Я родился в году 18... наследником большого состояния; кроме того, я был наделен немалыми талантами, трудолюбив от природы, высоко ставил уважение умных и благородных людей и, казалось, мог не сомневаться, что меня ждет славное и блестящее будущее. Худшим же из моих недостатков было всего лишь нетерпеливое стремление к удовольствиям, которое для многих служит источником счастья; однако я не мог примирить эти наклонности с моим настойчивым желанием держать голову высоко и представляться окружающим человеком серьезным и почтенным. Поэтому я начал скрывать свои развлечения, и к тому времени, когда я достиг зрелости и мог здраво оценить пройденный мною путь и мое положение в обществе, двойная жизнь давно уже стала для меня привычной. Немало людей гордо выставляли бы напоказ те уклонения со стези добродетели, в которых я был повинен, но я, поставив перед собой высокие идеалы, испытывал мучительный, почти болезненный стыд и всячески скрывал свои вовсе не столь уж предосудительные удовольствия.

Таким образом, я стал тем, чем стал, не из-за своих довольно безобидных недостатков, а из-за бескомпромиссности моих лучших стремлений те области добра и зла, которые сливаются в противоречиво двойственную природу человека, в моей душе были разделены гораздо более резко и глубоко, чем они разделяются в душах подавляющего большинства людей. Та же причина заставляла меня упорно и настойчиво размышлять над тем суровым законом жизни, который лежит в основе религии и является самым обильным источником человеческого горя.

Но, несмотря на мое постоянное притворство, я не был лицемером: обе стороны моей натуры составляли подлинную мою сущность - я был самим собой и когда, отбросив сдержанность, предавался распутству и когда при свете дня усердно трудился на ниве знания или старался облегчить чужие страдания и несчастья. Направление же моих ученых занятий, тяготевших к области мистического и трансцендентного, в конце концов повлияло и пролило яркий свет на эту вечную войну двух начал, которую я ощущал в себе.

Таким образом, с каждым днем обе стороны моей духовной сущности – нравственная и интеллектуальная – все больше приближали меня к открытию истины, частичное овладение которой обрекло меня на столь ужасную гибель; я понял, что человек на самом деле не един, но двоичен. Я говорю "двоичен" потому, что мне не дано было узнать больше. Но другие пойдут моим путем, превзойдут меня в тех же изысканиях, и я беру на себя смелость предсказать, что в конце концов человек окажется всего лишь общиной, состоящей из многообразных, несхожих и независимых друг от друга сочленов. Я же, благодаря своему образу жизни, мог продвигаться в одном и только в одном направлении.

В своей личности абсолютную и изначальную двойственность человека я обнаружил в сфере нравственности. Наблюдая в себе соперничество двух противоположных натур, я понял, что назвать каждую из них своей я могу только потому, что и та и другая равно составляют меня; еще задолго до того, как мои научные изыскания открыли передо мной практическую возможность такого чуда, я с наслаждением, точно заветной мечте, предавался мыслям о полном разделении этих двух элементов. Если бы только, говорил я себе, их можно было расселить в отдельные тела, жизнь освободилась бы от всего, что делает ее невыносимой; дурной близнец пошел бы своим путем, свободный от высоких стремлений и угрызений совести добродетельного двойника, а тот мог бы спокойно и неуклонно идти своей благой стезей, творя добро согласно своим наклонностям и не опасаясь более позора и кары, которые прежде мог бы навлечь на него соседствовавший с ним носитель зла. Это насильственное соединение в одном пучке двух столь различных прутьев, эта непрерывная борьба двух враждующих близнецов в истерзанной утробе души были извечным проклятием человечества. Но как же их разъединить?

Вот куда уже привели меня мои размышления, когда, как я упоминал, на лабораторном столе забрезжил путеводный свет. Я начал осознавать глубже, чем кто-либо осознавал это прежде, всю зыбкую нематериальность, всю облачную бесплотность столь неизменного на вид тела, в которое мы облечены. Я обнаружил, что некоторые вещества обладают свойством колебать и преображать эту мышечную оболочку, как ветер, играющий с занавесками в беседке.

Перевод И. Г. Гуровой

Мрачный корпус лаборатории доктора Джекила выходит на нарядную оживленную улочку, а нарядный фасад его дома – на заброшенную площадь. Что это может значить?

Как доктор Джекил объясняет мотивы, заставившие его работать над созданием эликсира?

Какие «уклонения со стези добродетели» мог скрывать доктор? Каким порокам мог он предаваться в образе Хайда? Почему автор пишет об этом так неясно? Обратите внимание на поведение Хайда в сцене, когда он приходит за своим препаратом к Лэньону.

Часто не понимают, что фантастическая литература – это литература не о том, что возможно, а о том, что есть. Объясните принцип перевоплощения доктора Джекила в мистера Хайда, его химический и психологический аспекты.

Почему автор так настойчиво подчеркивает, что облик мистера Хайда вызывает необъяснимое отвращение у окружающих? Как сам доктор относится к человеческому воплощению своей «темной половины»? Почему Джекил утрачивает контроль над Хайдом?

Доктор Джекил, Лэньон, сэр Дэнверс Кэрью изображены как лучшие представители викторианской эпохи. Что было для викторианцев предметом восхищения, а что – источником страха?

Джек-потрошитель.

Осенью 1888 года Лондон был потрясен серией страшных убийств в Уайтчепеле. Это был тогда самый неблагополучный район Лондона, населенный ирландцами, бежавшими от картофельного голода в середине века, и евреями из Восточной Европы. Жертвами были старые уродливые проститутки. Убийца, который так и не был найден, получил прозвище Джек-Потрошитель и стал самым знаменитым серийным убийцей в истории. Едва ли причиной была омерзительная жестокость убийств и едва ли в британской уголовной хронике они были первыми в своем роде. Едва ли дело было в том, что убийства и расследование подробно освещались прессой. Газеты пишут о том, что хотят читать читатели. Феномен Джека-Потрошителя был создан бурной и истерической реакцией общества. Полиция получила сотни писем, написанных от лица Джека. Сразу появилось множество версий, в соответствии с которыми убийца принадлежал к числу респектабельных жителей Лондона или даже к высшим кругам. Место действия вызывало страх, ненависть и презрение. Жертвами были те, кто казался воплощением зла, грязи и порока. Слишком многие слишком легко могли представить себя на месте Потрошителя.

Доктор Джекил сравнивает Хайда, набросившегося на сэра Кэрью, с ребенком, ломающим игрушку. Сообщает о том, что Хайд «с обезьяньей злобой» устраивал ему всяческие гадости: «писал моим почерком гнусные кощунства на полях моих книг, жег мои письма, уничтожил портрет моего отца, и только страх смерти удерживал его от того, чтобы навлечь на себя гибель, лишь бы я погиб вместе с ним».

Какой могла бы быть фрейдистская интерпретация повести Стивенсона?

Фрейдизм.

Зигмунд Фрейд (1856 – 1939), австрийский психиатр, занимаясь лечением неврозов, установил, что их источником являются подавленные подсознательные влечения. Всяческие разрушительные и саморазрушительные инстинкты органически присущи человеку и открыто проявляются в поведении ребенка. Фрейд, таким образом, демистифицирует детство. Ребенок вовсе не ангел, а чрезвычайно агрессивное и опасное существо. Взрослея, ребенок усваивает социальные нормы и забывает о своих инстинктах. Но они не исчезают, а уходят в подсознание и оттуда скрытно управляют всей жизнью человека. Нормальным механизмом является сублимация, когда психическая энергия индивида направляется в социально приемлемое русло. Тогда человек реализует себя, делая успешную карьеру, занимаясь спортом, в конце концов искусством. Если же механизм сублимации дает сбой, тогда мы имеем невроз.

Фрейд, скорее всего, ощущал себя обыкновенным ученым и врачом и хотел быть респектабельным. Общий пафос его деятельности состоял в утверждении нормы, в подчинении психической жизни рациональному началу. Так что его цели вовсе не противоречили целям деятельности институтов буржуазного общества. Эти институты основаны на представлении о том, что природа вообще, и человеческая природа в частности, опасна и разрушительна, и предполагают ограничение, дисциплину, запрещение свободных проявлений природы.

Собственно, Фрейд пытался дать научное обоснование цивилизации, но при этом нарушил запрет молчания и совершил то, чего не собирался совершать: разрушил образ буржуазного человека как разумного и ответственного субъекта, способного себя контролировать.

При необходимости следует самостоятельно уточнить содержание идей Фрейда, обратившись к соответствующей литературе. Многие, к сожалению, думают, что все учение Фрейда сводится к эдипову комплексу и что фрейдизм видит свою задачу в том, чтобы обнаружить эдипов комплекс в любом литературном сюжете. Многих также раздражает, что психоанализ рассматривает художественное произведение точно так же, как любое другое высказывание пациента, то есть вне его эстетической специфики. Между тем самым ценным в наследии Фрейда является, по-видимому, система анализа, выявляющего работу механизмов вытеснения и переноса и других уловок бессознательного. Психоанализ акцентирует скорее сложность и многосмысленность высказывания, а не то, что любое высказывание выражает какой-то наперед известный тривиальный смысл.

По-видимому, не всегда учитывается исторический контекст возникновения теории Фрейда.

Рассказчик в романе Пруста «В поисках утраченного времени» упоминает вскользь и без всякого смущения, что лишился невинности с помощью одной из своих кузин.

По-видимому, инцест, семейное насилие и иные табуированные действия были более или менее в порядке вещей в условиях замкнутости и кастовости викторианского среднего класса и строгих ограничений, налагавшихся на сексуальную жизнь буржуазной моралью. А ненависть к отцам имела своим основанием жесткую патриархальную педагогику.

Прокомментируйте рассуждение доктора Джекила о том, что, возможно, «в конце концов человек окажется всего лишь общиной, состоящей из многообразных, несхожих и независимых друг от друга сочленов».

Доктор Джекил – наследник большого состояния. Каковы были его стимулы для занятий наукой? Насколько они типичны?

XIX век – время выдающихся научных достижений, а также время, когда научные открытия быстро становятся основой для технических изобретений. Складывается своеобразный культ науки: наука дает естественные объяснения того, что прежде казалось чудесным, и как будто бы обещает чудесное разрешение всех проблем человечества. Популярность науки велика; но весьма влиятельными являются и всякого рода паранаучные теории, вроде спиритизма или чтения мыслей на расстоянии. Сам образ ученого мистифицируется в романтическом духе («безумный гений» или «мрачный гений»).

Сравните изображение работы ученого (врача) в «Странной истории» и в других известных вам произведениях сходной тематики (Ибсен, Герберт Уэллс, Шоу, Конан Дойл, Чехов, Булгаков). Какие отличия обусловлены культурно-исторической спецификой, что – особенностями жанра?