Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Конец приходит всему, даже саботажу.
В общем, не принимать какой-то руководящий документ по химическому разоружению стало просто невозможно, и армии пришлось подготовить новую, третью по счету программу уничтожения химоружия. Она была разработана в 1995 году, долго согласовывалась, после чего была одобрена на заседании правительства (протокол № 37 от 26 октября 1995 года)598.
Однако потребовалось еще полгода, прежде чем эта программа получила официальный статус. Это произошло 2 апреля 1996 года в день публикации в «Российской газете» постановления правительства России от 21 марта 1996 года об утверждении федеральной программы «Уничтожение запасов химического оружия в Российской Федерации»384. Вскоре к нему присоединился и президент Б.Н.Ельцин, поднявший уровень программы до президентской349.
Впрочем, сами высшие руководители страны и обесценили ту программу, отказавшись от проведения ее государственной экологической экспертизы. Дело в том, что эта процедура для федеральных программ, реализация которых может привести к негативному воздействию на окружающую среду, обязательна (ст.11 закона «Об экологической экспертизе», вступившего в силу до утверждения программы359). К тому же только положительное заключение государственной экологической экспертизы могло дать зеленый свет выделению финансирования на объект экспертизы (ст.18 того же закона). Так что отказ от проведения экологической экспертизы программы автоматически поставил ее вне правового поля, а подписи высших должностных лиц — В.С.Черномырдина и Б.Н.Ельцина — сделал юридически ничтожными.
Помимо экологической непроработанности, финансовая, техническая и многие иные стороны программы также вызывали больше вопросов, чем давали ответов. Главное же заключалось в том, что армия в принципе не могла быть лидером такого серьезного дела, как химическое разоружение — лучше бы она научилась хотя бы защищать страну от химического и всякого иного нападения.
Укажем лишь на некоторые явные недостатки программы.
В местах, предназначенных для будущих работ по ликвидации химоружия, оно уже прежде уничтожалось, и делалось это экологически опасными способами (Удмуртия, Кировская, Пензенская, Саратовская, Курганская области). Однако оценка экологических последствий прошлых работ с химоружием программой не предполагалась ни в этих, ни во множестве иных мест. Тем более — ликвидация последствий. Разве что упоминался сакраментальный могильник адамсита на химполигоне в Шиханах. Далее, в программе говорилось, наконец, о химических боеприпасах сложной конструкции (кассетных), в которых взрывчатка и ОВ запрессованы в одном корпусе. При аварии с ними экологические последствия будут много тяжелее, чем для обычных химических боеприпасов. Однако, они оценены не были. Наконец, программа «ожидала» будущие аварии на объектах по уничтожению химоружия, однако из мер безопасности видно, что экологические последствия аварий практически не оценивались. Во всяком случае вряд ли стоило фиксировать в программе одинаковое организационно-финансовое отношение властей к возможным авариям на ипритно-люизитном складе в Саратовской области и на авиахимскладе в Пензенской области, где планируются работы по утилизации химбоеприпасов в 2-3 кмот другого военного объекта — по разделке ядерных боеприпасов. С учетом наличия в арсенале в Пензенской области трех типов кассетных химбоеприпасов не учитывать все возможные экологические последствия от такого стечения обстоятельств невозможно.
Оставим в стороне неспособность государственной бюрократии хотя бы заметить проблему преодоления иных последствий многолетнего химического противостояния, кроме собственно уничтожения химоружия и ликвидации цехов по его производству. Это у нее родовое. Однако и в организации уничтожения опаснейшей «химии» они так и не продвинулись в понимании очевидных задач.
* * *
Это был тупик. Показать зарубежным инспекторам первый работающий объект не пришлось — нечего было показывать. Не за горами было и еще одно отчетное событие — к весне 2000 года было необходимо сообщить в ОЗХО в Гаагу об уничтожении 400 т ОВ. И это тоже было абсолютно нереально.
Подводя промежуточный итог, отметим, что с точки зрения организации диалога с населением и выбора рациональной схемы процесса химического разоружения 1986-1999 годы оказались упущенными. Полностью. Особенно важны 1997-1999 годы, когда нельзя было терять ни минуты. Надо было работать и работать, а не устраивать генеральские потасовки под ковром. К сожалению, химический генералитет, похоже, не был на это способен в принципе. И тогда высшим властям страны пришлось отправить как проблему химического разоружения, так и само бывшее химоружие, ставшее опасным хламом, «на гражданку».
В заключение упомянем, что 18 апреля 2000 года в «Независимой газете» был подведен некоторый самоитог военно-дипломатической активности на ниве химического разоружения. Сделал это генерал С.В.Петров. Он был вынужден констатировать, что «в целом отставание от планов программы составляет сегодня около четырех лет». Цифра эта была близка к истине, хотя и несколько занижена. Вот только причину («отсутствие должного финансирования») наш генерал назвал не совсем точно. И даже совсем неточно. Потому что если бы наши химические генералы и в первую очередь лично С.В.Петров не устраивали активную мышиную возню, химическое разоружение в России могло бы проходить более эффективно и в более цивилизованных рамках.
ИЗ МЫСЛЕЙ ПОСВЯЩЕННОГО З.П.ПАКА:
«Главный недостаток организации процесса химического разоружения в России в 1999 году… заключался в том, что не было выполнено требование законов о ратификации Конвенции и об уничтожении химического оружия. Эти законы определили, за что отвечает президент РФ, за что — правительство, какие полномочия у парламента и федеральных органов. Эти законы предписывали создать единую систему государственного управления процессом химического разоружения и выполнения Конвенции.
К сожалению, в то время системы не было. Были разрозненные ведомства.»495
А вот глава Росбоеприпасов З.П.Пак, пришедший на смену С.В.Петрову в руководстве процессом уничтожения химоружия, хоть и говорил все по-прежнему про деньги, уже не снимал ответственности за задержку с властей страны: «В известной степени тут есть и упущение самой России. И оно заключалось в том, что в течение… начиная с 1996, 97, 98, 99 и 2000 годов те ресурсы, которые выделялись на принятую и утвержденную программу, никак не говорили о том, что Россия действительно собирается уничтожать химическое оружие. Это надо объективно признать. И это давало повод многим странам отказаться от взятых обязательств» (РТР, 18 марта 2001 г.).
«Некоторые народные трагедии идут без антрактов».
Станислав Ежи Лец
ЗАКОНОДАТЕЛИ ЗА РАБОТОЙ
У законодателей в делах химического разоружения свои хлопоты — они устраивают слушания611-614, ратифицируют, работают с письмами населения и, конечно же, формулируют законы.
Особенно важной стороной деятельности законодателей России является принятие совокупности законов по тематике химоружия. Перечень основных законов был очевиден, и он кочевал из документа в документ с начала 1990-х годов.
Во всяком случае еще в справке генерала С.В.Петрова, подготовленной в декабре 1991 года для Верховного Совета РСФСР и касающейся еще первой программы уничтожения химоружия, планировалось создание в январе 1992 года трех нормативных актов: 1) об уничтожении химоружия; 2) об обязательном государственном страховании в районах хранения, уничтожения и перевозок химоружия; 3) о социальной защите граждан, занятых на работах по реализации Государственной программы уничтожения химоружия604. Потом начали обсуждать необходимость закона о компенсационных выплатах за вред, который мог быть причинен здоровью граждан при чрезвычайных ситуациях при работах с химоружием470,472. Разумеется, необходим также закон, касающийся порядка выполнения международных обязательств России по уничтожению химоружия в связи с ратификацией Конвенции о запрещении химоружия253.
6.1. ПАРЛАМЕНТСКИЕ БУДНИ
Законодательная власть по своей природе иногда бывает более публичной, чем исполнительная. И ее позиция в делах химического разоружения одно время была более видимой, хотя и не менее консервативной.
Приведем несколько примеров из жизни Государственной Думы РФ, связанные с обращениями населения по вопросам химоружия из тех регионов, где возводятся объекты по уничтожению химоружия.
В мае 1995 года группа депутатов посетила Саратовскую область, где в поселке Горный находился склад химоружия. Однако представители населения не дождались народных избранников для разговора и изложения своих взглядов — у них «времени не хватило»468. И этот случай не был единственным.
В связи с предстоящими работами по уничтожению химоружия жители Щучанского района Курганской области также сформулировали пожелания в отношении более эффективного решения проблемы. Обращение подписали 1200 человек, что отражает мнение жителей практически всего района. Письмо было направлено в высшие властные органы страны, в том числе в Государственную Думу. Однако, вместо ознакомления с содержанием письма и учета его при обсуждении проекта закона «Об уничтожении химического оружия», генерал Н.М.Безбородов, избранный в Госдуму именно от Курганской области, передал его в… прокуратуру для экспертизы подписей468. А ведь он возглавлял в это время рабочую группу по рассмотрению поправок к закону перед вторым чтением.
Что касается парламентских слушаний, то выше уже упоминались парламентские посиделки, связанные с инициативами исполнительной власти в области химоружия. К сожалению, способность к самостоятельным оценкам и важным для страны поступкам проявлялась у законодателей далеко не всегда.
В Российской Федерации — вновь образованном на обломках Советского Союза государстве, унаследовавшем советские обязательства по химоружию, — первые парламентские слушания состоялись еще в недрах Верховного Совета РСФСР 19 января 1993 года. Тогда была рассмотрена «Комплексная программа поэтапного уничтожения химического оружия в Российской Федерации»607.
ИЗ ПУБЛИКАЦИИ:
«Достопримечательностью слушаний можно считать публичное поражение и унижение генерала Кунцевича, отчаянно изворачивавшегося. Дабы всячески увильнуть от правдивых ответов на массу щекотливых вопросов… Любопытно, что, так сказать, последний гвоздь в гроб программы Кунцевича и Ко вбил ученый-химик Лев Федоров, выступивший с завершительным и разгромным словом… Но успешный провал военных в комитете Верховного Совета совсем не означает, что военные сложат оружие и перестанут «химичить»…»
«Столица», Москва, 1993 г, № 5.
Это был первый случай, когда законодатели и общественность не только обсуждали проблему химического разоружения вместе, но и понимали друг друга. Несмотря сопротивление представителей исполнительной власти, тот проект был отклонен506.
О вторых слушаниях «Об участии РФ в международных соглашениях о ликвидации химического оружия», которые состоялись вскоре после избрания первой Государственной Думы, 24 марта 1994 года611, уже говорилось. То был подробный и в немалой степени ознакомительный разговор, однако он был далек от экологии и конкретной практики. Слушания рекомендовали, правда, без указания сроков, президенту и правительству «подготовить и внести на рассмотрение Федерального Собрания проекты федеральных законов: Об уничтожении химического оружия; О социальной защите граждан при работах по уничтожению химического оружия; Об обязательном государственном страховании граждан, их собственности от аварий на объектах по хранению и уничтожению химического оружия; О конверсии предприятий по производству химического оружия»611. В целом в силу разнообразия организаторов и новизны проблемы для самих депутатов вновь избранной Государственной Думы разговор тот получился обстоятельным.
Государственная Дума второго созыва тоже начала работу со слушаний «Об экологической безопасности уничтожения химического оружия»613,614. Они были организованы комитетом по экологии 21 мая 1996 года и ход этих слушаний заслуживает более подробного анализа537. Во вступительном слове председатель комитета Т.В.Злотникова, среди прочего, обратила внимание на то, что программа уничтожения химоружия была принятая правительством без обязательной экологической экспертизы. В целом в тех, третьих по счету в РФ, слушаниях принимали участие представители трех сил — Центра, региональных властей и экологической общественности. Полезно в качестве примера уровня противостояния оценить цели и позиции этих сил.
От центральных властей прозвучало пять сообщений. Представитель конвенциального комитета А.М.Кочетков к экологической проблематике не обращался, отметив лишь, что «технология дорабатывается слабо из-за отсутствия финансирования» и что «мы практически стоим на месте». Представитель Минобороны полковник Н.А.Пахомов к ситуации с экологической безопасностью уничтожения ОВ в прошлом и будущем не обращался. На вопрос о реабилитации территорий, пострадавших при производстве химоружия, он лишь отметил, что тема выходит за рамки программы уничтожения химоружия. Представитель Минприроды РФ Е.В.Протопопов к данным об экологической обстановке в районах нынешнего складирования ОВ не обращался, посетовал на финансовые трудности и обосновал, почему его ведомство будто бы и не должно было проводить государственную экологическую экспертизу утвержденной программы уничтожения химоружия. Представитель Госкомсанэпиднадзора В.И.Чибураев данных о санитарно-эпидемиологическом состоянии в районах мест хранения химоружия не приводил, а на вопрос, возможна ли с экологической точки зрения конверсия цехов, в которых производились ОВ, ответить явно затруднился, поскольку бывал, по его словам, лишь в Чапаевске (там химоружие не выпускали с 1945 года) и в Горловке (там химоружие не производили). Представитель федерального управления медико-биологических и экстремальных проблем при Минздравмедпроме России Л.В.Асланян заявленного доклада «о санитарной и гигиенической обстановке на бывших производствах химического оружия и проводимых Минздравмедпромом мероприятиях по медико-санитарному сопровождению процесса его уничтожения» так и не сделал. Информации также не дал, указав лишь на известный факт, что некоторые гигиенические стандарты безопасности в России более жесткие, чем в США (и не упоминув при этом, что соблюдать их невозможно в принципе, потому что соответствующей аппаратурой для проверки не располагают ни армия, ни промышленность России).
Сообщения представителей властей регионов хранения химоружия были более содержательными. В.П.Малышев из Удмуртии упомянул о необходимости завершения отработки технологий уничтожения ОВ на опытно-промышленных установках, о первоочередном возведении объектов социальной инфраструктуры, а также высказал надежду на возврат доверия граждан. Н.В.Антонова из Чувашии изложила «последствия, которые оставило на территории производство химического оружия типа VX», и выразила надежду, что трагический опыт Новочебоксарска будет учтен при последующих разработках систем уничтожения ОВ и конверсии предприятий по их производству. Она подчеркнула также, что по медико-генетическим показателям, по частоте спонтанных выкидышей и т.д. Новочебоксарск стал зоной экологического неблагополучия. Сообщила, что гриф «секретно» не снят ни с данных, касающихся здоровья работников «Химпрома», ни с данных об экологической ситуации, связанной с производством химоружия. И.А.Балясников (Брянская область) остановился на проблемах экологического контроля в связи с деятельностью склада химоружия, а также ликвидации информационного голода населения. Сказал, что объекты, которые связаны с химоружием, как и все предприятия и организации, должны иметь экологический паспорт. Е.Г.Василюк (Курганская область) сообщил, что от области требуют площадку под строительство объекта уничтожения химоружия, хотя технология не прошла экологическую экспертизу, программа уничтожения — тоже. Между тем областные власти не имеют информации, с которой можно было бы выйти к людям, хотя без жителей ни один вопрос химического разоружения не решишь.
В сообщениях представителей общественных экологических организаций было продолжено то, что не сказали официальные представители с мест хранения химоружия. Л.А.Федоров (Москва, союз «За химическую безопасность») призвал представителей Центра, представивших бессодержательные сообщения, изменить свой менталитет и начать рассматривать ситуацию с уничтожением ОВ, исходя из реальных фактов: химическое разоружение тормозится не только отсутствием технологий уничтожения ОВ и денег, но и отсталым мышлением ведомств, не способных работать с населением. Он высказался за ратификацию Конвенции о запрещении химоружия18 и отметил, что закон «Об уничтожении химического оружия» должен быть принят с поправками, обеспечивающими права населения. Подчеркнул, что программа химического разоружения должна пройти не только государственную, но и общественную экологическую экспертизу. Ю.В.Вобликов (Пензенская обл.) рассказал об экологических последствиях уничтожения химоружия на территории области в прошлые годы (1947-1962 годы). Военные врачи отказываются квалифицировать болезни пострадавших и лечить их, все площадки уничтожения химоружия находятся вне нынешнего склада химоружия, а официальные власти не хотят признавать эти факты. Необходима общественная экспертиза законов и программ уничтожения химоружия. Л.К.Комогорцева (Брянская обл.) сообщила о близости позиций региональной администрации и общественности и отметила, что разработка закона об уничтожении химоружия пошла бы быстрее, если б его разрабатывал Комитет по экологии, а не по обороне. Вопросы независимой экологической экспертизы должны быть возложены на Союз «За химическую безопасность», умеющий работать с населением. В.А.Котовец (Волгоградская обл.) сказала, что нерассекречивание экологической и медицинской информации, связанной с производством, хранением и уничтожением ОВ, мешает работать и провоцирует социальную напряженность. О.Н.Пицунова (Саратовская обл.) подчеркнула необходимость участия общественности в принятии решений по жизненно важным проблемам — одной информации недостаточно. В частности, о способе уничтожения ОВ власти сообщают лишь пост-фактум (выбрали сами, а потом рассказали общественности) и так во всем. Многие не хотят рисковать здоровьем, поэтому необходимо, чтобы население имело право и финансовую возможность на отселение из зоны риска.
Таким образом, в ходе обсуждения стало ясно, что в ряде регионов мнение властей на проблемы химического разоружения стало близким к позиции общественных экологических организаций. Центральные же власти по-слоновьи сохранили свои силовые подходы, давшие сбой еще в 1989 году в Чапаевске. Центр так и не занялся тем, что было обозначено в программе парламентских слушаний — экологическим обеспечением химического разоружения537.
Кстати, на тех слушаниях была озвучена свежая идея властей — придумать псевдообщественные организации, чтобы с их помощью отодвинуть подальше организации, настаивающие на экологизации химического разоружения. Этим занялись генералы А.Д.Кунцевич и А.М.Макашов (последнему оказался особенно люб «Зеленый крест, в котором видно сотрудничество»). Впрочем, цену сервильным экологам понимали все. Во всяком случае представитель конвенциального комитета Ю.И.Исаев, попавший на трибуну последним, не сыграл в согласованную игру, а в сердцах и скорее всего по недосмотру воскликнул: «Мы где присутствуем — на парламентских слушаниях или на заседании Союза «За химическую безопасность»?
В целом, несмотря на противоречивый ход слушаний 1996 года, их решение были вполне экологичным614. Президенту страны было рекомендовано приостановить исполнение программы уничтожения химоружия до получения положительного заключения государственной экологической экспертизы, каковую было рекомендовано организовать правительству. А министерству охраны окружающей среды было поручено обеспечить проведение общественной экологической экспертизы программы, проведение которой было рекомендовано поручить Союзу «За химическую безопасность». Тем же решением было решено экологизировать проект закона «Об уничтожении химического оружия». Кроме того, правительству было поручено обеспечить разработку в 1996-1997 годах «наиболее полной системы экологических и санитарно-гигиенических стандартов безопасности при работе с химическим оружием» и «экологических паспортов хранилищ запасов химического оружия».
На тех слушаниях закончилась эпоха серьезного общественного участия в обсуждении вопросов химоружия в высшем законодательном органе страны.
Очередные слушания «Об обеспечении экологической безопасности при хранении и уничтожении химического оружия» были организованы комитетом по экологии следующей Государственной Думы России 3 октября 2000 года. Их особенностью было то, что армия (а точнее военно-химическая служба, которая взяла на себя ответственность за организацию всего химического разоружения страны) к тому моменту пришла банкротом, а в самой Государственной Думе экологи уже перевелись, и их место заняли лица, занятые совсем иными делами.
В частности, это касается эколого-информационного аспекта слушаний. Отсутствие данных о старом химоружии и экологических последствиях прошлых работ по химическому вооружению не только характеризует нашу армию, но и дает представление о состоянии дел в целом в химическом разоружении. В этом отношении парламентские слушания 2000 года отличались от предыдущих принципиально. И не только тем, что на первых слушаниях у общества еще теплилась надежда на способность армии работать в химическом разоружении профессионально (ее серьезно поколебали жители Чапаевска в 1989 году), а сейчас на это уже мало кто рассчитывает. Важно другое. На первых слушаниях информационный аспект звучал особенно выпукло — общественность обращалась к армии с прямыми запросами в отношении прошлых работ с химоружием, хотя и не получила в ответ ни одного путного слова. Эти вопросы звучали и на вторых, и третьих слушаниях — с тем же успехом. Что до слушаний 2000 года, то ни важно подававший себя председатель комитета по экологии (фамилию не называем — он не эколог и вряд ли сумеет им когда-либо стать), ни ораторы из числа допущенных им к трибуне о старом химоружии уже не спрашивали.
Впрочем той осенью 2000 года произошло-таки положительное событие — армия-банкрот была отставлена от лидерства в деле химического разоружения, а бразды правления перешли к «гражданскому» ведомству353.
6.2. РАТИФИКАЦИЯ КОНВЕНЦИИ
В отличие от двустороннего Соглашения Горбачев-Буш581, вступление в силу международной Конвенции о запрещении химоружия18 было неизбежным. И, несмотря на множество сомнений, оно было необходимым523,615. Изначально Конвенцию подписало так много стран, что наступление момента ратификации 65-ю странами, после чего предполагалось автоматическое вступление ее в силу, было делом по существу предрешенным.
Динамика была прогрессивной. Если к концу 1993 года — года подписания Конвенции — число ратифицировавших ее стран ограничилось 5-ю, то к концу 1994 года оно возросло до 20. Решающим стал 1995 год, к концу которого число стран, ратифицировавших Конвенцию, увеличилось до 47. Было ясно, что в 1996 году будет достигнуто заветное число 65. Таким образом, США и России — основные держатели запасов химоружия — должны были для себя решить, они со всем миром или же сами по себе. В США Конвенция была передана в Сенат на ратификацию еще в ноябре 1993 года, после чего началась длительная работа в рамках действующей в этой стране процедуры.
К сожалению, в России процедура ратификации Конвенции о запрещении химоружия18 иногда напоминала мыльную оперу, а не ответственные поступки исполнительной и законодательной властей великой страны.
Первая Государственная Дума РФ уже весной 1994 года начала изучение проблемы ратификации Конвенции о запрещении химоружия. Произошло это скорее в факультативном порядке, поскольку поводом для обсуждения стало появление в думских кабинетах конкурирующих концепций уничтожения химоружия, исходивших от двух химических генералов. К чести той Государственной Думы отметим, что на слушаниях 24 марта 1994 года генералам был дан совет создать согласованную концепцию, а сами парламентарии больше сосредоточились на общем вопросе — проблеме участия России в международных соглашениях о ликвидации химоружия611.
Это было серьезное обсуждение, закончившееся взвешенным решением. В нем были подробно проанализированы все «за» и «против». Активно участвовали в обсуждении и представители экологической общественности.
Среди прочего, было важная констатация: «Решение о подписании Конвенции 1993 г. принималось в условиях, когда отсутствовала утвержденная государственная программа уничтожения химического оружия, не было согласия регионов на размещение объектов по уничтожению этого оружия, [не были] утверждены размеры финансирования, методы уничтожения химического оружия, способы обеспечения экологической безопасности персонала и населения, а также мониторинга окружающей среды». Слушания рекомендовали исполнительной власти много мероприятия — от внесения в Думу пакета проектов 4-х законов, касающихся обеспечения правовой среды для всего процесса химического разоружения, до создания государственной программы уничтожения химоружия, создания правительственной комиссии по вопросам, связанным с захоронением и затоплением химоружия за период существования Советского Союза и создания федеральной программы по оценке экологического состояния мест прошлых работ с химоружием. И заключительным аккордом документа слушаний было заявление: «Реализация указанных рекомендаций могла бы стать основой для осуществления процесса ратификации Государственной Думой международных соглашений о ликвидации химического оружия»611.
Однако в тот год исполнительная власть России не расслышала своих парламентариев. А потом и среди парламентариев возобладала тенденция вместо законов, экологии, медицины и техники обсуждать ценность химоружия в рамках геополитических игр. Это произошло уже осенью того же 1994 года, после того, как армейский генералитет добился увольнения химического генерала с поста председателя конвенциального комитета и перешел по всему фронту в активное химическое контрнаступление.
Сценарий был стандартный.
Поначалу дела пошли так, как планировал ВХК — вопрос химического разоружения перекочевал из международного и экологического комитетов в оборонный, где на 11 октября были намечены слушания по вопросу ратификации Конвенции. И там завертелась большая интрига — армия захотела взять реванш и остановить процесс ратификации Конвенции о запрещении химоружия18 под предлогом соблюдения национальных интересов. Причем руководитель аппарата комитета по международным делам Государственной Думы В.Н.Трофимов счел для себя возможным объявить в прессе, что хотя химоружие будет поражать мирное население, «следовало бы еще раз подумать, правильно ли отказываться от такого эффективного и относительно дешевого оружия»521. Разумеется, эти сентенции не были личными соображениями парламентского клерка, а всего лишь озвучиванием армейского заказа523. Впрочем, и сама армия в лице генерала Ю.В.Тарасевича не забывала делать публичные намеки на тему, «не ослабит ли ликвидация химического оружия обороноспособности России»291, приправленные разговорами на тему отсутствия денег на химическое разоружение.
ИЗ ПУБЛИКАЦИИ ЛОББИСТА ВХК (1994 г.):
«Предложения регионов, министерств, ведомств и других заинтересованных организаций будут рассматриваться на заседании комитета по обороне Государственной думы после окончания ее каникул, уже 11 октября. Там должны выступить представители Генерального штаба, ответить на вопрос, не ослабит ли ликвидация химического оружия обороноспособности России. Затем материалы слушаний и сделанные по ним выводы и рекомендации будут переданы на рассмотрение палат парламента и президента России»291.
В ходе развернувшейся борьбы общественные организации дали отповедь В.Н.Трофимову в прессе523,525 и предприняли попытку повлиять на ход событий в процессе самого обсуждения в Государственной Думе.
ИЗ ПЕРЕПИСКИ:
«Руководителю аппарата Комитета по международным делам Государственной Думы Федерального Собрания РФ Трофимову В.Н.
Прошу включить меня, Федорова Льва Александровича, в список участников слушаний по вопросу ратификации Россией Конвенции по химическому оружию, которые состоятся 11 октября 1994 г. в Государственной Думе. Наше экологическое движение считает необходимым принять участие в заседании и в случае необходимости изложить нашу позицию.
Президент «Союза «за химическую безопасность»,
доктор химических наук Федоров Л.А., 7 октября 1994 г.»
Чтобы воспрепятствовать этому, слушания были переименованы в рабочее совещание, что по процедуре позволило не допустить «других заинтересованных организаций» (ими оказались все без исключения экологические организации и движения России). А уж среди своих представители Генштаба смело обосновали ожидаемое, после чего ратификация Конвенции о запрещении химоружия18 была отложена на много лет — правительство не стало представлять ее на ратификацию.
В свою очередь общественные организации собрали пресс-конференцию, где предупредили общество о заговоре медных касок против химического разоружения527.
ИЗ НЕДАВНЕГО ПРОШЛОГО:
«Российский парламент под давлением военных кругов может не ратифицировать Международную конвенцию о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия, которую Россия в числе прочих 131 государства подписала 13 января прошлого года. С таким заявлением обратился вчера к журналистам президент общественного объединения «Союз за химическую безопасность» Лев Федоров на своей пресс-конференции.
Беспокойство за судьбу ратификации у г-на Федорова вызывает отслеживаемая им в среде военных тенденция, направленная на сохранение и производство химоружия. Тенденция эта, по мнению доктора химических наук, стала набирать силу прошедшим летом, когда в некоторых газетах появились интервью с высокопоставленными чиновниками и армейскими чинами, ставящими под сомнение отказ от химоружия как средства ведения войны. Увенчалась же она закрытым обсуждением вопроса в думском комитете по обороне 11 октября, куда были приглашены все «заинтересованные организации», кроме общественно-экологических.
Г-н Федоров, ссылаясь на свой источник информации, заверил журналистов, что представитель Генштаба во время закрытых обсуждений в парламентском комитете назвал «подписание конвенции ошибкой» и доказывал, что процесс уничтожения химоружия «следует повернуть вспять», аргументируя свою позицию соображениями национальной безопасности России.
Признавая несовершенство текста конвенции, г-н Федоров сказал, что она должна быть ратифицирована хотя бы потому, что без международной поддержки Россия, не обладая ни достаточными финансами, ни соответствующими технологиями, не сможет в одиночку ликвидировать свои химарсеналы, которые, кстати, «стратегически бессмысленны» для ядерной державы.
Если парламентарии не ратифицируют Конвенцию, предупредил г-н Федоров, им придется иметь дело с волной протестов «населения» городов и сел, где производилось и теперь хранится химоружие»527.
Жизнь иной раз устраивает удивительные повороты. Старательный (или корыстолюбивый) лоббизм когда-то все-таки оплачивается. Лишь через много лет В.Н.Трофимов был вынужден прервать свои занятия по проталкиванию в Государственной Думе интересов «заинтересованных групп». «Взяли» его уже не на военной химии, а на ядерных делах, а открутиться от 9 лет колонии строгого режима с конфискацией неправедно нажитого он не сумел («Сегодня», 16 марта 2000 года). Впрочем, этот эпизод 1999-2000 годов был не только первым, но и, похоже, единственным примером осуждения думского дьяка за откровенный корыстный лоббизм.
Возвращаясь к проблеме ратификации Конвенции, отметим, что причина сопротивления ВХК на том этапе была очевидна — стремление как можно дольше сохранить военно-химическое превосходство над партнерами по переговорам о химическом разоружении513.
Так что обществу пришлось подождать новую Государственную Думу.
И ждать явления государственной мудрости у власти пришлось долго.
Между тем в апреле 1996 года генерал С.В.Петров уже не мог скрыть от межведомственной комиссии по химическому разоружению, что «мировой ратификационный процесс выходит на завершающую стадию»597. В самом деле, на тот момент уже 51 страна мира ратифицировала Конвенцию о запрещении химоружия18 и, чтобы не отстать от уходящего поезда, надо было, наконец, начать принимать решения. Речь, на его взгляд, шла об очень серьезных вещах — о «проблеме участия российских специалистов в рабочих органах ОЗХО»597.
Ну а 31 октября 1996 года включился отсчет часов, когда в ООН была сдана на хранение 65-я по счету ратификационная грамота — это была грамота Венгрии. И в тот же день начался отсчет 180-дневного срока до теперь уже необратимого дня вступления Конвенции в силу — с Россией или без России — дня 29 апреля 1997 года.
А в Кремле и Белом доме все продолжались битвы под ковром.
ИЗ НЕДАЛЕКОГО ПРОШЛОГО:
«Комитет по конвенциальным проблемам
химического и биологического оружия
при президенте России Сюткину П.П.
Из газет нам стало известно, что президент РФ внес в Государственную Думу РФ предложение о ратификации Конвенции о химическом оружии.
Союз «За химическую безопасность» считает этот шаг рациональным и намерен поддержать идею скорейшей ратификации Конвенции. В связи с этим просьба дать указание сотрудникам Вашего аппарата о передаче Союзу «За химическую безопасность» копий официального письма президента РФ в Государственную Думу и других сопутствующих документов.
Разумеется, наша поддержка идеи скорейшей ратификации Конвенции о химическом оружии не распространяется на проекты законов о химическом оружии. Мы считаем эти документы антигуманными и антиэкологичными и будем настаивать на их доведении до уровня, достойного современного цивилизованного государства.
Президент Союза «За химическую безопасность»
Федоров Л.А., 19 марта 1997 года».
И лишь 17 марта 1997 года президент и правительство России внесли на рассмотрение Государственной Думы проект закона о ратификации Конвенции. Однако, как и прежде, забыв сообщить, где они возьмут 4-5 млрд долларов, необходимых на уничтожение всех запасов химоружия. Разумеется, бумаги для президента и правительства готовил не конвенциальный комитет, состоявший при президенте, а химический генералитет из министерства обороны.
Сенат США, который получил Конвенцию для подготовки к ратификации не за полтора месяца, как в России, а за четыре года до самой ратификации, к 29 апреля уложился.
Ну а у Государственной Думы России в отсутствие разъяснений нашлись другие дела, так что ратификация перекочевала на осень. При этом думский генералитет не забывал шумно извещать общество о своем существовании.
ДУМСКИЙ ГЕНЕРАЛИТЕТ — О КОНВЕНЦИИ (ЯНВАРЬ 1997 г.):
Генерал А.Макашов, комитет по обороне:
«Конвенцию я бы сегодня не подписал, потому что ее выполнение уничтожит нашу химическую промышленность. По этой Конвенции мы должны уничтожить все заводы, на которых изготовлялось химическое оружие, а мы их делали практически на всех заводах…
Если депутаты совсем сдуреют, если они разучатся считать деньги народные, если они не будут думать об интересах налогоплательщика, то они могут ратифицировать что угодно».
Генерал Н.Столяров, комитет по международным делам:
«… ситуация сейчас изменилась. У нас есть свои геополитические интересы, которые мы начинаем учитывать и учимся защищать.
… к факторам финансово-экономического и организационного плана, препятствующим ратификации Конвенции, в настоящее время добавились серьезные политические, связанные с проблемой расширения НАТО на восток…
Многие российские политики всерьез задумываются о последствиях натовской экспансии на территории, которые входят в сферу геополитических интересов России».
Химическое оружие и проблемы его уничтожения»,
№ 3, зима 1996-1997 г., Центр ПИР, Москва.
Не будет лишним указать, что сопротивление началу практических работ по химическому разоружению во властных верхах страны принимало, среди прочего, и самые эффективные — финансовые — формы. Во всяком случае органы власти страны (правительство и Государственная Дума), которые должны были обеспечивать устойчивое финансирование первых (быть может несовершенных) подготовительных работ через бюджет, на самом деле делали это более чем неаккуратно. Показателем может служить нижеследующая таблица запрошенных и фактически выделенных сумм474:
| Годы | Плановый объем финансирования | Фактически выделено | |
| млрд руб. | млрд руб. | в % от плана | |
| 1995 | 69,4 | 26.8 | 38,6 |
| 1996 | 144,1 | 5,9 | 4,1 |
| 1997 | 120,0 | 52 | 43,0 |
Осенью 1997 года мыльная опера зазвучала с новой силой. И у каждого российского начальника нашлась своя правда. Депутат С.Сулакшин, например, не без оснований указал на ряд важных моментов (которые прежде его не так уж и волновали): что в 1996 году на программу уничтожения химоружия из бюджета денег практически выделено не было, что нет надежной технологии уничтожения ОВ, что сама программа не прошла государственной экологической экспертизы, несмотря на то, что этого и требовали профильные комитеты Государственной Думы, и это обязательно по закону359.
ИЗ ПЕРЕПИСКИ:
«Председателю Комитета Государственной Думы по экологии
… в Конвенции существуют две позиции — десятилетний срок уничтожения химоружия… и обеспечение экологической безопасности. Однако если мы будем выполнять международные обязательства только с позиции сроков уничтожения, то мы будем вынуждены уничтожать химическое оружие в спешке и в ущерб национальной экологической безопасности… Поэтому при предстоящей ратификации Конвенции по химоружию России целесообразно подчеркнуть приоритет экологической безопасности перед сроками выполнения Конвенции.
Председатель МВК Совета Безопасности РФ
по экологической безопасности А.Яблоков, 20 мая 1994 года».
Тем не менее при формулировании самого закона, с помощью которого был оформлен акт ратификации Конвенции о запрещении химоружия253, высший законодательный орган страны все-таки явил государственную мудрость в ожидании будущих возможных неприятностей. Поскольку к тому моменту исполнительная власть, проспавшая целых 4 года, уже проявляла склонность к проведению работ по уничтожению химоружия любой ценой, Государственная Дума сделала то, что нужно было для дела, для сохранения престижа страны и для исполнительной власти, однако, она сопроводила закон о ратификации Конвенции оговорками, важными для защиты интересов страны и ее населения.
Вот одна из них, касающаяся сроков: «Президент Российской Федерации… устанавливает исходя из положений Конвенции сроки уничтожения химического оружия с учетом экономической ситуации в Российской федерации и необходимости использования наиболее безопасных технологий уничтожения химического оружия». Это было сделано по настоянию комитета по экологии, руководителем которого тогда была Т.В.Злотникова. А еще в ст.4 было сделано столь же существенное уточнение: «если чрезвычайные события, в том числе экономического и техногенного характера, касающиеся предмета Конвенции, поставят под угрозу высшие интересы Российской Федерации, используются процедуры, установленные разделом V «Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации» — «Прекращение или приостановление действия международных договоров Российской Федерации».
Гордясь этими оговорками, не будем, однако, забывать, что Сенат США обставил свою ратификацию Конвенции много большим количеством оговорок, которые самым надежным образом защитили эту страну от любых случайностей международного и внутреннего плана. Так, в 27-м условии к резолюции о ратификации содержатся пункты, определяющие подходы и сроки уничтожения химоружия. В частности, установлена процедура продления срока окончания работ, если будут созданы хотя и более безопасные и экологически приемлемые методы уничтожения химоружия, однако не позволяющие завершить сам процесс в сроки, установленные Конвенцией474.
В общем, несмотря на активное военное боксирование и на политической сцене, и под ковром, Конвенцию России пришлось ратифицировать — 5 ноября 1997 года соответствующий Федеральный закон вступил в силу253.
Что до сроков выполнения ее мероприятий, то запоздалое прозрение наших парламентариев уже изменить ничего не могло — срок исполнения первого этапа Конвенции18 должен был настать 29 апреля 2000 года, а последнего — 29 апреля 2007 года. И для всего мира, и для России.
6.3. ЗАКОН ОБ УНИЧТОЖЕНИИ ХИМИЧЕСКОГО ОРУЖИЯ
Однажды спозаранку мне позвонил человек, назвавшийся депутатом Государственной Думы от Брянской области О.А.Шенкаревым. Сказал, что вчера, 22 ноября 1995 года, он и координируемая им фракция коммунистов провалили закон «Об уничтожении химического оружия». И очень этим гордился, потому что закон плохой и что его ни в коем случае нельзя пропускать — пострадают интересы защищаемого ими населения. Просил звонить, «если что», потому что его, координатора О.А.Шенкарева, голос с думской трибуны хорошо слышен, не то что у экологических активистов. После чего сообщил, что вскоре едет в Брянскую область, в свой округ к избирателям. По странному совпадению мне надо было ехать туда же, но пришлось остаться — разбираться с законом. Потому что если тебе спозаранку да к тому же в разгар избирательной кампании звонит незнакомец, которому ты не давал телефона, жди подвоха. Подвох выяснился сразу536.
Законодательное обеспечение уничтожения химоружия невозможно, если еще до начала реальных работ с химоружием не принять в обязательном порядке по крайней мере федеральных законов, способных — принципе — регулировать все стороны этого сложнейшего и опаснейшего процесса.
ИЗ ПИСЬМА ПРЕЗИДЕНТУ РФ Б.ЕЛЬЦИНУ:
«В сложившейся обстановке представляется целесообразным оперативно рассмотреть на ВС РФ проект Государственной программы уничтожения химического оружия. При реализации программы необходимо:
разработать и принять законодательные акты, обеспечивающие решение проблемы уничтожения химического оружия… «
Маршал авиации Е.Шапошников, 27 декабря 1991 года.
Между тем именно в таком сложнейшем деле, как разработка закона «Об уничтожении химического оружия», наша законодательная власть явила полное непонимание того, насколько важно было законодательное обеспечение всего процесса химического разоружения и насколько изменилось наше общество. Прохождение закона «Об уничтожении химического оружия» через Федеральное собрание РФ — индикатор не только мощи ВХК, но и степени игнорирования властью интересов населения.
Предыдущие три версии этого закона крутились по Государственной Думе давно и без особого успеха, хотя по качеству они были все же получше. Там еще упоминались права местных органов власти и общественных организаций, там еще областные власти имели право контролировать перевозки химоружия в пределах своей территории, там еще премьер-министр должен был отвечать за организацию уничтожения химоружия, там еще орган охраны природы страны мог лишить военно-химический склад права на работы в случае возникновения угрозы для людей, ну и так далее — там много чего было хорошего, но все это исчезло при последней чистке.
Последнюю, кастрированную, версию закона изобрели большие мудрецы из бюрократического аппарата. Она должна была решать триединую и не решаемую задачу: 1) Конвенция о запрещении химоружия18 не должна быть ратифицирована, иначе американцы замучают с проверками, какая «химическая» грязь и где плохо лежит (и все эти О.Шенкаревы и прочие А.Пискуновы успешно сорвали ратификацию Конвенции, разумеется, в интересах нашей «национальной безопасности»), 2) если деньги на кормление военно-бюрократического аппарата, паразитирующего на химоружии, нельзя получить под не ратифицированную Конвенцию о запрещении химоружия18, то их можно добыть под «внутренний» закон, не поддающийся заокеанскому контролю, 3) самое главное — держать от этого дела подальше не только иностранцев, но и свое население, живущее возле складов и заводов химоружия.
Последняя версия закона решала эти задачи. Она была очень «гладкой», и в случае принятия не позволяла никому из непосвященных задавать неудобные вопросы, однако она была социально и экологически не ориентированной и ее было трудно протащить через парламент России без ущерба для имиджа протаскивающих, особенно в разгар избирательной кампании. Однако в сентябре 1995 года президент Б.Н.Ельцин внес именно этот правительственный проект закона «Об уничтожении химического оружия» в Государственную Думу, а его аппарат начал настаивать на его скорейшем прохождении.
Поначалу случился сбой. 22 ноября состоялась попытка ВХК провести этот проект через Государственную Думу в первом чтении. К тому времени он уже не получил одобрения Комитета по экологии и комитета по делам женщин, семьи и молодежи. А в его защиту выступил лишь комитет по обороне (основные лоббисты — ракетный генерал А.Пискунов и армейский лоббист и политолог А.Арбатов). Остальные комитеты практически отмолчались.
Докладчик от имени президента П.П.Сюткин после рапорта о «широком комплексе работ по подготовке к выполнению международных обязательств» не мог не отметить, что реализация возможна лишь «при одобрении и поддержке общественности и населения… мест», однако он не обмолвился о том, что ни одобрения, ни поддержки населения не имеется ни от одного региона. Докладчик от комитета по обороне ракетный генерал А.Пискунов, чтобы разжалобить депутатов, солгал, что «безопасное хранение химического оружия практически уже невозможно, поскольку многие виды изделий находятся в аварийном состоянии» (это заявление явно противоречило многочисленным заявлениям химических генералов — С.В.Петрова, 1990 год229; И.Б.Евстафьева, 1991 год295; Ю.В.Тарасевича, 1994 год291 — о том, что имеющиеся на вооружении нашей армии химические боеприпасы могут пролежать еще несколько десятилетий).
Тем не менее законопроект был поставлен на голосование, но не получил поддержки: «за» было только 62 депутата.
24 ноября группа заинтересованных депутатов Государственной Думы вновь попыталась поставить законопроект на обсуждение. В результате этого демарша обсуждение было назначено на 6 декабря.
После этого с депутатами была проведена «работа». И в дальнейшем — во время реального первого чтения, проведенного не 6, а внезапно 5 декабря, — сбоев уже не было. И можно только удивляться тому, что народные избранники так увлеклись законотворческим процессом, что не заметили допущенного ими нарушения только что (23 ноября) вошедшего в силу закона «Об экологической экспертизе» — применение закона «Об уничтожении химического оружия», безусловно, должно было оказать влияние на окружающую среду многих регионов, а потому тот проект в принципе не мог даже рассматриваться в Государственной Думе без предварительной экологической экспертизы. На это им был вынужден указать впоследствии член Совета Федерации РФ Е.И.Салов. Впрочем, без последствий.
К тому же внесенный на рассмотрение проект закона «Об уничтожении химического оружия» был концептуально непригоден. Укажем лишь на некоторые принципиальные недостатки: президент России лично устанавливает весь порядок уничтожения химоружия (премьер-министра от этого освободили) и при этом он, равно как и премьер-министр и вообще не названное в проекте закона министерство обороны (реальный обладатель химоружия), не будут нести ответственности за «результаты»; местные органы самоуправления, несущие ответственность за жизнь и здоровье людей непосредственно вокруг складов хранения химоружия, как субъект правоотношений из проекта закона исключены (в предыдущей версии о них говорилось); общественные организации как субъект правоотношений из закона полностью исключены (в первых версиях их роль прописывалась); Минприроды не имеет права останавливать работу объектов по уничтожению химоружия в случае угрозы отравления людей (раньше такое право было для него предусмотрено; государство берется возмещать гражданам ущерб, полученный при отравлении в результате чрезвычайных ситуаций, но не желает возмещать ущерб от отравления, полученного во время нормальной работы объектов… Ну и т.д.
Не удивительно, что внесение концептуально ущербного проекта закона на первое чтение напоминало войсковую операцию. С утра 5 декабря 1995 года отечественные представители международного Зеленого креста прислали факсом на имя председателя Государственной Думы И.П.Рыбкина сообщение, что он (Зеленый крест) «с обеспокоенностью воспринял слушания в Государственной Думе, прошедшие 22 и 24 ноября по вопросу о проекте Федерального Закона «Об уничтожении химического оружия», на которых было блокировано его прохождение в первом чтении». Чтобы у И.П.Рыбкина, комитета по обороне и всей Государственной Думы не было сомнений, в факсе напоминалось, что Зеленый крест на своих октябрьских слушаниях принял решение о том, что Дума должна «ускорить принятие закона». Поправок не предлагалось — проект их устраивал в этом виде. К тому же в послании И.П.Рыбкину Зеленый крест заявил, что такого же мнения, как и Зеленый крест, будто бы «придерживается население регионов, где хранится химическое оружие».
Зеленокрестный демарш пошел лоббистам на пользу. После его оглашения председателем Думы И.П.Рыбкиным волнений в зале заседаний не возникло, и к обеду 5 декабря проект закона был протащен. Произошло это на сутки раньше, чем планировалось. А те участники будущей так и не состоявшейся дискуссии, в том числе депутаты от «на все согласного» населения, которые готовились к обсуждению 6 декабря, в момент голосования в зале просто не присутствовали.
Конечно, общественные организации пытались не допустить принятия закона, противоречащего интересам населения, что-то писали И.П.Рыбкину, убеждали всяких там депутатских помощников и референтов (сами депутаты сгинули в округах подновлять свой имидж перед грядущими выборами).
Повторное рассмотрение закона официально планировалось на 6 декабря. Мы тоже готовились и на вечер 5 декабря я даже выпросил 15 минут на радио, чтобы в прямом эфире передать «народным» депутатам свою тревогу, попытаться их остановить в неправедном деле. Но где нам против банды, сплоченной десятилетиями кормления при власти! Придя вечером 5-го на радио, я выяснил, что чуток припоздал. Оказывается, наши народные депутаты не стали ждать завтрашнего числа и заранее, днем 5 декабря, в 14 часов 42 минуты протащили закон. Голосовали «за» все известные народу руководящие «товарищи» от КПРФ (Г.А.Зюганов, А.И.Лукьянов, В.В.Семаго, В.И.Зоркальцев, И.М.Братищев, В.И.Илюхин), и их нимало не интересовало мнение какого-то там «координатора» О.А.Шенкарева. Впрочем, будем справедливы — «за» никудышный закон бодро проголосовали не только «товарищи», но и «женщины», «жирики», «демократы», ну и так далее536. Продали жителей районов хранения химоружия все.
Хотя после всего этого концептуальные изменения в проекте закона были невозможны, его улучшения были еще реалистичны. Однако между первым и вторым чтениями все было сведено к аппаратным обсуждениям, которыми были подменены заседания специально созданной рабочей группы. Она включала и двух представителей общественных организаций (от Зеленого креста и от Союза «За химическую безопасность»), но ее для содержательного обсуждения не собирали ни разу — только на первое организационное заседание. А когда я как один из этих общественников внес предложения по улучшению проекта закона в рабочем порядке, они были просто утоплены.
Пришлось попытаться пойти обходным путем. Однако были отброшены и поправки комитета по экологии Государственной Думы, которые содержали идеи общественных организаций, были оформлены его специальным решением и имели, в отличие от общественных организаций, легитимный характер. Более того, председатель комитета по экологии Т.В.Злотникова была просто отстранена от обсуждения поправок на пленарном заседании Государственной Думы, для чего в комитете был проведен «переворот» и поручение доложить поправки было от Т.В.Злотниковой («Яблоко») передано депутату Г.И.Бердову (КПРФ)468.
На каком-то этапе властям показалось, что председатель рабочей группы по проекту закона авиационный генерал Н.М.Безбородов, который представлял комитет по обороне, недостаточно эффективно реализует интересы ВХК. И он был безжалостно заменен на сухопутного генерала А.М.Макашова (КПРФ), также трудившегося в комитете по обороне, который и провел закон через все рифы на уровне закулисного «продавливания»468.
Вот так, на уровне продавливания, проект закона прошел второе и третье (27 декабря 1996) чтения.
Зато законодательные органы субъектов РФ отнеслись к проекту закона очень серьезно: Кировская областная Дума внесла поправки в ст.1,3 (2 поправки), 5,7-9 (4 поправки),13,14 (2 поправки),15 и предложила внести отдельную статью о правах общественных организаций; Саратовская областная Дума внесла поправки в ст.1,2,5,6,8,10,11,13-15,20,22-26 и предложила ряд дополнений концептуального характера; Государственный Совет Удмуртии внес поправки в ст.2,4,8,9,13,16 и предложил возвратить раздел о правах местных органов самоуправления; Брянская областная Дума внесла поправки в ст.2,4,9 и несколько концептуальных дополнений; Законодательное собрание Пензенской области внесло поправки в ст.1,9,13-15,20.
Совет Федерации обнаружил антисоциальную направленность закона «Об уничтожении химического оружия» немедленно (обсуждение состоялось 23 января 1997 года). Как сообщил член Совета Федерации РФ Е.И.Салов, статьей 15 закона предусмотрены, например, меры для защиты людей и окружающей среды только на случай возникновения чрезвычайных ситуаций при перевозке химоружия, но они не распространяются на другие ситуации. Законом не предусмотрены условия и гарантии, обеспечивающие полноценный контроль со стороны субъектов РФ за обеспечением безопасного уничтожения химоружия. Тем самым нарушаются права субъектов РФ, причем не только тех, где имеется химоружие и где предполагается его уничтожать, но и сопредельных, поскольку экологические системы административных границ не признают. А подытожил свое выступление депутат от Адыгеи Е.И.Салов так: «…закон не имеет необходимой социальной и экологической ориентации и может привести к негативным последствиям. Второго Чернобыля, на этот раз химического, Российской Федерации не надо». Член СФ от Чувашии В.С.Шурчанов продолжил анализ: «В основе всей формулы Закона должна быть реальная оценка — утечка отравляющих веществ, вред здоровью граждан, загрязнение окружающей среды… Закон нужно отклонить,.. создать согласительную комиссию и рассматривать в пакете с другими законами, обеспечивающими социальные гарантии тем, кто уже пострадал при производстве химического оружия».
И закон был остановлен и отправлен в согласительную комиссию Совета Федерации и Государственной Думы.
К тому времени перечень разногласий сократился до 125 позиций (после первого чтения на законопроект поступило около 250 поправок и потом число их росло), однако достижение согласия по ним уже не предвиделось470.
Чтобы избежать провала, не потерявший былого влияния ВХК подрядил верного генерала А.М.Макашова преодолеть вето Совета Федерации с помощью четвертого чтения в Госдуме. В процессе того «преодоления» эгоизм парламентариев, их нежелание вдуматься в существо требований населения были столь велики, что «на вахту» встали все цвета политического спектра страны (от левой КПРФ с сателлитами до крикливого ЛДПР, правительственного НДР и даже «демократического» ДВР). С ними оказались и депутаты тех территорий, которые пострадали от слабого закона468.
Федеральный закон «Об уничтожении химического оружия» вступил в силу 2 мая 1997 года361.
Между тем социально ориентированные поправки, проигнорированные Госдумой, не были избыточными. Они были абсолютно необходимы, чтобы сделать уничтожение химоружия «проходимым» в регионах, где без согласия с населением этот процесс немыслим. Укажем поправки, которые были разработаны комитетом по экологии Госдумы и общественными организациями и которым не нашлось места в тексте закона «Об уничтожении химического оружия»: 1) о праве граждан, проживающих в местах нынешнего хранения и будущего уничтожения химоружия и не желающих подвергаться неоправданному риску, на отселение за счет средств федерального бюджета; 2) о заключении между жителями (районов складирования и уничтожения химоружия) и Минобороны РФ «гражданских соглашений», которые бы определяли взаимные обязательства и способствовали «мирному» проведению работ468.
Были и другие поправки, однако отклонены были все. При мотивировании отклонения генерал С.В.Петров не скрывал причин — в письме на имя депутата Т.В.Злотниковой от 18 июня 1997 года он по-солдатски определенно указал, что отселение граждан из ЗЗМ «потребует расходования значительных финансовых средств». И все.
Можно понять генерала А.М.Макашова, стремившегося к реваншу после «битвы» 1989 года. Он командовал тогда Приволжским военным округом со столицей в Самаре, и Чапаевский протест случился в зоне его ответственности. Однако, осуществив пожелание властей отклонить социальные поправки к закону «Об уничтожении химического оружия», генерал добавил к информационным «минным полям» на пути к миру без химоружия новые — социальные. На них процесс разоружения может взорваться, когда дойдет до конкретного дела468.
Впрочем, позиция властей — не только следствие нежелания считаться с естественными нуждами населения. Она явно скрывает и эгоистичные мотивы — попытки скрыть экологически опасные действия, попытки экономить в процессе химического разоружении за счет природы и здоровья населения.
Разумеется, впоследствии, когда вставал вопрос об отселении людей из очень опасной ЗЗМ объектов химоружия, пропагандист небрежно указывал, что «российское законодательство не устанавливает правовые нормы, регулирующие добровольное переселение граждан из одних районов Российской Федерации в другие, да еще за счет средств федерального бюджета». Пропагандист сообщал также, что вопрос «отселения граждан с территории ЗЗМ в другие районы Российской Федерации за счет средств федерального бюджета носит демагогический характер и вреден по своей сути». Более того, этот пропагандист не поленился солгать в тексте, изданном по линии Зеленого креста, что отселение будто бы «не отвечает интересам граждан, проживающим и работающим на территории зон защитных мероприятий»616. Не будем заблуждаться. Именно этот пропагандист в ранге представителя конвенциального комитета в течение нескольких лет бегал по коридорам Государственной Думы, с тем чтобы не пропустить в законы о химоружии ни одной поправки в интересах граждан.
В заключение не будет лишним упомянуть, что у закона «Об уничтожении химического оружия»361 было продолжение. Когда осенью 2000 года Конгресс США обусловил свою финансовую помощь на химическое разоружение России необходимостью внести поправки в российские законы (в США не понравился запрет на перевозки химоружия между субъектами РФ, зафиксированный в законе России, хотя аналогичный запрет в американских законах их очень даже устраивал и никто отменять его не собирался)595, власти России отнеслись к заокеанскому требованию со всем вниманием.
Дальше все прошло, как в кино. Государственная Дума 31 октября 2001 года поддержала в третьем чтении инициативу правительства о разрешении опаснейших перевозок химоружия по России, Совет Федерации отнесся к этому с одобрением 14 ноября 2001 года, ну а президент России своим решением от 29 ноября 2001 г. все это утвердил. Так что именно этим числом теперь датируется закон «О внесении изменений и дополнения в Федеральный закон «Об уничтожении химического оружия»369, которым был продемонстрирован уровень заботы законодателей России об экологическом благополучии своих сограждан.
Впрочем, старались все они исполнить заокеанскую волю напрасно. Через несколько лет стало ясно, что перевозка артхимбоеприпасов из Кизнера в Щучье, ради которой и затевалось кастрирование закона «Об уничтожении химического оружия», неосуществима599. И все вернулось на круги своя.
6.4. СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАКОН
Цепь событий, связанных с протаскиванием через Государственную Думу закона «Об уничтожении химического оружия», не была эпизодом. Она была элементом системы. Со следующим законом, к принятию которого во властных коридорах готовились много лет, произошло то же самое.
Для примера приведем документ из переписки, которая предшествовала реальным законодательным событиям в стенах Федерального Собрания России.
БУДНИ ЗАКОНОТВОРЧЕСТВА:
«Председателю комитета по Конвенциальным
проблемам химического и биологического
оружия при президенте РФ Сюткину П.П.
Глубокоуважаемый Павел Павлович,
Направляю предварительные предложения Союза «За химическую безопасность» по уточнению проекта Федерального закона «О социальной защите граждан, занятых на работах с химическим оружием».
Суть предложений сводится к следующему:
1. Права граждан, которые в прошлые годы участвовали в производстве и уничтожении химического оружия, должны быть прописаны максимально точно.
2. Практически все лица, участвовавшие в прошлом в производстве и уничтожении химоружия, подверглись необратимому негативному воздействию на их здоровье. Они заслужили право на льготы и компенсации на уровне лиц, уже получивших по линии ВТЭК звание профбольной. К сожалению, в силу разных причин, установить связь заболеваний этой категории граждан с воздействием токсичных химикатов практически невозможно. Поэтому целесообразно не называть рассматриваемую категорию лиц профбольными (если они еще не стали ими), а приравнять их по льготам и компенсациям к профбольным. Круг этих лиц невелик и может быть легко определен по записям в отделах кадров и трудовых книжках. Их благополучие не должно зависеть от готовности или неготовности официальных лиц признать ущерб из-за их участия в опасных работах с химоружием и, соответственно, их права.
3. Не только дети, но и все граждане, проживающие в санитарно-защитных зонах объектов по хранению и уничтожению химического оружия, должны стать субъектом настоящего закона. Их благополучие — база социальной стабильности при проведении работ по уничтожению химического оружия…
Президент Союза «За химическую безопасность»,
доктор химических наук Федоров Л.А., 11 декабря 1996 года.»
С тех пор прошло очень много времени, и 17 июня 1998 года в жестокой борьбе Государственная Дума приняла в первом чтении проект закона «О социальной защите граждан, занятых на работах с химическим оружием». Проект представил в порядке законодательной инициативы Государственный Совет Чувашии. Он был рассмотрен (и не рекомендован) профильным комитетом по труду и социальной политике Государственной Думы России (при наличии отрицательного заключения правительства) и передан на пленарное рассмотрение советом Государственной Думы. В последний момент лоббисты от правительства попытались усложнить ход рассмотрения вопроса, подсунув альтернативный проект правительства, никем не рассмотренный, никем не одобренный и не рекомендованный советом.
Два нижеследующих выступления, которые бесстрастно зафиксировала стенограмма, характеризуют накал страстей вокруг этого закона.
ПАРЛАМЕНТСКАЯ ДИСКУССИЯ ВОКРУГ ЗАКОНА:
PRO.
Печникова В.А., представитель Государственного Совета Чувашской Республики.
«Уважаемая Государственная Дума!..
Мы, имея горький опыт многолетнего производства химического оружия и массу социальных проблем, связанных с этим производством, реально представляя опасность работ с химоружием, вынуждены повторно войти в Государственную Думу с законодательной инициативой по принятию федерального закона «О социальной защите граждан, занятых на работах с химическим оружием», в котором учли, постарались учесть интересы всех регионов бывшего испытания (вы знаете, это десятки регионов), регионов хранения и регионов будущего уничтожения химического оружия…
Больших льгот мы не просим. Но Правительство Российской Федерации считает, что необоснованно расширен круг граждан, на которых распространяется социальная гарантия, и лишними оказались именно те, кто отработал десятки лет на объектах по производству, испытанию химоружия, получил определенные дозы отравления. И лишними оказались дети, рожденные в период работы одного из родителей на таких объектах. Если бы вы видели этих детей!
Наш законопроект закладывает правовые основы социальной защиты граждан, занятых на работах с химическим оружием, независимо от срока проведения этих работ. То есть социально защищены должны быть не только те, кто будет уничтожать химическое оружие или заниматься конверсией бывших производств, но и те, кто производил, испытывал и хранил химическое оружие.
Проблема бывших одна из самых серьезных. Это люди, которые имели контакт с боевыми ОВ, получили отравление, острое или малыми дозами. И так как технология производства и контроль за предельно допустимыми концентрациями ОВ были далеки от совершенства и не было средств защиты, адекватных уровню опасности отравляющих веществ, многократно превосходящих опасность веществ первого класса, то создается впечатление, что люди оказались участниками громадного эксперимента, в ходе которого отрабатывались и технологии, и средства индивидуальной защиты. Из более чем 3 тысяч человек, прошедших через производство химического оружия только в Чувашии, статус профбольного имеют 220 человек, остальные никак социально не защищены… Но они-то, придя на производство молодыми и здоровыми, умирают в 45-летнем возрасте, и получить статус профбольного и раньше-то было проблемой, а сейчас это практически невозможно.
Официальное отношение к профзаболеванию таково, что доказать связь болезни и производства может один процент пострадавших, а остальные обречены на вымирание. То, что эти люди больны, подтверждается закрытыми материалами, которые хранятся в бывшем Третьем главном управлении Минздрава России. Аналогичные проблемы — в десятке других регионов, где производилось, испытывалось, хранилось и уничтожалось химическое оружие. Это Саратовская, Волгоградская, Самарская, Нижегородская, Брянская, Кировская, Пензенская, Курганская области, это Республика Удмуртия, Березники на Урале, да еще много таких мест. Мы считаем, что все, кто прошел через производство и испытание химическое оружие… не должны ничего доказывать — они должны быть защищены государством.
При этом необходимо учитывать колоссальный риск, экстремальные условия труда, несовершенство технологии и несовершенство средств индивидуальной защиты… Наши рабочие работали по месяцу в своих костюмах, до тех пор пока они не прорывались. И, снимая костюмы, бросали их в дегазационную ванну, а на другой день получали из сушки, одевали абсолютно нечистые костюмы…
Финансирование всех расходов, связанных с реализацией данного закона, должно осуществляться из федерального бюджета, ибо люди, работавшие на производстве химоружия, крепили оборонную мощь страны и расплачивались своим здоровьем. Остались они ныне со своими нерешенными проблемами. Груз последствий в дальнейшем может остаться и в регионах, и единственный выход — социально защитить людей федеральным законом.
Просим принять наш законопроект концептуально, в первом чтении».
CONTRA.
Шенкарев О.А., депутат от Брянской области.
«Наш комитет принял решение не поддерживать этот законопроект, и не поддерживать по принципиальным соображениям. Дело в том, что он построен на абсолютно неприемлемых принципах: льготы давать не тем, кто пострадал, а тем, кто участвовал, проживал или работал, то есть по формальному признаку. У нас таких законов, вообще-то говоря, практически сегодня в Российской Федерации нет. Это будет беспрецедентный случай…
Следующий момент. Предоставляются льготы детям работающих или работавших раньше, и опять всем детям, независимо от того, здоровые они или больные.
Вообще создается опасный прецедент.
Согласно и конституционным, и просто человеческим нормам, мы должны поддерживать только пострадавших, заболевших, тех, кто стал инвалидом, пострадавших детей… А просто за факт участия, что человек где-то работал, на каком-то производстве, — это будет неправильно».
Господин О.А.Шенкарев (КПРФ) — демагог известный и о его подвигах в области законодательного оформления химического разоружения уже шла речь. Однако ложь этого парламентария лежит на поверхности. В проекте закона, который был представлен Чувашией, совершенно четко говорится о тех и только о тех рабочих, которые были лично заняты на производстве именно химоружия. А не в других цехах, не на других заводах и не в других отраслях. И дети имеются в виду не все подряд, а только этих людей. Рабочих тех вполне известное количество — 3000 человек назвала представительница Чувашии и 5000 рабочих остались от производства химоружия в Волгограде. Все. Остальные (те, что делали иприт-люизит-фосген в годы войны) в «заботе» господина О.А.Шенкарева не нуждаются: примерно 100 000 человек умерли в войну и в первые послевоенные годы, а дожившие до наших дней около 250-300 человек все (все!) свою профинвалидность имеют.
Первый тезис проекта, представленного Чувашией, материализует уже известный результат: все, кто работал на советском производстве современного химоружия, отравлены малыми дозами ОВ, а не только те, кто были отравлены большими дозами и потому получили «заботу» эскулапов из Третьего главного управления при Минздраве. Этот хорошо известный на Западе научный факт, что от малых доз химоружия не может не пострадать ни один человек, был скрыт от нашего общества «самой честной токсикологией в мире» и лично ее лидерами Ю.И.Мусийчуком и П.Е.Шкодичем — лицами, именующими себя докторами наук по классу самой гуманной профессии.
Трудность, однако, заключается в том, что роль малых доз — это научный результат не наш, а американский, а наш компатриот О.А.Шенкарев не признает чужой науки. И состоит результат в том, что все американские солдаты, освобождавшие Кувейт от Ирака во время «войны в заливе», которые лишь однажды попали под облако зарина, пострадали от малых доз этого самого зарина. Было тех американских солдат 100 000 человек, пострадавшими они были признаны не сразу, но тем не менее в нынешнее время все они считаются пострадавшими и пользуются финансовыми благами, с этим связанными. Что до концентрации зарина, то тогда в пустыне она создалась такая, которая у нас на заводах химоружия была повседневной. И «обнаруженный» тогда эффект ФОВ является на самом деле частным случаем общего явления (сверхнизкие дозы таких веществ могут вызывать такой же эффект, как и высокие)617.
Не будет лишним напомнить, что знание о серьезном действии на людей малых доз ОВ было известно советской токсикологии за полвека до нынешних парламентских баталий. Его можно, например, обнаружить в очень высоких официальных документах. Так, 4 июня 1938 года заместитель наркома обороны СССР И.Ф.Федько подписал приказ наркома обороны, в котором была объявлена впервые утвержденная «Инструкция по профилактике интоксикаций в лабораториях РККА, работающих с ОВ»618. Более поздним поколениям жителей нашей страны, которых государство отравило во время работ с химоружием и не собирается этого признавать и тем более лечить, должно быть интересным одно из указаний той инструкции: «В отношении хронического отравления опасны ОВ кумулятивного действия, способные вызвать весьма серьезные болезненные расстройства даже в очень слабых концентрациях, не имеющих практического значения, при непродолжительном или однократном пребывании в них».
Второй тезис проекта, представленного Чувашией, столь же очевиден. Было предложено, чтобы все, кто окажется в зоне защитных мероприятий при будущем уничтожении химоружия, имели право на отселение за счет бюджета. Не ожидая, когда они пострадают. Зачем этим людям рисковать своей жизнью, если правительство387 разрешает строить заводы по уничтожению химоружия не только в отсутствие экологически безопасных технологий, но и без приемлемой технической документации — просто по рабочим чертежам? Почему люди должны верить, что государство по-честному разрешит их социальные проблемы, если уже имеется однозначный опыт — оно ни при каких обстоятельствах не платило по счетам тем, кого заставляло делать оружие массового уничтожения в ущерб своему здоровью?
Ответов на все эти вопросы мы не имеем и иметь не будем, пока не научимся не избирать в Государственную Думу таких лиц, как г-н Шенкарев, который много раз продавал интересы тех самых жителей Брянской области, которым предстоят неприятности в связи с будущим уничтожением химоружия.
Проиграв в 1998 году на первом чтении, ВХК пошел по другому пути. Был устроен тайм-аут на два с лишним года.
Ну а уже в новую эпоху в Государственной Думе был совершен подлог — замена проекта закона Государственного Совета Чувашии, прошедшего первое чтение, на правительственный проект, не имевший и отдаленного сходства с первоисточником. В том изуродованном тексте не были предусмотрены никакие льготы и преимущества ни одному новому человеку — все пострадавшие от химоружия были заменены только на тех, кто раньше уже сумел выклянчить у государства звание профбольного.
Этот подложный вариант закона и был выставлен на второе и третье чтения и прошел их через новый — послушный исполнительной власти — состав Государственной Думы без поражений. Принятый ею 11 октября 2000 года федеральный закон был подписан президентом и вступил в силу366.
Остается добавить, что ни парламент Чувашии, ни ее президент (фамилию называть вряд ли стоит) за своих людей не вступились, хотя и располагали серьезными правовыми рычагами. Ну а администрация Волгоградской области — тем более.
Вот так, в процессе принятия закона «О социальной защите…» ВХК и Государственная Дума РФ, пожертвовав интересами тысяч отравленных людей, сэкономили для бюджета немалые деньги. А совершенная ими социальная провокация поставила под вопрос весь процесс химического разоружения — люди, которые отравятся в будущем, уже сейчас знают об уровне ожидающей их «государственной заботы».
6.5. И ЧТО ДАЛЬШЕ?
Итак, первые два закона с муками, но все же появились, правда не в 1992-1993 годах, а в 1997361 и 2000366 годах, соответственно. А вот с остальными дело не заладилось. Правительственные инстанции все время находили способы не вносить на рассмотрение парламентариев проекты обязательных федеральных законов, которые должны были обеспечить компенсации для пострадавших в случае аварий и иных чрезвычайных ситуаций при работах с химоружием, а также о государственном страховании граждан и их собственности от аварий на объектах химоружия.
В 1994 году два важных лица — А.С.Иванов и Ю.И.Исаев, исполнявшие обязанности заместителя председателя конвенциального комитета по вопросам химического и биологического оружия и главного специалиста этого комитета, -разливались соловьем на тему о тех социальных законах, которые необходимо было всенепременно подготовить и принять482. Однако по состоянию на начало 2006 года этих законов нет и их уже не будет. А самодовольные обитатели всей властной вертикали страны делают вид, что ничего не произошло.
В связи с этим не бесполезно указать на безоглядную «гибкость», которую уже многие годы являют широкие слои российского чиновничества вкупе с политологами того же происхождения, особенно когда им удается поговорить подальше от своей хлопотной страны. Так, в книге 1997 года, помимо фамилий Н.И.Калининой и А.Н.Калядина, мы находим и такое заключение: «К наиболее значимым документам нормативно-законодательного характера следует отнести… законопроект «О дополнительных компенсационных выплатах за вред, причиненный воздействием токсичных химикатов здоровью граждан… «, находящийся на этапе согласования с субъектами РФ»470. О том же пишет и многолетний борец за экологическую безопасность В.В.Куценко в книге все того же 1997 года. Он указывает также и на необходимость принятия закона «об обязательном государственном страховании граждан и их собственности от аварий на объектах по хранению и уничтожению химического оружия»472.
А вот, что вышло из-под пера группы лиц, также имеющих отношение к химоружию России (А.А.Пикаев, А.Н.Калядин, Н.И.Калинина, Н.Н.Ковалев). В труде, выданном в свет в 1998 году, они оптимистично заключили: «в настоящее время имеется необходимая правовая основа, позволяющая достигнуть значительного прогресса в реализации российской программы по уничтожению химического оружия»471. И все. Жители, живущие рядом с опасными объектами, могут не беспокоиться — господа говоруны за них уже подумали.
К сожалению, материал настоящей главы не дает оснований для оптимизма. И ниже нам еще придется подробно говорить о том, что к 1 апрелю 2002 года правительство России приняло лишь 13 из 31 нормативного акта, которые были необходимы для реализации уже принятых федеральных законов о химоружии, не говоря уж об отсутствующих619. И обнаружило это контрольное управление лица, которое имеет отношение и к химоружию, и к охране прав граждан страны, — президента России.
СПРАШИВАЙТЕ — ОТВЕЧАЕМ (2001 год):
«А.А.Фоминых: Какова судьба третьего законопроекта, касающегося нашей разработки совместно с федеральным центром и регионами о компенсационных выплатах за вред, причиненный воздействием токсичных химикатов..?
Н.И.Калинина: Этот закон в правительство не поступал. Но юридически все инстанции, начиная с Института сравнительного правоведения и законодательства и заканчивая Минюстом, утверждают, что такого закона не должно быть.»494
Однако такими «гибкими» оказались далеко не все. Когда 15 марта 2001 года в МВК по экологической безопасности СБ РФ в очередной раз обсуждалась проблематика химического разоружения, было констатировано, что «необходима разработка и внесение на рассмотрение в правительство РФ проекта закона «О компенсационных выплатах за вред, причиненный однократным воздействием токсичных химикатов, относящихся к химическому оружию, жизни и здоровью граждан, вследствие чрезвычайной ситуации, возникшей при проведении работ по хранению, перевозке и уничтожению химического оружия»375.
Совершенно ясно, что без третьего и четвертого законов вообще было нельзя начинать какие бы то ни было работы с химоружием, включая хранение. Тем более власти страны в принципе не имели права начинать уничтожение люизита-иприта в Горном и Камбарке, фосгена в Плановом-Щучьем, советского V-газа в Мирном-Марадыковском в отсутствие этих законов. Ведь именно с их помощью должны определяться выплаты за вред, причиненный воздействием ОВ здоровью граждан, имущественным интересам физических и юридических лиц из-за чрезвычайных ситуаций, возникших при работах по хранению, перевозке и уничтожению химоружия.
Тем не менее ликвидация ОВ в Горном уже закончена.
«Побираться надо с достоинством».
Михаил Швыдкой, деятель культуры России
Дата: 2019-07-31, просмотров: 195.