Явная позиция союзников, направленная на то, чтобы закончить войну, не могла не вызывать гнев Ли Сын Мана. Ранее мы уже упоминали о странных провокациях, которые случались на фоне переговоров, и, предположительно, были организованы южнокорейской стороной. 

Ли Сын Ман фактически бойкотировал заключение перемирия, и многие историки считают, что серия наступлений южнокорейско-американских войск, которыми они пытались прорвать оборону северян и которые шли параллельно с переговорным процессом, была организована по его инициативе. Однако все эти наступательные операции носили тактический характер, были легко относительно отбиты и не меняли общего положения дел на фронте.

На фоне смены власти в США Ли Сын Ман также активизировал усилия, направленные на окончательное решение корейского вопроса в выгодную ему сторону, начав очень активную пропагандистскую кампанию как вне, так и внутри страны. В 1952-1953 гг. он организовывал массовые демонстрации против прекращения огня и за продолжение войны, и демонстрации эти имели сильный антиамериканский оттенок[173]. Учитывая выросшую роль южнокорейской армии и поддержку Ли Сын Мана правыми республиканцами, Эйзенхауэр был должен считаться с его замечаниями[174].

Однако когда к концу 1952 года завершение войны стало очевидным, Ли перешел к открытому противостоянию.

В новогодней речи по радио накануне 1 января 1953 г. Ли Сын Ман заявил, что нельзя откладывать дальше «спасение народа Северной Кореи». Корейский народ пойдёт на Север, чтобы спасти страну. Он сделает это, в случае необходимости, один, угрожал Ли Сын Ман, если ООН и США не примут в ближайшее время надлежащих мер. Корею было бы гораздо легче оборонять, доказывал он, если бы линия фронта проходила по реке Ялуцзян, чем если бы она проходила где бы то ни было южнее»[175].

Меж тем 13 января 1953 г Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, призывающую к немедленному прекращению огня в Корее при условии: перемирие не будет использовано для скрытого наращивания военных сил обоих сторон. Все «некорейские» войска должны были быть выведены, управление страной временно взяла бы на себя ООН. Специальная комиссия в составе СССР, КНР, Великобритании и США занялась бы урегулированием дальневосточных проблем, в том числе будущим статусом Формозы (Тайваня) и приемом КНР в состав ООН. Резолюция прошла 50 голосами против 7. Учитывая преобладающее настроение, США были вынуждены проголосовать за резолюцию[176].

25 марта генерал Кларк посетил президента Ли и сообщил ему, что вопрос с обменом пленных решён. Ли встретил это предложение яростной речью, в которой он обличал американский курс на перемирие, как «дальневосточный Мюнхен». Становилось неконструктивно, и 29 мая Даллес и министр обороны Уилсон дали Кларку полномочия в случае чего вмешиваться во внутрикорейские дела. Это не было одобрением начала активных действий по смещению Ли с поста, но всё к этому времени было готово[177].

2 апреля Национальное Собрание единодушно приняло резолюцию, осуждающую заключение перемирия без объединения страны. По мнению депутатов, «Америка выполняет чертовски глупую и бессмысленную работу, спланированную Великобританией и Неру!»

В очередной радиоречи 12 апреля 1953 г. Ли Сын Ман предупреждал, что «любое урегулирование корейской войны, которое оставит нас разделёнными, будет рассматриваться нашим народом как умиротворение коммунистов», и призвал к объединению Кореи посредством завоевания «победы на реке Ялуцзян – на нашей древней северной границе». Национальное собрание РК приняло резолюцию о проведении по всей стране кампании протеста против прекращения огня в Корее, после чего в ряде городов прошли «стихийные демонстрации» в поддержку курса на продолжение войны[178].

(Заметим, Ким Ир Сен, наоборот, активно выступал за прекращение войны, и до лета 1952 г. постоянно говорил Москве, что каждый год мы теряем больше солдат в ходе столкновений, чем пытаемся спасти пленных в ходе переговоров).

24 апреля 1953 г. Ли Сын Ман уведомил американское правительство о том, что Сеул намерен вывести свои войска из-под командования ООН, если Объединенные Нации заключат перемирие, по условиям которого на территории Кореи останутся китайские войска. Одновременно его клика подняла лозунг Великой Кореи, в состав которой должен был входить не только Корейский полуостров, но и часть территории Китая и СССР.

Было объявлено, что правительство РК решило бойкотировать переговоры в Пханмунджоме и представитель РК не будет больше на них присутствовать.

Ли Сын Ман ввёл в РК чрезвычайное положение и отозвал на родину всех офицеров армии Корейской республики, которые находились в Соединённых Штатах[179]. Началась дополнительная мобилизация в армию для сформирования нескольких новых дивизий[180].

Для того, чтобы действовать независимо от командования ООН, Ли произвел ряд кадровых перестановок дабы ограничить власть начальника генштаба Пэк Сон Епа, который ориентировался на США, и на случай армейского мятежа переподчинил военную полицию напрямую минобороны.

5 мая, в присутствии командующего 8-й армии Ли Сын Ман прочитал на войсковом собрании южнокорейских подразделений лекцию о необходимости продолжать боевые действия до тех пор, пока страна не будет объединена. Министерство иностранных дел Корейской республики и Отдел общественной информации развернули пропагандистскую кампанию в пользу окончательного объединения страны, которая нашла своё место на страницах большинства южнокорейских газет. В Сеуле, Пусане и Инчхоне снова начались режиссированные массовые выступления.

Раскручивая массовую истерию, Ли рассчитывал продемонстрировать США нерушимую мощь корейского народа, жаждущего объединения, но , как пишет У.Стьюк, итогом стала напряжённость в отношениях между его корейцами и  иностранными участниками  сил ООН. «Нью-Йорк Таймс» сообщала из Пусана о заметном изменении отношения корейцев к американцам и европейцам. Корейские портовые рабочие угрожали забастовкой, поведение военной полиции стало более резким, а корейский обслуживающий персонал бросил свою работу в американском офицерском клубе[181].  Понятно, что для большинства простых американцев эта кампания вызвала только прилив негативных чувств в отношении корейцев вообще, и в мае 1953 г., когда Ли Сын Ман оставался единственной преградой для заключения соглашения о прекращении огня, произошла очередная реанимация плана «Эверреди»[182]. Ли Сын Мана планировалось выманить его из Пусана хотя бы в Сеул и арестовать.

Хотя в конце мая Вашингтон  все же отклонил этот план как чрезмерный, вопрос о том, снимать Ли Сын Мана или нет, лег на плечи Кларка, который имел право«в случае, если в Корейской республике возникнет политическое или военное недовольство существующим правительством, предпринять любые другие необходимые шаги, имеющие целью сохранить единство и безопасность сил ООН». Командующий силами ООН понял это следующим образом: если существующее правительство Корейской республики нельзя заставить принять условия перемирия, то он мог сформировать более ответственный режим[183]. Впрочем, Кларк избегал предпринимать рискованные шаги, которые могли привести к открытому конфликту между американскими и южнокорейскими войсками[184].

           Через месяц Ли Сын Ман публично обвинил англичан в том, что якобы они вызвали отставку Макартура и убедили Соединённые Штаты остановить войска ООН у 38-й параллели. Эта история, поведанная газетой «Лондон Таймс», вызвала переполох в британском обществе, уже взбудораженном сообщениями о жестокостях южнокорейской армии и полиции.

           У. Стьюк цитирует типичного выразителя общественного мнения того времени.  «Поставьте себя на моё место... резервист, вновь призванный в вооружённые силы, оторванный от свой семьи для того, чтобы принять участие в конфликте, который (я абсолютно уверен в этом) стал ошибкой, когда силы ООН пересекли 38-ю параллель в первый раз. Сопротивление, которое оказывала 29-я бригада на реке Имджин в течение последней недели апреля, наши тяжёлые потери — всё это ещё свежо в моей памяти. Должен ли я участвовать в следующем конфликте и, может быть, погибнуть на поле боя лишь из-за того, что кто-то с кем-то не смог договориться миром? В тоже самое время президент Ли Сын Ман порицает усилия, предпринятые нами для прекращения войны, и заявляет миру, что британцы ему неприятны. А о принесённых жертвах мало кто задумывается...»[185]

2 июня Кларк встретился с Ли и передал ему неудовольствие Соединённых Штатов тем, что творится. Ли Сын Ман же в ответ начал обвинять Соединённые Штаты: «ваше правительство слишком часто меняет свою позицию, и вы не обращаете малейшего внимания на мнение правительства Корейской республики». Далее Ли  заявил, что корейский народ может сражаться и сам, и договорился даже до того, что обвинил Вашингтон в возрождении японской армии, которая должна была захватить Корею после того, как американцы выведут оттуда свои войска. На этом фоне лисынмановское руководство устами главы МИДа Пён Ён Тхэ даже припомнило, что США «всегда проявляли в отношении Кореи весь свой маккиавелизм, начиная с того, что в 1905 — 1910 годах продали её Японии »[186].

5 июня Ли Сын Ман официально заявил о неприемлемости для РК курса ООН на перемирие в Корее несмотря на то, что ранее обещал послу США в РК Дж. Маччио не делать провокационных заявлений. Национальная Ассамблея тоже пребывала в милитаристском угаре (при этом идее перемирия особенно противостояли оппозиционеры[187])   единогласно приняв резолюцию, поддерживающую продолжение вооружённой борьбы за «независимую и единую страну». В Пусане, который, несмотря на то, что Сеул давно находился  в руках сил ООН, по-прежнему оставался резиденцией правительства, снова прошли «демонстрации»[188].

 Маччио в эти дни писал: «Я сомневаюсь в том, что правительство Корейской республики открыто предпримет какую-либо серьёзную акцию. С другой стороны, Ли уже настолько далеко зашёл в своём неприятии самой идеи прекращения огня, что не может открыто изменить своё мнение даже тогда, когда окажется перед свершившимся фактом».[189]

Однако 18 июня 1953 г. Ли Сын Ман, как   выразился генерал Кларк,  «выпустил на волю все силы ада»[190], отдав приказ, который мог погубить весь переговорный процесс. Как сказал сам Ли, «Я под свою ответственность приказал освободить корейских военнопленных-антикоммунистов».

Двери лагерей были открыты, и те военнопленные, которые отказывались возвращаться на Север или в КНР, могли покинуть лагерь и смешаться с местным населением. Бежало около 25 000 человек, при этом сеульское радио специально предупреждало беглецов, чтобы они избегали контакта с американскими солдатами, армия и полиция РК снабжали их одеждой и убежищами, а высокопоставленные деятели Корейской республики убеждали своих соотечественников оказать беглецам содействие[191].

Во время этого «освобождения» впервые за историю корейской войны южнокорейская и американская армии обменивались огнём[192]. А. Миллетт пишет, что у большинства американских военных была команда «не стрелять», но в некоторых лагерях произошли перестрелки. Как написал Ли Сын Ман Кларку впоследствии: «Если бы я заранее открыл вам идею их освобождения, это бы только смутило вас и испортило бы план»[193].

Сразу же после побега командование ООН усилило охрану лагерей солдатами армии США, которые поймали несколько сотен беглецов, а в попытках предотвратить дальнейшие побеги убили 61 заключённого и ранили 116 человек[194]. Но поимка большинства беглецов считалась невыполнимой задачей. По Гастингсу к 22 июня в лагерях оставалось только 9000 северокорейских пленных. При этом из 25000 беглецов пойманными были только 1000[195].

Как пишет У.Стьюк, этот поступок отсрочил перемирие на насколько недель, привёл к потерям на фронте, которые измерялись десятками тысяч человек и уничтожению имущества, стоимость которого исчислялась миллионами долларов[196]. Однако  Ли Сын Ман на этом остановился. Он тут же выдвинул три условия, на которых РК может согласиться на перемирие: 1) вывод китайских коммунистических войск из Кореи или, если это невозможно, одновременный вывод из Кореи китайских войск и войск ООН; 2) подписание ещё до вывода войск пакта о взаимной безопасности между США и РК; 3) ограничение срока работы политической конференции, которая должна состояться после перемирия, 90 днями и отмена перемирия в случае, если конференция не сможет добиться удовлетворительного мирного урегулирования.

Одновременно Ли Сын Ман прямо запретил всем гражданам РК работать на силы ООН или помогать им как-либо образом. Кроме того, он предупредил командование армии РК, что даже в случае подписания мирного соглашения южнокорейские войска должны продолжать боевые действия,  выйдя из-под юрисдикции Командования сил ООН.

В письме главнокомандующему генералу М. Кларку 20 июня 1953 г он писал:  «Подписание настоящего перемирия в его нынешнем виде будет рассматриваться как окончательное официальное указание на резкие изменения в отношениях, которые мы поддерживали столь долго. В таком случае я, к сожалению, не вижу, каким образом вооружённые силы Республики Корея смогут оставаться под Вашим командованием»[197].

Понятно, что разговоры о войне в одиночку были блефом, но Ли грамотно выкручивал руки Вашингтону. «Он знал, - вспоминал генерал Кларк, - что как бы не обернулись дела, после трёх лет войны, после той крови и тех денег, которые мы потеряли, мы просто не можем отдать Корею красным, не выполнив свои обязательства из-за ссоры в благородном семействе».

           На остальных союзников этот блеф, однако, не прошел. 20 июня 1953 г. британский премьер объявил Ли Сын Мана предателем общего дела и даже пригрозил вывести из Кореи британские войска в одностороннем порядке[198].  Эйзенхауэр же писал Ли Сын Ману так: «Ваше нарушение создаёт безвыходную ситуацию для войск ООН. Если это будет продолжено, такой курс действий завершится бессмысленной жертвой всего того, что было завоёвано в Корее кровью и доблестью мужественно сражающихся войск. ООН готова внести новые предложения по окончанию войны, поэтому любое дальнейшее поведение может поставить Южную Корею в одиночество после подписание соглашения о перемирии, без американской поддержки».[199]

И далее: «Если вы не готовы немедленно и недвусмысленно согласиться с мнением авторитетных специалистов командования ООН и привести боевые действия к их завершению, то придется действовать по-другому»[200].

Д. Ф. Даллес тоже сделал реприманд: «. Из-за того, что борьба не дала Вам всего, на что Вы надеялись, Вы, кажется, на грани того, что чтобы разрушить союзное единство»[201].

Естественно, что действия Ли Сын Мана обсуждались не только на западе, но и в Москве и Пекине. В основном пытались понять, под чью дудку он пляшет, и способны ли его действия действительно затянуть войну. По мнению правительства КНР, Ли Сын Ман мог «устраивать лишь мелкие провокации и пакости». Однако советская точка зрения была такова: «Что касается Ли Сын Мана и его провокаторских действий последнего периода, направленных на осложнение переговоров и на затягивание войны, то мы считаем, что это не какая-то его собственная политика. Совершенно очевидно, что все последние действия лисынмановской клики и шумиха вокруг этого являются выполнением определённых заданий правящих кругов США, которые делают это в угоду наиболее агрессивной части американских монополистов»[202].

Что же до ситуации на переговорах, то, согласно У. Стьюку, делегации ООН поставили в письме три вопроса: «В состоянии ли командование ООН контролировать южнокорейское правительство и армию? Если нет, то примет ли клика Ли Сын Мана участие в подписании договора о перемирии? Если не примет, то каковы гарантии того, что договор будет выполняться Южной Кореей?»[203]. И хотя часть американцев ожидала, что коммунисты потребуют невыполнимого - поймать всех беглых, но они этого не сделали.

29 июня Кларк ответил на письмо командиров противника. Он отрицал, что заранее знал о побеге военнопленных и утверждал, что поймать 27 000 сбежавших будет невозможно: «так же как для вас будет невозможно поймать 50 000 южнокорейских заключённых, освобождённых вашей стороной в ходе войны»[204].

Но что-то надо было делать Быстро. Как сказал один из американских дипломатов, « если будет выбор между перемирием и проблемами с Корейской Республикой, мы должны выбрать последнее как меньшее из двух зол»[205]. Интересно и мнение М.Кларка: «Как диктатор Ли Сын Ман не имеет себе равных. Широко применяя двуличную политику и используя закулисные методы действий, он почти сорвал соглашение по перемирию, которое уже подходило к своему окончательному оформлению... С того момента, как он блокировал перемирие, мы потеряли на поле боя приблизительно 25 000 человек»[206].

Эйзенхауэр уже был готов вернуться к операции «Всегда готов!», но проблема была решена дипломатическим путем заместителем Госсекретаря Уолтером Робертсоном. В прошлом этот человек был инвестиционным банкиром  и имел репутацию непримиримого антикоммуниста, так что Ли Сын Ман не мог заявить, что для переговоров ему прислали не того человека.

Роберсон, как вспоминал позже, ощущал «почти непроизвольное восхищение абсолютно фанатической преданностью этого старика делу сохранения независимости его страны», прямо заявил Ли Сын Ману, что, с одной стороны, все просьбы южнокорейского руководства будут учтены, а с другой – Америка твердо намерена выйти из войны и в принципе может обойтись и без Соглашения о прекращении огня, но лучше, чтобы оно было.

Уговоры со стороны У. Робертсона дополнялись такими мерами психологического воздействия, как преднамеренно распускаемые слухи о планах США уйти из Кореи и оставить РК на произвол судьбы.[207]

Одновременно с визитом группы Робертсона 26 июня 1953 года началось последнее в этой войне наступление КНА и КНД, которое шло под лозунгом «Убить курицу, чтобы испугать обезьяну»[208].  Оно нанесло довольно сильный удар войскам союзников, потерявших убитыми более 3000 человек[209], но специально пришлось на южнокорейские части, наглядно продемонстрировав неспособность армии РК воевать в одиночку.

9 июля, когда китайское наступление достигло своего пика, Ли Сын Ман сдался и заявил, что он не подпишет соглашение о перемирии, но не будет более препятствовать его подписанию.

Понятно, что Ли Сын Ман пошел навстречу своим союзникам только в обмен на создание постоянного военного альянса, присутствие в РК американских войск, подготовку южнокорейской армии с тем, чтобы она могла противостоять северянам самостоятельно, лоббирование Штатами вступление Южной Кореи в ООН и 1 млрд. долларов на восстановление экономики РК[210].  Робертсон был не против и сам  предложил Соединённым Штатам открыто взять на себя обязательства «сделать демократическую Корею настолько сильной, чтобы она могла защитить стратегически важный полуостров от коммунистической агрессии без помощи армии США»[211].

Северяне к этому времени снова попытались потянуть волынку, и к 15 июля Харрисон вышел из себя и обвинил коммунистов в том, что они затягивают переговоры посредством «нелепого повторения вопросов, на которые уже был дан ясный и положительный ответ». Там временем, указывал он «ваша сторона предприняла крупнейшее с момента начала переговоров, то есть за последние два года военное наступление... Либо вам нужно больше времени для того, чтобы рассмотреть наши гарантии, либо вы преднамеренно сопротивляетесь достижению перемирия. В любом случае эти заседания бесполезны»[212].