Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Скорость изменения состава групп можно измерять скоростью социального перемещения индивидов и количеством перемещенных лиц. Скорость перемещения, или циркуляции, можно измерять длиной «социального пространства», пройденного индивидом в опреде-
ленное время. В тех группировках, где существует последовательность ступеней прохождения «с низу на верх» (например, от низшего чина до высшего, от писца до министра, от бедняка до миллиардера), пройденное социальное пространство, или скорость циркуляции, может изменяться количеством ступеней, на которые индивид поднялся (при восхождении) или спустился (при движении вниз) за такой-то период времени. В других группировках, где такой «табели о рангах» или градации нет, скорость циркуляции может быть измеряема количеством переходов (включений и выключений) индивида из группы в группу (из одной партии в другую, из одной семьи в другую, из одной религии в другие и т. д.).
Массовость циркуляции, или количество перемещенных лиц, может быть измеряема количеством лиц, сдвинутых со своих мест или переменивших свое положение в системе социальных координат. Измеряемая таким образом скорость и массовость «циркуляции» революционного периода несравненно больше скорости и массовости нереволюционного времени в том же агрегате. А потому изменения состава групп социального агрегата во время революции происходят гораздо быстрее и интенсивнее.
Перейдем к доказательству этих положений на примерах изменения состава ряда групп.
Начнем с изменения состава и циркуляций в области профессиональной, объемно-правовой (управляющих и управляемых) и имущественной группировок.
Во всех этих группировках процессы изменения состава и циркуляции индивидов от одной профессии к другой, от одного слоя в объемно-правовой и имущественной пирамиде к другому в первый период революции делаются более быстрыми и массовыми2. Индивиды как бы моментально взлетают из низов имущественной или объемно-правовой пирамиды на верхи, перескакивая сразу ряд ступеней, и наоборот — падают сверху вниз с той же катастрофической быстротой и внезапностью. То же самое наблюдается и в перемене профессий: за год-два индивид меняет несколько профессий самых разных и даже противоположных. В нормальное время во всех этих переменах, подъемах и падениях есть постепенность: индивид исподволь из бедняка становится богатым, из мелкого чиновника — чиновником более высокого ранга, не
2 Для сравнения всегда следует брать один и тот же агрегат в нормальный и революционный период, а не разные агрегаты.
столь быстро и резко меняет профессии. Кроме стран с сильной циркуляцией, вроде США, значительные изменения во всех этих отношениях в большинстве агрегатов совершаются только в течение нескольких поколений3.
Во времена революций — картина иная. Невозможное в нормальное время становится возможным.
Перейдем к проверке этих положений.
Начнем с русской революции.
Представление обо всем сказанном дают следующие факты. С помощью моих учеников я в 1921–1922 гг. произвел анкетное исследование
социальной циркуляции в Петрограде за годы революции. Обследованию было подвергнуто 1113 человек. Основные итоги таковы. Каждый из 1113 человек с 1917 по 1921 гг. переменил свою основную профес-
сию один или много раз. Подсчитав число всех перемен профессии всех этих лиц и разделив полученную цифру на 1113, я получил число 5, указывающее среднее число перемен профессий за 3,5 года. Не только для Петрограда, но даже для Америки такой коэффициент професси-
ональной циркуляции и изменения состава профессиональных групп высок. Сходное обнаружилось и в области объемно-правового и имущественного положения этих лиц. Все оказались сдвинутыми со своих старых позиций. Большинство — обеднело, небольшая часть — стала
3 См. об этом: Сорокин П. А. Система социологии. Т. 2. Гл. V. О. Аммон доказал для Карлсруэ, что из сельских пришельцев в первом поколении лишь 14% входит в средний класс и 4% — в состав чиновников; во втором поколении уже 49% их сыновей входит в средний класс, а в состав чиновничества — 10%, в третьем поколении последняя цифра повышается уже до 25% (Ammon O. Die Gesellschaftsordnung und ihre natürlichen Grundlagen. Jena, 1895. S. 143– 144). С другой стороны, P. Mombert, исследовав 1653 человек, допущенных к Badischen juristischen Prufung, являвшихся кандидатами на занятие высших государственных и общественных постов, и 6373 Lehrerseminaristen1*, ясно показал ту же постепенность подъема снизу вверх (см.: Mombert P. Zur Frage der Klassenbildung // Kölner Vierteljahrshefte für Sozialwissenschaften. Heft 3).
«Теоретически, — говорит Г. Майр, — человек представляется вполне свободным в выборе своей профессии, тем не менее, сын земледельца обыкновенно становится земледельцем же, сын промышленника — промышленником» (Майр Г.Закономерность общественной жизни. М., 1899. С. 132). К аналогичному выводу приходит и F. Chessa в своей монографии «La transmissione ereditaria della professioni» (Torino, 1912). Соответствующий материал см. во втором томе моей «Системы социологии».
сравнительно более богатой. «Социальный ранг» их также изменялся, и очень резко. Представление об этой резкости и скорости изменений дают хотя бы две анкеты. Сенатор и товарищ министра до революции за 3,5 года прошел следующие профессионально-имущественно-объемно-правовые позиции: голодающий огородник, арестант, заключенный в лагерь, торговец порошками от тараканов, конторщик в кооперативной лавке, переписчик на машинке в Академии наук, преподаватель в агрономической школе, член правления сельскохозяйственного общества, фотограф.
Семнадцатилетний деревенский парень, каким он был до революции, с 1917 по 1921 гг. был: красноармейцем, рабочим на заводе, партийным агитатором, арестованным и приговоренным к смерти (белыми), членом заводского комитета, заведующим финансами в уездном городе, красным офицером, студентом, членом Губ. Комитета РКП, председателем губернской Чеки, членом Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, красным прокурором.
Быть может, другие лица имели не столь много перемен, как эти двое, однако, все они имели их больше, чем в нормальное время. Именно во время революций —
Судьба играет человеком…
То вознесет его высоко, То бросит в бездну…
Такова картина революционной циркуляции при микроскопическом анализе. Это малая капля того, что в громадном масштабе совершалось со всем населением России. Суть дела вкратце сводится к следующему.
С начала революции, в особенности после октябрьского большевистского переворота, произошел профессиональный, имущественный и объемно-правовой катаклизм. 27 февраля и в первые дни марта 1917 г. все бывшие властители царского периода, вплоть до полицейских, и первенствующее сословие, в виде дворянства, были сброшены с верхов объемно-правовой пирамиды, из управителей стали полуправными и бесправными илотами. На их место поднялись частью пред-
ставители средних классов и торгово-промышленного слоя, частью — из низов пирамиды — представители рабочих и крестьян, частью из
обделенных народностей России — евреев, латышей и др. (Временное правительство и Первый Совет Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов). Состав командующего класса — социально и этнографически — стал совершенно новым. К концу октября произошел новый
взрыв, сбросивший новый командующий класс «на низы», окончательно похоронивший дворянство и поднявший новый пласт рабочих, солдат, люмпен-пролетариев и деревенскую бедноту на верхи — с одной
стороны, с другой — еврейские элементы, латышей и авантюристов всех стран (Раковский, Варга, Садуль, Радек, Ротштейн и др.), в огромной пропорции заполнивших «командующие слои». «Кто был ничем, тот стал всем», и наоборот новыми «дворянами» стали коммунисты, беднота и подонки общества, выступившие заодно с ними.
То же самое произошло и в области имущественной группировки. Благодаря «национализациям» и «комммунизациям» почти все богачи стали бедняками, а часть бедняков — богачами. Наряду с этим процессом перемещения произошло общее обеднение и уменьшение имущественной дифференциации.
Сходный катаклизм произошел и в области профессионального расслоения. Множество представителей мускульного труда — рабочие и крестьяне — хлынули в область профессий умственного труда в качестве комиссаров, правителей, пропагандистов, управляющих фабриками и заводами и т. д.; и наоборот — интеллигенция, учителя, профессора, студенты, организаторы, руководители предприятий (предприниматели, директора, инженеры и т. д.) и бывшие властители — были вынуждены заниматься физическим трудом: стали рабочими на фабриках, сторожами, землеробами, дроворубами, портовыми грузчиками, вокзальными носильщиками, служащими в столовых, кооперативах,
огородниками и т. д. Те и другие, по словам Зиновьева, «меняли профессию чуть ли не каждый месяц»4. Словом, во всех этих отношениях произошло землетрясение, перевернувшее социальные пласты наоборот и кардинально изменившее состав групп: командующих и управляемых, привилегированных и обездоленных, богатых и бедных и, наконец, состав разных профессиональных групп.
Такова суть первого периода революции.
С 1921 г. начался процесс обратной циркуляции. Массовое перемещение индивидов оказалось неудачным. Наряду с лицами, сброшенными с верхов имущественной и объемно-правовой пирамиды ввиду их негодности и поднятыми на «верхи» ввиду их способностей, метла революции выкинула сверху массу лиц, вполне способных занимать места в верхних слоях и, наоборот, — подняла туда массу индивидов, не имевших ни способностей, ни навыков для соответствующего рода деятель4 ХI съезд Российcкой Коммунистической партии. М., 1922. С. 23.
ности. Когда разрушительный период кончился, и с 1921–1922 гг. пришлось приступить к созиданию, это сразу и выявилось. Неоправданно
сброшенные властители, «богачи» и «организаторы», начали снова карабкаться наверх, «прирожденные рабы», «бедняки» и лица, пригодные лишь для мускульной работа, стали съезжать вниз. В армии — места генералов, штабные и командные должности стали занимать бывшие царские генералы и офицеры, до того сидевшие в тюрьмах или служившие в белых армиях (генералы Брусилов, Клембовский, Достовалов, Борисов, Верховский, Лебедев, Слащев и другие). Масса революционных командиров, за исключением немногих «прирожденных стратегов», была уволена в отставку или переведена на низшие должности.
То же самое произошло и в других отраслях управления. В 1922–1923 гг. в большинстве из них все высшие руководящие посты, кроме постов самих народных комиссаров и одного-двух членов коллегии, уже были заняты «спецами», т. е. бывшими министрами (Некрасов, Кутлер, Покровский и другие), старыми бюрократами, чиновниками, профессорами и т. д. В государственных трестах, в Советах Народного Хозяйства верховные органы до 1921 г. заняты были почти исключительно рабочими,
с 1921–22 гг. в правлениях трестов было два рабочих и один «буржуазный спец», в конце 1922 и в 1923 гг. число рабочих еще более уменьшилось. По анкетам 1923 г. из исследованных 1306 руководителей предприятий только 39% были рабочими по своей прежней деятельности, остальные 61% были не рабочими по происхождению. Среди них основную массу составляют бывшие владельцы и руководители предприятий5.
Три-четыре года назад картина была совершенно иной. Этот подъем «бывших людей» и спуск «выскочек» продолжается и сейчас. Даже в Чека в 1921–1922 гг. вошло немало деятелей старой царской охранки и жандармского управления (например, Комиссаров и др.). Сходное происходит в имущественной и профессиональной группировках. «Новая буржуазия» в значительной мере начинает составляться из старой. Старый кулак в деревне, торговец в городе, предприниматель и спекулянт, перерядившись в одежду «нэпмана» и «красного купца»,
снова лезут наверх. В профессиональной плоскости «воронежский битюг», занявший место Цицерона, и Цицерон, превращенный в битюга, — снова возвращаются в прежнее положение. Словом, обратная циркуляция выявилась, тенденция «возвращения в дореволюционное
состояние» — очевидна и в значительной части уже реализована.
5 Последние Новости. № 972.
Социальные группы начинают заполняться старыми дореволюционными жильцами. «Кто был ничем — опять становится ничем», «кто был всем» — опять стремится занять старое место. Конечно, определенная
часть перенесенных на новые места в первый период революции, особенно евреев, застрянет там и «разбавит» собою старые элементы, но только часть. Таков круг революции и ее corsi и ricorsi2*. Сейчас (1923 г.) этот круг завершается. За шесть лет произошли процессы резкого изменения состава членов социальных групп, восходящей и нисходящей
«циркуляции», на которое в обычное время нужны были бы если не столетия, то десятилетия.
То же самое в иной форме происходило и в области других группировок.
Из приведенных выше данных о движении разводов (см. параграф о деформации половых рефлексов) следует вывод, что более быстрый и массовый характер приобрела и междусемейная циркуляция индивидов.
Не иначе обстояло дело и с партийной группировкой.
Масса лиц за 5–6 лет в стране с неразвитой партийной жизнью успела пройти через ряд партий — от монархизма до коммунизма — и возвратилась к исходному внепартийному бытию. Словом, и в этой области скорость и массовость циркуляции (и изменений состава партий) были исключительными.
Не иначе обстояло дело и с межгосударственной циркуляцией (не в смысле территориального перехода границы, а в смысле принадлежности к определенному государству). Десятки лет граждане России, за исключением небольшого числа эмигрантов, оставались подданными этого государства. С начала революции сотни тысяч и даже миллионы лиц волей или неволей оказались подданными других государств: Финляндии, Эстонии, Латвии, Литвы, Грузии, Польши, Украины, Румынии, многие — два миллиона эмигрантов — оказались вообще без подданства: они стали «абонентами» Лиги Наций, людьми «без отечества». Причем значительная часть лиц меняла свое подданство несколько раз: из граждан Российского государства вдруг становилась гражданами Грузии, а из последних — гражданами РСФСР и т. д.
Такую же картину представляет собой и межрелигиозная циркуляция. Масса верующих с начала революции стала атеистами, часть начала переходить из православия к евангельским христианам, часть — к католикам, часть — к другим сектам. С 1922 г. из православной церкви, возглавляемой патриархом Тихоном, выделились: «Живая церковь»,
«Церковное возрождение», «Древле-Апостольская церковь»3*. Началась
добавочная циркуляция между этими религиозными группами. С 1921– 1922 гг. ясно наметился и обратный процесс: традиционно атеистическая русская интеллигенция стала делаться религиозной, мистической и потянулась в лоно православной церкви; то же наметилось среди тех, кто с начала революция стал атеистом и вышел из состава церкви; та же тенденция выявилась и среди народа — крестьян и рабочих. Все они вновь стали входить в лоно православия. Престиж православной церкви вырос; гонения на ее служителей и преследование религии властью не только не ослабили церковь, не только не сократили числа ее деятельных членов, но создали вокруг нее ореол, усилили ее притягательную силу и вызвали возрождение православия.
Таким образом, и здесь за 6 лет революции масса лиц прошла через ряд религиозных и атеистических группировок, что в обычное время не имело места.
Не представляет исключения и территориальная циркуляция.
Несмотря на разрушение железных дорог, затруднявшее передвижение, все же можно утверждать, что за эти годи население России было гораздо менее «оседлым», чем раньше. Революция подняла с насиженных мест огромные пласты населения, раньше не думавшего о перемене своего оседлого образа жизни, бросала и продолжает бросать их
с места на место по безбрежной Российской равнине. В 1917–1918 гг. сотни тысяч людей потянулись из голодных городов в деревни6, затем с началом гражданской войны огромные армии стали колесить от Владивостока до Польши, от Архангельска до Крыма и Персии; затем голод 1921–1922 гг. погнал миллионы голодных из голодных областей в другие. Легкая нажива, опасность погромов, возможность грабежа, мошенничества и спекуляции сняли с местечек тысячи евреев и перебросили их в столицы. Миллионы людей потеряли свой дом, стали российскими
«перекати-поле», которых революция гоняла с места на место, вплоть до Константинополя, Варшавы, Туниса, Европы, Азии, Америки и Африки. Вместо оседлой России перед нами был растревоженный муравейник с кишащими муравьями.
6 Например, 1 февраля 1917 г. население Москвы равнялось 2 017 000 человек, 26 августа 1920 г. всего было 1 028 000 чел. Перед революцией в Петрограде было 2 420 000 жителей, в 1918 г. — 1 469 000, в 1919 г. — 900 000, в 1920 г. — 740 000 (см.: Красная Москва. 1917–1920. М., 1920; Материалы по статистике Петрограда. Пг., 1921. Вып. V). Всего из городов ушло за 1918–1920 гг. около 8 млн человек (За пять лет. 1917–1922. М., 1922. С. 295).
С 1921–1922 гг., с момента окончания гражданской войны и здесь наметилась тенденция «оседания». Демобилизованные солдаты вернулись домой. Граждане, убежавшие из центров и городов, потянулись туда обратно, население столиц и городов стало расти. Население городов возросло с 15 730 490 человек в 1920 г. до 16 330 274 в 1923 г. Насе-
ление Москвы, равнявшееся в 1920 г. 1 028 000 человек, увеличилось до 1 542 874 в 1923 г.; население Петрограда с 740 000 до 1 067 3287.
Вместо «Руси на телегах, на конях, бредущей пешком», какой она была в первый период революции, мы видим Русь — «больного Илью Муромца, сиднем сидящего на одном месте».
То же самое может быть сказано и о множестве других циркуляций между всевозможными научными, художественными, литературными и другими группами, союзами и ассоциациями. Везде положение их членов и самих групп менялось много раз.
Сходное мы видим и в других революциях. О росте скорости и массовости изменения состава групп и имущественной, объемно-правовой, профессиональной и государственной циркуляции в Египетской револю-
ции говорит следующее наблюдение Ипувера. «Не имевший собственности — теперь состоятельный человек. Бедняки стали богачами, а владельцы собственности — неимущими. Бывший владелец одеяний ходит в лохмотьях, а тот, кто никогда для себя не ткал, имеет теперь полотно; тот, кто не делал для себя лодки, теперь владелец судна; не имевший хлеба, владеет закромами, его амбар переполнен чужим достоянием. А богачи — голодают. Прежде состоятельный человек теперь проводит ночь томимый жаждой; благородные дамы ходят голодные и говорят:
“Ах, если бы у нас было что поесть”» и т. д.
Из этих штрихов ясен огромный имущественный катаклизм.
«Прежние рабы, — описывает Ипувер объемно-правовую циркуляцию, — стали господами рабов, a господа — рабами. Дети князей выбрасываются на улицу и разбиваются о стены. Ни одно старое должностное лицо не на месте» и т. д.
Сходное произошло и в области профессиональной циркуляции. «Строители пирамид сделались земледельцами, а князья выполняют тяжелые принудительные работы, жалкие неджесы, ставшие аристократами, теперь бездельничают. Вчерашний раб — сегодняшний прави-
тель — покоится на роскошном ложе» и т. д.
7 Экономический вестник. № 2. С. 207–209.
Из слов о вторжении иноземных племен следует, что изменилось и подданство многих завоеванных египтян. Кроме того, происходила интенсивная религиозная циркуляция. «Земля перевернулась, как круг горшечника», — резюмирует Ипувер общую картину8.
Из нее мы видим, что за короткий промежуток времени произошли: изменение состава групп и колоссальная циркуляция, перевернувшая все вверх дном.
Не иначе обстояло дело и в Риме в революционный период конца республики. Он характеризуется интенсивнейшей перегонкой индивидов из богачей в бедняки, из рабов в слой властителей, из одних профес-
сиональных групп в другие, из одной религии в другую, из лона одной семьи — в лоно другой, из одной партии — в иную и т. д. Римский агрегат был похож на кипящий котел с бешено циркулирующими частицами воды. Победа каждого из диктаторов, начиная с Гракха (Мария, Суллы, Антония, Помпея, Цезаря, Августа и т. д.), означает смену одного катаклизма другим, резкое изменение состава большинства социальных групп, низвержение одного социального слоя и приход к власти другого: «кто был ничем, тот становился всем», и наоборот. Скорость и массовость циркуляции видны хотя бы из того, что за время революционного периода состав правящего класса кардинально изменялся несколько раз.
Патрицианская аристократия очень быстро исчезла в процессе революции. Ко времени Цезаря осталось не более 15 патрицианских родов. Место ее было занято всадническим сословием. Но ненадолго. В результате последующих переворотов богатые роды быстро сделались бедняками, и наоборот — ловкие бедняки быстро сделались бога-
чами. Поэтому смена богачей происходила в чрезвычайно ускоренном темпе. Наряду с этим выступили на сцену рабы, вольноотпущенники, евреи9, пролетариат, преступники и международный сброд.
Каждая боровшаяся сторона стремилась опереться на них, а потому должна была платить за поддержку раздачей должностей и богатств,
8 См.: Викентьев В. Цит. соч.
9 Влияние евреев за время революции сильно возросло. По словам одного совре-менника, «для наместника бывает опасным слишком вмешиваться в дела евреев своей провинции, так как по возвращении в Рим ему предстоит быть освистанным столичной чернью. Еврейство являлось теперь деятельным зародышем космополитизма и национального разложения и вследствие этого было полноправным членом Цезарева государства» (Моммзен Т.Цит. соч. Т. III. С. 480–481). То же самое повторялось в английской, французской и русской революциях.
освобождением от зависимости и назначением на высокие посты. Благодаря этому состав правящего класса стал все сильнее и сильнее пополняться выходцами из этих слоев, ко времени Цезаря и Августа почти целиком заполнивших «командующие классы». Вольноотпущенникам при Августе была дана почти исключительная привилегия занимать места всех высших и низших служащих в канцеляриях, конторах, бюро контроля и т. д. «Ближайшими к Августу людьми… были опять-таки его личные рабы и вольноотпущенники»10.
Тот же факт имел место и при других революциях: в жакериях Франции, в Парижской революции, во время крестьянских восстаний в Германии, Англии, в гуситской революции11, в русской смуте XVII в.
Всюду первый период революции характеризуется социальным обвалом: знать мгновенно сталкивается на низы, богачей грабят, быстро выдвигаются новые властители и лидеры из низших классов, меняется состав командующих и имущих слоев (У. Тайлер, Дж. Болл, Листер, вожди крестьянских восстаний во Франции и в Германии, Э. Марсель, майотены4*, лидеры рабочих, мясники, кабошины5*, Я. Жижка, Я. Гус, Микулаш Желивский, Прокоп, табориты и сироты и ближайшие сподвижники всех этих лидеров).
С момента подавления или естественного завершения революции начинается «обратная циркуляция»: после подавления восстания У. Тайлера, французской Жакерии, Крестьянской войны в Германии, после Пражских компактатов, окончания русской смуты наверх снова выплывают представители старых командующих и буржуазных слоев, в большей или меньшей степени разбавленные «новичками».
Нет надобности говорить, что в эти периоды революции наряду с имущественной и объемно-правовой циркуляцией происходили столь же интенсивно и другие циркуляции: межгосударственные, семейные,
10 Ростовцев М. И.Рождение Римской Империи. С. 134–136; см. указанные выше работы Т. Моммзена, В. Дюруи, особенно О. Зеека, P. Fahlbeck’a и Н. А. Васильева. См. также: Bouglé C. La démocratie devant la science. Paris, 1923; Sensini G. Teoria dell’equilibrio di composizione delle classi sociali // Revista Italiana di Sociologia. 1913, sept. — oct.; и особенно Pareto V. Op. cit. Vol. II.
11 «Теперь, — пишет современник гуситской революции, — в Праге управляет негруппа лиц, управлявших раньше. Теперь наиболее знатные по рождению, богатству и талантам либо казнены, либо изгнаны. Портные, плотники, рабочие всякого рода пополнили Совет; там есть даже иностранцы и крестьяне, пришедшие неведомо откуда» (Denis E. Op. cit. P. 330).
профессиональные, религиозные и т. д. Во всех этих отношениях индивиды революционных агрегатов чрезвычайно быстро меняли свое положение в системе социальных координат12.
То же самое видим и в Английской революции. Первый этап ее состоял в массовом низвержении высшей аристократии (кавалеров и высшего
слоя англиканской церковной иерархии с королем во главе) и массовом подъеме ближайших к ним слоев, раньше имевших незначительное влияние в командующих классах. Второй этап — в сползании этих слоев вниз и в возвышении «средних и частью низших классов во главе с Кромвелем. «Главные землевладельцы, богатые граждане, именитые люди теперь удалялись от общественных дел, не участвовали в административных комитетах, в местных судах; власть переходила в руки людей низшего сословия, жадно хватавшихся за нее, способных действовать энергично, но не умеющих удержать ее в руках. Они с жадностью наслаждались удовольствием повелевать, властвовать, считать
себя и называть избранниками Божьими»13.
Протекторат Кромвеля, роспуск Долгого парламента6*, уничтожение палаты лордов и т. д. — вот основные вехи, указывающие этот второй «обвал». За ним начался третий, в виде многочисленных попыток
еще более низких слоев (уравнителей, милленариев, мистиков, диггеров7*) свалить власть Кромвеля и средних слоев, на которые он опирался. Но этот «взрыв» бал подавлен Кромвелем, в 1653–1656 гг. резко выступившим против них. С конца его протектората начинается обратная циркуляция, выразившаяся в резком разрыве Кромвеля с крайними группами, представлявшими интересы низов (см. его речь в парламенте 22 января 1655 г., ответ Фику и т. д.), в разгоне Бербонского парламента8*, в заигрывании со слоями более высокими, в привлечении их в командующие классы и т. д.14
Этот процесс обратной циркуляции завершается реставрацией. «Королевская власть была восстановлена не одна: вместе с королем в правлении государства заняли прежнее место бывшие собственни-
12 Подробности см. в указанных выше работах. Для Франции см. специальнуюмонографию: Kolabinska M. La circulation des élites en France depuis la fin XI siecle jusqu’a la Grande Revolution. Lausanne, 1912.
13 Гизо Ф. Цит. соч. Т. I. С. 133.
14 «Кромвель соединился с ними и таким образом совершенно изменил своеположение: из демократа стал аристократом, из революционера — консерватором» (Гизо Ф. Цит. соч. Т. III. С. 65).
ки, сельское дворянство, все знатные граждане, которых республика и Кромвель отстранили от общих дел. Восстановилась и епископская церковь»15.
Сходная циркуляция происходила и в области других группировок: религиозной, партийной, профессиональной, государственной, территориальной и т. д. «Жар революции» подогревал «котел социального агрегата» и заставлял его элементы циркулировать быстрее и в больших массах, чем обычно.
Еще рельефнее эти процессы происходили во время Великой французской революции. Первое массовое перемещение здесь совершается в течение 4-5 месяцев. 14 августа 1789 г. знаменует низвержение всей аристократии и высшего духовенства с командующих позиций и замену его представителями третьего сословия, «бывшего ничем и становящегося всем» (по словам аббата Сийеса)9*. В это же время перемещаются на более высокую ступень крестьяне, освобождающиеся
от феодальной зависимости и повинностей. Законодательное Собрание и Конвент означают дальнейшие этапы процесса массового перемещения в объемно-правовой пирамиде. Люди 1789 г. и жирондисты
оттесняются с верхов низшими слоями: выходцами из интеллигентного пролетариата, рабочих, крестьян, преступников и подонков общества. Они персонально начинают занимать сословные места в администрации, из них составляются грозные комитеты якобинцев, они
составляют главную массу клубов и секций, определяющих политику. Отдельные представители этих слоев за 2-3 года пробегают колоссальное «социальное пространство», становясь из рядовых юристов, ветеринаров, актеров, портных, столяров, неизвестных офицеров, рабо-
чих, крестьян, газетчиков и т. д. лицами, занимающими самые высокие посты и имеющими право распоряжаться жизнью и смертью многих людей. Сходное происходит и в имущественной пирамиде. Уничтожение привилегий, конфискация имуществ, захваты, грабежи, эмиграция и т. д. разорили бывших богачей и привилегированных и сбросили их на низы. Все эти явления вместе с приобретениями национального имущества, захватами, грабежами, спекуляцией и т. д. обогатили массу новых лиц, создали группу больших и малых «разжиревших революционеров».
Массовые циркуляции в религиозной группировке, переход многих людей от веры в безверие, из «неприсяжной церкви» в «присяжную», из
15 Гизо Ф. Цит. соч. Т. I. С. LI—LII.
одной секты в другую, от культа суеверия к «культу разума» и т. д. — происходили с не меньшей быстротой, чем другие циркуляции.
Рост межсемейной циркуляции мы уже видели выше (в параграфе о половых рефлексах). Усиление процесса вольной и невольной перемены подданства (в силу эмиграции, отделения ряда местностей от Франции и Парижа, завоеваний новых областей и т. д.) не требует доказательств. То же самое может быть сказано о территориальной циркуляции, равно как и о других.
В эпоху Директории и в первые годы консульства Наполеона начинается процесс обратной циркуляции во всех этих группировках. Он завершается в эпоху реставрации возвращением множества лиц в «первобытное состояние» с разбавлением их «цепкими новичками».
То же самое происходит во время революции 1848 г. во Франции, Германии и Австрии, во время революции 1870–1871 гг. во Франции, революции 1905 г. в России, 1918 г. в Венгрии и Германии (где процесс
обратной циркуляции еще не закончен), с тем, правда, различием, что революции эти, кроме Парижской 1871 г. и русской 1917 г., были неглубокими, поэтому и массовая циркуляция была также довольно поверхностной, ограничившись преимущественно объемно-правовым перемещением индивидов.
Ha основании сказанного тезисы о скорости и массовости циркуляции и быстрой перемены состава групп становятся ясными и едва ли
оспоримыми.
Таково первое отличие циркуляции и перегруппировок, происходящих во время революции, от того, как они совершаются в обычное время.
Отличаясь по актерам, обстановке и другим конкретным мелочам, все революции играют в этом отношении одну и ту же пьесу, с тем однако различием, что в одних революциях она состоит только из двух час-
тей, а в других — растягивается на 4–6 актов.
Дата: 2019-07-31, просмотров: 182.