Во многих языках выработались возвратные местоимения, при помощи которых устраняются многие двусмысленности. Их функция состоит в том, что они обозначают нечто тождественное с чем-то уже обозначенным раньше (большей частью с подлежащим, чем и объясняется то, что эти местоимения не имеют формы именительного падежа).

В индоевропейских языках возвратные местоимения обычно начинались на sw-, однако сфера их применения не везде одинакова, а поэтому будет интересно хотя бы кратко рассмотреть их употребление в наиболее известных нам языках:

1) Первоначально возвратные местоимения употреблялись во всех трех лицах и независимо от числа, например в санскрите и в древнейших памятниках греческого языка. Такое употребление сохранилось в литовском и в славянских языках: ср. русск. Ты вредишь себе; Мы довольны собою (примеры взяты из грамматики X. Педерсена).

2) Во многих языках возвратные местоимения были ограничены 3‑м лицом единственного и множественного числа; например, лат. se и развившиеся из него формы в романских языках; далее, нем. sich и др.-исл. sik, дат. sig, хотя, как мы сейчас увидим, с некоторыми ограничениями.

3) В ютландских диалектах местоимение sig употребляется только при единственном числе подлежащего; при множественном числе подлежащего употребляется dem. Такое употребление dem вместо литературного sig – не редкость в литературном датском языке даже у авторов, которые родились не в Ютландии; так, Киркегор пишет (Kierkegaard, Enten Ell., 1. 294): naar de ikke kede dem.

4) В то время как в немецком языке местоимение вежливого обращения Sie (понятийное 2‑е лицо) соотносится с возвратным местоимением sich: Wollen Sie sich setzen, после соответствующего датского местоимения De, которое употребляется в подражание немецкому языку, всегда употребляется Dem: Vil De ikke sњtte Dem (в XVIII столетии иногда sig).

5) Хотя французское неударенное se употребляется для 3‑го лица независимо от числа, ударенная форма soi ограничена единственным числом и употребляется обычно в тех случаях, когда она соотносится с неопределенным подлежащим: се qu’on laisse derriиre soi; в случае же определенного подлежащего мы находим се qu’il laisse derriиre lui, се qu’elle laisse derriиre elle (ce qu’ils laissent derriиre eux). Там и здесь встречаются исключения из этого правила, например довольно часто у Ромен Роллана («Жан Кристоф», 7. 81): Il йtait trop peu sыr de soi pour ce rфle (другие примеры: 3. 213; 4. 6).

6) Английский язык давно пошел дальше любого другого родственного языка; так, единственным пережитком возвратных местоимений – и то только в древнейший период – является в английском языке притяжательное местоимение sin (см. ниже). Таким образом, старые конструкции строились так: I wash me, thou washest thee, he washes him, she washes her, we wash us, ye wash you, they wash them. Остатки такого построения мы обнаруживаем в предложных конструкциях типа: I have no money about me, He has no money about him и т.п. Во многих случаях простая форма глагола наряду с переходной функцией имеет здесь также возвратное значение: I wash, dress, shave «я умываюсь, одеваюсь, бреюсь» и т.п. Однако в большинстве случаев возвратное значение выражается специально сочетаниями с self: I defend myself, you defend yourself (yourselves), he defends himself и т.п.

Таким образом, в английском языке выработались новые возвратные местоимения, которые отличаются от индоевропейских возвратных местоимений тем, что они различают три лица и два числа и поэтому сходны с финскими возвратными местоимениями, образованными с помощью itse и обычного притяжательного суффикса: itseni = myself, itsemme = ourselves, itsesi = yourself, itsens д = himself (herself) и т.п. Сравните также более позднее гр. emauton, seauton, heauton и т.д. и особенно любопытные современные греческие образования: ton emauto тои = myself, ton emauto sou = yourself, ton emauto sas = yourselves, ton emauto tou , t ē s = himself, herself, ton emauto mas = ourselves и т.п.

Развитие возвратных притяжательных местоимений шло в том же направлении, хотя оно и не было совершенно параллельно развитию se и др.

1) Начнем с того, что это местоимение относилось ко всем лицам и всем числам, что до сих пор имеет место в русском языке: ср. Я взял свой платок.

2) Оно было ограничено 3‑м лицом, но могло соотноситься как с единственным, так и с множественным числом. Эта стадия засвидетельствована в лат. suus и в древнегерманских языках, например гот. Qemun hailjan sik sauhte seinaizo «Они пришли исцелиться от своих болезней» (Лука, VI. 18); wipondans haubida seina «качая (своими) головами» (Марк, XV. 29). Древнеанглийское поэтическое sin встречается в значении, соответствующем his и her, но лишь в редких случаях соотносится с подлежащим во множественном числе; по-видимому, это местоимение довольно рано исчезло из разговорной речи. Др.-исл. sinn может соотноситься с подлежащим как в единственном, так и во множественном числе; такое употребление до сих пор существует в норвежском языке (De vasker sine hњnder «Они моют (свои) руки») и в шведском.

3) Но в датском языке sin употребляется только с подлежащим в единственном числе: Han (hun) vasker sine hњnder; De vasker deres hњnder.

4) В диалектах Ютландии мы находим дополнительное ограничение: sin соотносится только с неопределенным подлежащим: Enhver (en) vasker sine hњnder, но Han vasker hans hњnder, Hun vasker hender hњnder.

5) В некоторых языках это местоимение потеряло возвратный характер и употребляется как общее притяжательное местоимение 3‑го лица единственного числа: например, во французском, где ses mains может быть употреблено в любой позиции со значением «его или ее руки».

6) Так же точно и в немецком – с одним дополнительным ограничением: это местоимение соотносится с мужским и средним родом, но не с женским: ср. seine Hдnde «его руки», но ihre Hдnde «ее руки «^[120].

За ограниченностью места я не могу рассмотреть здесь вопрос о широте употребления возвратных местоимений; постановка этого вопроса весьма неодинакова по разным языкам, особенно в причастных и инфинитивных конструкциях и в подчиненных предложениях^[121].

Там, где возможно соотнесение с двумя различными лицами в сложных сочетаниях, наличие возвратного местоимения иногда не может помочь избежать двусмысленности, например в лат. Publius dicit Gaium se occidere voluisse или в дат. Han fandt Peter liggende i sin seng, которое не более ясно, чем англ. Не found Peter lying in his bed. Ср. употребление нем. dessen в случаях, когда sein было бы двусмысленно: Der Graf hat diesem Manne und dessen Sohne alles anvertraut (Curme, A Grammar of the German Language, 168).

К возвратным местоимениям близки взаимные местоимения, имеющие значение «друг друга»: каждая часть того, что обозначено подлежащим, в одно и то же время воздействует на другие части и подвергается действию со стороны этих частей. Это значение часто выражается обычным возвратным местоимением, или в самостоятельном употреблении, как франц. Ils se haпssent или, с каким-либо добавлением, как франц. Ils se haпssent entre eux, лат. Inter se confligunt, гот. (Марк, 1. 27) Sokidedun miю sis misso, ср. нем. Sie halfen sich gegenseitig и франц. Ils se sont tuйs l’un l’autre (так как Ils se sont tuйs можно было бы понять в смысле «Они покончили с собой»). Сочетания типа l’un l’autre употребляются и без возвратного местоимения в языках, где они имеют тенденцию превратиться в одно нечленимое целое, например гр. allēlous, дат. hinanden, hverandre, голл. elkaar, mekaar, нем. einander. О развитии немецкого слова см. интересную статью в словаре Гримма, в которой приводятся также аналогичные выражения из разных других языков (романских, славянских, кельтских и литовского). В английском языке компоненты этого сочетания были раньше разделены (ср. у Шекспира: gazed each on other; what we speak one to another), но сейчас в обычном языке они соединены вместе (ср. gaze on each other, speak to one another). В русском языке друг друга разделяется предлогом (например, друг с другом), но тенденция рассматривать это сочетание как единство проявляется в том, что оно употребляется независимо от рода и числа (Boyer et Speranski, Manuel pour l’Йtude de la langue russe, Paris, 1905, 273). Венгерское egy-mas является, по-видимому, просто переводом нем. einander^[122].

Взаимные местоимения встречаются иногда в функции подлежащего подчиненного предложения, например в новейшем английском романе: Miss С. and I are going to find out what each other are like. Подобные предложения можно услышать и на датском языке.

Многие грамматики рассматривают вопрос о возвратных местоимениях в главе, посвященной различным типам глагола, и выделяют «возвратные глаголы» как один тип (и «взаимные глаголы» как другой). Но ведь и в случае We hurt him, и в случае we hurt ourselves, и в случае We hurt one another представлен один и тот же глагол; единственное отличие в том, тождественно подлежащее с дополнением или нет. Точно так же и в нем. Ich schmeichele mir, Ich spotte meiner употреблены те же самые глаголы, что и в предложениях Ich schmeichele dir, Ich spotte seiner. Единственно, когда с известным основанием можно было бы говорить о возвратном глаголе, – это в случае, если глагол идиоматически не может сочетаться ни с каким другим дополнением, кроме возвратного местоимения: ср. англ. I pride myself, дат. Jeg forsnakker mig, нем. Ich schдme mich. Тождество подлежащего и дополнения (прямого или косвенного) оказывает влияние на выбор вспомогательного глагола во франц. Il s’est tuй «Он убил себя», Nous nous sommes demandй «Мы спросили себя (или друг друга)». Другое дело, что значение, которое в наших языках выражается с помощью возвратного местоимения, в каком-либо ином языке может быть выражено особой формой глагола, например формой среднего залога в греческом: louomai «я умываюсь» и т.п. (эта форма имеет также и пассивное значение; см. гл. XII, стр. 192). В скандинавских языках возвратное местоимение sik в сокращенной форме вошло в состав многих глагольных форм, обычно приобретающих в этом случае чисто пассивное значение (han kaldes – первоначально «он зовет себя», теперь – «его зовут»), а иногда имеющих взаимное значение: de slеs (с кратким гласным) «они дерутся»; у этого глагола есть другая форма с долгим гласным (и с гортанной смычкой) для пассивного значения – slе(e) s «ударен». В русском языке возвратное местоимение также склонно к слиянию с глаголом в двух формах – ся и – сь (несмотря на написание, они произносятся с непалатализованным «с»); о различных значениях (отчетливо-возвратное, неопределенно-возвратное, взаимное, приблизительно пассивное) см. Н. Pedersen, Russisk grammatik, Kшbenhavn, 1916, 190; Boyer et Speranski, Manuel pour l’йtudede la langue russe, Paris, 1905, 247.

Глава. XVII . Пол и род

Различные языки. Индоевропейский род. Пол. Общий пол. Одушевленные и неодушевленные. Понятийный средний род.

Различные языки

Под термином «род» подразумевается здесь грамматическое деление слов на разряды, аналогичное тому, которое мы находим в индоевропейских языках, где различается мужской, женский и средний род. Это различие может быть основано на естественном разделении на два пола^[123], на разделении на одушевленные и неодушевленные предметы или на чем-либо ином. В то время как весьма значительное количество, вероятно, огромное большинство языков не имеют рода в указанном смысле, в некоторых языках существительные делятся на классы в зависимости от рода. Здесь можно лишь вкратце упомянуть некоторые из классификаций, чтобы показать, с одной стороны, что является общим, а с другой стороны, что является специфичным по сравнению с системой рода в индоевропейских языках.

В языках банту в Южной Африке каждое существительное принадлежит одному из нескольких классов. Каждый из классов характеризуется особым префиксом, который повторяется в более или менее ослабленной форме в качестве своего рода «напоминателя» во всех подчиненных словах, относящихся к данному существительному, будь то адъюнкты или глаголы. Одни из этих классов предполагают единичность, другие – множественность; но ни один из них не имеет никакого отношения к полу, хотя одни классы соотносятся преимущественно с живыми существами, а другие – с неодушевленными предметами. Число классов различно в различных языках, входящих в эту группу, и достигает в ряде случаев шестнадцати; однако некоторые классы обнаруживают тенденцию к смешению, и установить первоначальную причину классификации невозможно (см. «Language», 352 и сл. и работы, цитированные там).

В бацбийском языке – одном из языков Кавказа – к слову приставляются различные префиксы в зависимости от того, кого или что обозначает это слово – разумное существо мужского пола, разумное существо женского пола, неразумное существо или предмет. Таким образом:

vaљо wa =  брат есть,

bstuino ja =  женщина есть,

naw ja             =  корабль есть,

xaux ba =  голубь есть,

bader da =  ребенок есть.

«Тяжелый», если речь идет о мужчине, выражается словом watshi, о женщине – jatshi, о вещи – batschi, а «тяжесть», соответственно, может быть watshol, jatshol, batshol. Waљo значит «брат», jaљo – «сестра», woh – «мальчик», job – «девочка».

В родственном чеченском языке «я есмь» передается словами suo wu – если говорит мужчина, suo ju – если говорит женщина, и suo du – если говорит ребенок (Fr. Мьller, GrundriЯ, III, 2. 162).

В андаманском языке один класс охватывает неодушевленные предметы, другой – одушевленные существа, которые подразделяются далее на людей и другие одушевленные существа. Имеет место деление частей человеческого тела на семь классов, и это деление переносится на неодушевленные предметы, которые имеют какое-то отношение к частям человеческого тела (P.W. Schmidt, Stellung der Pygmдervцlker, 121).

В алгонкинских языках различаются одушевленные существа и неодушевленные предметы, хотя распределение в ряде случаев представляется с нашей точки зрения весьма странным: в то время как части человеческого тела считаются неодушевленными, части тела животных относятся к одушевленным. (См. J. Р.В. Josselin de Jong, De Waardeeringsonderscheiding van Levend en Levenloos, Leiden, 1913, где эта система сравнивается с системой рода в индоевропейских языках и рассматриваются различные теории происхождения последней.)

В хамитских языках мы находим деление на два класса, из которых один включает обозначения лиц, больших и важных предметов и существ мужского пола, а другой – обозначение вещей, малых предметов и существ женского пола; при этом в некоторых языках находим любопытное правило, согласно которому слова первого класса во множественном числе принадлежат ко второму классу и наоборот. При помощи одних и тех же префиксов «мужчина» превращается в «маленького мужчину», «брат» – в «сестру», а «пес» – в «суку» или «щенка»; в бедуинских языках слово ando «экскременты» принадлежит к мужскому роду, когда идет речь о лошади, воле или верблюде, но к женскому, если имеются в виду более мелкие животные. Грудь женщины мужского рода, а грудь мужчины, меньшая по величине, – женского. (Meinhof, Spr. der Hamiten, 23 и в других местах; Die moderne Sprachforschung in Afrika, 134 и сл.)

Род в семитских языках обычно считается наиболее сходным с системой рода в индоевропейских языках, хотя в семитских языках нет среднего рода, а глагольные формы согласуются с родом (полом) подлежащего. Такое положение мы находим в арабском языке: katabta «ты написал», katabti «ты написала», kataba «он написал», katabat «она написала», 2‑е л. мн. ч. katabtum (м. р.), katabtunna (ж. р.); 3‑е л. katabū (м. р.), katabna (ж. р.); однако в 1‑м лице такого различия не наблюдается: katabtu «я написал(а)», katabnā «мы написали».

Индоевропейский род

Наша семья индоевропейских языков на самых ранних исторически засвидетельствованных ступенях развития различает три рода: мужской, женский и средний. Последний до некоторой степени можно рассматривать как своего рода подразделение мужского рода; его главная особенность состоит в том, что он не различает именительного и винительного падежей. Распределение слов по этим трем классам отчасти мотивировано, а отчасти немотивировано. Оно мотивировано постольку, поскольку многие названия существ мужского пола относятся к мужскому роду, существ женского пола – к женскому роду, а предметов, не имеющих пола, – к среднему роду. Однако наряду с этим в некоторых случаях мы находим названия живых существ мужского пола, которые относятся к женскому или среднему роду; встречаются также названия существ женского пола – мужского и среднего рода и названия предметов и понятий – женского и мужского рода^[124]. О различных попытках объяснения этой своеобразной системы или бессистемности я уже говорил в книге «Language», стр. 391 и сл.^[125] а о ее практических неудобствах там же на стр. 346 и сл. Принадлежность некоторых слов к тому или другому роду в ряде случаев можно объяснить. Так, Хандель Якоб (Handel Jakуb, «Bulletin de l’Acadйmie polonaise des Sciences», 1919–1920, стр. 17 и сл.) недавно обратил внимание на то, что все слова со значением «земля» (гр. khthōn, khōrā, лат. terra, слав. ziemia, нем. Erde) принадлежат к женскому роду, ибо земля мыслится как мать, порождающая растения и т.п.; это относится и к деревьям, потому что они приносят плоды; при этом он приводит некоторые параллели из семитских языков. Однако основная проблема остается нерешенной: почему классификация распространяется на все слова, даже и на такие, у которых невозможно увидеть никакой связи с естественным полом? Возьмем только один пример: почему общеиндоевропейское слово, обозначающее ногу (pous, pes, fot и т.д.), мужского рода, в то время как этимологически несвязанные между собой слова, обозначающие руку, – женского рода (kheir, manus, handus, рука)? Названия стола, мысли, плода, грома и т.п. в одних языках мужского, а в других – женского рода. Поистине совершенно невозможно найти в этом хаосе один определяющий принцип.

Частично род проявляется в форме; например, в латинском языке именительный и винительный падежи различаются в словах rex – regem (м. р.), lex – legem (ж. р.), в то время как эти падежи совпадают в слове regnum (ср. р.). Однако это главным образом синтаксическое явление, поскольку различные роды требуют различных форм прилагательного и местоимения: ср. ille rex bonus est, illa lex bona est, illud regnum bonum est^[126].

В огромном большинстве случаев род слов по традиции передается от поколения к поколению без изменений; однако в некоторых случаях происходят изменения. Нередко они вызываются причинами чисто формального порядка; так, например, было замечено, что во французском языке изменениям в роде особенно подвержены слова, начинающиеся с гласного звука, поскольку форма определенного артикля при них будет одной и той же в обоих родах, а именно l’ (неопределенный артикль un, une перед словом, начинающимся с гласного, тоже произносился одинаково – [yn]). Слова с исходом на так называемое – е fйminin (или, исходя из современного произношения: слова с исходом на согласный) имеют тенденцию переходить в женский род. Обе эти причины действуют одновременно при переходе слов йnigme, йpigramme, йpithиte из мужского рода в женский.

В других случаях изменение рода бывает связано со значением слов. Существует тенденция выравнивания рода у слов, связанных по значению (такие слова, к тому же, часто упоминаются в тесной последовательности): ср. франц. йtй «лето», которое перешло из женского рода в мужской, потому что к последнему принадлежат другие названия времен года – hiver «зима», printemps «весна», automne «осень» (последнее из этих слов прежде колебалось между женским родом и первоначальным мужским); la minuit «полночь» под влиянием le midi «полдень» становится le minuit. Подобным же образом и в немецком языке die Mittwoche «среда» стало der Mittwoch по аналогии со словом der Tag «день» и с названиями других дней недели.

Точно так же и род новых (или недавно заимствованных) слов во многих случаях определяется соображениями формального порядка: например, Etage в немецком языке – женского рода (во французском это слово мужского рода); однако в иных случаях играют роль смысловые аналогии: например, в немецком языке beefsteak «бифштекс» включается в средний род (по аналогии с Rindfleisch «говядина»), a lift «лифт» – в мужской (по аналогии с Aufzug с тем же значением); по-датски мы говорим et vita (по аналогии с et liv), en examen (по аналогии с en prшve) и т.п.; то же самое слово иногда трактуется различно при разных значениях: например, fotografien «фотография, фотографирование» (по аналогии с kunsten), fotografiet «фотоснимок» (по аналогии с billedet), imperativen (mеden), det kategoriske imperativ (buddet). Когда была введена метрическая система, gram и kilogram (kilo) были отнесены к среднему роду по аналогии с et pund, et lod, но мы говорим en liter по аналогии с en pot, en pњgl, и en meter по аналогии с en alen, en fod.

Влияние случайностей формального характера в гораздо более широком плане можно проследить при замене первоначальной индоевропейской системы трех родов системой двух родов в некоторых языках. В романских языках отличительные черты мужского и среднего рода стерлись – главным образом из-за того, что соответствующие слова перестали различаться звуками окончаний, в то время как слова женского рода имели в окончании полный гласный – а; в результате в современных романских языках существует два рода – мужской и женский (об остатках среднего рода см. ниже). С другой стороны, в датском языке различие между артиклями мужского и женского рода (др.-исл. enn, en или inn, in, einn, ein и т.д.) было утрачено, и, таким образом, прежний мужской род и прежний женский род слились в один «общий род», например: hesten, bogen, den gamle hest, den gamle bog, в отличие от существительных среднего рода: dyret, det gamte dyr. Однако в тех датских диалектах, где прежнее конечное – nn и – n еще фонетически различаются (в первом случае налицо палатализованная форма носового согласного), прежняя система трех родов – мужского, женского и среднего – сохранилась.

Пол

В следующих ниже замечаниях я остановлюсь главным образом на взаимоотношениях между понятийными (в данном случае естественными) и грамматическими категориями; я постараюсь показать, что языки с течением времени выработали другие группировки, более рациональные, чем традиционные.

Хотя, как уже было указано выше, в языке есть много примеров непоследовательности, все же соответствие между женским полом и женским родом, с одной стороны, и между мужским полом и мужским родом – с другой, настолько отчетливо, что оно чувствуется довольно сильно. Такие иногда неизбежные сочетания, как нем. eine mдnnliche Maus или ein weiblicher Hase, всегда будут восприниматься как несообразные из-за противоречия между формой артикля и значением прилагательного. В одном юмористическом журнале я нашел следующий пример: «L’instituteur. Comment donc? Vous кtes incapable de faire l’analyse grammaticale de cette simple phrase: ‘L’alouette chante.’ Vous avez йcrit dans votre devoir: Alouettй, substantif masculin singulier. – L’йlиve. Sans doute. Et je maintiens energiquement ‘masculin’; chez les alouettes, il n’y a que ie mвle qui chante». Ср. также пример из шведского языка: Hvad heter den hдr apan? – Hon heter Kalle, fцr det дr en hanne « «Как зовут эту обезьяну?» – «Ее зовут Карл, потому что это он»». (Noreen, Vеrt Sprеk, Lund, 1903, 5. 314). Еще пример из диалекта Северной Ютландии: I honkat nцwne wi еse me haj «Мы говорим «он» о кошке» (Grцnborg, Optegnelser, 72; слово kat мужского рода, на что указывает артикль i).

Отсюда естественная тенденция установить соответствие между родом и полом^[127]. Этого можно достичь прежде всего путем изменения формы: например, в латинском языке было образовано слово lupa вместо более раннего lupus, которое употреблялось для обозначения волчицы, вскормившей Ромула (Havet); позднее появились исп. leona, франц. lionne, ит. signora и исп. seсora, образованные от лат. leo и senior, не различавших пола. В греческом языке старое существительное neaniā «юность» приобрело окончание мужского рода – s, превратившись в neaniās «юноша». В других случаях форма сохраняется, но изменяется синтаксическая конструкция: например, лат. слова nauta, auriga, когда они применяются к мужчинам («моряк», «возница»), становятся существительными мужского рода (т.е. сочетаются с прилагательными в мужском роде): первоначально они были абстрактными существительными и имели значение «мореплавание», «езда»; ср. также исп. el justicia «судья», el cura «священник», el gallina «трус», el fi gura «забавный парень» (при la justicia «правосудие», la cura «сан священника», la gallina «курица», la figura «фигура»). Во французском языке: le trompette «трубач» при la trompette «труба»; ср. также la jument «кобыла». В шведском языке statsrеd «государственный советник», первоначально «совет», по-прежнему среднего рода, но прилагательное в предикативе обычно стоит в форме, общей для мужского и женского рода: Statsrеdet дr sjuk (не sjukt); в датском языке это слово в таком значении окончательно порвало со средним родом: Statgrеden er syg. Точно так же и дат. viv, относившееся прежде к среднему роду (подобно нем. das Weib, др.-англ. южt wif, швед. vivet), теперь перешло в общий род; также и вместо более раннего gudet, troldet мы говорим теперь guden, trolden.

Общий пол

Часто бывает желательным и даже необходимым при обозначении живых существ иметь слова, которые ничего бы не говорили об их поле и были бы в равной степени приложимы к существам мужского и женского пола. Такими словами являются нем. Mensch «человек», дат. и норв. menneske, швед. mдnniska, хотя любопытно, что нем. Mensch относится к мужскому роду (поэтому немцы иногда колеблются применить это слово к женщине), шведск. mдnniska – к женскому, а дат. и норв. menneske – к среднему. В английском языке слово man с древнейших времен применялось к обоим полам, однако, поскольку оно может употребляться также и в специальном значении «мужчина», возникают неясности и двусмысленности, как, например, в следующей строке Мисс Хитченер, так сильно позабавившей Шелли:

All, all are men – women and all!

Обратите внимание также и на такие случаи: Atrabiliar old men’ especially old women, hint that they know what they know (Карлейль); the deification of the Babe. It is not likely that Man – the human male – left to himself would have done this… But to woman it was natural. Форма единственного числа man в обобщенном значении иногда относится к обоим полам (God made the country, and man made the town), а иногда только к одному полу (Man is destined to be a prey to woman); см. многочисленные примеры в «Modern English Grammar», II, 5. 4. Это несомненный недостаток английского языка; в результате в последнее время появилась тенденция употреблять лишенные двусмысленности, но довольно громоздкие выражения вроде a human being «человеческое существо» (Marriage is not what it was. It’s become a different thing because women have become human beings – Уэллс) или более короткое human, мн. ч. humans (очень часто встречается в новых сочинениях Голсуорси, Локка, Карпентера и др.). Обратите внимание на то, что производные manly «мужественный», mannish «мужеподобная», manful «решительный, смелый», а также и такие сложные слова, как man-servant «слуга», определяют только мужчин, а слова manlike «подобающий мужчине» и manhood «возмужалость» – обычно оба пола (manhood suffrage и т.п.). Старое сложное существительное mankind (теперь с ударением на втором слоге) обозначает человечество в целом, но более новое mankind (с ударением на первом слоге) противопоставляется слову womankind. (Следует, однако, заметить, что это разграничение, отмеченное в Оксфордском словаре, признается не всеми.)

Франц. homme в такой же мере двусмысленно, как и англ. man; поэтому иногда оказывается необходимым употребить словосочетание un кtre humain; в научных трудах приходится встречаться с еще более громоздким обозначением: un кtre humain, sans acception de sexe, где в других языках мы находим простое слово вроде Mensch (наряду с Mann), гр. anthrōpos (наряду с anēr) и т.п. (Ср. Meillet, Linguistique historique et linguistique gйnйrale, 273 и сл.)

В то время как очень большое количество специальных обозначений для людей применимо к обоим полам (ср. liar «лжец», possessor «владелец», inhabitant «обитатель», Christian «христианин», aristocrat «аристократ», fool «дурак», stranger «незнакомец», neighbour «сосед» и др.), есть и такие слова, которые, хотя и не имеют никаких видимых ограничений в самой форме, фактически применяются главным образом или исключительно для обозначения существ одного пола. Это наблюдается, когда соответствующие общественные функции издавна выполняются представителями лишь одного пола – или только мужчинами или только женщинами: ср., с одной стороны, minister «министр», bishop «епископ», lawyer «адвокат», baker «пекарь», shoemaker «сапожник», а с другой – nurse «няня», dressmaker «портниха», milliner «модистка». Любопытно, что некоторые слова с течением времени закрепились исключительно за женщинами, хотя раньше они употреблялись и для обозначения мужчин: ср. leman «возлюбленная» (др.-англ. leof-man «дорогой [человек]», у Чосера и даже у Шекспира применяется также к мужчинам; позже – только к женщинам; теперь устарело), bawd «сводня», witch «колдунья», girl «девочка, девушка».

Там, где говорящий хочет ограничить слова общего пола применением их к какому-нибудь одному полу, можно прибегнуть к различным способам: ср. man-servant «слуга» (или servant-man), maid-servant «служанка» (или servant-girl), a he-devil «дьявол», a she-devil «дьяволица», her girl-friends «ее подруги», a poetess «поэтесса «. (Но гораздо большая похвала – сказать о миссис Браунинг, что она a great poet [«великий поэт»], чем a great poetess [«великая поэтесса»].) Author еще в большей степени является словом общего пола, хотя и существует слово authoress; однако для обозначения учительницы и певицы (teacher, singer) соответствующих образований нет. Аналогичные непоследовательности наблюдаются у большинства языков; часто языковые трудности обусловливаются проникновением женщин в те сферы человеческой деятельности, которые раньше принадлежали исключительно мужчинам^[128]. Из искусственных языков только один разрешил эту проблему, а именно – язык идо, в котором обозначения без какого-либо специального окончания применимы к обоим полам, мужской пол обозначается окончанием ulo, а женский – окончанием – ino: ср. frato «брат или сестра», fratulo «брат», fratino «сестра», frati «братья и сестры», homo «человек», homulo «мужчина», homino «женщина», sposo «супруг или супруга», spozulo «супруг», spozino «супруга»; также и dentisto, dentistulo, dentistino и т.п.^[129]

Во множественном числе слова общего пола еще нужнее, чем в единственном; однако лишь немногие языки могут употреблять множественное число слов мужского рода так, как это делается в итальянском языке: gli zii «дядя и тетя» (lo zio е la zia), i fratelli (il fratello e la sorella), i suoceri (однако i padri вместо i genitrici не употребляется), а также в испанском: los padres «отец и мать», los hermanos «брат и сестра» или «братья и сестры», sus dos hijos, Juan у Perfecta (Гальдос, Донья Перфекта, 29).

Что касается животных, то только самые важные из них имеют специальные формы как для общего пола, так и для отдельных полов (ср. horse «лошадь», stallion «жеребец», mare «кобыла»); далее существует несколько градаций (например, dog, he-dog или просто dog для мужского пола, bitch или she-dog; sparrow, cock-sparrow, hen-sparrow), вплоть до живых существ, пол которых обычно не представляет интереса для говорящего: fly «муха», worm «червяк».

Местоимения и прилагательные, не имеющие формы общего пола, как например слова somebody, everybody, each, чаще всего употребляются в мужском роде; например: франц. quelqu’un, chacun; Jean et Marie йtaient trиs contents d ’ eux - m к mes ; при этом неизбежно и некоторое несоответствие в предложениях вроде Was Maria und Fritz so zueinander zog, war, daЯ jeder von ihnen am anderen sah, wie er unglьcklich war; ср. также исп. Doсa Perfecta… su hermano… pasaron unos pocos aсos sin que uno у otro se vieran (Гальдос, Донья Перфекта, 32).

Особенно нужна, очевидно, форма общего пола вопросительных местоимений, потому что, когда задается вопрос: «Кто это сделал?», говорящий не знает наперед, к какому полу принадлежит это лицо – к мужскому или к женскому. Поэтому большинство языков имеют в данном случае лишь одну форму (нередко с окончанием мужского рода): гр. tis, гот.? as (форма женского рода? o, даваемая в грамматиках, по-видимому, никогда не употребляется в качестве вопросительного первичного слова), др.-англ. hwa, англ. who, нем. wer, голл. vie, дат. (hvo), hvem, русск. кто и т.д. К исключениям относятся: др.-исл. м. р. hverr, ж. р. hver, м. р. hvбrr, ж. р. hvбr и лат. м. р. quis, ж. р. quae. Однако в современном исландском языке это различие стерлось, по крайней мере в именительном падеже (hver, hvor), а в романских языках сохранилась только форма мужского рода, представляющая собой в настоящее время форму общего пола: ит. chi, франц. qui, исп. quiйn.

У личных местоимений 3‑го лица «он» (he) и «она» (she) различаются в английском языке, как и в других языках нашей семьи; когда требуется местоимение общего пола, вместо he or she можно употребить he, но в разговорной речи часто употребляется they (Nobody prevents you, do they? и т.п.; «Language», 347, «Modern English Grammar», II, 5. 56). В большинстве германских языков во множественном числе для обоих полов была обобщена одна форма (англ. they, нем. sie, дат. de и т.п.), что вполне естественно, поскольку очень часто приходится говорить о группе, состоящей из лиц обоего пола. То же произошло и в русском языке, за исключением именительного падежа, где до сих пор различаются формы они и оне. В романских языках тот и другой пол различаются во всех формах (eglino, elleno; ellos, ellas; ils [eux], elles), кроме формы дательного падежа: loro, les, leur, а во французском языке – и винительного падежа при глаголах: les. В древнеисландском языке были отдельные формы для именительного и винительного; юeir, южr; юб, южr, но в дательном была единая форма юeim; в именительном и винительном падежах существовала также отдельная форма для среднего рода: юau. Она употребляется и как форма общего пола, что объясняют обычно случайным совпадением по звучанию формы среднего рода множественного числа с формой двойственного числа (которая часто употреблялась в значении «он и она»). Если это так, то употребление формы среднего рода единственного числа в качестве формы общего пола может быть перенесено из двойственного-множественного. Пример того и другого находим в древнеисландском: Eptir юetta skilja юau Guрrъn talit, ok baр hvбrt юeira annat vel fara «После этого Г. и он (Снорри) перестают разговаривать и прощаются» (Laxd. S. 59, 20) (юau – ср. p. мн. ч., hvбrt и annat – ср. p. ед. ч.). О соответствующем правиле в готском и древневерхненемецком см. Wilmanns, Deutsche Grammatik, StraЯburg, 1897, 3. 768; Streitberg, Gotisches Elementarbuch, Heidelberg, 1920, 166. Др.-дат. Hwat lengжr liuжr mothжr жthe barn «Кто живет дольше, мать или ребенок?» (Jysk, 1.4. 3).