По книге: Бузескул В. П. Введение в историю Греции. Обзор источников и очерк разработки греческой истории в XIX и в начале XX в. / Вступ. ст. и общ. ред. проф. Э. Д. Фролова.— СПб.: Издательский дом «Коло», 2005.— 672 с.

«Отцом истории» Геродота назвал Цицерон.

Его произведение до некоторой степени имеет характер эпический; оно стоит на рубеже между поэзией и историей; во многих отношениях это — как бы эпос в прозе. У Геродота, хотя он и делает экскурсы в мифическую область, главная тема все же чисто историческая — борьба греков с персами, история времени, к нему близкого, и притом история не одного какого-либо города или народа, отдельно взятая, а эллинов и варваров, Европы и Востока, тесно связанная. Именно Греко-персидские войны, как событие, касавшееся более или менее всех греков, персов и подвластных им народов, взволновавшее почти весь тогдашний исторический мир, могли дать содержание и единство широкому историческому труду, впервые помогли возвыситься над местной историей и стать на более универсальную точку зрения, связать в одно целое историю Европы и Азии, мира греческого и мира персидского... И у Геродота, несмотря на все его отступления и эпизоды, есть единый, общий план, есть, наконец, общие руководящие идеи, проникающие весь его труд, своя, так сказать, философия истории...

Родиной Геродота был Галикарнасс, дорийский город на карийском побережье, на рубеже между миром греческим и варварским, с господствовавшим ионийским диалектом и ионийскою культурой, с довольно обширными торговыми связями; все это — условия, которые должны были благоприятствовать расширению умственного кругозора «отца истории», способствовать отрешению от какой-либо узкой племенной точки зрения и усвоению более универсальной. Родился Геродот незадолго до нашествия Ксеркса на Грецию (приблизительно в 484 году), дожил до первых лет Пелопоннесской войны и умер, вероятно, около 425 г. Следовательно, он был современником того периода греческой истории, который носит название «Пятидесятилетия» (от Платейской битвы до Пелопоннесской войны); его детские годы совпали с героическою борьбой греков против персов, а зрелый возраст — с блестящим веком Перикла, с расцветом афинской демократии, умственной и художественной жизни Греции. Происходил Геродот из знатного рода и состоял в родстве с Паниасидом, известным эпическим поэтом, поклонником Гомера, любителем оракулов, всяких чудес и предзнаменований, оказавшим, по-видимому, влияние на литературное образование и мировоззрение «отца истории». Он жил некоторое время в Афинах, тогдашнем центре умственной и художественной жизни.

Известно, что Геродот совершил ряд далеких путешествий; не говоря уже о малоазиатском побережье, островах Эгейского моря и Элладе, он путешествовал по Египту и доходил до острова Элефантины; был в Тире, Палестинской Сирии и северной Аравии, в Вавилоне и, по-видимому, в окрестностях Суз, а, быть может, и в Экбатане; посетил северные берега Понта и Колхиду, Фракию и Македонию, Кирену и, вероятно, Сицилию.

Геродот не успел вполне закончить свой труд. Изложение доведено до взятия греками Сеста и как бы обрывается, хотя, может быть, до намеченного конца оставалось и немного.

Во вступлении Геродот так определяет цель своего труда: он представляет свои «разыскания» (ιστοριης άπόδεξις), «дабы от времени не изгладились из памяти деяния людей и не преданы были забвению великие и достойные удивления подвиги, совершенные как эллинами, так и варварами, в особенности же — причина, по какой они вступили в войну между собою».

С V книги Геродот приступает к главной своей теме — к истории Греко-персидских войн, начиная с Ионийского восстания и кончая битвою при Микале и осадою Сеста. Попутно «отец истории» делает постоянно отступления, вставляя целый ряд эпизодов и экскурсов, останавливаясь на самых разнообразных предметах. Его интересовало все «достопримечательное». История и география описываемых стран, лица и события, памятники и предания, чудеса и предзнаменования, природа и животные, жители, их верования, нравы и обычаи, жилища и одежда,— все это привлекало внимание любознательного и словоохотливого «отца истории» и обо всем этом он говорит с эпическими подробностями, с любовью останавливаясь на деталях, на чертах чисто анекдотических.

У него есть своего рода трактат о формах правления, в котором выставляются как преимущества, так и недостатки демократии, олигархии и монархии. Он не сочувствовал тирании, хотя к отдельным личностям тиранов он относится благодушно и отмечает их чисто гуманные черты и культурные заслуги. В сущности же, симпатии Геродота — почти всецело на стороне афинян и их демократии, с ее «исономией» и «исегорией».

«Отцу истории», несмотря на весь его эллинский патриотизм, чужды национальная исключительность и презрение к варварам, от которого не совсем свободен был даже такой ум, как Аристотель. У Геродота там, где он говорит о варварах, сказывается гуманное отношение к ним.

Источником для Геродота служили, во-первых, его личные наблюдения, заключения и разыскания. Слова Геродота, что такой-то памятник или обычай уцелел «до меня», «до моего времени», не всегда следует понимать так, что он видел или наблюдал его лично. Также, когда Геродот ссылается на свидетельство туземцев как на свой источник, это еще не значит, что сообщаемые сведения он получил на месте: он мог получить их иным путем, через вторые и третьи руки, или хотя и от туземцев, но встреченных им не на их родине, а в другом каком-нибудь пункте. Но главный источник Геродота — устная традиция: рассказы различных лиц — жрецов, переводчиков и проводников, очевидцев и участников событий, их потомков или родственников + народные предания и легенды, ходячие анекдоты, речи, в которых вспоминались подвиги былого времени, и т. п. Геродот пользовался и письменными источниками. Он вполне усвоил тогдашнее литературное образование и был прекрасно знаком прежде всего с поэтическими произведениями. Один из самых любимых источников Геродота — изречения оракулов, преимущественно дельфийского, и разных предсказателей. Такие изречения распространялись не только в устной форме, но и в виде сборников. Не раз цитирует Геродот и надписи, например, на стелах, статуях, изображениях или иных предметах. Вообще он пользовался и вещественными памятниками, остатками зданий и сооружений, дарами, хранившимися в различных храмах и т. д., как источником.

Говоря вообще, Геродот различал то, что видел сам, от того, что слышал, подлинно известное ему от не вполне, по его мнению, достоверного, результаты собственных наблюдений и заключений от сведений, полученных путем расспросов. Геродот передает слышанное, но это не значит, что он ручается за его достоверность. У Геродота мы видим немало примеров критического отношения к материалу; он не верит многому из того, что слышал и что считает своим долгом передать. Некоторые рассказы Геродот прямо называет выдумками праздными или нелепыми и по поводу их делает замечания и возражения, иногда очень основательные,— любопытные опыты тогдашней исторической критики. Иногда критицизм Геродота заходит даже слишком далеко, оказывается неуместным, а его собственные соображения — неудачны. Например, он не верит, чтобы существовали люди, пребывающие во тьме целых 6 месяцев, или чтобы финикияне, плывя вокруг Африки из Красного моря, имели солнце с правой стороны; смеется над мнением Гекатея, что земля окружена океаном; отвергает предложенные объяснения причин разлития Нила и предлагает свое, совершенно несостоятельное и т. д.

Еще в древности мы встречаем часто неблагоприятные отзывы о Геродоте. В новейшее время «отец истории» тоже не раз подвергался нападкам или слишком строгому суду. Его сравнивали с Марко Поло и Дефо, упрекали в «плагиате», в «вопиющей недобросовестности» (Сэйс), видели в нем подкупленного афинянами свидетеля или апологета дельфийского оракула. И нельзя отрицать: у Геродота немало недостатков. Он очень часто обнаруживает легковерие и склонность к анекдотам; в его труде мы встречаем много баснословных, нелепых рассказов; истина у него смешана с вымыслом и неправдой. Мы найдем у Геродота немало ошибок. Геродот — почитатель дельфийского оракула; он — явно на стороне афинян; мотивы и поведение спартанцев у него представлены, быть может, не всегда согласно с действительностью; фиванцев и коринфян он судит слишком строго и во всяком случае прилагает к ним иной масштаб, нежели, например, к аргивянам и фессалийцам.

Следует различать желание, стремление Геродота узнать истину и возможность достичь этого,— средства, находившиеся в его распоряжении. Его желание разыскать истину не подлежит сомнению; круг интересовавших его явлений — очень широк, и нельзя не удивляться любознательности Геродота. Он предпринимает далекие путешествия, несмотря на всю затруднительность тогдашних путей сообщения. Он обращается с расспросами к местным жителям, осматривает памятники, сам производит измерения, на поле битвы при Пелусии сличает черепа павших в бою... Добросовестность Геродота видна и из того, что он считает долгом сообщить слышанное и даже такие версии, которым не верит и которые противоречат высказанному им взгляду. Многие ошибки и неточности «отца истории» невольны или вполне понятны и неизбежны 1. Виною других был не столько он сам, сколько условия его деятельности как историка,— тогдашнее младенческое состояние исторической мысли, делавшей лишь первые свои шаги; самые средства к отысканию истины были еще крайне несовершенны, приемы не были выработаны, а источники, находившиеся в распоряжении Геродота,— большею частью ненадежны.

Геродот сохранил от забвения массу всевозможного материала по политической и культурной истории, по фольклору, географии 2 и этнографии 3 почти всех народов древнего мира 4. Его произведение — своего рода историко-географическая и этнографическая энциклопедия; это — «неисчерпаемая сокровищница сведений относительно прошлых времен». Не будь Геродота, наши сведения о древних народах и в частности о греках и борьбе их с персами во многих отношениях были бы скудны и ограничены, несмотря на все блестящие результаты новейших археологических открытий. И мы должны быть признательны ему за то, что он не строго соблюдал единство темы и стройность плана, за его многочисленные отступления, благодаря чему сохранилось столько драгоценных известий, и за то, что он передавал виденное и слышанное, большею частью «не мудрствуя лукаво», не отвергая, как негодный материал, доходившие до него рассказы, как бы невероятны они ни были даже в его глазах, и не подвергая их предварительно слишком строгому критическому разбору или рационалистической переделке. Многие из сообщений Геродота новейшими исследованиями опровергнуты, но многое и подтвердилось. Можно даже сказать, что чем дальше идет изучение истории древней Эллады и Востока, тем больше обнаруживается добросовестность гуманного и словоохотливого, подчас наивного «отца истории».