Уничтожение химоружия — очень дорогой процесс, настолько дорогой, что любые оценки расходов оперируют многомиллиардными суммами в долларах США. Возможные затраты России на эти цели, по американским взглядам и с учетом американских же стандартов безопасности и уровня затрат, определяются в 20 млрд долларов. Предположения наших собственных специалистов поначалу определялись скромнее — в 4-5 млрд долларов.

Впрочем предположения наших аналитиков вряд ли вообще интересны, потому что денег на химическое разоружение у ВХК долгое время не находилось. Деньги у них были в течение многих десятилетий, когда ВХК вместе с другими «комплексами» растаскивали советскую казну для всех мыслимых вооружений — химического, ядерного, биологического, ракетного. А вот на нужды химического разоружения деньги перестали находиться.

Взгляды на финансирование химического разоружения с момента развала Советского Союза претерпели некую эволюцию. Тем не менее лейтмотивом поступков властей в отношении этой проблемы было одно — если и разоружаться, то все равно по возможности не платить вообще.

На первых порах жители СССР/России были не в курсе возможных затрат на расставание с не ими заказанными дорогими игрушками. А вот в эпоху не очень расцветшей «химической гласности» генералитет забросил в прессу две симпатичные пропагандистские взаимоисключающие наживки, с использованием которых были подменены трезвые расчеты, — коммерческая и захребетническая.

Коммерческая идея указывала на мифические доходы от ликвидации запасов химоружия^278,303. Наемные пропагандисты изложили ее в виде яркого лозунга: «уничтожение химического оружия может обогатить Россию»³⁰⁴.

Ну а захребетническая идея предусматривала возможное участие других стран, в первую очередь США, в покрытии российских затрат на химическое разоружение. Безответственные журналюги (часто те же самые, что кормились и от предыдущей идейки) подали ее тоже очень броско: «за уничтожение химического оружия в России заплатят американцы»²⁸⁰.

По большому счету ни та, ни другая идея не принесли России ни денег, ни славы, ни особой пользы для самого химического разоружения.

Обращаясь к описанию захребетнической идеи в отношении химического разоружения, отметим, что она имеет вполне прагматичную историю.

Поначалу, конечно, преобладала эмоциональная сторона дела. Сразу же после разгрома путчистов в Москве 28 августа 1991 года председатель комитета по делам вооруженных сил палаты представителей США Лес Эспин предложил (в качестве поправки к одному из законопроектов о финансировании в 1992 финансовому году) перевести 1 млрд долларов из средств министерства обороны США для оказания гуманитарной помощи советскому народу. Предложение было раскритиковано многими, в том числе председателем сенатского комитета по делам вооруженных сил Сэмом Нанном. Последний предложил выделить деньги на более прагматичные цели, выгодные США — для содействия конверсии раздутой советской «оборонной» промышленности. И в сентябре 1991 года отправился в Москву. При встрече с М.С.Горбачевым он спросил у президента СССР, сохранял ли тот контроль над советскими ядерными силами в течение трех дней изоляции в Форосе. Ответа на этот вопрос Сэм Нанн не получил, но по глазам своего собеседника понял, что нет, не сохранял.

Дальше развитие пошло по компромиссному варианту.

С одной стороны, к 1 ноября 1991 года согласительная комиссия двух палат Конгресса США выработала вариант законопроекта, предусматривавший предоставление советскому народу материальной гуманитарной помощи на 1 млрд долларов из продовольственных и медицинских запасов Минобороны США с их доставкой в СССР средствами Минобороны. С другой стороны, было предложено создать группу экспертов для выработки рекомендаций министру обороны США по вопросам, выгодным для США, в первую очередь по вопросам сотрудничества в разработке методов ликвидации советского химического, биологического и ядерного оружия, в недопущении их распространения, в создании экономических стимулов для поощрения частных инвестиций с целью конверсии советской оборонной промышленности, в оказания технической помощи в переобучении кадровых военных из СССР и других стран Варшавского договора. Эти предложения получили поддержку Дж.Буша-старшего, однако 13 ноября 1991 года их все-таки исключили из окончательного текста доклада согласительной комиссии — внутренние нужды оказались ближе.

25 ноября 1991 года два сенатора — демократ от штата Джорджия Сэм Нанн (Sam Nunn) и республиканец от штата Индиана Ричард Лугар (Richard G. Lugar) — предложили поправку к законопроекту «Об осуществлении Договора об обычных вооруженных силах в Европе». Соавторами выступили 22 сенатора, и поправка была одобрена, став второй частью закона № 102-228. Он вступил в силу 12 декабря 1991 года, причем его вторая часть получила самостоятельное наименование «Закон об уменьшении советской ядерной угрозы», или программа Нанна-Лугара. В соответствии с ним исполнительная власть США получила полномочия перевести для целей программы Нанна-Лугара 400 млн долларов из средств, выделенных Минобороны США на 1992 финансовый год.

Программа Нанна-Лугара получила официальное название «Совместное уменьшение угрозы» («Cooperative Threat Reduction»), оставаясь составной частью ежегодных законопроектов о финансировании Минобороны США и основой финансовых надежд нашего химического генералитета и не только его. В обнаженном виде ее смысл очевиден — снижение угроз безопасности США с помощью денег тех же США. И никакого донкихотства. С 1994 финансового года по этой программе стали предусматриваться не только перевод на нее средств бюджета Минобороны США, но и прямые полномочия Минобороны США на осуществление. Тогда программа была рассчитана до 2001 года. Кстати, с 1994 года заработал и Международный научно-технический центр (МНТЦ), нацеленный на трудоустройство той части научно-технической интеллигенции бывшего Советского Союза, которая ранее зарабатывала на жизнь подготовкой к наступательной химической и биологической войне. Теперь их знания должны были пойти на пользу многим ведомствам США (и, надо сказать, работают эти люди на новой стезе старательно; см., например, отчетное издание⁶²³).

В дальнейшем при подписании Конвенции о запрещении химоружия¹⁸ России пообещали оказать финансовую помощь в деле химического разоружения не только США, но и Великобритания, Франция, Германия, Италия. Пообещали, правда, вербально, без принятия на себя письменных обязательств.

Таким образом, причина появления американского закона Нанна-Лугара очевидна. В связи с распадом Советского Союза и непредсказуемостью будущего на территории значительной части Евразии был задуман способ содействия СССР/России в ликвидации оружия массового поражения, что было важно для США — с точки зрения интересов их национальной безопасности.

Однако США не были бы США, если бы закон Нанна-Лугара не был обставлен многочисленными условиями.

Во-первых, закон лишь санкционировал возможность осуществления Минобороны США необходимых затрат по заложенной в него программе на продекларированные разоруженческие цели, но не выделял деньги. Выделение денег требовало процедуры, обычной для США, но трудной для понимания нашего генералитета. Выделение денег американским фирмам, избранным правительством США, должно было происходить на ежегодной основе с обязательным одобрением Конгрессом. Потому как, повторимся, американцы не были бы американцами, если бы законом не предусмотрели при оказании своей помощи предпочтений, а именно предпочтений американским подрядчикам и технологиям. И эту сторону дела они выдерживают последовательно.

Во-вторых, предусматривалось, что всякий раз Конгресс санкционирует выделение денег лишь при условии, что президент США заверит законодателей, что страна-получатель (речь идет о странах, раньше входивших в состав СССР — России, Украины, Белоруссии и Казахстана, однако применительно к химоружию имеется в виду лишь Россия) привержена ряду принципов. Укажем некоторые из них, важные для настоящего рассмотрения: страна-получатель вкладывает в значительной степени и свои средства в программы ликвидации оружия массового уничтожения; страна облегчает США проверку процесса уничтожения своего оружия; страна выполняет все соглашения по контролю над вооружениями; страна соблюдает международно признанные права человека.

При таком наборе условий у представителей США были все необходимые условия для того, чтобы морочить голову российским властям, воздерживаясь по возможности от выделения самих денег и ограничиваясь оказанием помощи в виде товаров и услуг по назначению Минобороны США. Тем не менее с подачи химического генералитета они (российские власти) эту наживку заглотнули.

Почему-то считается, что поначалу со стороны США будто бы не было выдвинуто политических условий⁶²⁴. Это не так. Проницательный интерпретатор чужих планов мог бы догадаться, что всему свое время. В подтверждение укажем на текст Минобороны США времен апреля 1995 года: «без существенной технической и финансовой помощи от Соединенных Штатов и других стран Россия с трудом уложится в график уничтожения, предусмотренный Конвенцией по химическому оружию»⁴⁷². Ясно, что авторы текста подготовили все необходимое для выдвижения условий и с интересом стали выжидать подходящего момента. Время выдвижения условий «созрело» для США лишь в 1997 году, когда Россия ратифицировала Конвенцию о запрещении химоружия^18,253и, таким образом, связала себя по рукам и ногам жесткими сроками в условиях полного отсутствия бюджетных денег.

Первыми шагами на пути оказания помощи России со стороны США в деле уничтожения химоружия были летние встречи 1992 года.

17 июня 1992 года президенты двух стран Б.Н.Ельцин и Дж.Буш-старший подписали «Соглашение между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки относительно безопасных и надежных перевозки, хранения и уничтожения и предотвращения распространения оружия»⁵⁸⁵. Это соглашение было заключено в развитие программы Нанна-Лугара, срок его действия был ограничен семью годами и оно предусматривало оказание содействия России при решении вопросов уничтожения оружия массового поражения. Поскольку соглашение Ельцин-Буш в основном затрагивало вопросы ядерного разоружения, а применительно к химическому носило рамочный характер, 30 июля 1992 года состоялось новое событие — в Вашингтоне было подписано «Соглашения между Комитетом по конвенциальным проблемам химического и биологического оружия при Президенте Российской Федерации и Министерством обороны США относительно безопасного, надежного и экологически чистого уничтожения химического оружия»^586,472. Подписанты: от США — заместитель министра обороны Д.Этвуд, от России — химический генерал А.Д.Кунцевич.

Таким образом, вновь созданный конвенциальный комитет России стал отправлять функции исполнительного органа в части, касающейся химического разоружения. И осуществлял коммерческую часть этого процесса абсолютно без учета не только грязного химического прошлого своей страны, но и торгашеской составляющей в поступках своих партнеров по химическому разоружению. Кстати, А.Д.Кунцевич в тот момент был столь неосторожен, что позволил выйти газете «Известия» со слишком оптимистичным заголовком публикации («За уничтожение химического оружия в России заплатят американцы»), которая повествовала о цели его визита еще до подписания самого соглашения²⁸⁰.

Любопытно содержание того, в чем именно американская армия хотела посодействать российской в 1992 году: помощь при разработке концептуального плана уничтожения химоружия, поставка датчиков, дорогостоящих систем анализа и систем сигнализации в целях безопасности и предупреждения на объектах уничтожения химоружия, помощь в создании национальных лабораторных комплексов, для центров управления и объектов по уничтожению, включая предоставление технического оборудования для комплексных лабораторий и т.д. Похоже, все 25 миллионов долларов, которые были записаны в соглашении⁵⁸⁶, было намечено израсходовать главным образом в самих США.

Следующая встреча состоялась 27 августа 1992 года уже в Москве во время визита американской делегации в конвенциальный комитет. На этот раз представителям США были предложены более серьезные задачи — обеспечить создание в России «под ключ» двух объектов по уничтожению химических боеприпасов с ФОВ (имелись в виду склады с артиллерийскими химическими боеприпасами в Кизнере и в Плановом-Щучьем). Договорились, что на первом этапе американцы разработают ТЭО и отработают на опытных установках саму технологию уничтожения ОВ, а на втором этапе они же проведут проектирование и строительство промышленной зоны обоих объектов «под ключ». Получатели из Москвы были настолько обрадованы тем, что на тот момент Конгресс США уже выделил 20 млн долларов под реализацию первого этапа, что вряд ли оценили по достоинству записанное в статье V соглашения⁵⁸⁶ право Минобороны США на оперативный контроль за расходованием всех выделяемых сумм и материалов.

Потом было много других встреч и разного рода документов. Для примера укажем договоренность от 17 июля 1996 года, которая состоялась между двумя министерствами обороны — США и России — «о сотрудничестве, направленном на создание российского объекта по уничтожению артиллерийских боеприпасов в снаряжении фосфорорганическими отравляющими веществами» (число объектов американского внимания уже сократилось, как видим, с двух до одного — в Плановом-Щучьем в Курганской области).

Таким образом, программа помощи США в уничтожения химоружия России поначалу предусматривала совместную разработку с Россией планов и проведение технических оценок и разработок и одновременно поиск областей, сотрудничество в которых могло бы ускорить начало работ по ликвидации ОВ. США даже поначалу предложили использовать в России технологию сжигания ОВ, которую они использовали сами, что было, однако, отвергнуто — у России была своя «двухстадийная технология» ГСНИИОХТа.

Платили по линии химического разоружения американцы скупо: в 1993 году — 25 млн долларов, в1994 году — 30 млн долларов⁶²⁴, ну и т.д.

При этом российским организациям в 1992-1999 годах досталось лишь около 25 млн долларов. Приведем для примера некоторые траты 1996 года: 1,187 млн долларов получил волгоградский институт «Гипросинтез» за разработку халтурного комплекта документации обоснования инвестиций для строительства объекта в Плановом-Щучьем; 1,497 млн долларов получил московский институт ГСНИИОХТ за «оптимизацию» двухстадийного процесса уничтожения ФОВ, который к тому времени расхваливался уже много лет как давно созданный; 41,059 тыс. долларов получил этот же институт за «масштабирование» того же процесса; 125,663 тыс. долларов выписал себе все тот же ГСНИИОХТ за «разработку и изготовление оборудования поточных линий уничтожения химических боеприпасов для объекта» в Плановом-Щучьем. Вот так и живем: ТЭО на объект еще не существует, а ГСНИИОХТ уже изготовил «оборудование».

Ну а основные американские деньги были распределены среди своих (американских) фирм и компаний-подрядчиков на оплату американских же поставок и услуг. Во всяком случае контракты на выполнение работ по объекту в Щучьем получили фирмы Battelle (оптимизация процесса уничтожения химоружия), Bechtel National (оптимизация площадки) и Ralf M.Parsons (инженерно-организационное обеспечение).

Впрочем, американцы не были бы американцами, если бы не озаботились и о своих есо-общественниках. Поначалу в программе Нанна-Лугара не было упоминаний о трате денег также и на общественное сопровождение той стороны химического разоружения в России, которую предполагалось осуществлять за счет финансирования из США. Потом в Конгрессе США нашлись люди, которые сочли, что раз уж необходимо, как водится в США, платить за эко-общественное грызение планов армии США на русском военно-химическом фронте, то пусть уж эти деньги тоже останутся в США у верных людей.

И вот в сентябре 1993 года в Москве появился некий американец, имя которого за давностью лет уже забылось. Он сыскал заметного в те времена на московском небосклоне демократа Л.А.Пономарева и кинул наживку. Тот в свою очередь сыскал своего тезку Л.А.Федорова и пригласил на разговор на троих. Смысл случившейся беседы, если не углубляться в упрятанный подтекст, был очевиден: в программе Нанна-Лугара не учтены деньги на оплату общественного участия, однако для исправления этого упущения достаточно факса от какого-то известного эколога в адрес американского сенатора. Разумеется, тот американец «забыл» сообщить, для общественности какой именно страны предназначены деньги, которые предполагалось добыть в результате хитромудрой комбинации. Я в то время принимал слова и поступки представителей США любого уровня, в том числе сенаторов и их челяди, за чистую монету и охотно согласился послать в сенат США информационную записку о состоянии проблемы химического разоружения в России. И 13 сентября 1993 года соответствующий текст на факс сенатора Лугара был отправлен. А о существовании самой этой проблемы я указал во время встречи в Москве российских «зеленых» с вице-президентом США А.Гором⁶²⁵.

В сенате США текст ждали. Поэтому уже скоро помощник одного из сенаторов возглавил американскую экологическую организацию Global Green. Потом у той организации появились друзья за рубежом — Green Cross Switzerland и Green Cross Russia. И с тех пор деньги министерства обороны США, которые даются на обеспечение общественной составляющей химического разоружения России, остаются в США, а если они все-таки выделяются на осуществление каких-либо проектов именно в России, то после прохождения Швейцарии теряют свое милитаристское прошлое и становятся очень даже мирными и гуманными деньгами вновь созданного Green Cross Russia.

Только эко-общественность России ко всему этому отношения не заимела.

Ну и в заключение не будет лишним упомянуть, что после ратификации в России Конвенции о запрещении химоружия²⁵³, ряды потенциальных доноров заметно расширились. А 18 мая 1998 года в Гааге прошла даже широкая встреча потенциальных доноров (там было около 30 стран — участниц Конвенции), которые обсудили проблемы финансовой помощи России в ее избавлении от химоружия. И химический генерал С.В.Петров представил на ней впечатляющий для западного уха расчет предстоящих затрат — 3,64 млрд долларов, необходимых для проектирования и строительства всех 7 российских объектов уничтожения химоружия⁴⁷⁴. Впрочем, по закону жанра на этом все и кончилось. Вскорости настал дефолт, а в 1999 году власти России нашли иной способ организации химического разоружения — без химического генерала С.В.Петрова вообще и без генералитета — по возможности^352,390.

«Честность — лучшая политика, если, конечно,
вам не дарован талант убедительно лгать.»
Джером К. Джером

НАД ПРОПАСТЬЮ ВО ЛЖИ

Не является преувеличением мысль, что сохранение плотнейшего режима секретности, который сложился вокруг химоружия на протяжении прошедших десятилетий, — это одно из серьезнейших препятствий на пути преодоления последствий подготовки к наступательной химической войне.

Чтобы эта мысль стала более выпуклой, ниже мы рассмотрим детали того, как обращалась властная бюрократия СССР/России со своим обществом до и после принципиального рубежа — декабря 1989 года, когда был совершен двусторонний обмен военно-химической информацией и когда американские партнеры советских военных по переговорам о химическом разоружении узнали то, что им очень хотелось знать²⁵².

ЗАЩИТА ПАКА

В октябре 2001 года меня пригласил к себе руководитель Росбоеприпасов З.П.Пак — событие удивительное, если учесть стойкое нежелание наших властных чинов общаться с представителями независимых общественных организаций.

Так вот, в присутствии полковника А.Д.Горбовского — «специалиста» по выполнению конвенциальных обязательств — З.П.Пак предложил мне от имени Союза «За химическую безопасность» засвидетельствовать, что на объявленных складах России лежит все объявленное химоружие и что от мирового сообщества ничего не скрывается. Поскольку то предложение было в высшей степени поразительным, я осведомился в ответ, а будет ли мне дана возможность лично проанализировать советские документы прошлых лет о динамике перемещения и расходования химоружия и лично пересчитать те химические боеприпасы, которое ныне лежит на складах Росбоеприпасов в ожидании уничтожения. Чтобы моя подпись как руководителя независимой общественной экологической организации обрела нужный вес.

Как и следовало ожидать, положительного ответа не последовало.

То, что многоопытный советский промышленный волк затеял какую-то интригу, было очевидно. Поэтому я был вынужден известить З.П.Пака о том, что летом 2001 года, когда иностранцы проверяли содержимое склада химоружия в Речице (Почепский район Брянской области), на почепском базаре обсуждалось, как в момент приезда иностранцев из Гааги в ж/д тупик вне склада химоружия было отогнано несколько вагонов с чем-то нежелательным для их обозрения. Уж не с химическими ли боеприпасами? И если это знаю я, то тем более знают самые завалящие разведки мира. На этом наш разговор с З.П.Паком (при молчаливом присутствии полковника А.Д.Горбовского, чье столь же экспрессивное, сколь и лживое широковещательное заявление, что «никаких договоров по химическому оружию Россия не нарушала»³⁰⁰, вряд ли может забыть хоть один специалист) закончился.

Однако не разрешился сам вопрос.

Если высокий и достаточно спесивый начальник попросил руководителя одной из экологических организаций (очень далекой ему по духу — с много более близкими он переговорил до меня) конвертировать свое доброе имя в нужное ему, З.П.Паку, лживое заявление, значит за этим стоит серьезная проблема.

Так родилось содержание немалой части этой главы.

Конечно, одним из поводов для обращения З.П.Пака «к народу» было желание как-то преодолеть конфуз с лишними 5,6 т фосгена, которые возникли летом 2001 года как бы ниоткуда (до начала ликвидации в присутствии официальных лиц ОЗХО фосгена по всем документам Росбоеприпасов числилось 5 т, а при вскрытии партии снарядов его оказалось уже 10,6 т). Однако на самом деле вопрос был много серьезнее и в непарламентских выражения он звучал примерно так: «А можно ли вообще верить нашему лживому начальству?».

Остальная, нефосгеновая, часть проблемы была известна и раньше или же лежала на поверхности. Проведенное нами расследование с учетом несекретных документов, с которыми работают проектировщики и дожностные лица самих Росбоеприпасов, а также с учетом опубликованного типажа химоружия России²⁵⁴, привело к тому, что мы вынуждены согласиться с недоверчивыми западными критиками. Основания для недоверия имеются.

Подведем под этот скепсис фактологическую базу.

В самом деле, на рубеже 1980-1990-х годов в Советском Союзе настали новые времена и они требовали новых подходов. Однако в том, что касается химоружия, ВХК и в первую очередь армия, промышленность и спецмедицина и обслуживающие этот клан спецслужбы так и застряли на полустанке под названием «государственная тайна». Даже после того, как в конце декабря 1989 года советский министр иностранных дел Э.А.Шеварднадзе по решению ЦК КПСС передал в руки бывших «вероятных противников» из США почти все военно-химические секреты, которые их интересовали²⁵², наш родной ВХК с носорожьим упрямством продолжал цепляться за свои прокисшие «тайны».

И делал он это многие годы с гигантским ущербом для общества.