Как говорилось выше, одним из важнейших признаков государства является его суверенитет. Вкратце ответ на вопрос о суверенитете государства достаточно прост. Понятие «государственный суверенитет» (от слова «суверен» - властитель, единственный правитель) сложилось в Европе в конце Средних веков. Оно потребовалось для того, чтобы в государстве — именно в государстве, в сфере государственной жизни! — отделить государственную власть от власти церкви и придать ей в этой сфере исключительное, монопольное значение. Суверенитет - один из показателей совершенства государства, того, что оно становится развитым. На современной стадии цивилизации суверенитет есть неотъемлемое свойство государства.

Государственный суверенитет - это независимость государственной власти от всякой иной власти (политической и идеологической) внутри страны и вне её, выраженная в ее исключительном, монопольном праве самостоятельно, свободно решать все свои дела.

Государственный суверенитет - это основа силы государства, его способности эффективно осуществлять свои функции. В то же время суверенитет не может быть основой для произвола. Например, для того чтобы присвоить себе «право войны», для одностороннего произвольного вопреки закону прекращения существующих правовых отношений, в которых участвует государство.

Государственный суверенитет имеет две стороны: внутреннюю - исключительное, монопольное право на законодательство, на управление и юрисдикцию внутри страны в пределах всей государственной территории; и внешнюю - самостоятельность и независимость во внешних делах страны, недопустимость вмешательства во внутригосударственные дела извне, кроме ограниченного числа случаев, предусмотренных международным правом, когда соответствующие действия совершаются в строго правовом порядке (например, по решению международного юрисдикционного органа при защите прав человека, введение миротворческих вооруженных сил по решению ООН согласно ее Уставу). Государство в соответствии с международным правом и своим национальным законодательством может уступать часть своих суверенных прав межгосударственным (международным) организациям.

Государственный суверенитет как особенность (свойство) государственной власти следует отличать от народного суверенитета и национального суверенитета.

Народный суверенитет - само содержание демократии, основа народовластия, право народа самому, своей волей определять свою судьбу. Аналогичное значение имеет понятие национального суверенитета; это право наций и народностей самостоятельно решать вопросы своей жизни, право на национальное самоопределение. Государственный суверенитет может совмещаться с народным и национальным суверенитетами.

Демократическое государство, в котором нации и народности реализовали свое право на национальное самоопределение, представляет собой суверенное государство во всех указанных ранее значениях, т.е. включая народный и национальный суверенитеты.

Если же вдуматься, то вопрос о суверенитете государства гораздо более сложен и запутан. (Далее данный вопрос предлагаю читать только тем, кому это покажется любопытным). Если попытаться осмыслить сегодняшнюю политическую и правовую действительность, то современное государство представляется весьма странным созданием хотя бы потому, что каждое из них считается суверенным, но существует в рамках межгосударственной системы. Я настаиваю на том, что политические структуры в некапиталистических системах функционировали иначе, что это были институты совершенно иного типа.

Каковы же в таком случае особенности современного государства? Прежде всего, это его претензия на суверенитет. Суверенитет, как его определяют начиная с XVI века, - это требование, порождаемое не столько самим государством, сколько межгосударственной системой. Это по сути двуединое требование направлено как внутрь государства, так и вовне его.

Обращенный внутрь государства суверенитет предполагает, что в рамках своих границ (которые, однако, должны быть четко определены и легитимизированы на уровне межгосударственной системы) государство имеет право проводить любую политику, которую полагает разумной, принимать любые законы, которые считает необходимыми, и при этом никто - ни отдельные люди, ни группы, ни внутригосударственные структуры - не вправе отказаться от их исполнения.

Суверенитет, обращенный вовне, предполагает, что никакое иное государство не имеет права претендовать - ни прямо, ни опосредованно - на полномочия данного государства, осуществляемые им в пределах собственных границ, поскольку такая попытка означала бы покушение на его суверенитет.

Разумеется, и прежние государственные образования стремились к обретению всей полноты власти в своих пределах, но «суверенитет» предполагает еще и признание правомочности таких требований каждого из входящих в межгосударственную систему государств со стороны остальных. Таким образом, суверенитет в современном мире предполагает взаимность. Однако достаточно лишь изложить эти условия на бумаге, как станет ясно, сколь отличаются они от реальной картины функционирования современного мира.

Ни одно современное государство практически никогда не становилось полным сувереном даже в своих пределах, так как всегда ощущало сопротивление действиям власти. На деле такое сопротивление привело большинство государств к институционализации юридических границ внутреннего суверенитета, прежде всего в форме конституционного права. В такой же мере ни одно государство не реализовывало все свои суверенные права и во внешней политике; вмешательство одного государства в дела другого было и остается обычной практикой, да и весь комплекс норм международного права (опора, впрочем, довольно шаткая) представляет собой не что иное, как совокупность ограничений внешнего суверенитета. В то же время сильные государства печально известны тем, что далеко не всегда проявляют должное уважение к суверенитету слабых.

Почему же идея суверенитета (достаточно абсурдная, исходя из сказанного выше) выдвигается на первый план? И почему можно утверждать, что требование суверенитета выступает политической особенностью современной миро-системы, отличающей ее от других ее типов? Концепция суверенитета сложилась в Западной Европе в то время, когда государственные структуры оставались еще крайне слабыми. Бюрократический аппарат государств был немногочислен и неэффективен, их вооруженные силы зачастую выходили из-под контроля, а наличие сильной местной власти и накладывавшиеся друг на друга юрисдикции лишь усугубляли ситуацию. Сбалансированная система начала складываться лишь в так называемых новых (или централизованных) монархиях в конце XV века, и это были ее первые шаги. Доктрина абсолютной власти монархов была теоретическим выражением требований слабых правителей, надеявшихся установить призрачную утопию. За их стремлением выступать в роли арбитров скрывалась реальная беспомощность.

Современная дипломатия, признающая принцип экстерриториальности и провозглашающая дипломатическую неприкосновенность, была изобретена в Италии эпохи Возрождения и распространилась по всей Европе лишь в XVI столетии. Создание хоть как-то организованной межгосударственной системы заняло почти целое столетие и завершилось в 1648 году подписанием Вестфальского мира.

История последних пяти столетий отмечена медленным, но поступательным нарастанием - на фоне развития капиталистического миро-хозяйства - как внутренней мощи отдельных государств, так и полномочий межгосударственных институтов. Не будем, однако, преувеличивать масштабы этого процесса. Все эти структуры, начав свое развитие чуть ли не с нуля, достигли определенных позиций, далеких, впрочем, от того, что можно было бы назвать абсолютной властью. При этом некоторые государства (которые называют сильными) всегда обладали более внушительным внутренним и внешним могуществом, чем большинство прочих. Здесь, разумеется, следует уточнить, что понимается под могуществом. Могущество - это не напыщенные речи и не юридически безграничная власть.

Могущество измеряется результатами; оно определяется достижением целей. Действительно могущественные люди могут быть (и чаще всего бывают) тихими, почтительными, спокойно делающими свое дело; по-настоящему наделенные могуществом преуспевают. К таким людям прислушиваются даже в тех вопросах, на которые не распространяется их легитимность. Их угрозы применить силу нередко делают ненужным ее применение. Те, кто обладает могуществом и властью, следуют принципам Макиавелли. Они понимают, что их свобода применить силу в будущем уменьшается пропорционально масштабам ее применения в настоящем, и поэтому они пользуются ею ограниченно и разумно. Такая политическая структура, предполагавшая существование суверенных государств в рамках межгосударственной системы и наделявшая как государства, так и межгосударственную систему ограниченной властью, вполне отвечала потребностям предпринимателей-капиталистов. Ибо что необходимо людям для достижения цели, если она заключается в бесконечном накоплении капитала? Или, говоря иначе, что нужно им для этого, кроме свободного рынка? Могут ли они еще завиднее процветать в мире, где вообще не существует никакой политической власти? Ответ на этот вопрос очевиден, - это наличие такого государства, которое играло бы, если можно так выразиться, роль ночного сторожа.

А чем занимается ночной сторож? Он сидит в укромном месте, изнывает от безделья, перекладывает из руки в руку дубинку или вертит другое оружие, когда не спит, и ждет. Призванный отпугивать незваных гостей, вознамерившихся что-нибудь украсть, он достигает цели одним лишь своим присутствием. Такова основная задача, вытекающая из универсального требования защиты прав собственности. Ведь бессмысленно наживать капитал, если его нельзя сохранить. Помимо рыночных операций, предприниматели могут потерять накопленный капитал в трех случаях. Он может быть украден, конфискован или обложен налогами. Воровство в той или иной его форме остается вечной проблемой. До формирования современной миро-системы главным средством защиты от краж было создание собственных (частных) служб безопасности. Это оставалось актуальным и на ранних этапах развития капитализма. Существует, однако, и альтернатива, состоящая в делегировании функции защиты от грабителей государству; в самом общем виде это может быть названо полицейской функцией. Однако для по-настоящему богатых людей кражи всегда представляли меньшую проблему, чем конфискация. В условиях докапиталистических обществ таковая неизменно оказывалась важнейшим политическим и экономическим оружием в руках правителей, особенно наиболее могущественных. Конфискации оставались одним из самых мощных средств, препятствовавших буржуа излишне увлечься безграничным накоплением капитала. Именно поэтому признание практики конфискаций нелегитимной не только через упорядочение прав собственности, но и через утверждение «верховенства закона» стало необходимым условием формирования капиталистической системы. Следует заметить, что конфискация была широко распространена и в период становления современной миро-системы, осуществляясь если и не прямо, то опосредованно, через банкротства государств (достаточно вспомнить четыре последовательных банкротства испанских Габсбургов), и даже в ХХ веке, когда она приняла форму конфискации через национализацию. Однако удивляет не то, как широко применялась конфискация, а, напротив, то, сколь редко к ней прибегали. Ни в какой другой миро-системе (кроме капиталистической) интересы предпринимателей (капиталистов) не были так защищены, и с течением времени степень их защищенности лишь возрастала. Кстати, успешные предприниматели в цивилизованном (т.е. государственно-политическом) обществе были всегда - и в Древнем Риме, и в Древнем Китае, и на Руси, и в Средневековье и т.д. Однако только капиталистическая цивилизация нарушила традиционный баланс между элитой управленческо-бюрократической, духовной (культурной), военной и предпринимательской в явную пользу последней. Поэтому в буржуазных государствах, как правило, и национализация проводилась «с компенсацией», а нередко, как известно, за ней следовала денационализация, что с системной точки зрения придавало конфискациям временный характер. В любом случае, последовательное утверждение принципа законности обеспечивало предсказуемость уровня ожидаемых в будущем доходов, а это открывало перед капиталистами возможности для более продуманных инвестиций, приносящих в конечном итоге более высокие прибыли.

Что касается налогообложения, то, конечно, платить налоги не хочется никому, однако капиталисты как класс никогда не противились разумному, с их точки зрения, налогообложению. Для них такое налогообложение представляло собой покупку услуг государства. Как и в любом ином случае, капиталисты предпочитают платить самую низкую цену, но при этом прекрасно отдают себе отчет в том, что такие услуги не будут бесплатными.

Кроме того, установленные налоги - это совсем не то же самое, что и налоги уплаченные. Справедливости ради, однако, следует сказать, что за столетия существования капиталистического миро-хозяйства реальный уровень налогообложения возрос, но причиной тому был рост объема государственных услуг. Нет никакой уверенности в том, что капиталистам было бы выгоднее непосредственно самим платить за эти необходимые им услуги. Более того, относительно высокие ставки налогов выгодны крупным капиталистам, поскольку значительная, если не бОльшая часть этих денег так или иначе возвращается к ним, ибо налогообложение служит способом перераспределения добавленной стоимости от трудящихся и мелких фирм к крупным капиталистам.

В каких же услугах государства нуждаются капиталисты? Первой и наиболее важной из них является защита от свободного рынка. Свободный рынок - это смертельный враг накопления капитала. Гипотетический свободный рынок, который так дорог авторам экономических трактатов, рынок множества покупателей и продавцов, обладающих достоверной информацией, был бы для капиталистов катастрофой. Кто способен заработать в таких условиях? Доходы капиталистов свелись бы к доходу гипотетического пролетария XIX века, определяясь действием «железного закона прибыли в условиях свободного рынка», и едва позволяли бы им сводить концы с концами. На самом деле этого не происходит, поскольку реально существующий ныне рынок отнюдь не свободен.

Очевидно, что любой производитель может увеличивать свою прибыль в той мере, в какой он монополизирует рынок. Но свободный рынок подрывает монополии, о чем всегда говорили капиталисты. Если операция выгодна, а монополизированные операции выгодны по определению, то и другие предприниматели, если смогут, выйдут на рынок, снижая тем самым цену реализации того или иного товара. Однако именно «Если смогут!». Сам по себе рынок создает лишь крайне незначительные препятствия для вступления на него новых игроков. Эти препятствия именуются эффективностью. Если новичок способен обеспечить уровень эффективности, соответствующий сложившемуся на рынке, он будет радостно принят. Реальным же ограничителем входа на рынок является деятельность государства или, вернее, государств.

В распоряжении государств имеются три основных механизма, видоизменяющих характер рыночных сделок. Наиболее очевидным являются юридические рамки. Государства могут учреждать и запрещать монополии, равно как и устанавливать квоты. Наиболее широко используются запреты на импортно-экспортные операции и, что даже более важно, патенты. Прямые запреты также важны для предпринимателей, но они противоречат основной линии риторики; поэтому по политическим соображениям ими стараются не злоупотреблять. Государство может создавать монополии и иными средствами, менее заметными и потому даже более важными. Например, оно способно с легкостью исказить рыночные условия. Поскольку рынок изначально благоприятствует наиболее эффективным производителям, а эффективность определяется сокращением издержек на производство единицы продукции, государству достаточно принять на себя часть издержек предпринимателя. Это и происходит в случае предоставления каких-либо субсидий. Их можно выделить производителям определенных товаров. Но, что еще более важно, то же самое можно сделать во имя целого ряда предпринимателей, причем двумя способами. Государство способно создать так называемую инфраструктуру, что лишит предпринимателей потребности принимать на себя соответствующие издержки. Обычно такие действия обосновываются тем, что подобные издержки чересчур высоки для отдельных предпринимателей, и осуществляемые государством затраты представляют собой пропорциональное распределение расходов, направленных на достижение выгодных всем целей. Во всяком случае, затраты на создание инфраструктуры обычно ложатся не только на тех, кто ею пользуется, но на всех налогоплательщиков, а порой непропорциональная их часть приходится на тех, кто не собирается использовать открывающиеся возможности.

Но и прямое государственное финансирование инфраструктурных проектов - это не самый значительный канал предоставления предпринимателям помощи со стороны государства. Оно позволяет им не нести расходов по возмещению убытков, которые они наносят тому, что им не принадлежит. Если фабрикант загрязняет реку и не несет расходов ни на очистные сооружения, ни на восстановление изначальной чистоты воды, государство фактически разрешает переложить эти издержки на все общество, и хотя этот счет иногда не оплачивается долгие годы, когда-нибудь он все же будет предъявлен. Между тем непринятие соответствующих мер по отношению к предпринимателю, предоставление ему возможности скрыть подлинные издержки само по себе есть большая субсидия.

Но дело на этом не заканчивается. Существует особая выгода быть предпринимателем из сильной по мировым меркам страны. (Не потому ли крупная буржуазия Украины готова хоть на брюхе ползти в Евросоюз, даже ценой предательства интересов собственного народа, общества и государства? Запад – это же Мекка для любого олигарха из стран периферийного капитализма, где «нажитое непосильным трудом» могут «отнять и поделить» более удачливые олигархи, заключившие союз с политиками, чиновниками и «правоохранителями».) Определенное позиционирование страны в межгосударственной системе дает предпринимателям явные преимущества. Мощные государства (и их союзы) способны, например, препятствовать более слабым вводить особые, обладающие монопольным характером преференции собственным гражданам или местным предпринимателям.

Так мы подходим к пониманию третьего пути, посредством которого государства могут помешать свободному действию рыночных сил. Государства являются основными покупателями на своих национальных рынках, а наиболее крупные из них контролируют значимую часть спроса на мировом рынке. Нередко они оказываются монополистами или почти монополистами на рынке самых дорогих товаров, таких, например, как оружие и суперкомпьютеры. Конечно, они могли бы использовать это свое положение, чтобы снизить цены, по которым сами приобретают подобные товары, но вместо этого они чаще всего позволяют производителям монополизировать примерно равные доли рынка и бессовестно взвинчивать цены.

Конечно, монополии - это не единственная выгода, получаемая капиталистами от государства. Другая важная выгода, которая всегда бросается в глаза, - это поддержание порядка. Порядок внутри государства означает в первую очередь предотвращение выступлений трудящихся классов. И это нечто большее, чем исполнение полицейских функций, направленных на пресечение воровства; эта роль государства состоит в снижении эффективности классовой борьбы рабочих. Последнее достигается сочетанием силы, обмана и уступок. Либеральным мы считаем такое государство, в котором значение силы сокращается, а роль обмана и уступок возрастает. Такой механизм функционирует неплохо, но применим не везде, особенно в периферийных регионах миро-хозяйства (от Украины до Зимбабве), где прибавочный продукт слишком мал, чтобы позволить государству задействовать в ходе реализации уступок значительные средства. Даже в самых либеральных государствах существуют серьезные законодательные нормы, ограничивающие свободу действий трудящихся, и в целом эти ограничения намного строже тех, что одновременно налагаются на предпринимателей. Нет ни одной правовой системы, которая не носила бы классового характера, хотя после 1945 года в результате политической активности рабочих на протяжении последних двух столетий произошло некоторое улучшение ситуации. Именно против этого улучшения положения трудящихся классов и выступает неоконсервативная идеология, возрождающаяся повсюду с 70-х годов ХХ века и фактически требующая демонтажа социального государства и на Западе, и особенно на периферии – именно таковы условия выдачи кредитов МВФ слабым, отстающим в развитии государствам, в том числе и Украине.

Здесь следует обсудить вопрос так называемой автономии государств. Капиталисты стремятся к накоплению капитала. Политики по большей части хотят занять и сохранить те или иные должности. К ним можно относиться как к мелким предпринимателям, чья власть, однако, не определяется их собственным капиталом. Пребывание на государственном посту проистекает из поддержки прежде всего групп предпринимателей, но в то же время и широких слоев граждан, имеющих право голоса. Именно поддержка со стороны последних придает легитимность государственной структуре. Без такой легитимности, пусть даже минимальной, издержки удержания того или иного поста были бы крайне высокими, а государственная структура в долгосрочной перспективе вряд ли была бы стабильной. Для такой легитимации широко используются и популистские лозунги, и политико-экономические решения в пользу широких слоёв населения, и манипулятивные пропагандистские технологии.

Суверенитет государств - их способность самостоятельно вершить внутренние и внешние дела в рамках межгосударственной системы - выступает фундаментальной опорой капиталистического миро-хозяйства. Если она будет разрушена или хотя бы серьезно накренится, капитализм как система окажется несостоятельным. Я считаю, что сегодня, т.е. в начале 21 века, эта опора накренилась впервые в истории современной миро-системы. И это главный признак явного кризиса капитализма как исторической системы. Капиталисты - как каждый в отдельности, так и все вместе как класс - стоят перед необходимостью судьбоносного выбора: либо в полной мере извлечь сиюминутные выгоды из ослабления государств, либо попытаться сделать «текущий ремонт», чтобы возродить легитимность государственных структур, либо же направить свою энергию на строительство альтернативной системы.

Капиталистическое миро-хозяйство нуждается в структуре, состоящей из государств, функционирующих в рамках межгосударственной системы. Эти государства критически важны для предпринимателей в первую очередь потому, что принимают на себя часть издержек производства, гарантируют квазимонополиям их устойчивые прибыли и поддерживают их усилия, направленные как на ограничение возможностей трудящихся классов защищать свои интересы, так и на смягчение недовольства народных масс за счет частичного перераспределения прибавочной стоимости. Однако эта историческая система, подобно любой другой, не лишена противоречий, и когда они достигают критического уровня (иными словами, когда нарушается равновесие), нормальное функционирование системы становится невозможным. Система достигает точки бифуркации. Существует множество признаков, что мы вплотную приблизились к этой точке. Разрушение сельского уклада жизни, истощение природы (экосистем) и демократизация общества, каждое по-своему, ограничивают возможности накопления капитала. Впервые за последние пятьсот лет государства утрачивают свою власть - и не столько вследствие роста влияния транснациональных корпораций, как это часто утверждается, сколько в силу утраты легитимности, придаваемой государствам их народами, все более теряющими веру в последовательное улучшение своего положения. Государство еще остается значимым, прежде всего для предпринимателей. И поэтому потеря государствами их власти оборачивается серьезными испытаниями для транснациональных корпораций, которые впервые сталкиваются с долгосрочной тенденцией к снижению прибылей и уже не могут рассчитывать на то, что государства выручат их из беды.

Мы вступаем в период испытаний. Его последствия неопределенны. Мы не знаем, какой тип исторической системы придет на смену ныне существующему. Но мы наверняка знаем, что та своеобразная система, современниками которой мы являемся, система, в которой государства играли ключевую роль в обеспечении безграничного накопления капитала, не способна больше функционировать.

То есть, привычный и знакомый нам (как по личному опыту, так и по учебникам) мир в начале XXI века стремительно рушится, изменяется в непонятном направлении. Современная эпоха представляет собой фазу бифуркации, в которой действует закон многовариантной и многоаспектной вероятности, и в зависимости от конкретно-исторической ситуации возможны самые различные альтернативы будущего. Ну а жить здесь и сейчас возможно только в государстве,

Подробнее рекомендую познакомиться со сборником статей «Есть ли будущее у капитализма?», где пять ведущих мировых социологов - И. Валлерстайн, Р. Коллинз, М. Манн, Г. Дерлугьян, К. Калхун - предрекают трудные времена для капитализма, которые могут завершиться его глобальным кризисом и крахом либо кардинальным преобразованием. (Есть ли будущее у капитализма? // И. Валлерстайн, Р. Коллинз, М. Манн, Г. Дерлугьян, К. Калхун. Сборн. статей. - М.: Изд-во Института Гайдара, 2015. - 320 с.)

Форма государства

Существующие ныне государства, как и бывшие прежде, весьма отличаются друг от друга. Это различие, как глубокое, принципиальное, так и порой незначительное, имеет свое значение и сказывается на государственном управлении. Поэтому необходимо знать основные признаки, по которым различаются государства.

Форма государства – это внешнее выражение его устройства и организации. Это не отвлеченное понятие и не политическая схема, безличная к жизни народа, а строй жизни и живая организация народа (И.А. Ильин), это способ организации и осуществления государственной власти.

Форма государства имеет три выражения:

1. Форма правления.

2. Форма политико-административного устройства.

3. Политический режим.

Форма правления

Форма правления - это организация высших органов государства, порядок образования и взаимоотношений, степень участия граждан в их формировании.

По источнику и суверенному (т.е. самостоятельному, независимому и верховному) носителю властной силы государства по форме правления разделяются на монократические (т.е. такие, где верховная власть сосредотачивается на одном человеке) и поликратические (т.е. такие, где верховная власть сосредотачивается не на одном человеке, а на группе лиц). Со времен классификации древнегреческого мыслителя Аристотеля государства подразделяются на:

а) монархию, способную превращаться в тиранию;

б) аристократию, способную перерождаться в олигархию;

в) демократию, способную превращаться в охлократию (власть толпы).

В данном контексте следует учитывать, что каждый форме государства соответствуют принципы верховной власти, которые имеет свою логику организации и функционирования государственного управления.

Монархия - власть единоличная, бессрочная (пожизненная) и как правило наследственная. В монархическом государстве верховная власть принадлежит наследственному монарху, несущему ответственность за свои действия лишь перед Богом. Эта связь часто подчеркивалась тем, что в церемонии коронации участвовали религиозные иерархи, которые ее и благословляли.

При монархическом принципе - это единоличное господство монарха (сверху вниз) с соответствующими наместниками на местах (под разными названиями) и подданными.

Монархические государства в чистом виде, тем более абсолютистские, остались достоянием истории; если где и сохранились монархии, то они превратились в конституционные (ограниченные законом), сочетающие в себе в разных вариантах и пропорциях монархические, аристократические и демократические начала. Такими монархиями является примерно четверть современных государств, что свидетельствует о сохранении монархического сознания, уважения к традициям.

Считается, что в аристократическом государстве верховная власть должна принадлежать элите общества, ее лучшим, опытным и разумным представителям. Однако организационная консолидация элиты всегда была делом трудным. Нередко элита правила и правит под прикрытием либо монархии, либо демократии.

Аристократический принцип требует коллективного управления со стороны элиты с определенным распределением власти «по вертикали» и «по горизонтали» (исторический пример: Речь Посполитая).

В демократическом государстве верховная власть принадлежит народу - всем гражданам данного государства.

Для XX века характерно признание достоинств и перспективности демократического государства, хотя фраза «мы, народ... устанавливаем и принимаем...» была записана давно, еще в Конституции США 1787 г.

Признание демократического принципа верховной власти влечет за собой построение государственной власти и государственного управления снизу вверх - от народа посредством форм прямого волеизъявления, представительства и открытой государственной службы. Нередко специфика демократического государства подчеркивается обозначением его термином «республика» (от лат. respublica - политическая и юридическая организация римского народа). Если последовательно стоять на принципе равноправия людей, то логично признать, что только демократическое государство соответствует данному принципу и способно обеспечивать свободу и солидарность людей.

В Республике все высшие органы государственной власти либо избираются непосредственно народом, либо формируются общенациональными представительными учреждениями (парламентом).

К характерным признакам следует отнести следующее:

широкое участие населения в формировании государственной власти, проведение выборов;

участие граждан в управлении делами государства, проведение референдумов - всенародных опросов, выявляющих мнение народа путем голосования при обсуждении особо важных вопросов общественной и государственной жизни;

разделение властей, обязательное наличие парламента, обладающего законодательной, представительной и контрольной функциями;

избрание высших должностных лиц на определенный срок, осуществление ими власти от имени (по поручительству, мандату) народа;

наличие конституции и законов, утверждающих основы (принципы) государственного и общественного устройства, взаимные права и обязанности органов власти и граждан.

Современное государствоведение различает следующие основные виды республиканской формы правления: парламентскую, президентскую и смешанную (парламентско-президентскую или президентско-парламентскую). Вид республики определяется тем, кто реально влияет на исполнительную власть.

Исполнительная (административная) власть - это аппарат государственного управления, институты исполнительной власти в их совокупности на всех иерархических уровнях управления, компетенция государственных органов, их практическая деятельность.

Исполнительная власть концентрирует фактическую мощь страны, ибо:

1) осуществляет всю организационную повседневную работу по управлению различными процессами жизнедеятельности общества, наведению и поддержанию порядка;

2) имеет универсальный характер во времени и в пространстве, т.е. осуществляется непрерывно и везде, где функционируют человеческие коллективы;

3) имеет предметный характер: опирается на конкретные территорию, контингенты людей, информационные, финансовые и иные ресурсы, использует инструменты служебных продвижений, награждений, распределений материальных и духовных благ и др.;

4) использует не только организационно-правовые, административно-политические методы воздействия, но имеет право на легитимное принуждение.

Закон всегда оставляет «свободное поле» для административной власти, возможность действовать по собственному усмотрению. Злоупотребление полномочиями, самоуправство - деформация государственной власти, которая может привести к демонии административной власти.

Демония административной власти - термин введен немецким политологом Риттером (1888-1967) - особое психологическое состояние руководителей, самоуверенно полагающих, что с помощью административной власти можно преодолеть любые препятствия и достичь цели. Это, по выражению Ф.М. Достоевского, состояние «административного восторга». Гай Юлий Цезарь в конце жизни дошел до такой степени заносчивости, что любое свое слово приказывал считать законом. Демония - это одержимость, которая заключает в себе опасную разрушительную силу, бесконтрольное использование правительством административной власти для достижения поставленной цели, не всегда отвечающей здравому смыслу. «Цезарь безумствует», - так говорили французы о Наполеоне, глядя на высокие горы ситцев, бочек сахара, кофе, какао, которые обкладывались по его приказу горючим веществом и сжигались - шла континентальная блокада.

Именно в силу огромного влияния на жизнь общества исполнительная власть во всех республиках имеет статус подзаконной, т.е. действует на основе и в рамках законов, принимаемых представительной властью, выступает как вторичная власть. Это проявляется в следующем:

правительство в своем составе (Кабинет министров, Совет министров), структура и полномочия органов исполнительной власти определяются либо главой государства - президентом, монархом, либо парламентом, либо при их совместном участии;

правительство периодически отчитывается и несет политическую ответственность либо перед главой государства, либо перед парламентом, либо «двойную ответственность» и может быть отставлено соответствующим институтом.

По форме правления, т.е. организации общегосударственной власти (или, как принято иногда говорить, высшей государственной власти), различают парламентские и президентские республики. Имеются и смешанные формы: полупрезидентская республика и парламентарная монархия. Главное здесь - признание принципа разделения власти и специфика механизмов его практической реализации.

1. Парламентская республика предусматривает приоритетную роль парламента в конституционно-правовом отношении:

парламент формирует правительство и в любой момент может отозвать его вотумом недоверия. Доверие парламента - обязательная предпосылка для деятельности правительства. Политическая ответственность правительства только перед парламентом;

глава правительства назначается парламентом (как правило, это лидер победившей на парламентских выборах и ставшей правящей партии);

правительство формируется на основе соглашений парламентских политических фракций, в результате контролируется не только и не столько парламентом, сколько политическими партиями. Если влиятельных партий немного, то исполнительная власть приобретает высокую степень стабильности и способности к принятию управленческих решений. Многопартийная система может способствовать дестабилизации, частой смене правительства, министерской чехарде;

существует дуализм исполнительной власти: наряду с правительством, постом премьер-министра сохраняется пост главы государства - президента или монарха;

президент в парламентской республике - «слабый» президент, т.е. избирается парламентом, а не всенародно, обладает достаточно ограниченными властными полномочиями. Такой президент напоминает монарха в конституционной монархии: царствует, но не правит;

парламент является единственным органом, непосредственно легитимированным народом;

чтобы не допустить сверхконцентрации власти парламента, конституцией предусматривается механизм сдерживания и контроля его со стороны главы государства (президента или монарха), например, его право на роспуск парламента (или одной из его палат) в целях проведения новых выборов, а также со стороны судебной власти;

В парламентской республике известным приоритетом пользуется выборный законодательный орган, который из своего состава формирует подотчетное ему правительство (Италия, ФРГ). Таков же механизм формирования и соотношения законодательной и исполнительной власти в парламентарной монархии (Великобритания, Дания, Швеция, Япония). Именно здесь и только здесь существует пост премьер-министра.

Политологи насчитывают в числе развитых стран 13 парламентских республик, в основном в Западной Европе и на территориях бывшей Британской империи (Австрия, Германия, Италия и др.). Взаимодействие в системе публичной власти в парламентской республике показано на рис. 1.

Рис. 2. 1. Политические связи в системе власти

в парламентской республике

2. В президентской республике законодательный орган (парламент, конгресс или с иным названием) и глава исполнительной власти (он же глава государства) равно избираются населением, самостоятельны в своих функциях, но связаны между собой посредством системы сдержек и противовесов (США, Аргентина, Мексика и др.). Особый статус имеют президенты - главы государств в России, Франции и других странах, которые в качестве арбитра и гаранта обеспечивают функционирование и взаимодействие органов «разделенной» государственной власти (рис. 2). В таких странах правительство, подотчетное в основном президенту. Широкое распространение такая форма правления получила в Латинской Америке (Бразилия, Мексика, Уругвай и т.д.).

Президентской республике присущи следующие отличительные признаки: 1) президент и парламент в равной степени легитимированы народом. Президент - «сильный», избран народом и к нему может апеллировать в случае конфликта с парламентом; 2) президент одновременно является главой государства и главой правительства, значит, отсутствует дуализм исполнительной власти; 3) президент нуждается в согласии парламента на формирование правительства, но в выборе своей «команды» он свободен и независим от политической поддержки парламента, не руководствуется принципом партийной принадлежности при подборе министров; 4) парламент не может сместить правительство с помощью вотума недоверия. Чтобы не допустить сверхконцентрации власти у президента, конституцией обычно предусматривается механизм сдержек и противовесов его власти: президент не вправе распустить парламент, а парламент может инициировать импичмент президенту. Политологи насчитывают около 70 президентских республик.

3. Смешанная форма президентского и парламентского способов правления предусматривает ослабление позиции исполнительной власти правительства и сбалансирование властных полномочий президента и парламента. Используется как в странах с устойчивой демократией (Франция), так и в республиках, создающих новую государственность и стремящихся учесть недостатки и адаптировать преимущества той и другой формы правления. Смешанная форма правления схематически приведена на рис. 3. Для нее характерны следующие отличительные признаки:

президент и парламент в равной степени легитимированы народом;

оба института участвуют и в формировании, и в отстранении правительства. Правительство, таким образом, несет «двойную» ответственность;

парламент может выразить недоверие правительству (его главе, продолжающему исполнять обязанности до решения президента);

очевидно большое значение политического фона для стабильности правительства. Многопартийная система, разногласия между фракциями в парламенте затрудняют работу правительства и вынуждают его обращаться за поддержкой к президенту;

предусматривается механизм взаимных сдержек и контроля высших институтов государственной власти: президент имеет право вето на законы, принимаемые представительной палатой, и право роспуска палат, а парламент может инициировать и отстранить от должности президента в случаях, предусмотренных конституцией.

Исследователи насчитывают не менее 20 государств со смешанной формой правления на территории Восточной Европы и бывшего СССР.

Выбор той или иной формы правления осуществляется народом путем принятия конституции или одобрения ее основополагающих принципов на конституционных референдумах или учредительных (конституционных) собраниях, съездах. При этом определяющее влияние на решение народа оказывают культурные, правовые, политические традиции, конкретно-исторические условия, а зачастую и чисто субъективные факторы.

Выбор формы правления, функций, структуры и других параметров общегосударственной власти существенно влияет на государственное управление. Это, образно выражаясь, «мозговой» центр государственного «организма». И от того, как он устроен и, главное, действует, во многом зависит состояние и функционирование его составных частей - разнообразных «органов» государства. Поэтому в значительной степени общенациональные политические процессы в большинстве и сосредоточиваются вокруг выбора формы правления и персонального наполнения ее структур.