Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

	Событие	От основания Рима а. u.c. (лет)	От Рождества Христова (лет)	Интервал (лет)
	Основание Рима	1	753 до н. э.
	Консулы Луций Юний (сын Марка) Брут; Луций Тарквиний Коллатин	245	509 до н. э.	244
	Консулы Аппий Клавдий, сын Гая, Кавдик; Марк Фульвий, сын Квинта, Флакк Начало 1 Пунической войны	490	264 до н. э.	245
	Цезарь Август	727	27 до н. э.	237
	а) Конец династии Антонинов/нача-ло династии Северов б) Конец династии Северов/начало правления «солдатских императоров»	946 988	193 н. э. 235 н. э.	219 261
	Падение Западной Римской империи	1229	476 н. э.	283/241

Составлено по: Бикерман 1975 [1969].

мерно равны 250 годам: 244, 245, 237, 261, 241 — периоды детства, отрочества, зрелости, старости и/или дряхлости.

В начале V в. св. Августин использовал флоровскую идею периодизации истории по «возрастам», или «векам» (aetas), приложив ее к библейской истории. В христианском варианте в качестве «разделителей» были использованы события, считавшиеся значимыми в иудейской традиции (Сотворение мира, потоп, рождение Аврама, начало царствования Давида, вавилонское пленение), и к ним было добавлено Рождество Христово²⁵ (подробнее см. т. 2). В работах св. Исидора Севильского (VII в.) и Беды Достопочтенного (VIII в.) авгу-стиновская схема «шести веков» была датирована, хотя и разными способами, связанными с упоминавшимися выше различиями между Септуагинтой (на которую опирался Исидор) и древнееврейской Торой (которой следовал Беда).

В результате продолжительность «веков» выглядела следующим образом (первая цифра — продолжительность в годах по Иси-

²⁵ Августин. О Граде Божием XXII, 30.

542

дору, вторая — по Беде): первый век (от Адама до потопа) — 2242/1656; второй век (от потопа до рождения Аврама) — 942/292; третий век (от рождения Аврама до начала царствования Давида) — 940/942; четвертый век (от начала царствования Давида до Вавилонского пленения) — 555/473; пятый век (от Вавилонского пленения до Рождества Христова) — 519/559 лет²⁶.

На основе вариантов, предложенных Исидором и Бедой, в Средние века создавалось бесчисленное множество подобных схем, различавшихся лишь продолжительностью отдельных веков²⁷. В Новое время периодизация по августиновским «векам», или «возрастам», перестала применяться в историографии, но сама модель, представляющая развитие человечества в целом как подобие жизни отдельного человека с соответствующей сменой «возрастов жизни», перекочевала из теологии в историософию и продолжает активно использоваться по сей день (подробнее см. т. 2).

Наконец, к идее «веков-поколений» относится еще одна распространенная периодизационная схема, восходящая по меньшей мере к Гесиоду, который в поэме «Труды и дни» (VII в. до н. э.) описал историю упадка человечества в виде последовательной смены пяти веков — золотого, серебряного, бронзового, века героев и железного века, к которому он относил свое время²⁸. Как отмечалось выше, у Гесиода смена «веков» в истории человечества (от золотого к железному) была связана со сменой поколений (γένος). Позднее идея собственно «поколений» стала отходить на задний план, но сама концепция дожила до сегодняшних дней.

Схема смены «веков» от золотого и далее была весьма популярна в Древнем мире. В своеобразном варианте она встречается, например, в первой части библейской «Книги пророка Даниила», относящейся к временам правления вавилонского царя Навуходоносора II (606— 562 гг. до н. э.). «Настоящее» — период правления Навуходоносора — в этой схеме представлено образом «золотого» царства, а будущее — последовательно сменяющими друг друга «серебряным», «медным», «железным» и «железно-глиняным», после которого наступит шестое «каменное» царство, которое «будет стоять вечно»²⁹.

В обеих схемах — как у Гесиода, так и у Даниила — центральным является понятие «золотого века», которое имеет как абсолют-

²⁶ Isidorus Hispalensis. Chronica Majora; Bedae. Opera de Temporibus; цит. по: Гене 2002 [1980]: 178.

²? См.: Гене 2002 [1980]: 178—179.

²8 Гесиод. Труды и дни 104—201.

²9 Дан 2, 32—45.

543

ное значение (счастливое, благодатное время), так и относительное, прежде всего пропагандистское и утопическое. В первом случае золотой век рисуется как утраченный мир прошлого, во втором — золотым веком объявляется настоящее.

С этой точки зрения весьма показателен опыт Римской империи. Если в работах римских философов и писателей, как правило, мы видим первую, обращенную в прошлое, концепцию «золотого века» (одним из наиболее известных примеров являются «Метаморфозы» Овидия), то римские императоры предпочитали вторую трактовку, восхваляя свое правление как время наступления «золотого века».

В III в. н. э. император, подобно Солнцу, становится источником и распорядителем времени. С одной стороны, он обеспечивает вечность Риму, римскому народу, империи, простирающейся на весь «круг земель», с другой — приносит людям «век золотой». Начиная с III в. «пропаганда императоров» значительно превзошла масштабы славословия Августу и императорам I в. Обращенные к императору речи должны были начинаться с восхваления его «золотого века», и так же начинались прошения колонов, утверждавших, что в его «век» все, кроме них, счастливы. Надписи посвящались «золотому веку» того или иного императора³⁰.

Традиция пропаганды настоящего как «золотого века» была временно прервана в Средние века, с их господством христианской эсхатологии, но в эпоху Ренессанса она снова обретает популярность. Например, Марсилио Фичино воспринимал свое время как «золотой век, который вернул свет свободным искусствам, до того почти униженным: грамматике, красноречию, живописи, архитектуре, скульптуре, музыке»³¹.

В современной историографии словосочетание «золотой век» употребляется довольно часто, но, скорее, как метафора, для обозначения субъективно определяемого периода расцвета какого-либо явления. Типичными примерами могут служить заглавия типа «Золотой век: Европа в 1598—1715 гг.», «Голландская сельская экономика в золотом веке, 1500—1700», «Шок богатства: интерпретация голландской культуры золотого века», «Золотой век капитализма» и т. д.³2 В свою очередь словосочетание «серебряный век» семантически ассоциируется с неким «хорошим» (но не «отличным») историческим периодом.

30 См.: Штаерман 1987: 285—286.

³¹ Цит. по: Из истории социально политических идеи 1955: 135—136.

32 Ashley 1968; de Vries 1974; Schama 1987; Marglin, Schor 1990.

544

После появления в 1873 г. романа Марка Твена и Ч. Уорнера «Позолоченный век»³³ это определение сразу же вошло в историческую литературу применительно к 1870—1880-м годам в истории США. Подразумевалось, что, с одной стороны, это был период богатства, появления королей бизнеса, а с другой — невиданной дотоле коррупции, взяточничества, политических обманов и, как следствие — распространение подобной амальгамы золота и фальши, краха иллюзий множества простых американцев³⁴. В настоящее время это понятие так утвердилось, что в США существует даже Общество историков «позолоченного века».

Т. Карлейль в свое время изобрел понятие «бумажный век» — 1774—1789 гг. во Франции. Историк, по мнению Карлейля, может с легкостью пропустить этот период, не находя в нем ни важных событий, ни значительных дел. Большинству современников это спокойное время казалось «золотым веком», но Карлейль считал более правильным назвать его бумажным: «...ведь бумага так часто заменяет золото. Когда нет золота, на ней можно печатать деньги, еще на ней можно печатать книги...»³⁵. Отсылка к книгам, конечно, не случайна; она напоминает о литературе Просвещения и во многом кажущемся спокойствии Старого режима в его последние десятилетия.

По существу все концепции «веков», идущие от гесиодовской схемы, ныне используются отдельными авторами или, в лучшем случае, небольшими группами единомышленников в основном в качестве метафоры. Достаточно вспомнить блоковский «Век девятнадцатый, железный» или «серебряный век» русской поэзии³⁶. Подобные определения вряд могут рассматриваться как научные понятия, тем не менее они по-прежнему присутствуют в исторических исследованиях — к вышеперечисленным примерам можно присовокупить, например, целую серию работ Э. Хобсбоума: «Век революции» (1789—1848), «Век капитала» (1848—1875), «Век империи» (1875—1914), «Век крайностей»³⁷. Две из трех частей последнего

³³ Твен, Уорнер 1980 [1873].

54 См.: Fine 1956.

55 Карлейлъ 1991 [1837]: 26.

³⁶ Определение «серебряный век» применительно к русской поэзии начала XX в. первыми стали использовать Н. Оцуп, Н. Бердяев и С. Маковский (см.: Воспоминания о серебряном веке 1993: 6). Заметим попутно, что еще в 1829 г. П. Вяземский написал известное стихотворение «Три века поэтов», в котором он характеризовал существовавшую тогда моду писания стихов в альбомы как «железный век» поэзии.

³? Хобсбаум 1998 [1972, 1975, 1987]; Hobsbawm 1994.

18 Зак. № 4671 545

сочинения в свою очередь называются «Век катастроф» (1914— 1950) и снова «Золотой век» (1950—1973).

Совершенно иная ситуация сложилась с другой схемой «веков», предложенной Титом Лукрецием (I в. до н. э.) в поэме «О природе вещей» (кн. V) в виде идеи прогрессивного развития человечества от каменного века через бронзовый к железному. В отличие от гесиодовской, в его схеме был заложен «технологический» принцип: «века» в ней определялись как периоды использования соответствующих орудий и технологии их изготовления.

В середине XIX в. эта схема после длительного забвения была взята на вооружение археологами К. Томсеном и Е. Ворсо в качестве основы для периодизации древнейшей истории человечества. Во второй половине XIX в. она получила дальнейшее развитие в работах Дж. Леббока и Г. де Мортилье, а затем и многих других исследователей, и в настоящее время является общепризнанной в археологии. Как правило, выделяется четыре «века» — каменный, медно-каменный, бронзовый и железный, соответствующие материалам, использовавшимся людьми для изготовления орудий.

Каменный век обычно делится на «древнекаменный» (палеолит, 800—8 тыс. до н. э.) и «новокаменный» (неолит, 8—3 тыс. до н. э.). Иногда между ними выделяется «среднекаменный» век (мезолит, 10—5 тыс. до н. э.). Таким образом, неолит оканчивается с появлением первых металлов (6 тыс. до н. э. на Древнем Востоке и 4—3 тыс. до н. э. в Европе). Медно-каменный век (энеолит, от лат. aeneus — медный и греч. λίθος — камень), который был введен в эту схему уже в XX в. в качестве переходного периода от каменного века к бронзовому, обычно датируется 4—3 тыс. до н. э. Бронзовый век датируется началом 3-го—концом 1-го тыс. до н. э. Наконец, железный век начинается в конце 1-го тыс. до н. э.

Приведенная периодизация, конечно, условна. Названия эпох или периодов внутри «веков» могут различаться в отдельных археологических школах, равно как и датировка тех или иных периодов. Универсальность этой схемы в значительной мере ослабляется неравномерностью развития отдельных регионов мира. Древние цивилизации (Месопотамия, Египет, Греция, Индия, Китай), возникшие в медно-каменном и бронзовом веках (7-го—1-го тыс. до н. э.), обычно не включаются в эту схему и рассматриваются как самостоятельные объекты исследования. Соответственно к железному веку относят только культуры первобытных племен, обитавших вне ареала древних цивилизаций. Но, несмотря на существующие между археологическими школами разногласия в датировках (что неудивительно) и даже в названиях отдельных периодов, схема «веков» в

546

данном случае выступает как вполне строгая и определенная, обладает признаками научной периодизации, которые отсутствуют у последователей гесиодовской схемы.

Удачный опыт выделения «веков-периодов» на основании «технологического» подхода стимулировал немало попыток продлить эту схему за счет включения современности. Наиболее распространенные из этих попыток хорошо известны — достаточно вспомнить «века» пара, электричества, атомной энергии и т. д. Однако ни новая схема, ни связанная с ней терминология в серьезных исторических исследованиях не утвердились.

Заключая обсуждение сферы применения термина «век» в значении «времени жизни» следует отметить, что эта сфера не слишком велика. Если не считать археологической схемы «веков» (которая, вообще говоря, выходит за рамки собственно истории как научной дисциплины) и некоторых периодов правления особо выдающихся монархов, в подавляющем большинстве случаев «век» в указанном смысле остается не более чем художественным образом. В заголовках исторических сочинений слово «век» фигурирует в самых разнообразных сочетаниях: от привычных нам «века индустриализации» и «века империализма» до «века ортодоксии» и «века рекогносцировки » ³⁸.

б) Арифметический подход

Помимо содержательных периодов, в той или иной мере связанных с человеческим «веком», но имеющих неодинаковую продолжительность, издавна применялось и механическое, или арифметическое деление времени на равные промежутки, В качестве первичных единиц времени выступают астрономические периоды (сутки, месяц, год), используемые в календарных системах, но эти промежутки времени являются относительно короткими. Возникает потребность в более протяженных периодах, имеющих равную длительность. Среди них можно выделить связанные с особенностями той или иной календарной системы, а также основанные на периодическом повторении некоего события общественной жизни — праздника, переписи, выборов и т. д.

Так, одним из древнейших укрупненных календарных периодов являются олимпиады. Как известно, в Греции, по крайней мере с VIII в. до н. э., раз в четыре года проводились Олимпийские игры,

38 Slotkin 1985; Headrick 1988; Clause 1980; Parry 1963.

547

которые были важным событием общественной жизни. Четырехлетний интервал от одних игр до других получил название «олимпиады». Олимпиады как четырехлетние календарные периоды были введены в оборот в 264 г. до н. э. греческим историком Тимеем Сицилийским и математиком Эратосфеном³⁹. При датировке событий по этой системе указывался номер года в олимпиаде, а затем порядковый номер олимпиады (четырехлетнего периода). Начиная с рубежа III—II вв. до н. э. счет времени по олимпиадам получил широкое распространение в Греции, а затем и в Риме, и использовался в историографических работах вплоть до начала V в. н. э.

Еще один вариант четырехлетнего цикла задают високосные годы, использовавшиеся в юлианском, а затем и в современном григорианском календаре. Впрочем, вплоть до XVIII в. четырехлетия между високосными годами обычно не рассматривались в качестве самостоятельных периодов и не считались единицей времени. Тем не менее в современную эпоху четырехлетний цикл високосных годов все же приобрел самостоятельное значение. Дело в том, что к ним приурочены как минимум два значительных события общественной жизни — президентские выборы в США и современные Олимпийские игры. Тем самым го крайней мере для американских политиков и населения США, равно как и для участников олимпийского движения и спортивных болельщиков четырехлетние периоды представляют значимую единицу времени, поскольку их активность в существенной мере подчинена данному циклу.

В XX в. в СССР и социалистических странах Восточной Европы для больших групп населения (в том числе и для некоторых историков) значимой единицей времени были пятилетние периоды — так называемые «пятилетки», связанные с принятием и попытками выполнения партийных экономических планов.

В средневековой Б]вропе и на Руси в течение нескольких столетий в качестве одной из единиц времени существовал 15-летний период — «индиктион», появление которого относится к времени правления римского императора Диоклетиана (284—305 гг. н. э.). Для упорядочения денежных налогов и традиционных поставок продовольствия провинциями Риму Диоклетиан принял решение о проведении периодических переписей, или переоценок, имущества. Первая такая перепись состоялась в 297 г. в Египте, который был тогда римской провинцией, а следующая перепись, проведенная императором Константином в 312 г., охватывала уже большую часть

³⁹ Отсчет велся с 776 г. до н. э. по современному летосчислению, поскольку с этого момента начали вестись списки победителей Олимпиад.

548

Римской империи. С этого момента переписи проводились регулярно с интервалом в 15 лет — сложившийся случайно, он был узаконен императором Константином (306—337 гг. н. э.) в качестве официальной единицы летосчисления.

Поскольку перепись именовалась индикцией (indictio — провозглашение), 15-летний период между переписями получил название индиктиона, а порядковый номер года в этом цикле стал называться индиктом. В качестве точки отсчета индиктионов Константин выбрал 23 сентября 312 г. (поскольку в этом году была проведена первая действительно всеобщая перепись, а 23 сентября было датой рождения Октавиана Августа, от которой во многих странах Востока в то время отсчитывалось начало Нового года). В 462 г. в Западной Римской империи начало года и отсчета индиктов по практическим соображениям было перенесено на 1 сентября. Это начало Нового года, ставшее в Византии традиционным, позднее пришло на Русь.

С 537 г. при императоре Юстиниане указание индикта в документах стало обязательным, а Верховный трибунал Священной Римской империи использовал индикты до 1806 г., когда Империя прекратила свое существование. На всех исторических и юридических документах Империи индикт указывался после обычной календарной даты. При этом в официальных документах номер самого индиктиона обычно не ставился — помечался лишь номер индикта, т. е. порядковый номер года в пятнадцатилетнем цикле. Но многие хронисты так или иначе учитывали номер индиктиона: в европейских странах отсчет велся от 312 г., в Византии и на Руси — от Сотворения мира по византийской эре или от Рождества Христова, которое при счете по индиктионам приходилось на 3 г. до н. э. по современному летосчислению.

В странах, использовавших лунно-солнечные календари, в качестве единицы времени фигурировали периоды, соответствовавшие циклу вставок дополнительных лунных месяцев: 8-летний цикл вставки трех дополнительных месяцев или 19-летний «метонов» цикл вставки семи дополнительных месяцев, В III—IV вв. н. э. в связи с распространением христианства возник еще один значимый календарный цикл — 28-летний, обусловленный попытками совмещения солнечного юлианского календаря с лунно-солнечным иудео-вавилонским календарем. Проще говоря, речь идет об утверждении в Европе 7-дневной недели (напомним, что ни в первоначальном юлианском календаре, ни в его предшественнике — египетском солнечном календаре 7-дневная неделя не использовалась). При 7-дневной неделе, как известно, дни недели постоянно сдвига-

549

ются относительно чисел месяцев, и лишь каждые 28 лет дни недели приходятся на те лее числа.

Необходимость следования библейской традиции вынудила христианскую Церковь позаимствовать и еще один элемент вавило-но-иудейского календаря — вышеупомянутый 19-летний цикл вставок дополнительных лунных месяцев, поскольку дата праздника Пасхи, перенятого христианами, традиционно определялась по лунно-солнечному календарю. Оба календарных периода — 19-летний и 28-легний — использовались христианской Церковью начиная с IV в при расчете даты Пасхи. Наряду с этим христианская хронология оперировала и «гражданским» 15-летним периодом индиктио-нов. Показательно, что применявшийся христианскими специалиста MPI по хронологии период, равный произведению 19x28, т. е. 532 юдам, назывался великим индиктионом. Конечно, использование J 9- и 28-летних интервалов в качестве единиц времени не имело массового характера — оно ограничивалось в основном узким кругом священнослужителей, занимавшихся расчетом пасхалий. Но одновременно эти периоды использовались в христианской историографии и тем самым превращались в единицы исторического вре-

_МР_ИИ.

Еще один постоянный интервал времени существовал в древней Иудее —- речь идет о так называемом «юбилее», равном 49 годам («семп недель лет») Согласно иудейским законам, описанным в Пятикнижии в книге Левит¹⁰, после окончания «юбилея», т. е. на 50-м году, рабы должны бы пи отпускаться на свободу, а земли, проданные или отданные в залог, — возвращаться их первоначальным владельцам. О наступлении «юбилейного года» жители должны былм опорещагься: глашатаями, трубившими в рог (слово «юбилей >/ — от древнеевр. «рог>). По имеющимся косвенным свидетельствам, этот закон действовал до вавилонского плена, а затем его ис-по шение стало наталкиваться на все большие трудности и постепенно он фактически перестал исполняться.

Игтточьзуя идею 49-летних периодов-«юбилеев», анонимный иудейский автоо написал так называемую «Книгу юбилеев» (начало ÏJI—конец ÎÎ в, до EL э.), R которой предпринял попытку датировки всей иудейской истории по 49-летним периодам. Например, согласно этой хронологии, Каин построил первый город в первый год первой недели пятого юбилея, т. е. в 197 г. от Сотворения мира. Книга являлась апокрифической, поскольку не соответствовала официальном установкам и в значительной мере представляла собой разно-

⁴⁰ СVI.: Левит 25, 8 и далее. 550

видность эзотерического учения (включая различного рода предсказания и пророчества)⁴¹.

Через различные переводы и цитирования «Книга юбилеев» стала известна в Европе в Средние века. Благодаря этому понятие «юбилея» утвердилось в европейской культуре, хотя и трансформировалось при этом в 50-летний период. Например, Николай Кузан-ский (XV в.), известный своим мистицизмом, делил всю историю на периоды в 1700 лет (т. е. 34 раза по 50-летнему юбилею). По его мнению, именно такой период отделяет Адама от потопа, потоп от Моисея, Моисея от Христа и Христа от конца света. Таким образом, согласно Кузанцу, конец света должен был наступить в начале XVIII в.42

Обращаясь в своей работе главным образом к европейскому опыту, заметим лишь попутно, что укрупненные календарные периоды существовали и в странах Востока. Один из наиболее известных примеров — восточный 5-летний цикл первоэлементов/стихий: воды, огня, металла, дерева и земли, которые находятся в движении, взаимосвязи и циклическом подчинении (вода тушит огонь, огонь плавит металл, металл рубит дерево, дерево растет в земле, земля родит воду). Наряду с 5-летним используется также 12-летний цикл «земных ветвей» и 60-летний (полный) цикл, образованный произведением 5x12. В Китае эти календарные периоды использовались уже с середины III тыс. до н. э., а затем они получили распространение и в других странах Азии (Вьетнам, Япония, Корея, Монголия и т. д.). Хотя сами циклы не нумеруются, а обозначается только порядковый номер года в цикле (в XX в. начальные годы 60-летних циклов приходились на 1924 и 1984 гг.), начало циклического счета лет обычно относят к 2397 или 2697 г. до н. э.

Наконец, говоря об арифметических системах периодизации истории, нельзя не упомянуть о том, что десятичная система счисления породила хронологические периоды, кратные 10 годам, — десятилетие, столетие (век) и тысячелетие. Легко видеть, что эти три «арифметических» укрупненных периода нашли самое широкое распространение в историографии (например: 1950-е годы, XVIII столетие, II тысячелетие до нашей эры и т. д.). И здесь мы сразу стал-

⁴¹ Полное название книги — «История деления дней... на юбилеи и недели и через все годы существования мира». Относительно полный ее список, да-1ируемый началом II в. н. э., был найден среди Кумранских рукописей. См.: Бикерман 2000 [1988]: 250—256.

⁴² Nicolaus Cusanus. De novissimos diebus; цит. no: Sorokin 1937—1941, 4: 459.

551

киваемся с проблемой временной шкалы. Дело в том, что, как справедливо заметил М. де Серто:

«...хронология... является условием периодизации. Но, в геометрическом смысле, она налагает на текст перевернутый образ времени. В исследовании этот образ ориентирован от настоящего к прошлому, хронология же следует в обратном направлении» (Certeau 1988 [1975]: 90).

Хронологические системы ведут отсчет от прошлого в будущее, причем время здесь выступает в обезличенном виде (Время-1 в нашей терминологии). Но историк «работает» во Времени-2, он «смотрит» на прошлое из настоящего. Такая «визуализация» прошлого порождает явление, схожее со зрительным восприятием, а именно — феномен «перспективы»: более близкое прошлое кажется «крупным» (важным, значительным», а более отдаленное — относительно «мелким» (небольшим). Эта «аберрация зрения» проявляется в специфике используемой нами временной шкалы, о которой писал К. Леви-Строс (см. предшествующую главу) — применительно к ближайшему прошлому историки оперируют десятилетиями, по мере «удаления в прошлое» переходят к столетиям, а затем и к тысячелетиям, ну а палеонтологи и геологи начинают использовать периоды, измеряемые уже сотнями тысяч и миллионами лет. Иными словами, при периодизации используется своего рода десятичная логарифмическая шкала, в которой начальной точкой является настоящее, а по мере удаления в прошлое «деления» уменьшаются пропорционально десятичным степеням.

Но все же для членения последних двух с половиной—трех тысячелетий главной «исторической» единицей времени являются столетия, хотя этот подход возник сравнительно недавно. Еще в 1835 г. Н. Гоголь в статье о преподавании истории писал:

«...Хорошо рассмотреть за одним разом весь мир по столетиям. Тогда всеобщая история представит у меня великую лестницу веков. Я должен непременно показать, чем ознаменовано начало, середина и конец каждого столетия, потом дух и отличительные черты его. Чтобы лучше определить каждый век и избегнуть монотонности чисел, я назову его именем того народа или лица, который стал в нем выше других и ярче действовал на поприще мира» (Гоголь 1978 [1835]: 52).

Со второй половины XIX в. периодизация истории по столетиям, действительно, стала общепринятой, хотя и маркировалась уже, как правило, не именами исторических личностей, по поводу чего через сто лет после Гоголя сетовал М. Блок:

«Мы уже не называем века по именам их героев. Мы их аккуратно нумеруем по порядку, сто лет и еще сто лет, начиная от исходной точки,

552

раз навсегда установленной в первом году нашей эры. Искусство XII века, философия XVIII века, „тупой XIX век" — эти персонажи в арифметической маске разгуливают по страницам наших книг» (Блок 1986 [1949]: 102—103).

Однако по сути проблема выглядит несколько сложнее. В некоторых исторических сочинениях, посвященных тому или иному столетию, действительно используются точные хронологические рамки⁴³. Так, Э. Лависс и А. Рамбо без всяких преамбул начинают многотомную «Историю XIX века» с 1801 г., несмотря на очевидное уже для современников исходное событие той эпохи — Великую французскую революцию (1789). Но в целом мало кто из историков находит начало века в первом году столетия или его конец в сотом. Скорее, можно говорить о том, что столетиям стали приписывать некий содержательный характер, а хронологическая определенность понятия «век-столетие» подверглась определенной эрозии. Век-столетие рассматривается как некая условная целостность, наделенная собственным смыслом, и тем самым века становятся хронологическими вехами исторического опыта, определяя как его идентичность, так и его уникальность⁴⁴.

Первое содержательное столетие «Нового времени» — XVI в. — это, несомненно, «век Реформации». За ним следует XVII в., который называют «веком науки» или «веком философии», но также «веком абсолютизма». Далее наступает XVIII в. — «век Просвещения». XIX в. еще современники называли «веком революций», «буржуазным веком», «веком демократии», а впоследствии в дополнение к этому появились такие клише, как «век индустриализации», «век национализма», «век европейской культуры», «век реформ».

Еще большей пестротой названий характеризуется XX в. Например, начиная с X. Ортеги-и-Гассета его именуют «веком масс», или «веком массовой культуры». Широко распространены и такие обозначения как «век техники», «ядерный век», «космический век». Конечно, XX в. называют и «веком мировых войн». (Само понятие «мировая война» впервые появилось в 1915 г. в американском обиходе, когда американцы поняли, что им придется вступить в войну.) В свою очередь, после второй мировой войны появляется термин «американский век» и т. д.

⁴3 См. например: История XIX века 1938—1939 [1897—1903]; Mackenzie 1891; Hill 1988.

⁴⁴ Ныне это поветрие охватило и декады: «беспечные девяностые», «кризисные тридцатые», «поворотные шестидесятые» означают отчетливый образ жизни и характерный для него тип личности (Lowenthal 1985: 221).

19 Зак К 4671 553

Понятно, что во всех этих случаях хронологические границы веков-столетий оказываются сильно размытыми, поэтому в исторической литературе можно встретить попытки «подкорректировать» их датировку. Известно, например, определение Ф. Броделя — «долгий XVI век», который, по его мнению, завершился в 1650 г.⁴^ Позднее это клише использовал Дж. Арриги, назвав свою работу «Долгий XX век»⁴⁶. Развернутую «хронологию веков» (само выражение достаточно парадоксально) предложил английский историк Дж. Лукач: XX в., по его мнению и вопреки метафоре Арриги, был коротким — он продолжался 75 лет (с 1914 по 1989 г.); XIX столетие длилось 99 лет (с 1815 по 1914 г.); XVIII в. был еще длиннее — 126 лет — начиная с войны Франции и Англии (война с Аугсбург-ской лигой) до Ватерлоо (1689—1815 гг.); XVII в. продолжался 101 год — от уничтожения испанской Армады в 1588 г. до 1689 г., Славной революции в Англии⁴⁷. Но, конечно, во всех подобных случаях речь идет не более чем об игре ума.

Еще одно содержательное понятие, связанное с веками-столетиями, — это «конец века». Выражение «fin de siècle» стали употреблять в Париже в конце XIX в. в приложении к искусству, а затем оно перешло в другие языки и приобрело расширительный смысл. В оксфордском словаре английского языка заимствованный из французского оборот «fin de siècle» означает именно «1890-е годы». Применительно к Франции это выражение используется также в значении «характерный для конца XIX в. — прогрессивный, модернистский, также декадентский»⁴⁸. После второй мировой войны это словосочетание стали применять для характеристики тенденций рубежа XIX—XX вв. в развитии культуры в широком смысле, причем не только во Франции, но и в других европейских странах, прежде всего в Австрии и Германии (ср., например: К. Шорске «Fin de siècle Vienna», 1980)⁴⁹. Наконец, в последние десятилетия появились попытки распространить понятие «fin de siècle» на конец XVII в. и связать его с культурой барокко⁵⁰.

Понятно, что активизация данного понятия была обусловлена наступлением очередного fin de siècle, на этот раз уже XX века. Вообще мистика начала и конца столетия, а в данном случае речь ведь

⁴⁵ Броделъ 1986—1992 [1979]. 3: 74.

⁴6 Arrighi 1994.

^ Lukacs 1994: 11.

⁴8 Цит. по: Lukacs 1994: 335.

⁴⁹ В русском переводе «Вена на рубеже веков» (Шорске 2001 [1980]); см. также: Gay 1981.

5° Maravall 1986; Тернер Б. 1994 [1993]: 158—163.

554

идет и о тысячелетии, издавна стимулировала творческую мысль. Если же говорить о неожиданно возродившейся в рациональном европейском сознании теме милленаризма, то эту проблему мы подробнее рассмотрим ниже (см. т. 2); здесь же ограничимся констатацией того, что рубеж тысячелетий оказался прочно связанным с представлениями о конце большой исторической эпохи — Нового времени, модерна, индустриализма, «проекта Просвещения» и т. д.

ГЛАВА 12

ЭПОХИ ЕВРОПЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

В исторической науке есть основополагающие понятия, без которых невозможна организация эмпирического материала. Эпоха — одно из них. Эта сугубо историческая категория трактуется как целостность культурной системы, социальной системы и системы личности, и в качестве таковой является ключевым элементом структурирования прошлого — периодизации. Любая периодизация представляет историческое время в виде отрезков, которые концептуализируются как периоды устойчивого или относительно неизменного состояния общества в широком смысле, по крайней мере по каким-то базовым характеристикам (в социологии и экономике такие периоды определяются как «стационарные»). Общим элементом всех подобных моделей является выделение «стационарных» периодов и разделяющих их «разрывов» в истории общества.

«Прежде всего историография отделяет свое настоящее время от прошлого. Но она постоянно повторяет этот начальный акт разделения. Так, хронология делится на „периоды" (например, Средние века, Новая история, современная история), между которыми в каждом случае проступает решение быть иным или не таким, как до этого времени... Разрывы, таким образом, являются предварительным условием интерпретации (которая конструируется из настоящего времени) и ее объектом (разделение, организующее репрезентацию, должно реин-терпретироваться)» (Certeau 1988 [1975]: 3—4).

Среди всех «периодов», на которые историки делят прошлое, эпоха является наиболее широким понятием как по временному охвату, так и по содержанию. Понятие эпохи было знакомо и античности, и Средним векам, но оно концептуализировалось в рамках философских или теологических представлений, а не ассоциировалось с историческим развитием. Например, хотя в схеме четырех «мировых монархий» они следовали одна за другой, каждая из них проходила одни и те же стадии: становление, расцвет, упадок и гибель —

556

и круг замыкался. «Эпохи не соединялись между собой продолжающейся историей: каждая приходила к концу, следующая начиналась с начала»¹. Лишь историческое сознание Ренессанса

«...приблизилось вплотную к догадке о существовании социального времени, т. е. к идее, что, с точки зрения общественно-исторической, непрерывное и безликое время подразделяется на „времена", „полосы", на обособленные периоды, каждый из которых имеет свой „лик"» (Баре 1979 [1976]: 104).

Идея исторической эпохи стала утверждаться в европейской общественной мысли начиная с XV в., параллельно с формированием представлений об историческом времени. Только когда ослабло влияние христианской эсхатологии и исчез страх перед неминуемым концом света (который, как мы имели возможность совсем недавно наблюдать, исчез не совсем!), могла обнаружиться темпоральность, проникающая в прошлое и без ограничений открытая будущему. Но потребовалось по меньшей мере три столетия, чтобы история приобрела свою собственную временную структуру. Первым шагом формирования исторического сознания стала дифференциация прошлого, настоящего и будущего как качественно различных и в то же время обладающих свойством преемственности периодов.

Важной отправной точкой для различения исторических событий в свете философии истории, разработанной в эпоху Нового времени, согласно К. Манхейму, стали элементы хилиастического сознания, для которого

«...существуют эпохи, полные внутреннего смысла, и эпохи, лишенные смысла... без такой дифференциации исторического времени — часто латентной и потому незаметной — с позиций философии истории невозможно и эмпирическое изучение истории» (Манхейм 1994 [1929]: 190).

Концепция исторического прошлого, сформировавшаяся в эпоху Нового времени, на определенном этапе впитала в себя философию прогресса, идею эволюции и соответствующие представления о будущем. В ее контексте наполнились смыслом такие привычные для нас определения, как «человек своего времени», «человек прошлого», «человек, опередивший свое время». В рамках этой концепции стало возможным сформулировать постулат ускорения исторического процесса.

На протяжении Нового времени возникали, сменяли друг друга и существовали параллельно разные способы структурирования

Барг 1979 [1976]: 47.

557

прошлого на большие исторические этапы. В качестве примера можно привести такие типологии, как аграрное—индустриальное— пост-индустриальное общество; или традиционное—современное— постсовременное; или первобытнообщинное—рабовладельческое— феодальное—капиталистическое—коммунистическое и т.д. Но практически все типы периодизации соотносятся со схемой исторических эпох, на которую, с тех пор, как она утвердилась, ориентируются все историки: античность—Средние века—Новое время.

Концепция эпох

Важным элементом исторического сознания, которое начало формироваться в период Возрождения, стало возникновение и постепенное укоренение понятия исторических эпох.

«У Средних веков была своя география, свое государство, своя церковь и наука. И вот в исходе XV столетия является Христофор Колумб и разбивает рубежи, поставленные миру в Средних веках... У Средних веков было свое государство, свои политические теории. В конце XV и начале XVI столетия раздается страшный голос флорентийского гражданина Николая Макиавелли. Более резкого отрицания средневековых теорий трудно себе представить. И единство средневековой церкви было разбито Реформацией в немногих личностях, которые смело начали борьбу... Наконец, средневековая наука, схоластика, некогда столь блестящая и смелая... и эта наука разбивается усилиями гуманистов» (Грановский 1986 [1849—1850]: 9).

Добавим к этому, что у Средних веков было и свое знание о прошлом, которое также «разбивается усилиями гуманистов». Средневековая историография оставалась довольно нейтральной к эпохальным событиям и историческим периодам. История была хроникой всего происходящего во времени и одновременно представляла собой рассуждения о всемирной истории. Характеризуя контраст между притязаниями на глобальный исторический охват и узостью конкретного кругозора средневековых хронистов, Ж. Ле Гофф, переходя на язык кино, заметил, что модель средневековой истории представляла собой резкие переходы от общего плана к узким кадрам, «которые внезапно расширялись в молниеносных наездах на бесконечность, вселенную и вечность»².

История имела заданные крайние точки — начало и конец, т. е. Сотворение мира и Страшный суд, — которые являлись одновременно позитивными и нормативными, историческими и телеологическими.

2 Ле Гофф 1992 [1964]: 156—157. 558

На практике это проявлялось в том, что средневековые хроники, анналы и летописи всегда строились по законам временной последовательности, с фиксированным началом и концом. Как мы уже отмечали, в качестве начала истории обычно фигурировало Сотворение мира, но в большинстве случаев хроника фактически начиналась с какого-то менее эпохального «сотворения», «создания» или «основания» — государства, династии, города, монастыря и т. д. Распространенной точкой отсчета было начало «правления» какого-то лица — светского или церковного (например, епископа или настоятеля монастыря, если речь шла о монастырской хронике). Что касается конца истории, то «глобально» под ним подразумевался Страшный суд, а на практике изложение доводилось до настоящего времени. Принцип usque ad tempus scriptoris (вплоть до времени пишущего) использовался в исторических сочинениях на протяжении всех Средних веков. При этом история не переписывалась каждый раз заново, с позиций сегодняшнего дня, а в буквальном смысле списывалась у предшественников, чей авторитет не подвергался сомнению. (Это не означает, конечно, что она не дописывалась и не досочинялась.)

Огромное значение для радикального изменения темпоральных представлений имели три «открытия», совершенные в эпоху Возрождения: открытие собственного прошлого в виде наследия античности, открытие Нового Света и населяющих его народов и открытие научного знания.

Изобретение книгопечатания в середине XV в. сделало книжные знания доступными не только избранным в университетах и монастырях, но и достаточно широким слоям населения. В результате знакомство европейского общества с достижениями античной мысли заняло сравнительно небольшой период времени и имело «взрывной» характер. Как пишет Л. Февр, внезапно в конце XV—начале XVI столетия

«...разражается революция: люди осознают свою интеллектуальную нищету. Они пускаются на розыски пропавших сокровищ, находят один за другим куски, разбросанные по библиотекам и чердакам монастырей; люди обретают способность пользоваться этими сокровищами, то есть героическим усилием воли снова обучаются читать на настоящей латыни, на классическом греческом языке и даже на древнееврейском... Тогда наступает опьянение. Битком набитые античностью, внезапно поступившей в их распоряжение, эти гуманисты, осознав свой долг, принимаются за дело» (Февр 1991 [1950а]: 388).

В тот же период (приблизительно с середины XV до середины XVI в.) границы знания о мире отодвинулись не только далеко в прошлое, но и далеко в пространство: на запад, на восток и на юг.

559

Это было столетие, известное как век великих географических открытий, — его главными вехами стали открытие Америки Колумбом, обнаружение морского пути из Западной Европы в Индию вокруг Южной Африки Васко да Гамой и первая кругосветная экспедиция Магеллана³. Однако, как заметил Д. Бурстин, «самым большим открытием было осознание того, как мало знала Европа о мире. Никогда раньше столь внезапно не обнаруживались такие большие пласты незнания»⁴. Серия географических открытий, показавшая единство и разнообразие мира, не меньше, чем панорама прошлого, способствовала формированию исторического знания.

Наконец, XV—XVI вв. — это эпоха великих научных открытий, которая начинается итальянскими гуманистами с их школами и кружками, многочисленными трактатами и рассуждениями. Макиавелли «стоит на рубеже между средним и новым миром. Он положил основание новым политическим идеям в Европе»⁵. Во Франции в этом направлении действовали Ж. Боден и М. Монтень, в Германии — Эразм Роттердамский и Ульрих фон Туттен, в Англии — Томас Мор, в Испании — Хуан Уарте.

В эпоху Возрождения были сделаны великие открытия в области астрономии — прежде всего гелиоцентрическая теория Н. Коперника, нашедшая дальнейшее обоснование у Дж. Бруно, И. Кеплера, Г. Галилея. Значительные успехи были достигнуты в медицине и анатомии (Парацельс, А. Везалий, М. Сервет), математике (Дж. Кар-дано и др.). Своей кульминации развитие научного знания достигает в век науки — XVII век, связанный с именами Р. Декарта, Г. Лейбница, И. Ньютона и др.

Результатом трех процессов «колонизации» — прошлого, пространства и знания — стал четвертый: «колонизация» времени. Освобождение представлений о прошлом от богословского толкования привело к тому, что единицы времени дифференцировались и наполнились определенным историческим содержанием.

Гуманисты ввели в методологию истории разграничение далекого и близкого прошлого, в свою очередь отделенного от настоящего. Настоящее трактовалось не как пролонгация непосредственно предшествующего, а как возобновление далекого прошлого (вспомним письма Петрарки к Ливию, Цицерону и другим как к своим современникам). Ренессанс воспринимался как возвращение к

³ Иногда под эпохой великих географических открытий понимается двухсотлетний период с середины XV до середины XVII в., поскольку лишь в первой половине XVII в. была открыта Австралия.

4 Boorstin 1994: 23.

5 Грановский 1986 [1849 — 1850]: 57.

560

античности, а Средневековье осмысливалось как провал в развитии европейской цивилизации, лишившейся на много веков истинной литературы, искусства, философии. При этом люди Возрождения считали свою культуру в лучшем случае приближающейся к античности, но никак не превосходящей ее.

Но самое важное — начиная с Возрождения в историческом сознании укореняется разница между прошлым, настоящим и будущим, между опытом и ожиданиями. Настоящее время начинает пониматься как переход от прошлого к будущему. В частности, Ж. Бо-ден в работе «Метод легкого изучения истории» (1566 г.) выдвинул совершенно новую для своего времени идею о том, что история позволяет установить закономерности, которые объясняют прошлое и настоящее и помогают предвидеть будущее. Именно поэтому, считал он, история является особой наукой, значительно более трудной, чем науки о природе.

«Модус „настоящего" (или, как мы говорим, «современность»), которым христианская историческая традиция, по сути, пренебрегала, теперь превратился в средоточие исторической жизни и энергии. „Настоящее" — решающее звено, соединяющее всю цепь времен. Тем самым из чего-то неподвижного, застывшего, всегда равного самому себе, „современность"... преобразуется в момент движения истории, в зеркало всех времен» (Баре 1979 [1976]: 58).

Первым шагом на пути формирования концепции исторических эпох стало утверждение понятия эпохального исторического события, делящего прошлое на две части — древнюю и новую историю. Событие такого рода уже фигурировало в христианской историографии: им было Рождество Христово. Но в этом случае речь шла о божественной истории мира, соответствующей Ветхому и Новому Завету, а не об истории человечества и тем более общества. В рамках же «мирской» истории, как правило, использовалась концепция четырех царств, в соответствии с которой «современная» история начиналась с возникновения Рима и продолжалась «до времени пишущего». При этом подразумевалось, что Римская империя продолжает существовать: будь то в форме Восточной Римской империи или Священной Римской империи германской нации.

В эпоху Возрождения проводится новая демаркационная линия в истории — утверждение христианства и/или падение Западной Римской империи. В результате возникает деление истории на «древнюю» и «новую», принципиально отличающееся от деления на «до» и «после» Рождества Христова. Первым шагом в становлении этой концепции стало нарушение принципа «до времени пишущего»: в эпоху Возрождения появляются специальные работы, посвя-

561

щенные античности (например, «Рассуждения на первую декаду Тита Ливия» Никколо Макьявелли или «Восстановленный Рим» Флавио Бьондо). И хотя речь еще не шла о написании собственной, новой истории античности (этому препятствовал авторитет Ливия и Тацита), но в любом случае можно говорить о возникновении интереса к некоему отдаленному прошлому, отделенному от настоящего многими веками.

Началом «новой» истории считают уже не сотворение или возникновение мира, царства, династии, города, но такие события, как Миланский эдикт о веротерпимости (313 г.), принятие «символа веры» на Никейском соборе (325 г.)? перенесение столицы Римской империи из Рима в Константинополь (330 г.), официальный запрет язычества императором Феодосием I (эдикт De fide catholica, 380 г.), раскол Римской империи на Западную и Восточную (395 г.), взятие Рима вестготами (410 г.), разграбление Рима вандалами (455 г.), низложение последнего императора Западной Римской империи Ромула Августула (476 г.). Но что еще более важно, эти события одновременно начинают рассматриваться как конец «старой» или «древней» истории.

В работах итальянских гуманистов — Л. Бруни, Л. Баллы, Дж. Пико делла Мирандолы, П. Помпонацци и других — для обозначения древней истории использовался термин «античность» (от anti-quitas — древность, старина). Эта история относилась лишь к Древней Греции и Древнему Риму. Первоначально термин «античный» (в отличие от «варварского»), с одной стороны, и «средневекового» — с другой, применялся прежде всего к культуре и понимался как синоним классического, непревзойденного образца. Эта традиция сохранялась и в последующие века — вспомним хотя бы написанные в XVIII—XIX вв. труды И. Винкельмана, Б. Нибура и др. Но с конца XVIII в. интересы специалистов по античности распространяются и на политическую, социальную, правовую и хозяйственную историю (работы Э. Гиббона, И. Дройзена, Дж. Грота, Т. Моммзена и др.). Постепенно понятие античности детализировалось: появились понятия «античный город», «античная система хозяйства», «античная форма собственности». Параллельно менялись и представления о хронологических рамка$ античности, которые отодвигались все дальше в прошлое, к границе I—II тысячелетий до нашей эры.

Что касается обширного ареала, лежавшего за пределами античного мира, то отрывочные сведения о нем привлекали внимание исследователей уже в XVI—XVII вв. (П. Ланглуа, А. Кирхер, Б. Спиноза и др.). Однако вплоть до конца XVIII в. временной гори-

562

зонт авторов, писавших о древности, был очень узок. Так, история Древнего Востока, гораздо более «старого», чем античный мир, за редкими исключениями оставалась нетронутой. Этот огромный временной пласт истории человечества был открыт по-настоящему только в XIX в. — веке великих археологических и, добавим, филологических открытий. Очевидно, что, когда Древний Восток соединился с классической древностью, произошло не только колоссальное приращение исторического времени, но и огромное расширение исторического пространства.

В результате двумя частями древней истории, или истории Древнего мира, стали классическая древность (античность) и Древний Восток. В современной исторической науке под античностью понимается период древней истории (примерно с начала I тысячелетия до н. э. по V в. н. э.), охватывающий историю греко-римского общества, включая эллинистические государства. Когда мы говорим «Древний Восток» — имеем в виду комплексную пространственно-временную данность — совокупность ряда стран Южной и Восточной Азии, Северной и Северо-Восточной Африки с середины IV тысячелетия до нашей эры для Шумера, с конца IV тысячелетия до нашей эры для Египта, со II тысячелетия до нашей эры для Индии и Китая и до первых веков нашей эры. Однако объединение разных частей Древней истории до сих пор остается довольно формальным, и вопрос о том, как соотносятся античность и Древний Восток, а в границах последнего Ближний и Средний Восток с Китаем и Индией, судя по всему, вызывает немалые затруднения даже у специалистов.

В формировании истории Древнего мира колоссальную роль сыграла археология. Именно эта дисциплина дала возможность восстановить историю, не изложенную ни в каких письменных источниках, узнать о событиях, не упомянутых ни в каких книгах. Она же позволила обнаружить и расшифровать древние, давно утраченные языки и прочесть неизвестные дотоле источники и манускрипты. Открыв мир бесписьменной эпохи и письменные памятники исчезнувших цивилизаций, археология необыкновенно далеко отодвинула исторический горизонт прошлого. Именно археология, в отличие от «аристократической» истории, занятая изучением самых разных памятников культуры, в том числе и культуры материальной, впервые получила и систематизировала данные о быте, повседневной жизни людей. В частности, научные раскопки Геркуланума и Помпеи привлекли внимание к особенностям античного быта.

Первые известные нам попытки археологических раскопок относятся еще к VI в. до н. э. — тогда вавилонский царь Набонид ис-

563

кал надписи древних царей в фундаментах построек (кстати, эти сведения также были получены в результате археологических раскопок, проведенных, правда, спустя две с половиной тысячи лет). Описания древних памятников можно найти у Фукидида, Павса-ния, Плиния и т. д., а само слово «археология» первым, как обычно, использовал Платон.

Интерес к поискам и коллекционированию древностей возникает в эпоху Возрождения; но лишь с начала XVII в., когда увлечение древностями охватило всю Европу, начинаются попытки систематической классификации и изучения древних находок, прежде всего памятников искусства и надписей. В XVIII в. организуются первые археологические раскопки с научными целями (до этого раскопки велись в целях наживы и были разновидностью кладоискательства). В начале XIX в. египетский поход Наполеона и торговые операции Ост-Индской компании открыли археологам доступ в страны Востока. Великие археологические открытия в XIX и XX вв. были сделаны в Средиземноморье и на Ближнем Востоке⁶.

Уже в эпоху Ренессанса начинается работа с текстами, являвшаяся составной частью процесса становления исторических исследований. Сбор, критика и публикация текстов, как уже отмечалось, сыграли особую роль в изучении истории Древнего Востока, позволив расшифровать, перевести и начать комментировать и анализировать найденные археологами письменные источники. В 1802 г. немецкий филолог Г. Гротефенд нашел ключ к персидской клинописи, а спустя два десятилетия англичанин Г. Роулинсон завершил ее расшифровку. В 1822 г. француз Ж. Шампольон расшифровал египетскую иероглифику. В середине XIX в. тот же Роулинсон вместе с другими специалистами нашел ключ к вавилонской клинописи. А в 1915—1916 гг. чешский ученый Б. Грозный прочитал хеттские клинописные тексты. Таким образом, благодаря усилиям ученых, пред-

⁶ В Греции велись раскопки в Афинах и других городах; были найдены знаменитые святилища в Дельфах и Олимпии. В Италии, кроме Геркуланума и Помпеи, большие раскопки производились в Риме и Остии. В Малой Азии раскапывались важные ионийские центры Милет и Эфес и эллинистические города Приена и Пергам, в Сирии — Гелиополь, Пальмира и многие другие. Особенно большое научное значение имели раскопки Кносса (А. Эванс) и Феста на острове Крит, Трои в Малой Азии, Тиринфа и Микен в континентальной Греции (Г. Шлиман и В. Дерпфельд). Для исследования Древнего Востока весьма важными оказались открытие хеттской культуры в Малой Азии (Г. Винклер) и исследования в Финикии, Сирии и Египте (О. Мариет, Г. Масперо, У. Петри Флиндерс). Археологи П. Ботта и О. Г. Лэйард открыли в Месопотамии ассирийские города, Р. Колдуэй и В. Андре — Вавилон и Ашшур; была обнаружена древнейшая в мире шумерская цивилизация (Л. Вулли, Э. де Сараек).

564

ставлявших разные дисциплины и многие страны, постепенно складывался облик эпохи Древнего мира.

Что касается концепции «Средних веков», то первым шагом в формировании этого понятия стало, как отмечалось выше, установление времени конца «древней» истории. Но исходно эпоха, следующая за древностью, считалась не средней, а «новой» историей. Первоначально при написании подобной «новой» истории по-прежнему соблюдался принцип «вплоть до времени пишущего»⁷. Даже в XVI в. доминирующей формой исторических сочинений оставались анналы и хроники, рассказывающие о событиях вплоть до настоящего момента. Но постепенно укореняется традиция писания истории «по периодам» — в частности, в Англии, в тюдоровскую эпоху, возникает историография «дотюдоровского периода», повествующая о времени войн Алой и Белой Розы⁸. Эта новая традиция блестяще отразилась в исторических драмах Шекспира. Несмотря на то что пьесы называются «хроники», время действия в них отделено от времени их создания изрядной дистанцией.

Определения «средние века», «средние времена» входят в историографию постепенно, по мере того как настоящее все четче дистанцируется в сознании от недавнего прошлого. Их можно встретить уже у некоторых итальянских гуманистов — в частности у Петрарки, который употреблял словосочетание medium tempus в историческом, а не в эсхатологическом смысле.

Историки литературы и искусства употребляли выражения media tempestas — «среднее время» (с 1469 г.), media antiquitas — «средняя античность» (с 1494 г.), saeculum medium, medium aevum — «средний век» (с 1596 г.), media aetas — «средние века» (с 1551 г.). Французский гуманист, издатель античных и средневековых памятников П. Питу говорит о moyen âge в 1572 г., английский историк и археолог У. Кемден о middle ages — в 1605 г.⁹ Дальнейшее развитие принцип деления истории на древнюю, среднюю и новую получил в сочинении Ж. Бодена «Метод легкого изучения истории», но эта работа еще не содержала ни четкой концепции, ни разметки соответствующих эпох.

⁷ Один из наиболее известных примеров — работа итальянского гуманиста Флавио Бьондо (1392—1463) «Декады истории со времен падения Римской империи» (Historiarum ab inclinatione Romanorum imperil Decades), в которой он рассматривал тысячелетний период 412—1440 гг., «дотянув» тем самым эту «новую» историю (которая по сути была историей Средних веков в позднейшей терминологии) до своего времени.

8 См.: Варг 1979 [1976].

9 Гене 2002 [1980]: 11.

565

Выработка понятия «средней» истории как самостоятельного периода, равно как и укоренение принятых ныне датировок, шли неспешно. В начале XVII в., например, Ф. Бэкон, который являлся в глазах современников крупнейшим авторитетом определял рамки «средней истории» следующим образом:

«Провидению было угодно явить миру два образцовых государства в таких областях, как военная доблесть, состояние наук, моральная добродетель, политика и право, — государство Греции и государство Рима. Их история занимает срединную часть (исторических) времен. Известна более древняя по отношению к упомянутым государствам история, именуемая одним общим названием — „древности" мира, равно как и последующая за ним история, именуемая новой» (Bacon. Works. V. 3: 345; цит. по: Баре 1990: 227).

Современное представление о периоде «Средних веков» стало постепенно утверждаться в европейской литературе лишь после того, как профессор университета в Галле X. Келлер (Целлариус) в конце XVII в. назвал одну из трех книг своего учебника «Историей Средних веков» (Historia medii aevi, a temporibus Constantin! Magni ad Constantinopolim a Turcas captam deducta). Таким образом, Келлер первым ввел близкую к современной периодизацию эпох всемирной истории, поделив ее на древнюю (до Константина Великого), историю Средних веков (до 1453 г. — даты завоевания Константинополя турками-османами и утраты этим городом своего значения как политического и религиозного центра христианского мира) и новую (после 1453 г.)¹⁰.

Однако наряду с периодизацией, предложенной Келлером, до начала XVIII в. в историографии продолжала применяться средневековая схема «четырех царств». Впервые появившееся в XV в. латинское словосочетание media aetas и его эквиваленты в европейских языках получили статус относительно общепринятого определения эпохи только в конце XVIII в.¹¹ При этом до середины XIX в. многие историки использовали двухчастную схему, состоящую только из «древней» и «новой» истории; в качестве границы между ними рассматривалось вторжение варваров¹².

Тем не менее можно считать, что начиная с XVIII в. концепция «Средних веков» как определенной исторической эпохи была принята историческим сообществом. Но содержание этого понятия, его внутренний смысл, равно как и хронологические рамки, продолжают оставаться объектом дискуссий по сей день.

10 Cellarius 1685—1698.

11 Spangenberg 1922: 7 ff; Koselleck 1985 [1979]: 233.

12 Butterfield 1955: 46.

566

Со времен Ренессанса укоренилось представление о «темном», или «мрачном», образе Средних веков, которое сохранялось в течение нескольких столетий. Просветители XVIII в. видели в Средневековье период упадка культуры и духовного диктата Церкви. Но, как замечает Б. Гене, когда философы Просвещения заклеймили «эти века невежества, клерикальной тирании и „феодального" правительства», под гнетом «скопившегося презрения Средневековье выросло и заставило считаться с собой»¹³.

В конце XVIII—начале XIX в. в связи с распространением романтических идей и настроений в Европе пробуждается, наконец, интерес к истории Средних веков. Средневековье идеализируется как время господства «чистой веры в Бога» и традиций, которые хранили общество и защищали его от революционных потрясений и преобразований. Средние века надолго становятся «образцом» для многих консервативных и реакционных течений, не только идейных, но и политических. В Германии опора на модель средневекового прошлого оказалась особенно востребованной, и, когда бессмысленность «возврата» к ценностям Средневековья стала очевидной, возникла идея «нового Средневековья». Многочисленные труды, инспирированные подобным «социальным заказом», не очень соотносились с требованиями науки: не только в XIX, но и в XX в. они включали в себя многое, что легко можно классифицировать как мифологическое и идеологическое знание о прошлом (об этом см. т. 2). Тем не менее идеализация и актуализация Средневековья, безусловно, способствовали развитию не только романтической историографии, но и научной медиевистики.

Огромный вклад в изучение средневековой истории внесла немецкая историческая школа, в том числе историческая школа права (К. Эйхгорн, Ф. Савиньи) и историко-экономическая школа (например, Ф. Лист, В. Рошер, Б. Гильдебранд). Л. Ранке и его последователи создали многотомные исследования по политической и дипломатической истории Средних веков. В свою очередь французские либеральные историки первой половины XIX в. — О. Тьерри, Ф. Гизо, Ф. Минье и другие — стали подходить к истории средневековой Франции с точки зрения выдвинутой ими теории классовой борьбы между третьим сословием и дворянством. В Англии историки вигской школы (например, Дж. Кембл, Г. Гэллэм) сосредоточили внимание на конституционной истории, отыскивая в Средневековье истоки буржуазного парламентаризма, который, как они полагали, сложился в борьбе «нации» за свободу против тирании крупных феодалов и королей (об этом см. т. 2).

13 Гене 2002 [1980]: 12.

567

Позитивизм привнес в медиевистику экономизм, социологизм и одновременно стремление к накоплению фактического материала. Еще больше усилился социально-экономический ракурс в исследованиях Средних веков, внимание к «феодальному обществу» с акцентом на отношения собственности, классовую структуру и т. д. Наконец, в марксистской историографии Средневековье уже последовательно отождествлялось с «феодальной общественно-экономической формацией». Поэтому Средние века делились на «период генезиса и ранний феодализм», «развитой феодализм» и «период разрушения феодализма». Но, учитывая явную бесперспективность поиска феодалов в поздней Римской империи и среди варварских племен, уже в 1960-е годы А. Неусыхин обозначил раннее Средневековье как «дофеодальный период», нарушив тем самым характерную для марксистской концепции жесткую связь исторических периодов со схемой общественно-экономических формаций¹⁴. Нетождественность Средних веков и периода феодализма была особенно наглядно продемонстрирована в работе А. Гуревича, который опирался на опыт своих исследований в области исторической скандинавистики¹⁵.

Надо заметить, что ассоциация Средневековья с феодализмом шла от просветителей и долго сохранялась и развивалась в западной историографии¹⁶. Это опять-таки объяснялось смещением интереса историков к «развитому» и «позднему» Средневековью (т. е. истории, начинающейся не ранее IX—X вв.) при почти полном игнорировании предшествующего «варварского» периода. Только в середине XX в. произошел содержательный прорыв в изучении Средневековья. Знание его становится необыкновенно разноплановым, включает новые сюжеты, связанные с системой культуры и личности, переоцениваются многие прежние представления об экономическом и политическом устройстве, и историки в принципе отказываются от оценочных суждений по «прогрессивной» шкале. Особенно заметные сдвиги произошли в изучении раннего Средневековья. Как оказалось, и эти наиболее «темные» века таят в себе немало материала для истории и отнюдь не являются исторической «черной дырой»¹⁷.

¹⁴ См.: Неусыхин 1967.

¹⁵ См.: Гуревич 2001 [1970].

¹⁶ См., например, фундаментальную работу М. Блока «Феодальное общество» (Блок 2003 [1939—1940]).

¹⁷ Из последних исследований раннего Средневековья отметим монографию И. Филиппова (Филиппов 2000).

568

Л. Февр, который почему-то сильно недолюбливал создателя современной периодизации исторических эпох X. Келлера, писал:

«Глупец, убожество, невежественный магистр обнаруживает между „древним веком" (aetas antiqua) и „веком современным" (aetas moder-па), которые уже были выделены его современниками, — он обнаруживает обширную страну фактов и деяний, не имеющих своего прозвания. Он окрестил ее „промежуточным" или „средним веком" (aetas intermedia). И это название остается. И „созданное" таким образом средневековье обретает плоть и обретает жизнь. Мало-помалу становится реальностью... Существом, которое рождается, растет, переживает пору расцвета, деградирует и умирает. Личностью, чью психологию изучают. Изучают всерьез. Как будто эта личность в самом деле существует. Как будто она когда-нибудь существовала» (Февр 1991 [1950в]: 387).

Интенсивные исследования в области медиевистики за последние полвека дали множество доказательств правоты великого Фев-ра. Но, несмотря на это, есть основания «замолвить слово» о «бедном магистре» Келлере. Как заметил Б. Гене,

«...каждый медиевист знает сегодня, что Средневековья никогда не существовало и тем более никогда не было духа Средневековья. Кому взбрело бы в голову сунуть в один мешок людей и учреждения VII, XI и XIV столетий? Если нужно производить периодизацию, то у 1000 года или у 1300 не больше, но и не меньше прав, чем у конца V или конца XV столетия...

В то же время совершенно справедливо утверждение, что Запад, который противопоставляет себя греческому Востоку и простирается от Испании и Италии на север, включая Польшу и Венгрию, в течение периода, который длится примерно тысячелетие, начинаясь где-то между IV и VI столетиями и заканчиваясь между XIV—XV, в многообразии стран и времен обнаруживает некое единство» (Гене 2002 [1980]: 13).

Отдельную проблему представляет собой проведение демаркационной линии между Древним миром и Средними веками, даже в рамках европейской истории. Конечно, первоначальное представление о том, что Средние века начались чуть ли не в одночасье, не могло удовлетворять требованиям развивавшейся исторической науки. С возникновением представления о переходных эпохах, в рамках которого старое продолжает существовать наряду с новым достаточно долго, возникли и не утихают до сих пор споры историков о том, чем было раннее Средневековье: эпилогом античности или прологом следующей эпохи. Безусловно, между античностью и Средневековьем существовала преемственность, но неясно, по какому рубежу

20 Зак № 4671 569

прошел разлом. Однако, как проницательно заметил Э. Трёльч, эти споры ничего не меняют в том, что античность была крупным культурным единством и что западное Средневековье открывает качественно иной мир. И в этом смысле безразлично, чем завершать античность: основанием Византийской империи, реформированием империи Диоклетианом, почти канонической датой 476 г., вторжением варваров, ориентализацией, начиная с Северов, падением роли рабов, исчезновением металлических денег или победой христианства¹⁸.

Обычно начало Средневековья относят к IV—V вв., но эта хронология может варьироваться в больших пределах. Иногда его датируют III в., а то и II в., в других случаях отодвигают к VI в. Наконец, существует концепция «переходного периода» (III—V вв.), который одновременно «принадлежит» античности и Средневековью (мы вернемся к ее обсуждению чуть ниже).

Не меньше разногласий вызывает и датировка конца Средних веков. Распространенная точка зрения, что Средневековье завершается в конце XV—начале XVI в., отнюдь не является единственной. Более того, даже весьма уважаемые авторы превосходного во всех отношениях школьного учебника по истории Средних веков в одном месте пишут: «Завершением средневековья мы считаем начало XVI в.». В другом утверждают: «Средние века... завершились к середине XVI в.». И, наконец, в рубрике «Средневековая художественная литература» указывают произведения живших в конце XVI—начале XVII в. Сервантеса (1547—1616) и Шекспира (1564— 1616)19.

В марксистской историографии конец Средневековья датируется серединой XVII в. и даже совсем точно — Английской революцией 1649 г. А, например, Ж. Ле Гофф в работе «Средневековый мир воображаемого», опубликованной в 1985 г., предложил «вытолкнуть пробку, именуемую Ренессансом», и ввести понятие

«длительного, очень долгого Средневековья, базовые структуры которого развиваются крайне медленно, с III в. и до середины XIX в., то есть до момента, когда промышленная революция, доминирующее положение Европы в мире, реальное развитие и распространение демократии... породили действительно новый мир...» (Ле Гофф 20016 [1985]: 17).

Примерно такой же точки зрения придерживаются и английские историки Дж. Чэмберс и Дж. Мингей, относящие европейскую аграрную революцию к периоду 1750—1880 гг.²⁰

18 Трёльч 1994 [1922]: 604.

19 Гуревич, Харитонович 1994: 252, 312, 333.

²⁰ Chambers, Mingay 1966.

570

Не менее расплывчатыми являются и датировки отдельных этапов Средневековья. Так, в сквозной периодизации созданного Римской империей политического и культурного мира Европы, предложенной Л. фон Ранке, история Средневековья делилась на следующие части: период германских и арабских завоеваний, становление самостоятельного западного мира (V—IX вв.); период принятия римской идеи каролингскими и немецкими императорами (IX— XI вв.); XI—XIII вв. — господство иерархии, преобразование римской идеи империи в идею папства; и, наконец, XIV—XV вв. — период разрыва тесной связи между государством и Церковью, время образования наций. Ранке полагал, что «каждая эпоха стоит в непосредственном отношении к Богу», но в то же время каждый исторический период, по его мнению, имеет свою «руководящую идею», и наряду с религиозной идеей важное место занимает идея политическая²¹.

Ныне выделяются иные вехи и этапы Средневековья, и вариантов — предостаточно. Тот же Ле Гофф, например, на протяжении своей научной карьеры предлагал несколько радикально различных схем периодизации средневековой эпохи. В известной книге 1964 г. «Цивилизация средневекового Запада»²² он еще оперировал общепринятой периодизацией. В работе 1985 г., как отмечалось, отнес завершение Средневековья к середине XIX в. и по существенным поворотным моментам выделил эпоху поздней античности или раннего Средневековья (III—X вв.), классического Средневековья (от истоков великого средневекового подъема около 1000 г. до середины XIV в.), позднего Средневековья до начала XVI в. и Реформации (но не «сомнительного» Возрождения). И, наконец, от Реформации до промышленной революции XIX в. — Новое время, однако понимаемое как завершающая часть триптиха под названием «долгое Средневековье»²³.

В следующей работе Ле Гоффа используются другие ключевые слова для описания периодов Средневековья — с разграничительными линиями около 1000 г., 1200 г., 1500 г., 1680 г. — «подъем Запада», «сошествие ценностей с небес на землю», «обмирщение истории», «рождение идеи прогресса»²⁴. Примечательно, что, хотя Ле Гофф в данной статье обосновывает свою концепцию Средневековья и соответствующую периодизацию необходимостью акцента на аг-

21 Ранке 1898 [1854]: 4.

22 Ле Гофф 1992 [1964].

23 Ле Гофф 20016 [1985]: 17.

24 Le Goff 1987: 232—233.

571

рарном характере средневекового общества и присущего ему «ментального инструментария», используемые им критерии мало связаны с этой исходной посылкой. Речь здесь идет о духовных или культурных характеристиках общества в целом и даже, скорее, его «просвещенной» части.

В недавней полемике по поводу монографии С. Рейнолдс «Фье-фы и вассалы, реинтерпретация средневековой реальности»²⁵, где классический феодализм с приписываемой ему системой вассальных институтов объявлялся «постфактуальным конструктом», в очередной раз очень ярко проявилось несогласие ведущих медиевистов по поводу содержания и датировки отдельных этапов Средневековья.

Но при всем разнообразии периодизаций эпохи Средних веков можно все-таки утверждать, что наиболее традиционным является деление Средневековья на три части: раннее; высокое, или классическое; и позднее. Начало позднего Средневековья обычно датируется рубежом XIII—XIV вв., а период XIV—XV вв., вслед за И. Хёй-зингой, часто именуется «осенью Средневековья». Граница же между ранним и зрелым Средневековьем вызывает гораздо больше разногласий, варьируясь в пределах IX—XI вв.

Новое время

В современной науке термины «история Нового времени» и «Новая история» употребляются как синонимы, обозначая историческое описание определенного периода, охватывающего примерно 500-летний отрезок времени с конца XV—начала XVI в. до самого ближайшего прошлого. Однако смысловое объединение этих терминов произошло далеко не сразу.

Что касается понятия «новой» (в смысле недавней) истории, то оно использовалось испокон веков. Например, еще к V—началу VI в. относится сочинение византийского историка Зосимы «Новая история» в шести книгах, действительно охватывающее новый для него период от Августа до взятия Рима Аларихом в 410 г.²⁶ С этого времени историки, по свидетельству Б. Гене, отчетливо различают «старое» и «новое» время. Не испытывай недостатка в терминах для противопоставления «старым временам» периода, который они называют diea hodiernus, nostrum saeculum, nostrum tempus, nostra

25 Reynolds 1994.

26 См.: Martin 1866.

572

tempora (день сегодняшний, наш век, наше время, наши времена), предпочтение они отдают слову «новый»²⁷.

Первые христианские историки с помощью определения «новый» отделяли свое время от античности. Затем в границах «старого» оказались уже времена отцов Церкви и церковных соборов. В XII в. для некоторых историков водоразделом старого и нового времени стали значимые «национальные» вехи: для французских — каролингская эпоха (VIII—первая половина IX в.), а для английских — 1066 г. — завоевание Англии норманнами. Но чаще всего новая эпоха, как ее понимали в Средние века, — это период (как правило, продолжительностью в сто лет)²⁸, о котором историк знает или получил устные свидетельства.

Как уже отмечалось, с эпохи Возрождения и до середины XVII в. граница передвинулась далеко в прошлое: началом «новой истории» считали принятие христианства или падение Западной Римской империи, т. е. IV—V вв. (конкретные рубежи начала «новой» истории могли существенно варьироваться в пределах этих двух столетий).

С течением времени датировка «новой» истории постепенно меняется — во второй половине XVII в. ее начало переносят на 1453 г. (падение Византии), а позже начинают маркировать рубежом XV— XVI вв. В качестве конкретных дат начала «новой истории», как правило национальной, фигурировали 1479 г. — объединение Арагона и Кастилии, 1485 г. — конец войны Роз и начало правления династии Тюдоров (Генриха VII) в Англии, 1492 г. — открытие Америки Колумбом, 1500 г. — как «круглая» дата, 1517 г. — начало Реформации и т. д.

Т. Грановский, говоря о «самоуправном» делении истории на периоды, подчеркивал в то же время, что отделение истории средневековой от новой основано на самой сущности предмета.

«Если мы всмотримся в отличительный характер этих отделов истории, мы увидим здесь глубокое различие, мало — отрицание новою историей того, что служило содержанием истории средней» (Грановский 1986 [1849—1850]: 5).

Поэтому постепенно граница Нового времени стала связываться не с определенной датой, а с неким новым содержательным периодом истории.

Как считает Р. Козе л лек, смысл определения «новый» применительно к времени истории имеет три значения:

27 Гене 2002 [1980]: 95—96.

28 Там же: 96—97.

573

— период, который считается новым по контрасту со Средними веками;

— современный (сегодняшний);

— качественно новый, совсем другой, даже лучший, что придает «новому» эпохальный, темпоральный характер²⁹.

Все эти характеристики в совокупности и определяют содержание концепции Нового времени, в котором, с европоцентристской точки зрения, мы живем уже более пяти веков. Ощущение хода и духа времени настолько характерно для этой эпохи, что само слово «время» (Zeit, time, temps) употребляется преимущественно, когда речь идет о современной эпохе. Так, в русском языке Средневековье обозначается словом «века», в европейских языках словом «возраст» (Mittelalter, Middle Ages, Moyen âge), a «древность» или «античность» вообще не имеют указания на время, но иногда — на пространство или некую целостность пространства-времени. Тогда говорят: Древний мир.

Исходным моментом в генезисе термина «Новое время» в его современном смысле является представление о современности, «модернизме» («modernus», «moderni», «modernitas»), которой гуманисты противопоставляли «темные» Средние века. Неологизм modernus (от лат. modo — недавно) появляется в VI в., и Э. Курциус, подчеркивая роль этого термина, называет его одним из последних даров в наследии вульгарной латыни³⁰. Ж. Ле Гофф, подробно остановившийся на генезисе этого понятия, показывает, что его вполне сознательно использовали уже во времена каролингского Ренессанса IX в. для противопоставления «своего времени» древности. «Sae-culum modernum» называли век Карла Великого.

Средневековье знало два периода отчетливого конфликта, когда представители «современности» и сторонники «древности» прибегали к терминам «modernus», «moderni». Два известных автора XII в. отмечали модернизм своего времени, один с осуждением, другой — с одобрением. Иоанн Солсберийский негодовал по поводу пагубных новаций, отвергающих наследие прежних авторитетов: «все становится новым, отбрасывая правила древних; грамматика обновлена, диалектика перевернута, риторика в небрежении, и предлагаются новые подходы к quadrivium»³¹. Его современник Уолтер Man тоже понимает modernitas как время изменений, определяет его как еще не завершенный промежуток в сто лет, но трактует это «новое» как

29 Koselleck 1985 [1979]: 238.

30 Curclus 1948: 30.

31 Цит. по: Le Goff 1992 [1981]: 29.

574

позитивное. В XIII в. Фома Аквинский и Альберт Великий используют термин modérai для отличения аристотелианцев, к коим они относили и себя, от предыдущих двух-трех поколений теологов Парижского университета в период, предшествующий «аристотелиан-ской революции»³².

Но в целом в ту эпоху производные от modernus имели по преимуществу нейтральный смысл. Они обозначали современников, живущих — в отличие от предшествовавших им antiqui — в настоящее время. И хотя тогда эти слова, как и сама новизна, очень часто вызывали подозрения,

«...однако modernitas и modern! все больше и больше утверждали себя в XII в. с гордостью, в которой чувствуется вызов прошлому и обещания на будущее. Приближалась эпоха, когда понятие „новое время" станет программой, утверждением, знаменем» (Ле Гофф 1992 [1964]: 164).

В XIV в. термин начинает использоваться в теологии и философии (via moderna, противопоставленное via antiqua). По «новому пути» шли «logici modérai», «theologi moderni» или «moderniores», т. е. те, кого с большими или меньшими основаниями можно отнести к номиналистам (Дуне Скотт, Оккам, Буридан и др.). Особое место среди них принадлежало Марсилию Падуанскому, который первым теоретически обосновал отделение церкви от государства и секуляризацию и считается основоположником современной (modern) политической науки. В трактате «Защитник мира» (Defensor Pacis, 1324 г.) он придал термину modernus значение «инновационный ».

Если до XV в. термин modernus и его производные употреблялись в разных контекстах эпизодически, то в эпоху Ренессанса это понятие начинает устойчиво использоваться в значении «новое время»³³. Но и гуманисты, и деятели Реформации под «новым временем» понимали не отрезок недавнего прошлого, а свое настоящее как противоположность прошлому; таким образом, «истории Нового времени» для них не существовало. Утвердив понятие античности как эталона культуры прошлого, гуманисты возвысили и современность; во всяком случае в той мере, в какой она стремится уподобиться античности. Со временем понятие «модернизм» все шире использовалось в другом смысле — «инновационный», «новатор-

32 Le Goff 1992 [1981]: 29.

³³ Впоследствии в разных языках были выбраны варианты и от storia moderna и от storia nova, например: modern history (англ.), storia moderna (итал.), neuere Geschichte (нем.), новая история.

575

ский» — для характеристики разных систем социальной реальности (экономическая модернизация, стиль модерн, модернист)³⁴.

Для того, чтобы стала восприниматься как нечто, имеющее прошлое, сохранив при этом свое качественное отличие от пред-шествущего исторического периода, потребовалась некоторая временная дистанция. Со второй половины XVIII в. появляется все больше свидетельств того, что темпоральная структура современности приобретает законченную форму в концепции Нового времени (эпохи модерна, modernity). Уже французские просветители Д'Алам-бер и Дидро конструировали всю историю в соответствии с темпоральной структурой этой концепции. Время больше не рассматривалось просто как среда, в которой происходят все истории, — оно приобрело историческое качество. Вследствие этого история теперь происходит не во времени, а как бы проходит сквозь время. Время становится самостоятельной исторической и динамической силой. История обретает целостность и становится не историей чего-то, а историей вообще.

С тех пор как история стала пониматься как некое единство, ее необходимое отношение к историческому времени было включено в общую концепцию всемирной истории. В Новое время стало очевидным и пространственное различение Новой, Средней и Древней истории. Однако еще в первой половине XIX в. диапазон представлений о начале современности или Нового времени составлял несколько веков: одни историки связывали начало modernitas с концом раннего Средневековья, другие считали, что современность открывается Французской революцией.

Целостная по форме и по смыслу концепция Нового времени утверждается только к 1850-м годам (например, она присутствует в многотомном «Словаре немецкого языка», выпускавшемся братьями В. и Я. Гримм, т. е. спустя четыре века после начала того периода, который она обозначает³⁵. С тех пор понятия «Древний мир», «Средние века» и «Новое время» подразумевают не просто конкретные периоды, а концепцию определенного социального устройства, культуры и личности. С этого момента можно четко «развести» понятия «Новое время» и «modernitas». Новое время — это время всего мира, всего человечества, диктуемое Европой, независимо от

³⁴ Только ближе к концу XX в., как замечает американский историк Дж. Лукач, слово «модерн» потеряло свой блеск. Если еще в 1960-е годы, особенно в Америке, у слова «модернистский» была констатация позитивного, то сейчас во всех областях жизни, даже в искусстве, это не так (позитивный смысл приобрел термин «постмодернизм»); см.: Lukacs 1994: 340—341.

35 Koselleck 1985 [1979]: 233.

576

типа или ступени развития того или иного общества. Модернизм (современность) — это модель конкретного общества, характеризующегося определенными признаками. Таким образом, Новое время и модернизм на определенном этапе совпадают только в Европе и странах переселенческого капитализма.

Именно исходя из модели модернизированного общества начало Нового времени обычно связывают с возникновением современного единого национального государства, капиталистического хозяйства, колониализмом, а также установлением приоритета научного мышления.

«...Подлинное Новое время родилось из разрыва с абсолютизмом и конфессионализмом... Гражданское общество, автономия и способность к организации осознанной науки — его признаки... Таким образом, следует различать Новое время в широком и узком смысле. В первом смысле оно начинается с XV в., с нового военного и бюрократического государства, с суверенитета по отношению к церкви и империи; во втором — с Английской революции и Просвещения...» (Трёлъч 1994 [1922]: 648).

Однако к этим сущностным чертам постоянно добавлялись и другие, ибо понятие «современного общества» охватывает все системы социальной реальности и способы их взаимодействия с другими реальностями, характерные для современности. Научные знания об обществе, культуре и человеке становятся все более специализированными, и благодаря этому реальность предстает все более многогранной. Кроме того, «за истекший период» заметно изменилась сама реальность, а также накопилось много знаний о прошлом, что позволило переосмыслить прежние представления о разрывах и преемственности между эпохами.

В марксистской историографии содержанием поворота от Средневековья к Новому времени считается переход от феодализма к капитализму, политическим механизмом которого являлись буржуазные революции. В соответствии с этим в 1920-х и в первой половине 1930-х годов в советской историографии начало Нового времени связывалось с развитием капиталистического уклада и первыми буржуазными революциями в Европе, но решающим событием, обусловившим победу капитализма над феодализмом, называлась Великая французская революция. С конца 1930-х годов периодизаци-онная схема, принятая в советской исторической науке, полностью подчиняется учению о классовой борьбе и устанавливаются четкие водоразделы, возможные лишь в политической истории. (Нельзя ведь установить год начала развития капиталистических отношений, а революции датировать можно, хотя свершение Английской

577

революции не означало конца феодализма даже в пределах Англии.) В результате утвердилась периодизация, согласно которой рубежом между Средневековьем и Новым временем считалась Английская буржуазная революция XVII в. Однако среди советских историков существовали и другие мнения о начале Нового времени: его связывали или с XVI в., или с Великой французской революцией.

В западной историографии наиболее распространенной является точка зрения, согласно которой Новое время начинается с Ренессанса и Реформации³⁶. Это мнение, как и сама концепция Ренессанса, — итог длительных размышлений и дискуссий, но дискуссии продолжаются, и, как мы видим, концепция ныне активно оспаривается.

Возрождение, Ренессанс — термины, принятые ныне для обозначения определенного периода в развитии ряда европейских стран (в Италии — XIV—XVI века., в других странах — XV—XVI века.)³⁷. Утверждение доктрины Ренессанса, которое сознательно противопоставлялось Средним векам, и ее включение в общую концепцию периодизации заняло еще больше времени, чем становление концепции Средних веков, начавшееся в эпоху Ренессанса. Хотя гуманисты любили использовать глаголы и прилагательные для обозначения обновления или возврата, пробуждения или расцвета, или для описания повторения, «Ренессанс» (rinascita, renaissance) как более общее понятие впервые появляется лишь в середине XVI в. и используется очень избирательно³⁸. У Дж. Вазари в «Жизнеописаниях наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих»³⁹ понятие rinascita обозначало всестороннее развитие нового искусства, базирующегося на изучении природы.

Как термин, в первую очередь характеризующий эпоху в истории искусства и литературы, «Ренессанс» впервые регулярно стал использоваться в литературе Просвещения. Такой смысл придавался ему, например, в «Историческом и критическом словаре» П. Бей-ля⁴⁰. Но уже Вольтер видел в Возрождении не только прогресс чело-

³⁶ Этот же подход был характерен для российской историографии XIX в. (см., например: Грановский 1986 [1849—1850]; Кареев 1892—1917).

³⁷ Существует также хорошо аргументированное мнение, что эпоха Ренессанса была только в Италии. Как полагает, например, Л. Баткин, «в других странах ренессансность — мгновенный и освежающий порыв ветра, тридцать—сорок—пятьдесят лет, жизнь одного поколения, притом этот порыв захватил только некоторые области духовного производства и на слишком узкой социальной основе» (Баткин 1995: 37).

³8 См.: Ferguson 1948; Ullmann 1952. S9 Вазари 1933 [1550].

40 Бейлъ 1968 [1695—1697].

578

веческого таланта и разума, но и хозяйственный подъем, и богатство итальянских городов.

Ж. Мишле в седьмой части своей 17-томной «Истории Франции» выделил Возрождение (La Renaissance) как самостоятельный период европейской истории и придал понятию «Ренессанс» смысл переворота в мировоззрении⁴¹. Мишле, говоря словами Февра, концептуализировал Возрождение как блистательный период истории Запада, когда

«...все воспрянуло сразу: искусство и литература — безусловно, но еще и науки, космография, география, анатомия, естествознание. И еще — христианская религия, обретающая новые формы; а также — экономическая активность, богатство века, удвоившего свой золотой запас, удесятерившего свои запасы серебра; и, наконец, само представление, которое составляют себе люди на Западе, — представление о мире, о жизни, о предназначении человека» (Февр 1991 [1950в]: 378).

По хрестоматийному определению Мишле, эпоха Возрождения дала человечеству два открытия: «открытие Мира» и «открытие Человека».

Таким образом, если Келлер «нашел» Средние века, то Мишле принадлежала заслуга обнаружения Ренессанса как исторического явления, обозначающего совокупность материальных, духовных и эстетических перемен, произошедших в жизни Запада в XV— XVI вв. Говоря о могуществе понятий, созданных исторической наукой, об их способности жить своей жизнью и создавать сам феномен, который они обозначают, Февр резюмирует значение этих двух открытий: «Безымянный педант. Гениальный Мишле. Результат одинаковый » ⁴².

Я. Буркхардт в работе «Культура Возрождения в Италии»⁴³ утвердил представление об итальянском Ренессансе как о времени. Содержательно он характеризовал эту эпоху как период торжества сильной, не признающей никаких ограничений личности, ниспровергающей средневековые церковные представления о мире и выдвигающей вместо религиозно-этических критериев гуманистически-эстетические. Из индивидуалистического мировоззрения нового человека Буркхардт выводил всю культуру Ренессанса.

Строго говоря, лишь с появлением теорий Мишле и Буркхардта Возрождение, как содержательный период, было включено в общую систему периодизации истории. Таким образом, понятие «Ренес-

41 Michelet 1833—1867. V. 7.

42 Февр 1991 [1950в]: 387.

43 Буркхардт 1996 [1860J.

579

сане» возникло не одновременно с появлением понятия «Средние века» и не в качестве его контрконцепции, а сформировалось позднее как форма историко-хронологической детерминации. Слово «Ренессанс» изначально было метафоризировано, и процесс «очищения» его значения был очень долгим.

Идея «возрождения» постепенно настолько интегрировалась в историческое знание, что современная историческая мысль без труда обнаруживает в прошлом некое перманентное возрождение: Каролингское возрождение, возрождение XII в., итальянский и се-веро-европейский Ренессанс, веймарский классицизм. По словам Р. Брага, мечта о новом возрождении еще присутствует и у мыслителей XX в.: В. Йегера, Л. Штрауса, в какой-то мере у М. Хайдег-гера⁴⁴.

Ж. Мишле квалифицировал Ренессанс и Реформацию как явления одного порядка. В современной науке это представление не считается бесспорным, так как «Север» не знал принципиально нового и основополагающего обращения к античности, и культурная жизнь Северной Европы развивалась в зависимости от протестантизма и иных факторов.

«Европейский „Север" в XIV—XV вв. (а затем в решающей степени и в Реформации XVI в.) выходил из средневековой культуры с опорой на нее же — постепенно разлагая, перерабатывая ее изнутри» (Баткин 1995: 35—37).

Реформация вначале ассоциировалась не с периодом, а с рубежом, началом новой эпохи, но позднее тоже стала концепцией определенного временного этапа. Вместе с тем термин «Реформация» сохранял и свое нехронологическое, общее значение, связанное с религиозной жизнью, преобладающее и в настоящее время. Наступление эпохи Реформации рассматривалось как заключительный период христианства; одновременно предполагалось, что им закончится и история⁴⁵.

Выделение Возрождения (или Реформации) как начального периода Новой истории явилось существенным элементом в формировании общих представлений о ее членении. Поскольку это произошло к середине XIX в., когда эпоха Нового времени длилась уже достаточно долго, возникла потребность выделить в ней определенные этапы и вместе с тем — отграничить последний период, воспринимающийся как настоящее или недавнее прошлое. В результате Новое время в исторических исследованиях разделилось на Возрож-

⁴⁴ Браг 1995 [1993]: 95.

⁴5 Koselleck 1985 [1979]: 236.

580

дение (или Реформацию), собственно Новое время и новейшую историю. Конечно, существует множество более дробных периодизаций Нового времени. Так, Ранке в своих «Эпохах» характеризовал периоды Нового времени следующим образом. По его схеме, вслед за венчающим Средневековье пятым периодом всемирной истории, наступает шестой — Реформации и религиозных войн, когда в ходе общей децентрализации постепенно возникает система великих европейских держав; затем седьмой — период великих держав; и восьмой — эпоха революций. Последний период у Ранке частично находился уже в ведении новейшей истории, как и следующий за ним этап конституционализма^.

В современной историографии нередко выделяется отдельно раннее Новое время (early modern period). Конец этого периода связывают с промышленной революцией, произведшей радикальный перелом в социальной структуре, сознании и культуре западного общества.

В марксистской историографии периодизация эпохи Нового времени оказалась в значительной мере построенной на основе «революционных» критериев. В рамках Нового времени выделяется эпоха победы и утверждения капитализма в Европе и Америке (1640—1870 гг.). Событием, определяющим ее начало, периода, является Английская буржуазная революция. Следующий (1871 — 1917 гг.) открывается Парижской коммуной. Таким образом, Парижская коммуна оказывается событием всемирно-исторического значения. Внутри первого периода новой истории выделяются такие этапы, как 1640—1789 гг. — от Английской до Великой французской революции; 1789—1815 гг. — от Французской революции до разгрома наполеоновской империи; 1815—1849 гг. — от Венского конгресса до поражения революций 1848—1849 гг.; 1849—1871 гг. — до Парижской коммуны; и, наконец, завершает эту эпоху 1871 — 1917 гг. — «вполне законченный исторический период, именно: от Парижской коммуны до первой Социалистической Советской Республики...»⁴⁷.

Существует и множество других периодизаций Нового времени, но последним пределом в них является рубеж, отделяющий новую историю от новейшей, рубеж, который движется вместе с реальным временем социального бытия.

Термин «новейшее время» (в отличие от «Нового времени») в историческом обиходе укоренился быстро. На протяжении всей

46 Ранке 1898 [1854].

47 Ленин 1963 [1920а]: 16—17.

581

своей преподавательской деятельности Ранке читал «историю новейшего времени» или «новейшую историю», которую он начинал с Американской и Французской революций. Только обращаясь к текущей истории, он переходил на традиционное: «история нашего времени»⁴⁸. Работа известного немецкого историка Ф. Шнабеля, которая с 1924 по 1932 г. выдержала шесть изданий, называлась «1789—1919. Введение в историю новейшего времени»⁴⁹. Во Франции многие историки именовали весь период после Великой французской революции современной историей (histoire contemporaine), в Англии использовались термины contemporary history, current history. А недавно появилась histoire présente (present history) — уже совсем сегодняшняя история.

Однако в цехе историков Нового времени изучение текущих событий считалось не особенно почетным. Постепенно сложилось убеждение, что только временная дистанция позволяет писать «объективную», или «научную», историю. Серьезные историки полагали, что требуется существенный разрыв во времени, «историческая давность», чтобы соблюсти требуемую научную беспристрастность. Приступая к исследованию царствования императрицы Екатерины II, В. Ключевский писал:

«Вопросы того времени для нас простые факты: мы считаемся уже с их следствиями и думаем не о том, что из них выйдет, а о том, как быть с тем, что уже вышло... Значит, счеты потомства с Екатериной II сведены. Для нас она не может быть ни знаменем, ни мишенью; для нас она только предмет изучения» (Ключевский 1989 [1880/1921]: 284).

В канонической форме этот подход сформулирован* А. К. Толстым в «Истории государства Российского»:

«Ходить бывает склизко По камешкам иным, Итак, о том, что близко, Мы лучше умолчим».

(А. Толстой 1981 [1868]: 263).

Текущей историей занимались, как правило, политически ангажированные историки и философы (см. работы К. Маркса о революции 1848 г. и о Парижской коммуне^ Л. фон Штайна о Прусской конституции, а также труды представителей так называемой малогерманской школы — Г. фон Зибеля, И. Дройзена, Г. фон Трайчке и

48 Ранке 1898 [1854].

49 Schnabel 1925 [1924].

582

др.). Их отличительной чертой была склонность к прогнозированию, и импульсом для исторических сочинений о событиях современности, написанных этими авторами, служило будущее. Интерпретация события всецело подчинялась представлениям о направленности всемирно-исторического процесса и политическим предпочтениям. В целом же занятия современной историей считались у историков чем-то второсортным и были передоверены журналистам.

Мы уже отметили, что термин «новейшее время» в западной исторической науке имел не столько содержательное, сколько временное, хронологическое значение. Иначе обстояло дело в советской историографии. Она отказалась от ассоциации новейшего времени с текущей историей и утвердила в качестве начала новейшей истории незыблемую дату — 1917 год. Эпохальный характер этой даты не подлежал сомненению — ее нередко приравнивали к началу новой эры. Эта идея восходит к ленинской характеристике Октябрьской революции как начала новой эпохи всемирной истории, основным содержанием которой является переход от капитализма к социализму⁵⁰. Соответственно в отечественной историографии период «новейшей истории» обладал не менее специфически содержательным характером, чем период «новой», хотя еще в 1936 г. в партийных документах и соответственно в официальной историографии такого периода не существовало⁵¹.

Справедливости ради следует признать, что 1917 г., положивший начало разделению мира на два лагеря, в основе которого лежали враждебные политические системы и идеологии, действительно многими признавался эпохальным, но западная историография никогда не рассматривала его в качестве символического конца Нового времени.

Власть схемы

Шпенглер назвал схему «Древний мир — Средние века — Новое время» «невероятно скудной и лишенной смысла» и в то же вре-

⁵⁰ «Уничтожение капитализма и его следов, введение основ коммунистического порядка составляют содержание начавшейся теперь новой эпохи всемирной истории» (Ленин 1963 [19206]: 425).

51 Советские историки начали следовать указанной схеме с конца 1930-х годов. По-видимому, данная периодизация была введена неким декретом, однако борьба с культом личности во времена Хрущева совершенно стерла следы этой истории (story), и нам не удалось выяснить, в каком именно постановлении ленинская мысль обрела императивный характер.

583

мя признал ее «абсолютное владычество над нашим историческим сознанием»⁵². И действительно, эта триада в известной степени является искусственной конструкцией, к тому же она в своей значительной части возведена на европейской почве. Историкам постоянно приходится преодолевать несовершенство этой схемы, и процесс «внесения поправок» с годами становится все более интенсивным.

Прежде всего нельзя не упомянуть о существовании четвертой, «доисторической», эпохи, которая формально не относится к сфере интересов исторической науки, но активно участвует в формировании современных исторических представлений. История «открытия» этой эпохи также не лишена интереса.

Дело в том, что едва ли не до середины XIX в. абсолютно все историки (а тем более неспециалисты) исходили из библейской хронологии истории человечества. Как отмечалось в предыдущей главе, в соответствии с этими представлениями Сотворение мира произошло примерно за 5500 лет до Рождества Христова (в рамках иуда-истической традиции история человечества была еще короче — ее начало относилось на 3761 г. до н. э.).

Начало «реальной» истории связывалось, впрочем, не с Сотворением мира, а со всемирным потопом, который и служил исходной точкой для упорядочения и хронологической систематизации всей информации о прошлом. Таким образом, вплоть до середины XIX в. история человечества в представлении любого образованного европейца начиналась не ранее 3000 г. до н. э. (по версии Септуагинты) или даже 2300 г. до н. э. (по версии Торы).

Заметим, что все известные к середине прошлого века исторические факты и датировки в целом не выходили за эту границу. Не изменила этих представлений и активизация археологических исследований в первой половине XIX в. Найденные в 1830—1840-е годы датскими археологами К. Томсеном и Е. Ворсо древние орудия, изготовленные из разных материалов, послужили основой для распространения схемы «каменного—бронзового—железного веков» истории человечества, но периодизация каменного века еще вписывалась ими в библейскую «послепотопную» историю.

Открытие древнейшей истории человечества связывают обычно с именем французского археолога-любителя Ж. Буше де Перта (1788—1868), который в 1837 г. обнаружил при раскопках на берегах Соммы орудия каменного века. Буше де Перт выдвинул гипотезу о том, что люди, изготовившие эти орудия, были современниками мамонтов и других вымерших животных. Впрочем, и в этом слу-

52 Шпенглер 1993 [1918]: 49. 584

чае речь все еще шла о библейской хронологии — Буше де Перт полагал, что им открыты следы «допотопных» людей, живших в период между Сотворением мира и потопом. Но даже эта скромная гипотеза не получала признания вплоть до 1860-х годов. По существу переход к современным представлениям об истории человечества начался только после выхода в свет в 1859 г. «Происхождения видов...» Ч. Дарвина. В последовавших затем работах французских археологов Э. Ларте («О геологической древности человеческого рода в Западной Европе», 1860 г.) и Г. де Мортилье («Доисторическая древность человека», 1869 г.), а также английского археолога Дж. Леббо-ка («Доисторические времена», 1865 г.) начало человеческой истории было впервые отодвинуто за пределы библейской хронологии.

Если отвлечься от предыстории и постистории, явно лежащих за пределами триады «Древний мир — Средние века — Новое время», то очевидно, что модель эта весьма произвольно базируется на совершенно разных критериях, связанных с изменениями разных подсистем социальной реальности. Один критерий — политический (падение Западной Римской империи — падение Восточной Римской империи). Другой критерий — религиозный (утверждение христианства — Реформация). Третий — культурологический (утверждение христианско-религиозной культуры — появление светской культуры, основанной на гуманистических принципах). И это еще не все: можно добавить экономические, правовые, коммуникационные, технологические и другие критерии. Конечно, все они взаимозависимы, но в то же время и достаточно самостоятельны в претензиях на установление собственных временных рубежей.

Так, если понимать античность и Средневековье как противостояние языческого и христианского миров, то очевидно, что последний утверждается раньше Средневековья, а первый отнюдь не исчезает в IV—V вв. Если же видеть в этих эпохах истории прежде всего воплощение рабовладельческой и феодальной формации, то ясно, что феодальный способ производства складывается гораздо позже начала Средних веков. Наконец, если рассматривать историю с точки зрения государственной и ставить во главу угла политические события, то можно, пожалуй, указать и точную дату.

Еще сложнее с водоразделом между Средневековьем и Новым временем. Эти эпохи можно трактовать с помощью дихотомий: аграрное и индустриальное общество, традиционное и современное, феодальное и капиталистическое, религиозное и светское и др. Хотя, безусловно, основной пласт времени у перечисленных типологий общий, границы их никогда не совпадают. Все эти структуры утверждались и сдавали свои позиции в разное время.

585

Отдельно следует сказать о пространственном аспекте схемы трех эпох. В сопоставлении с античностью Древний Восток — это и период, и одновременно отдельный географический ареал. (Вот один из ярчайших примеров взаимосвязи времени и пространства в историографии.) Это — цивилизации, открытые европейской историей намного позднее античности, и к тому же цивилизации, во многом чуждые Европе. Поэтому Древний Восток, существуя до античности и вместе с нею во времени, пребывает всегда отдельно, в собственном географическом и цивилизационном пространстве. Но, несмотря на указанное пространственно-временное размежевание, Древний мир — в большей мере временное понятие, чем Средние века. Включая в себя в качестве автономных единиц и античность, и Древний Восток, термин «Древний мир» для всего исторического мира подразумевает отрезок времени до начала Средневековья. Смысл этого термина заключает в себе самое разнообразное содержание исторической жизни.

Если история Древнего мира действительно охватывает весь мир или по крайней мере его главные цивилизации, то Средневековье в содержательном плане — это все-таки понятие, применимое только к ограниченному региону, включающему Европу и частично Ближний и Средний Восток. Попытки обнаружить аналогичные европейским Средние века в других местах (например, в Китае) представляются надуманными. Видимо, в ряду многих задач, стоящих перед историками, существует еще и задача создания концепции средневекового Востока и других ареалов, которые «нарастят» концепцию Средних веков, подобно тому как Древний Восток «нарастил» античность⁵³.

В свою очередь, одной из главных черт эпохи Нового и Новейшего времени является процесс глобализации, начало которому положили Великие географические открытия и колонизация не-за-падного мира. Позднее возникли международное право и мировой военный порядок, международное разделение труда и мировая экономика; было установлено международное транспортное сообщение и многообразные способы коммуникаций; произошло распространение почти по всему миру григорианского календаря и были введены временные зоны. При этом все происходящее в Европе приняло всемирно-историческое качество, базирующееся уже не на универсализации священной истории, а на той экономической и политической роли, которую начала играть европейская цивилизация в мире. Эти

⁵³ И. Дьяконов считает, что Европа имела в период Средневековья «как раз своеобразное развитие, азиатские же пути развития были типичными» (Дьяконов 1994: 65).

586

претензии распространялись и на пространство, и на время, т. е. на прошлое, настоящее и будущее. С наступлением капитализма все страны оказались в Новом времени, независимо от того, на какой стадии развития они находились.

Очевидно, что главным недостатком триады «Древний мир— Средние века—Новое время» является ее предельно общий характер. Но, видимо, это тот недостаток, который переходит в достоинство, позволяя историкам свободно конструировать прошлое, несмотря на заданные этой моделью ограничения. Наверное, именно поэтому по вопросу об исторических эпохах уже на протяжении нескольких веков существует консенсус, и лишь немногие историки оспаривают наличие таких эпох в истории человечества. Но как только начинаются попытки определения хронологических границ между эпохами, согласие кончается.

У профессиональных исследователей, конечно, нет и не может быть единого мнения относительно рубежей, разделяющих эпохи во времени. Совершенно очевидно, что хронологические границы между Древней, Средней и Новой историей размыты в пределах неких переходных периодов, которые еще сохраняют очертания предшествующей эпохи, но уже приобретают черты последующей. Размышляя о водоразделах между периодами, «какой историк не ломал головы над проблемой: „еще" или „уже"?»⁵⁴.

На наш взгляд, различие в датировках эпох является объективно обусловленным. Совершенно очевидно, что хронологические границы между древней, средней и новой историей размыты в пределах неких переходных периодов, которые еще сохраняют очертания предшествующей эпохи, но уже приобретают черты последующей. Поэтому, с одной стороны, античники и медиевисты, как правило, продлевают «свои» эпохи «вперед», обнаруживая в последующих веках хорошо известные им приметы «старого». С другой стороны, в поисках начала «своей» эпохи специалисты по античности, Средним векам и Новому времени отодвигают временные границы «своих» эпох «назад», находя признаки новой эпохи в недрах старой.

Например, традиционное отнесение начала Нового времени к периоду Ренессанса объясняется тем, что историки Нового времени, проникнутые идеей прогресса, изучали города, торговлю, подъем бюргерства, зарождение представительных форм правления, — словом, все те явления, в которых прорастало новое буржуазное общество. Однако специалисты по средневековой ментальности, труды которых стали особенно многочисленными в XX в., сконцентриро-

54 Баткин 1995: 22.

587

вав внимание на особенностях «своей» эпохи безотносительно к индустриальному будущему, обнаружили, что средневековые представления сохранялись в консервативных и традиционных аграрных (численно преобладающих) слоях европейского общества гораздо дольше, чем это представлялось историкам-урбанистам.

Некоторые специалисты по Возрождению, например Л. Бат-кин, предлагают рассматривать Ренессанс не как «переходную», а как вполне самостоятельную историческую эпоху, однопорядковую со Средневековьем и Новым временем.

Другой вариант состоит в придании «промежуточным», или «переходным», периодам статуса самостоятельных. В первую очередь это относится к периоду Возрождения. Л. Баткин по этому поводу пишет:

«Если „переходность" действительно успевает составить эпоху в истории культуры, выработать неповторимый способ мировосприятия и собственную полнокровную классику, так что продуктивность, цельность и величие переходной эпохи кажутся в известном отношении недосягаемыми последующим, пусть и непереходным временам, — то сумеем ли мы основательно и тонко понять такую эпоху, делая „переходность" (в тривиальном смысле) ее ключевым определением? Если же мы прилагаем огромный исторический масштаб, интересуясь не столько тем, что собой представляет Ренессанс „изнутри", сколько его ролью водораздела между средневековой и новоевропейской цивилизациями, то можно и Средневековье истолковать как переход от античности к Ренессансу и Новому времени. Все это равные величием эпохи и все они, в конце концов, переходные» (Баткин 1995: 33).

В свою очередь другие исследователи сомневаются, стоит ли вообще трактовать Ренессанс как единую эпоху, даже как «переходную», не говоря уже о «самостоятельной»? С тех пор как Мишле концептуализировал его как целостную эпоху, а Буркхардт утвердил соответствующий образ «мира и человека», все средневековое, сохраняющееся в этом периоде, выводится за рамки конструкции, игнорируется или преобразуется в ренессансное. Однако на самом деле во многих отношениях Средневековье спокойно продолжается.

«...В XIV в. вся культура Возрождения представлена двумя именами — Петраркой и Боккаччо — и Екатерина Сиенская ни в коей мере к Возрождению не причастна, как не причастны к нему флорентийские купцы и банкиры. В конце века представителей Возрождения становится чуть больше, но это по-прежнему крохотный флорентийский кружок. В следующем веке их еще больше, их сотни и, может быть, несколько сотен, и к итальянцам впервые присоединяются одинокие адепты в Германии, Франции, Англии... В XVI в. уже вся высшая культурная деятельность стоит под знаком Возрождения, и поч-

588

ти вся Западная Европа к этому движению так или иначе причастна, но отсюда не следует, что даже в это время дух и идеи Возрождения охватили все сферы человеческой деятельности» (Андреев 1998: 330).

Если же исключить сферу «высокой», а точнее даже «высшей», культуры, то во всех остальных отношениях Средневековье легко обнаружить в XIV—XVII вв. (отсюда и проистекает понятие «долгого Средневековья» во французской медиевистике).

Очевидно, что, рассматривая «виды» и «подвиды» эпох подобным образом, историки размышляют не о том, каковы эпохи «на самом деле», а о том, как использовать членение на эпохи и более дробные временньхе интервалы при конструировании исторической реальности. Возрождение, Реформация, промышленная революция и т. д. — все эти исторические констелляции концептуализировались как переходные эпохи или периоды по разным показаниям. Одни из них оказывались на границах основных «эпох» (даже и Средневековью придавался некогда статус «переходного» периода между античностью и современностью), а другие наделялись качеством «переходных» в силу того, что их «время» слишком очевидно отличалось от предшествующего и последующего.

Остановимся, чтобы вернуться к исходному тезису об инструментальном характере категории «эпоха» в конструировании прошлой социальной реальности. Любая модель или схема эпох является не аналогом прошлого, а лишь способом структурировать знания о прошлом (подробнее см. т. 2). Ее выбор определяется как вкусами и кругозором исследователя, так и задачами его работы. По мере релятивизации исторического знания, сопровождающейся замещением в сознании историков представления о реконструкции того, что «было на самом деле» идеей о конструировании прошлой социальной реальности, «вольности» с периодизацией эпох учащаются, хотя и вызывают полемический шум (речь идет о периодизации, а не о хронологии!).

Но по сей день, наперекор всем вызовам, схема трех исторических эпох, несмотря на ее очевидные недостатки, продолжает доминировать в историографии. Сохранение этой схемы закрепляется, в частности, институциональными механизмами, действующими в профессиональном историческом сообществе. В соответствии со схемой «Древний мир—Средние века—Новое время» делятся научные школы, кафедры, специализации, диссертации, профессиональные журналы и т. д. На ее основе осуществляется профессиональная идентификация историков — специалистов по древней, средней и новой истории. Волей обстоятельств «педанту» Келлеру удалось определить институциональную структуру всей исторической науки более чем на три столетия вперед!

ЛИТЕРАТУРА

Абеляр. Логика «для начинающих» // Петр Абеляр. Тео-логические трактаты. Пер. с лат. М.: Прогресс; Гнозис, 1995. С. 50—97.

Аберкромби Н., Хилл С., Тернер Б. С. Социологический словарь. Пер. с англ. М.: Экономика, 1999 [1994].

Августин Аврелий. Исповедь. Пер. с лат. М.: Ренессанс, 1991.

Августин Аврелий. О Граде Божием. В 2 т. Пер. ,с лат. СПб.: Алетейя; Киев: УЦИММ-Пресс, 1998.

Аверинцев С. С. Плутарх и античная биография. М.: Наука, 1973.

Аверинцев С. С. Порядок космоса и порядок истории в мировоззрении раннего средневековья (общие замечания) // Античность и Византия / Ред. Л. А. Фрей-берг. М.: Наука, 1975. С. 266—285.

Автономова Н. С. Рассудок, разум, рациональность. М.: Наука, 1988.

Аллахвердян А. Г. и др. Психология науки. М.: Флинта, 1998.

Альтерматт У. Этно-национализм в Европе. Пер. с нем. М.: РГГУ, 2000 [1996].

Аммиан Марцеллин. Римская история (Res gestae). Пер. с лат. СПб.: Алетейя, 2000.

Ананьин О. И., Одинцова М. И. Методология экономической науки: современные тенденции и проблемы // Истоки. 2000. Вып. 4. С. 92—137.

Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. Пер. с англ. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково поле, 2001 [1991].

Андреев М. Л. Время и вечность в «Божественной комедии» Данте // Дан-товские чтения. 1979. М.: Наука, 1979. С. 156—212.

Андреев М. Л. Культура Возрождения // История мировой культуры. Наследие Запада / Ред. С. Д. Серебряный. М.: РГГУ, 1998. С. 319—411.

Андреева Г. М. Психология социального познания. М.: Аспект-Пресс, 2000.

Арендт X. Истоки тоталитаризма. Пер. с англ. М.: ЦентрКом, 1996 [1951/1966].

Аристотель. Вторая аналитика // Аристотель. Соч. В 4 т. Пер. с древне-греч. М.: Мысль, 1976—1984. Т. 2. С. 255—346.

Аристотель. О небе // Там же. Т. 3. С. 263—378.

Аристотель. Политика // Там же. Т. 4. С. 375—645.

Аристотель. Поэтика // Там же. С. 365—644.

Аристотель. Топика // Там же. Т. 2. С. 347—531.

590

Аристотель. Физика // Там же. Т. 3. С. 59—262.

Арон Р. Введение в философию истории [19386] // Арон Р. Избранное: Введение в философию истории. Пер. с фр. М.; СПб.: Университетская книга, 2000. С. 215—526.

Арон Р. Критическая философия истории [1938а] // Там же. С. 7—214.

Архангельский А. Г. Пародии. М.: Огонек, 1927. 62 с.

Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом порядке. Пер. с фр. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999 [1973].

Ахундов М. Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М.: Наука, 1982.

Барбур И. Религия и наука: история и современность. Пер. с англ. М.: ББИ св. ап. Андрея, 2000 [1998].

Барг М. А. Историзм Фрэнсиса Бэкона // Бэкон Ф. История правления короля Генриха VII. Пер. с англ. М.: Наука, 1990. С. 200—249.

Барг М. А. Шекспир и история. 2-е изд. М.: Наука, 1979 [1976].

Барг М. А. Эпохи и идеи: становление историзма. М.: Мысль, 1987.

Бартоли А. Начало итальянской литературы // Флорентийские чтения: Итальянская жизнь и культура. Т. 1. М.: Изд. И. А. Маевского, 1914. С. 214—237.

Баткин Л. М. Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности. М.: Наука, 1989.

Баткин Л. М. Итальянское Возрождение: проблемы и люди. М.: РГГУ, 1995.

Баткин Л. М. К спорам о логико-историческом определении индивидуальности // Одиссей. Человек в истории. 1990. М., 1990. С. 58—75.

Беда Достопочтенный. Церковная история народа англов. Пер. с лат. СПб.: Алетейя, 2001 [ок. 731].

Бейль П. Исторический и критический словарь. В 2 т. Пер. с фр. М.: Мысль, 1968 [1695—1697].

Беккер Г. Человеческий капитал (главы из книги) [1964] // США: экономика, политика, идеология. 1993. № 11. С. 109—119; № 12. С. 86—104.

Бентли Дж. Образы всемирной истории в научных исследованиях XX века [1996] // Время мира (Новосибирск). 1998. Вып. 1. С. 27—66.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания. Пер. с англ. М.: Медиум, 1995 [1966].

Бергсон А. Длительность и одновременность: по поводу теории Эйнштейна. Пер. с фр. Пг.: Academia, 1923 [1922].

Бергсон А. Опыт о непосредственных данных сознания (Время и свобода воли) [1889] II Бергсон А. Собр. соч. В 4 т. Пер. с фр. М.: Московский клуб, 1992. Т. 1. С. 50—159.

Бергсон А. Творческая эволюция. Пер. с фр. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково поле, 1998 [1907].

Бердяев Н. А. Смысл истории. Опыт человеческой судьбы. М.: Мысль, 1990 [1923].

Бернгейм Э. Введение в историческую науку. Пер. с нем. СПб.: Изд-во «Вестника знания» (В. В. Битнера), 1908 [1889].

Берталанфи Л., фон. Общая теория систем — критический обзор [1962] // Исследования по общей теории систем. М.: Прогресс, 1969. С. 23—82.

Бикерман Э. Дж. Евреи в эпоху эллинизма. Пер. с англ. М.: Мосты культуры, 2000 [1988]; Jerusalem: Gesharim, 5760.

591

Бикерман Э. Хронология древнего мира. Ближний Восток и античность. Пер. с англ. М.: Наука, 1975 [1969].

Бицилли П. М. Салимбене. Одесса: Б. изд., 1916.

Бицилли П. М. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил, 1995 [1919].

Блауберг И. И. Анри Бергсон и философия длительности // Бергсон А. Собр. соч. В 4 т. М: Московский клуб, 1992. Т. 1. С. 6—44.

Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. 2-е изд. Пер. с фр. М.: Наука, 1986 [1949].

Блок М. Короли-чудотворцы. Пер. с фр. М.: Языки русской культуры, 1998 [1924].

Блок М. Феодальное общество. Пер. с фр. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2003 [1939—1940].

Боас Ф. Ум первобытного человека. Пер. с англ. М.; Л.: Госиздат, 1926 [1911].

Бобкова М. С. Жан Воден и его трактат «Метод легкого познания истории» // Боден Ж. Метод легкого познания истории. Пер. с лат. М.: Наука, 2000 [1566]. С. 332—360.

Боден Ж. Метод легкого познания истории. Пер. 'с лат. М.: Наука, 2000 [1566].

Бокль Г. Т. История цивилизации в Англии. В 2 т. Пер. с англ. М.: Мысль, 2000—2002 [1857—1861].

Болингброк Г. Письма об изучении и пользе истории. Пер. с англ. М.: Наука, 1978 [1735/1752].

Болотов В. В. Лекции по истории древней Церкви. В 2 т. СПб.: [Б. изд.], 1907.

Бордюгов Г., Бухараев В. Национальная историческая мысль в условиях советского времени // Национальные истории в советском и постсоветских государствах / Ред. К. Аймермахер, Г. Бордюгов. М.: «АИРО-ХХ», 1999. С. 21—73.

Борозняк А. И. Искупление: нужен ли России германский опыт преодоления тоталитарного прошлого? М.: Пик, 1999.

Боррадори Дж. Американский философ. Пер. с англ. М.: ДИК, 1998 [1991].

Борхес X. Л. История вечности [1936] // Борхес X. Соч. В 3 т. Пер. с исп. М.: Полярис, 1994. Т. 1. С. 161—178.

Боэций. Каким образом Троица есть единый Бог, а не три божества // Боэций. «Утешение Философией» и другие трактаты. Пер. с лат. М.: Наука, 1990а. С. 145—157.

Боэций. Комментарий к Порфирию // Там же. 19906. С. 5—144.

Браг Р. Европа, Римский путь. Пер. с фр. М.: Аллегро-Пресс, 1995 [1993].

Брагинская Н. В. Зон в «Похвальном слове Константину» Евсевия Кесарий-ского // Античность и Византия / Ред. Л. А. Фрейберг. М.: Наука, 1975. С. 286—306.

Бродель Ф. История и общественные науки. Историческая длительность [1958] // Философия и методология истории. Сб.*переводов / Ред. И. С. Кон. М.: Прогресс, 1977. С. 115 — 142.

Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV— XVIII вв. В 3 т. Пер. с фр. М.: Прогресс, 1986—1992 [1979].

Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. В 3 ч. Ч. 1: Роль среды; Ч. 2: Коллективные судьбы и универсальные сдвиги. Пер. с фр. М.: Языки славянской культуры, 2002—2003 [1949].

592

Бродель Ф. Что такое Франция? Кн. 1. Пространство и история. Пер. с φρ. Μ.: Изд-во им. Сабашниковых, 1994 [1986].

Бурдьё П. Социальное пространство и символическая власть [1987] // Бурдьё П. Начала. Пер. с фр. M.: Socio-Logos, 1994 [1987]. С. 181—207; см. также: THESIS. 1993. Вып. 2. С. 137—150.

Буркхардт Я. Культура Возрождения в Италии: опыт исследования. Пер. с нем. М.: Юрист, 1996 [1860].

Бурстин Д. Американцы. В 3 т. Т. 1: Колониальный опыт [1958]. Т. 2: Национальный опыт [1972]. Т. 3: Демократический опыт [1973]. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1993.

Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук [1623] // Бэкон Ф. Соч. В 2 т. Пер. с лат. М.: Мысль, 1977—1978. Т. 1.

Вазари Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. В 2 т. Пер. с итал. М.; Л.: Academia, 1933 [1550].

Вайнгартнер П. Сходство и различие между научной и религиозной верой [1994] // Вопросы философии. 1996. № 5. С. 90—109.

Вайнштейн О. Л. Западноевропейская средневековая историография. М.; Л.: Наука, 1964.

Валлерстайн И. Изобретение реальностей времени—пространства [1988] // Время мира (Новосибирск). 2001. Вып. 2. С. 102—116.

Ван Дюльмен Р. Историческая антропология в немецкой социальной историографии [1989] // THESIS. 1993. Вып. 3. С. 208—230.

Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания [1904] // Вебер М. Избр. произведения. Пер. с нем. М.: Прогресс, 1990. С. 345—415.

Вебер М. Критические исследования в области логики наук о культуре [1905] // Там же. С. 416—494.

Вебер М. Основные социологические понятия («Хозяйство и общество», гл. 1) [1921] // Теоретическая социология. Антология / Ред. С. П. Баньковская. В 2 ч. М.: Университет, 2002. Ч. 1. С. 70—146.

Вежбицкая А. Семантика, культура и познание: общечеловеческие понятия в культуроспецифических контекстах [1992] // THESIS. 1993. Вып. 3. С. 185—206.

Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. Пер. с англ. М.: Языки русской культуры, 1999 [1996].

Вжозек В. Историография как игра метафор: судьбы «новой исторической науки» // Одиссей. Человек в истории. 1991. М., 1992. С. 60—74.

Визгин В. П. Герметизм, эксперимент, чудо: три аспекта генезиса науки Нового времени // Философско-религиозные истоки науки / Ред. П. П. Гайден-ко. М.: Мартис, 1997. С. 88—141.

Винкельман И. История искусства древности [1763] // Винкельман И. Избр. произведения и письма. Пер. с нем. М.; Л.: Academia, 1935.

Витгенштейн Л. Философские исследования [1953] // Витгенштейн Л. Философские работы. М.: Гнозис, 1994. Ч. I.

Вольтер. История [1765] // История в энциклопедии Дидро и Д'Аламбера. Пер. с фр. Л.: Наука, 1978. С. 7—18.

Воспоминания о серебряном веке / Сост. В. Крейд. М.: Республика, 1993.

Вригт Г. X., фон. Объяснение и понимание [1971] // Г. фон Вригт. Логико-философские исследования. Избр. труды. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1986.

593

Всемирная история / Ред. Е. М. Жуков. В 9 т. М.: Наука, 1956—1962.

Вульф Л. Изобретая Восточную Европу: карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. Пер. с англ. М.: НЛО, 2003 [1994].

Гайденко П. П. Христианство и генезис европейского естествознания // Философско-религиозные истоки науки / Ред. П. П. Гайденко. М.: Мартис, 1997. С. 44—87.

Галилей Г. Диалог о двух главнейших системах мира — птолемеевой и коперниковой [1632] // Галилей Г. Избр. труды. В 2 т. Пер. с лат. М.: Наука, 1964. Т. 1.

Гаспаров М. Л. Цицерон и античная риторика // Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве. Пер. с лат. М.: Наука, 1972. С. 7—73.

Гаспаров М. Л., Михайлов А. Д. Историческая проза // Краткая литературная энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1966. Т. 3. С. 230—233.

Геллий. Аттические ночи // Памятники поздней античной научно-художественной литературы II—V вв. М.: Наука, 1964. С. 253—292.

Гене Б. История и историческая культура средневекового Запада. Пер. с фр. М.: Языки славянской культуры, 2002 [1980].

Геродот. История. Пер. с древнегреч. М.: Ладомир, 1993.

Герц К. Польза разнообразия [1986] // THESIS. 1993. Вып. 3. С. 168—184.

Герье В. Философия истории от Августина до Гегеля. М.: Печатня С. П. Яковлева, 1915.

Гесиод. Труды и дни // Гесиод. Поли. собр. текстов. Пер. с древнегреч. М.: Лабиринт, 2001. С. 51 — 75.

Гилберт Дж., Малкей М. Открывая ящик Пандоры. Социологический анализ высказываний ученых. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1987 [1984].

Гинзбург К. Сыр и черви. Картина мира одного мельника, жившего в XV в. Пер. с итал. М.: РОССПЭН, 2000 [1976].

Глухов А. Г. Судьбы древних библиотек: научно-художественные очерки. М.: Либерея, 1992.

Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. Пер. с англ. М.: Мысль, 2001 [1651].

Гоголь Н. В. О преподавании всеобщей истории [1835 // Гоголь Н. В. Собр. соч. В 7 т. М.: Художественная литература, 1978. Т. 6. С. 40—52.

Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. Сретенск: МЦИФИ, 2000 [1972].

Гомер. Илиада. Пер. с древнегреч. М.: Дюна, 1993.

Гомер. Одиссея. Пер. с древнегреч. М.: Дюна, 1993.

Грановский Т. Н. Лекции по истории средневековья. М.: Наука, 1986 [1849—1850].

Грюнбаум А. Философские проблемы пространства и времени. Пер. с англ. М.: Просвещение, 1969 [1963].

Гудков Л., Дубин Б., Страда В. Литература и общество: Введение в социологию литературы. М.: РГГУ, 1998.

Гудмен Н. Способы создания миров. Пер. с англ. М.: Праксис, 2001 [1978].

Гуковский М. А. Итальянские энциклопедии XIII—XVI веков // Труды Института книги, документа и письма. 1932. Вып. П. С. 43—64.

Гулыга А. В. История как наука // Философские проблемы исторической науки / Ред. А. В. Гулыга, Ю. А. Левада. М.: Наука, 1969. С. 7—50.

594

Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. 2-е изд. М.: Искусство, 1984 [1972].

Гуревич А. Я. Начало феодализма в Европе [1970] // Гуревич А. Я. Избр. труды. М.; СПб.: Университетская книга, 1999. Т. 1. С. 189—342.

Гуревич А. Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. М.: Искусство, 1990.

Гуревич А. Я., Харитонович Д. Э. История Средних веков. М.: Интерп-ракс, 1995.

Гусарова Т. П. Хронология // Введение в специальные исторические дисциплины. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990. С. 174—198.

Гуссерль Э. Лекции по феноменологии внутреннего сознания времени [1928] // Гуссерль Э. Собр. соч. Пер. с нем. М.: Гнозис, 1994. Т. 1.

Гутнова Е. В. Гуманизм и первые шаги буржуазной исторической мысли // Историография Нового времени стран Европы и Америки / Ред. И. С. Галкин. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1967. С. 15—27.

Далин В. М. Историки Франции XIX—XX веков. М.: Наука, 1981.

Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1955 [изд. 1881].

Данилевский И. Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX—XII вв.). М.: Аспект-Пресс, 1998.

Данто А. Аналитическая философия истории. Пер. с англ. М.: Идея-Пресс, 2002 [1965].

Дарет Фригийский. История о разрушении Трои. Пер. с лат. СПб.: Але-тейя, 1997.

Дарнтон Р. Великое кошачье побоище и другие эпизоды из истории французской культуры. Пер. с англ. М.: НЛО, 2002 [1984].

Декарт Р. Начала философии [1644] // Декарт Р. Избр. произведения. Пер. с фр. М.: Госполитиздат, 1950. С. 409—544.

Дементьев И. П., Патрушев А. И. (ред.). Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки. М.: Простор, 2000.

Дидро Д. Факт [1756] // История в энциклопедии Дидро и Д'Аламбера. Пер. с фр. Л.: Наука, 1978. С. 18—20.

Дилигенский Г. Г. Историческая динамика человеческой индивидуальности // Одиссеи. Человек в истории. 1992. М., 1994. С. 79—108.

Дильтей В. Введение в науки о духе: Опыт полагания основ для изучения истории и общества [1883] // Дильтей В. Собр. соч. В 6 т. Пер. с нем. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000. Т. 1.

Дионисий Галикарнасский. О соединении слов // Античные риторики. Пер. с древнегреч. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1978. С. 167—221.

Древнегречееко-русский словарь. В 2 т. / Сост. И. X. Дворецкий. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1958.

Дрей У. Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке [1963] // Философия и методология истории / Ред. И. С. Кон. М.: Прогресс, 1977. С. 37—71.

Дрэпер Д. В. История Северо-Американской междоусобной войны: Природа и жизнь Америки и их отношение к происхождению войны. Пер. с англ. СПб.: [Б. изд.], 1871 [1867—1870].

Дуков Е. В. и др. Введение в социологию искусства. СПб.: Алетейя, 2001.

Дьяконов И. М. Пути истории. М.: Восточная литература, 1994.

595

Дэвис H. 3. Возвращение Мартена Герра. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1990 [1983].

Дэвис Н. 3. Дамы на обочине. Три женских портрета XVII века. Пер. с англ. М.: НЛО, 1999 [1995].

Дюби Ж. Развитие исторических исследований во Франции после 1950 года // Одиссеи. Человек в истории. 1991. М., 1992. С. 48—59.

Дюби Ж. Трехчастная модель, или Представления средневекового общества о самом себе. Пер. с фр. М.: Языки русской культуры, 2000 [1978].

Дюгем П. Физическая теория. Ее цель и строение. Пер. с фр. СПб.: Образование, 1910 [1906].

Евсевий Памфил. Церковная история. Пер. с древнегреч. М.: Изд-во Спа-со-Преображенского Валаамского монастыря, 1993.

Зверева Г. И. Понятие «исторический опыт» в «новой философии истории» // Теоретические проблемы исторических исследовании. (М.: Ист. ф-т МГУ) 1999. Вып. 2. С. 104—117.

Зверева Г. И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории // Одиссеи. Человек в истории. 1996. М., 1996. С. 11—24.

Зелдин Т. Социальная история как история всеобъемлющая [1976] // THESIS. 1993. Вып. 1. С. 154—162.

Зидер Р. Что такое социальная история? Разрывы и преемственность в освоении «социального» [1990] // THESIS. 1993. Вып. 1. С. 163—181.

Зиммель Г. Проблема исторического времени [1917] // Зиммель Г. Избранное. В 2 т. Пер. с нем. М.: Юрист, 1996. Т. 1. С. 517—529.

Зись А. Я. В поисках художественного смысла // Избранные работы. М.: Искусство, 1991.

Иванов В. В. Категория времени в искусстве и культуре XX века // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. С. 39—67.

Иггерс Г. Г. История между наукой и литературой: размышления по поводу историографического подхода Хейдена Уайта // Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001. С. 140—154.

Из истории социально-политических идей / Ред. И. М. Дружинин. М.: Изд-во АН СССР, 1955.

Ионин Л. Г. Символический интеракционизм // Критика современной буржуазной теоретической социологии / Ред. Ю. Н. Давыдов и др. М.: Наука, 1977а. С. 68—94.

Ионин Л. Г. Социология культуры. 2-е изд. М.: Логос, 1998.

Ионин Л. Г. Феноменологическая социология // Критика современной буржуазной теоретической социологии / Ред. Ю. Н. Давыдов и др. М.: Наука, 19776. С. 95—141.

Иосиф Флавий. Иудейские древности. В 2 т. Пер. с древнегреч. М.: Наука, 1994.

Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Аппиона // Филон Александрийский. Против Флакка. Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Пер. с древнегреч. М.: Еврейский ун-т в Москве, 1994. С. 113—189.

История в энциклопедии Дидро и Д'Аламбера. Пер. с фр. Л.: Наука, 1978.

История экономических учений / Ред. В. С. Автономов, О. И. Ананьин, Н. А. Макашева. М.: ИНФРА-М, 2000.

596

История Европы. С древнейших времен до наших дней. В 8 т. М.: Наука, 1983. Т. 1: Древняя Европа.

История XIX века. В 8 т. Пер. с фр. / Ред. Э. Лависс, А. Рамбо. М.: ОГИЗ, 1938—1939 [1897—1903].

Йегер В. Пайдейа: Воспитание античного грека. В 3 т. Пер. с нем. М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 1997—2001 [1934—1944]. Т. 1, 2.

Йейтс Ф. А. Джордано Бруно и герметическая традиция. Пер. с англ. М.: НЛО, 2000 [1964].

Каменецкий А. С. Хронология // Еврейская энциклопедия. СПб.: Брокгауз—Ефрон, [Б. г.]. Т. XV. Стб. 704—715.

Каменцева Е. И. Хронология. М.: Высшая школа, 1967.

Кант И. Трактаты и письма. Пер. с нем. М.: Наука, 1980.

Капелюшников Р. И. Современные буржуазные концепции формирования рабочей силы (критический анализ). М.: Наука, 1981.

Капелюшников Р. И. Экономическая теория прав собственности. М.: ИМЭМО АН СССР, 1990.

Капустин Б. Г. Современность как предмет политической теории. М.: РОССПЭН, 1998.

Кареев Н. И. История Западной Европы в новое время. В 7 т. СПб.: [Б. изд.], 1892—1917.

Кареев Н. Историология. (Теория исторического процесса). Пг.: Стасюле-вич, 1915.

Карлейль Т. Герои, почитание героев и героическое в истории [1841] // Карлейль Т. Теперь и прежде. Пер. с англ. М.: Республика, 1994. С. 6—198.

Карлейль Т. Французская революция. История. Пер. с англ. М.: Мысль, 1991 [1837].

Кедров Б. М. Классификация наук. В 2 кн. М.: Мысль, 1961—1965.

Кимелев Ю. А. Философия религии. M.: Nota Bene, 1998.

Киссинджер Г. Дипломатия. Пер. с англ. М.: Ладомир, 1997 [1994].

Климишин И. А. Календарь и хронология. М.: Наука, 1981.

Ключевский В. О. Курс русской истории. Ч. V [1880/1921] // Ключевский В. Соч. В 9 т. М.: Мысль, 1989. Т. 5.

Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М.: Наука, 1987.

Козлов В. П. Обманутая, но торжествующая Клио. Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке. М.: РОССПЭН, 2001.

Козлов В. П. Тайны фальсификации. Анализ подделок исторических источников XVIII—XIX вв. 2-е изд. М.: Аспект-пресс, 1996 [1994].

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории [1946] // Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. Пер. с англ. М.: Наука, 1980.

Кон И. С. Открытие «Я». М.: Политиздат, 1978.

Кон Н. Благословение на геноцид: Миф о всемирном заговоре евреев и «Протоколах сионских мудрецов». Пер. с англ. М.: Прогресс, 1990 [1981].

Конт О. Курс положительной философии. Пер. с фр. СПб.: Посредник, 1899 [1830]. Т. 1.

Косминский Е. А. Историография Средних веков (V в.—середина XIX в.). Лекции. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1963.

Коуз Р. Проблема социальных издержек [1960] // Коуз Р. Фирма, рынок, право. Пер. с англ. М.: Дело, 1993. С. 87—141.

597

Кошелев В. А. Пушкин: история и предание. СПб.: Академический проект, 2000.

Краткий словарь по философии / Ред. И. В. Блауберг, И. К. Пантин. 3-е изд. М.: Политиздат, 1979.

Крейг Г. Немцы. Пер. с англ. М.: Ладомир, 1999 [1982].

Кроче В. Теория и история историографии. Пер. с итал. М.: Языки русской культуры, 1998 [1917].

Кузнецова Т. И., Миллер Т. А. Античная эпическая историография. Геродот, Тит Ливии. М.: Наука, 1984.

Кукарцева М. А. Современная философия истории США. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1998.

Культурология. XX век. Энциклопедия. В 2 т. / Сост. С. Я. Левит. СПб.: Университетская книга, 1998.

Кун Т. Структура научных революций. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1977 [1970, I^st ed. 1962].

Лавджой А. Великая цепь бытия. Пер. с англ. М.: ДИК, 2001 [1936].

Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или Судьба разума после Фрейда. Пер. с фр. М.: Русское феноменологическое общество, 1997 [1966].

Лакан Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе. М.: Гнозис, 1995 [1953].

Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. Пер. с англ. М.: Медиум, 1995 [1970].

Ланглуа Ш.-В., Сеньобос Ш. Введение в изучение истории. Пер. с фр. СПб.: Б. изд., 1899 [1898].

Лапланш Ж., Понталис Ж.-Б. Словарь по психоанализу. Пер. с фр. М.: Высшая школа, 1996 [1967],

Лаппо-Данилевский А. С. Методология истории. В 2 т. СПб.: Студ. изд. комитет при историко-филологич. ф-те СПб. ун-та, 1911—1913.

Латинско-русский словарь / Сост. А. М. Малинин. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1961.

Лауреаты Нобелевской премии. Энциклопедия. В 2 т. Пер. с англ. / Ред. Т. Уоссон. М.: Прогресс, 1992 [1987].

Ле Гофф Ж. Интеллектуалы в Средние века. Пер. с фр. Долгопрудный: Аллегро-Пресс, 1997 [1957].

Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. Пер. с фр. М.: Ладомир, 2001а [1985].

Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. Пер. с фр. М.: Прогресс, 20016 [1985].

Ле Гофф Ж. Средневековье: время церкви и время купца [1960] // Ле Гофф Ж. Другое Средневековье. Пер. с фр. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2000 [1977]. С. 36—48.

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. Пер. с фр. М.: Прогресс—Академия, 1992 [1964].

Ле Гофф Ж. Является ли все же политическая история становым хребтом истории? [1971] // THESIS. 1994. Вып. 4. С. 177—192; см. также: Ле Гофф Ж. 20016 [1985]. С. 403—424.

Ле Руа Ладюри Э. Застывшая история [1974] // THESIS. 1993. Вып. 2. С. 153—173.

Ле Руа Ладюри Э. Монтаию, окситанская деревня (1294—1324). Пер. с фр. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2001 [1975].

598

Лев Диакон. История. Пер. с древнегреч. М.: Наука, 1988.

Леви Дж. Биография и история [1989] // Современные методы преподавания новейшей истории / Ред. А. О. Чубарьян и др. М.: Европейский ун-т, 19966. С. 191—206.

Леви Дж. К вопросу о микроистории [1991] // Там же. 1996а. С. 167—190.

Леви-Строс К. Неприрученная мысль [1962] // Леви-Строс К. Первобытное мышление. Пер. с фр. М.: Республика, 1994. С. 111—336.

Лейбниц Г. В. Рассуждения о метафизике [1685] // Лейбниц Г. В. Соч. Пер. с лат., нем., фр. В 4 т. М.: Мысль, 1982—1989. Т. 1. С. 125—163.

Лем С. Звездные дневники Ийона Тихого [1958]. Пер. с польск. // Библиотека современной фантастики. В 15 т. М.: Молодая гвардия, 1965. Т. 4. С. 11—142.

Ленин В. И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме [1920а] // Ленин В. И. Поли. собр. соч. 5-е изд. М.: Госполитиздат, 1963. Т. 41. С. 3—104.

Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм [1909] // Там же. Т. 18.

Ленин В. И. О борьбе внутри итальянской социалистической партии [19206] // Там же. Т. 41. С. 409—428.

Логунов А. П. Отечественная историографическая культура: современное состояние и тенденции трансформации // Образы историографии / Ред. А. П. Логунов. М.: РГГУ, 2001. С. 7—58.

Лооне Э. Современная философия истории. Таллин: Ээсти-Раамат, 1980.

Лосев А. Ф. Античная философия истории. М.: Наука, 1977.

Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек—текст—семиосфе-ра—история. М.: Языки русской культуры, 1996 [1990].

Лотман Ю. М. Статьи по типологии культуры. Тарту: Изд-во Тартус. ун-та, 1970—1973. Вып. 1—2.

Лукиан. Как следует писать историю // Лукиан. Избр. проза. Пер. с древнегреч. М.: Наука, 1991.

Луман Н. Понятие риска [1991] // THESIS. 1994. Вып. 5. С. 135—160.

Лурье С. В. Историческая этнология. М.: Аспект-Пресс, 1997.

Лэйси X. Свободна ли наука от ценностей? Ценности и научное понимание. Пер. с англ. М.: Логос, 2001 [1999].

Люббе Г. Что значит: «Этому можно дать только историческое объяснение»? [1973] // THESIS. 1994. Вып. 4. С. 213—222.

Мабли Г.-Б., де. Об изучении истории [1755]. О том, как писать историю [1783]. Пер. с фр. М.: Наука, 1993.

Майминас Е. 3. Процессы планирования в экономике: Информационный аспект. 2-е изд. М.: Экономика, 1971.

Малахов В. Ностальгия по идентичности //Логос. 1999. № 3 (13). С. 8—12.

Малкей М. Наука и социология знания. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1983 [1980].

Манн Т. Волшебная гора [1924] // Манн Т. Собр. соч. В 10 т. Пер. с нем. М.: Гос. изд. художественной литературы, 1959. Т. 3.

Манхейм К., фон. Идеология и утопия [1929] // Манхейм К. Диагноз нашего времени. Пер. с нем. и англ. М.: Юрист, 1994. С. 7—276.

Маньковская Н. Б. Эстетика постмодернизма. СПб.: Алетейя, 2000.

Маркина О. В. Взаимосвязь временных теорий // Философские аспекты учения о времени, пространстве, причинности и детерминизме / Ред. Ю. Б. Молчанов. М.: Ин-т философии АН СССР, 1985. С. 39—53.

599

Маркс К. Буржуазия и контрреволюция [1848] // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Пер. с нем. М.: Госполитиздат, 1957. Т. 6. С. 109—137.

Маркс К. К критике политической экономии [1859] // Там же. 1959. Т. 13. С. 1 — 167.

Марру А.-И. История воспитания в античности (Греция). Пер. с фр. М.: «Греко-латинский кабинет» Ю. А. Шичалина, 1998 [6 ed. 1965, l ed. 1948].

Медушевская О. М. Теория, история и метод источниковедения // Данилевский И. Н. и др. Источниковедение. М.: РГГУ, 1998. С. 17—168.

Мелетинский Е. М. Общее понятие мифа и мифологии // Мифологический словарь / Ред. Е. М. Мелетинский. М.: Советская энциклопедия, 1990. С. 634— 640.

Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. 2-е изд. М.: Наука, 1995 [1976].

Мелко М. Природа цивилизаций [1995] // Время мира (Новосибирск). 2001. Вып. 2. С. 306—327.

Мельвиль Ю. К. Чарльз Пирс и прагматизм. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1968.

Мертон Р. К. Социальная структура и аномия // Социология преступности / Ред. Б. С. Никифоров. М.: Наука, 1966. С. 299—313.

Мечников Л, И. Цивилизация и великие исторические реки. Пер. с фр. М.: Голос труда, 1924 [1889].

Милль Дж. С. Система логики силлогической и индуктивной. Пер. с англ. М.: Леман, 1914 [1843].

Мило Д. За экспериментальную, или веселую, историю [1990] // THESIS. 1994. Вып. 5. С. 185—205.

Мирская Е. 3. Р. Мертон и его концепция социологии науки // Современная западная социология науки: критический анализ / Ред. В. Ж. Келле и др. М.: Наука, 1988. С. 42—60.

Митина С. М. Генетический структурализм // Критика современной буржуазной теоретической социологии / Ред. Г. В. Осипов. М.: Наука, 1977. С. 230—255.

Мифы народов мира. Энциклопедия. В 2 т. / Ред. С. А. Токарев. М.: Советская энциклопедия, 1980.

Молчанов Ю. Б. Проблема времени в современной науке. М.: Наука, 1990.

Молчанов Ю. Б. Четыре концепции времени в философии и физике. М.: Наука, 1977.

Мучник В. М. Историческое сознание на пороге XXI века. От Логоса к мифу // Методологические и историографические вопросы исторической науки. (Томск: Изд-во Томского ун-та). 1999. Вып. 25. С. 99—117.

Набоков В. Ада. Пер. с англ. М.: ДИ-ДИК, 1996 [1969].

Назарова О. А. Судьба идей Гемпеля во второй половине XX века // Гем-пель К. Г. Логика объяснения. Пер. с англ. М.: ДИК, 1998. С. 221—237.

Найссер У. Познание и реальность: смысл и принципы когнитивной психологии. Пер. с англ. Благовещенск: БГК, 1998 [1976].

Немировский А. И. Луций Анней Флор // Малые римские историки. Пер. с лат. М.: Ладомир, 1996. С. 267—301.

Немировский А. И. Рождение Клио: У истоков исторической мысли. 2-е изд. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1986 [1979].

600

Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материале истории Западной Европы раннего средневековья) // Вопросы истории. 1967. № 1. С. 75—87.

Никифоров А. Л. Философия науки: история и методология. М.г ДИК, 1998.

Новый большой англо-русский словарь. В 3 т. // Рук. А. Д. Апресян. М.: Русский язык, 1993.

Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение [1989] // THESIS. 1993. Вып. 2. С. 69—91.

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. Пер. с англ. М.: Начала, 1997 [1990].

Нуркова В. В. Историческое событие как факт автобиографической памяти // Воображаемое прошлое Америки. История как культурный конструкт / Ред. Т. Д. Бенедиктова. М.: МАКС-Пресс, 2001. С. 20—33.

Ньютон И. Математические начала натуральной философии [1687] // Собр. трудов академика А. Н. Крылова. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936. Т. VII.

Оболенская С. В. Народное чтение и народный читатель в России конца

XIX в. // Одиссей. Человек в истории. 1997. М., 1998. С. 204—232.

Огурцов А. П. Наука: власть и коммуникация (социально-философские аспекты) // Вопросы философии. 1990. № 11. С. 3—17.

Огурцов А. П. От социологии знания к социологии науки (20—30-е годы

XX в.) // Современная западная социология науки: критический анализ / Ред. В. Ж. Келле и др. М.: Наука, 1988. С. 15—42.

Ориген. О началах. Пер. с лат. и древнегреч. Самара: РА, 1993 [1899].

Ортега-и-Гассет X. Восстание масс [1930] // Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. Пер. с исп. М.: Искусство, 1991. С. 309—349.

Отмахов П. А. «Риторическая» концепция метода в экономической теории: предварительные замечания // Истоки. 2000. Вып. 4. С. 138—176.

Оукшот М. Деятельность историка [1955] // Оукшот М. Рационализм в политике. Пер. с англ. М.: Идея-Пресс, 2002. С. 128—152.

Павел Орозий. История против язычников. Пер. с лат. В 2 т. СПб.: Але-тейя, 2001.

Нарсонс Т. Понятие общества: компоненты и их взаимоотношения [1966] // THESIS. 1993. Вып. 2. С. 94—122.

Парсонс Т. Система координат действия и общая теория систем действия: культура, личность и место социальных систем [1951] // Американская социологическая мысль: тексты. Пер. с англ. / Ред. В. И. Добреньков. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994. С. 448—464.

Парсонс Т. Система современных обществ. Пер. с англ. М.: Аспект-Пресс, 1997 [1971].

Патрушев А. И. Курт Брейзиг — еретик исторической науки // Диалог со временем. М., 1999. Вып. 1. С. 201—214.

Платон. Государство // Платон. Собр. соч. Пер. с древнегреч. В 4 т. М.: Мысль, 1994. Т. 3. С. 79—420.

Платон. Кратил // Там же. Т. 1. С. 613—682.

Платон. Менон // Там же. С. 575—612.

Платон. Тимей // Там же. Т. 3. С. 421 — 500.

Платон. Федон // Там же. Т. 2. С. 7—80.

21 Зак. № 4671 501

Платон. Федр // Там же. С. 135—191.

Плотин. Эннеады. Пер. с лат. Киев: УЦИММ-Пресс, 1995.

Подосинов A. Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаичных культурах Евразии. М.: Языки русской культуры, 1999.

Полетаев А. В. Клиометрика — новая экономическая история — историческая экономика // Истоки: вопросы истории народного хозяйства и экономической мысли. 1989. Вып. 1. С. 37—54.

Полетаев А. В., Савельева И. М. Циклы Кондратьева и развитие капитализма (опыт междисциплинарного исследования). М.: Наука, 1993.

Полибий. Всеобщая история. Пер. с древнегреч. В 3 т. СПб.: Наука; Ювен-та, 1994—1995.

Попова Т. В. Античная биография и византийская агиография // Античность и Византия / Ред. Л. А. Фрейберг. М.: Наука, 1975. С. 218—265.

Поппер К. Нищета историцизма. Пер. с англ. М.: Прогресс-VIA, 1993 [1957].

Порк А. Историческое объяснение: Критический анализ немарксистских теорий. Таллин: Ээсти-Раамат, 1981.

Порфирий. Введение // Аристотель. Категории. Пер. с древнегреч. М.: Соцэгиз, 1939.

Про А. Двенадцать уроков по истории. Пер. с фр. М.: РГГУ, 2000 [1996].

Пронштейн А. П., Кияшко В. Я. Хронология. М.: Высшая школа, 1981.

Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2001 [1928].

Райт Дж. К. Географические представления в эпоху Крестовых походов. Пер. с англ. М.: Наука, 1988 [1925].

Ранке Л., фон. Об эпохах новой истории. Лекции, читанные баварскому королю Максимиллиану II. Пер. с нем. М.: Тип. И. А. Баландина, 1898 [1854].

Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. В 4 т. Пер. с итал. М.: Петрополис, 1994—1997 [1983].

Реизов Б. Г. Французская романтическая историография, 1815—1830. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1956.

Рейхенбах Г. Философия пространства и времени. Пер. с нем. М.: Прогресс, 1985 [1928].

Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. М.: Институт всеобщей истории РАН, 1998.

Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. Пер. с нем. СПб.: Наука, 1997 [1896].

Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре [1899] // Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. Пер. с нем. М.: Республика, 1998. С. 44—129.

Рихер Реймский. История. Пер. с лат. М.: РОССПЭН, 1997.

Рорти Р. Обретая нашу страну: Политика левых в Америке XX в. Пер. с англ. М.: Дом интеллектуальной книги, 1998 [1998].

Руднев В. П. Морфология реальности: исследования по «философии текста». М.: Аграф, 1996.

Руднев В. П. Прочь от реальности: исследования по философии текста II. М.: Аграф, 2000.

Руднев В. П. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1998.

Руднев В. П. Смысл как травма: психоанализ и философия текста // Логос. 1999. № 5. С. 155—169.

602

Руссо Ж. Ж. Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми [1755] // Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. Пер. с фр. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково Поле, 1998. С. 51—150.

Савельева И. М., Полетаев А. В. История и время: в поисках утраченного. М.: Языки русской культуры, 1997.

Савельева И. М., Полетаев А. В. Прошлое Америки: дважды «другая» реальность // Воображаемое прошлое Америки: история как культурный конструкт / Ред. Т. Д. Бенедиктова. М.: МАКС-пресс, 2001. С. 8—19.

Салинз М. Экономика каменного века. Пер. с англ. М.: О. Г. И., 1999 [1972].

Саллюстий. О заговоре Катилины // Гай Саллюстий Крисп. Сочинения. Пер. с лат. М.: Наука, 1981. С. 5—39.

Сартр Ж.-П. Проблема метода. Пер. с фр. М.: Прогресс, 1994 [1960].

Секст Эмпирик. Против ученых. Кн. 1: Против грамматиков // Секст. Эмпирик. Соч. В 2 т. Пер. с древнегреч. М.: Наука, 1976. Т. 2.

Селешников С. И. История календаря и хронологии. 3-е изд. М.: Наука, 1977.

Словарь античности. Пер. с нем. / Сост. И. Ирмшер, Р. Ионе. М.: Прогресс, 1989 [1987].

Словарь иностранных слов 15-е изд. / Ред. Ф. М. Петров и др. М.: Русский язык, 1988.

Словарь современной экономической теории Макмиллана. Пер. с англ. М.: ИНФРА-М, 1997 [1992].

Смирнов В. П. Политическая история и политика // Политическая история на пороге XXI века. Традиции и новации / Ред. Л. П. Репина. М.: ИВИ РАН, 1995. С. 240—249.

Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. Пер. с англ. М.: Соцэгиз, 1962 [1776].

Смит Э. Национализм и историки // Нация и национализм. Пер. с англ, и нем. М.: Праксис, 2002 [1992]. С. 236—263.

Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. А. М. Прохоров. М.: Советская энциклопедия, 1979.

Современная западная социология. Словарь / Сост. Ю. Н. Давыдов, М. С. Ковалева, А. Ф. Филиппов. М.: Политиздат, 1990.

Современная западная социология науки: критический анализ / Ред. В. Ж. Келле и др. М.: Наука, 1988.

Современная западная философия. Словарь. 2-е изд./ Сост. В. С. Малахов, В. П. Филатов. М.: Остожье, 1998.

Современная психология. Справочное руководство / Ред. В. Н. Дружинин. М.: ИНФРА-М, 1999.

Согмонов А. Ю., Уваров П. Ю. Открытие социального (парадокс XVI века) // Одиссей. Человек в истории. 2001. М., 2001. С. 199—215.

Сокал А., Брикмон Ж. Интеллектуальные самозванцы. Пер. с фр. М.: ДИК, 2002 [1997].

Сократ Схоластик. Церковная история. Пер. с лат. М.: РОССПЭН, 1996.

Солсо Р. Когнитивная психология. Пер. с англ. М.: Тривола, 1996 [1988].

Сорокин П. Социальная и культурная динамика. Пер. с англ. СПб.: Изд-во РХГИ, 2000 [1957].

603

Соссюр Ф., де. Курс общей лингвистики [1906—1911] // Соссюр Ф., де. Труды по языкознанию. Пер. с φρ. Μ.: Прогресс, 1977.

Спиноза Б., де. Основы философии Декарта, доказанные геометрическим способом. Приложение, содержащее метафизические мысли [1663] // Спиноза Б. Избр. произведения. В 2 т. Пер. с лат. М.: Госполитиздат, 1957. Т. 1. С. 265— 316.

Степин В. С. Научное познание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы философии. 1989. № 10. С. 3—18.

Стиглиц Дж. Ю. Экономика государственного сектора. Пер. с англ. М.: Изд-во Моск. ун-та; ИНФРА-М, 1997 [1988].

Стили в математике: Социокультурная философия математики / Ред. А. Г. Барабашев. СПб.: РХГИ, 1999.

Стоун Л. Будущее истории // THESIS. 1994. Вып. 4. С. 160—176.

Стрелков В. И. К онтологии исторического текста: некоторые аспекты философии истории Ф. Р. Анкерсмита // Одиссей. Человек в истории. 2000. М., 2000. С. 139—151.

Струве В. В. Хронология Манефона и периоды Сотис // Вспомогательные исторические дисциплины. Сб. статей / Ред. А. С. Орлов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1937. С. 19—64.

Сюзюмов М. Я. Хронология всеобщая. 2-е изд. Свердловск, 1971.

Тахо-Годи А. А. Ионийское и аттическое понимание термина «история» и родственных с ним //Вопросы классической филологии. М.: Изд-во МГУ, 1969а. Вып. 2. С. 107—126.

Тахо-Годи А. А. Эллинистическое понимание термина «история» и родственных с ним ff Вопросы классической филологии. М.: Изд-во МГУ, 19696. Вып. 2. С. 126—157.

Тацит. Анналы // Тацит. Соч. В 2 т. Пер. с лат. М.: Наука, 1993. Т. 1.

Твен М., Уорнер Ч. Д. Позолоченный век [1873] // Твен Марк. Собр. соч. В 8 т. Пер. с англ. М.: Правда, 1980. Т. 3.

Тернер Б. Современные направления развития теории тела [1993] // THESIS. 1994. Вып. 6. С. 137—167.

Тернер Дж. Аналитическое теоретизирование [1987] // THESIS. 1994. Вып. 4. С. 119—157.

Тилли Ч. Будущая история [1988] // Время мира (Новосибирск). 1998. Вып. 1. С. 128—137.

Тойнби А. Промышленный переворот в Англии в XVIII столетии. Пер. с англ. М.: Мир, 1924 [1884].

Токарев С. А. Истоки этнографической науки (до середины XIX в.). М.: Наука, 1978.

Токвиль А., де. Старый порядок и революция. М.: Московский философский фонд, 1997.

Толстой А. К. История государства Российского от Гостомысла до Тима-шева [1868] // Толстой А. К. Соч. В 2 т. М.: Художественная литература, 1981. Т. 1. С. 251—265.

Толстой Л. Н. Война и мир. В 2 т. М.: Просвещение, 1957 [1863—1869].

Тот Дж. Стремление к истине. Как овладеть мастерством историка. Пер. с англ. М.: Весь Мир, 2000 [2000].

Трёльч Э. Историзм и его проблемы. Логическая проблема философии истории. Пер. с нем. М.: Юрист, 1994 [1922].

604

Тулмин С. Человеческое понимание. Пер. с англ. Благовещенск: БГК, 1998 [1972].

Уайт X. Метаистория. Историческое воображение в Европе XIX века. Пер. с англ. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2002 [1973].

Уинч П. Идея социальной науки и ее отношение к философии. Пер. с англ. М.: Русское феноменологическое общество, 1996 [1958].

Уитроу Дж. Естественная философия времени. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1964 [1961].

Уйбо А. С. Теория и историческое познание. Таллин: Ээсти-Раамат, 1986.

Усков Η. Φ. Кочующие короли: государь и его двор в монастыре // Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель, среда / Ред. Н. А. Хачатурян. М.; СПб.: Алетейя, 2001. С. 33—67.

Уэскот Р. Исчисление цивилизаций [1970] // Время мира (Новосибирск). 2001. Вып. 2. С. 328—344.

Февр Л. Как Жюль Мишле открыл Возрождение [1950в] // Февр Л. Бои за историю. Пер. с фр. М.: Наука, 1991. С. 377—387.

Февр Л. Научный порыв Возрождения [1950а] // Там же. С. 388—393.

Февр Л. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II [19506] // Там же. С. 176—186.

Февр Л. Суд совести истории и историка [1933] // Там же. С. 10—23.

Февр Л. Чувствительность и история [1941] // Там же. С. 109—125.

Федотова В. Г. Понимание в системе методологических средств современной науки // Проблемы объяснения и понимания в научном познании / Ред. Г. И. Рузавин. М.: Ин-т философии АН СССР, 1982. С. 87—117.

Фейерабенд П. Наука в свободном обществе [1978] // Фейерабенд П. Избр. труды по методологии науки. Пер. с англ, и нем. М.: Прогресс, 1986. С. 467—523.

Фейерабенд П. Против методологического принуждения [1975] // Там же. С. 125—466.

Феофилакт Симокатта. История. Пер. с древнегреч. М.: Наука, 1957.

Филиппов А. Ф. Систематическое значение политических трактатов Руссо для общей социологии // Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре. Трактаты. Пер. с фр. М.: Канон-Пресс-Ц; Кучково Поле, 1998. С. 325—340.

Филиппов А. Ф. Теоретические основания социологии пространства. М.: Канон-Пресс-Ц, 2003.

Филиппов И. С. Средиземноморская Франция в раннее Средневековье. Проблема становления феодализма. М.: Скрипторий, 2001.

Философский энциклопедический словарь / Ред. Л. Ф. Ильичев и др. М.: Советская энциклопедия, 1983.

Финн Э. Основные феномены человеческого бытия [1960] // Проблема человека в западной философии. Пер. с англ, и нем. М.: Прогресс, 1988. С. 357— 403.

Флор (Анней Флор). Две книги римских войн. Пер. с лат. А. Немировского, М. Дашковой // Малые римские историки. М.: Ладомир, 1996. С. 99—191.

Флор (Луций Анней Флор). Сокращения римской истории. Пер. с лат. Т. И. Кузнецовой // Памятники поздней античной научно-художественной литературы, И—V века. М.: Наука, 1964. С. 239—240.

Фома Аквинский. Сумма теологии (отрывки) // Антология мировой философии. В 4 т. / Ред. В. В. Соколов и др. М.: Мысль, 1969—1972. Т. 1, ч. 2. С. 824—857.

605

Франция—память (отрывки). Пер. с фр. / Ред. П. Нора. СПб.: Изд-во С.-Петербургского ун-та, 1999 [1984—1992].

Фридмен М. Методология позитивной экономической науки [1953] // THESIS. 1994. Вып. 4. С. 20—52.

Фриман Э. Методы изучения истории. Пер. с англ. М.: [Б. изд.], 1893 [1888].

Фукидид. История. Пер. с древнегреч. СПб.: Наука; Ювента, 1999.

Фуко М. Археология знания. Пер. с фр. Киев: Ника-центр, 1996 [1969],

Фуко М. История безумия в классическую эпоху. Пер. с фр. СПб.: Университетская книга, 1997 [1972];

Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. Пер. с фр. СПб.: A-cad, 1994 [1966].

Хайдеггер М. Время и бытие [1968] // Хайдеггер М. Время и бытие. Пер. с нем. М.: Республика, 1993. С. 393—406.

Хайдеггер М. Время картины мира [1950] // Там же. С. 41—62.

Ханзен-Лёве О. А. Русский формализм: Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения. Пер. с нем. М.: Языки русской культуры, 2001 [1978].

Хвостов В. М. Теория исторического процесса. Ючерки по философии и методологии истории. 2-е изд. М.: Моск. научи, изд-во им. Г. М. Марк при Моск. научн. ин-те, 1919 [1909].

Хейзинга И. Homo ludens [1938] // Хейзинга И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня. Пер. с голл. М.: Прогресс—Академия, 1992. С. 5—240.

Хейзинга И. Осень Средневековья. Пер. с голл. М.: Наука, 1988 [1963, 1-е изд. 1919].

Хобсбаум Э. Век Революций [1972]. Век капитала [1975]. Век империй [1987]. В 3 т. Пер. с англ. Ростов-на-Дону: Феникс, 1999.

Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. Пер. с англ. СПб.: Алетейя, 1998 [1990].

Хобсбаум Э. Эхо Марсельезы. Пер. с англ. М.: Интер-Версо, 1991 [1990].

Хобсбоум Э. От социальной истории к истории общества [1971] // Философия и методология истории. Сб. переводов / Ред. И. С. Кон. М.: Прогресс, 1977. С. 289—321.

Хокинг С. Краткая история времени: от большого взрыва до черных дыр. Пер. с англ. СПб.: Амфора, 2000 [1998].

Хорган Дж. Конец науки: Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки. Пер. с англ. СПб.: Амфора, 2001 [1996].

Хук С. «Если бы» в истории [1943] // THESIS. 1994. Вып. 5. С. 206—215.

Хэлд Д. Интересы, знание и действие (к критической методологии Юрге-на Хабермаса) [1980] // Современная социальная теория: Бурдье, Гидденс, Ха-бермас. Пер. с фр. и англ. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1995. С. 81—114.

Цицерон. О законах // Цицерон. Диалоги. Пер. с лат. М.: Наука, 1966. С. 89—150.

Цицерон. Об ораторе // Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве. Пер. с лат. М.: Наука, 1972. С. 75—252.

Цыбульский В. В. Календарь и хронология стран мира. М.: Просвещение, 1982.

606