После смерти основателя династии и продолжавшей­ся более года борьбы за трон, в ходе которой один за другим погибли два короля, престол захватил младший сын Прасат Тонга, Нарай (1657—1688).

Как и отец, Нарай покровительствовал развитию прежде всего государственной внешней торговли и все­мерно расширял государственную торговлю внутри стра­ны. Во внешнеполитической сфере он, однако, в отличие от Прасат Тонга, стремившегося опереться на союз с азиатскими государствами (индийскими и индонезийски­ми в первую очередь), предпочитал использовать одни европейские державы в борьбе с другими. Во внут­ренней политике Нарай энергично продолжал проводить линию отца.

Подавив феодальный мятеж в начале своего правле­ния, Нарай стал еще более решительно бороться против таких крупных чиновников-феодалов, как «постоянные губернаторы» (чао мыанги). Систему заместителей, или «временных губернаторов» (пуранов), он распространил почти на всю страну. При этом теперь рядом с пураном, как правило, не стояло никакого чао мыанга. Пуран, если сравнивать его с чао мыангом, не мог быть назначен на срок более трех лет. Кроме того, его жалованье (т. е. доля разного рода налогов, штрафов и т. п., собираемых в данной провинции) было вдвое меньше. Такой чинов­ник, обычно переброшенный в провинцию из другого района, не мог иметь прочных связей в местной среде и потому гораздо больше зависел от центрального прави­тельства.

Не ограничившись заменой чао мыангов пуранами, Нарай создал специальный институт прокуроров (чакрапатов), которые должны были контролировать деятель­ность губернаторов в провинциях. Главный чакрапат на­ходился в столице и следил за деятельностью министров. Нередко Нарай назначал и экстраординарных ревизоров, облеченных чрезвычайными полномочиями, вплоть до права казнить губернаторов на месте.

В области центрального управления Нарай сильно су­зил компетенцию первого министра (чакри). Если рань­ше тому были подчинены губернаторы всех провинций, то теперь ему оставили только окраинные провинции на севере и востоке страны. Приморские провинции от Ан­даманского моря до г. Петбури, наиболее тесно связан­ные с торговлей, были переданы в ведение пракланга, а побережье от Петбури до камбоджийской границы — в ведение ойя ванга (министра двора). В последние го­ды своего правления Нарай фактически упразднил долж­ность чакри, оставляя ее в течение ряда лет незамещен­ной и лично осуществляя большую часть функций перво­го министра.

Истребив крупных светских феодалов, Нарай встал лицом к лицу с другим крупным феодальным владельцем Сиама — буддийской церковью.

Взаимоотношения Нарая и буддийского духовенства носили сложный характер. В начале его правления мона­хи оказывали ему значительную поддержку, видя в нем продолжателя дела Прасат Тонга, боровшегося за цент­рализацию страны и ликвидацию крупных светских фео­далов, которые соперничали с духовными. Более того, как признают даже католические миссионеры, а они уже давно подвизались в Сиаме, самим троном Нарай в очень большой мере был обязан именно буддийским монахам. И Нарай щедро одарял буддийские монастыри землями и крепостными, находясь в самом добром согласии с вер­хушкой буддийского духовенства.

Но довольно скоро между ними наступило охлажде­ние. В первую очередь сказалось, видимо, то обстоятель­ство, что после ликвидации крупных светских феодалов буддийская церковь осталась в Сиаме единственной ор­ганизованной и могущественной силой, противостоящей королевской власти. Несмотря на внешний отказ от мир­ской суеты, буддийское духовенство, естественно, всегда активно участвовало в политической жизни страны, и его стремление направлять деятельность короля также должно было раздражать монарха. Монастыри владели обширными землями и, пользуясь налоговым иммуните­том, накопили огромные богатства, которые не могли не вызывать соблазна у Нарая, тем более что он постоянно нуждался в деньгах для борьбы с европейцами, активи­зировавшимися в Сиаме в XVII в.

Главная же причина конфликта с буддийской цер­ковью заключалась в том, что она забирала у короля работников. Задавленное непрерывно растущими налогами крестьянство стало массами уходить в монастыри, где эксплуатация была относительно меньше. А в специфиче­ских условиях Сиама, при изобилии плодородной земли и относительно малой заселенности, рабочая сила пред­ставляла собой еще большее богатство, чем рисовые поля.

С мер, направленных на возвращение беглых кресть­ян и ремесленников в их прежнее состояние, и началась борьба Нарая против буддийских монастырей. Она про­водилась в форме энергичной «чистки» монашеского со­словия на ежегодных экзаменах, которые монахи долж­ны были сдавать комиссии из специально назначенных правительственных чиновников. Естественно, что простой земледелец или ремесленник, не искушенный в тонко­стях буддийской казуистики и не владеющий «священны­ми» языками (пали и санскритом), не мог выдержать та­ких экзаменов и должен был возвращаться к светским владельцам.

Подобная политика Нарая, разумеется, вызвала про­тиводействие со стороны церкви, а затем дальнейшее обострение отношений между нею и Нараем. Король за­претил всем буддийским монахам (кроме главы церк­ви — санкрата) являться ко двору. Чтобы противопоста­вить буддийскому духовенству свою, всецело зависящую от него религиозную организацию, король стал всячески способствовать деятельности индуистского духовенства, окружил себя брахманами и поощрял исполнение различ­ных индуистских церемоний (индуистская религия, одна­ко, не получила сколько-нибудь значительного распрост­ранения за пределами узкого круга придворных сиам­ского правителя).

Окончательный разрыв между Нараем и буддийской церковью произошел в начале 80-х годов, когда в связи с курсом на сближение с католической Францией король стал усиленно покровительствовать обосновавшимся в Сиаме французским миссионерам. Христианизация Сиа­ма никогда не входила в планы Нарая. Сам он реши­тельно отвергал все французские предложения на этот счет. Однако в результате французского проникновения в Сиам создалась серьезная угроза для независимости страны вообще и для существования буддийского духо­венства в частности.