ТЕОРИЯ РАССТАВАНИЯ С ОТРАВОЙ
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Обращаясь к общим причинам ликвидации ОВ, отметим, что ОВ первого поколения и в первую очередь основа советского химического арсенала — иприт Левинштейна — старели, причем быстрее, чем хотелось военным. В бочках и цистернах с ипритом образовывался осадок серы, с которым бороться не умели. Во всяком случае нельзя относиться всерьез к рекомендации из инструкции 1934 года72: «В случае необходимости растворение серы, выпавшей на дно цистерны, может быть произведено двухлористой серой». Где бы взяли рядовые работники складов и тем более войсковых частей такое редкое вещество, как чистая двухлористая сера SCl2, если до 1958 года ее не умела делать вся передовая советская промышленность?

Во-вторых, боеприпасы с ОВ при некачественном изготовлении или же при ненадлежащем хранении ржавели и подтекали, и их приходилось переснаряжать или уничтожать. Масштабы беды станут более очевидными, если принять во внимание цифры, которыми в 1927 году оперировал Химком (предшественник ВОХИМУ) при рассмотрении проблемы потекших химических боеприпасов. На том заседании была сформулирована норма естественной убыли ОВ при хранении в течение года: для легколетучих ОВ в баллонах — 3%; для твердых и жидких ОВ с малой упругостью пара — 1%; для химснарядов, снаряженных легколетучими ОВ — 2%; для снарядов, снаряженных ОВ с малой упругостью пара — 1%189. Некоторые химические боеприпасы приходилось уничтожать также потому, что снималась с вооружения техника, которая была нацелена на их применение. Для иллюстрации сошлемся на проведенное в 1930 году на заседании РВС СССР рассмотрение результатов проверки запасов мобилизационных и неприкосновенных запасов химоружия40. Было решено ежегодно переснаряжать артхимснаряды с разложившимися ОВ, а заодно и разрядить старые английские и пересортировать французские химснаряды.

В-третьих, химические боеприпасы просто терялись или переставали быть нужными. В качестве примера приведем события, связанные с военно-химическими испытаниями. Так, когда 1 марта 1928 года на химполигоне в Кузьминках были проведены стрельбы 76 мм химическими и осколочно-химическими артиллерийскими ЯД-гранатами, часть их не разорвалась. Причины установить, однако, не удалось — ни одна граната из числа неразорвавшихся не была найдена212. А во время больших испытаний авиахимбоеприпасов 1940 года на новом авиационном химическом полигоне в Казахстане192 было израсходовано лишь 60% заготовленных боеприпасов. Однако назад на заводы и склады они возвращены не были, а были «прикопаны» на полигоне. Дальнейшая судьба той партии химбоеприпасов официально не известна, но прогнозируема.

Наконец, в-четвертых, в XX веке неоднократно менялись представления армии о характере применения химоружия в военных действиях, соответственно изменялись и приоритетные ОВ, которые она заказывали промышленности. Как следствие, требовался пересмотр объемов и номенклатуры хранимых запасов.

Обращаясь к проблеме избавления от химоружия в Красной (Советской) Армии, необходимо иметь в виду два принципиально различных временных отрезка — довоенный (между мировыми войнами) и послевоенный (после второй мировой войны). Химоружие, уничтоженное в эти периоды, имеет одинаковый экологический статус и различный юридический.

Значительная часть химоружия, которое «уничтожалось» в СССР в 1918-1946 годах, фактически не подвергалась необратимой ликвидации, а всего лишь выводилась из оборота с помощью закапывания и затапливания. По существу эта часть химоружия на многие десятилетия была переведена в разряд оружия экологического. Однако с правовой точки зрения эта часть оружия осталась и химоружием. Во всяком случае мировое сообщество внесло его в Конвенцию по запрещению химоружия18 в качестве «старого» и «оставленного» химоружия, подлежащего розыску и ликвидации по экологическим правилам нынешнего дня.

«Экологическим стандартом» Красной Армии практически в течение всех предвоенных лет был самый неэкологичный подход из всех мыслимых — метод закапывания испорченного или же ненужного химоружия. Иногда в сочетании со сжиганием. Осуществлялась эта варварская практика на военно-химических, артиллерийских и иных полигонах, в военных лагерях и складах и во множестве других мест. А распространялась она и на химические боеприпасы, и на сами ОВ.

«Стандарт» этот утвердился в Красной Армии очень давно, задолго до того, как «химическую погоду» стали определять бывший луганский слесарь К.Е.Ворошилов в качестве наркома и бывший эсер и «дипломированный химик» Я.М.Фишман в качестве руководителя химической службы и химических войск. И даже до того, как было принято решение о приемлемости химоружия в качестве средства вооруженной борьбы. Дело в том, что «Инструкция для хранения баллонов с удушливыми газами в мирное и в военное время» появилась еще в июле 1919 года (за месяц до постановления РВС о целесообразности использования химоружия в качестве боевого средства Красной Армии20). В ней указывалось, что «баллоны с фосгеном или другими смесями газов, давшие течь, при невозможности наложения свинцового пластыря закапываются в землю…».

Для артхимснарядов действовал аналогичный «стандарт». В изданной в Петрограде инструкции еще 1919 года666 все было описано однозначно: потекшие снаряды разряжаются, «жидкость уничтожается выливанием, а запальные стаканы уничтожаются подрывом». Глубина ямы для ядовитых жидкостей не очень значительна — от 1,25 до 1,5 аршина. Снаряды, которые не удалось вскрыть, «уничтожаются подрывом». Кстати, ничего нового в этой инструкции не было: в отношении снарядов, снаряженных синильной кислотой, в дореволюционной инструкции содержалось недвусмысленное указание: «…снаряды, оказавшиеся негерметичными, подлежат уничтожению взрывом илизакапыванием на 1,5 аршина глубины».

ИЗ СТАРЫХ ДОКУМЕНТОВ (1920-1929 гг.)4:

«Начальнику Торопецкого отдела… склада огнестрельных припасов

По осмотре Комиссией под моим председательством вверенного Вам отдела предписываю принять к исполнению нижеследующее указание:
…4) принять меры к немедленной рассортировке огнеприпасов и особенно в завозном сарае № 2 и уничтожить находящиеся в этом сарае: а) химические снаряды, дающие утечку, закопав их для этого в землю на глубину не менее 1 1/2 аршин, б) всю россыпь капсюлей и трубок подорвать…

Начальник ГАУ А.Зотов, 10 марта 1920 года».

«По поводу 33-линейных химических английских снарядов

По имеющимся сведениям, в Пермском, Глазовском и других складах Республики имеется в настоящее время около 50000 33-линейных английских химических снарядов…
Неисправные снаряды… уничтожаются подрывом. В случае обнаружения снарядов… с протекающей жидкостью или издающих запах горького миндаля (или горчицы) с такими снарядами следует обращаться крайне осторожно: работу вести с надетыми противогазами… Снаряды, обладающие указанными дефектами, после рассоединения их с гильзами подлежат уничтожению путем закапывания их в землю на глубину в два аршина… В одну яму зарывать не более 5 штук снарядов. Артком, 22 сентября 1922 года».
«По поводу химических снарядов с неподдающимися вывертыванию взрывателями в Шуйском артскладе, 15 апреля 1924 года.
…В Шуйском отделе… хранятся химические снаряды и патроны с невыворачивающимися взрывателями в общем количестве 857 штук…
Кроме невозможности вывернуть взрыватели у склада существует предположение, основанное на ранее имевших место случаях, что снаряды дали в головной части течь и вытекающая жидкость лишь удерживается сильно заржавевшими в резьбе… взрывателями.
До сего времени негодные (текущие) химические снаряды зарывались в землю, но количество их не превышало 10-15 штук за полугодие. Поступить таким образом с тем большим количеством снарядов, какое имеется в данном случае, ОКАРТУ считает невозможным из опасений отравить местность, окружающую зарытые в землю химснаряды.
На основании сего испрашиваются соответствующие разъяснения и указания».
«… В Пермском артскладе ежемесячно обнаруживаются в среднем 3-4 штуки (в иные месяцы и больше) протекающих химснарядов, которые в силу отсутствия инструмента для разрядки приходится не разряжая закапывать в землю, уничтожая тем самым корпуса снарядов.

И.д. начальника артотдела ПриВО.., 25 ноября 1924 года».

«АКТ, 21 декабря 1928 года, г.Рыбинск.
Мы, нижеподписавшиеся военнослужащие 1-го отдела военного склада № 34 старший пиротехник т.Суслов, младший пиротехник т.Степанов и надзиратель т.Трушин составили настоящий акт в том, что 21-го сего декабря периодически при осмотре 76 мм химснарядов марки Х3-17 г. обнаружены три (3) снаряда означенной марки с течью — два через запальный стакан и один через дно (под обтирирующей пластинкой). Протекающие снаряды закопаны в землю…Все изложенное свидетельствуем своими подписями».
«АКТ, 5 октября 1929 года, г.Карачев.
Мы, нижеподписавшиеся комиссия в составе… составила настоящий акт по результатам осмотра химснарядов, хранящихся при вышеуказанном складе № 28 и установила следующее…
Все снаряды размещены… в 5 хранилищах, ни одно из которых не удовлетворяет целиком правилам на хранение химснарядов: отсутствие вентиляционных приспособлений, соответствующих окон, дверей… Кроме того, хранилища за №№ 59 и 62, в которых размещены 76 мм снаряды,.. расположены в низовьях протекающей здесь же реки, которая во время половодья затопляет эти хранилища и, несмотря на принимаемые меры, частично заливает снаряды, что приводит к неоправданной затрате средств для приведения снарядов в исправный вид… Хранилища № 60 и 61 с 76 мм и 152 мм снарядами снаряжения 16-17 г., находившиеся ранее в тех же условиях, как и № 59 и 62, в настоящее время перенесены в другое место…
Количество потекших отравляющим веществом снарядов, которые до настоящего времени не разряжались и закопаны в землю, указано в таблице…
Складу необходимо озаботиться о приобретении всех средств по производству разрядки химснарядов всех категорий (ключей, тисков, спецодежды и пр.), что необходимо для разрядки потекших ОВ снарядов…»

В более поздних текстах можно найти и детали. Например, в документе Арткома, датированном 22 сентября 1923 года и относящемся уже к эпохе начала упорядочения артиллерийского дела после гражданской войны, можно прочитать следующую запись: «Неисправные снаряды… уничтожаются подрывом. В случае обнаружения снарядов… с протекающей жидкостью или издающих запах горького миндаля (или горчицы) с такими снарядами следует обращаться крайне осторожно: работу вести с надетыми противогазами… Снаряды, обладающие указанными дефектами, после рассоединения их с гильзами подлежат уничтожению путем закапывания их в землю на глубину в два аршина… В одну яму зарывать не более 5 штук снарядов». И это не была личной инициативой артиллерийских клерков — на подлиннике имеется и руководящая надпись, которая принадлежала перу генерал-лейтенанта царской армии, а на тот момент начальника артиллерии Красной Армии Ю.М.Шейдемана: «Очень интересный опыт, прошу о ходе этих работ докладывать по мере поступления сведений.»4

И позже каких-то особых новаций реальная практика не рождала. Скажем, в «Указаниях для применения химических снарядов», относящихся к 1924 году, рекомендации были точно такими же: «Неисправные снаряды уничтожаются выстрелом или закапыванием в землю на глубину не менее 1,5 аршина; в воду не бросать, так как могут последовать отравления».

Некоторую модификацию методики чуть позже зафиксировал приказ РВС СССР № 618/129 от 4 июня 1925 года, которым объявлялись «Правила хранения боевых припасов и взрывчатых веществ в огне- и взрывскладах военного ведомства и устройства самих складов». На этот раз деталей в отношении химснарядов совсем уж мало: «Протекающие снаряды немедленно выносятся из хранилища, укладываются в ящики или бочки, засыпаются гашеной известью, а затем разряжаются, причем корпуса обращаются в лом металла, жидкость уничтожается выливанием, а запальные стаканы уничтожаются подрывом». Как видим, РВС СССР более интересовал лом металла, а судьба ОВ вообще не определялась — вылить и все. Так что конкретный путь ОВ — в яму, в болото или просто на землю — скорее всего должен был определять «полевой командир»5.

Впрочем, подробнее о судьбе иприта, пролитого на земле, можно прочесть в «Инструкции для войсковых частей по проведению предупредительных мер во время работ с ипритом», утвержденной ВОХИМУ 30 марта 1926 года. В ней была предусмотрена следующая последовательность действий в отношении почвы, на которую был пролит иприт: почву необходимо срезать, поместить в предварительно вырытую яму, насыпать сверху хлорную известь и закопать. Это если облитая ипритом площадь меньше 2 м2, в противном случае закапывание исключается, а остается обычное засыпание хлоркой5.

Чуть позже в отчете о выполнении соответствующих опытов на полигоне в Кузьминках, который появился 9 июля 1926 года, было сделано два вывода, вылившихся в последующие указания. Первый вывод касался разрядки снарядов с ипритом: было признано «допустимым… сливание ОВ в яму глубиной не менее 1 метра» с последующей засыпкой землей. Другой вывод относился к подрыву «химических снарядов, снаряженных стойкими ОВ (типа иприта) — закапывание их на ту же глубину при условии, если разрывной заряд не превышает 150 граммов». Единственное, что оставалось не ясным из этих опытов, как следует поступать с уже закопанными, но невзорвавшимися снарядами5.

Весь этот опытно-практический материал был канонизирован в 1927 году «Инструкцией по хранению химических снарядов на складах военного ведомства», изданной ВОХИМУ и утвержденной в прошлом революционным матросом, а на момент утверждения начальником снабжения РККА П.Е.Дыбенко65. В ней был зафиксирован более экономический подход к судьбе многочисленных потекших химических снарядов любой из семи выделявшихся тогда категорий: «снаряды, которые не удалось разобрать,.. уничтожаются путем их подрыва». Только снаряды 6-й категории (а их содержимое — это иприт), перед подрывом все равно «закапываются в землю на глубину около 1 метра так, чтобы при взрыве не образовывалась воронка». Причина прозаична — бедность на снарядную сталь. Осколки от подорванных химических снарядов в те годы собирались и после дегазации переправлялись на «оборонные заводы», в первую очередь в Златоуст.

Впрочем, бывали и исключения. Во всяком случае во время масштабных испытаний химоружия, состоявшихся в августе 1931 года на химполигоне во Фролищах (Нижегородская область), в инструкции, утвержденной руководителем испытаний Я.М.Фишманом, было записано следующее: «5. При стрельбе обнаруженные подтекающие мины должны быть отделены и зарыты в землю…» Инструкцию ту пришлось писать потому, что командир химического батальона, получивший партию мин со снаряжательного завода, был настолько обескуражен протеканием некоторых из них, что решил застраховать себя и написал непосредственно заместителю председателя РВС СССР о «вредительских минах, текущих по всем швам». Ну а Я.М.Фишман в свою очередь успокоил высокого начальника, выяснив с помощью специальной комиссии, «что дают утечку ОВ около 1% изготовленных мин, что … не дает никаких поводов к панике». Паника была, таким образом, предотвращена, а 1% от опытной партии мин и поныне покоятся где-то во Фролищах в земле полигона5.

Ну а в следующем году высокие руководители армии, а также транспорта (железнодорожного и водного) нашли время для формализации правил перевозок ОВ. Инструкцией, утвержденной совместным приказом трех ведомств, ими было установлено, что во время перевозок ж/д транспортом «при утечке отравляющих веществ… баллоны, дающие течь, удаляются и закапываются в пунктах, не представляющих опасности для людей и животных, группами не более 5 штук и на глубину не менее 1 метра. Расстояние между группами закапываемых баллонов должно быть не менее 20 метров». А в отношении «протекающих баллонов с отравляющим грузом» при их перевозке водным транспортом процедура несколько усложняется. Подобные грузы или выгружаются на берег и закапываются, если это возможно, или же «при морских перевозках — могут выбрасываться и за борт»43.

Кстати, выбрасывание ОВ как средство решения вопроса было придумано много раньше. Еще в документе НКПС, который был принят 15 июля 1928 года и который регулировал перевозки ОВ на пассажирских и товарно-пассажирских судах и поездах, были рассмотрены и обстоятельства, «угрожающие перевозимым грузам». Решения предусматривались тогда простые: «вынести перевозимые предметы из вагона (судна) или, в крайнем случае, выбросить их».

Возвращаясь к мучениям со сбором осколков конца 1920-х годов, укажем, что они продолжались не так уж долго. Уже в 1933 году, в связи с досрочным окончанием первой сталинской пятилетки в изданной ВОХИМУ «Временной инструкции по мерам безопасности при работах с боевыми химическими веществами (БХВ) и материальной частью военно-химического вооружения» содержалась следующая запись: «…если же по каким-либо причинам разрядку и переливание произвести невозможно, тара или оболочки с ОВ после предварительной поверхностной дегазации отвозятся в заранее отведенное место, где и закапываются в землю на глубину не менее полутора метров или уничтожаются (химические фугасы, снаряды и т.п.) путем подрыва …»667. «Временная инструкция по мерам безопасности при работах с боевыми химическими веществами (БХВ) и материальной частью военно-химического вооружения», 1933 год, издание ВОХИМУ РККА.

. И это «экологическое указание», отличавшееся от прежних только лишь заменой 1,5 аршинов на1,5 м, выполнялось истово, поскольку было доведено до всех обладателей бочек с ипритом. Здесь процитирован текст из экземпляра № 2951, сохранившегося в архиве военных летчиков, — «законопослушные» военные химики такого рода документы пока держат подальше от сограждан, в спецхране.

Дальше — больше. Обратимся для примера к «Инструкции по перевозке и хранению авиационных химических бомб, снаряженных БХВ», которую в 1934 году утвердили начальники ГАУ РККА (тогда этот вид боеприпасов хранился на артскладах) и ВОХИМУ73. «При обнаружении дающих утечку авиахимбомб производится их разрядка или уничтожение путем расстреливания или подрыва. После этого корпус закапывается в землю на 1,5 метра… Место… должно быть выбрано не ближе 1,5 км от населенных пунктов и с подветренной стороны от последних». Тут заблуждаться не приходится — из расстрелянной авиахимбомбы много иприта не вытечет, так что закопанные корпуса тех ипритных бомб опасны и поныне.

Та инструкция 1934 года интересна своей проработанностью деталей. При любого рода перевозках, в том числе гужевых, «в случае обнаружения течи ОВ… дающая утечку бомба извлекается и уничтожается путем закапывания ее не менее чем на 1,5 метра в землю». Но это не везде — при ж/д перевозках «дающая утечку бомба извлекается и зарывается в землю в месте по указанию железнодорожной администрации…». Необходимости в согласовании избежать было невозможно даже тогда — землей в пределах 50-метровой зоны от ж/д полотна всегда распоряжалась администрация железных дорог. А еще в пути могли случиться непредвиденные события, и они также не были забыты — «при авариях при передвижениях (поломка, опрокидывание подвод и машин, крушение поезда)… все давшие течь авиахимбомбы уничтожаются закапыванием, целые дегазируются и укладываются на другую подводу, машину или вагон»73.

В отношении артиллерийских химических боеприпасов действовали сходные инструкции, да и по другим емкостям с ОВ тексты были аналогичными. Причем речь шла о любых емкостях с ОВ — не только о химических боеприпасах, но и о бочках с СОВ (ипритом и мышьякосодержащим люизитом), ЯД-шашках и иных боеприпасах с мышьяксодержащим адамситом, а также баллонах с НОВ (синильной кислотой и фосгеном).

Для примера укажем на инструкцию по обращению с курящейся ядовито-дымной авиабомбой КРАБ-ЯД, которую испытали в сентябре 1933 года на химполигоне в Шиханах. Так вот, уже в 1934 году разработчики подготовили «Описание и временную инструкцию по обращению» с ней, и этот документ они не давали никому на утверждение, а просто направили в войска для исполнения. В том описании было зафиксировано следующее правило: бомбы с адамситом, у которых обнаруживались поврежденные корпуса, «немедленно удаляются из бомбохранилища и закапываются на глубину порядка не менее 1,5 метров»4.

Не лишним будем рассмотреть, как в те годы относились к ОВ и вообще к химоружию, с которыми работали в лабораториях. Об этом, например, можно судить по «Инструкции по профилактике интоксикаций в лабораториях РККА, работающих с ОВ», объявленной в приказе РВС СССР от 27 марта 1933 года. Наилучшим средством расставания с зараженными ОВ твердыми отходами тогда считались мусоросжигательные печи. А вот «при невозможности устройства мусоросжигательных печей удаляемые отбросы следует закапывать в ямы, вырываемые в некотором отдалении (50-60 метров от лаборатории), засыпая каждый раз выбрасываемый зараженный мусор хлорной известью и землей». А еще в той инструкции упоминался вывоз зараженного мусора на свалку, причем без предъявления к ней (свалке) каких-либо специальных требований.

В более поздние годы «уничтожение» ненужного химоружия с помощью закапывания, сжигания и тому подобных неэкологичных методов узаконивалось в основном двумя лицами — документы готовились начальниками пониже рангом (начальником ХИМУ Я.М.Фишманом75 и многими другими) и канонизировались народным комиссаром обороны К.Е.Ворошиловым.

Один из принципиальных документов эпохи 1930-х годов в отношении уничтожения ставшего ненужным химоружия, — это, пожалуй, «Руководство по хранению, осмотру и перевозкам военно-химического имущества», утвержденное в 1936 году75 и отпечатанное большим тиражом для всей армии. В этом документе для ликвидации иприта намечалось простое решение: выливание ОВ из бочек в специально вырытую яму глубиной до 1 м, его сжигание в присутствии огнесмеси (80% нефти и 20% керосина) с последующей засыпкой ямы хлорной известью и ее закапыванием. При этом для иприта не делались какие-либо различия — он мог быть любого типа (обычный, вязкий, зимний). Не делалось и категорических запретов в отношении пропуска одной из операций той процедуры, а именно сжигания. Составители инструкции не заблуждались насчет появления у исполнителей соблазна экономии — яму с ипритом могли закопать и без сжигания, засыпав хлоркой (или не делая и этого), а сэкономленные нефтепродукты использовать по иному назначению. Во всяком случае авторы инструкции не забыли упомянуть «места сжигания нужно обозначать небольшими рвами и надписями «не вскапывать».

Попутно отметим, что единственное новшество «Руководства» 1936 года75 — это замена стандарта глубины. Теперь закапывание ОВ вместо глубины в 1,5 м допускалось на глубину 1 м. Зато со сжиганием.

Наконец, следует вновь упомянуть положение о химическом полигоне в Кузьминках 1921 года22. Этим документом предусматривалась такая задача полигона как «утилизация» отходов производств химоружия (а таких заводов в Москве было не менее 4-х)4. Естественно, что при производстве химоружия на самом полигоне другое окончание работ, помимо закапывания, быть не могло. Во всяком случае при работе немецкой установки по выпуску иприта, которая действовала на химполигоне в Кузьминках летом 1927 года, предусматривалось именно такое окончание «технологического процесса» (из отчета: «по окончании реакции… отработанная смесь будет перекачиваться в яму для уничтожения»).















НЕЗАБЫВАЕМЫЙ 1937 ГОД

В 1937 году в силу исторических обстоятельство на химическом полигоне в Кузьминках случились раскопки химоружия658-660.

Время тогда было такое, что маршал С.М.Буденный проявил инициативу по поиску «врагов народа», не забыв оставить в дневнике запись об оружии, закопанном для «мятежных» целей «бандой Тухачевского»4. Однако вместо оружия обычного были найдены феерические количества закопанного химического, из-за чего необходимость во лжи об обычном оружии отпала (и подчиненный М.Н.Тухачевского Я.М.Фишман прошел по классу «немецких шпионов»).

А история раскопок на химполигоне приобрела отчетливо экологические черты. 3 октября 1937 года появилось распоряжение заместителя наркома обороны маршала А.И.Егорова о «проведении очистительных работ» на полигоне в Кузьминках — к тому времени он загрязнялся ОВ в течение 12 лет660, в том числе отходами 4-х московских заводов химоружия.

Работы начались 7 октября 1937 года. В одном из первых докладов «наверх» говорилось, что к 26 октября из многочисленных захоронений, часть из которых не была зарегистрирована даже во внутренней документации полигона, было извлечено 373 баллона в основном с фосгеном, синильной кислотой и хлором, много неразорвавшихся химбоеприпасов со взрывателями (в том числе мин — 2084, артснарядов различных калибров — 225, авиабомб больших калибров — 21, фугасов с вязкой ипритной рецептурой — 127), 225 бочек главным образом с ипритом (всего — 20,5 т), 55 бочек с отходами производства ОВ, 680 ЯД-шашек, в основном в снаряжении адамситом. Реабилитация в те годы была бесхитростной — с помощью сожжения было уничтожено 20,5 т иприта, 55 бочек с отходами производства ОВ, все фугасы, все ядовито-дымные шашки, 15 машин отходов, зараженных ОВ. Баллоны с хлором и фосгеном были просто расстреляны4.

Работы были продолжены, и к 15 ноября 1937 года сухопутная их часть была, как казалось исполнителям, вчерне завершена. В процессе них было: 1) из захоронений извлечено 6855 химмин, 751 артхимснарядов, 75 химавиабомб, 2) вскрыто 146 захоронений и из них извлечено 904 бочки с ипритом, 3) извлечено из захоронений 636 баллонов, в том числе 277 — с фосгеном, синильной кислотой и хлором, 4) извлечено 30 т адамсита и 156 т отходов производства мышьяковистых ОВ, 5) извлечено 732 ЯД-шашки660. Обеззараживание всего этого «богатства» было столь же простым, как и ранее. Все 43 т иприта и все ЯД-шашки были сожжены на месте. Адамсит и отходы производства мышьяковистых ОВ были подготовлены для утилизации на заводах треста «Союзмышьяк». В первую очередь имелся в виду завод в будущем городе Свирске (этот поселок Иркутской области стал городом в 1949 году и там находился «Ангарский металлургический завод по производству мышьяка», впоследствии получивший название «Востсибэлемент»), и для перевозки туда отходов был сформирован железнодорожный состав. Однако маршрут состава не очень ясен — другим адресом было одно из морей, куда намечалась отправка этих отходов на затопление. Были, однако, построены и 5 печей для уничтожения части отходов на месте, в Кузьминках. И они не бездействовали4,660.

К 20 декабря 1937 года работы были остановлены. К тому времени из земли была извлечена бездна химических боеприпасов — 6972 химмины, 878 артхимснаряда, 75 химавиабомб. Причем это был общий итог по двум территориям — по химполигону в Кузьминках и по военно-химическому институту ИХО-НИХИ на Богородском валу, хотя большая часть химических боеприпасов была раскопана, конечно, в Кузьминках5.

Как попало в землю военно-химического полигона все это богатство? Во время раскопок из полутора сотен (!) захоронений в земле Кузьминок были извлечены предметы, которыми не принято стрелять ни в одной армии. Нашлось, например, 946 закопанных бочек с ипритом. Ясно, что все это богатство — не плод рассеяния химических боеприпасов при стрельбах и рассеянности организаторов стрельб. Бочки с ипритом были закопаны в землю сознательно. Раньше они хранились на химскладе № 136 в Очаково, а когда летом 1933 года по распоряжению наркома обороны тот склад был срочно освобожден от наличного запаса ОВ, перекочевали на полигон в Кузьминки — больше в то время было отправить некуда. Иприт пришел в негодность (он не мог не придти в негодность — армия изначально сэкономила на качестве при его изготовлении) и бочки закопали в двух местах — и в Кузьминках, и в Очаково. А еще в осень 1937 года из земли было извлечено 353 баллона с синильной кислотой, фосгеном и хлором, для метания которых орудия не изобретены и в наши дни. Они были просто отбракованы и закопаны4.

Кстати, при тех раскопках на химполигоне в Кузьминках случались и курьезы. В районе технического склада в непосредственной близости от погреба со взрывчатыми веществами и цистерной с ипритом было обнаружено не зарегистрированное захоронение с зарытыми совместно 32 пироксилиновыми шашками,120 кгфосфора, 3 баллонами с синильной кислотой.

К концу 1937 года стало ясно, что находки остальных предметов военно-химической археологии (недовырытых бочек с ипритом, баллонов с синильной кислотой, шашек с адамситом) — еще впереди. И в последнем докладе 1937 года высший военно-химический начальник докладывал наркому К.Е.Ворошилову о новых планах: «Для безопасности района полигона дополнительно к проделанным работам необходимо: а) весной 1938 года провести еще раз тщательную разведку всей территории специальным отрядом; б) этому же отряду еще раз провести работу по раскопке мин и снарядов в районе «Северного бугра» и «подвесной дороги»; в) закончить работу по очистке территории НИХИ РККА, которая была приостановлена из-за наступления морозов. Кроме того, предварительной разведкой установлено, что и территория склада № 136, расположенного под Москвой (10-12 километров — Очаково) точно так же заражена… На территории склада из года в год закапывались в землю баллоны с ОВ, снаряды и бочки»4.

Карты, однако, в тот раз легли иначе.

ИЗ СТАРОГО ДОКУМЕНТА:

«Председателю Комитета обороны тов.В.М.Молотову

Согласно Ваших указаний докладываю о мероприятиях по дальнейшей очистке территории химического полигона и НИХИ РККА в Кузьминках. Сейчас установить срок окончания работ трудно, так как до развертывания этих работ невозможно определить их объем.
Очистка территории начнется с весны 1938 года и будет вестись до приведения ее в полную безопасность…
Организациям, планирующим Большую Москву, в данное время указаний давать нет необходимости, так как еще до начала строительства на Кузьминском участке территория эта будет приведены в полное безопасное состояние. Нарком обороны СССР К.Е.Ворошилов, 8 марта 1938 г.»

Гроза обошла «первого маршала» стороной (2 марта 1938 года начался широко освещавшийся прессой процесс над политиками высшего ранга, которые были зачислены в «правотроцкистский антисоветский блок» — Н.Бухариным, А.Рыковым и многими другими; ну а в самом конце 1938 года стали затихать и массовые расправы с «врагами народа»), и в 1938 году до очистки от ОВ территорий химполигона в Кузьминках, химсклада в Очаково, военно-химического института на Богородском валу руки у руководства армии уже не дошли. При очередном расширении Москвы, случившемся на рубеже 1950-1960-х годов, Кузьминки и Очаково вошли, наконец, в городскую черту. Впрочем, власти столицы вряд ли задумывались над последствиями содеянного военными химиками. Они, похоже, совсем не знают такой вот записи в документе, который нарком обороны К.Е.Ворошилов отправил 20 декабря 1937 года в адрес предсовнаркома В.М.Молотова: «территория должна быть взята под особое наблюдение и пользоваться ею людьми (заселение, устройство общественных гуляний, постройки и т.п.) категорически запретить»4. Это — о той части полигона в Кузьминках, которая впоследствии «отошла городу».

Мы не знаем, расслышал ли это предостережение второй человек страны. Что до многочисленного племени московских градоначальников, управлявших ею в последующие 60 с лишним лет, и их челяди, то до них тот запрет не дошел. А если и дошел, то услышан не был. Во всяком случае ныне по тому полигону спокойно разгуливают москвичи, не смущаясь вонью, которая иногда прорывается из ядовитой преисподней, особенно летом или после дождя. С густо удобренных мышьяком лесных угодий грибы спокойно перекочевывают на рынки Москвы. А в недоочищенном от химоружия озере москвичи, не смущаясь, ловят рыбу и даже купаются.

Не удивительно, что иприт на территории бывшего военно-химического полигона в Кузьминках можно найти и в наши дни541.

Подробных данных об обследовании и реабилитации территории НИХИ в Москве на Богородском валу не имеется, тогда как нужда в этих данных очень актуальна. Укажем в обоснование тот факт, что в ноябре 1937 года на территории НИХИ было вскрыто 13 ям, из них были извлечены беспорядочно захороненные отходы работ с ОВ — 3 т мышьяковистых ОВ, 29 т зараженных СОВ лабораторных отходов, 4,5 т зараженного СОВ химического поглотителя, 4 машины металлолома и утиля. Вряд ли перенесенные на весну 1938 года раскопки были осуществлены4. После перевода в 1960-х годах в Саратовскую область в пос.Шиханы институт ИХО-НИХИ-ЦНИВТИ получил новое имя, а его прежняя территория в экологическом смысле была напрочь забыта.

Что касается химсклада в Очаково , то первая и единственная операция по очистке его территории состоялась не в 1937 году, как в Кузьминках, а двумя годами позже — с 28 августа по 9 октября 1939 года. Было найдено немало химических снарядов, баллонов, бочек с ОВ. Необходимо, однако, подчеркнуть, что данные о разведанных и неразведанных очагах химического заражения на момент тех раскопок отсутствовали, поэтому вскрытие химических захоронений на площади 1500 м2было выполнено на основе «опроса старых работников»4.

ИЗ СТАРОГО ДОКУМЕНТА4:

«Начальнику Генерального штаба командарму I ранга тов.Шапошникову

Территория склада № 136… в течение нескольких лет, вплоть до 1933 г., заражалась отравляющими веществами, так как ОВ и оболочки с ОВ зарывались в землю на основе наставлений и инструкций, отмененных только приказом № 002 от 24/I-38 г.
Опросом старых работников склада установлено наличие значительных территорий с зарытыми ОВ и специальная разведка подтвердила присутствие ОВ на площади 1500 квадратных метров…
На основании вышеизложенного прошу Вашего распоряжения о выделении в распоряжение начальника склада № 136 двух взводов бойцов-химиков со средствами защиты и дегазации на 30 рабочих дней.

Начальник ХИМУ РККА полковник П.Г.Мельников, 4 августа 1939 года».

О полноте «очистки» говорить не приходится — она впереди. Тем более, что с началом войны склад был перебазирован в Камбарку (Удмуртия), а после его возвращения из эвакуации проблема окончательной очистки территории склада от ОВ «разрешилась» сама собой — она просто не ставилась.

А зимой 1937-1938 годов события развивались своим чередом. 24 января 1938 года, сразу после окончания осенней стадии вынужденных раскопок на химполигоне в Кузьминках появился приказ наркома52. В нем «ни о чем не догадывавшийся» К.Е.Ворошилов грозно указывал нерадивым помощникам, что на протяжении ряда лет на полигоне в Кузьминках ОВ под видом уничтожения на самом деле просто закапывались в землю в различных емкостях — бочках, бутылях, снарядах, минах, баллонах, гранатах, авиабомбах и пр. В результате, по мнению К.Е.Ворошилова, вся обширная территория полигона оказалась зараженной и опасной для людей. На этом маршал не остановился, а заглянул в корень. Он указал, что, оказывается, во всех наставлениях, инструкциях и учебных пособиях, которые были изданы Генеральным штабом РККА и ХИМУ, разрешалось уничтожение ОВ закапыванием их в землю, чем фактически узаконивалась возможность повсеместного заражения территории в местах расположения войск. И не только.

Разумеется, маршал понимал смысл того, что подписывал. Дело в том, что последнее «Руководство по хранению, осмотру и перевозкам военно-химического имущества» было утверждено Я.М.Фишманом в 1936 году75, то есть по существу незадолго до его ареста и замены на другого начальника ХИМУ РККА. И этот текст, большим тиражом напечатанный в типографии НКО и разосланный по всей армии, содержал обычный сюжет про вырытые ямы для ненужного иприта и потому был удобен для инкриминирования арестованному «врагу народа» обычного для тех дней акта «вредительства».

Ясно, что после такой серьезной констатации нарком К.Е.Ворошилов не мог не распорядиться очень определенно — зарывание в землю ОВ в каком бы то ни было виде категорически запрещается52. Более того, он распорядился сделать по существу невозможное действие — проинспектировать в частях Красной Армии (разумеется, не названных) фактическую практику уничтожения ненужного и испорченного химоружия.

Если бы тот приказ52 был выполнен всерьез, а места захоронений точно обозначены, предпринятая проверка должна была бы закончиться очисткой множества мест страны, зараженных ОВ — военных полигонов (химических, артиллерийских, авиационных), военных лагерей, стрельбищ, а также химических, артиллерийских и авиационных складов и опытных центров. Однако и «проверка», и тем более «очистка» никогда не были основным занятием нашей армии, поэтому очистные работы в тех нескольких точках (вместо сотен), где они на самом деле проводились, затянулись до конца 1939 года.

В остальном же, если учесть сознательную неопределенность инструкций наркома и неистребимую страсть наших военных к неправде, мероприятия по выполнению приказа в принципе не могли быть ни серьезно организованными, ни тем более сплошными. Да и вряд ли кого-то всерьез интересовали результаты «проверки». Были, однако, беды и похуже — во многих случаях приказ наркома К.Е.Ворошилова просто не был передан в те бесчисленные воинские части и разного рода склады и полигоны, которые должны были его исполнять. Причем делалось это сознательно: работники военно-химической системы «врага народа Фишмана» не могли истово разыскивать закопанное химоружие, если будущие неблагоприятные результаты могли стать обвинением против них самих.

Для примера того, как по-разному приказ К.Е.Ворошилова о проверке и очистке мест захоронений химоружия был понят и протранслирован в войска, приведем выдержки из нескольких приказов его подчиненных, которые командовали крупными войсковыми массами, начиная от известных широкой публике имен В.К.Блюхера и С.К.Тимошенко, до ныне уже мало кому памятных.

ИЗ СТАРЫХ ДОКУМЕНТОВ:

Комкор Хозин:
«Командирам всех частей, начальникам учреждений, полигонов, складов (особенно 3 ОХБ, военным складам №№ 302, 46, 70, 75, Лужскому артполигону, полигону АНИИ, 19 ск — район Левашовского полигона, 4 полку ПВО — полигон) выявить имевшие место случаи закапывания БХВ и при обнаружении их немедленно донести мне через начальника химических войск округа с указанием наименования и предполагаемого количества БХВ.
Обнаруженные закопанные БХВ надлежит уничтожить с принятием всех мер предосторожности методами, указываемыми Временной инструкцией по уничтожению ОВ — в период с 15 мая до 1 июля с.г. и донести мне об этом через начальника химических войск к 15 июля с.г.

Командующий войсками ЛВО комкор М.С.Хозин. 19 марта 1938 года».

Комкор Софронов:
«Во исполнение приказа народного комиссара обороны СССР № 002 1938 года приказываю:
1. Прилагаемую временную инструкцию по уничтожению ОВ изучить всему среднему, старшему и высшему командному начальствующему составу войск округа.
Имеющиеся в частях наставления и пособия, указывающие старый порядок уничтожения ОВ, путем закапывания их в различной таре в землю — изъять.
2. В частях имеющиеся ОВ на хранении в нестандартной и недоброкачественной таре — уничтожить в строгом соответствии с прилагаемой инструкцией.
3. С выходом в лагеря начальникам лагерных сборов принять меры к очистке зараженных в прошлом территорий (зараженных старыми методами уничтожения ОВ) — Чебаркульского полигона, Алкинского, Бершетского и Камышловского лагерей.
Исполнение донести…

Командующий войск Уральского военного округа комкор Г.П.Софронов,
20 апреля 1938 года».

Командующий БВО Ковалев:
«На протяжении ряда лет на химических, артиллерийских, авиационных полигонах, стрельбищах и т.д. под видом уничтожения зарывались в землю различные ОВ в бочках, бутылях, снарядах, в минах, в баллонах, в аэробомбах, гранатах и пр., в результате чего территории некоторых полигонов и стрельбищ оказались зараженными (химполигон «Суша», химполигон «Крупки», химполигон «Минск», химполигон 16 ск «Друть» и т.д.)…
Такой порядок уничтожения ОВ является недопустимым и преступным…
Приказываю:
1. Уничтожение ОВ во всех оболочках производить согласно прилагаемой временной инструкции, утвержденной народным комиссаром обороны СССР…
3. Командирам частей и начальникам полигонов проверить существующий порядок уничтожения ОВ.
Выявить места, где были зарыты ОВ.
Очистку зараженных территорий и уничтожение ОВ произвести в период с 15 мая по 15 июля 1938 года…
4. Начальнику химических войск и начальнику ПВО лично проверить подведомственные им полигоны, а за остальными организовать поверку.

Командующий войсками БВО М.П.Ковалев, 19 апреля 1938 года».

Маршал Блюхер:
«Командирам соединений и частей проверить существующий порядок уничтожения ОВ на химических складах армии и испытательных лабораториях № 1 и № 2.
Проверку произвести до 20 марта 1938 года и донести мне через начальника химической войск армии к 1 апреля 1938 года.
Очистку зараженных территорий и уничтожение ОВ произвести с соблюдением всех мер безопасности в строгом соответствии с прилагаемой инструкцией в период с 1 мая по 10 июня и донести мне через начальника химических войск армии к 10 июля 1938 года.

Командующий войсками ОКДВА маршал Советского Союза В.К.Блюхер,
25 февраля 1938 года».

Командарм Тимошенко:
«В практике, под видом уничтожения, различные ОВ зарывались в землю, в результате чего территории на продолжительное время и в весьма опасной степени оказались зараженными…
Народный комиссар обороны приказал:
1. Уничтожение ОВ во всех оболочках производить согласно прилагаемой инструкции.
2… Командиру 5 мотополка тщательно разведать места заражения и уничтожения ОВ на бывшем Дарницком химполигоне и Ирдынском химполигоне, произвести их очистку в период с 15 апреля по 1 мая 1938 года…

Командующий войсками КВО командарм 2 ранга С.К.Тимошенко,
23 марта 1938 года».

Пожалуй, сравнительно подробно были перечислены места закапывания химоружия лишь в приказе командующего войсками ЛВО М.С.Хозина. Лица, его готовившие, перечислили различные типы складов (не только химические, но и артиллерийские, хотя склад № 54 все же почему-то пропустили) и разные типы лагерей и полигонов (не только химические, но и артиллерийские, ПВО и общевойсковые; про летчиков из Детского Села и ряда иных мест, впрочем, тоже запамятовали). Осталось только найти документы о фактическом исполнении приказа наркома об откапывании химоружия в 8 точках ЛВО, где оно, по мнению составителей приказа, раньше закапывалось. О десятках остальных точек речь, конечно, не идет.

Командующий войсками УрВО также перечислил лагеря и полигоны, на которых происходило закапывание химоружия по окончании летних военных лагерных сборов и учений (забыл, правда, про военный лагерь 246 стрелкового полка недалеко от пристани Вишкиль на Вятке). Однако, он вообще не упомянул каких-либо складов, и это было принципиальной ошибкой. В те первые годы самостоятельной жизни УрВО специального окружного склада ОВ действительно, возможно, еще не существовало, поскольку этот округ выделился из ПриВО не так давно до описываемых событий. Однако артиллерийские склады были (например, окружной артсклад № 59 в Перми, да и артсклад в Челябинске), они хранили химические боеприпасы и не могли не закапывать «потекшие» артхимснаряды и авиахимбомбы — таков был порядок. Таким образом, если мы и найдем документы об откапывании химоружия в 4-х лагерях и полигонах, где оно ранее было закопано (часто без документального оформления), в отношении склада № 59 и иных складов поиск документов бесперспективен — приказа на откапывание им просто не отдавалось.

Командующий войсками БВО М.П.Ковалев поступил точно так же. Он обозначил лишь 4 химических полигона — окружной («Суша») и три войсковых, входивших в состав военных лагерей (16 стрелкового корпуса и других соединений), хотя и не стал делать вид, что в документах все они, за исключением «Суши», числились не химическими, а артиллерийскими. Однако командующий совсем не обозначил остальных военных лагерей, а их в БВО было не 5, как в УрВО, а несколько десятков, и на всех них войска учились военному делу не с учебным, а с подлинным химоружием. К тому же генерал М.П.Ковалев не обозначил Дретуньский артиллерийский полигон, где в «пограничном округе» проводились самые серьезные испытания артиллерийского и авиационного химоружия в войсках. И совсем удивительно то, что в приказе по войскам БВО совсем не были названы склады, где хранились ОВ и химические боеприпасы, а их в те годы было великое множество — не менее 16 складов артиллерийских боеприпасов (№№ 28,35,40,44,65,69,275, 388, 390,391, 454, 582, 838, 843, 847, 856), 5 складов авиационных боеприпасов (№№ 386, 389, 576, 577, 591, 899) и трех химических складов (№ 137, 833 и 840). Таким образом, даже если плановые раскопки в 4-х обозначенных точках и были выполнены, в отношении остальных десятков мест на территории ответственности БВО ответ на вопрос о судьбе закопанного химоружия совершенно очевиден — откапывания просто не было.

Особенно грустно обстоят дела с химоружием, закопанным на гигантском пространстве вдоль юго-восточной государственной границы СССР от Байкала до Владивостока. Командующий ОКДВА маршал В.К.Блюхер отреагировал на приказ наркома и быстрее, и формальнее всех, ограничив свою активность при его исполнении в отношении территорий Амурской и Еврейской автономной областей, Хабаровского и Приморского краев только химическими складами. Командарм не упомянул ни многочисленные артиллерийские и авиационные склады, ни десятки военных лагерей, полигонов, стрельбищ, укрепленных районов. Так что если в ОКДВА приказ и был исполнен на химических складах №№ 140 (Красная речка), 148 (Свободный), 150 (Сунгач), 300 (Кнорринг), 301 (Воздвиженский), то артиллерийские, авиационные (№№ 6,23,31,73,74,77,85,135,154,155,156,157,159,252,315, 316,317,318,319,493,583 и др.) и многочисленные войсковые склады, где хранились химические боеприпасы, никаких указаний не получили. Не получили указаний и лагеря с полигонами. Между тем упомянутая в приказе химическая испытательная лаборатория № 2, например, захоранивала отходы от анализов иприта и люизита (а для нее было характерно «вопиющее безобразие в хранении, учете проб») не посреди Уссурийска, где она находилась, а на военно-химическом полигоне в Раздольном.

Кончилась преступная безответственность лиц, которыми окружил себя маршал В.К.Блюхер, печально (лично к нему претензии выдвигать вряд ли стоит, вскоре он был отозван в Москву и расстрелян, однако в рамках совсем иных дел). Мы можем констатировать, что десятки мест, где на территории ответственности ОКДВА до 1938 года организованным порядком происходило крупномасштабное закапывание химоружия, так и не получили хотя бы формального приказа на его откапывание.

В качестве типичного «результата» безответственности лиц, готовивших приказ В.К.Блюхера, укажем на события лета 1939 года на одном из упомянутых (нами, а не В.К.Блюхером) складов — на артскладе № 31, располагавшемся в Биробиджане в Еврейской автономной области. Там хранились артиллерийские и авиационные химбоеприпасы. После преобразования ОКДВА в Дальневосточный фронт, который включал I ОКА и II ОКА, этот склад был подчинен II ОКА. Так вот, в рамках боевой активности тех лет начались большие строительные работы по серьезному расширению склада № 31. При их проведении 2 июля военные строители неожиданно выкопали, как указано в грозном приказе по II ОКА, «авиахимбомбы ХАБ-8, уничтоженные в 1934 и 1936 году». Далее, в приказе было отмечено, что из 100 обнаруженных бомб около 20 были снаряжены ипритом4. Оценка последующего хода событий различна. Сочинители приказов в Хабаровске указали, что в попытке скрыть факт от представителей НКВД и от назначенной для разбирательства комиссии многолетний начальник склада майор В.Чапаев не стал дожидаться комиссии, которая неизбежно вскрыла бы его личную вину за предыдущие захоронения химбоеприпасов и за невыполнение приказа на раскопки (если таковой был), и 4 июля попытался тайно уничтожить злополучную партию авиахимбомб. Сам майор В.Чапаев в своем письме на имя командующего II ОКА и будущего маршала И.С.Конева полагает, что он стал жертвой обстоятельств и что его просто «подставили» работники штаба II ОКА — ему по телефону поручили найти «решение» проблемы, чтобы не задерживать важное строительство, а о назначенной комиссии вовсе не упомянули. В любом случае результат был трагичен — 6 человек получили поражение ипритом, в том числе двое — тяжелые. Среди тяжелых оказался и майор В.Чапаев4.

Этот прискорбный эпизод не получит должной завершенности, если не упомянуть еще одного обстоятельства. В суровом приказе, которым «отметили» проштрафившегося майора В.Чапаева с артсклада № 31 в Биробиджане, было указано, что он злостно не выполнил последнего решения наркома обороны о «новом» порядке уничтожения химоружия. На что майор письменно ответствовал командующему армии И.С.Коневу, что упомянутый приказ на вверенный ему склад просто не поступал4.

Так замкнулся круг безответственности. В 1938 году на военные склады ОКДВА не только не поступали распоряжения наркома обороны об откапывании химоружия, но даже стандартные приказы о действующем порядке его уничтожения. Не удивительно, что обиженный майор В.Чапаев в своем письме к на имя несправедливого руководства упомянул, что он не знал, что ипритные пары подействуют на людей «на таком расстоянии». Это значит, что ни один военный склад никогда не получал новейших данных о том, что пары иприта могут поражать людей на расстоянии нескольких км, а они (данные) уже были хорошо известны. Ясно, что ипритная захоронка находилась на краю склада № 31, скорее всего не более чем в 1000 м от основных хранилищ — там, где как раз и были затеяны работы по расширению склада4.

Пожалуй, самый безответственный приказ был издан командующим Киевским округом С.К.Тимошенко. Люди, его готовившие, ограничились лишь упоминанием двух военно-химических полигонов (закрытого и забытого в Киеве Дарницкого полигона и вновь организованного в районе Черкасс — Ирдынского), попытка очистки которых, возможно, и была предпринята. Что до приказа наркома К.Е.Ворошилова об уничтожении ОВ, то он не был направлен будущим наркомом С.К.Тимошенко ни на один из множества складов округа (химических, артиллерийских и авиационных), ни на один из многочисленных артиллерийских и авиационных полигонов и тем более ни на один из многочисленных лагерей. С последствиями этой безответственности жителям ныне независимой Украины еще предстоит встретиться. И не раз.

Для полноты картины приведем события, случившиеся в Сибирском военном округе. Там приказ наркома о поиске закопанного химоружия был транслирован исполнителям с помощью директивы Военного Совета округа за № 19/0297. Как его исполнили получатели, мы не скажем, поскольку документы по той директиве до наших дней, вопреки закону России, не доступны исследователям. Однако один из основных исполнителей очевиден — военно-химический полигон возле г.Юрга (Кемеровская область), составлявший часть большого окружного артполигона. Как сказано в сердитом приказе по СибВО, который был выпущен годом позже К.Е.Ворошилова и подписан генералом М.Ф.Лукиным, начальник химполигона «неправдиво донес Начхимвойск округа о выполнении вышеуказанных приказов и директивы и о безопасности полигона».

Кончилось это «неправдивое» донесение о невыполненных раскопках химоружия тем, что колхозники колхоза «Красный промысловец» Верх-Тайменского сельсовета при косьбе сена на химполигоне 22-23 июля 1939 года не смогли разойтись с химическими фугасами, заполненными ипритом. Как именно колхозники повидались с фугасами, понять из приказа трудно, потому что химические фугасы, в отличие от снарядов, бомб и мин, валяться не могут — им место или быть закопанными в земле (таково их боевое положение), или же покоиться на складе. Это сомнение представляется тем более справедливым, что ХИМУ РККА в своей бумаге на сей счет приписало колхозникам совсем иное — нахождение какой-то «банки с ипритом». Однако в любом случае, независимо от уровня правдивости описания тех печальных событий, причина писаний была одна — 6 колхозников получили поражение ипритом.

Конечно, после столь скорбных событий генерал М.Ф.Лукин не мог не отдать распоряжение «командирам соединений и частей проверить и очистить химплощадки» по всему СибВО. Только вряд ли кто стал выполнять безадресный приказ — сухопутные войска в то лето постигали военно-химическую премудрость не только на большом Юргинском полигоне, но также на множестве других — Ачинском, Барнаульском, Бердском, Бийском, Канском, Красноярском, Омском, Славгородском. А летчики учились военно-химическому мастерству на своих участках земли. И никто не будет в августе — посреди горячего боевого сезона — откапывать не известно где, когда и кем закопанное химоружие, если не получает прямого приказа это сделать.

Возвращаясь к наркому К.Е.Ворошилову, отдадим должное его стихийной экологической активности (самого понимания экологии тогда еще не существовало), явленной на переломе 1937-1938 годов. Нарком не ограничился разговорами о прошлых захоронениях, а приказом от 24 января 1938 года52 ввел в действие «Временную инструкцию по уничтожению ОВ», подготовленную наследниками арестованного «врага народа» Я.М.Фишмана.

В той инструкции была сделана первая попытка как-то регламентировать опасные работы по ликвидации химоружия после того, как его закапывание было осуждено. Однако и этот документ не обошелся без фактического обмана, что не ускользнуло от внимания доносчиков (или «честных дураков»).

ИЗ ДОНОСА ПРОШЛЫХ ЛЕТ5:

«Заместителю народного комиссара обороны СССР
армейскому комиссару I ранга Е.А.Щаденко

На протяжении 1937 года враги народа Минчук и Степанов, а в 1938 году враг народа Степанов создавали вокруг меня невыносимую обстановку за мои разоблачения, они меня третировали, унижали, буквально издевались. Привожу факты, за которые меня преследовали:
…Письмо тов.Дмитриеву в апреле 1938 года с просьбой о немедленном докладе т.Ворошилову по поводу приказа № 002, в котором была объявлена вредительская инструкция по уничтожению отравляющих веществ, представленная т.Ворошилову врагами народа Минчуком и Степановым (тогда же мною была написано новая инструкция, которая объявлена в приказе НКО № 0157 от 10.838 г.)…
Враг народа Степанов… на совещании начальников отдела называл меня честным дураком…

Районный инженер ХИМУ РККА
полковник И.С.Салтыков, 19 февраля 1939 года».

Дело в том, что в новой инструкции, несмотря на запрет закапывания ОВ, при ликвидации СОВ предусматривалось не новое, а очень старое техническое решение. То, которое практиковалось до запрета закапывания и было утверждено «вредителем» Я.М.Фишманом в 1936 году75: выливание ОВ в яму, сжигание, засыпка хлорной известью и закапывание ямы. Таким образом, у исполнителей вновь создавались условия для пропуска операции сжигания (ограничившись простым закапыванием), например в целях экономии топлива. Да и при честном выполнении этой операции ее эффективность была сомнительна.

Так появилась идея замены костра в яме для слитого иприта и люизита на костер во вкопанном в землю корыте с налитыми в него СОВ. И именно она была зафиксирована в очередном приказе наркома обороны от 10 августа того же 1938 года, который ввел новую «Временную инструкцию по уничтожению ОВ»53. Весь «порядок», таким образом, сводился к тому, что СОВ, ЯД-шашки, а также химические отбросы и остатки ОВ (именно это выражение применялось для обозначения отходов выпуска ОВ, в первую очередь отходов московских заводов химоружия) подлежали сжиганию. Места сжигания были известны — полигоны или отдельные участки местности, которые должны были находиться от человеческого жилья не ближе, чем в3 км.

ЭВОЛЮЦИЯ ИНСТРУКЦИЙ В 1938 ГОДУ:
24 января 1938 года.
«Временная инструкция по уничтожению ОВ
…1. Бочки с СОВ, подлежащие уничтожению, с принятием всех мер предосторожности сосредотачиваются на специальном участке, где проводится уничтожение ОВ.
Бочки с неоткрывающимися пробками простреливаются из винтовок…
2. Порядок уничтожения:
а) … Бочка ставится на торец («на попа»). Перед бочкой со стороны стреляющего вырывается яма 1х0,5х0,5 метра (в любом грунте земли, кроме песчаного).
Выстрел производится в верхнюю часть бочки, чтобы избежать выливания СОВ на землю.
Если попадание в бочку будет ниже уровня СОВ, то последнее выливаясь струей попадает в яму.
б) После прострела бочка переворачивается вниз пробкой иои пробитым отверстием и СОВ сливается в эту же яму.
После слива в яму добавляется хворост или другой горючий материал, и поджигается факелом… с наветренной стороны…
д) После окончания дегазационных работ ямы присыпаются хлорной известью и засыпаются землей»52
10 августа 1938 года.
«Временная инструкция по уничтожению ОВ
… Бочки с СОВ, подлежащие уничтожению, с принятием всех мер предосторожности сосредотачиваются на специальном участке, где проводится уничтожение ОВ.
Бочки с неоткрывающимися пробками или ветхие проржавленные бочки простреливаются из винтовок…
Порядок уничтожения
Для уничтожения ОВ делается из железа корыто шириной 75-80 см, длиной до 2 метров и глубиной до 70-80 см. Это корыто углубляется в землю почти заподлицо поверхности площадки (края корыта выступают выше поверхности на 10-15 см)…
Бочки с СОВ (не более 2 одновременно) подкатываются вплотную к корыту, свинчивается колпак, спускается давление через контрольную пробку и открывается пробка; потом выливается ОВ в корыто…
Если пробка бочки не открывается или опасно открывать из-за ветхости бочки… такая бочка ставится на попа (на одно из днищ) рядом с корытом и простреливается около верхнего днища. При таком простреле не будет происходить выбрасывание ОВ…
После прострела… ОВ выливается в корыто…
Когда проведена эта подготовительная операция, в корыто, куда слито ОВ, сверху ОВ заливается 20-30 литров нефти.
…поджигается корыто с ОВ…
После того, как ОВ сгорит и остатки остынут, лопатой их перелопачивают, обливают нефтью, а также обливают нефтью и место вокруг корыта, где производился прострел, открывание пробок и выливание ОВ, потом все это поджигается. Когда горение прекратится, корыто очищается, остатки из корыта и земля вокруг корыта перекапывается и засыпается хлорной известью.»53

Инструкциями 1938 года был, наконец, введен запрет на закапывание ОВ и вообще химоружия в землю, которое было нормой в 1919-1937 годах. Впрочем, этот пункт инструкции не выполнялся никогда, и закапывание ОВ, равно как химбоеприпасов, продолжалось все последующие десятилетия, в том числе и в рамках официальных распоряжений. Что до формальной отмены приказа 1938 года наркома К.Е.Ворошилова, которым вводилась инструкция, запрещавшая закапывание химоружия, это событие состоялось в 1957 году трудами еще не снятого с поста министра обороны маршала Г.К.Жукова. Тогда Советская Армия начала готовиться к освобождению складов от химоружия первого поколения в ожидании поступлений оружия второго поколения. А сжечь десятки тыс. т ОВ вряд ли было возможно — пришлось закапывать и затапливать4.

Конечно ОВ и вообще химоружие к тому времени расползлись не только по Красной Армии, но и по всей стране. Так что можно понять причину появления совместного приказа № 0102 от 14 июня 1938 года двух наркомов — наркома обороны К.Е.Ворошилова и наркома оборонной промышленности М.М.Кагановича, где была объявлена «Временная инструкция по отпуску, хранению, учету и обращению с ОВ в научно-исследовательских институтах и лабораториях химической промышленности». Именно в этом документе было указано вполне определенно, что «Если ОВ пришло в негодность, то таковое уничтожается (не в черте города, если уничтожению подлежит количество более 100 г)».

Так были, наконец, официально освящены пути избавления от ставших ненужными ОВ, а также от отходов, связанных с работами с ОВ.

Скорее всего, слишком поздно.


























































ПРОКЛЯТОЕ НАСЛЕДИЕ

Подведем промежуточный итог.

Совокупность упомянутых документов дает возможность указать места закапывания химоружия (химических боеприпасов, а также бочек и баллонов с ОВ), которое происходило в предвоенные годы в конкретных точках бывшего СССР. Указанные в найденных пока документах 37 места закапывания таковы:

* военные склады: военно-химические склады № 302 (Онтолово, Ленинграская область), № 140 (Хабаровск-Красная речка), № 148 (Свободный, Амурская область), № 150 (Сунгач, Приморский край), № 300 (Кнорринг, Приморский край), № 301 (Воздвиженский, Приморский край); артиллерийские склады — Глазовский (Удмуртская Республика), Шуйский (Ивановская область), № 28 (Карачев, Брянская область), № 31 (Биробиджан, ЕАО), № 34 (Рыбинск, Ярославская область), № 40 (Ржев, Тверская область), № 41 (Иркутск-Батарейная), № 46 (Котово, Новгородская область), № 55 (Торопец, Тверская область), № 59 (Пермь-Бахаревка), № 70 (Медвежий Стан, Ленинградская область), № 75 (Ленинград).

* военно-химические и артиллерийские полигоны: Кузьминки (Москва), Суша (Могилевская область), Крупки (Крупки, Минская область), Минск (Минская область), Друть (Могилевская область), Чебаркульский (Челябинская область), Лужский (Ленинградская область), полигон АНИИ (Санкт-Петербург-Ржевка), Левашовский (Ленинградская область), Юргинский (Кемеровская область), Дарницкий (Киев), Ирдынский (Черкассы), полигон 4-го полка ПВО (ЛВО);

* военные лагеря: Алкинский-Уфимский (Башкирия), Бершетский (Юг, Пермская область), Камышловский (Еланский, Свердловская область);

* военно-химические институты и лаборатории: институт НИХИ (Москва), испытательные лаборатории № 1 (Хабаровск) и № 2 (Уссурийск, Приморский край).

Разумеется, это скромное перечисление — лишь ничтожная часть того, что было на самом деле. Дело в том, что нам удалось ознакомиться лишь с малой частью документов и, таким образом, мы не смогли перечислить даже того, что попало в официальные документы 1938 года в качестве обязательной реакции на приказ К.Е.Ворошилова от 24 января 1938 года52 о раскопках химоружия. Впрочем уже найденные документы и названные 37 точек закапывания химоружия позволяют ожидать многое.

Если же поставить вопрос шире, то для начала нам необходимо ответить себе на вопрос, а где в принципе необходимо искать закопанное советское химоружие, если пока мы не располагаем официальной информацией Красной (Советской) Армии и в то же время намерены оценить экологическую угрозу, исходящую от забытого и оставленного ею химоружия? Ясно, что с общих позиций мест закапывания химоружия на территории России, Белоруссии, Украины, Казахстана и других стран, ранее составлявших Советский Союз, может быть более полутысячи.

Подходы к принципиальному установлению этих сотен точек таковы.

Во-первых, как уже говорилось, это территории множества военных складов(артиллерийских, авиационных, химических), где в предвоенные годы армия хранила химические боеприпасы и ОВ — не только трофейные, но и изготовленные в советские времена, не только артиллерийские, но также и авиационные, не только НОВ (фосген и пр.), но и СОВ.

Во-вторых, это территории бесконечного множества военных полигонов(химических, артиллерийских, авиационных, бронетанковых), лагерей, стрельбищ — всех тех обширных территорий Страны Советов, на которых армия оттачивала свое боевое мастерство и где попутно закапывала ненужные ей химбоеприпасы и различные емкости с ОВ.

Обращаясь к военным складам предвоенных лет, мы приходим к такому итогу. В августе 1935 года, то есть еще до скандала с полигоном в Кузьминках 1937 года, начальник штаба РККА маршал А.И.Егоров в письме, посвященном судьбе артиллерийских химических снарядов времен первой мировой войны, констатировал, что «ежегодно значительное количество их уничтожается и закапывается в землю вследствие опасности дальнейшего хранения в складах». В те годы запасы старых (дореволюционных) артиллерийских химических снарядов хранились (а после «протечек» и иных неприятностей — закапывались) по крайней мере на 18 складах по всей стране — на складах №№ 22 (Сызрань), 25 (Омск-Московка), 27 (Кременчуг), 28 (Карачев), 29 (Балаклея), 34 (Рыбинск), 35 (Рязань), 39 (Куженкино), 44 (Брянск), 51 (Ростов-Ярославский), 58 (Кухеты), 59 (Пермь-Бахаревка), 62 (Саранск), 63 (Нежин), 66 (Калуга), 70 (Медвежий стан), 72 (Полтава), 136 (Москва, Очаково). На самом деле, однако, круг поисков должен быть серьезно расширен. Дело в том, что в 1918-1924 годах химические снаряды, которые достались Красной Армии от прошлого (свои и трофейные), хранились по крайней мере в 65 артиллерийских складах (всего артскладов было в те годы более 70, включая непосредственного расположенный в Кремле, однако мы упоминаем лишь те из них, где постоянное или временное хранение химических боеприпасов можно документировать — Кремль от подозрений пока свободен). Назовем места размещения этих складов — Александров (будущий артсклад № 65), Архангельск, Буй (50), Вязьма (119), Владивосток (42), Вятка, Георгиевский, Глазов, Екатеринбург, Екатеринослав, Иваново, Елец, Иркутск-Батарейная (41), Казань-Аракчино (43), Калуга (66), Карачев (28), Киев-Печерск (64), Киржач, Ковров (69), Коломна (61), Кострома, Куженкино (39), Кременчуг (27), Купянск, Курск (48; будущий артсклад № 311), Лихославль, Можайск (67), Моршанск, Москва-Лефортово (47), Москва-Очаково (136), Москва-Раево (36), Муром, Нахичевань, Нежин (63), Николаев, Новочеркасск (21), Одесса, Орел, Орша, Коломна-Пески, Пермь-Бахаревка (59), Ржев (40), Ростов-Ярославский (51), Рыбинск (34), Рязань (35), Самара (26), Саранск (62), Саратов, Селещино (142/276), Серпухов (45), Софрино, Сталинград (61), Сызрань (22), Сухона, Тамбов (35), Ташкент (20), Тбилиси-Навтлуг (24), Торопец (55), Томылово (433 в Чапаевске), Тула, Харьков, Челябинск (58), Чита (57), Шилово, Шуя, Ярославль (71). Сравнивая эти списки, мы приходим к выводу, что по состоянию на середину 1930-х годов, когда руководство Красной Армией озаботилось судьбой закапывавшегося старого химоружия, число складов такого оружия следовало считать не менее 71.

Разумеется, наш анализ должен включать также круг .складов, где хранились химбоеприпасы того же типа, но более позднего, рабоче-крестьянского — и много менее качественного — изготовления. Другими словами, к упомянутым 71 складам (в том числе к 39 складам, которые после гражданской войны были более или менее постоянными и потому обрели в РККА номера №№ 20-22, 24-29, 34, 35-Тамбов, 35-Рязань, 36, 39-41, 43-45, 47, 48, 50, 51, 55, 57, 58-Кухеты, 58-Челябинск, 59, 62-67, 70-72, 119, 136, 236, 433), следует присовокупить большую группу иных, где в 1930-х годах хранились химические боеприпасы. Приведем этот дополнительный перечень из 140 складов, где в 1930-х годах хранились артиллерийские и/или авиационные химические боеприпасы — №№ 12 (Софийск-на-Амуре), 18 (Керчь), 20 (Ташкент), 21 (Обор-Кругликово), 23 (Сунгач), 27 (Балта), 30 (Тальцы), 31 (Биробиджан), 32 (Арга), 33 (Софийск-на-Амуре), 35 (Мончалово), 38 (Нахабино), 42 (Арысь), 46 (Котово), 47 (Уссурийск), 53 (ст.Сейма, Володарск), 54 (С.-Петербург-Кушелевка), 57 (Лесная), 61 (Ростов-на-Дону), 65 (Закопытье), 68 (Обор-Кругликово), 69 (Полота), 73 (Смоленск), 73 (Кнорринг), 74 (Хабаровск-Красная Речка), 75 (С.-Петербург), 76 (Леонидовка), 77 (Благодатное, г.Хорольск), 82 (Кукелево), 85 (Раздольное), 86 (Нерчинск), 87 (Талово), 89 (Галенки), 94 (Омск-Московка), 98 (Занадворовка), 100 (Вятское-на-Амуре), 108 (Моховая Падь), 109 (Шерловая гора), 113 (Арсаки), 114 (ОКДВА), 115 (ОКДВА), 118 (Галенки), 135 (Партизан), 142 (ВМС), 143 (ВМС), 146 (ВМС), 151 (Петровск-Забайкальский), 152 (разъезд 71), 153 (Бырка), 154 (Уруша), 155 (Завитинск), 156 (Бабстово), 157 (Малмыж-на-Амуре), 159 (разъезд Халкидон), 275 (Крулевщизна), 313 (Бырка), 314 (Нерчинск), 315 (Кнорринг), 316 (Завитинск), 317 (Бабстово), 318 (Малмыж-на-Амуре), 319 (Раздольное), 373 (Баку-Насосная), 379 (Левашово-Сертолово-Осиновая Роща), 380 (Толмачево-Луга), 381 (Новгород-Григорово), 386 (Орша-Червено), 387 (Минск-Колодищи), 388 (Осиповичи), 389 (Бобруйск), 390 (Жлобин), 391 (Лепель), 392 (Речица-Калинковичи), 434 (Чернигов), 435 (Овруч), 435 (Коростень), 436 (Белая Церковь), 437 (Житомир), 438 (Умань), 439 (Калиновка), 439 (Жмеринка), 440 (Шепетовка), 441 (Гречаны), 441 (Винница), 442 (Бердичев), 442 (Чуднов-Волынский), 443 (Белозерье), 454 (Верхутино), 493 (Ретиховка), 504 (Чесноково-на-Амуре), 575 Благодатное (г.Хорольск), 576 (Городок), 577 (Гомель-Прибор), 578 (Конотоп), 579 (Томичи), 580 (Харьков-Васищево), 582 (Михановичи), 583 (Ново-Сысоевка), 591 (разъезд116 кмЗап.ж.д.), 611 (ЗакВО), 614 (Морино), 615 (Великие Луки-Опухлики), 616 (Витебск), 617 (Уречье), 618 (Рославль), 620 (Днепропетровск-Сухачевка), 621 (Кунгур), 647 (Сарны), 649 (Ровно), 655 (Чертков), 662 (Полонное), 667 (Улан-Батор), 718 (Лозовая), 721 (УрВО), 727 (СибВО), 730 (Ичня), 737 (Казинка), 738 (Глотовка), 773 (Артемовск), 829 (Львов-Клепаров), 830 (Черкассы-Волынские), 831 (Ивано-Франковск), 832 (Куровичи), 838 (Гайновка), 843 (Бронно-Гура), 847 (Пинск), 856 (Гродно), 899 (Лида), 959 (Одесса), 960 (Вознесенск), 973 (ОдВо), 974 (ОдВО), 975 (II ОКА?), 976 (Посьет, бывший № 31), 977 (Соловьевск), 981 (С.-Петербург), 982 (Выборг), 987 (Беличи-Коцюбинское), 1011 (Запорожье), 1021 (ЗабВО), 1022 (ЗабВО), 1428 (ЗабВО), 1467 (Великие Луки).

Итак, военных складов уже названо 214. К сожалению, артиллерийскими и авиационными складами, где ОВ хранились в химических боеприпасах, дело с закапыванием химоружия не ограничивалось. Сами ОВ в основном хранились не на складах ГАУ и ВВС, а на военно-химических складах (центральных, окружных и, что особенно опасно в смысле экологических последствий, войсковых) — в виде бочек с ипритом и люизитом, в виде баллонов с синильной кислотой и фосгеном, в виде шашек ядовитого дыма. Сделаем поэтому еще одно обобщение. Крупные склады, где в предвоенные годы хранились ОВ различных типов, находились в очень многих местах. Всего их было не менее 28 — №№ 20 (Ташкент), 25 (Омск-Московка), 136 (Москва-Очаково), 137 (Ржаница), 138 (Тверь), 139 (Чита), 140 (Хабаровск-Красная Речка), 141 (Ростов-Ярославский), 147 (Лесная), 148 (Свободный), 150 (Сунгач), 276 (Селещино), 300 (Кнорринг), 301 (Воздвиженский), 302 (С.-Петербург), 303 (Шиханы), 396 (Белозерье), 405 (Ильино), 415 (Арысь), 415 (Иркутск-Батарейная), 587 (Львов), 626 (Бердск), 691 (Ревда), 692 (Новочеркасск), 693 (Тбилиси-Навтлуг), 833 (Лида), 840 (Барановичи), 946 (ПриВО), в том числе 23, не упоминавшихся в списках артиллерийских и авиационных складов.

Итак, число центральных, окружных и иных крупных военных складов, на территории которых в Советском Союзе в предвоенные годы не могло не происходить закапывание химоружия, составляет не менее 238.

К сожалению, это не предел — число военных полигонов, лагерей и стрельбищ, на территории которых в довоенном Советском Союзе не могло не происходить закапывание химоружия, составляет не менее 266 (185 в России и 81 в ныне независимых странах, ранее входивших в состав СССР). И это без учета данных по некоторым военным округам.

Ну и несколько заключительных замечаний.

Формально конец эпохе закапывания химоружия в 1940-х годах положило «Руководство по хранению, осмотру и перевозкам имущества военно-химической защиты», утвержденное начальником Управления военно-химической защиты (УВХЗ) П.Г.Мельниковым 28 ноября 1940 года85. В этом тексте впервые были даны указания по всем видам ОВ, причем их надлежало уничтожать «на полигонах или специальных площадках, находящихся не ближе чем в 3 км от населенных пунктов». Было предписано СОВ (иприт, мышьяксодержащий люизит, а также их смеси) не закапывать в ямы с предварительным сжиганием, а обязательно сжигать в «корыте», вкопанном в землю.

Освобождение баллонов от НОВ, в соответствии с этим документом, могло быть двояким — или, как обычно, путем выпуска ОВ через вентиль в атмосферу или же85 (в случае проржавевших вентилей) — путем их расстрела из винтовок (справедливости ради укажем, что расстрел баллонов с НОВ можно найти еще в инструкции, которая была утверждена Я.М.Фишманом в 1926 году, однако впоследствии, наряду с этой процедурой, в тексты проникали и более «приземленные»). Причем при обнаружении запаха НОВ на расстоянии 1 км от места уничтожения работы надлежало прекращать. Ну а содержимое ЯД-шашек «Руководством» 1940 года было предусмотрено уничтожать только сжиганием на костре, включая те, которые содержали мышьяксодержащие ОВ85. При этом было определено, что «при обнаружении на расстоянии 500 метров от места сжигания ядовитого дыма сжигание шашек немедленно прекращается». Впрочем, и этот документ не обошелся без завуалированного обмана. В нем в п.149 было записано, что «мышьяковистые ОВ уничтожаются в специальных печах по особому указанию УВХЗ». На самом деле эта запись не стоит ничего, потому что люизит уже было решено сжигать как СОВ (п.п.142-144), а адамсит, дифенилхлорарсин и дифенилцианарсин — как содержимое шашек ЯМ-21, ЯМ-31 и ЯМ-41 (п.148). Так что для «специальных печей» не оставалось ничего.

Подводя промежуточный итог, подчеркнем, что, начиная с 1919 года, закапывание любых емкостей с ОВ и вообще закапывание химоружия было одним из основных официально утвержденных методов избавления от ненужного имущества Красной Армии4.

Следует уточнить, однако, что закапывание сочеталось с затапливанием ОВ. Выше уже упоминалось о выбрасывании за борт баллонов с потекшим ОВ во время речных и морских военных прогулок, которое было узаконено инструкцией 1932 года. Однако на самом деле все началось много раньше. Во всяком случае еще в 1923 году были даны указания «с целью обезопасения складов Республики от опасного для хранения трофейного имущества иностранного происхождения даны указания начартам округов и начальникам главных артскладов… приступить к уничтожению подрывом и в некоторых случаях потоплением этих огнескладов (… приказ РВСР от 2 февраля с.г. за № 243)».

Осталось указать на еще одну процедуру, которая относилась к ОВ, что еще были нужны, но не поддавались простому хранению. Во всяком случае для хранения хлорциана, который превращается из жидкости в газ при 12,60С, была придумана процедура закапывания непосредственно на складе. Во всяком случае во «Временной инструкции по хранению хлорциана» 1933 года на сей счет было дано однозначное указание: «летом баллоны с хлорцианом следует хранить зарытыми в землю». Место хранения — Москва-Очаково.

Так что нам, жителям XXI века, предстоит увлекательное занятие искать на просторах страны закопанное, затопленное и недосожженное химоружие.

11.5. ДУМЫ О ДЕГАЗАЦИИ

Вернемся к сегодняшним реалиям.

Изначально способы расставания с ОВ рассматривались главным образом в деловом аспекте — при дегазации аварийных или же «вражеских» химических боеприпасов, земель, зданий, пострадавших людей и т.д. И лишь в конце XX века, когда встал вопрос о реальном уничтожении запасов химоружия, дегазация как понятие стала, наконец, превращаться в полную ликвидацию и всех ОВ, и всего того, где (в чем) они находились и находятся. Разумеется, в первую очередь речь идет о том или ином способе химического, физического или биологического воздействия на ОВ вплоть до утраты ими токсичных свойств.

Поэтому прежде, чем заняться способами ликвидации немалых запасов ОВ и вообще химоружия, сделаем небольшой экскурс в историю вопроса.

В предвоенные годы не было найдено способов дегазации территорий после работ с химоружием на многочисленных полигонах и стрельбищах.

Для примера приведем распоряжение начальника штаба КиевВО И.Г.Захаркина от 16 августа 1937 года, касавшееся этой непростой операции: «Дегазацию местности производить естественным путем (атмосферным температурным испарением). Участки охранять до полного исчезновения иприта на участке заражения». И вряд ли стоит слишком упрекать будущего полководца Великой Отечественной войны — таковы были и «достижения», и уровень внимания военных химиков тех лет. Кстати, так продолжалось до самой войны. Во всяком случае командующий I ОКА М.М.Попов в приказе по армии от 23 сентября 1940 года после разбора случаев поражений войск при работе с СОВ распорядился очень просто: «местность, на которой произведены учения, ограждать и выставлять караулы по охране до момента самодегазации».

К сожалению, процедура так называемой самодегазации использовалась в те годы слишком часто, практически всегда. Так, в октябре 1940 года в ОрВО красноармеец одной из частей получил при учебной работе в Орловском военном лагере поражение ипритом, не входя с ним в соприкосновение. Как оказалось, ему были выданы для работы перчатки и комбинезон, которые тремя днями ранее были использованы при работе с ипритом, после чего они самодегазировались, то есть «выветривались при солнечной погоде».

Вопрос о дегазации зданий производств химоружия впервые всерьез встал после второй мировой войны.

Примером может служить опыт завода № 102 (Чапаевск, Самарская обл.). По окончании войны и прекращения выпуска иприта и люизита была проведена дегазация помещений, аппаратуры, коммуникаций и территории вокруг цехов снятием слоя земли с последующим вывозом на свалку. На свалке зараженный грунт подвергался обработке. Территория вокруг цехов подвергалась дегазации хлорной известью, укладываемой слоем на поверхность, с которой был снят слой грунта, а также путем поливки свежеприготовленным раствором гипохлорита. Вначале анализы воздуха, штукатурки стен показывали присутствие иприта, количество которого колебалось в зависимости от окружающей температуры и в летние месяцы заметно повышалось. Лишь в 1948 году анализы воздуха стали демонстрировать отсутствие иприта, а пробы почвы и воды не анализировались.

Несовершенство тех работ выявилось лишь в наши дни, когда были сделаны попытки поставить мониторинг этой территории на научную основу451.

То же самое можно сказать о дегазации таких серьезных предметов, как бочки, не говоря уж о цистернах. Печальные события, связанные с попытками дегазации цистерн на складе № 137 в Ржанице (Брянская обл.) в начале 1940 года, указывают, что не только до 1940 года, но и многие годы после второй мировой войны наша армия просто не знала, что делать с остатками иприта и серы на дне многочисленных цистерн, которыми она оперировала. Так что жертвы этого незнания были неизбежны.

Считается, что в ходе выпуска ОВ заводы-производители знали, как уничтожать (дегазировать) ОВ, попавшие в сточные воды и в абгазы, и тем более, что делать с теми ОВ, которые вышли из-под контроля, с теми, что загрязняют места аварий и катастроф. Это совсем не так — достаточно вспомнить, что в Новомосковске люди получили поражения ипритом после дегазации развалин.

Долгие годы методом дегазации служило исчерпывающее хлорирование иприта и люизита. Химия этих процессов, однако, такова, что возникают не только продукты окисления, часть из которых токсична. Могут образовываться также и высокотоксичные диоксины447. Хлорирование как способ очистки сточных вод производств иприта и люизита применялось в Советском Союзе многие годы (хотя даже эта несовершенная очистка производилась далеко не всегда). Однако, процесс этот был сравнительно эффективным лишь в смысле разрушения иприта, но не люизита. Таким образом, при корректных оценках экологической ситуации в местах прошлого опытного и полномасштабного выпуска люизита (Чапаевск, Дзержинск, Москва, Березники, Новомосковск) подобная «память» может оказаться не только не пренебрежимой, но и чрезвычайно опасной. Выявление подобных последствий началось по существу лишь в Чапаевске. Хотя «память» помогала далеко не всегда, если учесть, что хлорирование люизита еще осенью 1992 года предполагалось положить в основу одной из технологий переработки люизита, причем без учета прошлого опыта.

Что касается дегазации от ФОВ гражданских, в том числе промышленных объектов, не затрагиваемых боевыми действиями, то этими вопросами армия не занималась. Гражданская «прикладная наука» в начале 1980-х годов только планировала постановку таких исследовательских работ. Это было поручено филиалу ГСНИИОХТа, созданному в Новочебоксарске на «Химпроме». Однако после упразднения филиала вопрос вновь повис. Технического решения так и не появилось. Зато было активное и экологически чрезвычайно опасное стремление сберечь гражданские объекты Новочебоксарска и Волгограда — те, где в прошлом выпускались ФОВ — советский V-газ, зарин, зоман. Естественно, под предлогом налаживания выпуска в них гражданской продукции широкого применения. Так что с решением вопроса о принципиальной возможности и/или невозможности дегазации гражданских объектов, зараженных ипритом, люизитом, а также ФОВ, не может не быть связана судьба конверсии производств химоружия. На этот счет в печати прошумела даже небольшая дискуссия, итог которой подведен не был. Подчеркнем попутно, что о трудностях уничтожения зомана и V-газов армия располагает определенной информацией, хотя и не все ее представители.

ДУМЫ О ДЕГАЗАЦИИ:

Генерала Н.С.Антонова:
«Дегазация вооружения и боевой техники, транспортных средств, как и любых других объектов, зараженных каплями зомана, с помощью войсковых средств никогда не бывает полной. После дегазации та часть зомана, которая впиталась в лакокрасочные покрытия, резину, дерево и другие материалы, использованные при изготовлении военной техники, сохраняется. В последующем сохранившийся зоман диффундирует к поверхности и десорбируется, заражая вблизи воздух до опасных концентраций. Ускорить процесс дегазации объектов до остаточных количеств зомана крайне трудно»10.

Полковников В.Александрова и В.Емельянова:
«Вещество VX легко проникает в пористые материалы, в ткани, растения, что затрудняет его дегазацию. В последующем возможна его обратная диффузия из пор и опасное вторичное заражение поверхностей»4.

Как уже упоминалось, в СССР эпизодически осуществлялись ликвидация химических боеприпасов и ОВ. Часто это происходило на военных складах или недалеко от них с помощью «дикого» уничтожения — закапывания, подрыва, отстрела с открытым сжиганием. Применялись и затопления в болотах и морях, в том числе с предварительным расстрелом.

Однако лишь в начале 1980-х годов этот процесс стал приобретать более цивилизованные формы, когда в Советской Армии для этих целей начали применять передвижной комплекс КУАСИ (Комплекс Уничтожения Аварийных Специальных Изделий)247. В свое время комплекс был создан для уничтожения других продуктов, главным образом высокотоксичных жидких ракетных топлив (гептила). При уничтожении аварийных химбоеприпасов на полигоне в Шиханах детоксикация зарина и зомана осуществлялась с помощью моноэтаноламина в смеси с дизтопливом, а советского V-газа — с помощью смеси этиленгликоля и ортофосфорной кислоты. Реакционные массы просто сжигались249,259.

Этот подход был представлен в американском издании327 как пример успешной работы нашей армии, однако он не дает представления о числе «потекших» боеприпасов, которые были подвергнуты уничтожению в аварийном порядке, тем более с разбивкой по конкретным складам и типам химбоеприпасов (обычно говорится лишь, что будто бы было уничтожено «порядка 4000 шт. боеприпасов»259). Между тем армия США подобной информации не скрывает: за 1982-1992 годы там был выявлен 1471 «потекший» боеприпас, большая часть которых относилась к снарядам пусковой реактивной установки в снаряжении зарином типа М55 (907 шт.) и к 155 мм артснарядам в снаряжении ипритом, VX или зарином (273 единицы)329.

Как видим, сравнение скупых цифр, публикуемых военными, не указывает, что именно у США самое тяжелое положение с химбоеприпасами, требующими срочного вывода из оборота, — положение сопоставимо.

Возвращаясь к проблеме, отметим самое главное. Процесс уничтожения химоружия — это более фундаментальная задача, чем известная десятилетиями дегазация. В соответствии с Конвенцией о запрещении химоружия (Приложение по проверке, часть IV (A), п.12), процесс уничтожения ОВ означает необратимое преобразование его в такое состояние, которое непригодно для производства химоружия18. Другими словами, после такого преобразования окончательный продукт должен быть таким, чтобы его в принципе нельзя было вновь превратить в ОВ или же в его ключевой прекурсор. С этим принципиальным условием нам еще придется столкнуться не раз.

Рассмотрим, далее, чем располагают власти России и США, ответственные за организацию не дегазации, а полного химического разоружения?

Начиная с 1989 года, официальные власти СССР/России пропагандируют так называемый химический двухстадийный способ (именовать его технологией мы поостережемся — это достаточно строгий термин) уничтожения и кожно-нарывных ОВ (иприта и люизита), и группы ФОВ (зарина, зомана и советского V-газа). И именно этот способ (метод, подход) активно подается в качестве «технологии» — экологически состоятельной, экономически приемлемой, гибкой.

Если оставить в стороне химические боеприпасы кассетного типа (пока) и под химоружием понимать любое ОВ в любой оболочке (боеприпасе, цистерне, бочке), то проблема химической ликвидации ОВ сводится к решению двух задач:
1а) химической переработке (детоксикации) основной части ОВ, которая предварительно извлекается из оболочек;
1б) химической переработке ОВ, оставшихся в оболочках;
2) переработке или захоронении образующихся реакционных масс.

Если подходить к делу прагматично (с позиции исполнения Конвенции о запрещении химоружия18), то инспекторов ОЗХО в первую очередь интересует решение первой задачи — ликвидация ОВ категории 1. И лимитирующим сроком рассматривается в основном срок исполнения именно ее. Последующая задача — это переработка реакционных масс (часто — это ОВ категории 2) в состояние, не противоречащее положениям Конвенции.

Именно этот — чисто химический — подход к уничтожению основной массы советского/российского химоружия стал магистральным направлением работы. Это если, повторимся, оставить в стороне ликвидацию кассетных химических боеприпасов, которая потребовала технологичесих решений несравненно более высокого уровня.

В основе исходной технологии уничтожения химоружия США, которая была отработана еще до подписания Конвенции об уничтожении химоружия18, лежала одна стадия — прямое сжигание ОВ. Как следствие, этот подход исключал образование реакционных масс. Если коротко, то подход США к ликвидации ОВ является высокотехнологичным. Если же воспользоваться оценкой современных военно-химических пропагандистов России, технология США «характеризуется жесткой взаимосвязью работы для поддержания стабильного горения и очистки дымовых газов, необходимостью с этой целью использовать сложные системы контроля и управления с многоуровневой защитой и дублированием»668.

В дальнейшем в США пришли к компромиссному решению — использованию на одних складах химоружия высокотехнологичного прямого сжигания ОВ, а на других — химической переработки.

«Не верьте пехоте,
когда она бравые песни поет».
Булат Окуджава

12. СПОСОБЫ, МЕТОДЫ И… НИ ОДНОЙ ТЕХНОЛОГИИ

Прискорбно, но самый большой вред химическому разоружению России химический генералитет нанес своими неуклюжими попытками заниматься тем, от чего он особенно далек — выбором технологий уничтожения химоружия и надзором за их созданием. Похоже, наши военные химики запамятовали (а быть может и не знали) о химико-технологических неудачах своих советских предшественников по профессии конца 1920-х годов.

А рассмотрев недюжинные усилия ветвей нынешней власти на химико-технологическом поле, нельзя не задаться детским вопросом, а существуют ли вообще технологии уничтожения современных ОВ и химоружия в целом? Ведь по существу лишь в наши дни человечество пришло к однозначному выводу, что химоружие нельзя ликвидировать методами открытого сжигания, захоронения и затопления, что и нашло отражение в Конвенции о запрещении химоружии18. Эти варварские способы ликвидации химоружия, ранее широко применявшиеся нашей армией, экологически чрезвычайно опасны. И, как уже не раз упоминалось, последствия будут сказываться очень долго.

Обращаясь к конкретному технологическому обеспечению химического разоружения России, отметим, что, начиная с забываемых многими времен Чапаевского протеста556, технологий уничтожения химоружия у энтузиастов этого дела не было никогда. Не было изначально.

В подтверждение укажем на обмен репликами, который состоялся 11 июля 2001 года в Комитете Государственной Думы РФ по промышленности, строительству и наукоемким технологиям. В тот день руководитель Росбоеприпасов З.П.Пак доложил думскому комитету об имеющихся способах уничтожения ОВ — кожно-нарывных и фосфорорганических669. После доклада я спросил, понимает ли мой визави, что технологиями в строгом смысле этого термина он не располагает, так как методы, представленные им, никогда не проходили стадию опытно-конструкторской работы (ОКР) в старо-советском понимании этого термина, то есть не были тщательно отработаны в опытно-промышленном масштабе. И на этот прямой вопрос З.П.Пак был вынужден прилюдно дать утвердительный ответ.

Рассмотрим, далее, в этом ключе технологическую сторону химического разоружения.








ДОРОГАЯ ЭКЗОТИКА

Обращаясь к реальной практике химического разоружения в России, мы вынуждены констатировать, что поначалу наша армия, как водится, решила подзаработать на такой недешевой игрушке1.

Поэтому свои первые технологические опыты армия начала с того, что активно раздавала деньги на обычную экзотику — использование для уничтожения химоружия вулканов287 и энергии ядерного взрыва, закачивание продуктов детоксикации ОВ в глубокие геологические образования294 и другие столь же экологически преступные, сколь и мало осмысленные «технологии».

В частности, фантазеры из нашего ВХК, среди прочего, рассматривали и такой метод расставания с ОВ, как «термическое и термохимическое воздействии энерготеплоносителей от магматических очагов на 0В с последующей закачкой продегазированных газов в геотермальную скважину»670. В качестве возможных мест размещения объектов уничтожения ОВ (химоружия) предлагались такие: Байкальская рифтовая зона, Ставропольский край, Березовский район западно-сибирской платформы, Курило-Камчатский регион…

Кстати, в вопросе использования ядерных взрывов опыт США и России отличен. В США еще в 1982 году были опубликованы результаты теоретического анализа о возможности уничтожения химоружия с использованием подземного ядерного взрыва313. Это направление было признано неперспективным и брошено, а результаты анализа — опубликованы. Разумеется, это знамя тут же подхватили в Советском Союзе. Ученые Арзамаса-16 по заказу армии начали эти работы еще в 1987 году. Вскоре ядерно-взрывной способ нашел место в первой программе уничтожения химоружия образца 1990-1991 годов287,605.

Нельзя, однако, не видеть расхождения у нашего ВХК между словом и делом. Физики из Арзамаса-16519. утверждали, что, по ядерно-взрывному способу, «уничтожение химического оружия предполагается проводить в штольнях на больших, около 600 м, глубинах, на специально выделенном для этих целей полигоне, имеющем соответствующую геологическую структуру земной коры». Можно было надеяться, что их заботила безопасность по обеим компонентам будущих взрывов — и по ядерному, и по химоружию. Им вторил и генерал А.Д.Кунцевич («Нужно было только сделать специальную штольню»287), который-то должен был знать об опасности обоих видов оружия массового уничтожения. На самом деле сделано было по-иному.

В 1993 году была осуществлена имитация подземного ядерного взрыва519. Вместо ядерной взяли обычную взрывчатку, а вот ОВ были настоящие — зарин и иприт. Потом авторы заявили, что в результате взрыва образовались будто бы безвредные продукты 5-6 класса опасности, не уточняя, однако, вырвались ли они на поверхность. Остается добавить, что никакой штольни никто не сооружал, потому что на полигоне в Шиханах это невозможно — не та «геологическая структура». А классификация токсичности химических веществ у нас в стране заканчивается на 4-х классах (по ГОСТ 12.1.007‑76) — веществ 5-6-го классов опасности не бывает.

Не будет лишним небезобидный вопрос, произошел или нет токсический выброс из полости полигона в Шиханах во время подрывов реальных ОВ. И что означают реальные поражения многих людей, которые вызвали эмоциональные демарши экологической общественности и населения517.

Дата: 2019-07-31, просмотров: 215.