Купля-продажа ценностей (акций, товаров, валюты и т.д.) с целью получения прибыли от разницы между покупной и продажной ценой (курсом). 2) В переносном смысле - расчет, умысел, направленный на использование чего-либо в корыстных целях.
Л.128
Э . А . Орлова
Учебник для вузов
ИСТОРИЯ АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ
УЧЕНИЙ
Москва Москва
Альма Матер Академический Проект
D 10 2010
Издано при финансовой поддержке Федерального агентства
по печати и массовым коммуникациям в рамках
Федеральной целевой программы «Культура России»
Рецензенты:
Шапинская Е.Н. — доктор философских наук, профессор; Пелипенко АЛ. — доктор философских наук, профессор;
Орлова Э.А
История антропологических учений: Учебник для студентов педагогических вузов. — М.: Академический Проект; Альма Матер, 2010. 621 с. — (Фундаментальный учебник)
ISBN 978-5-8291-1076-5 (Академический Проект) ISBN 978-5-902766-49-0 (Альма Матер)
В предлагаемой читателям книге рассмотрены основные западные антропологические теории XX века. В рамках отечественного обществоведения впервые представлены описание и анализ предметной области антропологии: интеллектуальный контекст формирования и изменения; основные направления и связи между ними; их современная познавательная и социальная значимость. Автор сосредоточивает внимание на базовом теоретическом содержании каждого из них, составляющем основу многообразных частных исследовательских моделей, теорий среднего уровня и прикладных разработок. Междисциплинарный характер антропологии как науки обусловливает обращение к некоторым смежным областям знания — философии, социологии, психологии. В то же время автор стремится показать ее целостность и общую тенденцию движения от первоначального макромасштаба исследований человечества к микроуровню анализа связей людей с окружением, характерному для настоящего времени.
Для специалистов в области социальных наук, преподователей, аспирантов, студентов гуманитарных специальностей вузов.
Орлова Э.А., 2008 Оригинал-макет, оформление, Академический Проект, 2010 Альма Матер, 2010
Введение
С момента возникновения в конце XIX в. теоретическая антропология претерпела целый ряд важных изменений, характеризующих ее движение от умозрительного уровня социальной философии к источнику специфично социально-научного знания. Следует отметить, что с самого начала она была отмечена рядом особенностей, которые сегодня обусловили ее место как одного из самых влиятельных интеллектуальных течений в познании человека, общества и культуры.
Прежде всего ей с самого начала была свойственна междисципли-нарность. Действительно, социально-философские идеи тесно переплетаются здесь с историческими, психологическими, зарождающимися социологическими концепциями. Все это было окрашено убеждением в возможности и необходимости изучать социокультурную реальность научными методами, чтобы постичь законы человеческого существования во времени, ответить на вопрос о происхождении человека.
Далее, в рамках антропологии всегда доминировала идеология межкультурной толерантности. Интерес ее представителей к иным народам, к бесписьменным обществам, к тем, чей образ жизни существенно отличался от европейского, обусловливал стремление понять социокультурную жизнь других, а значит, принять ее самобытность как данное и самоценное.
Кроме того, здесь центром изучения был и остается человек в его жизненной среде, как природной, так и созданной им самим. Причем во внимание принимались не только формы организации, но и содержание совместного существования людей, определяемое характером их активности, вещественным и символическим измерениями. Это отличало антропологию от социологии, где акцент ставился на устойчивых структурах, поддерживающих социальную солидарность, и массовых общественных процессах, и от психологии, где предметную область составляли прежде всего внутрииндивидуальные детерминанты поведения. Иными словами, для антропологии характерна социокультурная ориентация в исследованиях человека, в разные времена и в разных условиях создающего общества и культуры и в то же время находящегося под их постоянным воздействием.
Наконец, с точки зрения методологии в этой области науки, где источник данных составляли прежде всего этнографические наблюдения и записи, исследователи всегда сохраняли непосредственную связь
с изучаемыми людьми как носителями культуры, живущими в конкретном социокультурном окружении. И хотя фиксировать, обобщать и интерпретировать данные такого рода непросто, поиски методов для этого продолжаются из-за уникального качества получаемой информации. В антропологии выявляются и описываются не институциональные структуры и функции, как в социологии, не внутрииндивидуальные процессы и состояния, как в психологии, но образ жизни людей, их взаимодействия и коммуникации в контексте природного и искусственного окружения. Поэтому основная методологическая задача здесь состоит в понимании «культуры другого», инокультурных способов упорядочения и изменения жизненной среды и отношения к ней.
Эта специфика делала антропологию наукой, обеспечивающей большую полноту знания о существовании людей в созданном ими социокультурном пространстве по сравнению с другими общественными науками. Однако в течение длительного времени — примерно до конца 1960-х гг. — здесь обнаруживается существенное ограничение. Дело в том, что тема происхождения человеческого общества и культуры, ранней первобытности и иллюзии относительно возможности реконструировать «цепь бытия человека» научными способами были характерными для антропологии с самого начала ее возникновения и на ее периферии сохраняются до сих пор. Эти ориентации характерны для европейской культурной парадигмы, начавшей формироваться в самом конце XIX в. и определявшей генеральные тенденции социокультурной динамики вплоть до последней трети XX в. Ее принято обозначать как модерн, и ее отличительной мировоззренческой чертой было стремление сохранить исходное допущение о единстве и целостности мироздания, о возможности с помощью новых познавательных и технических средств решить проблему, возникшую еще в Античности: достроить цепь бытия во всей ее полноте — от элементарных частиц материи до высших форм жизни во Вселенной.
В этом контексте и сформировалась антропология как социальная наука. Трудная, возможно, неразрешимая проблема — реконструировать «естественную историю» социокультурной жизни — на долгое время привязала антропологов к изучению ранней первобытности. Немногочисленность и сомнительность данных на этот счет была восполнена допущением о возможности теоретически восстановить далекое прошлое человечества, изучая сохранившиеся к тому времени бесписьменные общества с иной, по сравнению с европейской, формой социальной организации. В рамках сложившихся в европейской философии представлений об истории человечества они бездоказательно считались носителями фундаментальных характеристик ранней первобытности. Изучение и сравнение таких обществ на долгое время связало и ограничило предметную область антропологии: социальная организация, образ жизни, символические системы носителей этих культур.
В то же время близость к людям, чья культура изучалась, подробное систематизированное описание их повседневной жизни, тщательное выявление значений и смыслов их верований, обычаев, ритуалов — все это обеспечивало ценную информацию не столько о происхождении
общества и культуры, сколько о том, что со временем стали называть антропологическими, социальными, культурными универсалиями. И когда в конце 1960-х гг. возник вопрос о возможности и даже необходимости переместить фокус антропологических исследований к изучению современных сложных обществ, эта область социально-научного познания оказалась полностью готовой к такой переориентации.
Важно отметить и еще одно обстоятельство, обусловившее определенные преимущества антропологии перед другими социальными науками, такими как социология и психология. Это достаточно давнее обращение антропологов к лингвистическим и семиотическим теориям и исследовательским моделям. Соответственно уже с 20 —30-х гг. XX в. активно изучались специфичные для различных культур формы символического выражения социально значимых аспектов совместной жизни, а их сравнение позволяло выявить существенно общие для них черты и принципы формообразования в отношениях людей с окружением.
Благодаря теоретической и методологической оснащенности антропология легко вписалась в изучение социокультурных процессов и событий, характерных для современных развивающихся и развитых обществ. На базе фундаментального антропологического знания сформировался целый комплекс теоретических моделей среднего уровня, относящихся к осмыслению социальных и культурных проблем. Помимо таких традиционных тем, как социокультурная стратификация, социализация, религиозные веровании, семейные отношения и т. п., сложились новые: последствия глобализации в развивающихся странах; повседневная реальность; культура «другого»; этничность; тендерные исследования; изучение освоения окружения в младенческом возрасте, на доречевом уровне и т. п. Появились такие дифференциальные предметные области, как урбанистическая, политическая, правовая, экономическая антропология; антропология религии, образования, искусства, организации и т. п.
Исследования такого рода можно назвать комплексными в теоретическом отношении, поскольку с момента возникновения антропология систематическим образом вбирала и по-своему трансформировала знания из областей нейрофизиологии, наук о поведении, социологии, лингвистики, семиотики. Здесь практически не вставал вопрос — за исключением «культурологии» Л. Уайта — о «чистоте» этой науки, как это было, например, в социологии и психологии периода 1960-х гг. XX в. И когда сегодня психологи и социологи говорят о сближении своих наук с антропологией, речь может идти не столько о заимствованиях последней у первых двух, сколько о том, что именно они приобретают антропологическую окраску. Так, появление в рамках социологии микроуровня изучения общественных отношений; повседневной реальности; поведения людей в организациях и др. вне зависимости от явного признания сопровождалось активным использованием антропологического знания. Успехам когнитивной психологии и возвращению к теме так называемого развития личности также во многом способствовало помещение соответствующих феноменов в социокультурный контекст, которому специальное внимание уделялось исключительно в рамках социальной и культурной антропологии.
Сказанное ни в малой степени не умаляет достижений в области других социальных наук. Всего за сто с небольшим лет их существования объем и качество знаний о человеке, обществе и культуре существенно изменились по сравнению с предыдущими веками. Сегодня люди могут знать о себе и своем окружении почти все, что необходимо для того, чтобы вполне сносно существовать в его пределах и контролировать его. Когда это не происходит, вину следует возлагать не на качество имеющегося знания, а на нежелание и неумение большинства использовать его конструктивным образом.
И еще. Сегодня и среди ученых, и на уровне общественного мнения широко бытует представление о том, что социальные науки, в том числе антропология, находятся в кризисном состоянии. Однако надо хорошо представлять себе, о чем идет речь. Действительно, теории, которые считаются сегодня классическими, исчерпали эвристические возможности и не приспособлены к теоретическому осмыслению социальных и культурных проблем, появившихся во второй половине XX в. и пока не имеющих ни социально-научного, ни практического решения. Однако они вполне сохраняют свои инструментальные функции при соблюдении определенных условий их использования:
— применительно к классам ситуаций («позиции наблюдателя»), в отношении которых они разрабатывались;
— в границах их применимости, которые при исчерпанности эвристического потенциала становятся очевидными;
— в целях либо уточнения известных фактов, теоретических концептов, моделей, либо осуществления прикладных разработок, но не получения нового фундаментального знания;
— обращаясь только к тем методам и техническим приемам, которые полностью соответствуют научному содержанию этих теорий.
Следовательно, когда говорят о кризисе в антропологии, то подразумевается, что здесь накопилось множество нерешенных вопросов. Во-первых, потому что имеющиеся теории по самому их строению не могут дать ответы на них. Во-вторых, из-за того, что попытки дать их, исходя из новых исходных допущений, в начале пути оказываются многочисленными, неточными, противоречивыми. И только тогда, когда эти знания получат новую конвенционально установленную совокупность исходных допущений, релевантных проблем, методов их решения и критериев оценки полученных результатов, т. е., когда сформируется новая познавательная парадигма, станет понятным, как следует иметь дело с этими вопросами.
Иными словами, в данном случае кризис означает отнюдь не исчерпанность познавательных возможностей или социальную бесполезность антропологии. Речь идет о переориентации научного поиска на новую предметную область изучения и ответы на характерные для нее вопросы.
Проблема, рассмотрению которой посвящена предлагаемая читателям книга, заключается в поиске возможностей для преодоления двух классов расхождений:
— между существующими сложившимися теориями и новыми социо
культурными фактами, которые не находят удовлетворительного
объяснения в их рамках;
— между множественностью теоретических моделей, появившихся в
последние десятилетия для интерпретации этих фактов, и несведен-
ностью их к отчетливым познавательным направлениям, ориенти
рованным на решение конкретных теоретических задач.
Есть еще и третий класс расхождений: между формирующейся сегодня предметной областью теоретических антропологических исследований и методами эмпирической проверки выдвигаемых здесь гипотез. Однако в книге речь идет только о теоретической антропологии. Современные методологические проблемы в этой области составляют предмет специального анализа и должны быть представлены в форме отдельной работы.
Цель настоящей книги заключается в том, чтобы, во-первых, обоснованно продемонстрировать поле возможностей для использования накопленного теоретического опыта при изучении современных социокультурных событий; во-вторых, выделить значимые для антропологии темы, которые могут быть аттракторами для многочисленных теоретических находок последних двух десятилетий XX в. Работа выполнена с использованием исторического и логического методов с акцентом на приоритетность второго. Представляется важным не столько описать последовательность событий, происходивших в области антропологии на протяжении XX в., сколько осмыслить ее современный познавательный потенциал для фундаментального изучения жизни человечества в созданном им самим мире.
Эти соображения налагают определенные ограничения на отбор и репрезентацию теоретического материала:
— Выявление возможностей использовать классические антропологические теории для решения современных задач обусловило представленность только тех их общепризнанных положений, которые доказали свою научную жизнеспособность, познавательную полезность при упорядочении и изучении нового проблемного поля, появившегося в период постмодернистских изысканий. Соответственно все они представлены в позитивном ключе. Критические же соображения приводятся по двум причинам: либо чтобы показать, как недостатки теоретических моделей были впоследствии преодолены, либо чтобы очертить границы их применимости.
— Определение познавательного потенциала рассматриваемых теоретических ориентации и обеспечение возможности их сравнения по этому показателю вызвало необходимость построения единой схемы, в соответствии с которой описывается каждая из них. Она в обобщенном виде отражает ключевые позиции теоретического исследования:
• обусловленность, истоки, причины порождения изучаемого класса явлений;
• концепция целостности и ее составляющих; трактовка сходств и различий социокультурных феноменов; представления об устойчивости и изменчивости изучаемых объектов. В соответствии с этой схемой, насколько позволяет материал, описано каждое из представленных в книге теоретических направлений, существующих в рамках антропологии.
— Акцент преимущественно на логическом аспекте рассмотрения антропологических теорий обусловлен желанием показать определенную познавательную связь между ними. Соответственно выявляется, каким образом проблемы, возникающие и не нашедшие решения в пределах одних теорий, становятся центром изучения в других. Такое видение задачи определило последовательность в представлении теоретических направлений, характерных для антропологии XX в.
Заявленные в работе проблема и цель обусловили ее построение. Она начинается общим описанием антропологии как составляющей социально-научного знания с выделением исторических предпосылок ее формирование в этом качестве. Далее описывается движение теоретической мысли в антропологическом познании человека в его природном, социальном, символическом окружении от макроуровня — история человечества в целом — через "мезоуровень" — строение отдельной социокультурной единицы — до микроуровня — процессов взаимодействия и коммуникации между людьми в определенных ситуациях. Работа завершается рассмотрением общекультурных функций, возможностей и ограничений современной антропологии как источника социально значимого знания.
Первая часть работы «Антропология как социальная наука» посвящена определению места антропологии, ее познавательной специфики в контексте социально-научного знания. В первой главе «Исторические предпосылки формирования теоретической антропологии» рассматриваются представления о человеке и его социокультурном окружении, которые существовали в разные периоды прошлого, и движение этой области познания от философского к социально-научному уровню. Из представленных здесь материалов следует, что четыре ключевые темы — порождение, строение, многомерность и динамические характеристики изучаемых объектов — присутствуют во всех донаучных концептуализациях человека, общества, культуры. Эти темы были приняты в качестве структурных измерений при описании каждого из представляемых здесь теоретических направлений. Вторая глава «Становление теоретической антропологии» содержит краткое изложение основных этапов становления предметной области и проблемного поля этой науки. Третья глава «Понятийный аппарат социальной и культурной антропологии» представляет предметное поле изучения социокультурной жизни в системе логически взаимосвязанных понятий и категорий.
Во второй части «Макродинамика развития человечества» речь идет о первоначальных общетеоретических направлениях антропологических исследований, по сути определивших исходные допущения, границы и предметную область, которые до сих пор выделяют эту область социально-научного знания из всех других. Первая глава «Теоретические основания эволюционизма» посвящена анализу одной из самых ведущих общих антропологических теорий — эволюционной. Здесь представлены основные идеи и исследовательские ориентации, характерные как для классической, так и для современной стадий ее становления. Показано, что, несмотря на появление новых тем, неоэволюци-
онизм существенным образом сохраняет преемственность по отношению к классическим первоистокам. Выявляются познавательные возможности эволюционистских теоретических положений для решения современных антропологических проблем при условии, что понятие эволюции, развития будет использоваться в его четко определенном первоначальном смысле, и отграничено от тех, которые могут быть использованы для обозначения других форм социальных и культурных процессов.
Вторая глава «Историко-культурное теоретическое направление и его производные: диффузионизм, расизм» содержит описание теоретического направления, сторонники которого открыто противопоставляли свои идеи эволюционистским. Если в рамках эволюционизма подчеркивались моногенез человечества и последовательность социокультурной макродинамики, то в пределах так называемой культурно-исторической школы высказывались идеи полигенеза и уникальность центров зарождения культуры. В главе показано, как первая ориентация привела к активизации расистских исследований и идеологии, а вторая — к формированию диффузионизма. Расистские исследования более или менее утратили актуальность к началу второй половины XX в. благодаря убедительным доказательствам равноправной принадлежности всех выделенных в рамках физической антропологии человеческих рас к единому виду' Homo Sapiens. Диффузионистская гипотеза нашла многочисленные эмпирические подтверждения, а концепция диффузии была интегрирована в рамки эволюционизма и включается в набор других механизмов социокультурного развития. В работе отмечается современная значимость идей полицентризма и уникальности происхождения культурных инноваций, но для объяснения не происхождения человека и культуры, а появления отдельных адаптационно целесообразных изобретений в разных человеческих сообществах и их распространения в больших или меньших территориальных пределах (ареалах).
Таким образом, оба крупномасштабных теоретических направления, которые их первоначальные приверженцы считали несопоставимыми в объяснении макродинамических социокультурных процессов, со временем перестали оцениваться в таком ключе. Оказалось, что их жизнеспособные, познавательно значимые идеи могут использоваться в соответствии с принципом дополнительности.
В третьей части «Строение социокультурных целостностей» показано, как в ответ на предельную обобщенность макромасштабных антропологических построений и накопление проблем, не разрешимых на этом уровне, появляются иные теоретические направления. В их рамках предметом изучения перестает быть история человечества и становятся принципы поддержания социокультурных целостностей, таких как общество, культура, личность, на уровнях социальных и символических систем. В первой главе «Теоретические основания функционального анализа» основное внимание уделяется концепции социальной системы и ее составляющим — институтам — как производным от необходимости удовлетворения человеческих потребностей, с одной стороны, и поддержания социальности — с другой. Ключевыми поня-
тиями в рамках этого теоретического направления стали «функция» и «структура», которые служили — и продолжают служить — инструментами для достоверного описания организации совместных действий людей в пределах устойчивых социокультурных целостностей. Следует подчеркнуть, что базовые концепты функционализма не изобретались заново, но уже содержались в рамках эволюционистской теории, где, правда, занимали периферийное положение. Критика функционализма, которая была особенно активной в конце 1960-х гг., не умалила его познавательной полезности, но способствовала уточнению границ применимости. И сегодня функциональный анализ успешно используется для изучения того, какими средствами и до каких пределов можно удерживать социокультурную систему в гомеостатическом состоянии. Интересно отметить тот факт, что концепция конфликта, которая в этот период активно противопоставлялась системным идеям, сегодня вполне согласуется с ними. Многие из тех, кого относят к конфликтологам, говорят о позитивных функциях этой формы социального взаимодействия не только в изменении, но и в поддержании социальной системы.
Вторая глава «Личность как производная культуры» акцентирует ход теоретических построений, которые позволили сопоставлять и выстраивать логические связи между такими разномасштабными единицами анализа, как культура и личность. Базовыми, хотя и не полностью эксплицированными, здесь были функционалистские допущения, поскольку обе они изначально рассматривались как системы. Многие из построений, осуществленных в рамках этого теоретического направления, такие как культурные конфигурации, национальный характер, модальная личность и т. п., в их реалистической трактовке оказались несостоятельными. Однако как идеально-типические модели в инструментальной функции они успешно используются до сих пор для решения задач, связанных с изучением организации многообразия индивидуальных проявлений в стандартных социокультурных ситуациях; освоения членами общества в процессах социализации типичных культурных форм поведения, деятельности, построения суждений. Следует подчеркнуть, что сторонники этого направления основное внимание уделяли не столько реальным деятельности и поведению людей, сколько их представлениям о своем окружении и отношениях с ним. Последние рассматривались как компоненты личностной структуры и детерминанты социализованных форм активности.
В третьей главе «Структурализм и постструктурализм» речь идет о теоретическом направлении, в рамках которого центром внимания становится выявление принципов организации символических систем. Здесь демонстрируется плодотворность перенесения и адаптации теоретических и методологических разработок, осуществленных лингвистами, в предметную область антропологии. Структурализм обеспечил теоретический каркас для изучения символического уровня социокультурной реальности. Постструктуралистская критика адинамичности более ранних построений не разрушила их базовых познавательных принципов, которые ограничили и упорядочили предметную область изучения. Последующие теоретические разработки отличались от предшествующих ориентированностью на рассмотрение фе-
номенов, процессов и динамических механизмов микроуровня социокультурной реальности. Однако все это происходит внутри теоретических рамок, построенных структуралистами. В настоящее время структурный анализ широко используется в антропологии при изучении устойчивых символических образований и систем. Исследования такого рода приводят к интересным результатам при анализе не только традиционных культурных форм (мифы, ритуалы, обряды), но и современных областей символического пространства (мода, реклама, продукция массмедиа и т. п.). Сложнее обстоит дело с постструктуралистскими концептами, которые, безусловно, открывают совершенно новые познавательные горизонты, но пока являются лишь проницательными догадками и плодотворными гипотезами.
В части IV «О смене познавательных парадигм в социальных науках» в общем виде излагаются социокультурные и внутринаучные предпосылки, которые в совокупности вызвали движение в сторону смены познавательных парадигм. Его признаки были заметны уже в рамках структурализма и стали совершенно очевидными в пределах постмодернистских социально-научных поисков, таких как «новая этнография», интерпретативная, критическая, социокультурная антропология и т. п. Первая глава «Модернизация и постмодерн» представляет собой попытку представить появление постмодерна как реакцию на последствия модернизационных процессов, таких как возрастание степени сложности и динамизма социокультурной жизни; глобализация и как реакция на нее усиление ориентации на сохранение культурной самобытности; нарастание демографических и экологических проблем; обострение идеологических напряжений в области религии, тендерных отношений, концептуализации прошлого и т. п. Постмодернистское мировидение рассматривается в сравнении с предшествующими познавательными парадигмами — классической и модернистской — по одним и тем же параметрам, представляющим основные компоненты научно-познавательного процесса. Эту главу можно считать своего рода ключом к прочтению следующей части книги, где излагаются теоретические модели, окрашенные идеологией постмодерна.
Во второй главе «Понятие "культура"» в современной антропологии» анализируются определения понятия «культура» антропологами, принадлежащими к разным теоретическим течениям, с целью показать, что, несмотря на кажущееся многообразие, они сводимы к нескольким общим измерениям. В любом определении культура трактуется:
—как производная социальной жизни;
—как искусственное окружение человека — вещественное, социально-организационное, символическое;
—как совокупность информации, транслируемой от одних групп людей к другим;
—как контекст совместного существования людей.
Обсуждение представлений о культуре именно в этом месте работы
вполне оправданно. Именно в конце 1960-х гг., когда идеология постмодерна только начала формироваться, дебаты о содержании понятия «культура» были особенно активными. В результате было негласно решено, что согласие по общим параметрам его содержания делает
бессмысленным дальнейшие споры по его уточнению. Кроме того, с тех пор, говоря о культуре, каждый подразумевает, что имеется в виду социально-научная категория, познавательный инструмент, а не реальный объект.
В части V «Микродинамические тенденции в теоретической антропологии» нашли отражение те теоретические ориентации в антропологии, которые стали особенно заметными в последние десятилетия XX в. и пока не имеют общего конвенционального названия из-за своей многочисленности и разнонаправленности. В работе предпринята попытка организовать их согласно принятому в антропологии методу выделения культурных тем, характеризующих области нерешенных проблем, признанных определенным сообществом — в данном случае социально-научным — как имеющие особую значимость.
Первая глава «Антропологические трактовки интеракции» связана с темой социального взаимодействия. В ее рамках проблема состоит в переходе от рассмотрения индивида как актора или агента социального действия к изучению динамической области совместной активности людей. Становится понятным, что в этом случае анализ фокусируется не на индивидуальных интенциях и характеристиках личности, как это было принято в теоретических моделях «культура и личность», или на функциональных ролях, репрезентирующих индивида в терминах функционализма. В современных моделях центром внимания, исходной единицей анализа становятся люди в контексте ситуаций совместной активности, и таким контекстом считается культура. Предметной областью изучения в этом случае становится пространство интерсубъективности, которое одновременно порождается сторонами взаимодействия и детерминирует их индивидуальные действия. Пока теории так понимаемой интеракции не существует, даже на символическом уровне, хотя теория символического интеракционизма существует в социологии достаточно давно, а коммуникативные процессы активно изучаются со второй половины XX в. Однако в главе показано, что исследования в этом направлении имеют богатые познавательные перспективы для изучения природы социокультурной реальности.
Вторая глава «Концепция медиации в социокультурном исследовании» посвящена теме опосредованности отношений человека с окружением. Сегодня считается, что исходной единицей анализа интеракции является не диада (например, Эго и Альтер, как в теории социального действия), но по меньше мере триада— стороны взаимодействия и связывающее их опосредующее звено. Такой медиатор в современной антропологии носит название артефакта. В главе представлены имеющиеся сегодня концептуализации созданных людьми объектов, функций, которые они выполняют в контексте взаимодействия, их динамических характеристик. Введение в научный оборот понятия артефакта имеет для антропологии важное эвристическое значение. В сегодняшнем понимании оно становится исходной единицей анализа и наблюдения при изучении социокультурной динамики, поскольку прямо указывает не только на культурные объекты, претерпевающие изменения, но и на их место в соответствующей
системе классификации. В контексте интеракции появляется возможность проследить не только функционирование и изменение, но также порождение и деконструкцию артефактов.
В третье главе «Интерпретация как антропологическая проблема» рассматривается значимая для современной антропологии тема наиболее точной репрезентации реалий изучаемой, даже собственной культуры. Она появилась в рамках так называемой новой этнографии, когда исследователи обнаружили, что прежние формы полевой работы оставляют за пределами внимания культурную информацию, которая стала важной в изменившихся социокультурных условиях, хотя для решения задач, характерных для предыдущего периода, таковой не считалась. Речь идет о необходимости увидеть события и явления чужой культуры с точки зрения ее носителей, а не с позиции европейца. Соответственно возник вопрос о том, как внешний наблюдатель может понять культуру «другого» изнутри и передать информацию о ней коллегам и заинтересованным читателям. В этом случае точная (близкая к первоисточнику) интерпретация сообщений, получаемых от информантов, с одной стороны, и этнографических данных с целью их обобщения и репрезентации — с другой, становится для антрополога центральной задачей. В главе описываются теоретические основания для ее наиболее приемлемых решений и существующие стилистические формы репрезентации инокультурной специфики. Анализ положения дел в этой области позволяет сделать значимый с точки зрения приращения антропологического знания вывод. Хотя тема интерпретации появилась и изучается в контексте методологии этнографических исследований, оказалось, что она имеет фундаментальное теоретическое значение для изучения знаковых и символических областей социокультурной реальности, семантических аспектов культуры.
Книга завершается частью VI «Социальная значимость антропологического знания», где обосновывается необходимость интеграции социально-научных представлений о человеке, обществе, культуре в рамки различных профессий, прямо не связанных с их познанием; широкомасштабного образования и просвещения в этой области; использования соответствующих знаний в решении социально значимых проблем. В то же время выявляются затруднения, имеющиеся на этом пути, обусловленные отношением общественности к социальным наукам, в частности антропологии, с одной стороны, и внутринаучными причинами — с другой.
Таким образом, книга по содержанию представляет собой систематизированное описание основных классических и современных теоретических ориентации, сосуществующих в антропологии и определяющих ее специфику среди других социальных наук.
В заключение хотелось бы подчеркнуть, что автор не претендует на полноту описания антропологии как науки в целом с ее теориями среднего уровня, многочисленными эмпирическими обобщениями, прикладными разработками. Здесь речь идет об исходных основаниях и принципах антропологии как социальной науки, представленных самыми авторитетными из ее теоретических направлений. Они определяют область рационального познания, предметом которого стало совмест-
ное существование людей. В этих рамках сегодня сконцентрирован обширный теоретический и эмпирический материал, относящийся к порождению, сохранению и изменению социокультурных образований, к антропологическим универсалиям и культурному многообразию, к макро- и микроуровням человеческого бытия. Такая концептуальная база позволяет ставить и решать задачи, связанные с систематическим описанием, классификацией и объяснением различных аспектов социокультурной реальности.
Книга предназначена для исследователей, преподавателей, аспирантов и студентов, занимающихся проблемами человека, общества, культуры.
Дата: 2018-12-21, просмотров: 313.