В тяжелой борьбе последовательно с Испанией, Пор­тугалией, Голландией, Англией и Францией Сиам, изг­навший к 1689 г. со своей территории английские и фран­цузские войска, отстоял свою независимость. Но в то же время он был вынужден отказаться от активной роли торгового посредника между странами Южных морей, которая и привлекала к нему в XVII в. внимание инозем­ных купцов и завоевателей. Фактически Сиам был теперь закрыт для европейцев.

Официального запрета европейцам посещать Сиам никогда не издавалось. На протяжении полутора веков «закрытого» периода в Сиаме продолжала действовать католическая Французская иностранная миссия. Сиам­ские власти не трогали ее, так как ее влияние на местное буддийское население было практически ничтожным. Никто не изгонял из Сиама и голландцев. Однако обшир­ные кварталы сиамской столицы, заселенные в XVII в. европейскими, а также индийскими и арабскими купца­ми, пришли в запустение. Голландцы, например, сами за­крыли свою факторию в начале XVIII в. как нерента­бельную. Центр международной торговли переместился в Индонезию, где господствовал голландский торговый ка­питал и куда со второй половины XVIII в. начали прони- кать и английские купцы или их индийские торговые агенты, плававшие под британским флагом.

Почти полное прекращение внешней торговли повлек­ло за собой и упадок внутренней торговли и ремесла в Сиаме. Как сообщает в ХVIII в. французский ел и с коп Тюрпен, уже при сыне Петрачи — Пра Чао Сыа (1703— 1709) в основном занимались тем, что строили новые храмы, а торговля и ремесло захирели. В XVIII в. в ря­де случаев происходил возврат от денежной ренты к на­туральной.

Доходы государства, поступавшие от торговых моно­полий, исчезли, а новые источники доходов изыскать бы­ло крайне трудно. В 1690 г. Петрача издал приказ разыс­кивать и арестовывать людей, уклоняющихся от несения повинностей. Крестьянство, разоренное до последней сте­пени уже во второй половине правления Нарая, ответило на новый нажим столь внушительными восстаниями, что они удостоились даже упоминания в сиамских летописях, которые, как правило, замалчивают подобные факты.

Одно такое восстание вспыхнуло в 1690 г. в провин­ции Наконнайок (к востоку от Аютии) и быстро охвати­ло ряд других провинций Центрального Сиама (на про­тяжении всей истории Сиама именно крестьяне этого района подвергались особо тяжелой эксплуатации). Воз­главил восстание бывший монах Там Тиен, выдававший себя за чудом спасшегося от гибели брата Нарая — принца Апайтота.

Повстанцы на первых порах добились значительных успехов. Им едва не удалось захватить в плен наследни­ка престола Сарасака. Их войско подошло к летней сто­лице аютийских королей Лопбури и начало ее осаду. На этом, однако, успехи закончились. Во время одного из сражений Там Тиен получил ранение, упал с боевого сло­на, был захвачен солдатами Петрачи и казнен. Как это часто бывало в крестьянских восстаниях, гибель вождя рассеяла войско. Не желая покорно возвращаться под иго сиамской феодальной деспотии, почти все повстанцы с семьями бежали в Бирму. Провинции Наконнайок, Лоп­бури и Сарабури опустели.

Другое крестьянское восстание, в 1699 г., началось на восточной окраине страны, в провинции Корат, но также быстро распространилось на центр. Сведения об этом вос­стании еще более скудны, чем о первом. По официальной версии, зачинщиками были лаосский колдун Бун Кванг и 28 его учеников. Бун Кванг сумел якобы так за­пугать своими колдовскими чарами местного губернато­ра, что тот без борьбы уступил ему власть в Корате. За­тем повстанцы, как и в 1690 г., двинулись на Лопбури, где, вероятно, находился в это время король. Армия Бун Кванга тогда насчитывала 4 тыс. человек. Но правитель­ству удалось внести раскол в ряды восставших (по-види­мому, были даны какие-то щедрые обещания), и они са­ми отправили на казнь Бун Кванга и его учеников.

Параллельно с крестьянскими восстаниями в правле­ние Петрачи происходили сепаратистские феодальные мятежи (в 1691 г. — в Корате, в 1691—1692 гг. — в Лигоре), для подавления которых требовалось большое на­пряжение сил.

Немалые страдания населению приносили стихийные бедствия. Так, в 1703 г. страну поразили жесточайшая за­суха и голод.

Правительству пришлось приспосабливаться ко всем этим обстоятельствам.

Пра Чао Сыа имел достаточно здравого смысла, что­бы строить не только новые храмы, но и каналы и избе­гать войн. Его сын, король Тайера (1709—1733), также строил каналы. Кроме того, при нем была издана целая серия указов, которые в какой-то степени облегчали по­ложение крестьян и должны были тормозить процесс их дальнейшего закрепощения.

В указе 1717 г. говорилось: «Если жители станут убе­гать из своих домов и от своих начальников, губернатор должен послать туда, где они поселились, своего чинов­ника, чтобы узнать причину бегства. Если он видит, что народ собирается вместе, он должен выяснить причину этого. Если он узнает, что это движение возникло из-за притеснений со стороны кого бы то ни было, он обязан доложить (вышестоящему начальству. — Э. Б.)». Указ призывает королевских прокуроров (чакрапатов) к усиле­нию контрольной деятельности, обязывает их расследо­вать случаи, когда чиновники отбирают имущество, доно­сить обо всех злоупотреблениях властью невзирая на ли­ца. Предусматривается и тот, видимо нередкий, случай, когда и губернатор и чакрапат оба заражены коррупци­ей. В этой ситуации донос может подать любой чиновник провинции. Указ грозил чиновникам, не оправдавшим доверия, смертной казнью (заливание глотки серебром — «смерть мздоимца»), но на практике это, видимо, случа­лось редко. Вместе с тем чиновникам предписывается контролировать крестьян, потерявших всякий интерес к расширению производства: «В сельскохозяйственный се­зон губернатор, чакрапат и чиновники должны побуж­дать народ обрабатывать землю. Работа, которую можно сделать за дни, не должна тянуться месяцами».

Указ 1722 г. обязывает чиновников следить за тем, чтобы государственные крестьяне (прай лыанг), побывав­шие в монахах, возвращались обратно в свой кром (а не в крепостные к какому-нибудь феодалу).

В соответствии с указом 1723 г. устанавливалось, что при браке крепостного крестьянина (прай сом) со сво­бодной крестьянкой (прай лыанг) все их дети переходят в категорию прай лыанг (а не половина, как раньше).

По указу 1724 г. сильно задолжавший прай лыанг мог работать на государство не шесть, а только четыре ме­сяца в году, и четыре месяца он работал на кредитора.

Все эти указы помимо частичного облегчения поло­жения крестьянства были направлены и на то, чтобы со­кратить постоянную утечку рабочей силы из сектора сво­бодного (государственного) крестьянства. Крупные фео­далы уже в первые десятилетия XVIII в. полностью вос­становили позиции, утраченные при династии Прасат Тонгов, и посулами лучшей жизни, угрозами или исполь­зованием долговой зависимости с каждым годом пере­тягивали в свои крепостные все больше и больше свобод­ных крестьян. Дело дошло до того, что, когда королю Боромакоту (1733—1758) понадобилось организовать многотысячную процессию на похоронах своего предше­ственника, ему не хватило людей и пришлось заполнять пустующие ряды королевскими гвардейцами.

Период правления Боромакота в западной историо­графии принято называть «золотым веком» Сиама. По если этот период и был для кого-то «золотым», то толь­ко для наиболее крупных феодалов.

Королевская власть так ослабла, что не была даже в состоянии вести сколько-нибудь активную внешнюю по­литику, хотя по-прежнему претендовала на роскошь вре­мен великодержавных монархов XVII в.

Эти претензии больше всего сказывались на положе­нии крестьянства, страдавшего и от гнета короля, и от эксплуатации феодалов. В указе 1748 г. власть вынужде­на была открыто признать неслыханно тяжелое положе­ние прай лыангов, которые должны были уходить в кре­постные или продаваться в рабство, чтобы как-то выжить. А о мнении самого крестьянства относительно «золотого века» лучше всего свидетельствует указ 1752 г., конста­тирующий «рост бандитизма».

Положение мелких феодалов тоже было не особенно завидным. В условиях многоженства сиамская знать всегда производила больше потомства, чем требовалось для заполнения вакантных мест в государственном аппа­рате (как упоминалось, даже дальний потомок короля мог стать податным крестьянином). Поэтому часть пра­вящего класса постоянно опускалась в низы. Существо­вавшая ранее большая социальная мобильность в обрат­ном направлении, когда сын низшего чиновника или да­же крестьянина мог достигнуть высоких постов в фео­дальной иерархии, была ликвидирована указом Боромакота, изданным в 1740 г. Согласно этому указу чиновни­ками отныне могли становиться только потомки первых министров по мужской или женской линии. Таким обра­зом, крупнейшие феодалы обеспечили для своей родни на многие десятилетия вперед гарантированное место внут­ри правящего класса, а мелким феодалам, в подавляю­щем большинстве своем не связанным родством с вель­можами, было оставлено право только дослуживать срок до старости или смерти. Дети их автоматически выбыва­ли в податное сословие.

Итак, в середине XVIII в. сиамское феодальное госу­дарство находилось в глубоком кризисе, и достаточно было внешнего толчка, чтобы все рухнуло.