Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Одной из ярких страниц истории Сибири, в контексте её завоевания и освоения является организация в регионе пашенного дела. Проблема земледельческого освоения Зауралья: численности хлебопашцев, хозяйственных занятий, повинностей, особенностей быта и сознания сибирских крестьян впервые затрагивается в дорожных дневниках учёных-путешественников ХVIII в. И. Лепёхина, И. Гмелина, П. Палласа, И. Фалька.
Профессиональные основы изучения аграрного вопроса в Сибири и его составляющих были заложены изысканиями П.А. Словцова, провозгласившего тезис о медленном утверждении землепашества за Уралом. Словцов полагал, что в условиях жёсткого государственного администрирования и преобладания казённых интересов к колонизуемому региону, сибирское земледелие на долгие годы было обречено выполнять вспомогательные функции, решало сиюминутные задачи «прокормления» служилого элемента. Так же, П.А. Словцов считал, что росту земледелия в Сибири препятствовали ограниченный характер торговли и зачаточное состояние местной промышленности.
О специфике развития сельского хозяйства в Сибири достаточно подробно повествуется в публицистических трудах и научных статьях идеологов «сибирского регионализма». Так, А.П. Щаповым была сформулирована концепция о складывании за Уралом своеобразного «народно-областного типа» сибиряка-крестьянина. С.С. Шашков, развивая данную доктрину, находил, что развитие сельского хозяйства в крае подрывало нравственные устои сибирского общества, поскольку становление земледелия в Сибири происходило за счёт ущемления экономических и социальных прав коренного населения.
Противоположных взглядов на факт земледельческого освоения Зауралья придерживался Н.М. Ядринцев. Виднейший публицист и общественный деятель считал, что именно благодаря земледелию, русское крестьянство получило реальную возможность добиться экономического успеха, что подтверждалось, в частности, более высоким уровнем жизни сибирского землепашца, в сравнении с аналогичными параметрами у выходцев из европейской части страны. Кроме того, Н.М. Ядринцевым была зафиксирована исходная хронологическая граница начала сибирской пашни, датируемая 1590 г.
Вопросам хозяйственной жизни сибирского крестьянства, семейных отношений, верований, обрядов, фольклора, основанных на обработке собранного экспедиционным путём материалов, были посвещены работы Г.Н. Потанина.
Вопросами состояния и экономической эволюции сибирского земледельческого сектора, характера и способов заселения Сибири, крестьянского быта, во второй половине ХIХ в. предметно занимались такие исследователи, как Н.Н. Козьмин, В.И. Семевский, Д.Н. Беликов, П.Н. Буцинский. В их работах был представлен обширный фактический материал по истории сибирского земледелия в конце ХVI – первой половине ХIХ вв., что создавало условия для исследовательской деятельности последующим поколениям историков.
В советский период историографии вопроса о становлении и развитии сибирского земледелия, исследователи концентрировали своё внимание главным образом на хозяйственно-экономических сюжетах истории этой отрасли. В то же время, специалисты в области сибиреведения, несмотря на серьёзные идеологические барьеры, пытались выйти за пределы предначертанных идеологией рамок, обнаруживая известное разнообразие факторов, определявших процесс развития земледелия за Уралом. Так, наличие предпринимательского начала в сибирском земледелии было отмечено С.В. Бахрушиным, обстоятельства генезиса сибирской земледельческой экономики и общины убедительно показали В.И. Шунков (им же были определены территориальные рамки земледелия за Уралом), Ф.Г. Сафронов, А.А. Преображенский, А.Д. Колесников, В.А. Александров, З.Я. Бояршинова, М.М. Громыко и др.
Известно, что в стартовый период колонизации края, население группировалось либо в малопригодных для земледелия районах, либо в местах совершенно недоступных для сельскохозяйственных занятий. Лишь в южных лесостепных районах Сибири было достаточно условий для землепашества. Именно там и возникли первые пашенные очаги. Следует отметить, что первые «насельники» сибирского края – военные люди и духовенство, находились в Сибири на полном государственном иждивении, питаясь хлебом, ввозимым из европейской части страны. Хлеб завозился в Сибирь в виде поставки черносошными крестьянами «сошных запасов» из Перми, Соли Камской, Кайгородка, Вятки, Устюга, Чердыни.
В конце 80-х – начале 90-х гг. ХVI в. правительство предпринимает первые попытки по созданию хлебопашества в Сибири силами русского и местного населения. Воеводы Тобольска, Тюмени, Пелыма пытались произвести учёт местных земледельцев (манси, татар) и обложить их хлебным оброком взамен уплаты ясака пушниной. Однако эти меры оказались неэффективными. Инородцы, обложенные хлебными сборами, подавали в воеводские правления челобитные, в которых просили перевести их в прежнее положение, так как земледелие «им не за обычай».
В конечном счёте, было решено развивать хлебопашество в крае силами русских переселенцев. В известной степени, принятию данного решения способствовало и постоянное расширение географического ареала русской колонизации. Уже в конце ХVI столетия, принятие властями оперативных мер по созданию в крае пашенного земледелия и привлечения к нему профессиональных землепашцев стало жизненно необходимым делом.
Самое раннее упоминание о распашке земли в регионе относится как раз к концу ХVI в. Это были пашни тюменских, пелымских и верхотурских деревень, расположенных по реке Тура. Первыми русскими крестьянами в Сибири стали «переведенцы» (30 семей) из Сольвычегодского уезда 1590 г. В 1592 г. в Зауралье прибыли крестьяне из Перми и Вятки, в 1600 г. – из Казани. По «дозору» 1623 г. в Сибири насчитывалось: 41 деревня служилых людей, 17 деревень посадских, 24 деревни пашенных крестьян и 8 деревень ямщиков. К 1645 г. в Пелымском уезде было зафиксировано 56 крестьянских семей, обрабатывавших 66 десятин государевой пашни. В основу организации государевой пашни был положен опыт южно-российских пограничных городов, где выделяли особые пахотные поля для прокормления «рутных» людей. Следует сказать, что процесс организации государевой пашни в Сибири был сопряжён со значительными трудностями, что выражалось, прежде всего, в недостатке крестьян и отсутствии земледельческих навыков у коренного населения. Лишь с появлением вольных крестьян-переселенцев из России появилась реальная возможность обработки государевой пашни и решения продовольственных задач.
К концу ХVI в., когда был открыт сухопутный путь через Верхотурье, ключевым районом земледелия стал Туринский острог. Сюда из Казани было переведено 55 крестьянских семей и ещё 6 семей ямщиков с условием организации пашенного хозяйства. Крестьянам выделялись участки земли с 2-3 - годичным освобождением от тягловых обязательств. Первые поселенцы-землепашцы получали ссуды (возвратные) и подмоги (безвозвратные) деньгами, скотом и прочим имуществом, что позволило им создать достаточно прочные хозяйства. По окончании льготного периода земледельцы были обязаны обрабатывать не только свой надел, но и участок государевой пашни, который формировался пропорционально его земельному участку. Крестьяне были обязаны пахать, сеять, убирать урожай, свозить его в государственные амбары.
В виду того, что с началом сибирского земледелия в основе крестьянского землепользования лежал принцип простого фактического завладения (пахать там, где «соха и коса ходит»), воеводы, борясь с практикой самовольных захватов, в скором времени отменили устоявшийся порядок определения объёма крестьянских работ на государевой пашне. Вольное земледелие стало ограничиваться «десятинной пашней». Это означало, что крестьянин был обязан обрабатывать 1 десятину 250 саженей государевой пашни, независимо от размеров своего земельного владения. Категория данных крестьян получила название пашенных.
В деревни, где сосредотачивалось пашенное крестьянство, власти назначали приказчиков, в обязанности которых входила забота о государственной прибыли. В связи с этим, приказчик выступал как организатор крестьянских работ и надсмотрщик за результатами труда хлебороба.
Однако, земельный простор и обширность колонизационного фонда позволяла властям сочетать десятинную пашню с хлебным оброком, когда часть крестьянского урожая сдавалась в государственные амбары. По мнению многих исследователей, подобная мера была наиболее популярна среди свободолюбивого (пришедшего с русского севера) сельского населения и в конечном итоге возобладавшая в Сибири.
На рубеже ХVII – ХVIII вв., когда потребность в хлебе для населения была в основном удовлетворена, с крестьян, поселившихся на новых землях, стали брать не хлебный, а денежный оброк. Объяснялось это главным образом тем, что старые десятинные пашни выпахались и урожаи были низкими. Назначение денежного оброка ещё более освобождало крестьян. Приказчики теперь не вмешивались в хозяйство крестьянина, а последний мог «вырабатывать» оброк продажей хлеба, скота, промысловой деятельностью, что значительно способствовало расширению спектра хозяйственных занятий крестьянина. Количество денежно-оброчных крестьян стабильно увеличивалось. Только в Тобольском уезде к началу ХVIII в. таковых насчитывалось порядка 40 % от общего числа хлебопашцев[87].
В период к конца ХVI – до начала ХIХ вв. происходило постепенное расширение географической зоны сибирского земледелия, формировались основные районы хлебопашества. Если в конце ХVI в. русский крестьянин начал пахать на самом западе Сибири, то начиная с середины ХVII в. русские пашни были уже на Лене и Амуре, а в начале ХVIII в. – на Камчатке. Таким образом, за одно столетие «русская соха пропахала борозду от Урала до Камчатки»[88]. Пашни шли вдоль основного пути продвижения русских с запада на восток по водной дороге, связывавшей великие сибирские реки: Обь, Енисей, Лену, Амур.
Именно по этому пути сложились основные земледельческие районы Сибири в ХVII столетии. Наиболее значительным из них являлся Верхотурско-Тобольский район, где в ХVII – ХVIII вв. концентрировалась основная масса крестьян-землепашцев (75% крестьянских дворов Верхотурского, Тюменского, Туринского и Тобольского уездов). В этом районе, раньше чем где бы то ни было в Западной Сибири, наблюдался отход земледельческого населения от основной транспортной линии с целью обосноваться в «угожих», пашенных местах. Уже в начале ХVII в. крестьяне этого района начинают пахать на р. Нице, затем по рекам Пышме, Исети, Миассу, Вагаю и Ишиму. По изысканиям специалистов, к концу ХVII в. здесь образовалось порядка 80 деревень, в которых проживало более 8 280 крестьянских семей. Центр Верхотурско-Тобольского земледельческого района располагался по притокам Тобола – река Туре и Исети, а крайняя южная граница ХVII в. проходила около Кургана (Царёво городище). Названный район был главным центром сибирского земледелия, а хлеб отсюда вывозили дальше на восток, где земледелия не было, или земледельческие районы только начинали формироваться.
Вторым по значимости хлебопашенным районом Зауралья являлся Томско-Кузнецкий регион. Он занимал пространство вдоль р. Томь, а земледельческое население группировалось вокруг Томска. Расположение района в стороне от эпицентра колонизации (главной дороги из Тобольска на Енисей и Лену) определило и его специфику: здесь собственно крестьянства практически не было и воеводы вместо выдачи служилым людям хлебного жалованья стали наделять их земельными участками. В результате, к концу ХVII в. 40 % служилых людей Томского уезда «сидели» на пашне и их в роль в земледельческом освоении территории района была весьма заметной. Только к началу ХVIII столетия Томско-Кузнецкий район стал удовлетворять собственные потребности в хлебе. Непосредственно в земледелии было задействовано порядка 1 800 домохозяев.
Третий земледельческий район сформировался в радиусе Енисейского острога на Ангаре и в Приангарье. В его состав входили Енисейский, Красноярский, Илимский, Братский и Иркутский уезды. Тайга и условия горной местности заставляли хлебопашцев распахивать земли в долинах рек, не углубляясь в тайгу. В связи с этим, селения тянулись редкой цепочкой вдоль речных артерий. В середине ХVII в. Енисейский район удовлетворял лишь внутренние потребности в хлебной продукции. В его границах насчитывалось 2 500 дворохозяев.
Ленский земледельческий район располагался в верховьях реки Лена. Местности в его границах были мало пригодны для пашни, но необходимость обеспечения хлебом служилых людей и отдалённые местности (Якутию) заставляли местных воевод принимать меры по организации земледелия. Известно, что первый опыт распашки пашни здесь принадлежал экспедиционному отряду Ерофея Хабарова. Район обеспечивал себя хлебом частично, компенсируя недостачу за счёт Верхотурско-Тобольского и Енисейского зерновых центров Сибири. В бассейне Лены земледелием занималось всего 600 дворохозяев.
Пятый земледельческий район, Забайкало-Амурский, также как и Ленский имел только местное значение. Образовался он в середине ХVII в. вокруг Забайкальских острогов. Наиболее известным эпизодом забайкальско-амурского земледелия являлось освоение русскими приамурских земель от Нерчинска до Албазина и устья реки Зеи. Поход Ерофея Хабарова и распространения известий о богатстве Даурии, создали условия для привлечения в этот район русских переселенцев. Албазинский острог имел вполне реальные шансы стать одним из значимых центров русского земледелия за Уралом, однако осложнение внешнеполитической ситуации и агрессия со стороны Китая приостановили переселения крестьян. В итоге, пашни в Забайкало-Амурском районе сосредотачивались вокруг Нерчинска, вследствие чего район имел только местное значение (земледельческого населения – 200-250 дворов).
Таким образом, в Сибири к началу ХVII в. насчитывалось свыше 13 000 дворохозяев-хлебопашцев (около 60 % к общему количеству русских семей в Зауралье). Русское население края в указанный период могло в основном обходиться произведённой хлебной продукции без поставок из европейской части страны. С 1685 г. обязательное поступление в Сибирь хлеба на жалованье служилым людям было прекращено.
Переселившиеся из Европейской России хлеборобы приносили в Зауралье традиционные приёмы обработки земли, которые, с учётом местных природно-климатических условий либо видоизменялись и совершенствовались, либо исключались из земледельческой практики. В этой ситуации происходило накопление крестьянами не только позитивного, но и негативного опыта, следствием чего являлось определение ими тех мест региона, где занятие земледелием было невозможным. На вновь заведённых в Зауралье пашнях хлеборобы сразу начали проводить опыты по определению средней урожайности, качества земельных угодий. Быть «опытником» заставляли, прежде всего, обстоятельства природно-климатического характера, которые при отсутствии у крестьян систематических агрономических знаний выступали в качестве главного фактора, лимитирующего экономические достижения хозяйств в земледельческой сфере.
Говоря о климате Сибири, как статистическом ансамбле метеорологических характеристик, необходимо подчеркнуть его зональный характер, что предопределило различную степень экстремальности климатических проявлений в обширных территориальных параметрах колонизуемого региона. Северная граница сибирского хлебопашества определялась в основном зоной распространения вечной мерзлоты, южная (относительно благоприятная) зависела от внешнеполитической обстановки, являлась крайне неустойчивой.
Кроме того, земледельческие районы Сибири были освоены неравномерно. Плотность их заселения была обратно пропорциональна степени удаления от Урала. Во многом это объясняется природно-климатической спецификой различных районов края: по мере приближения к Тихому океану количество пригодной для хлебопашества земли уменьшалось, а температурный режим становился жёстче. По констатации В.В. Покшишевского, в Восточной Сибири «надо удивляться не слабому развитию «пашенного дела», но тому, что оно всё же возникало»[89].
При организации пашни в Сибири, знаковую роль играли и универсальные климатические характеристики, свойственные Зауралью. Переход от Восточно-Европейской к Западно-Сибирской равнине, характеризовался ужесточением погодных условий, особенно в зимние и переходные сезоны. Именно эти отклонения и определяли специфику сибирского климата. К числу таковых относились: значительные внутримесячные и сезонные температурные амплитуды, дефицит осадков и неравномерное их распределение по территориям и сезонам года. Обычным явлением для сибирского региона были возвраты холодов в периоды начала вегетации растений, а также ранние (августовские и даже июльские) заморозки, что значительно корректировало сроки посевных и уборочных работ, требовало от землепашца внимания и наблюдательности. Неблагоприятные климатические условия, связанные главным образом с флуктуациями температур, спецификой выпадения и распределения осадков, естественным образом ограничивали возможности земледельческих районов Сибири. Выше уже говорилось о том, что даже располагавшиеся в относительно благоприятных географических условиях Верхотурско-Тобольский и Томско-Кузнецкий районы были самодостаточными (потребительскими) с точки зрения производства хлебной продукции. Производимые излишки зерновых было чрезвычайно трудно собрать и сохранить из-за проливных осенних дождей, а также отсутствия условий для хранения и транспортировки хлебов.
Условия сибирского климата оказывали непосредственное влияние на характер почв в регионе. Почвенный покров в Сибири отличался значительным своеобразием. Сибирским почвам было свойственно отсутствие выраженной зональности, а также «островной» характер распространения чернозёмов, наиболее приспособленных для земледельческой обработки. Плодородные свойства сибирских земель определялись, главным образом, географическими и климатическими агентами влияния: рельефом местности, наличием естественных водных ресурсов, атмосферным орошением. Все эти факторы оказывались решающими в хозяйственной деятельности новопоселенцев, вынужденных путём проб и ошибок адаптировать свои хозяйства к реальностям природно-климатических условий осваиваемого края. Так, уже в ХVII столетии крестьяне определили, что качество сибирских почв может быть разнообразно даже в пределах небольшой территории. Поэтому, сибирский крестьянин никогда не сеял в одном месте, а предпочитал разбрасывать посевные площади в границах округи, дробить запашку, что спасало ещё и от градобитий. Проведение таких опытов стало возможно благодаря земельному простору и продолжалось в течении ХVIII – первой половины ХIХ вв.
К разряду опытнической деятельности сибирского крестьянина следует также отнести выбор места под пашню, доминирование тех или иных зерновых культур, распространение и трансформации земледельческих систем и технологий.
Выбор места под пашню являлся первым шагом в земледельческой деятельности сибирских поселенцев-крестьян. При выборе места учитывались такие характеристики, как близость воды, наличие пустошей, рельеф, метеорологические условия, плодородие почв. О пригодной для выращивания хлеба земле говорили - «добрая». «Досмотрев» «добрую» землю, крестьяне обращались в воеводские избы с просьбой об отводе им пригодных участков. Крестьянские наблюдения, в частности, подсказывали, что если к началу или середине лета не вся земля оттаивала, то производить посевы в этих местах бессмысленно. Кроме того, под пашню земледельцы старались выбирать свободные земли, не принадлежащие аборигенам. Земли обычно присматривались в непосредственной близости к рекам, ручьям, озёрам, что давало возможность строить мельницы. При этом в расчёт принималось и такое обстоятельство, как достаток, но не переизбыток воды, что могло привести к подтоплению пашни.
Обустройство в границах выбранного места влекло за собой определение крестьянином культур, предназначенных под посев. В этой ситуации, также порукой для земледельца становился опытный путь. В организации пашенного хозяйства и выборе посевных культур русский крестьянин в Сибири ориентировался на комплекс традиций, сформировавшихся в местах предыдущего проживания, воспринятых у предшествующих поколений. Вместе с тем, конкретные природно-климатические условия Зауралья вносили объективные коррективы в процесс использования тех или иных сельскохозяйственных культур. В Сибирь, крестьяне-новопоселенцы принесли все известные им семена: рожь, овёс, ячмень, пшеницу, горох, гречиху, просо.
С начала ХVII в. и вплоть до середины ХIХ столетия основной зерновой культурой в крае являлась рожь. В условиях Сибири сформировался местный экотип «зимостойкой» ржи, о которой местные хлеборобы говорили: «…как пшеницу матушку не назови: Белотурка, Кубанка, Гирка, а всё же рожь поименитее будет, даром, что у неё одно имечко…». Действительно, в условиях континентального климата рожь (яровая и особенно озимая) являлась наиболее надёжной культурой, как с точки зрения процесса вегетации, так и с позиций продуктивности. У ржи был наиболее короткий период вызревания, что давало крестьянам больше времени на её уборку с полей (с 1 августа по 15 сентября). Данная культура не требовала регулярной прополки и хорошо справлялась с сорняками, что в условиях сибирской нови, где крестьянам приходилось «не столько пахать, сколько «гоить» почву, было очень важно. Рожь являлась наиболее выгодной в хозяйстве зерновой культурой, т.к. давала гарантированные урожаи при минимуме трудовых затрат, долго не портилась в условиях бытового хранения. Кроме того, после озимой ржи почва была практически идеально подготовлена для посева разнообразных зерновых культур.
Пшеница, вторая по значимости зерновая культура в Сибири, получила распространение за Уралом позднее ржи. Известно, что на первых пашнях, организованных вокруг Тобольска посевов пшеницы не было. Однако, в до русской Сибири, ещё в первой половине ХVI в. татары культивировали полбу – плёнчатую пшеницу («татарский хлеб»). Этот факт был зафиксирован Ермаком в годы его сибирского похода. Сибирские сорта пшеницы появились в результате гибридизации и временной селекции татарских и российских её сортов. Наиболее популярным в Сибири сортом считалась Кубанка, так как на родине (Кубани) она разводилась в районах с относительно прохладным летом и на слабых чернозёмах. Озимая пшеница получила широкое распространение на южных чернозёмах, где высевались такие её сорта, как скороспелая Усанка, а также Гирка – стойкая к заморозкам и туманам. Пшеница, входившая в круг основных потребностей крестьянина, обладала в обстоятельствах Сибири как достоинствами (лучше всего всходила на «нови»), так и очевидными недостатками: земли, занятые под этой культурой требовали регулярной и глубокой вспашки, что в местных природно-климатических условиях было делом затруднительным.
Овёс в Зауралье культивировался до конца ХVI в. татарами. Русские стали сеять его одновременно с оформлением основных земледельческих центров и становлением пашенного хозяйства в начале ХVII в. Так как в европейской части страны овёс был второй по продуктивности (после ржи) зерновой культурой, то и в Сибири его на первых порах старались активно использовать. Действительно, овёс отличался неприхотливостью и хорошо рос на «безнавозных» землях, густо сеялся и отличался стабильной урожайностью. Русские землепашцы, обращая внимание на продолжительность вегетационного периода овса, говорили: «Сей овёс в грязь, будешь князь»[90]. Однако в местных сибирских условиях, для которых были характерны частые возвраты холодов, заморозки на почве, привычка сеять овёс раньше других культур приводила к его низкой урожайности.
Помимо названных культур широкое распространение на сибирских землях получили ячмень (главная культура дорусской Сибири), просо, гречиха, бобовые. С 1776 г. в регионе начинают культивировать картофель, семена которого привезли в Сибирь и впервые высадили в границах Тобольска ссыльные из Запорожья. На сибирских полях также высаживались технические культуры (конопля, лён) и крапива.
По свидетельству источников и изысканиям исследователей сибирское земледелие с точки зрения состава культур в ХVII столетии было в целом таким же, как в средней и северной полосе России. Не случайно, что в Сибирском приказе отмечали, что в Сибири пашут «не против русского обычая»[91].
Некоторая общность с европейскими территориями страны наблюдалась и в отношении приёмов полеводства, характеризовавшихся в Сибири, как и в местах выхода крестьян, крайней пестротой. Однако, следует отметить, что процесс складывания земледельческих систем и технологий в Зауралье отличался и некоторыми специфическими чертами, что определялось характером заселения и земледельческого освоения Сибири.
В ХVI – ХVII вв. в ходе стартового этапа освоения Зауралья земледелие развивалось главным образом в таёжной зоне и лишь местами проникало в более плодородную лесостепь. Пашню в ранние периоды земледельческой колонизации первыми заводили небольшие по численному составу крестьянские семьи из Перми, Вятки, с русского севера. Им приходилось распахивать целинные участки, но, поскольку заселённость края была невысокой, расчистка пашни из-под леса чаще всего была малопродуктивной. Во многом поэтому, сибирская пашня зарождалась на больших полянах (еланях), а первые сельские поселения были небольшими и располагались близко друг к другу. Кроме еланей находились «дикие», «ничейные» земли в долинах сибирских рек, где возникали заимки (дословно – занятый под хозяйство участок земли), постепенно укрупнявшиеся и трансформировавшиеся в деревни, сёла и слободы. Таким образом, начало «пашенного дела» требовала от земледельцев больших трудовых затрат. Чтобы основать населённый пункт, необходимо было отыскать подходящую елань, расширить её, вырубить лес, выкорчевать пни и кустарники, подготовить пашню и поставить дом. В связи с данным обстоятельством, хозяйство первых сибирских землепашцев имело «складнический» характер, а крестьяне создавали для выполнения работ различные по формам сообщества.
Тот факт, что сибирское земледелие начиналось в свободных от леса еланях и пустошах, где подсечно-огневая практика являлась малоэффективной, в первые годы освоения земель, крестьяне обращались к традиционной в Европейской России системе трёхполья. Однако в скором времени многие из хлебопашцев воочию убедились в её неэффективности. Особенностью сибирского хлебопашества являлось то, что новопоселенцы в массе своей приходили из районов, в которых скотоводство фактически отсутствовало или было не развитым. Поэтому навозное удобрение на сибирских землях практически не применялось, а если и использовалось, то исключительно в опытнических целях, не регулярно. В Москву поступали сообщения, что в Сибири, «где на выпашную землю навоз и вывезут, и на той земле хлеб родится плох, побивает травою»[92]. Подобного рода сообщениями пестрят актовые документы ХVII в.: «пашня худа, да хлеб не родится» (1603 г.); архиепископ Сибири Симон сообщал: «в Софийских слободах учинился недород, пашенные земли выпахались»[93].
Альтернативой традиционному русскому трёхполью в Сибири, где вплоть до середины ХIХ в. имелся обширный фонд не занятых земельных площадей, были двухполье и перелог. Неудобство двухполья заключалось в том, что крестьяне оставляли незасеянными после распашки около ½ своей земли, что заставляло их переходить к переложной системе. В этом случае землю «выпахивали», засевая её несколько лет подряд одной и той же культурой, а затем бросали на срок от 8 до 15 лет в «залежь» для восстановления плодородия.
В целом, вопрос о преобладании той или иной земледельческой системе в Сибири не может быть решён однозначно. В выборе крестьянином модели полеводства доминировал порайонный принцип: в местах раннего расселения и таёжной полосе преобладала паровая система в сочетании с перелогом; на вновь осваиваемых в течении ХVII – ХVIII вв. землях (лес, лесостепь, степь) складывалась залежная система.
Движение в Сибири систем земледелия от трёхполья, считавшегося в ХVI – ХVII вв. наиболее передовым к двухполью и перелогу часто трактовалось исследователями как регресс. В то же время, необходимо признать, что каждая система земледелия определяется, прежде всего, условиями, в которых оказался земледелец. Приёмы полеводства, выработанные в ХVII в. крестьянами Зауралья на эмпирической основе в сибирских условиях долгое время были наиболее целесообразными. Об этом косвенно свидетельствуют и технологические модели адаптивного поведения крестьян в обстоятельствах пестроты почвенных условий и разнообразных климатических явлений в регионе.
Так, при организации пашни, крестьянин должен был учитывать характер местности и её климатические условия. Поэтому в северных и восточных (горных) районах осваивались чаще всего высокие места, где было достаточно солнца и растения не страдали от ранних заморозков (инеев), случавшихся в низинах. Об этом очень доходчиво писал профессиональный агроном В.Н. Шерстобоев: «В Ангаро-Илимском крае…под пашню выбирались преимущественно южные или юго-восточные склоны…Спускаться к самой подошве препятствовали ранние осенние и поздние весенние заморозки…»[94].
В южной земледельческой полосе (лесостепь и степь), где преобладали открытые равнинные участки, крестьяне стремились отыскать увалы и сеять на их северных склонах. Делалось это для того, чтобы солнце меньше жгло, и снег медленнее сходил весной.
Свойства рельефа также учитывались крестьянами в сельскохозяйственной деятельности. Землепашцы старались выбирать равнинные участки, где лучше задерживалась влага, что в условиях дефицита осадков было крайне важным. И наконец, для обеспечения стабильной урожайности определяющую роль играло наличие леса и расположение пашни по отношению к нему. Лес выполнял функцию снегозадержателя, защищал посевы от выдувания, позволял накапливать необходимую влагу на полях. Наличие лесной растительности, таким образом, не только создавало трудности для крестьянина, ведущего хозяйство в таёжной зоне, но и гарантировало ему не всегда высокие, но постоянные урожаи.
Опытническая деятельность крестьян, обнаружение ими адекватных систем земледелия, разумного сочетания и чередования сельскохозяйственных культур, а также целесообразных в конкретных природно-климатических условиях технологий, на практике означало завершение важного этапа в русской колонизации восточной окраины страны. К концу ХVII в. из 20 сибирских уездов только 3 – Берёзовский, Сургутский и Мангазейский – оставались «непашенными», остальные имели возделанные поля и прочную основу для развития сельского хозяйства в будущем.
Контрольные вопросы и задания
Лекция 7. Промышленность и торговля Сибири в ХVII – первой половине ХIХ вв.
Детальные характеристики состояния промышленности и торговли Сибири в исторической ретроспективе, впервые встречаются в записках путешественников первой половины ХVIII в. (И. Гмелин, С. Крашенинников, И. Лепёхин, И. Фальк), выполненных в дневниковой манере.
В дальнейшем, накопление сведений о колонизуемом регионе, позволило исследователям перейти как к обобщению собранных материалов, так и к их детализации. Во второй половине столетия, благодаря усилиям Г.Ф. Миллера по изучению сибирских городов, появилась реальная перспектива не только выявления военно-административных задач, стоявших тогда перед городами, но и оценки их торгово-промышленных функций. Применительно к периоду ХVIII – первой половины ХIХ вв. данная тенденция наиболее рельефно оказалась запечатлена в трудах В.Н. Татищева, И.К. Кириллова, М.Д. Чулкова, А.Н. Радищева, П.А. Словцова, Ю.А. Гагемейстера, введших в научный оборот обширный пласт источников законодательного, делопроизводственного и статистического характера, проливавших свет на генезис местной промышленности, а также условия и решающие факторы становления и эволюции сибирской торговли.
Развитие историографии сибирской промышленности в середине ХIХ – начале ХХ вв. в контексте колонизации, непосредственно связано с трудами краеведов, сибирских просветителей-энциклопедистов – Н.М. Ядринцева и Г.Н. Потанина, собравших богатейший материал по истории и перспективам развития кустарных промыслов, рассматриваемых названными авторами в качестве фундамента для возникновения местной промышленности.
Отдельной страницой в изучении проблем сибирской промышленности и торговли можно считать труды, посвещённые становлению горнозаводской кабинетской промышленности Алтая Н.М. Зобнин), а также процесса формирования сибирской буржуазии (В.А. Ватин).
В советский и современный периоды историографии, сюжеты, относящиеся к вопросам истории промыслов, промышленности и торговли, оставались важным фрагментом осмысления хода и результатов колонизационного освоения Сибири. В разные годы к этим темам обращались С.В. Бахрушин, О.Н. Вилков, А.А. Преображенский, Хролёнок С.Ф. и др. Тематическое разнообразие рассматриваемых вопросов, к числу которых относились проблемы торговых связей городов, состава населения и хозяйственные занятия, сравнения социально-экономических явлений в Сибири и европейской части России, позволило авторам сделать плодотворный вывод, сообразно с которым процессы становления промышленности и торговли за Уралом характеризовались медленными темпами. Специфическими чертами индустриального становления края стало преобладание добывающей промышленности над обрабатывающей, а также аграрный характер развития сибирских городов.
Включение в ХVII столетии в хозяйственный оборот России практически всей территории Северной Азии, осуществлялось преимущественно путём промысловой колонизации. Не умаляя значения описанного выше процесса земледельческого освоения края, нельзя не признать, что приоритетными задачами Московского государства в исследуемый период являлось обнаружение и эксплуатация природных богатств Зауралья, особенно к востоку от Енисея.
Первые русские поселенцы, оседавшие в регионе, расселялись по берегам рек, выполнявших не только роль транспортных коммуникаций, но и дававших важнейший источник существования – рыбу. Приречные территории, как правило, отдавались в пользование хлебопашцам, но междуречья осваивались охотниками за пушным зверем – промышленниками. Статистика ХVII в., констатирует факт численного преобладания в этот период служилых людей и крестьян над людьми промышленными. Однако отдельные районы (Енисейский край, Якутия, Мангазейский уезд) специализировались исключительно в промысловых занятиях.
Развитие промыслов в Зауралье, ставших впоследствии своеобразной базой для становления местной промышленности, началось задолго до присоединения Сибири к России. Так, например, поморы Европейского Севера освоили путь через Югорский шар на берега Карского моря, где охотились и промышляли морского зверя, осваивали пушные богатства тундры, прилегавшей к Обской и Тазовской губам. С включением края в состав России промысловики прошли дальше на восток к нижнему течению Енисея и его притокам, осваивали в промысловом отношении бассейн Лены и других рек Восточной Сибири.
В процессе вольно-народной и государственной промысловой колонизации региона, «вырисовывались» контуры организации индивидуальной и коллективной промысловой деятельности.
К началу ХVII столетия в крае сложились первые формы организации промышленных занятий – артели и «ватаги». Объединение промышленников в артели объяснялось дальностью и неимоверной трудностью путей к промысловым угодьям, а также выгодами организации совместных зимовок. «Застрельщиками» создания артелей и «ватаг» выступали торговые люди из Соль-Вычегодска и Устюга. Артели, представляли собой объединения «покрученников» (работников по найму), которые снабжались средствами передвижения, продовольствием, орудиями охоты и рыбной ловли. «Покрученник» попадал в зависимость от нанимателя, выполнял его поручения и отдавал ему 2/3 добытой продукции. Ватаги состояли из добровольных пайщиков, которые организовывали совместный промысел, деля впоследствии добычу по паям, т.е. сообразно своему вкладу в предприятие.
Основными видами промыслов в ХVII – первой половине ХIХ вв. являлись охота и рыболовство. Высокие доходы от этих отраслей объяснялись богатейшими потенциальными возможностями, предоставляемыми сибирской природой. Выдающийся исследователь Сибири, Н.М. Ядринцев писал, что «при завоевании Сибири русские люди встретили девственные леса и мало тронутые охотничьи угодья. Соболь ещё водился в Западной Сибири, и Берёзовский округ, как и лесная полоса, давали его в обилии. Марал, или благородный олень, был в Тарском округе и населял Алтай…, степь изобиловала горностаем…Белка водилась в огромном количестве, она собиралась миллионами…Зайцы и заячья шкура шла из Сибири за границу, лисьи меха, бобёр, песец и ценные меха молодых оленей пыжиков также шли в большом количестве из Сибири…»[95]. Столь же красноречивы ретроспективные описания Н.М. Ядринцевым речных, озёрных и морских богатств Зауралья: «Огромные реки Сибири…, также прибрежья Северного и Восточного океанов представили рыбные богатства и развили в разных частях рыбные промыслы…Рыбы такое было изобилие в этих местах, что она тысячами погибала и дохла, когда рыбопромышленники делали запруды и загораживали выход ей из притоков…Сыздавна славилась сибирская нельма, муксун, огромные осетры, щуки, налимы, караси чудовищного веса (по 3 и 4 в пуде)…Сибирские озёра, как Чаны, Байкал…также славились рыбой…Очевидцы и путешественники свидетельствуют, что рыба здесь идёт иногда сплошными массами, так что её хребты выставляются на поверхности…, иногда рыба заскакивает в лодки (!)»[96].
Природно-ресурсный потенциал Сибири определил приоритет в промысловой деятельности местного русского населения охоты и рыболовства.
Охотничий промысел начинался в октябре-ноябре, а заканчивался в марте. В другие месяцы года, когда качество меха было низким, промышленники занимались устройством зимовий и пополнением продовольственных запасов. С началом промыслового сезона большая артель делилась на мелкие группы и расходилась по охотничьим угодьям. «Промышляли» в Сибири ХVII – ХVIII вв. почти исключительно соболя; изредка добывали чернобурых лис: менее ценные меха не окупали промысловых расходов охотников-профессионалов. В отличие от коренного населения, охотившегося на пушного зверя с помощью примитивных луков, русские располагали совершенными по тем временам орудиями охоты: «кулёмами» (ловушки давящего действия с приманкой) и «обмётами» (сетями), что позволяло вести промысел с наивысшей результативностью. Ранней весной промышленники съезжались в свои зимовья, где делили добытые за сезон меха, расплачивались с хозяевами, выделывали и разбирали пушнину. Доходность от пушнины и её высокая ликвидность делали этот товар основным предметом сибирской торговли и импорта. Русские купцы в ХVII – ХVIII вв. наживали на пушнине огромные состояния. Пушной товар оставался одним из источников торговли и казённого сбора вплоть до первой четверти ХIХ в.
В то же время, не следует считать, что эксплуатация пушнины целиком и полностью была прерогативой промышленников. Известно, что кроме людей, для которых пушной промысел являлся основным, к охоте обращались посадские и служилые люди, а также крестьяне. Охота вообще была существенным источником пополнения припасов для личного потребления, в особенности это касалось крестьян-новосёлов, которым занятие промыслом давало возможность накопить первоначальный капитал для приобретения сельскохозяйственных орудий, скота, семян, бытовой утвари. Интересно, что статистические данные, касающиеся объёма добываемой в пользу государственной казны «мягкой рухляди» весьма разноречивы. Так, Н.И. Никитин, ссылаясь видимо на Г. Котошихина в своей работе пишет, что в 40-50 гг. ХVII в. из Сибири на «Русь» вывозили в год до 145 тыс. соболиных шкурок, а обычная цена соболя составляла от 1 до 2 рублей[97]. В то же время, П.Н. Милюков в «Очерках по истории русской культуры» оговаривал, что реальные государственные дивиденды от мехов были не столь значительны: в 1635 г. – 63 тыс. рублей; в 1640 г. – 82 тыс. рублей; в 1644 г. – 102 тыс. рублей[98]. К 80-м гг. доходы от пушнины стабилизировались, а в дальнейшее пошли на убыль. Подобное положение вещей было связано с характером государственного налогообложения в сфере пушного промысла: профессиональные охотники платили со своих промыслах «десятую лешую» пошлину, все остальные – 2-3 соболя в год с человека. Вполне естественно, что «любительский» промысел приобретал повальный характер и, не смотря на меры, предпринимаемые государством, когда власти пытались «унять» воевод и казаков, выставляя заставы на дорогах, значительная часть добычи как бы «утекала» из государственных бюджетных статей. О прогнозируемом падении доходов от нещадно эксплуатируемой отрасли ярко свидетельствуют данные, предоставленные Н.М. Ядринцевым, согласно которым в 1874 г. из России было вывезено мехов на 2 250 000 рублей, а привезено из-за границы на 6 000 000 рублей[99].
Помимо охоты широко было распространено в Сибири рыболовство, которым занималось практически всё население края. Объяснялось это во многом тем, что рыба всегда занимала важное место в пищевом рационе русского человека, а в условиях сибирского «бесхлебья» она нередко являлась его основной пищей.
Тем не менее, только для собственного потребления рыбу добывали лишь в отдалённых, наиболее «глухих» углах Сибири. В остальной части региона потребительский промысел быстро перерастал в товарный, ориентированный на рынок. Дети боярские, конные и пешие казаки закрепляли за собой особыми документами в воеводских канцеляриях полученные рыболовные участки, с которых платили «десятую пошлину». Рыболовными песками и тонями владели монастырские хозяйства, используя в качестве рабочей силы монастырских крестьян. Среди сельского земледельческого населения, осевшего в приречных и приозёрных районах, рыболовство носило повсеместный характер. В результате, в этих местах стали появляться скупщики рыбы, поставляющие её излишки на крупные сибирские ярмарки.
Рыбу в Сибири добывали круглогодично, в наибольшей степени этот вид промысла был развит в районах, расположенных по путям передвижения промыслового и торгового люда. Много рыбы добывалось на среднем и нижнем Енисее, в окрестностях Тобольска, где действовал «замечательный рыбный базар». Рыбу привозили туда по 30, 50 и более телег в день в самом различном виде – сушёную, солёную, мороженную[100]. Известно, что лучшие сорта иртышской рыбы стоили дешевле хлеба[101].
Важное место в создании прочной продовольственной базы на восточной окраине страны занимал промысел дикорастущих растений. Заготовка кедровых орехов, ягод, грибов, кореньев (лук, чеснок, черемша) являлись значительным подспорьем в пищевом рационе крестьянства. В частности, кедровые леса предоставили русским промышленникам возможность превратить добычу кедрового ореха в важную статью экспорта. Огородничество в регионе развивалось медленными темпами, однако в южной и средней полосе Сибири данная отрасль уже в середине ХVII столетия получила широкое распространение. Огородные растения были представлены преимущественно картофелем, огурцами, морковью, репой. Вблизи Усть-Каменогорска местные жители культивировали арбузы.
Активно развивался в ХVII в. и строительный промысел. В состав экспедиционных отрядов, возводивших в Сибири первые крепости и остроги, входили, наряду со служилыми людьми мастера строительного дела. Под их руководством строились городовые и острожные укрепления, воеводские хоромы, канцелярии, церкви, амбары, помещения для хранения боеприпасов. Переселенцы из Европейской России в подавляющей массе владели деревообрабатывающим ремеслом. Поселенцы сами сооружали для себя жильё, надворные хозяйственные постройки, делали мебель. В среде посадского населения с течением времени стали появляться деревообработчики более узкой специализации: столяры, токари, бочары, санники, которые выполняли специальные заказы частных лиц и воеводской канцелярии.
Широкое использование водных путей сообщения вызвало появление смолокурения и парусно-канатного производства. В этой связи, на оброчных крестьян возлагалась повинность сдавать в воеводские канцелярии в определённых размерах смолу, пеньку, канаты и холсты. Требования администрации заставляли население увеличивать объёмы смолокурения, иметь обязательные посевы конопли и льна. Специальные городские ремесленники занимались изготовлением востребованного населением рыболовного инвентаря: сетей и неводов для продажи на городских рынках.
В ХVII в. происходит постепенное становление сибирской добывающей промышленности. Используя опыт, традиции и навыки коренного населения, русские люди в Сибири активно включились в дело разведки и добычи местных полезных ископаемых: глины, слюды, извести, камня. Приобретались необходимые навыки по выплавке металла и изготовлению изделий из железа. В наибольшей степени сибирякам требовались сельскохозяйственные орудия, конская сбруя, рыболовные и охотничьи принадлежности. В начале ХVII в. в Зауралье зарождается соляной промысел. Эпицентром соледобычи в этот период становится юг Западной Сибири. Ещё в 1608 г. в Тару пришли первые дощаники с солью из «Ямыш-озера». С этого момента походы за солью становятся регулярными. О значении соледобычи говорит и то, что означенный маршрут был специально отмечен в чертёжной книге С.У. Ремезова: «От Тарского города вверх по Иртышу служилые люди на дощаниках доходят до Ямыша-озера в 4 недели; от Ямыша-озера служилые люди, нагрузя дощаники солью, плывут до Тары 2 недели и болши, а степью, верховою ездою, в 2 недели и болши»[102]. Характерно, что в Западной Сибири добывали самосадочную соль около берегов солёных озёр, в границах Восточной Сибири соль выпаривали в солёных варницах из обнаруженных источников.
В этот период, в русских селениях появились первые мельницы (водяные и ветряные), различавшиеся по владельческой принадлежности: казённые, монастырские, общинные, частновладельческие. Постепенно мукомольное производство стало ориентироваться на рынок в связи с ростом крестьянской запашки и увеличивавшееся потребности в хлебе в отдалённых регионах.
Экстраполяция промысловых традиций русского народа в новые жизненные обстоятельства, характеризуемые также отдалённостью Сибири от европейской части страны, объективно способствовала становлению в Сибири кустарных промыслов и формированию региональной специализации. По констатации Н.М. Ядринцева, многие из кустарных промыслов получили начало при самом заселении Сибири, другие развились впоследствии, заносимые ремесленниками и заводскими рабочими из-за Урала[103]. Так, в лесной полосе Западной Сибири интенсивно развивался деревообрабатывающий промысел; местности, где существовало обилие зверя и пушнины, вызвали выделку шкур, наличие привозного (уральского) железа в Тобольске и собственных месторождений на Алтае – содействовали развитию кузнечного и слесарного дела. Безусловно, становление кустарного дела в Зауралье, происходило медленными темпами. В особенности это касалось тех районов Сибири, где оседали крестьяне-переселенцы из чернозёмной полосы России, которые в отличие от выходцев с русского севера и Приуралья в промысловой деятельности практически не участвовали. Н.М. Ядринцев с горечью писал: «…Сало, добываемое из животных не перетапливается и не очищается…; кожи местное крестьянство не умеет выделывать; громоздкое сырьё везётся вдаль и по дороге расхищается. Сеет он (крестьянин) лён, а носит рубашку из грубого лубочного холста; у него много шерсти, а вы видите его одетым в какую-то дерюгу, насквозь продуваемую ветром; под ногами его множество железа, а он употребляет деревянный замок, телегу с деревянными гвоздями; окна его нищенской хижины заткнуты слюдою и бумагою вместо стёкол; он не умеет делать мыла, а потому обходится при помощи «подмылья», т.е. моется квашеными кишками»[104]. Тем не менее, потребности внутреннего рынка стимулировали расширение спектра кустарных занятий, которые, в свою очередь выполняли две наиважнейших функции: удовлетворяли местные внутренние нужды населения и содействовали развитию торговой промышленности.
Одним из ранних занятий русского населения за Уралом являлась торговля. Характерно, что торговая колонизация в переплетении с колонизацией промысловой предшествовала колонизации правительственной. Не удивительно, что богатейшие пушные ресурсы Сибири предопределили активное участие в купле-продаже этого товара лиц купеческого звания. В течении ХVII в. «мягкую рухлядь» у коренного населения скупали купцы из Европейской России, а с начала ХVIII в. к этому процессу подключилось сибирское купечество. Следует признать, что в период с конца ХVI – по начало ХVIII вв. ввоз товаров в Сибирь значительно преобладал над вывозом. Из европейских районов России в Сибири предметом торговли становились промышленные изделия из Устюга, Соль-Вычегодска, Ярославля. За Урал ввозились ткани иностранного и отечественного производства, предметы религиозного культа, готовая одежда, бумага, сельскохозяйственные орудия. По списку продаваемых в Сибири товаров можно составить отчётливое представление о быте сибиряков и специфике их торговых контактов. Например, одежда сибиряков практически полностью соответствовала той, которую носили крестьяне Поморья и Приуралья. В целом, спрос сибирского населения ограничивался товарами производственного и хозяйственно-бытового назначения. Это касается, в том числе, и единственного полуфабриката, импортируемого в Сибирь из Европейской России – металла в «укладе», позволившего сибирским кузнецам наладить производство изделий из железа.
Одной из особенностей развития сибирской торговли с городами европейской части страны, являлись природно-географические различия отдельных регионов Сибири, примитивность транспортных коммуникаций, отдалённость и труднодоступность уездов, наличие «пашенных» и «непашенных» местностей. Цены, которые складывались в различных сибирских городах на одну и ту же продукцию, ясно демонстрируют причины, заставлявшие торговых людей активно «прикупать» товары для их перепродажи. Так, в середине ХVIII в. одежда в Восточной Сибири стоила в два раза дороже, чем в Западной. Пуд хлеба в Тюмени стоил 1-2 копейки, в Енисейске – 10-20 копеек, в Нерчинске от 1,5 до 4 рублей.
На рубеже ХVII – ХVIII вв. вследствие продвижения русской оседлости в направлении южной степной полосы и активизации дипломатических и военных контактов со степными народами, устанавливается товарообмен с чёрными калмыками, телеутами, енисейскими киргизами. В летний период из степей в сибирские города (Тару, Тобольск, Томск) степняки пригоняли скот, выменивая его на кожу и промышленные изделия.
Таким образом, ремесло посадского населения, развитие добывающих и кустарных промыслов, способствовали складыванию в ХVII – начале ХVIII вв. рыночных связей, что являлось значительным шагом по включению Сибири в состав Российского государства, участие восточной окраины страны в мировом товарообороте.
В экономическом развитии позднефеодальной и раннекапиталистической Сибири (ХVIII – первая половина ХIХ вв.) основную роль играли земледельческая и штрафная колонизация, тогда как промышленная развивалась в тесной зависимости от этих направлений. Во второй четверти ХVIII в. сформировались два главных направления промышленной колонизации края: горно-заводское производство на Алтае и в Забайкалье, а также обрабатывающая промышленность, охватившая сельскохозяйственную сферу.
Начало ХVIII столетия ознаменовалось зарождением в Сибири горнорудной промышленности, представленной как казной, так и частными лицами. Так, в Забайкалье с 1704 г. начал действовать казённый Нерчинский сереброплавильный завод. На Алтае в 1729 г. был возведён Колыванский медеплавильный завод, принадлежавший уральскому промышленнику Демидову. В 30-40-е гг. были введены в эксплуатацию около десятка небольших предприятий по обработке руд в различных районах Сибири. Стала интенсивно развиваться добыча и обработка цветных металлов – меди, серебра, тогда как чёрная металлургия имело вспомогательное значение.
Со второй четверти ХVIII в. быстрыми темпами стал развиваться алтайский комплекс рудников, что обуславливалось обнаружением в горных разрезах полиметаллических руд и серебра. Первоначально, разработка руд на Алтае была делом частных лиц, что в полной мере вписывалось в общеисторическую схему отечественной промышленной колонизации восточных окраин страны. Однако с течением времени, государство и двор начали предпринимать активные усилия по реквизиции построенных промышленных предприятий. Так, Демидов получил от государства монополию на разработку руд и строительство заводов по Иртышу и Оби, но после обнаружения залежей качественного серебра, начался процесс изъятия демидовских заводов в пользу Кабинета. Указом Елизаветы Петровны от 17 мая 1744 г. на Колывано-Воскресенские заводы была отправлена комиссия под председательством А. Беэра, произведшая опытную плавку руды. В результате, указом от 1 мая 1747 г. предписывалось «…заводы, все строения со всеми землями…, рудами и инструментами…и мастеровыми людьми собственными его Демидова, и с приписными крестьянами взять на Нас»[105]. Аналогичные меры были приняты и в отношении частного предпринимателя М.В. Сибирякова, заключившего в 1759 г. договор с казной о поиске и добыче руд в Сибири и Даурии. Уже в 1779 г. «Сенат велел рудники Сибирякова отобрать, а прочее имение взять в секвестр», на основании инструкции командира Нерчинских рудников В.И. Суворова о запрещении строить частные заводы вблизи казённых[106].
Во второй половине ХVIII в. на Алтае, территории которого уже были включены в круг собственности кабинета, обнаружили новые источники полиметаллических руд, а в начале ХIХ в. и золотоносные жилы. Накануне реформы 1861 г. в границах кабинетской промышленности действовало 17 заводов и несколько десятков рудников.
К основным чертам и особенностям кабинетской промышленности относится следующее:
1. Все производства были типичными мануфактурами. Каждое из предприятий выполняло свои функции. Внутри мануфактур существовало разделение труда по специальностям (плотники, рудоразборщики, кузнецы).
2. Доминировал ручной труд. Основные работы выполнялись ручными бурами, кайлами, кирками, лопатами, тачками.
3. В качестве основной рабочей силы в кабинетской промышленности выступали мастеровые и приписные крестьяне. Согласно статистике в 1770 г. тысяча пудов серебра выплавлялась силами 4 000 мастеровых и 25 000 крестьян, в 1819 – 17 000 мастеровых и 96 700 крестьян, а в 1860 г. – 20 890 мастеровых и 134 029 приписных крестьян[107]. По констатации М.М. Сперанского: «Можно решительно утверждать, что ни в какой стране на свете не будут обрабатывать серебро, добывая два золотника из пуда. Сие могло быть только там, где нужно было истребить леса и чем-нибудь занять совершенно излишние и ни к чему другому не способные руки»[108].
Лишь с конца ХVIII в. в кабинетской промышленности некоторое применение получил наёмный труд. С этого времени администрации разрешалось нанимать «вольножелающих» из мастеровых и приписных крестьян, выполнивших обязательную повинность, на урочную работу.
Обрабатывающая промышленность в сельскохозяйственной сфере складывалась за пределами горных округов. Главными производственными отраслями являлись винокуренная, мукомольная, кожевенная, салотопенная, текстильная, бумажная. В ХVIII столетии абсолютно преобладали мелкие ремесленные заведения по городам, постепенно распространявшиеся и в деревне, особенно в притрактовой полосе.
Инициатива появления мануфактур в обрабатывающей промышленности принадлежала как частным лицам, так и государству. Например, в 1700 г. в связи с началом Северной войны была основана первая в регионе казённая мануфактура – Тобольский оружейный завод. В конце первой четверти столетия появилась и частная мануфактура – стекольный завод тобольских дворян Матегоровых.
С развитием обрабатывающего производства в Сибири постепенно складывается два вида мануфактур: посессионные, с правом принудительного прикрепления рабочей силы и «безуказные», базировавшиеся на наёмном труде. Широкое распространение посессионные формы мануфактурного производства в первой половине ХVIII в. получили в винокуренной промышленности, что обеспечивалось дешевизной хлеба и рабочих рук, а также наличием гарантированного сбыта. Очевидные выгоды винокурения привели к тому, что уже в 50-е гг. ХVIII в. наметилась тенденция перехода данной отрасли из частной в казённую собственность. К первой половине ХIХ столетия государству принадлежало 10 крупнейших винокуренных производств, обслуживаемых каторжными, число которых доходило до 5 000 человек.
Однако, уже с конца ХVIII в. число «безуказных» мануфактур в сибирской обрабатывающей промышленности резко увеличивается. В первой половине ХIХ в. количество частных мануфактур, развивавшихся за счёт вольнонаёмного труда вырастает с 23 до 95. В эти годы появляются частные мануфактуры, основанные крестьянами.
Рост капиталистической мануфактуры ускорялся под влиянием развития новой отрасли сибирской промышленности – золотодобычи, где капиталистическое предпринимательство сразу заняло ведущие позиции. В 1812 г. русским подданным было разрешено разрабатывать золотые руды на Урале, а впоследствии в Западной Сибири. В Тюменском округе на реке Ивановой первым обнаружил золото в 1824 г. екатеринбургский мещанин Еким Швецов. Швецову было отказано в разработке месторождения за отсутствием гильдейского свидетельства. В 1826 г. купцы Рязанов, Баландин, Черепанов и Верходанов получили право поиска золота в Тобольской губернии. В 1827 г. такое же право получил верхотурский купец Андрей Яковлевич Попов, узнавший о находках золота в Мариинской тайге. С именем Попова и связано открытие промышленного золота в Сибири. В 1828 г. этим делом занималось 9 предпринимателей, было сделано 180 заявок. Деятельность А.Я. Попова по промышленной добыче золота характеризовалась наибольшим успехом, что было связано с гигантскими вложениями в разведку золотых запасов (330 000 рублей)[109].
В дальнейшем, поиски золотоносных жил в Сибири, финансируемые частными лицами, Кабинетом и казной, неуклонно ширились. В 30-х гг. ХIХ в. обнаружили золото на Алтае, в Енисейской губернии и Забайкалье. В 40-50-х гг. - в бассейне Лены и на Амуре. В этот период, Сибирь превратилась в основного поставщика мирового золота, она давала 39 % его мировой добычи.
Очень важно, что примитивность техники золотодобычи, предполагала использование большого количества рабочих рук. В связи с данным обстоятельством, число рабочих в отрасли быстро увеличивалось, а золотые прииски превращались в место концентрации производительных сил и капиталов. По статистическим данным в 1830 г. в Томской губернии на частных приисках было задействовано 800 работников; в 1834 г. – 6 000 человек; в 1850 г. – 27 700 рабочих[110].
Заметную роль в развитии сибирской промышленности, что в значительной степени способствовало и активизации торговли, играли транспортные коммуникации. Если в ХVII в. решающее значение имели коммуникации расположенные в широтном направлении (с запада на восток), то в ХVIII – первой половине ХIХ вв. в процессе освоения южных земель произошло смещение основных транспортных магистралей с таёжного севера к степи и лесостепи. С середины ХVIII в. складывался дорожный комплекс Московско-Сибирского тракта, включавший в свой состав главные промышленные и торговые центры региона. От главной магистрали отходили второстепенные линии, связывавшие сибирский север и юг.
Кроме сухопутных дорог имелись и речные транспортные артерии, дополнявшие трактовый комплекс перевозками в меридиональном направлении. Речной транспорт Сибири быстрыми темпами приобретал черты капиталистического предприятия, а речные перевозки стремительно росли. В 1820 г. на сибирских реках курсировало 428 судов различного типа, к 1850 г. число судов возросло до 1 009[111].
В ХVIII – первой половине ХIХ вв. в сибирской торговле вырисовывается несколько основных направлений: торговые контакты с метрополией, пограничная торговля с географическими соседями и торговля внутрирегиональная.
Торговые связи Зауралья с Европейской Россией в описываемый период имели первостепенное значение. Русскими купцами закупались крупные партии товара в Москве, Казани, Нижнем Новгороде. Функцию торговых ворот Сибири выполнял Ирбит (с 1781 г. причислен к Пермской губернии). Ирбитская ярмарка с торговым оборотом в 30-50 млн. рублей имела общероссийское значение. Из Ирбита в Сибирь поступали текстильные и бакалейные товары, перевозившиеся на торговые склады Томска, Тобольска, Иркутска, где они перепродавались в розницу местным купцам. Торговля с европейской частью страны, в отличие от ХVII столетия теперь носила двухсторонний характер. В обмен на российские товары Сибирь поставляла стратегическое сырьё: серебро, золото, моржовый клык, мамонтовую кость. В сибирском экспорте ХVIII – первой половины ХIХ вв. возросла доля сельскохозяйственного сырья. Степной юг поставлял в Россию продукцию скотоводства – масло, сало, кожи, а также мёд и воск Алтая.
Через Сибирь шла торговля России с государствами Средней Азии. Так, в Петропавловске, Семипалатинске, Омске транзитом из России продавались железо и кожа. Из степей в сибирские города традиционно пригонялся скот. В предреформенный период русский ежегодный экспорт на южно-сибирской границе оценивался в 1,4 млн. руб., а импорт – в 1,2 млн. руб.
Заметную часть сибирской торговли составляли товарные отношения с Китаем через Восточную Сибирь. Роль перевалочной базы играла Кяхта, доля которой в азиатской торговле составляла порядка 67%. С 1762 г., когда была отменена монополия казны на торговлю пушниной, этот товар стал основным в системе экспорта в Китай. Русские купцы, помимо пушнины, везли туда кожу, сукно, овчину в обмен на шёлковые и хлопчатобумажные ткани, фарфор и чай.
Внутренняя торговля имела весьма скромные размеры. Из северных районов Сибири в южные поставлялись лес, деревянные и металлические изделия. С юга на север везли хлеб, скот, сырые кожи и сало. Для региона особое значение имела внутренняя хлеботорговля, что объяснялось географической протяжённостью сибирской территории и неодинаковыми с природно-климатической точки зрения условиями его выращивания. Кроме того, хлеб по-прежнему в больших объёмах потреблялся служилым населением и был необходим для прокормления невольных насельников края (политических и уголовных ссыльных и каторжных).
К основным формам внутренней торговли в ХVIII в. относились торговля ярморочная, а также «в разнос», когда купцы отправлялись с товарами по населённым пунктам. В первой половине ХIХ в. родилась новая, более совершенная форма внутренней торговли, говорящая об интенсификации товарно-денежных отношений в регионе – торговля лавочная.
В целом, можно говорить о том, что период с начала ХVII до середины ХIХ вв. был временем медленного, но поступательного экономического развития Зауралья. Усилиями частных лиц и государства не только расширялись географические параметры колонизуемой территории, но и создавалась ресурсная база российской промышленности.
Контрольные вопросы и задания
Дата: 2019-07-24, просмотров: 536.