1) Первая черта изменения экономических процессов в революционное время состоит в росте этатизма или в уменьшении автономии граждан в области экономических взаимоотношений. Эта черта только что была рассмотрена.
Характер других изменений легко предвидеть. Революция, отвлекая силы людей от борьбы с природой на борьбу друг с другом, ослабляя трудовые рефлексы, убивая своими эксцессами и грабежами уверенность в прочности обладания богатством, ослабляя своими уравнительными попытками стимул личной заинтересованности, с одной стороны, и усиливая леность, давая за нее премии — с другой, наконец, разрушая города и села, опустошая нивы и мастерские, — неизбежно ведет:
Парижская Коммуна 1871 г. «могла держаться только при помощи сильного давления на врагов. Правление ее превратилось в настоящую тиранию. Члены Коммуны не могли выносить ни малейшей критики и подавляли все независимые голоса. Они старались внушить страх и наполняли тюрьмы подозрительными лицами и заложниками. Затем, когда наступил решительный час, они старались всеми силами обеспечить себе месть. Их газеты не переставали требовать самых кровавых репрессалий» (Грегуар Л. Цит. соч. Т. V. С. 411).
2) к падению производства в стране, к общему обеднению, тем самым к разрушению и дезорганизации всей экономической жизни общества. Таков основной результат ее влияния. Наряду с ним имеются второстепенные:
3) революция, в первом фазисе, часто уменьшает имущественную дифференциацию и приближает население к равенству в нищете;
4) во второй период — усиливает экономическое неравенство, причем нередко до пределов, превосходящих дореволюционный период;
5) как мы видели выше, интенсивно перемещает богачей в бедняки и обратно;
6) чем кровавее, длительнее и глубже революция, тем эти эффекты резче. Если революция очень краткая и малокровная, то они могут быть ничтожными.
Таковы те объективные результаты, к которым вместо обещаемой всеобщей сытости, «кисельных берегов и молочных рек» ведет революция. Эти результаты очень четко выявились в Русской революции 1917–1922 гг.
Об этом говорят нижеследующие цифры. Валовая производительность русской промышленности в пределах современной Советской России (без Сибири и Туркестана) в миллионах золотых рублей, по больше-
вистской статистике, составляла (в процентном отношении к 1912 г.): в 1912 г. 6059,2 100% 1920 835,8 13,8 1921 370,0 14,4
1922 965,5 16,9 15
Народный доход на одного человека составлял:
1913 100 руб. 35 коп. 100%
1916–1917 85 руб. 60 коп. 84,5%
1921 38 руб. 60 коп. 38,1% 16
Продукция остальных видов промышленности к продукции 1913 г., принимаемой за 100%, относится так:
Виды промышленности | 1913 | 1918 | 1919 | 1920 | 1921 | 1922 |
Каменноугольная 100 42 29 27 31 34
15 На новых путях. Итоги новой экономической политики за 1921–1922 гг. 1922.Вып. III. С. 178–188.
16 Прокопович С. Н. Цит. соч. С. 119.
Виды промышленности | 1913 | 1918 | 1919 | 1920 | 1921 | 1922 |
Металлургическая | 100 | 12,2 | 2,6 | 2,4 | 3,0 | 3,9 |
Нефтяная | 100 | 44 | 49 | 41 | 42 | 49 |
Добыча железной руды | 100 | 0,2 | 0,0 | 1,6 | 1,6 | 2,2 |
Текстильная (льняная пряжа) | 100 | 75 | 45 | 33 | 25 | 46 |
Шерстяная | 100 | — | 19 | 23 | 17 | 27 |
Хлопчатобумажная | 100 | — | 6,2 | 6 | 7,4 | 17 |
Сахарная | 100 | 24 | 6 | 5 | 7 | —17 |
Сельское хозяйство «процветало» не хуже. Это видно из площади посева и величины урожая.
Посевная площадь в пределах РСФСР в млн десятин была:
1909–1913 (средняя) | 1914 | 1915 | 1916 | 1917 | 1918 | 1919 | 1920 | 1921 | 1922 | 1923 |
83,5 | 88,5 | 85,1 | 78,2 | 78,2 | — | — | 62,3 | 54,9 | 9,218 | 59,3 |
Урожай ржи с десятины (в пудах) 53,9 | 53,1 | 72,3 | 60,1 | 49,7 | 44,1 | 38,3 | 33,7 | — | — | — |
Урожай озимой пшеницы с десятины (в пудах) 62,3 | 65,4 | 87,1 | 71,7 | 57,7 | 47,6 | 34,3 | 32,7 | — | — | — |
Урожай яровой пшеницы с десятины (в пудах) 50,7 | 39 | 64,4 | 45,7 | 44,4 | 36,0 | 35,5 | 28,5 | — | —19 |
В итоге этого расстройства земледелия Россия, вывозившая до войны за границу 650 000 000 пудов, в 1921–1922 гг. дошла до людоедства на почве голода. Вместо «курицы в супе» революция накормила рус-
ский народ бифштексами из мяса… собственного ребенка.
17 Экономическое строительство. М., 1923. № 2. С. 34.
18 Экономическая жизнь. № 163.
19 Кондратьев Н. Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции.
Сходное происходило и с другими сельскохозяйственными культурами.
Лен | 1914 | 1916 | 1920 | 1921 | 1922 | 1923 | ||
Площадь (тыс. десятин) | 1311 | 945,5 | 321,1 | 292,3 | 347,1 | — | ||
Сбор (тыс. пудов) | 24083 | 14722 | 4500 | 5500 | — | — | ||
Хлопок | 1915 | 1916 | 1921 | 1922 | ||||
Площадь (тыс. десятин) | 520 | 578 | 130 | 52 | ||||
Сбор | 15 млн | 600–700 тыс. |
| |||||
Табак | 1916 | 1918 | 1920 | 1921 | 1922 | 1923 | ||
Площадь (тыс. десятин) (предположительно) | 6750 | 2967 | 537 | 231 | ? | 1800 | ||
Сбор (тыс. пудов) (предположительно) | 69,00 | 28,28 | 7,66 | 2,76 | 5,9 | 16 | ||
Сахарная свекла | 1914 | 1922 | 1923 | |||||
Площадь (тыс. десятин) (предположительно) | 683,4 | 159,2 | 232,3 | |||||
Сбор (тысяча 12-пудовых берковцев) | 75666 | 9130 | ?20 | |||||
Животноводство пало на 40–50% по сравнению с довоенными годами.
Транспорт разрушен так же. В дореволюционное время Россия имела 19 000 паровозов и 437 000 вагонов, теперь — 7000 паровозов и 195 000 вагонов, и то не вполне исправных. Среднесуточная погрузка в 1913 г. составляла 31 000 вагонов, в 1923 г. — 11 600 вагонов21. За годы революции разрушено 3650 железнодорожных мостов и около 20% станционных зданий.
Финансы государства находятся в умопомрачительном состоянии. Количество бумажных денег в миллиардах рублей было:
на 1 января 1917 9,2
1918 27,3
М., 1922. Данные о посевной площади за 1921–1922 гг. приведены по «Отчету Народного Комиссариата Земледелия за 1922 г.».
20 Экономическая жизнь. № 172. 1923. 2 августа.
21 Известия. № 186. 1923. 21 августа.
1919 | 61,3 |
1920 | 225,0 |
1921 | 1168,6 |
1922 | 17539,5 |
май 1923 | 6076000,0 |
Обесценивание их шло так. Принимая цены 1913 г. за 1, индекс цен за годы революции возрастает следующим образом:
1 января | 1917 3,8 |
1918 23,3 | |
1919 230,0 | |
1920 2136,0 | |
1921 26500,0 | |
1922 182753,0 | |
1923 19775000,022 |
В переводе на товарные рубли вся эта бумажная масса стоила бы (в млрд руб.):
1921 | 1922 | 1923 | 1921 | 1922 | |
44 | 96 | 101 | Июль | 37 | 69 |
44 | 67 | 106 | Август | 43 | 94 |
37 | 54 | 116 | Сентябрь | 56 | 128 |
40 | 42 | 104 | Октябрь | 71 | 144 |
49 | 35 | 114 | Ноябрь | 80 | 117 |
42 | 51 | — | Декабрь | 96 | 106 |
1923
Январь—
Февраль—
Март—
Апрель—
Май—
Июнь—
Заработная плата рабочих, опять-таки по данным большевиков, при «диктатуре пролетариата», считая пайки, одежду, жилище и все прочее — была равна:
в 1913–1917 22 руб. в месяц
1918 8,99
1919 6,77
1920 7,12
1921 6,95
1922 8,2223
22 Цит. по книге С. Н. Прокоповича (с. 209); Экономический вестник. № 235. С. 174. 23 Экономическая жизнь. 1922. № 264; Прокопович С. Н. Цит. соч. С. 135.
Фактически она была еще ниже24. Из этих данных ясно «благодетельное» влияние революции. Четыре года мировой войны были бесконечно менее разрушительными, чем четыре года революции. В итоги их —
общая нищета, голод… людоедство… вымирание русского народа. Но, быть может, этой ценой достигнуто имущественное равенство? уничтожение частной собственности? обобществление средств и орудий производства? уничтожение эксплуатации и армии безработных?
Увы, — нет! В первый период «военного коммунизма» (1918–1920 гг.), исключая самих коммунистических вождей, действительно произошло уравнение в нищете. Богатства были разграблены. Благодаря нормированию заработной платы и отбиранию всех излишков, имущественная дифференциация, как мы видели, уменьшилась даже среди крестьян и рабочих. Но, увы, — не надолго! В 1921–1922 гг. даже коммунисты поняли разрушительное влияние «коммунизма», доведшее народное хозяйство до полного развала. Отсюда — лозунг: «Назад к капитализму!» С 1921 г., после введения «новой экономической политики», т. е. возвращения к капитализму, разрешения частной торговли, денационализации предприятий, разрешения концессий, допущения частной
собственности, начался и рост имущественной дифференциации. Уже в 1922–1923 гг. он привел к бóльшим контрастам в имущественном отношении, чем контраст между уровнем жизни американского миллиардера и уровнем жизни американского рабочего. С одной стороны, мы видим массу людей, умирающих от голода, доведенных до людоедства, и ужасающую нищету, с другой — верхи власти, спецов и новую буржуазию, ведущих роскошный образ жизни, не отказывающих себе ни в чем. Уравнительная работа первого периода была сведена на нет.
24 По другим официальным данным, в 1922–1923 гг. заработная плата рабочих составляла:
в октябре 1922 | 1 руб. 65 коп. |
ноябре | 1 руб. 16,1 коп. |
декабре | 1 руб. 19,7 коп. |
январе 1923 | 1 руб. 16,1 коп. |
феврале | 1 руб. 44 коп. |
апреле | 1 руб. 38 коп. |
мае | 1 руб. 26 коп. |
См.: «Труд» от 6 октября, 10 ноября, 12 декабря 1922 г., 5 января, 8 февраля, 3 марта, 6 мая 1923 г.; Шварц С. Государственный минимум заработной платы // Социалистический вестник. 1923, 1 июля.
Вместо уничтожения частной собственности в этот период (1921– 1922 гг.) мы имеем ее фактическое и юридическое признание. Вдобавок — небывалый рост собственнической стихии, захлестнувшей весь коммунизм и принявшей зоологический оттенок. К 1923 г. из национа-
лизированных средств и орудий производства, домов и земли, торговли и банков — в руках государства осталась лишь крупная индустрия. Коммунизация развалила и ее. Дефицит ее рос и растет, поэтому в 1923 г. началась ее декоммунизация и денационализация25. В итоге — вся коммунизаторская работа революции также была сведена на нет.
Не лучше обстоит дело и с эксплуатацией. Во-первых, никакая эксплуатация капиталистического строя не может конкурировать с той эксплуатацией «государственного рабства», которая производилась властью в период военного коммунизма, заставляя население фактически работать по 14–16 часов, власть могла давать ему за это лишь 8 рублей в месяц. Людей эксплуатировали так, как не эксплуатирует хороший извозчик свою лошадь.
Поэтому первый период революции был отмечен колоссальным ростом эксплуатации трудовых классов. Переход от него к «новой экономи-
ческой политике» был облегчением эксплуатации. Но… по сравнению с дореволюционным состоянием эта эксплуатация безмерно возросла. Вместо 8–10 часов работы теперь работают 10–12–14 часов. Вместо старой заработной платы — получают ее треть или четверть или одну десятую. Вместо гигиенических условий — работают в невозможной обстановке. Старое законодательство о защите труда аннулировано, новое — значится лишь на бумаге.
Армии безработных? Сейчас уже (1923 г.) она насчитывает более 1 000 000 человек, буквально обреченных на голод, ибо от государства они ничего не получают, кроме ничтожных грошей, а при общем развале промышленности найти работу не могут.
25 Развал этой крупной индустрии, «ее огромная задолженность, превысившая за 5 месяцев 1923 г. 85 млн золотых рублей, постоянное уменьшение производственной программы, отсутствие перспективы по возрождению и восстановлению нашей крупной промышленности… заставляют нас в интересах страны перейти к денационализации ряда промышленных предприятий первостепенного значения», — таков, по словам председателя Высшего Совета Народного Хозяйства народного комиссара Рыкова, сказанным им в июне 1923 г., итог коммунизации. Последняя цитадель коммунизма, таким образом, разрушается самими же коммунистами (цит. по: Дни. № 205).
Итог — ясен. Предоставляю рыцарям революции воспевать ей дифирамбы. Я лично не вижу никаких оснований для этого.
Какую картину в этом отношении дают другие революции? Быть может, не столь ужасную, как русская, но однородную с ней. Ни одна из
них не может похвастаться тем, что улучшила и повысила производительность страны, повысила уровень жизни трудовых классов, прочно укрепила имущественное равенство, уменьшила эксплуатацию, покончила с безработицей и институтом частной собственности.
Венгерская и Германская революции 1918? О влиянии первой нам красноречиво рассказывает один из ее вождей, профессор Е. Варга, бывший президентом Венгерского Высшего Совета Народного Хозяйства26. Картина — та же, что и в русской революции, только более мягкая, ибо опыт коммунистической революции здесь был скоро ликвидирован. Германская революция была «мелкобуржуазной» и неглубокой, поэтому ее разрушительные эффекты были небольшими; кроме того,
они во многом объясняются условиями Версальского мира.
Роль Парижской революции 1870–1871 гг. — известна. Она еще более ухудшила и без того скверное экономическое положение парижского населения и Франции. Голод, болезни, вымирание — прекращение всякой промышленной и торговой деятельности… безработица — таковы
ее результаты27.
Роль революции 1848 г. была однородной. Попытавшись вначале помочь рабочим путем организации Национальных мастерских, — она не справилась со своей задачей. Другими своими мерами она еще более дезорганизовала народное хозяйство, усилила нужду, безработицу и эксплуатацию28.
Не иначе обстояло дело и в Германской революции 1848 г. В Берлине
«улицы поросли травой, дома обезлюдели, лавки полны товаров, но
26 См.: Varga E. Die wirtschafspolitischen Probleme der proletarischen Diktature. Wien, 1921.
27 См.: Грегуар Л.Цит. соч. Т. IV. С. 307–308, 317, 409–410.
28 «Революция уничтожила кредит. Расходы внезапно увеличились. Доходы долж-ны были уменьшиться». «Деньги, — писал Гарнье-Пажес, — исчезают из казначейства, как вода из открытой шлюзы. Через неделю нам грозит банкротство»… «На бирже 5-процентные бумаги продавались 23 февраля по 116 франков 10 сантимов, 7 марта курс их снизился до 89 франков, а вскоре он пал до 55 франков». Устанавливается принудительный курс и вводятся новые налоги в 45 сантимов. «Народ терпел недостаток в хлебе; не существовало ни креди-
нет покупателей. Трудолюбивые граждане не находят работы, не имеют заработка, ремесленник впадает в нищету».
В итоге ее разве одни крестьяне ничего не потеряли, а скорее кое-что приобрели. «Рабочие же были обмануты во всех своих ожиданиях. Скудная милостыня в виде государственных и общественных работ не могла, конечно, улучшить материальное положение рабочих масс» и т. д. 29
При пролетарской ли или при буржуазной революции — все равно — революция бьет прежде всего и сильнее всего самый революционный рабочий класс.
«Революция 1830 г. усилила торговый кризис. Дела совсем приостановились. Рабочие были без работы»30.
О влиянии Французской революции 1789 г. — не приходится и говорить. Оно известно и очень сходно с влиянием русской революции. Общее обеднение (менее затронувшее крестьян), кризис промышленный, финансовый и торговый, обесценивание денег, безработица, голод, вымирание, с 1793 г. рост имущественной дифференциации, разлив собственнической стихии, опять голод и т. д. — все это известно и бесспорно. Причем и здесь «рабочие и ремесленники — главная жертва революции: ремесленник потерял работу, у него отняли все права:
союза, стачек и голосования.
та, ни торговли, ни промышленности». Росла безработица (Грегуар Л.Цит. соч. Т. III. С. 25–29). Влияние революционного 1848 г. на производство видно из следующих цифр:
1847 | 1848 | 1849 | 1850 | |
Сбор хлеба (в млн гектолитров) | 97,6 | 88 | 91 | 88 |
Нефтяная промышленность (млн тонн) | 5153 | 4000 | 4049 | 4434 |
Производство чугуна | 592 | 472 | 414 | 406 |
Производство железа и стали | 390 | 283 | 252 | 257 |
Производство сахара (млн квинталей10*) | 523,7 | 481,0 | 500,7 | 597,6 |
Производство хлопка и льна (тыс. кг) | 47191 | 44759 | 63903 | 59272 |
Объем внешней торговли (млн франков) | 2339 | 1644 | 2291 | 2555 |
«Никогда с начала XIX века Франция не проходила через ряд годов, более неспокойных и менее благоприятных для развития промышленности, чем 1848–
1851» (Levasseur E. Histoire des classes ouvriéres. 1904. Vol. II. P. 454–464; livre V).
29 Блос В.Цит. соч. С. 326, 403–404, 280–281.
30 Levasseur E. Histoire des classes ouvriéres. Vol. II. P. 5.
«Все было в корне разрушено, — пишет сам Ларевельер, — от разбитых дорог до погасших очагов, от странноприимных домов до раздвоенных умов, от пустой казны до развращенных сердец»31.
«Ein trostloses Chaos in den Finanzen, dazu einem kostspiligen Krieg, traurige Agrarverhältnisse, Handekrisen, Lebensmittelnot, Teuerung, und das Land noch rauchend von Blute der Erschlagenen»11*, — такова карти-
на32. 100 бумажных ливров с 1789 г. до 1796 гг. упали до 3,7, после чего были выпущены мандаты, которые покатились вниз с той же быстротой33. Причем и здесь «через конфискацию имуществ духовенства и аристократии революционное законодательство стремилось к социальному нивелированию. Оно не было достигнуто ни в малейшей степени. Произошла только перегруппировка (Unschichtung). Очень быстро возникли новые громадные состояния»34.
Если позже Франция поправилась экономически, то в сильной степени благодаря военному грабежу всей Европы и других стран.
Картину того же рода дает Англия в период революции. Гражданская война и рост армии пожирали доходы страны, расстраивали промышленность, торговлю, финансы, усиливали нужду и голод. Финансы республиканской власти находятся в плачевном состоянии. Расходы в 1651 г. возросли до 2 750 000 фунтов стерлингов, т. е. в три раза превзошли бюджет Карла I в 1635 г. Доходы — резко сократились. Отсюда — постоянный громадный дефицит. А потому: рост налогов, конфискация имуществ и богатств, акцизы, вплоть до продажи картин и даже соборов для пополнения казны. В связи с этим — расстройство народного хозяйства, общее обеднение, голод (1649 и др. гг.) и нужда35.
Итоги революции: «Интересы демоса не были приняты английской революцией в расчет; религиозно-политический переворот содействовал
лишь упрочению положения земельных собственников»36. «Положение
31 Мадлен Л. Цит. соч. Т. II. С. 164–165, 219. См.: Levasseur E. Histoire des classes ouvriéres. Vol. I, livre I и p. 288–290; Тарле Е. В.Рабочий класс во Франции в эпоху революции. СПб., 1909. Т. I—II, а также работы И. Тэна, Ж. Мишле, А. де Токвиля и других авторов.
32 Hake F. von. Zusammenbruch und Aufstieg des Französischen Wirtschaftsleben 1789–1799. München. 1923, S. 78.
33 Ibid. S. 248–249; там же см. диаграммы.
34 Ibid. S. 246.
35 Гизо Ф. Цит. соч. Т. I. С. XIII.
36 Ковалевский М. М. От прямого народоправства к представительному. Т. II. С. 393.
беднейших классов до конца XVII столетия было постоянно плачевным». «В 1696 г. бедные и нищие составляли четверть всего населения»37.
Ту же картину дает Французская революция конца XIV — начала XV века. Общее разрушение… голод… смерть… и т. д. вплоть до знакомого: «les
metiers de Paris perdirent d’un seul coup leurs priviléges les plus chers, leurs droits les plus anciens et leurs chefs les plus écautes»38/12*.
В итоге Гуситской революции «победители-чехи не приобрели никаких важных результатов для своей национальной и общественной жизни»39.
Уже к 1485–1486 гг. «нищета стала ужасной. Былое благосостояние совершенно исчезло. Иностранные купцы не осмеливались больше проникать в страну, ставшую добычей диких страстей. Ряд городов — в развалинах. Копи — покинуты. Прага управляла теперь нищими и обезлюдевшими городами. В деревнях нищета была еще ужаснее. Исчезла всякая безопасность. Друзья и враги, немцы и чехи, утраквисты и табориты сжигали деревни, уничтожали посевы, требовали налогов. Когда крестьянин отдавал последнее су одним, приходили новые солдаты,
обвинявшие его в мире с неприятелем, и приходилось снова подкупать их, снова давать деньги — иначе смерть… Видные страдали всего более». В итоге крестьяне покидали руины деревень, бежали в леса, в города, но и здесь гибли, ибо не могли найти ни работы, ни пропитания.
В начале революции провозгласили имущественное уравнение, в Таборе уничтожили частную собственность. «Результатом обобществления благ стали: индифферентизм, леность, а вскоре — нищета и бедность». Очень скоро поэтому начинается возврат к собственности: первый шаг состоял в том, что «решили лишь ограничить собственность, а не уничтожать ее» (гуситский «нэп»). За ним последовал второй и третий, и кончилось дело «простым перемещением конфискованных богатств», причем «только знать и богачи воспользовались им. Из несметной массы богатств, грубо брошенных в обращение, лишь ничтожная часть попала в руки крестьян и рабочих», да и эта часть позже ушла из их рук. Кончилось все это полным восстановлением частной собственности, колоссальным ростом имущественного и всякого
37 Бернштейн Э. Коммунистические и демократо-социалистические течения в Английской революции XVII в. // Предшественники новейшего социализма. СПб., 1907. Т. II. С. 239–241.
38 Levasseur E. Histoire des classes ouvriéres. Vol. I. P. 518.
39 Вебер Г. Цит. соч. Т. 8. С. 273.
прочего неравенства, обеднением и закрепощением крестьянства феодалами и новой знатью40.
В Риме, «когда разразилась революция — положение финансов значительно ухудшилось». «Страшный взрыв революционных восстаний подорвал финансы». Наступило колоссальное обеднение. В 105 г. «во всем гражданстве едва наберется 2000 зажиточных семейств». «Положение свободных пролетариев было немного более сносным, чем положение невольников». Крестьянство разоряется. Свободное мелкое земледелие падает. Колоссально увеличивается количество рабов, в число которых «массами попадают свободные провинциальные жители»41. И все это — несмотря на безграничный грабеж покоренных стран и эксплуатацию провинций42. Вместе с тем все это ничуть не помешало громадному росту имущественной дифференциации, превратившей Рим, ко времени Цезаря, в «республику миллионеров и нищих»43.
Я уже цитировал Ипувера и Онху, описывающих катастрофическое обнищание, вымирание, голод и развал всего хозяйства Египта в эпоху революции.
Таким образом, и здесь «история повторяется». Основные результаты революций разных времен и народов одни и те же.
Факторы их ясны и кратко указаны в начале параграфа. Ими служат:
1) Отвлечение сил и людей от производительной работы и борьбы с природой на борьбу друг с другом.
2) Колоссальная разрушительная работа, неразрывно связанная с революционной борьбой: города и села, нивы и фабрики, здания и жилища, средства и орудия производства — весь основной капитал общества беспощадно разрушается в пылу гражданской войны.
3) Огромные траты на армию, бюрократию и войны.
4) Отсутствие всякой безопасности и уверенности в прочности обладания своим имуществом и результатами труда, убивающее всякий стимул к усиленной производительной работе.
5) Угасание рефлексов труда и рост лености, вызываемые революцией.
6) Грабежи, беспредельные конфискации, реквизиции, национализации и уравнительная политика революции опять-таки неизбежно ведут к уничтожению стимулов усиленного труда и накопления.
40 Denis E. Op. cit. P. 263, 240, 284–285, 288.
41 Моммзен Т. Цит. соч. Т. II. С. 134–137, 223.
42 Там же. С. 387, 388–393.
43 Там же. Т. III. С. 453–459, 461. Т. II. С. 404–409.
7) Когда же они приводят к фактическому уничтожению частной собственности, к универсальной коммунизации средств производства и предметов потребления, к широкому проведению принципа имущественного равенства, — как это было в русской и венгерской революциях этих лет, в гуситской и маздакистской, — тогда падение производительности труда в стране принимает прямо катастрофический характер. Такая социализация и подобного рода уравнивание, в конечном счете, представляют собой систему привилегий за леность и премий за бесталанность, с одной стороны, и систему штрафов за энергичный труд и наказаний за предприимчивость, с другой. Раз все получают одинаковую долю благ, то ленивый, имея гарантию на получение своей доли, становится еще более ленивым; трудолюбивые и предприимчивые, лишенные возможности извлечь хоть какую-то выгоду из своего труда и инициативы, неизбежно перестают тратить лишнюю энергию и работать в пользу лентяев. Происходит уравнение всей страны под труд последнего лентяя. Производство падает, приходит нищета. Стараясь уничтожить минусы частнособственнического уклада, революция в таких случаях похожа на того хозяина, который вместе с яйцами убивает и курицу, несущую их.
Это мы и видели в русской и венгерской революциях.
Как только у крестьян стали отнимать все, кроме прожиточного минимума, они сократили свои запашки до размеров этого минимума. Как только уравняли заработную плату всех рабочих (разница между высшей и низшей ставкой была равна отношению 175 к 100), трудолюбивые и энергичные рабочие перестали работать и стали бездельни-
чать. «Какой смысл работать зря». И наоборот, как только с 1921 г. этот принцип равенства был уничтожен, введены были премии за продуктивность и поштучная оплата — продуктивность труда на оставшихся предприятиях сразу поднялась.
Конечно, если бы люди были ангелами и так же горячо работали бы во имя «категорического императива», как и во имя личных интересов, такого результата могло бы не получиться. Но мы видели: люди
очень далеки от ангелов; лишенные личных стимулов, они перестают работать. Так было во всех революциях (гуситской, в Национальных мастерских, в Парижской Коммуне и т. д.), пытавшихся установить радикальное экономическое равенство и произвести социализацию. В меньшей мере то же явление происходило во всех революциях, ибо эта тенденция «этатизации» и «уравнивания» в той или иной мере свойственна им всем.
8) К тому же обеднению рост «этатизации» при революциях ведет и иными путями. Во-первых, благодаря замене принципа конкуренции принципом государственной монополии, во-вторых, благодаря замене инициативного предпринимателя, подгоняемого стимулами выгоды и риска, чиновником государства, бюрократом, лишенным этих стимулов (ибо его жалование фиксировано) и далеко не всегда подготовленным, а тем более имеющим таланты для ведения подобных дел. «Казенное» отношение чиновника заменяет энергичнейшую деятельность предпринимателя, лавры мертвой монополии — стимулирующую конкуренцию, бюрократизм — талантливость, случайное назначение на данный пост — природное призвание, формализм, с бесконечным числом
официальных «входящих» и «исходящих» «доношений», «отношений», «разрешений», «инстанций», «совещаний», «комиссий, подкомиссий и секций» — быструю, решающую волю индивида.
Нужно ли доказывать, что такая замена, за очень небольшими исключениями, неизбежно влечет за собой падение производства, рутину, застой, китайщину, ухудшает производство, удорожает его и ведет к обеднению страны44.
44 «Регламентация вызывает новые регламентации: создание новых должностей распорядительных агентов, большое развитие чиновничества и увеличение сословия должностных лиц. Инициатива подавляется. Регламентация доходит до мелочей, бюрократизм — до геркулесовых столпов», — правильно говорит Г. Лебон (Психология социализма. СПб., 1908. С. 222).
В итоге — сплошь и рядом бумаги исписывается на бóльшую цену, чем стоит caмa вещь.
«Один администратор управляет, три администратора ищут лучших методов управления, пять администраторов спорят о противоположных программах, семь — болтают. Совет администраторов — это собрание в одном месте людей, из которых одни приходят часом позже других, и обязаны уйти на час раньше последних. Они обычно встречаются лишь на лестнице. Есть, правда, среди них члены, приходящие и уходящие аккуратно, но это те, которые лучше бы сделали, если бы не являлись совсем» (De Leener. La primauté de l’individu // Revue de l’Institut de Sociologie. 1922. P. 429). [См. также: Kahn O. H.
Reflexions of a financier. 1922. ]
Все эти минусы этатизма блестяще подтвердились на фактах русской революции. Какие предприятия здесь были всего более убыточными? — Этатизированные. Где всего хуже шла работа? — На них. Где был безграничный бюрократизм? — Здесь же. Чтобы получить фунт гвоздей, надо было потратить вре-
9) Во время революции все эти минусы этатизма усиливаются в десятки раз, благодаря неудачному подбору и абсолютной неподготовленности «новоиспеченных руководителей» (см. выше), сплошь и рядом не имеющих ни малейшего представления о своей деятельности.
10) Наконец, к тому же результату этатизм ведет и в силу огромной армии самого чиновничества. В России, как мы видели, процент его достиг почти трети всего населения, в Австрии в 1918–1919 гг. — 1/6 населения. Причем на одного администратора приходится столько же, а то и вдвое больше «контролеров» и «наблюдателей». Такая орава
чиновников представляет собой огромный балласт бесполезных трутней, проедающих то, что добывается другими слоями населения.
Этих причин более чем достаточно, чтобы понять, почему революция, и особенно социальная, ведет к нищете и голоду. Они же показывают, особенно после русско-венгерского опыта, что гипертрофированный этатизм и насильственно-радикальное экономическое уравнивание хороши на бумаге и… очень нехороши на деле, по крайней мере, пока
люди не станут ангелами.
Не мешает об этом серьезно подумать социалистам, коммунистам и другим ревнителям гипертрофированного этатизма. Этот рецепт вра-
чевания социальных болезней совсем не то, за что его выдают. Так, по крайней мере, говорит русский опыт и десятки других, бывших раньше в истории человечества. Впрочем, я не имею ни малейшего желания убеждать «неверующих», находящихся под давлением своих страстей. Кто не верит — пусть проделает опыт универсальной этатизации: тогда наверняка поверит, но, быть может, будет уже поздно.
[Сказанное объясняет также, почему мне неловко становится, когда я слышу мнения многих, усматривающих в революции лучшее средство борьбы с нищетой, неравенством, эксплуатацией и другими социальными бедствиями. Такой рецепт столь же разумен, как совет тушить
пожар керосином. ]
мени на получение разрешения от десятка органов, бумаги на переписку, износить подошвы в 10–20–50–100 раз больше, чем стоят гвозди. Человек, не видавший всего этого лично, — не в состоянии представить ужаснейшей картины этого бюрократизма, бесталанности и проволочек, которую мы видели в России. Мудрено ли, что все это заставило самих коммунистов покончить со всей этой нелепейшей из нелепых систем.
См. ряд фактов в книге: Маслов П. Мировая социальная проблема. Чита, 1921.
Дата: 2019-07-31, просмотров: 222.