприятие культурных паттернов; перенос определенных значений с одного уровня связей личности с окружением на другой;

— психотическое — внешний источник культурных паттернов не осознается; значения отношениям с окружением приписываются произвольно;

— психопатическое — внешний источник культурных паттернов осоз­нается, но они не принимаются; используется в своих целях куль­турная лояльность других; действия управляются не инстинктом, а супер-эго¹⁰⁷.

В таком же ключе У. Ла Барр говорил об «эмоциональном правдопо­добии» магии и религии обусловленном тем, что «локусом сверхъестест­венного мира является область подсознания». Он обосновывал свою позицию отсылкой к микродинамическому измерению психоанализа, закрепленному в антропологии в следующих положениях:

— психодинамическая модель личности находит отражение в интер­претации элементов культуры;

— эго-функции (эго-адаптивная, эго-защитная, эго-интегративная) и их производные влияют на окружение личности;

— функциональная интерпретация «ид», «эго» и «супер-эго» позво­ляет объяснять поддержание целостности личности и культурной среды.

106 Linton R. The Cultural Background of Personality. P. 429.

Ю7 Devereux C. The works of George Devereux. In: Spindler G.D. (ed.). The Making of Psychological Anthropology. Berkeley, 1978.

ГЛАВА 2. ЛИЧНОСТЬ II КУЛЬТУРА: ВЗШШСШЬ ИЦЕ1Т01 ________________________________________________ |

М. Спиро с позиции психоанализа возражал против представления о полной детерминированности личности культурными факторами. Он отмечал, что фрейдистская модель, согласно которой личность как систему составляют три дифференцированные, но взаимосвязанные структуры: импульсивная, или ид; когнитивно-перцептуальная, или эго, и нормативно-предписывающая, или супер-эго — не только сложнее бихевиористской. Помимо этого одна из ее структур — ид — включает в себя желания и влечения, многие из которых часто, если не постоян­но, конфликтуют с культурными ценностями и нормами. А поскольку ид — лишь одна из личностных структур, а другая — супер-эго — вклю­чает (среди прочего) освоенные культурные предписания и ценности, многие желания социальных акторов находятся в конфликте не только с культурными требованиями своей группы (внешний конфликт), но и друг с другом (внутренний конфликт). В последнем случае на уровне эго приходится искать компромисс между импульсами, ищущими вы­хода, и освоенными культурными нормами, предписывающими пове­дение. Картина усложняется, если учесть, что конфликт может быть как осознанным, так и бессознательным.

Согласно этой модели социальное поведение не следует рассматри­вать ни как непосредственное проявление гомогенной личности, ни как простую производную внешних культурных форм. Поведение опреде­ляется как конечный результат цепи взаимодействующих внутрилич-ностных микрособытий: импульсы (ид), культурные нормы и личност­ные предпочтения (супер-эго), конфликты между ними и защита от конфликтов (эго). Чаще всего поведение — последнее звено этой цепи — соответствует культурным нормам, поскольку актор подчиняется супер-эго и разрешает конфликт, контролируя запретные импульсы с помо­щью механизма сознательного подавления или бессознательных защит­ных механизмов (включая регрессию). «Модель предполагает, что социальные акторы не просто порождение своей культуры, повторяю­щие ее форму и ценности. С помощью ценностей их личность описыва­ется лишь частично. Ценности составляют только часть их мотиваци-онной системы и нередко конфликтуют с другими, не менее сильными мотивами психобиологического происхождения. Последние можно взять под контроль, но не погасить, что порождает «недовольство» — состояние при котором социальный актор не в ладу с собой и со своей культурой»¹⁰⁸.

 Становление и развитие личности

Из сказанного следует, что изменения в антропологии за последние два-три десятилетия коснулись не столько определения культуры, сколь­ко концептуализации личности: предмета, тем, методов исследования. «В психологической антропологии предшествующих десятилетий чело­веческий разум рассматривался извне и как tabula rasa, на которую

108 Spiro M.E. Culture and human nature. In: Spindler G.D. (ed.). The Making of Psychological Anthropology. Berkeley, Los Angeles, L., 1978. P. 356 — 357.

записываются различные паттерны мышления и действия. Акцент по­мещался на реактивность личности, и изучение поведения было логи­ческим выражением этой позиции. Теперь точка зрения перемещает­ся извне вовнутрь; личность в ее развитии рассматривается изнутри, в связи с порождением мыслей и действий, которые, в свою очередь, влияют на внешнее окружение»¹⁰⁹. Об этом же говорит и другой из­вестный антрополог Инхэм: «Психологические антропологи занима­ются субъективными и социокультурными мирами и взаимодействи­ем между ними, изучают социальные и культурные влияния на психологию индивидов и психологические основания социального поведения и культуры. Обширные интуитивные знания об этом есть у всех людей. Но они ограничены культурным и социальным горизон­том и, возможно, неосознанными мотивами и значениями. В рамках антропологии предпринимаются попытки преодолеть эти границы. Личность изучается в разных культурах, обсуждаются этнографиче­ские наблюдения и способы их интерпретации»¹¹⁰.

С этой точки зрения подвергается пересмотру традиционная для антропологии тема — значимость детства для становления личности. Если в 1960-х — 1970-х гг. антропологи указывали на детерминиро­ванность личности взрослого детским опытом, а исследователи куль­туры и общества акцентировали значимость социализации, особен­но целенаправленного внушения моральных норм, то позже фокус интереса изменился. Подчеркивая нестабильность и фрагментарную природу self, некоторые постмодернисты не только выражали со­мнение в том, что личность как целое уходит корнями в детство, но даже в пользе самого понятия «личность». Обоснования детских истоков структуры личности взрослого имеют различные формы и разделяются теми, кто готов считать, что детский опыт имеет «важ­ные последствия для формирования личности, и обнаружить слож­ность и специфичность в индивидуальном психологическом разви­тии»¹¹¹.

В то же время уже доказано, что не всякий детский опыт является формирующим, а его последствия — предсказуемыми. Разумеется, он может влиять на какие-то диспозиции, отношения к объектам; основы представлений о себе и моральных суждений могут корениться в дет­ском опыте. Однако социальные нормы, культурные ценности, иден­тичности и способы самопрезентации в основном приобретаются в более старшем возрасте.

Культурное содержание того, что ребенок узнает о морали, право­вых нормах, религии, искусстве и пр. через прямой контакт с агентами социализации, может оказаться менее значимым, чем опыт социальных отношений, в контексте которых осуществляется обучение. Даже са­мые яркие ранние переживания впоследствии могут забыться, замес­титься другими впечатлениями.

¹⁰⁹ Harkness Sakra. Human development in psychological anthropology. In. Schwartz Т.,
White G.M., Lutz C.A. Op. cit. P. 38-39.

¹¹⁰ Ingham J.M. Psychological Anthroplogy Reconsidered. Cambridge, 1996. P. 24.
i" Ibid. P. 83-84.

Ребенок интерпретирует события в зависимости не только от врож­денных способностей эмоциональных реакций, воображения, но и от своего весьма ограниченного жизненного опыта. Во многом сами дети являются авторами значений и последствий своих переживаний, исхо­дя именно из него, а в детстве он быстро меняется.

Еще Фрейд сознавал, что влияние детского опыта на личность мно­гообразно и непредсказуемо. Он отмечал, что развитие ребенка детер­минируется врожденными свойствами, но не только. Память о раннем опыте проверяется последующим и изменениями ментальных привы­чек и кругозора. Следы прошлого претерпевают «ретранскрибцию» или реструктурирование под влиянием последующих фантазий, осмысле­ний и опыта. «Прошлое не просто формирует настоящее; настоящее также формирует прошлое... все же есть серьезное основание полагать, что культурные представления и навыки могут быть индивидуально значимыми потому, что опираются на подсознательную память о дет­ском опыте и фантазиях. Из этого, впрочем, не следует, что сходные культурные представления и навыки у разных людей обусловлены оди­наковыми бессознательными воспоминаниями. В одном отношении их воспоминания могут быть индивидуализированными, в других — мо­гут отражать универсальные или почти универсальные проблемы дет­ского развития»¹¹².

В таком теоретическом контексте понятие self подразумевает ори­ентацию личности в будущее и обеспечивает когнитивные рамки для оценки возможностей интегрировать опыт и отказываться от устарев­ших представлений.

Исследования показали, что self-представления устойчивы во време­ни, и индивиды сопротивляются попыткам других изменить или отри­цать их; они также оказываются достаточно последовательными в их взаимосвязи. Именно с помощью этого концепта антропологи объясня­ют вариации и изменения диспозиций и проявлений эмоций, формиро­вание и использование культурных схем, заученных в процессе ранней социализации. Такие схемы приобретают личностные значения, посколь­ку они интегрируются на уровне self, актуализуя и направляя основные представления и паттерны поведения. И хотя подсознательные следы детских переживаний могут продолжать влиять на желания и волевые проявления в зрелом возрасте¹¹³, они могут впоследствии стать объектом рефлексии и измениться под влиянием активности self.

Субъективность и социокультурная среда связаны через процессы взаимодействия и коммуникации. При этом личность включает в себя нечто большее, чем способности к освоению языка и культуры, а также к самоорганизации и моральной оценке. Речь идет о возможности со­пряжения внешних воздействий и внутренних импульсов индивида, устойчивых и изменчивых аспектов его связей с окружением, функци­ональных ролей и личностных идентичностей в ситуациях социальных интеракций, обеспечиваемых активностью self. Поскольку такое сопря­жение необходимо для воспроизведения общества, его пытаются до-

¹¹² Ingham J.M. Psychological Anthroplogy Reconsidered. P. 87. "3 ibid. P. 91.

стичь путем социализации детей и взрослых, и оно существует в каж­дой социальной системе как выраженная тенденция или реальный факт. Исследователи не утверждают, что обусловленные им связи стабильны и универсальны: расхождения могут порождаться изменениями в лю­бой из систем, составляющих общество. Соответственно возможна их институционально или личностно обусловленная неконгруэнтность. Восстановление относительного соответствия между ними подразуме­вает, что личностные изменения не противоречат институциональным. Спиро вообще считает, что основная задача психологической антропо­логии состоит в выявлении способов влияния личности на функциони­рование социокультурной системы в ее устойчивом и меняющемся состоянии.

Такой системой, где лучше всего прослеживаются связи между лич­ностными и культурными характеристиками, является институт. ЛёВин считает заслугой ранних представителей направления «культура и лич­ность» определение зоны пересечения социологических и антрополо­гических функционалистских представлений об институтах и психоло­гических теорий личности⁵¹⁴.

Кардинер и Уайтинг разделили институты на два класса: формиру­ющие личность и формируемые ею. «Жесткие» (первичные) институ­ты — экология, экономика, модели расселения, стратификация, — по их мнению, влияют на формирование личности; «мягкие» (вторичные) институты — религия, магия, фольклор — рассматривались как обус­ловленные побуждениями (в том числе потребностями) людей. Первые репрезентируют реальность, к которой следует адаптироваться, а вто­рые — культурное выражение мотивов людей, адаптируемое к социаль­но значимым ситуациям. Таким образом, в концепции культуры нашла примирение фрейдистская оппозиция между влечениями и реальнос­тью, между императивами дюркгеимовских социальных принуждений и бессознательными импульсами. Под влиянием Вебера Уайтинг ввел третий класс институциональных феноменов — ценности, представля­ющие собой защитные механизмы, регулирующие когнитивные рас­хождения между мотивирующими целями и императивами реальнос­ти. Однако эта трехмерность, с виду остроумная и правдоподобная, даже по мнению сторонников не облегчает исследовательскую ситуацию. Семья, например, не встраивается в этот ряд институтов, поскольку является, с одной стороны, частью социальной структуры и инстру­ментом формирования личности, а с другой — значимой ареной эмоциональных проявленийⁱ'⁵.

Ранее уже говорилось, что в классической функционалистской ин­терпретации социальный институт включает в себя функциональные роли, состоящие из нормативных предписаний и правил, усиленных позитивными и негативными санкциями. Поведение индивида может быть либо конформным, либо девиантным по отношению к выполня­емой им роли и в зависимости от этого подвергается санкциям. Однако,

»■» LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality. 1974. P. 85. us ibid. P. 85-86.

как выяснилось, модель конформности/девиантности относится лишь к небольшому количеству институтов, даже принудительных. По боль­шей части поведение невозможно однозначно классифицировать как конформное или девиантное, поскольку нормы не всегда выражены эксплицитно.

Деление институтов на два класса (первичные и вторичные) ока­зывается чрезмерно упрощенным и не подтвержденным эмпиричес­ки. Институты следует понимать как предоставление индивидам огра­ниченной совокупности возможностей поведения в стандартных ситуациях, из которых он может выбирать сам. Если модели выбора у целого ряда индивидов совпадают, последствием этого может быть поддержание или изменение существующей нормы. Социальную роль следует рассматривать как идеациональную нишу, в пределах которой перед исполняющим ее индивидом открываются определенные воз­можности, и исследователь должен провести различие между компо­нентами ситуационных давлений и личностных диспозиций. «Прожек-тивная система» культуры составляет не особый класс институтов, но присущий им всем аспект социального поведения, который в каждом из них проявляется в своей мере¹¹⁶.

Институты рассматриваются как центральное средство социокуль­турной адаптации членов общества. Согласно ЛёВину, процесс адапта­ции состоит из нескольких стадий:

—Изначальная адаптация генотипически различных индивидов к нормативному принуждению посредством преднамеренной социализа­ции. Адаптационные модели институционализированы в культуре и могут выбираться родителями (и другими агентами ранней социализа­ции) в соответствии с генотипическими особенностями ребенка для его более успешной социализации.

—Вторичная адаптация индивидов к нормативному окружению посредством выбора социального поведения. Индивидуальный генотип является постоянным источником импульсов, желаний, идей. В процессе социализации складывается нормативный образ себя, составляющий центр его фенотипического социального характера и обеспечивающий систему критериев для отбора из генотипических импульсов. Соответ­ственно, занимая каждую ролевую или иную социально-экологическую нишу, он соотносится с ее требованиями, поощрениями-наказаниями, с одной стороны, и со своими генотипическими диспозициями — с дру­гой, и выбирает соответствующие модели поведения.

—Адаптация совокупности личностных характеристик популяции к нормативным требованиям посредством давления социальных санкций. «Некоторые люди имеют личностные черты, более соответствующие окружению, в котором они функционируют. Как следствие, они прояв­ляют больше таланта, мастерства, гармоничности в исполнении роли, способны достичь значительных успехов и социального поощрения. Другие люди, будучи способны в процессах социализации и адаптации освоить нормативно предписанные черты, с большим трудом следуют

не LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality. P. 87-88.

ролевым требованиям, поскольку их генотипические диспозиции ме­нее соответствуют императивам окружения. Соответственно они ме­нее способны достичь успеха и социального поощрения и более склонны к девиантному поведению»¹¹⁷. В этих терминах адаптация интерпретируется в терминах вариативно-селективной модели, ме­ханизмов, которые действуют на разных личностных уровнях в направлении устойчивой интеграции индивидуальных диспозиций и социальных норм. «Эта модель предполагает значительные межпопу-ляционные различия реакций на окружение и непроницаемость про­цесса адаптации для сознательного контроля над селекцией, а также значимость поведения родителей и других агентов социализации... и мы должны значительно больше, [чем сейчас}, знать об их когници-ях и других основаниях их решений, чтобы понять, как [отношения между ними и субъектами социализации] организованы в популяци­ях, относящихся к разным культурам»¹¹⁸.

В соответствии с тем, что в обществе принято разделять стабильное и нестабильное (в том числе переходное) состояние, рассматриваются характерные для них модели адаптации.

Адаптация в стабильном обществе. В стабильном обществе вы­деляется три основных типа мотивационных оснований конформнос­ти по отношению к культурным нормам: добровольная конформность; вынужденная конформность с мотивационным смещением; норматив­ный плюрализм.

Добровольная конформность — адаптационная модель, разработан­ная М. Спиро¹¹⁹. Она соответствует ситуации, при которой ролевое поведение жизненно функционально и для личности, и для социальной системы. Это оптимальный для обеих сторон компромисс. Он основан на высокой степени конгруэнтности ролевых предписаний и генотипи-ческих личностных диспозиций. Оптимальная адаптация может дости­гаться за счет того, что:

— институциональные нормы, выработанные предыдущими поколе­ниями, удовлетворяют последующие;

— нормы оставляют достаточное пространство для индивидуальных адаптационных поисков путем проб и ошибок.

Вынужденная конформность: индивид подчиняется нормативному давлению и выполняет роль, препятствующую проявлению частных мотивов, вызываемых ею. Спиро утверждал, что вынужденная конформ­ность является мотивированным поведением, вызываемым сильными внутренними стимулами (страх наказания или желание выжить).

Нормативный плюрализм. В социально дифференцированном обще­стве существует множество норм, соответствующих его разделению на культурно обособленные социальные страты, географические регионы, сельские и городские сообщества, этнические, конфессиональные, про­фессиональные группы и т. п. Сегодня принадлежность к этим группам

"' LeVine R.A. Culture. Behavior and Personality. P. 134-135. "s Ibid. P. 135.

¹¹⁹ Spiro M.E. Social systems, personality and functional analysis. In: Kaplan B. Studying Personality Cross-Culturally. Evanston. 1961.

произвольна. Поэтому люди могут выбирать из них те нормы, которые приемлемы для них. Разнообразие адаптационных компромиссов мож­но рассматривать не только с точки зрения индивидуального жизнен­ного пространства, но и в историческом контексте, часто остающемся за пределами функционального анализа. В его рамках социокультурное окружение представляется как нормативная рациональная система с логически взаимосвязанными частями, определяющая и индивидуаль­ные, и коллективные цели. Такое описание обычно оставляет без внима­ния зоны неопределенности и динамические черты этого контекста, а также различия в индивидуальных целях. «Однако институциональное окружение не является рациональной системой; оно рационализирует­ся с помощью идеологии, о которой этнограф узнает от информантов. Процесс формирования норм и убеждений когнитивно сопровождается их институционализацией и требует со временем их трансформации на психологическом уровне»¹²⁰.

Известно, что при изменении институционального окружения ин­дивиды вынуждены адаптироваться к нему, чтобы выжить или удовлет­ворять свои потребности¹²¹.

Институционально вызванные изменения личностной адаптации ЛёВин разделяет на три типа:

— Изменения в содержании или усиление нормативных требований к выполнению роли. Это может произойти из-за изменения зако­нов, из-за индустриализации, модернизации, — процессов, благо­даря которым предшествующие модели адаптации индивидов ока­зываются неадекватными. Чтобы обрести социальное благополучие, им необходимо изменить не только поведение, но также установки и опыт, обусловливающие его.

— Изменения в структуре возможностей. То, что происходит в окру­жении может не принуждать индивида к изменениям, но предо­ставить новые возможности для реализации его интересов и запро­сов. Их можно реализовать в большей или меньшей мере, вовсе отказаться от них. Это вопрос личного выбора, а не принуждения.

— Изменения в масштабах и сложности окружения. Когда общества с различными нормами и другими системами давления объединя­ются или интенсивно взаимодействуют, индивиды оказываются перед лицом новых требований и возможностей. Они не замещают прежние стандарты, но их так или иначе приходится осваивать¹²².

Личностно индуцированные изменения в культурной адаптации. Они являются результатом перераспределения генотипических личностных диспозиций в популяции; ослабления поддержки существующих пси­хосоциальных компромиссов; формирования новых компромиссов. Такие изменения почти всегда является непланируемыми и нерегули­руемыми побочными продуктами макросоциальных процессов, таких

■го LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality. P. 144-145.

¹²¹ Inkeles A., Levinson D. National character: the study of modal personflity and
sociocultural system. In: Lindzey G., Aronson E. (eds.). The Handbook of Social Psychology.
Readig, Mass., Menlo Park, Calif. L., 1969. Vol. 4.

122 LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality. P. 154-155.

как демографические изменения, смена идеологии, урбанизация и со­циальная мобильность¹²³.

Адаптация в меняющемся обществе. В меняющемся обществе адап­тационные процессы имеют иные формы, чем в стабильных условиях.

Культурные изменения. Если распределение личностных диспозиций ролевого поведения или ценностных ориентации не остается постоян­ным от поколения к поколению, то происходит постепенная кумуля­ция инноваций, меняющая нормы приемлемого фенотипического по­ведения. Эти изменения начинаются с неопределенности нормативных установлений, поскольку ролевое поведение никогда не предписано полностью и обычно допускает вариации, которые, как правило, оста­ются незамечаемыми, не складываются в тенденцию, но кумулируются. В этом качестве они не приобретают значения, рационально фиксиру­ются как девиации по отношению к культурным нормам и осознаются в качестве таковых только ретроспективно¹²⁴.

Организационная конкуренция и соперничество. В сложном диффе­ренцированном обществе каждая институциональная область характе­ризуется множеством организаций со своими нормами, соперничающих за членство, поддержку и доверие индивидов, имеющих возможность выбирать между ними. Конкуренция может привести к доминированию каких-то организаций благодаря тому, что они привлекли больше членов и сторонников, чем другие. Таким образом, личные решения в совокуп­ности обусловили выбор определенного адаптационного компромисса и придали ему общественное признание и нормативную окраску. Если в его рамках лидирующая группа предлагает нормы, отличные от установ­ленных прежде, то их изменение считается личностно обусловленным.

Когда распространяется широкое недовольство существующими организациями, это означает расхождение между нормами и мотивами на институциональном или личностном уровне. В это время быстро увеличивается количество альтернатив приведения их в соответствие, что само по себе является адаптационным ответом на разрушение пред­шествующих компромиссных образований¹²⁵. В процессе конкуренции и отбора одни из наличных вариантов приобретают большее количе­ство сторонников и укрепляются в качестве социально приемлемых, а другие либо отвергаются, либо сохраняются на периферии социокуль­турного пространства. Нормативный плюрализм позволяет последним занять свою экологическую нишу. Они представляют собой успешные решения для социальных меньшинств, и эти решения могут впослед­ствии оказаться социально востребованными в достаточно широких масштабах¹²⁶.

Успешная инновация в благоприятных обстоятельствах. В этом слу­чае культурные изменения сопровождаются активным поиском вариан­тов адаптации и отбором компромиссов между ними. Отказ от стереоти-

123 Ibid. P. 155-156.

124 Ibid. P. 157-158.

125 Wallace A.F.C. Revitalization Movements // American Anthropologist. 1956. №58. P. 264-281.

'26 LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality. P. 159-160.

пов воспринимается как благоприятный, находит широкое распростра­нение и принимается без значительного сопротивления. Происходит конструктивное освоение и использование наличных возможностей. Инновации такого типа прямо не противостоят существующим нормам, но их быстрое распространение вытесняет предшествующие адаптаци­онные и нормативные образования. Однако некоторые из таких ранее установленных когнитивных и эмоциональных моделей, согласно ЛёВи-ну, не вполне поддающихся вербальной формулировке или волевому контролю, влияют на решения индивида относительно адаптации в ме­няющемся окружении. Их компоненты сохраняются даже при освоении новых культурных образцов. Особенно устойчивыми являются бессоз­нательные их составляющие, обусловливающие ментальные процессы, экспрессивные проявления, механизмы адаптации. Соответственно из­начально сложившиеся в систему личностные диспозиции затрудняют освоение новых жизненных условий.

ЛёВин выделяет четыре модели связей между культурными и лич­ностными изменениями:

— «постоянство»: социокультурные институты меняются без заметных изменений в структуре личности или отношениях с ближайшим ок­ружением. Материальные и институциональные изменения происхо­дят обычно быстрее, чем изменения в личностных диспозициях.

— «слом» (деконструкция): социокультурные изменения вызывают у индивидов тревожность, стресс и могут привести к психопатоло­гии. Они рассматриваются как дезинтеграция и разрушение ранее существовавших социальных норм, ценностей, ожиданий. Новые образования такого рода складываются медленнее, чем возникают индивидуальные проблемы. Необходимость принятия самостоятель­ных решений порождает личностные напряжения, а новые ситуа­ции воспринимаются как источник опасности (реальной или вооб­ражаемой);

— «прогресс»: личность приобретает новые знания, навыки, формы поведения, соответствующие изменениям в окружении;

— «новый код»: в ответ на аномию, порождаемую вторым случаем, складывается новый нормативный порядок на объединении жиз­неспособных традиционных и новых культурных элементов. По мере того как все большее количество членов общества принимает этот код, он институционализируется, а сложившийся на его осно­ве социокультурный порядок обретает массовое доверие. Частным случаем этого явления можно назвать ревитализацию прежних идеологических ресурсов культуры, которые по-новому синтезиру­ются в изменившихся условиях.

Итак, можно подвести некоторые итоги сказанному. Самые ранние исследования в рамках направления «культура и личность» начались в Колумбийском университете. Центральными фигурами в 1930-х гг. были М. Мид, Р. Бенедикт. А. Кардинер. Направление завершилось в 1950 гг., хотя отдельные исследования — особенно сравнительно-культурные — продолжались еще некоторое время и по-прежнему базировались на

функционалистских и психоаналитических постулатах, хотя и подвер­гающихся критическому пересмотру.

После Второй мировой войны предпочтение стало отдаваться бихе­виористскому направлению, изучению наблюдаемого поведения (а не внутреннего строения личности), к которому можно было применять количественные методы. В то же время, по мнению Хью, предложив­шего переименовать это направление в психологическую антропологию (в 1961 г.), «главной задачей психологических антропологов является изучение сознательных и бессознательных идей, управляющих челове­ческими действиями»¹²⁷.

Хью характеризует направление «культура и личность» как любую научную работу, где:

— «исследователь владеет антропологическими концептами;

— индивид считается локусом культуры;

— культура трактуется как независимая или зависимая переменная в связи с личностью;

— антрополог использует психологические концепты или приемы, а пси­холог представляет данные в форме, пригодной для антропологов;

— предметная область «культуры и личности» эквивалентна сравни­тельно-культурным исследованиям личности и социокультурных си­стем и связана с решением таких проблем, как:

 

• связь социальной структуры и культуры с модальными паттер­нами воспитания детей;

• связь модальных паттернов воспитания детей с модальной струк­турой личности, проявляющейся в поведении;

• связь модальной структуры личности с ролевой системой и про-жективными аспектами культуры;

• связь всех этих переменных с паттернами девиантного поведе­ния, варьирующегося от одной группы к другой;

 

— теории и гипотезы могут заимствоваться из любой науки о поведе­нии, но для направления «культура и личность» специфичным пред­метом исследования являются общие личностные черты, характер­ные для естественных групп. Изучение индивидуальных различий не входит в задачи направления, равно как и социально-психологи­ческие эксперименты, связанные с групповыми различиями. По­следствия поведения множества индивидов в обществе составляют пограничную область, но в центре внимания находятся групповые различия внутри общества;

— исследователи соотносят поведение с его предпосылками и не удов­летворяются просто описанием его характеристик, как это принято у социальных психологов¹²⁸.

В трактовке соотношения понятий культуры и личности и в содер­жании соответствующих теорий существовали полярные точки зрения. Одни полагали, что ход социокультурных процессов можно изучать

¹²⁷ Hsu F . L . K , Psychological Anthropology. P. 3.

¹²⁸ Hsu F.L.K. Psychological anthropology in the behavioral sciences. In: Handbook of
International and Intercuitural Communication. Molefi K.A. and Gudylunst W.B. (eds.). Newbury
Park, L., New Delhi, 1989. P. 2.

независимо от отдельных личностей. Другие акцентировали связи ин­дивидуальных различий и культурных динамики и разнообразия в каждом обществе. Полнота теории была бы достигнута при следующих допущениях:

— возможно охватить все компоненты личности: от специфичных черт индивида, обусловленных его непосредственным окружением — биологическим, социальным, культурным, до универсальных, груп­повых и ролевых его характеристик.

— все человеческое поведение, за исключением случайных проявле­ний активности и рефлексов, является одновременно психическим и социокультурным по природе,

— культура рассматривается как контекст, где человеческие свойства реализуются.

В ранних исследованиях преобладал конфигурационизм и подчерки­валось формирующее воздействие мировидения, характерного для куль­туры, на ее носителей. В отношении следования нормам подчеркивалась пластичность человеческой природы, хотя отмечались и отклонения от них, обусловленные биологическими или индивидуально-специфичны­ми причинами. Психоанализ привнес другие взгляды на природу челове­ка. Теперь акцентировались биологические стимулы и потребности, спо­собы их удовлетворения или фрустрирования. Здесь человек был не просто носителем культуры, но и источником не связанных ею спонтан­ных импульсов. Кроме того, под влиянием психоанализа усилилось вни­мание к детскому опыту и методам воспитания детей. Идеи культурной интеграции и образа мира могли сосуществовать с психоаналитическим подходом, но возникла тенденция связывать принцип интеграции с от­ношением родитель-ребенок и особенностями раннего опыта, а другим культурным факторам уделялось недостаточное внимание.

С психоаналитической терминологией пришли клиническая уста­новка и внимание к индивиду. Прожективные тесты, которые вначале были разработаны для клинической диагностики, теперь использова­лись в сравнительно-культурных полевых исследованиях; собирались материалы, фиксировавшие истории жизни и сновидения. «Сторонни­ки направления "культура и личность" во многом были эклектичными и неявными неофрейдистами... По одному пункту они склонны были соглашаться — значимость понятия «проекция» в трактовке так назы­ваемых вторичных институтов»¹²⁹.

Барнау отмечает, что их исходный материал зачастую оказывался более ценным, чем теоретические психоаналитические интерпретации. Концепции, разработанные в период с 1940 по 1950 гг., — базовая струк­тура личности, модальная личность и т. п. — способствовали развитию антропологии. Они используются в инструментальных целях до сих пор, хотя оказались недостаточными для объяснения сути межкультурных различий и механизмов поддержания и изменений культурных фено­менов. В свое время еще Крёбер отмечал, что «...недавние попытки придать каждой культуре определенного двойника вроде „базовой струк-

¹²9 Hsu F.L.K. Psychological anthropology in the behavioral sciences. P. 164—165.

туры личности" или „модальной личности" заходят слишком далеко. Если соответствия и существуют, то они, очевидно, лишь частичны»¹³⁰. Позже Коттак высказался более резко, отметив, что базовая структура личности осталась абстрактным понятием, поскольку антропологи, «пытаясь описать типичные личностные структуры, на самом деле описывали сконструированные ими репрезентации»¹³¹.

Концепция национального характера так и не была сформулирова­на в общепризнанном виде. Из многочисленных трактовок удержалась только ценностная, поскольку позволяла продемонстрировать межкуль­турные различия. Но и она не имела достаточной концептуальной базы, чтобы объяснить их сущность и происхождение.

Культурно-детерминистская и фрейдистская модели оказались сход­ными лишь в одном: чаще всего поведение соответствует культурным нормам. Однако не были объяснены механизмы, действие которых обусловливает само поведение: один и тот же его тип может быть обус­ловлен и вызываться разными причинами. Так, агрессивные проявле­ния связывались и с недоразвитым эго (недостаточный контроль им­пульсов), слабым супер-эго (недоосвоенность культурных ценностей, противостоящих агрессии), и мощным ид (сильные враждебные импуль­сы) . В то же время неагрессивная реакция на фрустрацию трактовалась как следствие жесткого контроля супер-эго над сильными враждебны­ми импульсами, а не производная неагрессивной культуры.

Сторонники поиска собственных закономерностей развития куль­туры, независимых от психологических, пытались редуцировать лич­ностные явления к культурным. Обе редукционистские программы были подвергнуты критике в рамках самого направления. Попытка редуцировать культурные феномены к психическим означала бы воз­вращение к допущению о «врожденных идеях», несостоятельность которого уже была ранее доказана с выявлением влияния природных факторов на формирование культурных явлений. Попытка редуциро­вать психические феномены к культурным, заученным оставляла без объяснения появление инноваций.

В 1960-х гг. направление «культура и личность» начинает угасать. Хо-нигман отмечал, что этот процесс стал заметным уже в 1950-х гг. «Сегодня можно сказать, что школа «культура и личность» с ее успешными попыт­ками проникнуть в психологию личности и включить социокультурные понятия в свой концептуальный аппарат, легитимизировать использова­ние в антропологии концепции личности пришла к завершению»¹³².

Работа в этом направлении продолжалась, но акцент помещался на выявлении нерешенных вопросов, уточнении методов и понятийного аппарата. «Различные теоретические подходы концентрировались на множестве концептуальных противоречий. Каждый отражал определен­ную их сторону и порождал дополнительные, а для их разрешения возникали новые подходы»¹³³.

«о Kroeber A.L. Anthropology. N. Y., 1948. Р. 588.

¹³¹ Kottak С .Ph. Cultural Anthropology. N. Y., 1932. P. 229.

'32 Spiro M. In: Hsu F.L.K. (ed.). Psychological Anthropology. Homewood, 111., 1961. P. 468.

'33 Barrett S.R. The Rebirth of Anthropological Theory. Toronto, Buffalo, L., 1984. P. 4.

Изучение картины мира, вначале близкое к ценностному подходу, стало исходной точкой когнитивной антропологии, которая в 1950-е гг. все даль­ше отходит от психологии, от поиска способов преломления культуры в сознании личности, влияние культуры на психику и поведение индиви­дов. В это время здесь усиливается влияние французского структурализ­ма, в результате чего складывается американская версия, получившая название символической, или интерпретативной, антропологии.

Многочисленные исследования в рамках направления «культура и личность» так и не привели к успеху в отыскании личностных структур, характерных для культуры в целом. Поэтому к 1970 гг. многие антропо­логи пришли к выводу, что в этой науке не место психологии личности, поскольку не удалось доказать даже связь между практикой воспитания детей, социализации и личностной структурой. «Возможно, освоение культуры осуществляется не столько благодаря практике обучения, сколь­ко вопреки ей» и «последующие стадии образования не просто прибав­ляют новое содержание в уже сложившийся тип психологической струк­туры обучающихся, но меняют эту структуру как таковую»¹³⁴.

В 1970-х гг., когда во многих социальных науках начала утверждать­ся интерпретативная позиция, в психологической антропологии еще продолжались психоаналитические разработки¹³⁵. Однако и здесь на­чался период рефлексии. Все больше внимания уделялось тому, кем и как она создавалась, работе самих антропологов. Происходит сближе­ние с интерпретативными идеями.

Трактовка культуры перестает быть психологической и все более становится семиотической. «Является ли культура системой стерео­типов или моделей группового поведения? ...Принимая первую точ­ку зрения, мы признаем, что культуру следует изучать путем прямо­го наблюдения; предпочтение второй означает, что культуру нельзя изучать непосредственно, поскольку она представляет собой идеалы, концепты и знания, проявляемые в наблюдаемом поведении и окра­шивающие его»¹³⁶.

С развитием интерпретативной антропологии в 1960-х— 1970-х гг. исследователи культуры больше не обращались к психологии. Барьер между ними установило новое поколение антропологов, к которому принадлежал К. Гиртц. И вплоть до последних лет при изучении куль­туры и моделей поведения к психологии не обращались.

  Резюме

Исходные допущения и границы применимости теоретических раз­работок, осуществленных в рамках направления «Культура и личность», можно представить следующим образом.

134 Keesing R.M., Keesing F.M. New Perspectives in Cultural Anthropology. N. Y. etc., 1971. P. 340.

135 White СМ ., Lutz C.A. Introduction. In: Schwartz Т., White G.M., Lutz C.A. (eds.). New Direction in Psychological Anthropology. Cambridge, 1994. P. 4.

136 Cole J.B. Anthropology for the Nineties. N. Y.; L., 1988. P. 73-74.

I . Истоки личностного формирования.

1. Это направление антропологических исследований значимо с точки зрения представленности здесь индивидуального уровня челове­ческого существования. Следует подчеркнуть, что в отличие от психо­логии личность не является здесь специальной предметной областью исследования. В качестве таковой принимаются те ее черты, которые способствуют поддержанию социальности в функционалистской трак­товке, а также способы освоения этих черт, принятые в обществе.

2. Формирование личности считается обусловленным как внутри-индивидуальными, так и внешними социокультурными факторами. Такая позиция характерна практически для всех исследований, относя­щихся к направлению «культура и личность». Обычно, когда речь идет об этом теоретическом направлении, в его рамках принято противопо­ставлять друг другу две ключевые ориентации: бихевиористскую и психоаналитическую. Считается, что первая предполагает имманентные причины личностного формирования и развития, тогда как вторая свя­зывает эти процессы исключительно с внешними социокультурными факторами. Однако такое противопоставление вряд ли правомерно.

3. Та ориентация, которая определяется как бихевиористская, под­разумевает определенные внутрииндивидуальные предпосылки, врож­денные человеческие свойства, которые обусловливают возможность освоения типичных форм поведения, деятельности, отношений, осу­ществляемых в стандартных социокультурных ситуациях. Однако ак­цент помещается не на этих свойствах, а на внешних проявлениях, на способах ограничения и организации, активности обеспечивающих ее социокультурную приемлемость. Врожденные свойства человека, свое­го рода антропологические универсалии, принимаются в.качестве базо­вых предпосылок, детерминирующих возможности освоения и исполь­зования паттернов поведения, допустимых в обществе и культуре.

4. Психоаналитическая ориентация предполагает значимость изме­нений не столько паттернов поведения, сколько внутрииндивидуальных характеристик — интересов, ценностных ориентации, мотивов и т. п.

В этом случае в качестве независимых переменных принимаются внешние воздействия, рассматриваемые как репрезентирующие обще­ство и культуру. Исследование направлено на выявление того, каким образом и в каком направлении они определяют формирование, изме­нение или сохранение этих личностных характеристик

Направление «культура и личность» предназначено для изучения того, как на индивидуальном уровне люди осваивают и используют социально приемлемые формы активности и таким образом поддер­живают социокультурную жизненную среду. Эти процессы считают­ся обусловленными как врожденными свойствами человека, так и внешними социокультурными условиями. Соответственно задачи ис­следования заключаются в выявлении механизмов внешнего воздей­ствия, а также внутрииндивидуальных, обусловливающих освоение и закрепление социально значимых характеристик личности. Сторон­ники бихевиористской ориентации основное внимание уделяют внеш­ним детерминантам формирования личности, способной к поддержа­нию устойчивых характеристик общества и культуры. Сторонники

психоаналитической ориентации акцентируют значимость внутриин-дивидуальных механизмов контроля, регулирующих социальную при­емлемость поведения личности.

II .Личность как целостность и ее составляющие.

1. Вне зависимости от направленности исследования личность из­начально определяется как единая целостность, как система. Это озна­чает, что индивидуальные проявления активности и коммуникативные акты не являются непосредственными и спонтанными, но детермини­рованы личностной системой.

2. Такая концептуализация связи человека с окружением предпола­гает необходимость определить строение этой системы. В зависимости от направленности исследования она выстраивается по-разному. В би­хевиористской трактовке акцент ставится на совокупности взаимосвя­занных заученных паттернов поведения, соответствующих типичным социально значимым ситуациям. Они актуализируются, становятся действиями как реакции на стандартные ситуационные стимулы. Спо­собы освоения, фиксирования, систематизации паттернов поведения, а также их актуализации связываются с механизмами подкрепления — поощрениями и наказаниями, — принятыми в культуре.

Сторонники психоанализа выстраивают структуру личности в соот­ветствии с классической фрейдистской трехуровневой моделью. Непо­средственная связь индивида с окружением, обусловленная антрополо­гическими биологическими свойствами, находит отражение в понятии бессознательного. В этой зоне, называемой Оно (Ид), происходит отбор прямых реакций организма на воздействия окружения и накопление его собственных побуждений. Внешние социокультурные императивы в процессе социализации фиксируются на уровне Сверх-Я. Это совокуп­ность норм и правил, обусловленных необходимостью поддерживать социальные системы. Между ними находится область, называемая «Я»,ко­торая регулирует соотношение импульсов и внешних ограничителей и в каждой ситуации взаимодействия и коммуникации обеспечивает соци­ально приемлемые формы индивидуальной самоактуализации.

3. Таким образом, в рамках направления «культура и личность» су­
ществует две модели личности как системы — поведенческая и психо­
динамическая, которые можно объединять в общую исследовательскую
модель на функциональной основе. Паттерны поведения и внутриин-
дивидуальные состояния становятся сопоставимыми, если определить
их функциональную значимость для поддержания интегрированности
личностной системы и социокультурной адаптированное™ индивида.

Исследование личности как системы предполагает выявление типич­ных характеристик поведения индивида и его внутренних состояний. Изучение связей между ними и выделение среди них наиболее устой­чивых становится основанием для допущения, что они составляют структуру личности, организующую ее поведение в типичных социо­культурных ситуациях. Такое организованное поведение, освоенное в процессе социализации и представляющее собой заученные культурные паттерны, по отношению к социокультурным системам можно рассмат­ривать как элементарный механизм их воспроизведения ка индивиду­альном уровне.

III . Типология культуры и личности: организация многообразия.

1. Определение устойчивых связей между личностью и социокуль­турным окружением потребовало построения таких моделей общих систем, которые были бы сопоставимыми по характеристикам, до­ступным наблюдению. В рамках этого направления культура представ­лена такими легко операционализуемыми понятиями, как черты, темы, паттерны, конфигурации. Черты рассматриваются как элементарные производные совместной активности людей, зафиксированные в ве­щественных и символических артефактах. Темами называются сово­купности таких артефактов, сконцентрированных вокруг заметных событий, имеющих долгосрочные социально значимые последствия, или устойчивых, важных для членов общества проблем. Эти темы ха­рактеризуются особыми формами организации совместной активно­сти людей, или культурными паттернами. Распределение в обществе тем и паттернов называется культурными конфигурациями. Все эти понятия могут быть переведены в единицы наблюдения и анализа.

2. Понятие личности также операционализированно. Элементарны­ми единицами, из которых выстраивается личностная система, счита­ются черты характера. Они проявляются в повторяющихся стереоти­пах поведения и суждений, соответствующих типичным ситуациям взаимодействий и коммуникаций. Такие ситуации определяются харак­терными для культуры темами.

Личностные черты в объединении их внешних проявлений приме­нительно к паттернам культуры определяются как паттерны поведе­ния. Их социальная значимость в качестве оперативных единиц, осва­иваемых и используемых членами общества в контексте социальных взаимодействий и коммуникаций, зависит от их места в культурной системе.

3. Таким образом, языки описания культуры и личности становят­ся сопоставимыми. Соответственно при изучении связей между пове­дением людей и воспроизведением социальных и культурных форм открывается две очевидных возможности. Движение от личностных черт к культурным конфигурациям путем последовательного обобще­ния единиц наблюдения и анализа. Движение от культурных конфи­гурации к личностным чертам с постепенным продвижением от соци­ально типичных культурных образований к личностно типичным проявлениям.

4. Исходя из этих теоретических положений, выстраиваются типо­логии личности. В зависимости от исследовательских задач основания для таких построений оказываются различными. Причем по мере на­копления знаний в этой области все более очевидным становится тот факт, что предполагаемые типологии носят инструментальный, а не субстанциональный характер. Иными словами, речь идет о построении разного рода идеальных типов как систем соотнесения для теоретиче­ской организации и интерпретаций вариаций поведения людей в стан­дартных социокультурных ситуациях.

IV . Динамика личности в социокультурном контексте.

1. Ключевое теоретическое представление о структуре личности как устойчивом образовании, идентифицирующем своеобразие индивида

на протяжении всего жизненного цикла, расходилось с другим, столь же значимым и заимствованным из психологии, — о развитии лично­сти, т. е. об изменении ее характеристик по ходу жизни. Это расхож­дение до сих пор не разрешено, и модель личностного развития в стро­гом смысле слова так и не построена. Тем не менее динамическому аспекту связей личности с социокультурным окружением уделялось достаточно серьезное внимание.

2. Динамика связей между личностью и социокультурным окруже­нием рассматривалась в нескольких ракурсах:

— Процессы социализации (инкультурации): в их ходе индивид
приобретает знания и навыки, необходимые для адаптации в социо­
культурном окружении; выделяются процессы первичной и вторич­
ной социализации, характеризующиеся тем, что вначале происхо­
дит первоначальное освоение реальности, а затем на эту основу
наслаивается все новый и новый опыт. С этой концепцией связыва­
ется и понятие ресоциализации, предполагающее, что индивиду при­
ходится деконструировать прежние привычные модели адаптации и
формировать новые.

Процесс социализации подразумевает, что в течение жизни инди­вид движется в социокультурном пространстве, переходя из одних со­циокультурных групп в другие, осваивая разные культурные коды, стал­киваясь с разными агентами социализации. Все эти контакты оставляют следы на уровне индивидуального опыта, и каждому его фрагменту соответствует пребывание в определенных точках социокультурного пространства. До сих пор вопрос о форме или формах процесса соци­ализации с точки зрения динамики связи индивидов с окружением даже не ставился; в то же время попытки установить связь между структу­рой личности и динамикой социализации выразились в акцентирова­нии значимости детского опыта, который якобы предопределяет даль­нейшее развитие личности;

— Концепция личностных кризисов: она в известной степени пред­
ставляет собой альтернативу чрезмерному значению, приписываемому
первичной социализации. Ее сторонники исходят из допущения, что
человек на протяжении жизненного цикла переживает ряд психобио­
логических кризисов. От того, как в эти переломные моменты устанав­
ливаются связи с социокультурным окружением, зависит, преодолева­
ет он кризис за счет активного обновления собственного опыта или же
пассивно подчиняется внешним давлениям. Таким образом, личност­
ная динамика представляется как дискретный процесс, в ходе которого
при каждом кризисе у индивида есть возможность изменить свои пат­
терны поведения и мировидение. Если эти возможности реализуются,
то говорят о личностном развитии. Если индивид не может или не хочет
ими воспользоваться, то на ранних возрастных стадиях это квалифици­
руется как задержки в развитии, а на более поздних — как начало
инволюции.

Итак, личностная динамика в рамках направления «культура и лич­ность» необходимым образом связана с социокультурным окружени­ем, которое одновременно является и источником необходимой для индивида информации, и полем для его самоактуализации. Поэтому

изучение процессов социализации и инкультурации подразумевает поиск ответа по крайней мере на два основных вопроса:

—какой опыт и благодаря каким агентам индивид осваивает;

—каким образом и в каких областях социокультурного пространства он использует полученные знания и навыки и с каким результатом. Из сказанного следует, что теоретическое направление «культура и

личность» занимает важное место в приращении антропологического знания. Прежде всего следует отметить, что результаты осуществлен­ных в его рамках исследований привели к необходимости пересмотреть способы формулировки ряда задач, связанных с изучением отношений людей с окружением:

—попытки установить прямую связь между понятиями «культура» и «личность» оказались неудачными, поскольку стало очевидным, что, во-первых, обе категории должны быть конкретизированы, а во-вторых, что между ними следует построить опосредующие звенья;

—представление о структуре личности оказалось эвристически непло­дотворным, поскольку не объясняло изменчивости индивидуально­го поведения в подвижной жизненной среде;

—стремление построить модель личности, отображающую основные характеристики культуры, оказалось бесплодным, поскольку оба по­нятия трактовались в структурном ключе, а для описания и вклю­чения в их содержание динамических аспектов до сих пор не най­дено адекватного социально-научного языка.

Все это ведет к формулировке новых проблем и гипотез, к разработ­ке дополнительного понятийного аппарата. В то же время исследования в этой области способствовали формированию в антропологии ряда важных теоретических допущений, которые сегодня являются обще­принятыми:

— социокультурную реальность можно понять только при условии
рассмотрения ее с включением личностного измерения, где лич­
ность представляет собой промежуточную категорию между поня­
тиями «индивид» и «социокультурное окружение»;

— в ходе социализации и инкультурации люди не механически вос­производят культурные клише, но в процессах освоения и исполь­зования элементов окружения вносят в них микроизменения;

— социокультурная адаптация, таким образом, — это не просто при­способление индивида к окружению но и изменение его элементов в соответствии с собственными нуждами.

Продолжение этой исследовательской тематики может быть успеш­ным в познавательном отношении, если конкретизировать масштабы и границы социокультурного пространства, доступные индивидуальному освоению и контролю, и вписать процессы социализации в контекст характерных для него взаимодействий и коммуникаций. При этих усло­виях движение индивида в таком пространстве и способы его самоак­туализации можно проследить через его поведение в социально значи­мых проблемных ситуациях и в контексте повседневности. Совершенно очевидно, что такое направление позволит лучше понять микродина­мику социокультурных процессов.

Культура и личность

Adorno T.W., Frenkel-Brunswik Е ., Levinson D.J., and Nevitt Sanford R. The

Authoritarian Personality. N. Y.: Harper, 1950.

Barnouw V. Culture and Personality. Homewood, Illinois: The Dorcey Press.

Inc. 1963.

Benedict R. Patterns of Culture. N.Y.: Houghton Mifflin, 1934.

Brim O.G., Jr. Adult socialization // Socialization and Society. Clausen J.A.

(ed.). Boston: Little, Brown, 1968.

Brim O.G., Jr. and Wheeler S. Socialization after Childhood. N. Y.: Wiley, 1966.

Brinton D.G. The aims of anthropology // Proceedings of the American

Association for the Advancement of Science. 1895. V. 44.

Chance N.A. Acculturation, self-identification, and personality adjustment //

American Anthropologist. 1965. №67. P. 372-393.

Child I.L. Personality in culture // Handbook of Personality Theory and

Research. Borgatta E.T. and Lambert W. (eds.). Chicago: Rand McNally and

Co., 1968.

Cloward R.A. and Ohlin L.E. Delinquency and Opportunity. Glencoe: Free

Press, 1960.

De Vos G.A. (ed.). Responses to Change: Society, Culture and Personality.

N.Y.: D. Van Nostrand, 1976.

Deutsch J.A. A new type of behavior theory // British Journal of Psychology.

1953. №44. P. 304-317.

Dollard J., Miller N.E., Doob L.W., Mowrer O.H., and Sears R.R. Frustration and

Aggression. New Haven: Yale University Press, 1939.

Dubois C. The People of Alor. Minneapolis: University of Minnesota Press,

1944.

Duijker H.C.J., Frijda N.H. National Character and National Stereotypes:

Confluence. Amsterdam: North-Holl Publishing Company, 1960.

Durkheim E. The Elementary Forms of the Religion Life. Swain J.W. (trans.).

L.: George Allen and Unwin, 1915.

— Suicide. Spaulding J.A. and Simpson G. (trans.). Glencoe: Free Press. 1951.
Fairs R.E.L. and Dunham H.W. Mental Disorders in Urban Area. Chicago:
University of Chicago Press, 1939.

Freud S. The Future of an Illusion. Robson-Scott (trans.). N. Y.: Liveright. 1953. Fromm E. Beyond the Chains of Illusion. N. Y.: Trident Press, 1962. Fyle H. The Illusion of National Character. L.: Watts, 1946. Geertz C. The grouth of culture and the evolution of mind // Theories of the Mind. Scher J.M. (ed.). N. Y.: Free Press, 1962.

Hallowell A.I. Culture and Experience. Philadelphia: University of Pennsyl­vania Press, 1955.

— Self, society, and culture in phylogenetic perspective // The Evolution of Man. Tax S. (ed.). Chicago: University of Chicago Press, 1960.

— Personality, culture, and society in behavioral evolution // Psychology: a Study of Society. Vol. 6. Investigations of Man as Socius. N. Y.. McGraw Hill, 1963.

Harris G.G. Concepts of individual, self, and person in description and analysis // American Anthropologist. 1989. №91.

Hartmann H. Ego psychology and the problem of adaptation // Organization

and Pathology of Thought. Rappaport D. (ed.). N. Y., 1951.

Heelas P. and Lock A. (eds.). Indigenous Psychologies: The Anthropology of

the Self. N. Y.: Academic Press, 1981.

Homans G.C. Anxiety and ritual: the theories of Malinowski and Radcliffe-

Brown // American Anthropologist. 1941. №32. P. 164-172.

Honigmann J.J. The World of Man. N. Y.: Harper, 1959.

— North American // Psychological anthropology. Hsu F.L.K. (ed.). Home-wood. 111.: Dorsey, 1961.

— Understanding Culture. N. Y.: Harper, 1963.

— Personality in Culture. N. Y.: Harper, 1967.

— The study of personality in primitive societies // The Study of Personality. Norbeck E., Price-Williams D., and McCord W.M. (eds.). N. Y.: Holt, 1968.

— Psychological Anthropology // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. 1969. Vol. 383. P. 145-158.

— Education in the modernization of cultures // Transactions of the Sixth World Congress of Sociology. Vol. 3. Working groups and Round table Papers. Louvian: International Sociologieas Association. 1970.

Hull C.L. Principles of Behavior. N. Y., 1945.

Inkeles A., Levinson D.J. National Character: The study of modal personality

and sociocultural systems // The Handbook of Social Psychology. Lindzey

G. and Aronson E. (eds.). Massachusetts, Calif., L., Ontario: Addison-Wesley.

1969. Vol. IV.

Jessor R., Graves T.D., Hanson R.C., and Jessor S.L. Society, Personality and

Deviant Behavior. N. Y.: Holt, 1968.

Joas H. The autonomy of the self: the modern heritage and its postmodern

challenge // European Journal of Sociology, 1998.

Kardiner A. The Individual and his Society. N. Y.: Columbia University Press,

1939.

— The Psychological Frontiers of Society. N. Y. Columbia University Press,
1945.

Kardiner A., Linton R. The Individual and his Society. N. Y.: Columbia

University Press, 1945.

Kitagara M. Twelve Propositions on the Self. A Study of Cognitive Consistency

in the Sociological Perspective. Uppsala: Sociologiska Institutionen Uppsala,

1971.

Kluckhohn С and Murray H. (eds.). Personality in Nature, Society and Culture.

N. Y, 1948.

Kluckhohn C. Navaho witchcraft // Papers of the Peabidy Museum of

American Archeology and Ethnology, Harvard University. Vol. 22. № 2. 1944.

— Values and value-orientation in the theory of action // Toward General
Theory of Action. Parsons T. and Shills E.A. Cambridge, Mass.: Harvard
University Press, 1951.

Kluckhohn С Toward a compression of value — emphases in different cultures

// The State of the Social Sciences. Whites L.D. (ed.). Chicago: University of

Chicago Press, 1956.

Kluckhohn F.R. and Strodtbeek F.L. Variations in value Orientation. Evanston:

Row Peterson, 1961.

Kroeber A.L. The superorganic // American Anthropologist. 1917. № 19.

P. 163-213.

Longer T.S. and Michael S.T. Life Stress and Mental Health. N. Y.: Free Rress,

1963.

Langness L.L. The Life Story in Anthropological Science. N. Y.: Holt, 1965.

LeVine R.A. Culture, Behavior and Personality. An Introduction to the

Comparative Study of Psychological Adaptation. Chicago: Aldine Publishing

Company, 1974.

LeVine R.A. Culture, personality, and socialization: an evolutionary view //

Handbook of Socialization Theory and Research. Goslin D.A. (ed.). Chicago:

Rand McNally, 1968.

Lee B. (ed.). Psychological Theories of the Self. N. Y.: Plenum, 1982.

Legace R.O. Psychocultural analysis, cultural theory, and ethnographic

research // Behavioral Science Notes. 1966. № 1. P. 165—199.

Leifer R. In the Name of Mental Health. N. Y.: Science House, 1969.

Linton R. The Cultural Background of Personality. L., 1952.

Linton R. The Cultural Background of Personality. N. Y.: D. Appleton-Century,

1945.

Malinowski B. Sex and Repression in Savage Society. N. Y.: Harcourt Brace.

1927.

Mead M. Cultural determinants of behavior // Culture and Behavior. Roe A.

and Simpson G. (eds.). New Haven, 1958.

Mead M. National character // Anthropology Today. Kroeber A.K. (ed.).

Chicago, 111.: the University of Chicago Press, 1953.

Mead M. Coming of Age in Samoa. N. Y.: William Morrow, 1928.

— The role of the individual in Samoan culture // Journal of the Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland. 1928. №58. P. 481 — 495.

— Growing up in New Guinea. N. Y.: William Morrow, 1930.

— An investigation of the thought of primitive children, with special reference to animism // Journal of the Royal Anthropological Institute of Great Britain and Ireland. 1932. №62. P. 173-190.

— Sex and Temperament in Three Primitive Societies. N. Y.; William Morrow, 1935.

— The concept of plot in culture // Transactions of the New York Academy of Science. 1939-1940. №2. P. 24-31.

— Age patterning in the personality development // American Journal of Orthopsychiatry. 1947. №17. P. 231-240.

— New Lives for Old. N. Y.: William Morrow, 1956.

Merton R. Social Theory and Social Structure. Glencoe: Free Press, 1957. Miller D.R. and Swanson G.E. Inner Conflict and Defense. N. Y.: Holt, 1960. Mowrer O.H. The Crisis in Psychiatry and Religion. Princetone: Princetone University Press, 1961.

Opler M.E. The psychoanalytic treatment of culture // Psychoanalytic Review. 1935. №22. P. 138-157.

— An interpretation of ambivalence of two American Indian tribes // Journal
of Social Psychology. 1936. №7. P. 82-116.

Opler M.K. and Singer J.L. Ethnic differences in behavior and psychopathology:

Italian and Irish // International Journal of Social Psychiatry. 1956. № 2. P. 11 —

22.

Panchavana M. A History of American Anthropology. Calcutta: University of

Calcutta, 1933.

Pelto P. Psychological anthropology // Biennial Review of Anthropology.

Siegel B.J. and Beals A.R. (eds.). Stanford: Stanford University Press, 1967.

Piker S. Classical culture and personality // Handbook of Psychological

Anthropology. Bock Ph.K. (ed.). Westport, Connecticut. L.: Greenwood Press,

1994.

Pitt Rivers A.G.H.L.F. The Clash of Culture and the Contact of Races. L.: George

Routledge and Sons, 1927.

Riesman D. The Lonely Crowd. New Haven: Yale University Press, 1950.

Roheim G. The Riddle of the Sphinx. Money-Kyrle R. (trans.). L.: Hogarth

Press, 1934.

— The Origin and function of culture // Nervous and Mental Disease Monograph. 69. 1943.

— Psychoanlysis and Anthropology. N. Y.: International Universities Press, 1950.

Rokeach M. Beliefs, Attitudes, and Values. A Theory of Organization and

Change. San Francisco etc.: Jossey-Bass Inc., 1972.

Roland A. In Search of Self— Princeton, N. Y.; Princeton University Press,

1968.

Sapir E. The unconscious patterning of behavior // The Unconscious: a

Symposium Dummer E.S. (ed.). N. Y.: Knopf, 1927.

— Cultural anthropology and psychiatry // Journal of Abnormal and Social Psychiatry. 1932. №27. P. 229-242.

— The emergence of the concept of personality in a study of cultures // Journal of Social Psychology. 1934. №5. P. 408-415.

Seligman C.G. The unconscious in relation to anthropology // British Journal

of Psychology. 1927-1928. № 18. P. 373-387.

Shweder R.A., Bourne E.J. Does the concept of the person vary cross —

culturally? // Culture Theory: Essays in Mind, Self and Emotion. Shweder

R.A., LeVine R, (eds.). Cambridge, L., N. Y. etc.: Cambridge: University Press,

1984.

Singer M. A survey of culture and personality theory and research // Studying

Personality Cross-Culturally. Kaplan B. (ed.). Evanston: Row Peterson, 1961.

Social systems, personality, and functional analysis // Studying Personality

Cross-Culturaly. Kaplan B. (ed.). Evanston: Row Peterson, 1961.

— Health in the Metropolia. N. Y.: McGraw-Hill, 1962.

Spencer H. The Principles of Sociology. Westminster 3d ed. 2 vols. N. Y.: Appleton, 1896.

Spindler CD. and Spindler L.S. American Indian personality types and their sociocultural roots // Annals of the American Academy of Political and Social Science. 1957. №311. P. 1147-157.

Spindler CD. Sociocultural and psychological processes in menomini acculturation // University of California Publications in Culture and Society. Vol. 5. 1955.

Spiro M.E. Culture and human nature // The Making Psychological Anthro­pology. Spindler G.D. (ed.). Berkeley. Los Angeles. L.: University of California Press, 1978.

Spiro M.E. Culture and personality: the natural history of a false dichotomy // Psychiatry. 1951. № 14. P. 16-46.

Spiro M.E. Ghosts, Ifaluk and teleological functionalism // American Anthropologist. 1952. №54. P. 497-503.

Szasz T.S. The Myth of Mental Illness. N. Y.: Hocber-Harper, 1961.

Waitz T. Anthropologic der Naturvolker. Leipzig: Friedrich Fisher, 1859.

Wallace A.F.C. Culture and Personality. N. Y.: Random House, 1961.

West J. Plainville. U.S.A. N. Y.: Columbia University Press, 1945.

White L.F. The individual and the culture process // Centennial Collected

Papers Presented at the Centennial Celebration, Washington. D.C., September

13—17, 1948— Washington: American Association for the Advancement of

Science, 1950.

Whiting J.W.M. Socialization process and personality // Psychological

Anthropology. Hsu F.L.K. (ed.). Homewood. 111.: Dorsey, 1961.

Whiting J.W.M., Child I.L. Children Training and Personality: A cross cultural

study. New Haven: Yale University Press, 1953.

Wytie R.C. The present status of self theory // Handbook of Personality Theory

and Research. Borgatta E.F. and Lambert W.W. (eds.). Chicago: Rand McNally

and Co., 1968.

Глава 3.