Швеков Г. В. Первый советский Уголовный кодекс. М., 1970. С. 35.

Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. 1917-1952 гг. М., 1953. С. 17. ₄ Швеков Г. В. Первый советский Уголовный кодекс. М., 1970. С. 36.

Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. ¹⁹ 17-1952 гг. М., 1953. С. 45.

444                                                                                                                        Глава IV

стрекателей, пособников и всех прикосновенных к даче взятки слу­ жащих».¹

В Декрете СНК «О спекуляции» от 22 июля 1918 г. подстрекате­ ли, пособники и прикосновенные лица уже не только названы в каче­стве соучастников, но и конкретно показано, в чем могут выражаться действия этих лиц.²

Из приведенных примеров видно, что законодательству первых лет Советской власти были известны все виды соучастников. Более того, законодателем были сформулированы и основные принципы ответственности соучастников. Так, в целом ряде законодательных источников указано, что пособники, подстрекатели и прикосновен­ ные лица подлежат ответственности наравне с главными виновника­ ми (декрет СНК от 22 июля 1918 г. «О спекуляции», постановление СНК от 30 июля 1918 г. «О набатном звоне», постановление СНК от 19 сентября 1918 г. «Об усилении уголовной репрессии за перевозку помимо почтового ведомства писем, денег и маловесных посылок» и др.).³ Законодатель не вводил никаких особых оснований ответственности для соучастников, наказание было равным для соучастников всех видов.

Один из разделов Руководящих начал по уголовному праву РСФСР специально был посвящен соучастию в преступлении: в ст. 22 было дано определение исполнителя, в ст. 23 — подстрекателя, в ст. 24 — пособника. В то же время в Руководящих началах ничего не говорилось об одном из наиболее опасных соучастников — организа­ торе. Статья 21 этого нормативного акта определяла основное пра­вило ответственности и наказания соучастников. Но, по справедли­ вому замечанию исследователей, сформулированный в Руководя­ щих началах общий принцип определения соучастникам наказания по сути дела противоречит самой идее ответственности соучастни­ ков. Устанавливая, что «мера наказания определяется не степенью участия, а степенью опасности преступника и совершенного им дея­ ния», Руководящие начала тем самым отказываются от института со­ участия: с этой точки зрения нет никакой надобности устанавливать по конкретным делам роль подстрекателей, исполнителей и пособ-

¹ Там же. С. 25.

² Там же. С. 29.

³ Там же. С. 29, 33, 34.

Назнагение уголовных наказаний на разлигных этапах развития...                 445

ников, а достаточно оценивать всех соучастников по степени их опасности.¹

В ст. 16 УК РСФСР 1922 г. и ст. 17 УК РСФСР 1926 г. законодате­лем были даны фактически такие же определения исполнителя, под­ стрекателя и пособника, как и в ст. 22—24 Руководящих начал по уголовному праву РСФСР 1919 г.

Но нормы, устанавливающие правила назначения наказания со­ участникам, претерпели существенное изменение: и ст. 15 УК РСФСР, и ст. 18 УК РСФСР 1926 г. подчеркивали, что мера наказа­ния каждому из соучастников преступления определяется как степе­нью участия, так и степенью опасности конкретного преступника и совершенного им преступления.² И это правило являлось уже более точным по сравнению с предложенным Руководящими началами.

Таким образом, следует отметить, что в отличие от первых дек­ ретов Советской власти 1917—1919 гг. Руководящие начала по уго­ ловному праву РСФСР 1919 г., УК РСФСР 1922 г. и УК РСФСР 1926 г . не знали понятия организатора преступления. Вместе с тем в Руководящих началах, а затем и в УК РСФСР 1922 и 1926 гг. законо­ дателем были предприняты попытки сформулировать правила опре­ деления меры наказания различным видам соучастников.

В Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. впервые в советском уголовном законодательстве было закреплено такое обстоятельство, исключающее преступность деяния, как необ­ ходимая оборона (ст. 15).

УК РСФСР 1922 г. (ст. 19 и 20) и УК РСФСР 1926 г. (ст. 13) были уже известны понятия не только необходимой обороны, но и край­ ней необходимости. Причем, в отличие от Руководящих начал, и УК РСФСР 1922 г., и УК РСФСР 1926 г. шире определяли тот круг про­ тивозаконных действий, который позволял потерпевшему прибегать к необходимой обороне. Также в отличие от Руководящих начал и УК РСФСР 1922 г., и 1926 г. было также известно понятие превыше­ ния пределов необходимой обороны.

УК РСФСР 1922 и 1926 гг. закрепляли также довольно подроб-^ное определение крайней необходимости.

Герцензон А. А., Дурманов И. Д., Исаев М. М. и др. История советского уголовного Права. 1917-1947. М., 1948. С. 171.

Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР. ¹⁹ 17-1952 гг. М., 1953. С. 117, 259-260.

446                                                                                                                        Глава IV

Таким образом, в Руководящих началах по уголовному праву РСФСР 1919 г. был заложен, а в УК РСФСР 1922 и 1926 гг. получил дальнейшее развитие институт обстоятельств, исключающих пре­ ступность деяния.

Большое значение как для практики, так и для теории советского уголовного права имела разработка в УК РСФСР 1922 г. (ст. 21—22) и УК РСФСР 1926 г. (ст. 14—15) института давности привлечения к уголовной ответственности. Сроки давности устанавливались в зави­ симости от тяжести совершенных преступлений.

Сразу же после Октябрьской революции в различных декретах, постановлениях и иных нормативных актах, предусматривающих, в частности, ответственность за совершение различных преступлений, стала формироваться система Особенной части Советского уголов­ ного права. «Историческая обстановка, подчас неожиданно и резко меняющаяся, диктовала и очередность появления в законодательст­ве норм, регулирующих ответственность за те или иные преступле­ния, наиболее актуальные для каждого данного периода».¹

Первые источники советского уголовного законодательства наи­ большее внимание уделяли борьбе с контрреволюционными престу­плениями. Слом старой государственной машины и строительство нового, Советского государства проходил в обстановке ожесточен­ной классовой борьбы.

Общее понятие контрреволюционного преступления было дано в постановлении кассационного отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г. Виновными в его совершении признавались те, «кто организует контрреволюционные выступления против Рабоче-крестьянского Правительства, участвуя в них непосредственно или в подготови­ тельной к ним стадии; или участвует во всевозможных контрреволю­ ционных заговорах и организациях, ставивших своей целью сверже­ние Советского правительства... участвует непосредственно в высту­ плениях ...»\

Таким образом, одним из наиболее опасных контрреволюцион­ ных преступлений признавалось участие в контрреволюционных за­ говорах, восстаниях, мятежах.

¹ Швеков Г. В. Первый советский Уголовный кодекс. М., 1970. С. 69.

² Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР-
1917-1952 гг. М., 1953. С. 35.

Назнагение уголовных наказаний на разлигных этапах развития...                 447

Необходимости борьбы с контрреволюционным восстанием Ка­ледина, Корнилова, Дутова было посвящено обращение СНК ко все­ му населению 26 ноября 1917 г. Это обращение призывало к реши­ тельному противодействию врагам народа; вожди заговора объявля­ лись вне закона.¹ Аналогичным по своему содержанию было и обращение СНК от 30 ноября 1917 г. «О подавлении контрреволю­ ционного восстания буржуазии, руководимого кадетской партией». Можно привести и другие примеры, которые свидетельствуют о том, что важное значение Советская власть придавала борьбе с таки­ ми контрреволюционными преступлениями, как участие в контрреволюционных заговорах, восстаниях, мятежах.

Вторым видом контрреволюционных преступлений признава­ лись попытки различных контрреволюционных организаций при­ своить себе функции государственной власти. Ему было специально посвящено постановление ВЦИК от 5 января 1918 г. «О признании контрреволюционным действием всех попыток присвоить себе функции государственной власти», где отмечалось:«... всякая попыт­ка со стороны кого бы то ни было или какого бы то ни было учрежде­ния присвоить себе те или иные функции государственной власти бу­ дет рассматриваться как контрреволюционное действие».²

Одним из наиболее распространенных контрреволюционных преступлений в первые месяцы существования Советского государ­ ства был саботаж. Поэтому не случайно значительное количество нормативных актов, содержащих нормы уголовного права, было на­ правлено именно против этого вида преступлений. Так, в уже упоми­ навшемся постановлении кассационного отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г . «О подсудности революционных трибуналов» было дано по­ нятие субъекта саботажа: им признавался тот, «кто активно противо­действует Рабоче-крестьянскому Правительству или призывает дру­гих противодействовать путем неисполнения декретов и иных поста­ новлений советской власти местной или центральной; явно игнорирует такие постановления и своими действиями затрудняет правильный ход работ в правительственных или общественных уч­реждениях или призывает к саботажу или организует таковой».³ Борьбе с саботажем чиновников Министерства продовольствия бы-

! Там же. С. 17.

З Там же. С. 21.

Там же. С. 35.

448                                                                                                                       Глава IV

ло посвящено обращение наркома по продовольствию от 5 декабря 1917 г ., почтово-телеграфных чиновников — декрет СНК от 11 апре­ ля 1918 г. и т. д.¹

Контрреволюционными преступлениями признавалась также антисоветская агитация и пропаганда. Так, в декрете СНК от 28 ок­ тября 1917 г. «О печати» предусматривалось закрытие буржуазных газет, ведущих антисоветскую агитацию и пропаганду.² Для рассмот­ рения дел о преступлениях против народа, совершаемых путем ис­ пользования печати, в соответствии с постановлением НКЮ от 18 декабря 1917 г. учреждались революционные трибуналы печати.³

К контрреволюционным преступлениям в рассматриваемый пе­ риод относились также измена, шпионаж, укрывательство изменни­ков и шпионов. Определение шпионажа впервые было дано в поста­ новлении Кассационного отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г. «О под­судности революционных трибуналов».

Уголовное законодательство рассматриваемого периода упоми­нает и другие контрреволюционные преступления: массовые беспо­ рядки, бандитизм, политическое хулиганство и др. По мнению иссле­ дователей, к концу периода Гражданской войны социалистическое уголовное законодательство обладало, по сути дела, уже закончен­ ной системой норм о контрреволюционных преступлениях.⁴

В целях борьбы с контрреволюционными преступлениями в со­ ответствии с Декретом СНК от 22 ноября 1917 г. «О суде» были соз­ даны революционные трибуналы.

Однако в первые месяцы Советской власти революционные три­ буналы применяли даже за совершение тяжких преступлений до­ вольно мягкие наказания. Так, графиня Панина, будучи товарищем министра народного просвещения Временного правительства, отка­залась подчиняться законам Советской власти. Она не сдала в госу­ дарственную казну свыше 90 000 руб., собранных общественными организациями на нужды просвещения. За сопротивление органам власти и контрреволюционную агитацию она была приговорена Пет-

¹ Там же. С. 18-19,24.

² Там же. С. 9-10.

³ Там же. С. 9.

⁴ Герцензон А. А., Дурманов И. Д., Исаев М. М. и др. История советского уголовного
права. 1917-1947. М., 1948. С. 194.

#азнагение уголовных наказаний на разлигных этапах развития..,                 449

роградским революционным трибуналом к общественному порица­ нию и внесению общественных денег в государственную казну.¹

За отказ подчиниться советскому командованию при заключе­ нии мирного договора Советской России с Германией генерал Бол­ дырев был также приговорен Петроградским революционным три­буналом к общественному порицанию.²

Можно привести и другие аналогичные примеры.

В инструкции Наркомюста от 19 декабря 1917 г. «О революци­ онном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, нала­ гаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний» приво­ дился перечень наказаний, которые могли налагать революционные трибуналы. Смертной казни этот перечень не содержал.

Однако постановление того же Наркомюста от 16 июня 1918 г. «Об отмене всех доныне изданных циркуляров о революционных трибуналах» уже устанавливало, что «революционные трибуналы в выборе мер борьбы с контрреволюцией, саботажем и пр. не связаны никакими ограничениями, за исключением тех случаев, где в законе определена мера в выражениях: "не ниже" такого-то наказания».³ С этого времени революционные трибуналы стали применять расстрел.

Декретом ВЦИК от 12 апреля 1919 г. было утверждено положе­ ние «О революционных трибуналах», в соответствии с которыми трибуналам предоставлялось «ничем не ограниченное право в опре­ делении меры репрессии».⁴ Вскоре декретом ВЦИК от 20 ноября 1919 г . было утверждено новое положение о революционных трибу­ налах, которое в числе наказаний, налагаемых по приговорам рево­ люционных военных трибуналов, называло выговор, штраф, полную или частичную конфискацию имущества, лишение всех прав или только некоторых политических прав, лишение свободы, сдачу в штрафные части (для красноармейцев) и расстрел.⁵

Однако по данным официальной статистики, расстрел за совер­ шение контрреволюционных преступлений революционными три-

¹ Еженедельник советской юстиции. 1922. № 46-47. С. 6.

² Там же.