Геродот в подробностях излагает обстоятельства разоблачения об­ма­на Бардии на восьмой месяц его правления:

Отан, сын Фарнаспа, по роду и богатству был одним из самых выдающихся людей в Персии. Этот Отан первым заподозрил мага, что тот вовсе не Киров сын Смердис, [+и узнал, кто он на самом деле]. Об этом Отан заключил из того, что маг никогда не выходил из царского дворца и не призывал пред свои очи никого из знатных персов. А заподозрив мага, Отан поступил вот как.

Дочь его, по имени Федима, была супругой Камбиза и теперь, как и все остальные жены Камбиза, стала супругой Смердиса. Так вот, Отан послал к этой своей дочери спросить, кто теперь ее супруг, с которым она делит ложе, Киров сын Смердис или кто другой. Дочь велела передать в ответ, что не знает: она ведь никогда раньше не видала Кирова сына Смердиса и ей неизвестно, кто ее теперешний супруг. Тогда Отан вторично послал к ней со словами: «Если ты сама не знаешь Смердиса, сына Кира, то спроси Атоссу, кто ее и твой муж. Ведь она-то уж непременно должна знать своего собственного брата».

На это дочь велела передать вот что: «Я не могу спросить Атоссу и вообще не вижу ни одной из других царских жен. [Ведь этот человек — кто бы он ни был — сразу же по вступлении на престол отделил нас одну от другой]»[82].

Когда Отан услыхал этот ответ, его подозрения стали все более усиливаться. Он дал знать дочери, что у Бардии отрезаны уши. «Если сумеешь, ощупай его уши, если ушей нет — считай, что это Бардия, если же нет, то не он». Федима, несмотря на то что это было для нее чрезвычайно опасно, исполнила волю отца и увидела, что у этого человека уши есть, и известила отца[83].

«Отан же пригласил к себе Аспафина и Гобрия, знатных персов, самых преданных своих друзей, и поведал им все. А те сами уже подозревали, что это так, но теперь, после сообщения Отана, всецело убедились. И они решили, что каждый из них привлечет к их союзу еще одного перса, которому особенно доверяет.

Так, Отан привлек Интафрена, Гобрий — Мегабиза, Аспафин — Гидарна. Когда их стало шестеро, то прибыл [в Сузы из Персии]  Дарий, сын Гистаспа (ведь отец его был правителем Персии[84]). Так вот, по прибытии Дария шестеро персов решили принять в сообщники и его» [85].

Затем Геродот говорит о собрании семерых и поясняет их план. Они поклялись друг другу в верности. Дарий считал промедление невозможным, а Отан сказал: «Сын Гистаспа! Отец твой — доблестный муж. И ты, несомненно, нисколько не уступаешь ему доблестью. Однако не торопись так безрассудно с [нашим] делом, но приступай к нему более осмотрительно. Сначала нас должно быть больше, а затем уже следует браться за дело»[86]. Дарий не согласился и сказал, что необходимо действовать прямо сегодня, иначе маг узнает о тайне. Гобрий и все остальные поддержали Дария. Затем эти семеро решили привлечь на свою сторону Прексаспа[87], поскольку, с одной стороны, Камбиз убил его сына, а с другой — так как он своей рукой умертвил Бардию и был единственным человеком, ведавшим о судьбе Бардии, сыне Кира; кро­ме того, персы весьма его уважали.

Прексасп дал обещание им помочь. Они попросили его взойти на вершину башни и оттуда провозгласить, что нынешний царь — Бардия, сын Кира. Это было сделано намеренно, поскольку не было другого человека, словам которого персы могли бы доверять больше, помимо этого, он неоднократно подтверждал существование Бардии, Кирова сына, и отрицал легенду о его убийстве. Однако Прексасп поступил наоборот, не так, как его просили: сказал правду и поведал о смерти Бардии, а затем бросился с башни вниз.

В тот момент эти семеро решили незамедлительно напасть на магов, вошли во дворец, и там произошла стычка. Аспафин был ранен в бедро, а Интафрен — в глаз, двое, а именно Дарий и Гобрий, атаковали мага, и Дарий кинжалом убил последнего. Затем началось убийство магов — где бы их ни находили, лилась их кровь.

Геродот пишет:

Этот день все персы считают величайшим праздничным днем и справляют его весьма торжественно. А зовется у персов этот праздник «избиение магов». Ни одному магу нельзя в то время показаться на улице, и все они сидят дома [88].

Совет глав великих родов

Геродот говорит: «Когда волнение улеглось и прошло пять дней после этих событий, заговорщики собрались на совет. Они держали речи, которые иным эллинам, правда, кажутся невероятными, но все же действительно были произнесены»[89].

Конечно же, слова, казавшиеся грекам невероятными, о которых ведет речь Геродот, — речь Отана о власти, шедшая несколько вразрез с нравами и характером персов.

Речь Отана

Отан высказался за то, чтобы передать власть персидскому народу, и обосновывал это так:

По-моему, мы не должны избирать одного из нас на царство. Это и нехорошо, и не полезно. Вы знаете ведь, до чего дошло своеволие Кам­биза, и испытали на себе высокомерие мага. Откуда же возьмется равновесие в государстве, управляемом прихотями совершенно ни перед кем не отчитывающегося лица? Самый благородный человек, приобрев такую власть, едва ли остался бы верен своим прежним убеждениям. Спесь и высокомерие обязательно усилится, а зависть и без того присуща человеческой натуре от рождения. Два этих порока превращают людей в нечеловеческих существ. Вы скажете, как может испытывать зависть единовластный правитель, обладающий всем? Однако, напротив, зависть связана с деспотией и направлена против народа. Самодержец завидует хорошим людям даже по поводу продолжительности их жизни и не любит, чтобы в его городе жил кто-то кроме плохих людей… Однако худший из его пороков такой, что если с ним говорят со сдержанным одобрением, он распаляется, видя в этом недостаточную почтительность, а за высокое уважение он недоволен тобой, как льстецом.

Далее Отан восхваляет народовластие, которое он называет «властью равных»: при таком способе правления не случается таких перегибов. «[Народ] управляет, раздавая государственные должности по жребию, и эти должности ответственны, а все решения зависят от народного [собрания]. Итак, я предлагаю уничтожить единовластие и сделать народ владыкой…»[90]

Речь Мегабиза

По Геродоту получается, что Мегабиз был сторонником олигархии, т. е. правления знати. Представляется, что и Отан, и Мегабиз были противниками тирании и абсолютной монархии, но Отан говорил о важности мнения народа и хотел демократии, а Мегабиз признавал власть знати над народом и был сторонником правления, предоставляющего привилегии союзу племен и знати.

Вот что сказал Мегабиз:

Я согласен с Отаном в том, что он говорил против самодержавной власти. Но что до его предложения отдать верховную власть народу, то это не самый лучший путь. Что можно ожидать от людей? Нет глупее и разнузданнее их. Поэтому недопустимо нам, спасаясь от высокомерия тирана, подпасть под владычество необузданной черни... Ведь народ никогда ничему не учился и не видел в себе ничего хорошего и правильного — как же ему отделить черное от белого?

Нам нужно выбрать из народа группу и наделить ее властью. И сами мы, конечно, будем в их числе. Ведь, пожалуй, от лучших людей исходят и лучшие решения.

Речь Дария

Дарий не был согласен ни с Отаном с его верой во власть простого народа, ни с Мегабизом, который ратовал за власть племенной знати; он был сторонником абсолютной власти во главе с одним человеком, принимающим решения, но с условием, чтобы человек этот был набожным. Он соглашался с таким видом правления по следующим при­чинам:

Нет ничего прекраснее правления одного славного и величественного властелина. Он безупречно управляет народом, исходя из наилуч­ших побуждений, и при такой власти лучше всего могут сохраняться в тайне решения, направленные против врагов. Напротив, в олигархии если высокородные и стараются приносить пользу обществу, то обычно между ними возникают ожесточенные распри [91].

Необходимо отметить, что Дарий наилучшим образом воспользовался союзом племен для достижения своей цели. Однако его конечным устремлением была централизация власти вокруг царя, по его мнению, обладавшего духовной силой. Он мотивирует это так:

Ведь каждый из них желает первенствовать над другими и осуществлять свои замыслы. Так у них в конце концов начинается яростная вражда между собой, отчего проистекают преступления, измены и возвращение к единовластию, из чего совершенно ясно, что этот последний образ правления — наилучший [92].

Мнение Дария и его выкладки до некоторой степени напоминают теорию государства Платона. О пороках и недостатках правления простого народа Дарий так говорит:

При демократии опять-таки пороки неизбежны и губительны для нации, однако это не приводит к вражде среди людей, а, напротив, помогает укреплению дружественных связей между ними, поскольку для разграбления государства им лучше быть едиными[93].

Таким образом, олигархия чревата раздорами и враждой, а демократия приводит к единению и появлению большего числа факторов ррупции. Далее Дарий продолжает тему демократии:

Такое положение (объединение оппозиционной знати) продолжа­ет­ся до тех пор, пока какой-нибудь народный вождь не покончит с ним…

Одним словом, кто даровал нам свободу? Народ, знать или единодержавный властитель? Я считаю, что раз уж сегодня мы свободны благодаря одному человеку (Киру), то мы и должны остаться верны такому способу правления, и, даже если отбросить этот аргумент, не будем нарушать обычаи и традиции предков, потому что они благие; это не принесет нам пользы [94].

Таковы были три точки зрения по поводу будущего способа правления, изложенные тремя видными персами после мятежа лже-Бардии. Остальные четверо согласились с Дарием.

Отан, желавший установления политического равенства в Персии, увидев, что он в меньшинстве, сказал им следующее:

Друзья! Итак, решено, что один из нас [+, глав восстания], станет царем. Будет ли он избран по жребию, решением персидского народа или как-нибудь иначе — я, во всяком случае, не буду соперничать с вами. Не желаю я ни сам властвовать, ни быть подвластным и отказываюсь от престола с тем условием, чтобы ни сам я, ни мои потомки никогда не подчинялись никому из вас [95].

Все шестеро согласились с его условиями, поэтому Отан отказался от царства и остался в стороне от борьбы за власть. И поныне еще его род — единственный свободный род в Персии, и его члены, если они не нарушают обыкновенных законов, не имеют никаких обязательств по­мимо тех, что берут на себя по собственной воле.

Также шестеро остальных решили: если один из них будет избран царем, то должен жаловать Отану и всем его потомкам привилегии сверх обыкновенного, например он будет получать ежегодно комплект мидийских одежд[96] и все другие самые почетные у персов дары. А решили они оказывать ему такой почет потому, что он первым задумал восстание и привлек их.

Таковы были особые преимущества, предоставленные Отану. А для всех семерых было постановлено: каждый из них по желанию мог входить без предварительного доклада в царский дворец, если только царь не почивает у одной из своих жен; царь должен был брать себе супругу только из семейств заговорщиков.

О царской же власти они решили вот что: чей конь первым заржет при восходе солнца, когда они выедут за городские ворота, тот и будет царем [97]. Далее Геродот излагает рассказ об избрании царя, более напоминающий легенду.

Как уже было сказано, Дарий с помощью шестерых персов из знатных родов смог приблизиться к трону, и поскольку из всех семерых он был по родословной и происхождению самым достойным человеком в Персии и считался самым близким к трону после своего отца Гистаспа и древние персы очень почитали родовитость и имели твердое убеждение, что престол должен занимать человек из царского рода, маловероятно, чтобы существовали такие разногласия насчет первенства Гистаспа или Дария,  чтобы прибегнуть к конскому ржанию. Отан потому и устранился, что он знал, что никто кроме Дария и не может править[98]. Естественно, знатные персы, участвуя в государственных советах, были связаны с властью, и царь пользовался их услугами в качестве политических советников. В моменты принятия важных решений царь царей выслушивал их точки зрения и использовал их, и государственные решения были основаны на мнениях, предложениях и советах этих вельмож[99].

Таким образом, стало ясно, что недовольство персов, особенно се­ми глав племен, всеми этими событиями принесло свои результаты, так как все они поддержали Дария как самого близкого к царскому роду и из них самого достойного власти. «Поддержанный представителями крупнейших родов персидской знати, с маленькой группой сообщников Дарий врывается в крепость Сикаяуватиш в области Нисайя в Мидии и убивает Гаумату и его ближайших сподвижников. Это происходит 29 сентября 522 г. до н. э. Дарий берет бразды правления в свои руки»[100]. По восшествии на престол Дарий действовал настолько быстро и решительно, что через два месяца после смерти Камбиза Гаумата был пленен и казнен, а страна оказалась в руках силы, предопределившей славу Ирана [101].

Дарий I 

Наверное, мало можно найти в мире царей, встретивших так много трудностей в начале своего правления. Несмотря на все это, Дарий был человеком, доказавшим, что он не только самый достойный преемник такого правителя, как Кир Великий, однако и весьма способный царь, при котором Иран обладал самыми обширными территориями и протяженными границами. Железная воля, сила духа и твердость суждений — так можно описать качества этого выдающегося человека, каких немного можно найти в истории Ирана и всего мира. Его высокие качества позже дополнились знанием различных народов и государств, которое дало ему правильное понимание способа управления беспрецедентной в истории империей и возможность создания старейшей и прочнейшей государственной системы.

Дарий быстро подавил восстания, охватившие практически всю им­перию. Сначала он поставил на место эламитов. Затем обратил внимание на Вавилон;  человек по имени Нидинту-Бел захватил там в свои руки власть под именем Навуходоносора III, сына Набонида, и восстал, Дарий взял Вавилон и казнил мятежника. Одновременно взбунтовались Мидия, Ассирия, Египет, Парфия, Маргиана, Саттагидия (Арахозия) и саки, что говорило о повсеместных волнениях и распаде империи. Чуть позже (весной 521 г. до н. э.) произошло крупное восстание в Армении, которое еще больше ухудшило ситуацию в Персии, родине Ахеменидов, — из-за человека по имени Вахьяздата, выдававшего себя за Бардию, во владениях Дария практически не осталось ни одного спокойного региона. С помощью примкнувшей к нему сильной знати, своей решимости, храбрости и мудрости он подавил все волнения, а затем (в 519 г. до н. э.) отправился в Египет для устранения неповиновения жителей долины Нила. «Уже известный [нам] Уджа-Гор-ресент снова выступил в качестве посредника между персидским царем и египетскими богами. Под его руководством Дарий проходит церемониал коронации, который был традиционным для египетских фараонов. [Около этого же времени] в состав державы Дария были включены еще некоторые африканские области, в том числе и греческая колония Кирена. Позже Дарию удалось распространить свою власть на долину Инда и на некоторые другие территории»[102].

Когда Дарий утвердил свою власть и с помощью своей мощной и дисциплинированной армии подавил все многочисленные восстания, он провел ряд новаторских экономико-административных мероприятий, необходимость которых доказал горький опыт кризисных лет.

Геродот перечисляет двадцать шесть административных единиц Ирана согласно размеру податей, поступавших в государственную казну. Однако в соответствии с надписью Дария в Накш-и Рустаме число провинций равняется тридцати — таким образом, можно считать Ахеменидскую державу крупнейшим из государств, когда-либо созданных на тот момент. «Центром державы, важнейшими в экономическом и политическом отношении, были древние культурные области Передней Азии: Вавилония, Сирия, Финикия и наиболее развитые передовые районы Малой Азии. Как указано выше, господствующая вер­хушка в этих странах поддерживала Ахеменидов в их стремлении собрать под своей властью все страны Переднего Востока»[103]. Несмотря на то что в вышеупомянутых провинциях проживало сорок шесть народов разного происхождения, верований, языков, обычаев и нравов, все были вольны поступать в соответствии со своими убеждениями. Какой бы ни была религия Ахеменидов и населения Ирана, она не навязывалась ни единому человеку, более того, каждая провинция могла сохранять собственные государственные структуры, династию правителей и жрецов.

Для сохранения единства обширных иранских земель Дарий создал новую систему управления, при которой каждый из регионов империи мог сохранить привычный порядок правления и быть свободным во внутренних делах до тех пор, пока это не расходилось с основными постулатами центральной власти, и развивать отношения с другими частями огромной Персии. Некоторые народы, например вавилоняне, были склонны к централизации и имели значительный опыт в этой связи, использованный иранцами. У ариев, живших в разных областях Ирана, власть с давних времен была наследственной, и им это нравилось, однако неожиданно введение таких принципов правления на западе страны оказалось делом в некоторых смыслах сложным, и для мудрого и внимательного царя не оставалось иного выхода кроме как оставить разнообразные традиционные способы управления в регионах империи[104].

Свободолюбивые настроения разных народов доказали, что царь пол­ностью может положиться только на персов. Поэтому Персия должна была выступать в роли хозяйки, предводительницы и управлять всеми странами, входившими в империю. За редким исключением представители Персии, обладавшие значительными земельными угодь­ями и единственные, кто был освобожден от налогов, встали во главе новых структур власти[105].

В основе системы правления лежало деление страны на части — греч. сатрапии (хшатрапаваннашин = шахрбаннашин), каждой из которых руководил сатрап. В сатрапии существовал высокопоставленный чиновник, писец или письмоводитель, в чьи обязанности входило наблюдение за сатрапом и доклад двору о его деятельности[106]. Для того чтобы приказы и распоряжения из центра как можно быстрее доставлялись в провинции, особенно чтобы не было задержек во время военных кампаний, в эту эпоху было построено большое количество дорог, соединивших восток и запад страны, а также ее северные и южные районы. Самой известной из них была дорога, протянутая из Сард в Сузы, а оттуда до столицы. По сей день основные магистрали Ирана построены поверх тех самых дорог эпохи Дария, сохранивших свое значение и актуальность с течением лет. Важно, что по приказу царя были возведены хорошие стоянки и гостевые дома, а также почтовые станции, на которых в достаточном количестве имелись хорошие лошади, что поставило государственную почту Ирана в один ряд с лучшими средствами коммуникации мира[107].

Помимо писцов, поставленных Дарием для оповещения, в провин­циях существовал контролирующий орган, приглядывавший за мест­ными правителями, а также были люди, известные как «глаза и уши царя», ежегодно инспектировавшие положение дел в самых отдаленных областях. Центральная власть обращала на их доклады особое внимание и на основании полученных данных принимала важные и не подлежащие пересмотру решения. Правители областей призывались ко двору для полного и достоверного отчета о всех делах во вверенном им регионе, и если на них вдруг будет какая-либо вина, они могли защищаться в созываемом справедливом суде. Дарий предпринял все эти меры для того, чтобы ничья правда не пропала и ложь никогда не рядилась в одежды истины. Он строго следил за справедливостью и беспристрастностью судей и всегда поступал так, чтобы абсолютная власть царя была непререкаема. В экстренных случаях сатрапу поручалось и военное руководство. Это было введено при Дарии, а в конце правления этой династии стало официально принятым. В уголовных делах царь был верховным арбитром и выносил окончательный приговор[108].

Из-за протяженности границ сатрапы провинций иногда чувствовали неограниченную власть и казнили местных грабителей и бунтов­щиков, чтобы обеспечить безопасность дорог, городов и деревень и защитить поля и пастбища населения. Поскольку сам Дарий в свое время командовал царской охраной, он придавал особое значение военным силам. За безопасность царя отвечали стражи, набранные из персов и мидян — две тысячи всадников и две тысячи пеших; все набирались из знати и были вооружены копьями с золотыми или сереб­ряными навершиями в форме яблока. Кроме царских стражей было еще две тысячи «бессмертных», которые считались сливками войска. Это войско делилось на десять отрядов, у первого отряда были копья, украшенные золотыми плодами граната.

«Для дальнейшего укрепления государства и экономических связей совершенно различных по своему строю регионов, для упорядочения налоговых поступлений Дарий вводит единую денежную систему, по-ви­димому, заимствованную у лидийцев. Основой этой системы была золотая монета — дарик, равнявшийся по весу 1/3000 эвбейского таланта (8,4 г). Серебряная монета — сикль — равнялась 1/20[109] дарика и… весила 5,6 г. Золотую монету мог чеканить только царь. Серебряную же чеканили также и правители отдельных областей, местные царьки и города»[110]. Необходимое железо ввозилось в страну и переплавлялось, слитки считались обеспечением казны государства. Почти все жители Персиды жили на деньги, собираемые в качестве податей в других регионах империи, и поэтому все они, и знатные и прочие, поддер­жи­вали власть Ахеменидов.

Столкновение Ирана и Греции

Примерно около 515 г. до н. э. полководцы Дария Мегабиз, а затем Отан (Утана) завоевывают Фракию и подчиняют македонского царя Аминта. Тем самым начинается проникновение персов в Европу. В начале V в. до н. э. в малоазийских греческих городах произошло большое восстание, поддержанное местными греческими полисами, знавшими, что страшный враг — персы — скоро будет угрожать и Элладе. Восстание малоазийских городов было подавлено около 494 г. до н. э., и после этого Дарий начинает приготовления к походу на Грецию. В 490 г. до н. э. сражение в Марафонской долине помешало уничтожению греков, и из-за того, что иранцы неправильно рассчитали силу противника, оставшиеся в живых эллины посчитали себя победителями. Дарий, оценивший тогда важность этой битвы, совершал приготовления к полноценному походу, когда в 486 г. до н. э. скончался и оставил своим преемником Ксеркса[111].

Ксеркс

Ксеркс был сыном Дария от Атоссы, дочери Кира. Он взошел на трон в возрасте тридцати пяти лет, до этого он двенадцать лет был правителем Вавилонии. Сначала Ксеркс был вынужден отправиться в Египет и подавить восстание, охватившее эту страну. Затем он назначил туда своего брата Ахемена сатрапом и вернулся в Месопотамию для усмирения вспыхнувшего в Вавилоне мятежа.

Он понимал, что для определения окончательного статуса Эгейского моря необходима судьбоносная битва с греческими городами-государствами, и стал собирать армию, численность которой, по словам Геродота, достигала одного миллиона семисот тысяч человек. «Это, очевидно, сильное преувеличение… ученые считают, что войско Ксеркса насчитывало сто тысяч человек, т. е. было огромным по тем временам»[112], — пишет М. М. Дьяконов.

Иранской армии, чтобы попасть в Грецию, необходимо было пересечь пролив Дарданеллы; для этого построили мост из лодок, и войска шли по нему в течение семи дней. Фессалия и Македония не оказали ни малейшего сопротивления, Северная Греция подчинилась. С учетом азиатских и африканских государств, более половины греческого мира находилось под началом иранского царя. Афиняне сначала решили заключить с иранцами союз, однако под влиянием Спарты начали войну и при Фермопилах потерпели жесточайшее поражение. Персидские войска вступили в Афины и в отместку за ущерб, нанесенный греками Сардам, сожгли город[113].

Греки спаслись в море и воевали на кораблях; они загнали иранский флот к небольшому проливу Саламин, где не было места для крупного сражения. Как сказал Наполеон, «те самые, кто не погиб под руками и ногами иранцев, и назвали себя победителями»[114].

Влияние этого события, значение которого греки преувеличивают, на Иран неясно; можно также сказать, что персы не сошли со сцены и сохранили там полную свою власть на сто пятьдесят лет вперед от этих событий. И, возможно, то, что они не смогли получить из-за спешки и, очевидно, гордыни военными победами, они получили проницательностью, опытом и знанием впоследствии, а именно — сохранили политическое влияние в небольших греческих полисах.

В последние годы своей жизни Ксеркс подпал под влияние придворных и евнухов, которые с каждым днем становились сильнее его, в конце концов и жизнь его пресеклась трагическим образом — в 465 г. до н. э. он был убит в собственном дворце.