Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

Девочка 10 лет больше всего на свете боялась темно­ты, одиночества и замкнутого пространства: одна она не могла заснуть, свет должен был гореть, а дверь — оста­ваться открытой. Мать рожала тяжело, за 18 часов до появления ребенка на свет отошли воды. Что за этим по­следовало, можно представить: сжатие мускулатурой мат­ки, состояние частичного удушья (гипоксии). Сразу после рождения ее с матерью ошибочно, как потом оказалось, направили в бокс из-за подозрения стафилококковой инфекции. Там девочке постоянно делали уколы. К тому же маме было запрещено кормить грудью. После всего испытанного она долго боялась врачей и не спала ночью перед каждой прививкой. Обладая развитым воображе­нием, она «помнит» все эти факты своей биографии. Ко­нечно, мы проиграли сам процесс родов, о чем уже гово­рилось. В первом действии она, как и мать, проползала через стулья и ноги участников игры. Во втором дей­ствии стала акушеркой, протаскивающей ребенка (дру­гую девочку) между ногами стоящих плотным кольцом взрослых. Даже однократного проигрывания оказалось достаточно, чтобы она перестала бояться врача и стала лучше спать.

Это относительно простой случай. Но при наличии невроза страха одной игры недостаточно. Вначале необ-

382

ходимо после тщательного обследования и рекоменда­ций родителям провести комплекс игр № 1—15, затем осуществить ролевую драматизацию страхов по сочинен­ным детьми историям, потом игровую нейтрализацию психических травм (включая роды и «медицинские» страхи) и, наконец, экзамен по эффективности преодоле­ния страхов.

Мальчик 9 лет панически боялся лифта, в котором застрял вместе с "матерью, когда ему было 3 года. Мать и сейчас боится всего на свете, а отец в детстве боялся собак. В игре все, кроме нашего пациента, ехали в лиф­те, который, как и «положено», застрял, при этом погас свет. О происшествии сообщили в микрофон диспетчеру, тот вызвал мастера, в роли которого был мальчик. Лифт был открыт, отремонтирован, и все поехали дальше уже вместе с мастером без страха, а весело и с юмором об­суждая случившееся. Нечего и говорить, что страх лифта после такого катарсиса прошел полностью, и если маль­чик раньше предпочитал подниматься по лестнице на 11-й этаж, то теперь он пользовался лифтом наравне со всеми.

Мальчик 3 лет боялся Бабы-Яги. Причину этого долго искать не пришлось: очень уж у него была «правиль­ная» мать с левополушарной направленностью, живущая только по правилам и такая же эмоционально холодная, как Снежная королева. Но главное — она постоянно читала нотации, угрожала и физически наказывала ре­бенка, во многом восполняя свою неудовлетворенность мужем, мнительным и склонным к навязчивым состоя­ниям. Неудивительно, что на роль Бабы-Яги мальчик на­значил мать. В процессе игры она прячется в соседней комнате и уговорами пытается заманить ребенка в избушку на курьих ножках, затем угрожает и кричит на непослушного мальчика. Но не тут-то было! Он быстро надевает шлем, берет щит и меч-кладенец и идет в атаку на Бабу-Ягу. Та, видя столь решительный отпор, быстро

383

ретируется, но воин догоняет ее и начинает командовать побежденной Бабой-Ягой, словно она всегда была у него в услужении. В этом случае мы видим выраженный эф­фект преодоления страха. Отец мальчика никого не за­щищал, так как просто не пришел на прием, игнорируя страхи как «телячьи нежности», хотя сам страдал от этого в нежном возрасте. Затем он, видимо, адаптиро­вался к своим страхам и просто их не замечал, а то и игнорировал. К тому же он считал, что и сын «пойдет по его стопам» и рано или поздно перестанет замечать свои тревоги, страхи.

В одном из детских садов, который мы курировали, психолог и воспитатель показали нам девочку 6 лет, очень смышленую (мать — филолог, отец — ведущий инженер). Ее беда заключалась в том, что у нее было много страхов и не в меру тревожная мать. В семье был еще братик 3 лет, которого мать беззаветно любила. «Вовремя» ее напугала одна девочка из группы, которая сама боится скелетов и прочих подобных персонажей. В игре ребенок взял роль привидения, которое спрята­лось в темной комнате, а мы все, включая ее «сверстни­цу», зашли как бы невзначай в комнату, где раздался крик, от которого все выбежали в другую, освещенную комнату. Но на этом игра не закончилась. Неожиданно девочка выбежала из темной комнаты с игрушечным крокодильчиком в руках и стала гоняться за всеми уча­стниками игры с визгом и угрозами. Естественно, все за­мерли, укрылись кто где мог, и крокодильчик поплыл обратно, удовлетворенный произведенным эффектом.

После игры, когда мы прощались, девочка подала ле­вую руку, т. е. природно у нее правополушарная на­правленность, а не левополушарная, как у родителей. И в игре произошло то, чего следовало ожидать,— акти­визация деятельности ее заторможенного правого по­лушария. На это обратили внимание родителей и реко­мендовали больше ходить на спектакли, музыкальные

384

представления, танцевать и играть дома. Впервые в жиз­ни мать решилась на прогулке вылепить снежную бабу и вместе с дочерью украсить ее. Отец посмотрел на это из окна и сказал: «Да вроде красиво». Спасибо ему и за эго.

Мальчик 6 лет с неврозом страха до сих пор видит «живую» Пиковую даму. Очень уж он впечатлительный. На юге, где он был впервые в жизни, сверстники от не­чего делать рассказывали истории — одну страшнее дру­гой. Но для них это было самолечение, преодоление страха, точнее, его недопущение, отбрасывание, изгна­ние. А наш чувствительный пациент оказался как раз подходящим объектом для этого — был «готов» впиты­вать страхи других, но «переварить» не мог, и произош­ло критическое их накопление.

В игре роль Пиковой дамы исполняла художественно одаренная студентка, преобразившаяся до неузнаваемо­сти, насылавшая на всех самое плохое — грустные мыс­ли, страхи, неуверенность в себе, нелюбовь к родителям, непослушание. Желала она детям, чтобы они были кап­ризными. Тем не менее мальчик собрался с силами и твердо заявил (вместе с остальными участниками иг­ры), что не будет подчиняться Пиковой даме, сможет за­щитить себя и прогнать ее навсегда (мать была среди тех, кто это поддерживал). Более того, он заявил, что сможет защитить и всех остальных. Пиковая дама вы­нуждена была ретироваться, а кроме того, обещала, что так больше вести себя не будет, станет воспитательни­цей и будет помогать детям в преодолении страхов и не­уверенности в себе, а также восстановит дружеские от­ношения со всеми людьми на свете.

Как позднее сообщила мать, у мальчика, когда он по­шел в школу, были хорошие отношения с учительницей уже немолодого возраста. Если бы мы не проиграли исто­рию с Пиковой дамой до школы, то неизвестно, как бы

385

сложились их взаимоотношения. Когда к нам впервые обращаются с просьбой восстановить взаимоотношения в коллективе, мы нередко убеждаемся в наличии исход­ного страха конфликта или непонимания со стороны учителя, не нашедшего контакта с учеником, у которого замечают только отрицательные качества.

Очень неприятная история случилась с одним хоро­шим мальчиком 5 лет, от природы впечатлительным и художественно одаренным. Когда они были в Эрмита­же, его старший брат 7 лет упросил всех посмотреть му­мию (слышал о ней от друга). Дома старший и младший возбужденно рассказывали о своих впечатлениях. Когда же мать попыталась уложить их спать, старший заснул, а младшего стали мучить кошмары. По словам матери, он не отпускал ее ни на шаг: в каждом углу ему чудилась мумия. Как только мать выходила из комнаты, мумия сразу «приходила» к нему; ночью были слышны беспре­рывные вскрикивания, а потом ребенок стал сам прибе­гать к матери по ночам, так как уже был неспособен засыпать самостоятельно. Затем он увидел в метро ни­щего-калеку без рук, после чего стал «видеть» в пустой комнате не только мумию, но и инвалида.

Некоторым психиатрам, не знакомым с психологией как таковой и с психологией развития ребенка в част­ности, не составило бы труда поставить диагноз «шизо­френия», поскольку симптомы этой болезни были налицо: «галлюцинации», «бредовая интерпретация реальных событий», «уход в себя», «настороженность в отношении новых контактов». А то, что мальчик обладал художе­ственной одаренностью (оба родителя музыканты) и об­разной памятью, уже не говоря о повышенной внушае­мости в возрасте, когда проявляется страх смерти, оста­лось бы незамеченным.

На приеме ребенок вначале сражался со специалистом, используя все виды оружия (лук, игрушечные пистолеты,

386

мечи и пр.). Побеждали они поочередно. Осмелев, он стал стрелять из лука в фигуру воина-масаи. В заклю­чительной части игры он лежал на полу и стрелял из пистолетов резиновыми пулями в идущих на него ро­ботов (механические игрушки). Роботы, естественно, па­дали и уже никому больше не угрожали. К тому же неко­торые роботы были без рук, кто-то из них вообще не мог сдвинуться с м.еста, явно подчеркивая свою беспомощ­ность — таких уже трогать нельзя, несмотря на гроз­ный вид.

После игры мать сообщила о значительном уменьше­нии у сына страхов мумии и инвалида. Ночью мальчик перестал плакать, хотя и прибегал к матери по привыч­ке. Днем стал заметно спокойнее, ему не мерещилась, как раньше, в каждом углу мумия. И самое трогатель­ное — после частичного снятия страха (требуется время, чтобы он прошел полностью) стали значительно нежнее отношения с матерью. Она рассказывала: «Он стал меня обнимать, целовать, недавно признался в любви, очень уж напоминает меня в детстве: та же впечатлительность и те же страхи. Меня было невозможно брать в кино. Я всего пугалась; даже если взрослым казалось, что страшного ничего нет, я его находила, выдумывала, представляла. Иногда я рыдала в кино от страха или жалости. А начались у меня страхи от увиденных ужа­сов именно в 5 лет (аналогия с сыном). Я это хорошо помню! И продолжалось все это лет до 13».

Мальчик еще два раза приходил с матерью и стар­шим братом к нам просто поиграть вместе с другими бо­ящимися детьми. Дома игры продолжались, а на приеме мы, как всегда, хором произносили в конце: «Лева хороший мальчик. Мумии только в музее и в Египте. Мертвые есть везде, но Лева здоровый, сильный, и ему ничего не грозит. Он молодец, у него все получилось, и те­перь он может заниматься чем хочет и как хочет (под­разумевалась музыка)». А уже через месяц навязчивый

387

страх мумии (смерти) прошел окончательно. Мальчик добился успехов в музыкальном творчестве.

Страх родителей также нередко встречается в нашей практике. С иногородним мальчиком 8 лет с многочис­ленными проблемами мы работали ежедневно 7 дней. Главной эмоциональной проблемой у него был страх матери: очень уж она правильная, гиперсоциальная, ти­па А, с сугубо левополушарной направленностью. И муж у нее ходил по струнке и крестился каждый раз, прежде чем войти в дом. Причину такого строгого отношения ко всем представителям мужского пола мы выяснили, но как помочь мальчику в преодолении глубоко запавшего в душу страха? На предпоследнем занятии (после игр № 1—15) мы предложили ему быть строгим учителем, а мать, как и следовало ожидать, стала ученицей. Учи­тель вел себя подчеркнуто правильно, требовательно, да­же придирчиво, все попытки ученицы высказать свое мне­ние пресекались: ее пересаживали на последнюю парту или же она стояла в углу; постоянно подчеркивались ее недостатки, пороки, ошибки и любые недочеты. Учитель в конце концов не выдержал и во всеуслышание заявил, что завтра будет родительское собрание и что если на нем будет кто-то отсутствовать, то последует немедленное отчисление из школы. Мать мальчика на собрании стала собой, а он по-прежнему играл роль учителя, выясняв­шего, почему некоторые ученики неправильно себя ве­дут в классе: не поднимают вовремя руку, молчат или отвечают невпопад. Последовали советы, рекомендации. Все это старательно записывалось, а мать, между про­чим, поняла, до какой степени она была неправа, как и то, что нельзя быть такой эгоистичной и не помешало бы родить второго ребенка, лучше девочку, похожую на нее. Действительно, через год появилась дочка, копия мамы, а мальчика она стала любить еще больше, впро­чем, как и мужа. Значит, созрели чувства да и обстоя­тельства помогли, как и наша консультация и игра.

388

Для эмоционально-чувствительных и впечатлитель­ных детей разлука с матерью в первые годы жизни представляет собой весьма серьезное испытание, способ­ствующее нарастанию страхов и тревог, неуверенности в себе или, реже, агрессивности. Так, мальчик 4 лет не отпускал мать от себя ни на шаг (жили они вдвоем); пос­ле детского сада мог ударить в отместку за вынужденное посещение «любимого» учреждения. В ходе игры внача­ле мать заменяли курсанты, имитируя группу детского сада, затем все вместе шли домой, толкая друг друга, так как рядом не было воспитательницы. На втором занятии были игры № 1—3 («Пятнашки», «Жмурки», «Прятки»). Поскольку у матери были тяжелые роды с от­сутствием схваток и преждевременным отхождение вод, то на третьем занятии были воспроизведены и сами ро­ды по изложенной нами методике. На четвертом занятии проигрывалась разлука с матерью в первые годы жизни. Все незаметно исчезали, включая мать, а мальчик про­должал играть в присутствии специалиста, вышедшего затем из комнаты на короткое время. Когда все верну­лись, стали хвалить мальчика, так как он нашел себе занятие и не плакал, как это делают совсем маленькие дети. После этого малыш перестал бить мать, которая оценила это и еще больше полюбила сына *.

Другому невротически привязанному к матери маль­чику 7 лет помог его же сверстник, игравший как ни в чем не бывало в отсутствие взрослых и все более во­влекавший в спортивные игры нашего пациента. Уча­стие матери оказалось излишним, и ей самой пришлось ждать, пока сын закончит играть. После игры ребенок стал вести себя более самостоятельно и уже не нуждался в ежеминутном присутствии матери.

* На примере этого случая очевидно, что, несмотря на изложен­ную нами последовательность игровых занятий, иной раз ее нужно менять в зависимости от конкретного случая.

389

Часто болеющий мальчик 10 лет требовал, чтобы мать провожала его в школу, встречала и была затем посто­янно с ним рядом. Это началось, когда ребенку было пол­тора года, мать (типа А) вышла на работу, а сына отвез­ла к своим родителям в другой город. Там наш будущий пациент скучал, плакал, затем вроде бы привык, а ког­да его привезли обратно к трем годам, то мать не узнал, не обнял, не поцеловал. Затем его сразу отправили в дет­ский сад, где он испытал потрясение, находясь среди вольно себя ведущих сверстников. Ему не удалось пол­ностью адаптироваться в классе, он обособлен и одинок, хотя у него незаурядные способности и его хвалят все учителя.

Вначале мы проиграли разлуку с матерью. Мать осталась собой, дедушкой стал специалист, бабушкой — студентка. Драматизировалась разлука — мать загрусти­ла, даже немного «всплакнула», и поезд под песню «Мы едем, едем, едем в далекие края...» двинулся с нараста­ющей скоростью к месту его первой «ссылки». Затем состоялась встреча с дедушкой и бабушкой, дотошно выясняющими у торопившейся в обратный путь матери, умеет ли внук сидеть на горшке, пользоваться ложкой и т. п. Одна группа курсантов хором говорила, что он ничего не умеет делать, его всему надо учить, другая группа так же эмоционально уверяла, что мать научила его всему, что нужно знать и уметь в таком возрасте. Тут же мальчик продемонстрировал все умения и навы­ки. Мать вскоре уехала. Если у мальчика после возвра­щения и были еще случаи энуреза, то после игры они прекратились полностью, мать поняла свои ошибки, ста­ла более нежной и внимательной к сыну, тем более, что он у нее один.

Мальчик 6 лет с неврозом страха в 3 года испытал по­трясение: захлопнулась дверь в квартире, и они с матерью оказались по разные стороны, пока не подоспела специа­лизированная помощь. Но страх замкнутого пространства

390

и неожиданного воздействия остался: даже у себя в ком­нате он всегда оставлял дверь открытой. Вначале все участники игры образовали постепенно уменьшающееся в размерах помещение, мальчик же должен был найти щель (дверь) и выйти наружу. Затем мать зашла в лифт, дверь которого заклинило. Она и все остальные начали охать, причитать, расстраиваться. Как раз вовремя по­явился техник с ключом и прочими инструментами (сам ребенок), открывший дверь и выпустивший всех, в том числе и мать. В третьем действии мальчик сыграл себя. Дверь в квартире захлопнулась, но он решил подождать родителей, а пока поиграть, отыскав спрятанные заранее игрушки. Пришедшие родители были поражены его му­жеством, но не забыли напомнить, как правильно обра­щаться с дверью.

Весьма типичный случай у мальчика 9 лет с неврозом страха. Он панически боялся несчастья, беды, имея от природы правополушарную направленность, был худо­жественно одарен, родители с левополушарной направ­ленностью были инженерно-техническими работниками. Единственной отдушиной была бабушка-врач, правда, очень тревожная и мнительная, она всего боялась, осо­бенно происшествий на улице. Итак, беспокойная ба­бушка всегда водила внука за руку до и после школы, что вызывало у сверстников улыбки. Боялся мальчик всего неожиданного, особенно когда оставался один,— смерти своей и родителей, незнакомых людей, перед сном — всяких чудовищ, не говоря уже о страшных снах, темноте и высоте. Так и мог он остаться с подоб­ными страхами на всю жизнь. Для преодоления всех этих страхов была проведена серия игровых занятий. В результате прошел страх несчастья, так как мальчик смог утвердиться в своих возможностях, как и бабушка, активно участвовавшая в игре.

Кто не падал в своей жизни, тем не менее внешне безобидные падения в первые два года жизни непроиз­вольно сопровождаются ужасом и нередко могут оставить

391

неизгладимый след в психике ребенка, что будет не толь­ко препятствовать возможности стать альпинистом или вообще подниматься на высоту, но и ограничивать про­цесс самопознания.

Так, работая с мальчиком 9 лет с истерическим нев­розом по программе преодоления страхов, мы случайно выяснили у родителей (вернее, они вспомнили), что он в 10 месяцев упал с горшка. Тогда родители вместо по­мощи устроили ему «разнос», как будто они сами никог­да в жизни не падали, не важно откуда. Между прочим, мальчик до сих пор сходит по лестнице, держась за пе­рила, а в метро ни за что не встанет на эскалатор, а будет стоять перед ним, как вкопанный. Была разыграна, как можно предположить, сцена в детском саду, где пола­галось перед дневным сном посетить туалет, в кото­ром стройными рядами стояли горшки (это были ма­ленькие стульчаки). Вот тут и случился конфуз: один из «детей» (курсант мужского пола) свалился со стульчака, т. е. с горшка, испуганно закричал, все стали его стыдить, а наш герой спокойно сказал: «С кем этого не бывает». Преодоление этого страха так подействовало на мальчика, что у него днем прекратились случаи энкопреза (недержа­ния кала) и энуреза (ночного недержания мочи).

Неприятные истории связаны с достаточно частыми ожогами у детей, пока они не научатся распознавать опас­ность. Мальчик 9 лет с истерическим неврозом обжегся кипятком из чайника в 1 год и 3 месяца: он залез на стул и опрокинул его с плиты на себя. С тех пор он боится всего горячего: чай должен остыть, еда должна быть чуть теплой, а выйти на пляж и полежать вместе с родите­лями на солнце — это уже непосильная задача. Может показаться, что все это мелочи, с кем не бывает, но не для специалиста, представляющего, как трудно жить с этими страхами, и знающего, как можно их устра­нить. В данном случае в процессе игры все мирно пили чай, рассказывая, какие жуткие истории происходят

392

иногда с детьми и взрослыми — кто-то уронил чайник, кто-то раскаленный утюг, у кого-то сгорел радиатор, взорвался телевизор и еще многое другое. Однако маль­чик до прихода взрослых успел вовремя убрать кипя­щий чайник, снять раскаленный утюг, убрать радиатор и выключить телевизор. Все его похвалили и пожелали счастья. После проигрывания истерики прекратились, ребенок стал, более спокойным и уравновешенным.

О страшных снах тоже уже шла речь, тем не менее до­полним тему. Девочке 8 лет с неврозом страха, тиками, энурезом и невропатией («не хватает» только заикания) неоднократно снился сон, где она встречалась со старой бабушкой, какой-то странной, вроде бы пьяной (изменен­ной). Подобный сон неслучаен, так как в семье все ста­ли настолько нервными вследствие постоянных неуря­диц, что начали забывать, какими они были раньше. Мы проработали проблемные ситуации в семье (без уча­стия девочки), после чего заметно утихли конфликты, по­скольку все любили девочку, а ей требовалась помощь. Далее все происходило по уже известному сценарию: родители, бабушка, специалист и двое курсантов прихо­дили «во сне» в разных ипостасях и безуспешно пыта­лись напугать девочку. Затем все говорили хором в отда­лении: «Лена спит спокойно, крепко, глубоко, ей ничего не мешает, а если что-то приснится, то только хорошее, приятное, а утром она встанет как ни в чем не бывало и будет чувствовать себя отлично!» В результате девочке перестали сниться не только плохие бабушки (отраже­ние страха Бабы-Яги в первые годы жизни), но и вообще страшные сны, она смогла легче просыпаться утром и охотнее идти в школу. Вместе с ночными страхами пре­кратился и энурез, поскольку она смогла вовремя вста­вать ночью, да и тики сошли на нет, раз она стала более спокойной.

Страх уколов преследовал подростка 12 лет днем и ночью, а появился он в конце первого года жизни,

393

когда мальчика поместили в больницу без матери и де­лали многочисленные инъекции лекарств. Мы знаем, насколько травматична для годовалого впечатлитель­ного ребенка встреча с незнакомыми людьми, особенно в отсутствие матери. После больницы привести его на прививку стало невозможно, более того, он не выносил щекотки, а также поглаживания. Подобная ситуация не­случайна, являясь следствием страха неожиданного воз­действия. Именно до двух лет дети боятся посторонних и прячутся за родителей при появлении незнакомого взрослого. Существующий страх боли (уколов) обычно проходит к концу третьего года жизни. Однако у нашего пациента и в 12 лет он оставался на прежнем уровне и стал еще сильнее, так как мальчик постоянно испы­тывал душевную боль из-за конфликтов родителей, пос­ледующего развода, а затем невроза матери, компенси­рующей свои неурядицы с помощью физических наказа­ний сына еще в дошкольном возрасте. Тут уж не надо быть пророком, чтобы предположить сексуальную не­удовлетворенность матери. С ней мы провели посильную работу, учитывая ее экономическое положение,— обра­дованный разводом муж исчез, испарился, чтобы не заботиться о сыне и не платить алименты.

С участием матери мы проиграли страх мальчика: вначале он был доктором, а специалист — больным, убе­гающим от доктора, державшего в руке громадный шприц. Тем не менее пациента поймала медсестра (мать), и ему пришлось, несмотря на все крики, мольбы о по­щаде, вынести экзекуцию укола. Затем роли перемени­лись — мальчик стал пациентом, специалист — докто­ром, а мать осталась суровой медсестрой. Пациент «стой­ко» вынес все страдания (легкое покалывание), и на этом мы расстались.

На следующий день он должен был сдавать кровь из вены. В поликлинике во время процедуры сломали две иголки — так он дергался. Тогда в кабинет вошла

394

разгневанная мать и сказала в сердцах: «Ты что, Дима, мы это уже проигрывали!» После ее слов наш пациент спокойно дал руку и медсестра сделала укол. Позвонив вечером, мать сообщила, что все в порядке, затем к те­лефону подошел сын и сказал только одно слово: «Спа­сибо». Ответ на вопрос «Почему же не помогло проигры­вание?» до банального прост: «Нужно было время, чтобы проигранные стрессы преодолелись, улеглись, а для это­го требуется несколько дней, иногда — неделя». Вот по­чему мы проводим занятия раз в неделю, чтобы прора­ботанный материал уложился в памяти, исчез или «спо­койно лег спать крепким сном».

Страх выступления, просто ответа на элементарный вопрос прохожего на улице, неспособности вовремя под­нять руку в классе, тем более принять участие в каких-либо праздничных мероприятиях,— «обычное дело» для детей с неврозами. Родители же на это реагируют по-разному: кто-то стыдит, читает мораль, а кто-то приво­дит собственный пример успешного выступления, кото­рый не всегда соответствует действительности. Как бы там ни было, подобные откровения усиливают чувство вины у детей. Некоторые взрослые могут наказать и бо­лее «действенно» — ударить, шлепнуть и даже выпороть ремнем. Тем не менее страх выступления, несмотря на все эти «мероприятия», только усиливается и начинает уже вызывать гнев у очень принципиальных и не терпя­щих возражений родителей. И они продолжают следовать в воспитании ребенка тем же путем. Да, у него есть не­удачи, он не может так быстро, как родители, в соответ­ствии с их легендой, отвечать просто потому, что у него не все благополучно с нервной системой — долго не мо­жет заснуть, с трудом просыпается, утром бывает вя­лый, не может вспомнить, «сколько будет дважды два». Но ему постоянно даются наказы нетерпеливыми родите­лями, бабушками и дедушками отвечать быстро и толь­ко на «отлично». О том, что это невозможно, взрослые

395

не задумываются. Они не подозревают, что их отрок с правополушарной направленностью, да еще переучен­ный насильно с левой руки на правую, т. е. с «удвоен­ной» правополушарной направленностью, вдобавок име­ет нервно-психическое заболевание в виде невроза. Суть его как раз и заключается в необъяснимом для окружа­ющих торможении при внезапном вопросе учителя, про­хожего на улице или окрике не слишком спокойных ро­дителей, даже при дружном смехе детей в классе.

Эта проблема разрешается просто. Так, мальчик 8 лет с неврозом страха взял на себя роль учителя, стал вы­ступать как заправский педагог, которого все беспреко­словно слушались, включая специалиста в роли ученика. При перемене ролей «ученик» отвечал быстро и ре­шительно даже у воображаемой доски. Самое удивитель­ное, что у него в школе заметно повысилась успеваемость и он перестал беспокоиться по поводу своих оценок.

Игра «Комиссия»

Неадекватное поведение больных неврозом связа­но с непредсказуемостью — предстоящего выступления перед группой неизвестных людей, которые могут быть недоброжелательно настроены или у них плохое •настроение. Как раз подобная непредсказуемость вызы­вает волнение перед испытанием, поскольку возможно получение «двойки», провал, поражение, отчисление и другие последствия.

Назначается специальная комиссия, которая состоит из чучел всяких чудовищ, включая небезызвестную Бабу-Ягу, курсантов и студентов в масках, с барабанами и указ­ками в руках во главе со специалистом в белом халате. Все заявляют: «Зачем он (она) пришел, все равно ничего не получится, слово сказать не сможет, будет говорить всякие глупости, которых комиссия не потерпит» и т. д. Нагнетание подобных страхов способствует их лучшему

396

осознанию и последующему преодолению в игре. Члены комиссии задают вопросы в быстром темпе, как в игре «Быстрые ответы», например: «Почему лиса хитрая, еж колючий, волк злой, учитель сердитый, мама волнует­ся?» и т. д. Кое-кто в комиссии оказывается благосклон­но настроенным, подсказывая правильные ответы. Таким образом, члены комиссии вначале были строгими, потом стали помогать растерявшемуся экзаменующемуся, а за­тем хором хвалить его за достигнутые успехи. Испытан­ный вначале страх неудачи, как и в реальной жизни, сменяется удовлетворением от преодоления трудностей в выражении своих мыслей.

Подобное, более простое построение игры рассчитано на перво- и второклашек, в последующих классах она усложняется. В соседнем помещении выстраивается оче­редь на комиссию, включая детей, родителей и курсан­тов. Все начинают волноваться, кто-то хочет быть толь­ко первым, а кто-то, как всегда, последним. Специалист заранее инструктирует комиссию, затем надевает парик, очки и впускает посетителей по алфавиту, что является для них полной неожиданностью. Пришедший встает в центре комнаты, и комиссия задает «невинные» вопро­сы: фамилия, имя, отчество, возраст, адрес, телефон, есть ли брат, сестра, бабушка и дедушка, как их зовут; в ка­ком классе учится и зачем вообще учиться. Уточняется, готов ли ученик к испытанию сродни экзамену и поче­му. Получив утвердительный ответ, двое из членов ко­миссии срываются с места, подбегают к ученику и тря­сут содержимое карманов, тетрадей, проверяя наличие шпаргалок даже во рту, волосах и обуви.

Сначала следует уже упомянутая шрапнель вопросов, после чего даются контрольные задания: написать, какую книгу ученик читал последний раз и о чем там идет речь. Последнее задание — проиграть все, что может произойти на экзамене. Комиссия все тщательно проверяет и пред­лагает пройти еще одно испытание — выступить в роли

397

телеведущего. Ставится «телевизор» — деревянная конст­рукция, и нужно сообщить всем последние новости: что произошло в школе — почему Петров получил «двойку», а Иванова — «пятерку», кто нарушал дисциплину в шко­ле и что за этим последовало, кого признали самыми красивыми и умными в школе и на какие конкурсы их направят. Как полагается, идет реклама: какими ручка­ми и тетрадями лучше пользоваться, в чем их носить, какие соки и фрукты лучше всего употреблять и в чем их польза, как и витаминов и физических упражнений. Все заканчивается прогнозом погоды и программой дальнейших передач. Поскольку ничего заранее не репе­тируется, то налицо эффект неожиданности и непредска­зуемости. Каждый должен «выбираться» сам, и это по­вышает инициативность и формирует умение преодоле­вать препятствия.

В испытании все сбалансировано в отношении син­хронной функциональной активности обоих полушарий мозга. Неожиданность, спонтанность, непредсказуемость активизируют заторможенное у детей с неврозами правое полушарие. Одновременно нужно рационально мыслить, чтобы выполнить задания, особенно арифметические. Что уж говорить о роли телеведущего, когда нужно ду­мать, что говорить, одновременно импровизировать и фантазировать.

Между тем комиссия настроена доброжелательно — может задать наводящие вопросы. Получившие зачет отсаживаются в другой конец помещения и наблюдают за выступлением других, включая родителей. Причем действует строгое правило: не подсказывать и не повто­рять услышанное, но желательно реагировать на происхо­дящее. Последнее означает подзадоривание, своевремен­ные коррективы и возможные варианты. В итоге дети идут на реальный экзамен уже не столько со страхом, сколько с естественным волнением. Рассмотренная игра содержит элементы как психологического экзамена, так

398

и психической защиты, т. е. является комбинирован­ной, что придает ей дополнительный эффект.

Изложенная нами методика касается не только де­тей: мы работали с достаточным количеством взрослых, испытавших подобный стресс при публичном выступле­нии и опасающихся дальнейших социальных послед­ствий. Игра, или репетиция (можно назвать как угодно), со взрослыми .проходила у нас дома, стул символизиро­вал кафедру, специалист сидел в отдалении и, слушая на­учный доклад, все время вмешивался, шепчась с «кол­легами», говоря нелицеприятные слова в адрес высту­павшего. Оратор же, собрав последние силы, старался не реагировать на колкости зала и возмущение аудитории, продолжая изложение материала. Шум в зале постепен­но стихал, доклад заканчивался победой: все вставали, аплодировали, пожимали руку и говорили самые прият­ные слова. Не было случая, чтобы такое проигрывание оказалось неэффективным.

Юноша 16 лет в младших классах учился успешно, но после рождения сестры, когда ему было 10 лет, учеба стала вызывать проблемы. Его мать хотела, чтобы пер­вым ребенком была девочка, а родился мальчик. У ма­тери был нервный характер, а муж, наоборот, был слиш­ком спокойный, пассивный и все передоверял жене — и воспитание детей, и решение семейных проблем. Маль­чик походил на отца: был не очень общительным, даже замкнутым, в классе боялся подходить к доске, рядом с которой у него сразу возникал эмоциональный пара­лич и пропадали все мысли. Самих страхов было немно­го, но достаточно было одного, главного — страха вы­ступления, а глубже — неудачи, поражения, остракизма и наказания. Причиной возникновения подобного страха являлась решительная, властная мать, которая, с одной стороны, не очень переживала из-за неудач сына, а с дру­гой — требовала от него все большего, впрочем, как и от мужа, предпочитающего реже бывать дома.

399

Но почему только в старших классах возникли ощу­тимые проблемы с немецким языком и математикой (он учится как раз в «немецкой» школе)? Причин несколь­ко. Мать невротизировалась, ее состояние стало критиче­ским: она постоянно кричала, обвиняла всех в разных прегрешениях, не понимая, не осознавая, что виновата сама. И с мужем начались конфликты: он вдруг внезап­но стал во всем виноват, даже в том, что оказался не тем, за кого она мечтала выйти замуж, т. е. не принцем. Он, правда, никогда никому не возражал, молчал, но сын вырастал и, не находя положительного примера в лице отца, генетически стал все больше и больше воспроизво­дить его поведение в ответ на возрастающее невротиче­ское давление матери. Между прочим, сын по всем билате­ральным пробам имеет правополушарную направлен­ность, т. е. у него не самые хорошие предпосылки для успехов в математике и иностранных языках. К тому же он пишет и ест левой рукой, хотя кидает мяч правой (но это эффект переучивания). Для нас важнее не столь­ко пробы, показывающие нередко искусственное или принудительное изменение билатеральной направленно­сти, сколько наличие проблем в обучении в настоящем. У нашего пациента были трудности как раз с немецким языком, в котором много согласных (этого «не выносят» личности с правополушарной направленностью), а также с математикой, подтверждающие исходную правополу-шарность. Его мать типа А постоянно конфликтует с сы­ном и мужем, но только не с «паинькой» дочерью, ус­траивающей ее во всех отношениях. Наш пациент долго не может заснуть, ворочается, ему постоянно приходят в голову навязчивые мысли о том, что его ждет в школе. Следовательно, нарушен биоритм сна, а это находится в ведении правого полушария, как и чувство тела. Та­кие нарушения сна, по нашим наблюдениям, являются индикатором изменения природной билатеральной направ­ленности. В классе господствовала немецкая педантич-

400

ность: правильность во всем, осуждение, причем публич­ное, любых ошибок, наказания (раньше это было так — портрет ученика вывешивался на доске, как для пуб­личной казни, раз он неисправимый, непослушный и не очень умный, а вообще ему бы лучше учиться в школе для олигофренов). Здесь можно вспомнить Пушкина, правополушарного гения, которому тоже несладко жи­лось в Царскосельском лицее, но его Державин заметил и благословил, открыв талант.

Итак, наш пациент попал в неподходящую школу: его проблемы обостряются, успеваемость падает, пропал полноценный сон, он стал слишком медлительным, хотя это было ему несвойственно. Кстати говоря, перед по­ступлением в школу у него наблюдался глазной тик: он часто моргал, зажмуривал глаза. Эти проявления сви­детельствуют о постоянном нервном напряжении из-за все возрастающего давления матери с левополушарной направленностью, находящейся в непрерывном конф­ликте с сыном, не устраивающим ее, в отличие от доче­ри. Такое отношение к сыну являлось отчасти следстви­ем нарастающей невротизации матери, а также ее уста­лости, так как приходилось работать и заботиться о семье и двух детях при полной пассивности мужа, с которым не было понимания, несмотря на то что в нервно-психи­ческом отношении он совершенно здоров. Обычно для «ненормальной» жены «нормальный» муж — это благо, но все же у них могут возникать конфликты, главным образом по инициативе супруги.

Можно ли было помочь в этом случае и можно ли по­мочь вообще? Это зависит от квалификации (опыта) спе­циалиста. Психотерапевтическая помощь нашему паци­енту была оказана в процессе трех игровых занятий.

Первое занятие включало игры «Кто первый?» и «Бы­стрые ответы». Результат поразил даже скептически наст­роенных родителей: сын стал смелее выходить к доске,

401

поднимать руку, чего не было уже в течение мно­гих лет.

На втором занятии ему пришлось «добывать справ­ку» о том, что он не рыжий, не ленивый, учится там-то и вообще хороший мальчик. Пришлось преодолевать пси­хологические барьеры в общении с «вахтером», «уборщи­цей», искать место, где можно снять и повесить куртку, находить нужный кабинет и, наконец, предстать перед за­вучем, как можно догадаться, специалистом, обстоятель­но выясняющим, как он готовится к экзаменам, почему пришел поздно и зачем нужна справка.

На третьем занятии был проведен экзамен по снятию страхов, выдано соответствующее удостоверение. Родите­ли к нам больше не обращались, так как основные проб­лемы были решены.

Мальчик 9 лет страдал одним «пороком»: постоянно лгал, рассказывая жуткие истории, придуманные благода­ря развитому воображению и правополушарной направ­ленности. Мама у него была весьма непростая, удивитель­но одаренная, мечтающая о преданности и бесконечной любви. Отец же прагматик, реалист и без выраженных нервных нарушений.

После первичного приема проводилось игровое занятие. Была создана особая комиссия по проверке чест­ности ответов. В нее вошли родители, курсанты, аспиран­ты, студенты. Все вначале говорили, что мальчики бы­вают разные — одни всегда говорят правду, другие нет, вот комиссия и проверит правдивость ответов. Тут же последовали вопросы (по типу игры «Быстрые ответы»). Члены комиссии качали головами, сверкали глазами, широко раскрывали их от удивления при неправильном ответе, издавали неодобрительные возгласы, а то и нерв­но постукивали по столу. При правильном ответе они подбегали к ребенку, щупали пульс, смотрели прямо в глаза, определяли ритм дыхания, затем дружно

402

заявляли, что мальчик говорит то, что нужно, т. е. прав­ду и ничего кроме правды. После такой игры ребенок перестал лгать: здесь сработал эффект внушения, что и явилось нашим открытием.

Мальчик 5 лет с невропатией плохо ел, во сне ему снилась манная каша, он не может заснуть, а спит бес­покойно: ему снятся всякие чудовища, что неудивитель­но при его впечатлительности и сложных семейных от­ношениях. Психотерапевтическая игра, проводимая в се­редине 1970-х годов, выглядела так. Мальчик выбрал себе роль волка, голодного и тощего в придачу. Специалист был мишкой, весьма упитанным, что подтверждалось его излишним весом по контрасту с нашим героем. Итак, мишка встречается с маленьким, тощим волком, удив­ляется, что он не такой, как все. Затем мишка «демон­стрирует свои мускулы», громогласно заявляя, что он хо­рошо спал зимой и накопил столько силы, что не только волк, а даже черт ему не страшен. А волк всю зиму бе­гал, голодал, отощал и теперь у него все плохо: он со­всем перестал есть, не может заснуть от огорчения, ему снятся сны о том, что он съедает чуть ли не всех на све­те, раз у него такая природа. Мишка пожалел волка и обратился к всезнающей лисе (матери мальчика), ко­торая объявила, что волк теперь — не царь зверей, раз он хилый и слабый. Медведь в это не поверил и пригла­сил всех на обед, который участники без промедления уничтожили, а потом заснули «без задних ног». Даже после такого однократного проигрывания наш пациент стал лучше спать и есть, у него улучшились и отношения с родителями.

Глава 13