Таким образом, лже-Бардия, обманом присвоив себе имя Смердиса, Кирова сына, спокойно процарствовал семь месяцев в конце царствования Камбиза. По словам Геродота, «за это время маг успел даровать всем своим подвластным великие милости, так что после смерти мага все азиатские народы, кроме самих персов, горько оплакивали его. Ведь он разослал вестников ко всем подвластным народам, объявив осво­бож­дение от податей и военной службы на три года»[75].

 Отсюда возникают вопросы: почему вышеупомянутый маг не раскрыл свою личность, а прибегнул к имени сына Кира? Поддерживал ли его народ именно из-за того, что он взял имя Бардии и причислил себя к роду Ахеменидов? Если бы он раскрыл свое имя и, как следствие, настоящую личность — а он был магом из касты мидийских жрецов, — то смутило бы ли это умы? На эти вопросы невозможно дать точный ответ, но, скорее всего, в сознании древних иранцев царь должен был быть из высших слоев общества или, правильнее сказать, он был не представителем касты, а стоял над ней; таким образом, в сознании древних иранцев по генеалогии, крови и личностным качествам он отличался от представителей прочих слоев общества, а поскольку Гаумата пришел к власти не через выборы, а посредством дворцового переворота, у него должны были быть такие происхождение и родословная, которые бы укрепили его положение, а какое генеалогическое древо могло быть лучше, чем у Ахеменидов и сына Кира?

Однако настоящая личность вышеупомянутого мага не отличалась разительно от той, чье имя он использовал при подлоге, так как маги, во времена мидян входившие в касту жрецов, занимались исполнением религиозных церемоний, толкованием снов царя и т. д. и считались по кастовой принадлежности высокородными; например в правящих кру­гах они слыли влиятельной силой. Так, именно они вручали царю коль­цо власти, а царь, в свою очередь, всегда соблюдал интересы этого слоя.

Камбиз, второй ахеменидский царь, избрал агрессивную внешнюю политику, а во внутренней стремился к стопроцентной централизации власти, такой, чтобы государство и власть отождествлялись с личностью царя и чтобы центробежные силы в лице племенной знати, желавшей возрождения прежнего, домидийского племенного управления, были ограничены. Знать, на которую опиралась власть Камбиза, была представлена семью родами. Уилл Дюрант пишет:

Камбиз, желая как можно очевиднее продемонстрировать всю отвратительность деспотии, поступал так же, как Нерон при приступах жестокой боли в животе — застрелил свою сестру и жену Роксану и сына Прексаспа, погреб живыми двенадцать человек из иранской знати, отдал приказ об убийстве Креза, а после передумал, и так как знал, что он не был исполнен, обрадовался, но наказал уклонившихся от его исполнения [76].

Поэтому, с одной стороны, знать, с которой Камбиз не разделил власть и не дал ей привилегий, начала подстрекать общество и готовить мятеж Гауматы; с другой стороны, по мнению Ричарда Фрая, поскольку Камбиз уменьшил доходы храмов, жрецы взбунтовались против него и распространяли о нем ложные слухи. Олмстед, соглашающийся в этом с Фраем, прибавляет:

Бардия — родной брат Камбиза, провозгласивший себя царем в 522 г. до н. э., и подданные приняли его царствование, так как он приостановил взимание податей и набор в армию на три года. Однако провинциальная знать, провоцируемая Дарием, подняла против него восстание и не дала ему времени закрепить свои социальные реформы.

Олмстед пишет:

Дарий происходил всего лишь из побочной ветви царского рода. У нас нет ни единой причины верить в то, что после царя его считали наследником короны и престола [77].

В итоге аристократы, привилегии которых Камбиз ограничил, не были с ним в хороших отношениях, и есть вероятность, что они организовали восстание Гауматы, став его сообщниками, чтобы убрать царя, а когда Камбиз погиб от своей руки (как говорит Дарий) или, с очень малой вероятностью, от рук этих самых аристократов, например Дария, они решают убрать и более важное препятствие — Гаумату.

И. М. Дьяконов, автор «Истории Мидии», так трактует эти события:

 Положение мидийского народа при Ахеменидах резко ухудшилось, и он проявлял сильное недовольство. На этой основе могли развернуться события, разыгравшиеся уже после завоевания Персидской державой Малой Азии, Вавилонии и Египта — в конце царствования Камбиза II  [сына Кира  (527 —522 гг. до н. э.), и в начале царствования Дария I] [78].

Он пишет:

Чем объясняется, что Гаумате так легко удалось убедить все покоренные народы, а также и самих персов примкнуть к нему и отпасть от Камбиза? Несомненно, непопулярность деспотичного и взбалмошного сына Кира и его военные неудачи в Эфиопии могли здесь сыграть известную роль; дело было также облегчено тем, что основные силы войска, двор и центральная администрация в значительной своей части, как это обычно бывало у персов, последовали в поход за царем; существен­ной, однако, причиной должна быть другая. Гаумата должен был пред­ложить населению державы нечто такое, чего они не могли иметь при Кире и Камбизе, что сразу привлекло людей на сторону новой власти… и Гаумате подчинились все свободные [79].

Мы не должны идеализировать Гаумату: [он, конечно, искал союзников в народных массах, но] суть дела заключалась в это время, вероятно, уже только в конкуренции между различными корпорациями жре­чества и в их борьбе за власть, за политическое и экономическое могущество. Не следует идеализировать Гаумату еще и в другом отношении и считать Гаумату революционным борцом за освобождение Мидии. Переворот Гауматы не был народным движением, а дворцовым переворотом, при этом сам Гаумата выдавал себя за перса, за Ахеменида… хотя… и сам искал в Мидии опоры [80].

Пострадала от реформ Гауматы местная родовая знать, а выиграла масса рядовых свободных общинников… Крупную придворную и военно-служилую знать Гаумата, надо полагать, не тронул, во-первых, потому, что она являлась опорой централизации, которая Гаумате была нужна не менее, чем Киаксару или Киру, во-вторых, она была слишком сильна, и в его положении было опасно раздражать ее… Главным врагом Гауматы была [именно] определенная часть знати [(а именно — родовая)], что подтверждается и тем, что к знати принадлежали важнейшие сторонники Дария [81].