Рассмотрим, далее, два крайних случая использования пропаганды для решения проблем ВХК, помимо простой манипуляции общественным сознанием. Первый относится к попыткам осуществления психологического уничтожения неугодных — запугивания с использованием самой тяжелой пропагандистской артиллерии653-657. Ну а второй касается психологической терапии, то есть попыток убаюкивания людей методами химической психопрофилактики.
Применение психологического уничтожения случилось, в частности, после того, как в декабре 1995 года общественные экологические организации организовали выход в свет книги Л.А.Федорова «Необъявленная химическая война в России: политика против экологии»1.
На «решительный отпор» была брошена «Красная звезда». Сначала это был обыкновенный щелкопер653, а потом в ход пошла и тяжелая пропагандистская артиллерия654. Причем «артиллерист» тот был вполне подходящий — отставной химический генерал А.Н.Калитаев, который был подан как доктор технических наук, хотя на самом деле он относится к той ветви химического генералитета, которая раньше зарабатывала на жизнь выбором целей для советского химоружия на территории вероятного противника, а потом принялась подрабатывать на ниве сервильной журналистики.
Конечно, «Красная звезда» не раз стреляла против постановки и решения проблем экологии химической войны, однако разобрать стоит именно этот конкретный текст, поскольку он типичен для подхода и нашей армии, и всего ВХК в отношении реального информирования общества о серьезных проблемах.
Кстати, источник вдохновения отставного генерала вполне понятен. Его легко видеть из нижеследующей цитаты, принадлежащей тоже химическому генералу, только генералу в химических войсках самому главному и на тот момент еще не отправленному в заслуженную отставку.
ГЛАСНОСТЬ ПО ГЕНЕРАЛУ С.В.ПЕТРОВУ (1996 г.):
«Знания о работах по разработке химического оружия крайне нежелательны… Все лишние открытые сведения в этой области нежелательны, крайне нежелательны… Раньше, скажем, расположение арсенала, хранение химического оружия — это же была тайна за семью печатями; по всей стране возили химическое оружие и никто об этом не знал… В книге Льва Федорова, изданной тиражом 500 экземпляров, теперь можно получить все данные: что хранится, где. Безобразная книжка.»275
Итак, приняв социальный заказ, химический генерал А.Н.Калитаев не постеснялся обвинить автора книги в искажении роли советских химических войск, приписывая им главное назначение — химическое нападение. И не нашел ничего более путного, чем сослаться на пропагандистскую брошюру российской армии 1992 года и на сделанное в 1993 году переназвание химических войск в войска «защиты»654. Это он зря — официальный документ Красной Армии еще в 1928 году декларировал: «Химические войска используются исключительно для целей химического нападения»662. Такая у нас была военная доктрина в 1920-1980-х годах, чего ж теперь прятаться от того, что было.
Попутно автор книги1 был обвинен в будто бы неправильном толковании цитаты из выступления академика А.Н.Баха в 1930 году на XVI съезде партии, полагая, что это было предупреждение человечества о подготовке к химвойне фашистской Германии. Тут генерал расписался в полном незнании истории своих войск. Дело в том, что в 1930 году предшественники генерала А.Н.Калитаева еще активно брали у дружественной Германии уроки — уроки химического нападения, и происходило это прямо на советской земле, на военно-химическом полигоне в Шиханах, где генерал А.Н.Калитаев бывал не раз194,214. Более того, именно в те годы спецлаборатория по разработке средств химического нападения работала в институте, возглавлявшемся А.Н.Бахом, в специально построенном для этого здании. Вскоре она выделилась и на другом месте положила начало нынешнему ГСНИИОХТу (С.Л.Варшавский возглавлял ту лабораторию с 1931 года). И, наконец, фашисты пришли к власти в Германии много позже — лишь в 1933 году.
Далее, использовав обычную сицилианскую защиту, химический генерал обвинил автора в том, что он ничего не говорит о «защите от химоружия»654. Это — неправда. В книге очень много написано о нашей химической защите, только написано от противного. Если при изготовлении своего химоружия несколько сот человек погибли на месте, около сотни тысяч людей отравились на всю жизнь, а на несколько миллионов человек было оказано вредное воздействие, то что можно сказать об уровне защиты всей страны от вражеского химоружия? Увлечение наступательными задачами не проходит бесследно. И речь идет не об убежищах для руководства страны, а о защите всего населения от возможного вражеского химоружия или хотя бы своих специалистов от своего же химоружия. В книге об уровне «готовности» не писалось, чтобы не позорить свою страну перед миром. Но сейчас мы свободны от этого моратория, поскольку 15 февраля 1996 года начальник войск РХБ защиты генерал С.В.Петров написал в Государственную Думу РФ следующее откровение: «В XXI век Россия может вступить практически без средств защиты от опасных воздействий, как естественных, так и антропогенных факторов ядерно-энергетической, химической и биологической природы»598. Как видим, итог позорный, но не по вине автора книги — химические генералы С.В.Петров, А.Н.Калитаев и их сослуживцы столь же высокого ранга могут обсудить этот итог между собой.
Генерал А.Н.Калитаев очень напирал на то, что химические учреждения нашей армии занимались будто бы не подготовкой к химическому нападению, а разработкой и испытаниями средств защиты, индикации, химической разведки и т.д.654 Все это — чистая ложь. Если б дело было именно так, то наша армия ныне располагала бы средствами индикации ОВ, адекватными их опасности для людей. На самом деле все у нас наоборот. Официально объявленные нашей армией средства обнаружения новейших ОВ259 в 10 раз грубее по чувствительности официальных же ПДК436. Это для воздуха рабочей зоны, где люди — военные и гражданские — вынуждены работать с химоружием. Что касается жилых поселков непричастных жителей, которые волею судьбы находятся вблизи военно-химических складов, то армейские приборы по чувствительности в 1000 раз грубее гигиенических стандартов для этих мест. Такая вот у нас «защита» собственного населения.
Химический генерал обвинил автора также и в приписании некоторым учреждениям нашей армии несвойственных функций. И первым был назван ЦНИВТИ, который будто бы был всего лишь институтом военно-технической информации. И вновь имеет место ложь вперемежку, как ни прискорбно, с явным незнанием предмета. Изначально это учреждение было создано как военно-химический институт, и готовило армию и страну оно только к наступательной химической войне34,66 (прикрывшись под видом учреждения ОСОавиахима). Какой смысл химическому генералу отказываться от истории своих войск? Тем более, что проведенное для дезинформации вероятного противника переназвание в Центральный научно-исследовательский военно-технической институт ничего не меняет — он всегда был исследовательским и испытательным и в Москве до 1961 года, и в Саратовской области — после (под именем 33 ЦНИИИ МО СССР, в переписке — Шиханы-2 или же Вольск-18). Кстати, генерал Н.С.Антонов — один из руководителей института времен его шиханского периода (потом он, кстати, занимался и военно-технической информацией в соответствующем институте и, в отличие от генерала А.Н.Калитаева, знает, что это такое) — охотно рассказывает, чем именно институт ИХО-НИХИ-ЦНИВТИ занимался во времена московского квартирования: «Перед войной и в годы войны институт разработал ряд рецептур отравляющих веществ, включая загущенные рецептуры. При участии ИХО создавались и испытывались химические боеприпасы»10.
Одной из форм работы ИХО-НИХИ-ЦНИВТИ34,66 были испытания химоружия на живых людях. Это факт истории, который тоже нельзя отменить. Если генерал не верит автору книги, он может обратиться к своему сослуживцу полковнику химической службы в отставке Э.Е.Вилятицкому, чей организм и был одним из многочисленных объектов испытаний. И если он полагает, что «привлечение добровольцев преследовало только цели защитного характера», то мог бы защитить в первую очередь своего же полковника. Дело в том, что нынешнее Минобороны РФ, в отличие от генерала-критика, не признает факта испытаний химоружия на добровольце полковнике Э.Е.Вилятицком, равно как и на множестве других добровольцев.
Химический генерал не забыл направить стрелы в автора книги1 и за то, что он будто бы способствует рождению сомнений в искренности поведения нашей страны, в правдивости представляемых ею сведений654. И тут же сам сообщает о наличии на вооружении нашей армии самого крупного в мире химического боеприпаса емкостью около 2 т. Но ведь осенью 1987 года на военно-химическом полигоне в Шиханах такой боеприпас не был показан военным и дипломатам и в официальном уведомлении в адрес конференции по разоружению в Женеве он незначился247. Более того, именно химические генералы В.К.Пикалов и А.Д.Кунцевич объявили на весь мир об отсутствии на вооружении СССР иных химических боеприпасов, кроме показанных тогда в Шиханах248-251. Эту ложь заметил не только автор книги1, ее обсуждали и осуждали многие. Так кто же способствует сомнениям в искренности наших действий?
Много строк генерал посвятил затопленному химоружию и вновь в виде известной новеллы, как трофейное немецкое химоружие было затоплено в 1947 году в международных водах. Попутно он приписал критикуемому автору книги1 даже постановку «вопроса о подъеме и уничтожении химического оружия, затопленного в Балтийском море»654. И это — тоже ложь. Автор книги1 вообще ставил вопрос не о немецком, а советском химоружии. И речь шла не о подъеме его со дна морского, а о предоставлении всему обществу информации о районах масштабного затопления в 1950-1970-х годах в зоне наших же экономических интересов. Информация эта носит исключительно экологический характер и она важна для жителей тех регионов, которых затронула акция затопления советского химоружия. И которые ловят там рыбу, потребляемую потом всей страной.
Генералу почему-то не ясна полезность подобной информации, и это его личное дело. Однако прискорбно, когда критик приписывает автору «требование неограниченного рассекречивания информации»654. Все это — явная неправда, ничего подобного в книге не написано. Дело в другом. Когда химический генерал пытается говорить о юридических основах использования экологической и медицинской информации, он узурпирует права, принадлежащие не ему, а всему обществу. Хотелось бы подчеркнуть, что вся эта информация не может быть секретной по ныне действующему федеральному закону, вне зависимости от мнений целых ведомств или же отдельных генералов. И никому не дано право выступать селекционером — и экологическая, и медицинская информация должны принадлежать обществу целиком, без каких-либо изъятий. Так что «излишней информации», о которой сокрушается генерал, не может быть в принципе. Что касается упомянутого им постановления правительства от 30 марта 1993 года, то оно официально опубликовано не было и потому, в соответствии с действующим в России законодательством, не может быть принято гражданами к исполнению как незаконное. А если этот документ будет опубликован, то исполнять его граждане нашего правового государства смогут лишь при условии, что Конституционный Суд не усмотрит в нем нарушений. А они уже есть.
Химический генерал приписывает автору книги1 будто бы осуждение создателей химоружия654, хотя, по его мнению, нужно бы было их благодарить за труд. А вот это — уже сознательная подтасовка. Напротив, именно защите прав создателей советского химоружия, забытых бюрократическим государством и выступающими от его имени генералами и чиновниками, посвящено множество страниц книги1. Особенно нетерпимо положение тех примерно 200-300 человек, кто участвовал в производстве ОВ в годы Великой Отечественной войны и чьи права не признаны до наших дней. В защиту прав этих забытых людей имеется даже решение МВК по экологической безопасности СБ РФ от 24 января 1995 года373. Однако именно армия, которая не имеет к их судьбе прямого отношения, вмешалась и сознательно сорвала выполнение того решения.
Из контекста критикуемой генералом книги вовсе не следует, что ее автор относится враждебно к советскому периоду истории своей страны, как это было приписано критиком. Автор1 лишь обращает внимание, что если руководители страны, министерств и их подразделений совершали ошибочные действия, чем наносили ущерб людям и природе, то: 1) эти действия должны быть названы, 2) люди должны получить компенсацию за причиненный ущерб. Мы живем в правовом государстве. Если же власти правового государства этого не делают, то как можно квалифицировать их действия, если не преступной деятельностью против своего народа? Что касается истории, то она у нас может быть только одна — та, что реально была. И она не нуждается в приукрашивании.
Кстати, генерал напрасно ставит под сомнение возможность ущерба для людей в результате применения химоружия в Тбилиси в апреле 1989 года. Этот вопрос уже решен историей663. То, что химоружие тогда реально применялось, известно уже из официальных источников. Данные о том, что «несмертельные» ОВ в определенных условиях могут приводить к смерти, тоже документированы. И все же критик, не анализируя факты и документы, ограничивается обвинением автора книги в том, что им «поддерживается лживая версия о смертельном химическом поражении участников митинга» (кстати, митинг тот был не в 1979 году, как пишет критик, а десятью годами позже). Зачем же так грубо?
Особенно интересен кульбит, который совершил наш генерал, когда в обоснование своих ошибочных исторических построений привел текст из документа СИПРИ (Международного института исследования проблем мира в Стокгольме) времен 1971 года («Русские никогда не были инициаторами создания химического оружия или сторонниками гонки химического вооружения… Превосходство Запада в области химической индустрии привело к тому, что советские интересы сосредоточивались главным образом на мерах по обеспечению обороны.»)654. И дело даже не в том, что в условиях тотальной секретности, которая существовала в СССР в 1920-1990 годах в отношении химоружия, иностранные разведки и действовавшие в сцепке с ними так называемые «прикладные» институты вроде СИПРИ в Швеции, в принципе не могли иметь серьезных данных о подготовке Советского Союза к наступательной химической войне15-17.
Дело в другом — превосходства над США в области средств химического нападения СССР добился не до, а после 1971 года. Мощный завод химоружия в Новочебоксарске заработал в 1972 году и выпустил до 1987 года 15000 т советского V-газа. А с учетом выпуска ОВ на заводе в Волгограде очевидно, что основная часть запасов советского химоружия была создана после 1971 года. Что касается США, то после известного скандала с отравлением овец газом VX (1968 год) выпуск ОВ там был вообще прекращен10,664. Другими словами, пока советские заводы ФОВ в Новочебоксарске и Волгограде работали на полную мощность, военно-химические заводы США в штатах Индиана и Колорадо стояли. Этот реальный факт быть может найдет отражение и в трудах СИПРИ, только вряд ли это уже кому-либо нужно — информировать мировое сообщество о реальном положении дел надо было раньше.
К сожалению, генерал не погнушался явных подтасовок. В книге1 автором были приведены факты влияния выбросов производств ОВ на здоровье людей и состояние природы в конкретных точках нашей страны. А ему в ответ дано не опровержение фактов, а общее рассуждение: «Известно, что загрязнение воздуха производствами ОВ ничтожно мало по сравнению с «вкладом» многих предприятий химической, нефтехимической и других отраслей промышленности»654. Зачем же «заслуженному деятелю науки и техники, доктору наук и профессору» обременять себя подменой тезиса!? Мы не на базаре.
А еще химический генерал пишет, что «рассекречивание данных о возможных новых типах токсичных химикатов, которые могут быть получены в ходе научных исследований, будет способствовать их распространению в мире и создаст угрозу химической безопасности». В этом построении все перепутано и/или подтасовано. В документах, вышедших за подписью президента России в 1992343 и 1994 годах346, которые определяют запрет на экспорт из нашей страны токсичных веществ, оборудования и технологий, могущих быть использованными при создании химоружия, кем-то не были внесены те токсичные вещества, которые не будут, а уже созданы в России. Их существования никто не отрицает. И именно это умолчание — есть фактическое разрешение на экспорт этих опасных химикатов, то есть способствование их распространению в мире и угроза химической безопасности всего мира.
Критик упрекает автора в надуманности данных «о количественном и качественном составе системы химического оружия России»654. Пожалуй, с этим он выступил чуток поздновато. Например, о существовании в России кассетных химических боеприпасов раньше действительно говорил лишь автор книги1 (и то лишь потому, что непризнание этого типа боеприпасов может вызвать серьезные экологические беды при практической работе по химическому разоружению — их разборке и уничтожении). Однако ныне такую информацию можно найти, например, в официальном письме генерала С.В.Петрова в Государственную Думу РФ598. Какова же в таком случае цель умолчаний? Она, очевидно, в том, чтобы скрыть от жителей России, что именно миролюбивый Советский Союз произвел химоружия вдвое больше, чем фашистская Германия, а иприта — втрое больше. Критик, имеющий вкус к историческим изысканиям, мог бы прояснить нам, верна или неверна эта находка автора книги1 и, если верна, то куда именно подевались советские запасы химоружия (о немецких сказано много и подробно; цифры же советских боеприпасов пока дает лишь автор книги, а не заказавшие их химические генералы). И пока этого не произошло, стоило бы и поддержать усилия эколога — автора книги1 — по поиску в высшей степени опасного для людей и природы наследства, о котором они (люди) почему-то не информированы.
Генерал без обсуждения, как очевидность, привел в критической подаче следующее суждение автора: «Гарантии необратимости отказа государства от подготовке к химической войне отсутствуют». Если это суждение неверно, то зачем критик сам пишет «о возможных новых типах токсичных химикатов, которые могут быть получены»? По какому праву кто-то у нас в стране будет такие ОВ создавать? Впрочем, чтобы не углубляться в этот юридически ясный предмет, сошлемся на мнение еще большего авторитета, чем генерал-критик. О том же, что и автор критикуемой книги1, писал, например, генерал-отставник А.Д.Кунцевич (The Wall Street Journal, 30 апреля 1996 года). Мы надеемся, что химический генерал А.Н.Калитаев не будет обвинять химического генерала А.Д.Кунцевича в инспирировании в зарубежной прессе тенденциозных статей «для колорита»!
Подводя итог разбора генеральской критики654, следует отметить главное. Обсуждаемая и осуждаемая им монография1 была написана для того, чтобы дать гражданам России экологический взгляд на проблему подготовки к химической войне. У автора книги была цель — дать представление о последствиях для людей и природы, к которым привела бездумность многих действий, совершенных при этой подготовке. И этой цели автор достигал, подтверждая все свои положения фактами. Можно лишь сожалеть, что химический генерал, не найдя свидетельств против выдвинутых автором положений, занялся стандартным отрицанием. Поэтому его многочисленные декларации о необъективности, тенденциозности автора и т.п. — это неправда, это — от слабости.
Подобная критика хорошо памятна нам по прошлым временам, она не очень уместна со стороны человека, который именует себя доктором наук. Она вообще не достойна человека.
Примером работы ВХК в сфере психологической терапии может служить содержимое нижеследующего бокса.
«ИСПОЛЬЗОВАНИЕ СРЕДСТВ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ ДЛЯ ПРОВЕДЕНИЯ ПСИХОПРОФИЛАКТИКИ ХЕМОФОБИИ У НАСЕЛЕНИЯ»
…основным психогигиеническим направлением профилактики хемофобии у населения является проведение психокоррекционных мероприятий, направленных на снижение общего уровня тревожности и напряженности, ограничение влияния индуцирующих их информационных факторов. Основными их характеристиками должны быть массовость и исключенность возможности ятрогенного действия. Следует заметить, что избирательное индивидуальное проведение превентивных психопрофилактических процедур также может усилить эффективность подобных мероприятий, адресованных большим контингентам жителей.
Массовость психопрофилактики может быть обеспечена только при условии использования электронных средств массовой коммуникации (радио и телевидения). При этом специальная организация и содержание такой информации может варьировать в широком диапазоне от познавательных программ и развивающих психологических приемов до использования трансовых (гетеросуггестивных) методов.
Именно последние, были практически реализованы в форме сеансов телевизионной психотерапии, однако стали предметом широкой дискуссии и получили однозначную негативную оценку специалистов.
Отрицательная реакция на проведение сеансов гетеросуггестии с использованием средств массовой информации отражает общую тенденцию к стремлению избегать использования трансовых методов воздействия на психику человека в случаях исключающих возможность непосредственного контакта с ним, то есть когда отсутствует возможность корригировать во время сеанса нежелательные реакции у подвергающегося суггестии человека или группы лиц. Даже в клинической практике акцент в применении гипнотерапии сейчас смещается в направлении использования нетрансовых способов («эриксоновская терапия»), основанных на обоюдном сотрудничестве больного и пациента — так называемый принцип «равенства и кооперации».
Этим требованиям в наибольшей степени соответствует успешно развивающееся в последние годы направление неокогнитивной терапии. Сущность ее заключается в том, что человеку дается в доступной форме система психологических знаний, которые, стимулируя его познавательные возможности, способствуют осознанию и адекватной оценке ситуации, собственных эмоционально-поведенческих реакций, дают информацию о способах управления ими. Близкое по содержанию и форме психотерапевтическое направление в нашей стране, педагогическая психотерапия, также нацелено на изменение масштаба переживаний, внушение оптимистической перспективы и критичности мышления, коррекцию социально активной личности…
Полученные результаты косвенно свидетельствовали о психокоррекционной эффективности использования средств массовой коммуникации (в частности, радио) для снижения ситуационных фобий и в целом общественно-психологического напряжения у населения…»
П.Е.Шкодич, С.Е.Клаучек, В.В.Деларю, «Хемофобия», Москва, 1997, 89 с.
Не будем заблуждаться насчет реальной цели авторов. Все их усилия в области хемофобии и психопрофилактики — не более чем неудачное исполнение заказа ВХК. На самом деле все это словоблудие и наукообразие понадобилось им только для одной цели — «научно» обосновать необходимость отказа от платежа со стороны государства тем людям, которые пострадали от реальных, а не выдуманных химических и радиационных загрязнений. Кстати, вместо трех можно ограничиться разбором квалификации и роли лишь одного из авторов — П.Е.Шкодича. Именно он очень многие годы являлся директором Института гигиены, токсикологии и профпатологи (г.Волгоград) и потому лично отвечает за все, что написано и в этой книжонке и во множестве иных, ей подобных.
Этот человек именует себя доктором медицинских наук, хотя под этим именем ни в одном каталоге страны не числится ни кандидатская, ни докторская диссертация. А не числятся они потому, что П.Е.Шкодич — не врач, а токсиколог, а диссертации этого племени «ученых» всегда укрывались от общества. Отличия врачей от токсикологов принципиальные: врачи (людские и ветеринарные) лечат все живое, токсикологи губят живое — мышей, крыс, кроликов. А советские токсикологи не гнушались и наблюдениями за тем, как химия губит людей. Этим самым как раз и занимался волгоградский институт во главе со своим многолетним и многоопытным директором П.Е.Шкодичем. Институт тот вырос из волгоградского завода «Химпром» и занимался в основном им. Потому что этот завод входил в число важнейших советских заводов, занимавшихся выпуском химоружия (этот — с 1930-х годов).
В послевоенные годы на волгоградском «Химпроме» (заводе № 91) было налажено производство токсичнейших фосфорорганических веществ — пестицидов и химоружия (с точки зрения химии разницы никакой — только с позиции токсичности: особо сильная отрава шла на оружие против людей, а отрава послабее направлялась на борьбу с насекомыми). И нужны были «врачи», которые бы изучили действие этих веществ на людей во время производства. Задач было две. Одна — изучить действие токсичной «химии» на своих людей, чтобы знать, что случится во время химической войны с людьми из стана вероятного противника. Вторая — доказать своим изготовителям химоружия, что болеют они (а болезни начались у всех без исключения) от чего угодно, но не от химии. Господин Шкодич справился блестяще.
В производстве отравы участвовало более 5000 рабочих «Химпрома». Однако лишь примерное 200 человек были награждены званием профинвалид (и соответствующими грошовыми льготами и ничтожными преимуществами) — те, кто получили на рабочем месте острое химическое отравление. Тут отвертеться было невозможно. Все остальные (все 5000!) получили хроническое отравление при производстве отравы. Так вот, г-н Шкодич сумел взять от них все (все «научное» знание, переплавленное в диссертации его многочисленной команды) и не дать им ничего — ни звания профинвалид, ни денег. А тех, кто возражал, наградил званием «химический симулянт». Сам же круг вопросов, связанных с описанием здоровья и поведения отравленных государством людей, обозначил в виде «науки хемофобии».
Кстати, у П.Е.Шкодича нашлись благодарные последователи. Одним из них стал С.В.Кириенко, который, хотя и не является по своей профессии врачом, начал ставить диагноз «хемофобия» всем людям, которые живут под стенами складов химоружия и которые недовольны тем, как власти реально с ними обращаются в ходе химического разоружения. Кстати, и Зеленый крест охотно подхватил «хемофобическое» знамя и истово несет его в широкие массы644.
10.5. ВЛАСТИ И ИНФОРМИРОВАНИЕ ОБЩЕСТВА
Известно, что обсуждение новых важнейших тем среди лиц, называющих себя специалистами, и информирование всего общества — это задачи разные. И это искусственное разделение целиком проявилось в процессе вхождения в наше общество такой темы, как химоружие и химического разоружение. Известно, что для узкого круга специалистов, хотя и не сразу, все же был начат выпуск изданий разного уровня достоверности259-261,469,474.
А вот что касается информирования всего общества, то эта проблема была извечной головной болью начальства. Нужно ли информировать общество о делах с химоружием? И как? И до какой степени корректно?
На эти сакраментальные вопросы власти научились давать правильные или почти правильные ответы далеко не сразу. Поначалу военные ощетинивались по любому случаю, когда пресса сообщала хоть что-нибудь на тему химоружия в рамках своей профессиональной деятельности, а не по официальному заданию. И выглядело это иной раз совсем уже непристойно. Для примера укажем пару случаев из жизни.
Один — это публикация 1991 года в «Балаковском вестнике» (Саратовская область). В ответ генерал С.В.Петров уже 2 июля 1991 направил главному редактору той газеты следующее письмо: «Уважаемый Геннадий Николаевич! В Вашей газете (№ 96 от 19 июня с.г.) опубликована заметка «Еще одни Шиханы?», в которой утверждается, что в Краснопартизанском районе решено производить уничтожение отравляющих веществ… Данные сведения не соответствуют действительности… В этой связи считаю, что появление такой статьи является злонамеренным, провокационным актом, направленным на нагнетание атмосферы недоверия к Вооруженным силам СССР. Учитывая изложенное,.. прошу в месячный срок опровергнуть опубликованные… сведения как не соответствующие действительности». Подчеркнем в связи с этим, что довольно скоро после смелого опровержения генерала С.В.Петрова было решено осуществлять уничтожение запасов иприта, люизита и их смесей прямо по месту их нахождения — на складе в Горном Краснопартизанского района. И все это богатство уже уничтожено, правда, уже после отправки С.В.Петрова на пенсию.
Второй пример — это реакция на уже упоминавшиеся публикации 1992 года, которые после парафирования Конвенции о запрещении химоружия и в преддверии ее подписания касались того, как надо бы по-честному совершить расчет с грязным химическим прошлым236,242. И на этот раз власти среагировали вполне оперативно — с обысками к любителям задавать неудобные вопросы сотрудники тайной полиции пришли уже через месяц после публикации236. А сам этот месяц был потрачен на принятие решения о «мерах пресечения».
С появлением утвержденных программ уничтожения химоружия реакция властей на сообщения прессы стала приобретать более спокойные формы.
В частности, информационные задачи в делах химического разоружения были достаточно четко поставлены в программе уничтожения химоружия 1996 года384 и охватывали в основном внутренние дела. Тогда власти России считали необходимым делать очень многое, например, формировать и у населения, и у общественных объединений положительное отношение к проблеме уничтожения химоружия; сообщать об обеспечении безопасности и охраны окружающей среды при хранении и уничтожении химоружия; информировать общественность насчет технологий уничтожения ОВ, строительства соответствующих объектов и развития социальной инфраструктуры; взаимодействовать с прессой в регионах хранения и уничтожения химоружия. Ну а в программе 2001 года туда добавилась и более глобальная задача — «разъяснение государственной политики Российской Федерации в области химического разоружения государствам — участникам Конвенции, международной и российской общественности»397.
В жизни, конечно, все было много сложнее. В частности, трудно было ожидать от армии серьезного отношения к информационной составляющей химического разоружения, если на задание программы уничтожения химоружия 1996 года наша законопослушная армия откликнулась лишь в августе 1999 года, когда был издан приказ министра обороны РФ, касающийся «информационного обеспечения… работ по хранению, перевозке и уничтожению ХО»421.
Показательны поэтому примеры служения бюрократии со стороны прессы регионов хранения химоружия. Например, «Брянский рабочий» с большим трудом отстраивается от амплуа «органа» обкома КПСС. В номере от 23 августа 1997 года газета написала следующее: «Хранить — опаснее. К такой стержневой мысли подводит читателей В.Ульянов». Конечно, можно было бы проявить больший интерес и спросить у химического генерала (это был именно нынешний химический генерал, исполнявший в ту пору обязанности начальника УЛХО, а не известный политический деятель старых лет) насчет доказательств того, что хранить химоружие на складах действительно опаснее, чем торопливо, без надежной технологии, без соблюдения всех мер химической безопасности уничтожать. Но не спросила, потому что на тот момент ей было выгоднее пугать жителей области опасностью «утечки» ОВ — глядишь, они согласятся на поспешное уничтожение химоружия в условиях, когда нет ни технологий, ни должной защиты населения.
Описанная избирательность — это вовсе не случай, а «технология работы с читателями». Приведем еще пример. В номере от 20 июня 1998 года «Брянский рабочий» сообщил, что «В большую проблему в деле химического разоружения вырастает сегодня доверие населения к действиям властей. На общественных слушаниях в Кургане директор ГосНИИОХТа В.Петрунин публично заявил, что готов присягнуть: технология уничтожения химического оружия полностью безопасна». А в выпуске от 9 апреля 1998 года на жалость давит сотрудник В.А.Петрунина: «Разве я, — взывал уже к чувствам, не пробившись к рассудку, один из разработчиков технологии, 33-летний А.Ю.Уткин, — могу себе позволить предлагать небезопасную технологию? Я родился и вырос в Шиханах, у меня там семья». Как будто «Брянскому рабочему» не ясно, что когда у официальных лиц нет фактов (в данном случае — безопасной технологии и надлежащей защиты населения), взывания к чувствам рядовых сограждан не помогут — население, проживающее в сотнях метров от опасной отравы, отлично знает, что когда химические боеприпасы «рванут», рядом с ними не окажется ни ученых разработчиков В.Петрунина с А.Уткиным, ни химического генерала В.Ульянова с «Брянским рабочим», ни даже много более известного многозвездного генерала С.К.Шойгу с его многочисленными полковниками543.
«…империя — слишком большое учреждение,
чтобы она могла рухнуть целиком».
Ф.Дюрренматт
ПРОЩАЙ, ХИМИЧЕСКОЕ ОРУЖИЕ
Наш рассказ будет неполным, если мы не разберем практику расставания с той частью химоружия, которое было «уничтожено» в предвоенные и первые послевоенные годы. Как и всякое иное, химоружие приходило и уходило. И весь процесс советского химического вооружения напоминал кругооборот веществ в природе — на складах и базах происходили непрерывные изменения в объеме и качественных характеристиках не только самих ОВ, но и запасов химических боеприпасов различных типов.
И никогда бы не подумал, что в связи с этим мне придется лично пройти по «химическому следу» К.Е.Ворошилова. К тому же в двух смыслах.
Дело в том, что многое, о чем говорилось выше, связано с деятельностью предвоенного наркома обороны на ниве химического вооружения страны. И ее экологических последствий. Пройти по этому пути пришлось потому, что у нашей армии не нашлось ни мудрости, ни мужества, ни просто обыкновенной порядочности отчитаться перед страной за все, что было ею сделано в делах химического вооружения в течение многих десятилетий, причем с излишним рвением. Однако у К.В.Ворошилова был и такой удивительный эпизод, как забота об экологическом благополучии мест обитания военных полигонов и складов. Она была явлена временно, всего лишь с лета и до конца 1937 года, да и то была связана с необходимостью убрать с военной арены вслед за М.Н.Тухачевским также и Я.М.Фишмана — одного из лиц команды опального маршала. А лучшего способа, чем обвинить его в закапывании химоружия, не сыскать, Тем более что решали закапывать ОВ они вместе — маршал и комкор, начальник и подчиненный.
Есть у этого обращения в историю и прагматический смысл.
Историю не перепишешь. Теперь уже очевидно, что c момента своего возникновения Советский Союз оперировал большими количествами химоружия.
Однако обращаясь к судьбе всего этого оружия, мы имеем дело с более чем гигантским разрывом между работами с химоружием и отходами от его производства, с одной стороны, и минимальным порядком в обращении с этими опасными объектами деятельности цивилизации, с другой. Тем не менее наше общество практически ничего не знает об обращении с химоружием и, что особенно важно, о его выводе из оборота в прошлые годы, когда секретность была просто драконовской. А это в свою очередь не позволяет продуктивно вести работы по расставанию с химическим оружием в рамках международных договоренностей конца XX века.
Попытаемся восполнить этот пробел. Тем более что, в отличие от той полуправды, которой многие годы потчевала наше общество военно-химическая бюрократия, ныне мы обладаем большим количеством документов, позволяющих располагать уже сравнительно реальной картиной событий.
Естественно, картина расставания с химоружием существенно различна в две исторические эпохи — в период полной тайны советского химоружия и в период робкой попытки установить в этом деле хотя бы минимум гласности.
ОТРАВА НА ПЛЕНЕРЕ
В отличие от мыслящего глобальными категориями мирового сообщества, нас, жителей России, в первую очередь интересуют экологические аспекты химического вооружения-разоружения. Поэтому не будет лишним начать с рассмотрения вопроса об отравленной природе (земля, вода) — той, по которой прошлись наши любители химической войны.
Советские энтузиасты химической войны выполнили бездну научных исследований о сохранении и преобразованиях различных ОВ в окружающей природной среде (гидролизе, окислении, термических превращениях и т.д.). Тем не менее отечественные данные9,259-261 о скорости и путях трансформации ОВ в природе, которые ВХК допустил к открытому опубликованию, недостаточны, а информация о токсичности тех или иных продуктов — зачастую недостоверна. В то же время новые данные, которые появляются как бы на чистом месте665, еще не стали и вряд ли станут исчерпывающими. В результате этого при оценке последствий антропогенного заноса ОВ в биосферу нам приходится использовать в основном зарубежные данные11,316,321,322,331.
Начнем с рассмотрения круга веществ, образующихся при разложении в природе ОВ первого поколения. Хотя отечественных данных (официальных) на эту тему нет, он стал уже более или менее определенным331.
В природной среде обычный серный иприт (2,2’-дихлордиэтилсульфид) образует особенно много химических веществ: 2,2’-дихлордиэтилсульфоксид (сульфоксид иприта), 2,2’-дихлордиэтилсульфон (сульфон иприта), 2-хлор-2’-гидроксидиэтилсульфид (серный полуиприт), 2,2’-тиодиэтанол (тиодигликоль), 2,2’-дигидроксидиэтилсульфоксид (сульфоксид тиодигликоля), 2,2’-дигидроксидиэтилсульфон (сульфон тиодигликоля), 1,4-тиоксан (1,4-оксатиан), винил-2-хлорэтилсульфид, дивинилсульфид, 1,2-бис(2-гидроксиэтилтио)этан, 1,4-дитиан331.
Обращаясь к более конкретной «судьбе» иприта в объектах окружающей среды, отметим, что в массовых изданиях встречаются не только недостоверные заявления, но и неоправданно оптимистичные прогнозы.
ДИНАМИКА ПРОЗРЕНИЙ ХИМИЧЕСКИХ НАЧАЛЬНИКОВ:
Адмирал В.Сканцев — 1995:
«Иприт и люизит хорошо гидролизуются — соединяясь с водой, образуют нетоксичные или малотоксичные вещества. Все дело в том, какое количество ОВ сразу выйдет в воду». «Зеленый мир», Москва, 1995 год, № 15-16.
Полковник А.Труфанов и др. — 2003:
«Экспериментальные исследования показали, что в результате трансформации иприта в окружающей среде образуются вещества, значительно (в 3-5 раз) превосходящие его по токсичности, а при гидролизе люизита образуется множество мышьяксодержащих соединений различной степени токсичности, способных загрязнять окружующую среду на длительное время»623.
В частности, адмирал — начальник химической службы ВМФ — откровенно вводил читателей зеленой газеты в заблуждение. А вот химический полковник А.Ф.Труфанов, проснувшись, наконец, после многих лет молчания, сделал прямо противоположные и более близкие к истине заявления (правда, среди «своих»)623.
Вот как на самом деле выглядит судьба серного иприта в воде и вообще в природе.
ИЗ ОПЫТА НЕМЕЦКОГО СПЕЦИАЛИСТА:
«В процессе уничтожения запасов ОВ после первой и второй мировых войн приходилось снова и снова делать вывод (противоречащий, по-видимому лабораторным результатам) о том, что дихлордиэтилсульфид мало теряет свою активность при многолетнем пребывании в атмосферных условиях в демонтированных производственных сооружениях и пришедших в негодность баллонах, а следовательно гидролизуется лишь частично. Даже под влиянием слоя дождевой воды, которая покрывает дихлордиэтилсульфид в частично наполненных сосудах, это ОВ сохраняется в течение ряда лет»6.
Как видим, мнение немецкого специалиста времен 1963 года (а оно было опубликовано в советской прессе специально для таких должностных лиц, как адмирал В.Сканцев) куда более корректно, чем байки времен 1995 года ничему не научившегося химического адмирала. Прямое тому подтверждение — нахождения нами в 1998 году в Кузьминках «живого» иприта, немалые количества которого были закопаны там лет этак 60 назад и не пострадали от московских дождей541.
Наряду с гидролизом, в иприте в присутствии влаги образуются димеры и более сложные продукты. Один из обычных продуктов той смеси вдвое, а другой (полуторный иприт, так называемый агент Q) — впятеро токсичнее самого иприта. И они также способны прожить в природе немало лет9,11.
В связи с этим полезно не забывать и о том трофейном иприте Германии, который после окончания войны оказался в советской зоне оккупации и усилиями Советской военной администрации в Германии был затоплен в 1947 году в двух точках Балтийского моря с глубинами 100-105 м231,567,572. Сначала это был район в 65-70 милях юго-западнее Лиепаи (Ш-56o13‘, Д-18o54′), где было затоплено 958 т ОВ. В дальнейшем затопление продолжалось во втором районе в 14 милях к востоку от о.Христиансё (недалеко от о.Борнхольм, Ш-55o20‘, Д-15o37‘), где было затоплено 11077 т ОВ. Было затоплено, по официальным данным, 12035 т ОВ (чистый вес, с учетом металла — 34000 т), в том числе: иприта — 7635 т, адамсита — 1552 т, хлорацетофенона (ХАФ) — 559 т. Было затоплено примерно 600 тыс. единиц химбоеприпасов и емкостей с ОВ. Из них около 80% составляли артхимснаряды, 15% — авиахимбомбы, остальное — химфугасы, химмины, другие емкости с ОВ. Все эти ОВ были расфасованы в следующие «емкости»: в снаряды калибра 75, 105 и150 мм, реактивные химмины калибра 105, 158,210 мм, авиахимбомбы калибра 50, 250,500 кг, бочки емкостью 100, 150,250 л и однотонные контейнеры. Были и менее распространенные типы. Итог операции по затоплению обобщен в табл.6.
Таблица 6
КОЛИЧЕСТВА ГЕРМАНСКИХ ОВ, ЗАТОПЛЕННЫХ СОВЕТСКИМ СОЮЗОМ В 1947 ГОДУ В БАЛТИЙСКОМ МОРЕ231
| Химические | |||||
Количества ОВ, в т
Первый район (Ш-56o13‘, Д-18o54′)
Второй район (Ш-55o20‘, Д-15o37‘)
Обращаясь к последствиям той операции, отметим, что выполненные более 10 лет назад оценки привели к таким результатам. Разрушение в морской воде корпусов химбоеприпасов и емкостей связано с электрохимическим механизмом коррозии с кислородной деполяризацией. Наиболее характерные виды коррозии — общая и местная (питтинговая, щелевая и контактная). Наиболее вероятная скорость общей коррозии корпусов составляет 0,05-0,07 мм/год, а местной — 0,13-0,58 мм/год. При оценке времени начала и конца разгерметизации химбоеприпасов и емкостей выявилось следующее. Разгерметизация авиахимбомб: начало — через 23 года после затопления, конец — через 80 лет; артхимснаряды калибра 75 мм: начало — через 69 лет, конец — через 240 лет; снаряды калибра 105 мм: начало — через 82 года, конец — через 313 лет; снаряды калибра 150 мм: начало — через 100 лет, конец — через 390 лет. Конечно, раньше должны разгерметизироваться барабаны, бочки, банки и т.п. емкости231.
Утрата герметичности могла начаться уже через 8 лет после затопления (начало разгерметизации простых металлических банок) и закончиться через 390 (конец разгерметизации артхимснарядов с наиболее толстыми стенками). Авторы прогнозируют три периода поступления иприта в морскую воду, связанные с последовательным разрушением емкостей (бочек и фугасов; продолжительность этого периода примерно 26 лет), затем авиабомб (продолжительность — 60 лет) и, наконец, мин и артснарядов различных калибров (продолжительность — 150 лет). Максимальная скорость поступления иприта в первый период ожидается примерно через 60 лет с момента затопления, а во второй период — через 125 лет. Наиболее опасным предполагается второй период — время максимального поступления иприта. Его количество в морской воде может составить для района возле г.Лиепаи более 600 т, для района возле о.Борнхольм — более 7000 т231.
Следует учитывать и такое обстоятельство, что скорость образования донных отложений в Балтийском море составляет около 5 мм/год. Очевидно, что по мере высвобождения ОВ из прокорродировавших боеприпасов и емкостей они будут частично растворяться в морской воде с последущим гидролитическим разложением, а нерастворившаяся часть ОВ будет поглощаться донными отложениями. Накопление ОВ в морской воде осуществляется в рамках трех процессов — диффузии, растворения и гидролиза. При этом фитопланктон, особо чувствительный к иприту, может подвергаться и острому отравлению231. Рыбаки во время промысла регулярно вылавливают ржавые емкости, из которых течет густая жидкость. По данным Международного центра конверсии в Бонне (BICC), за десятилетие 1992-2001 было отмечено 353 случая, когда датские траулеры вместе с рыбой поднимали в сетях старые химбоеприпасы. Не будем, однако, забывать, что твердый иприт переходит в жидкость при 14,5 градуса Цельсия, а температура придонной воды в Балтийском море на 5-10 градусов ниже, так что трудно ожидать появления из образовавшихся дырок струй иприта.
При окислении иприта влажным хлором, образуются токсичные сульфоксид и сульфон, а при термическом разложении — сложная смесь веществ, часть которых токсична9,11. Впрочем, об этом советским военным химикам было известно еще с 1926 года64. Последняя информация, важная при оценке уровня экологической безопасности доконвенциальных способов уничтожения иприта, может быть детализирована. Как оказалось, при прямом сжигании иприта образуется не менее 15 веществ321, в том числе: канцерогены — хлористый метилен, 1,2-дихлорэтан, 1,1,2-трихлорэтан, 1,1,1,2- и 1,1,2,2-тетрахлорэтаны; мутагены — хлористый метилен, 1,2-дихлорэтан, 1,1,1-трихлорэтан; вещества, влияющие на репродуктивные функции — 1,1,1-трихлорэтан и т.д.
ИЗ СТАРОГО ДОКУМЕНТА:
«Учитывая, что при взаимодействии хлорной извести с ипритом образуются ядовитые вещества, выделяющиеся в виде дыма, необходимо проходящих пропускать возможно быстрее, во избежание осаждения дыма на одежде.»
«Временное руководство по дегазации местности,
зараженной ипритом, 1928 год, ВОХИМУ».
Наконец, как показал опыт США328, при термическом уничтожении иприта, образуются значительные количеств особо токсичных диоксинов и диоксиноподобных веществ447.
Для того, чтобы успокоительные уверения наших не очень знающих (или слишком уж неоткровенных) химических генералов-адмиралов стали более очевидными, укажем на уже известный опыт. Так, партия иприта, захороненного в США на Эджвудском арсенале в 1941 году без дегазации, была найдена мало изменившейся при вскрытии этого захоронения через 30 лет310. Там же отмечены поражения людей остатками иприта через полвека после его попадания в почву314. Как видим, в капсулированном виде в форме высокомолекулярных и потому менее растворимых и разлагаемых соединений иприт может сохраняться в почве долгое время315. Таким образом, для последующего обсуждения важно помнить, что обычный серный иприт может сохранять свои экологотоксические свойства (даже при потере боевых) в почве в течение многих десятилетий. Что и было выявилено нами в 1998 году в Кузьминках (Москва)541.
Несмотря на взаимодействие с влагой, иприт может оказаться опасным и в воде. Об этом свидетельствует модельный опыт, выполненный в Канаде: смесь веществ, образующихся в результате гидролиза иприта, сохраненная в течение 15 лет, оказалась биологически опасной (она содержит, конечно, не сам иприт, а многочисленные продукты его трансформации, часть из которых токсична)318. А в Японии иприт, затопленный после второй мировой войны на мелководье в прибрежной полосе, вызвал поражения людей в 1962 и 1970 годах311.
В отношении азотистых ипритов информации много меньше, хотя и в этом случае следует помнить, что при их взаимодействии с водой образуют промежуточные вещества, не уступающие по токсичности исходным9.
В случае мышьяксодержащего люизита список образующихся при гидролизе веществ много короче — это главным образом 2-хлорвиниларсиноксид, то есть оксид люизита331. Этот продукт, чье токсическое действие не меньше, чем у самого люизита, по устойчивости, однако, много выше11. И нам еще придется с ним встретиться.
2-хлорвиниларсиноксид
При прямом сжигании люизита образуется более 10 веществ321, в том числе: канцерогены — трихлорид мышьяка, окись мышьяка (белый мышьяк), винилхлорид, дихлорид ацетилена; мутагены — метилхлорид, винилхлорид, дихлорид ацетилена; вещества, влияющие на репродуктивные функции -трихлорид мышьяка, метилхлорид, винилхлорид.
Свойства люизита в природе аналогичны иприту, однако люизит — это мышьякорганическое вещество, так что экологически опасны не часть, а все продукты его трансформации в окружающей среде.
В случае мышьяксодержащего адамсита список образующихся веществ также невелик — это бис(5,10-дигидрофенарсазин)оксид331. Этот оксид адамсита оказывает не меньшее раздражающее действие, чем сам адамсит11.
Мышьяксодержащие ОВ дифенилхлорарсин и дифенилцианарсин при взаимодействии с водой оставляют после себя тоже лишь одно вещество — оксид дифениларсина331. Однако, оно по своему раздражающему действию не уступает исходным ОВ. Поэтому их гидролиз также не ведет к дегазации9.
ОВ второго поколения, в первую очередь ФОВ, при столкновении с окружающей средой также оставляют множество веществ.
После табуна в природной среде остается следующая группа веществ: N,N-диметиламидо-бис-О-этилфосфат, бис(N,N-диметиламидо)фосфорилцианид, бис(N,N-диметиламидо)-О-этилфосфат и бис(2-N,N-диэтиламиноэтил)сульфид331. Продукты гидролиза табуна ядовиты из-за присутствия в них синильной кислоты или ее солей. Соединения, содержащие активный хлор, реагируют с табуном с образованием токсичного хлорциана.
При гидролизе зарина образуются такие вещества: метилфосфоновая кислота, фторангидрид метилфосфоновой кислоты, изопропиловый эфир метилфосфоновой кислоты, диизопропиловый эфир метилфосфоновой кислоты, диизопропиловый эфир диметилпирофосфоновой кислоты331.
В случае зомана вещества аналогичны: метилфосфоновая кислота, фторангидрид метилфосфоновой кислоты, пинаколиловый эфир метилфосфоновой кислоты, дипинаколиловый эфир метилфосфоновой кислоты, дипинаколиловый эфир диметилпирофосфоновой кислоты331.
Советский V-газ оставляет после себя группу иных веществ: окси-S-2-(диэтиламиноэтил)метилтиофосфонат, втор-бутиловый эфир метилфосфоновой кислоты, дивтор-бутиловый эфир метилфосфоновой кислоты, дивтор-бутиловый эфир диметилпирофосфоновой кислоты, бис(2-диэтиламиноэтил)сульфид, 2-диэтиламиноэтантиол, S,S-бис(2-диэтиламиноэтил)метилтиофосфонат, бис(2-диэтиламиноэтил)дисульфид331.
Незнание токсичности продуктов трансформации V-газов — американского VX и советского V-газа — особенно опасно. Так, в отношении V-газов в советском популярном издании9 сообщается: «продукты гидролиза нетоксичны».
Это — неправда. На самом деле, при гидролизе V-газов, происходящем в обычных условиях окружающей среды, малотоксичен лишь основной продукт, возникающий при разрыве связи P-S (в случае советского V-газа это втор-бутиловый эфир метилфосфоновой кислоты). А вот при разрыве связи P-O образуется примерно 10-20% другого вещества (для советского V-газа — это окси-S-2-(диэтиламиноэтил)метилтиофосфонат). Важно иметь в виду, что это другое вещество не менее токсично, чем исходное ОВ и в то же время высоко устойчиво и хорошо растворимо в воде. Данные об этом токсичном веществе даже после опубликования в американских научных журналах322 не нашли места в нашем отечественном издании259, а когда нашли260, то были опубликованы группой товарищей (были среди них и знатоки токсикологии — химические генералы В.И.Холстов, В.И.Данилкин и Ю.В.Тарасевич) без упоминаний о сохранении высокой устойчивости в окружающей среде. Между тем, приняв во внимание указанную особенность V-газов, нельзя не засомневаться в эффективности дегазации почвы в Новочебоксарске возле цеха № 83 «Химпрома» после пожара 1974 года и после аварии 1978 года. Не говоря уж о планируемых ныне мероприятиях630,631.
Токсичный продукт трансформации советского V-газа
Естественно, не раскрытые для общества данные об этом продукте (имеется в виду окси-S-2-(диэтиламиноэтил)метилтиофосфонат), можно найти в архиве самого «Химпром», поскольку именно здесь он был обнаружен независимо от американских ученых.
При окислении V-газов в отсутствие влаги могут образовываться токсичные пирофосфонаты322. Пирофосфонаты могут оказаться и продуктами трансформации зарина и зомана.
В некоторых, особенно армейских, кругах бытует некорректное мнение, будто бы в результате длительного пребывания в окружающей среде ОВ и, в частности, ФОВ подвергаются саморазложению и, таким образом, могут стать неопасными (см., например302). Уже приведенные выше перечни веществ, образующихся при трансформации ОВ в природе, свидетельствуют, что никаких оснований для подобных надежд нет.
По данным зарубежных околовоенных научных кругов считалось, что боевые характеристики ФОВ сохраняются в окружающей среде сравнительно недолго316: зарина в течение двух суток, зомана в течение 6 недель, VX — до 16 недель. Цифры, даваемые российским генералом В.В.Мясниковым8 в отношении стойкости ФОВ на местности, еще более оптимистичны (в зависимости от температуры): зарина — от 3 до 28 часов, VX — от 1,5 до 20 суток.
К сожалению, реальные цифры гораздо менее оптимистичны.
ИЗ ОТКРОВЕНИЙ ГЕНЕРАЛА Н.С.АНТОНОВА:
«Вблизи от зараженных объектов за счет испарения капель ОВ весьма длительное время (более недели летом и на весь зимний период) поддерживаются высокие концентрации паров зомана (до 0,00001 мг/л и более), воздействие которых может вызвать поражение людей легкой и средней тяжести»10.
Есть еще один важный момент, мало учитываемый популяризаторами. Как уже упоминалось, указанные данные8,10,316 относятся лишь к боевым свойствам ОВ. Однако с учетом их экологической опасности для людей и природы, дело обстоит много сложнее.
В частности, по английскому опыту, известен такой впечатляющий факт. После прекращения в 1956 году производства зарина — самого простого в смысле самодеградации в природе — на предприятии была произведена очень тщательная дегазация территории и оборудования. Однако контрольное вскрытие, которое было выполнено через 20 лет, сопровождалось поражением людей1.
Это, повторяем, относится к самому «простому» ФОВ — зарину. Зоман и V-газы как более устойчивые и менее летучие таят еще большие неожиданности.
Остается добавить, что и несмертельные ОВ не проходят для природы бесследно. В случае психотропного вещества BZ, например, возникают такие вещества: 3-хинуклидинол, 3-хинуклидинон, бензиловая кислота, бензгидрол, бензофенон331. Соли психотропного вещества BZ, образующиеся в кислой среде, обладают такой же психоактивностью, что и сам BZ, и могут использоваться в диверсионных актах по заражению источников воды и продуктов питания4.
Итак, с точки зрения долговременного воздействия на окружающую среду в первую очередь важны две группы ОВ первого поколения — СОВ (иприт и люизит) и раздражающие ОВ, — и их серьезное экологическое влияние при любых сроках хранения не подлежит сомнению. Нестойкие ОВ (фосген, дифосген и синильная кислота) получили свое название в связи с боевой классификацией и, на первый взгляд, могли бы быть исключены из ретроспективного анализа. Однако их также необходимо учитывать, по крайней мере по двум причинам. Во-первых, еще могут жить люди, в свое время пострадавшие при производстве и испытаниях этого оружия. Кроме того, эти НОВ неизбежно «всплывут» при обсуждении затопленных и закопанных нашей армией химических боеприпасов.
Конечно, при разгерметизации емкостей в водных средах ОВ ведут себя по-разному. И гидролиз, и микробиологическое разрушение сопровождаются необратимым обезвреживанием ОВ, не содержащих мышьяк (без вмешательства человека). Наибольшую опасность представляет иприт, большая часть которого окажется на морском дне, однако не в виде жидкости, а в виде кусков ядовитого студня, образующегося в результате поликонденсации иприта на границе раздела фаз. Прогнозы скорости разрушения этих кусков более сложны, чем оценки скорости коррозии самого металла. Еще более сложны прогнозы возможных сценариев взаимоотношения ОВ, в частности иприта, с биосферой.
В заключение укажем на существование фактора, который в расчетах231 не учитывался. Речь идет о расстреле химических боеприпасов в процессе их затопления, а также о раскрытии при этом емкостей (бочек) с ОВ. Таких факторов может быть немало, однако, и этого достаточно, чтобы понять, что общество не может себе позволить отказаться от учета и анализа первичных (пока не рассекреченных) документов, даже в предположении добротности таких вторичных материалов, как отчет231.
Дата: 2019-07-31, просмотров: 265.
