Политическая история первых монских государствен­ных образований почти неизвестна. Пока невозможно с точностью восстановить даже названия монских государств начала нашей эры. Древнейший систематический письменный источник по географии Юго-Восточной Азии — «География» Клавдия Птолемея (составлена в середине II в. н. э., но с использованием более ранних источников) — свидетельствует главным образом о том, что Малаккский полуостров и побережье Сиамского за­лива к этому времени были довольно густо усеяны горо­дами и торговыми факториями.

На крайнем севере западного берега Золотого Херсонеса (т. е. Малаккского полуострова) Птолемей поме­щает порт Такола. Это соответствует санскритскому на­званию Таккола (Рынок кардамона), которое часто упо­минается в индийских буддийских книгах II—IV вв. н. э. («Милинда-панья» и «Маха-ниддеса») как крупнейший торговый порт, при перечислении стоящий в одном ряду с Александрией, Суратом, Бенгалом, Китаем. Такжола (под именем Туцзюли или Цзюгули) встречается и в ки­тайских летописях. В 240 г. отсюда отплыло китайское посольство, направлявшееся в Индию. Арабские геогра­фы IX—XIV вв. знали этот порт под именем Какула. По­сетивший его в середине XIV в. знаменитый путешественник Ибн Баттута еще застал здесь богатый, цветущий город. После этого Таккола исчезает с исторической сцены. Точное местоположение ее пока не выяснено. Наиболее вероятно, что она находилась на перешейке Кра районе г. Такуалы.

На восточном побережье Малаккского полуострова Птолемей поместил порт Коли. В китайских летописях он упоминается как Цзюли или Цзючжи. Особого расцвета он достиг, видимо, в VIII—X вв., когда арабские географы, именовавшие его Кала(х), называли его основные перевалочным пунктом на пути из Китая в Индию и часто переносили это название на весь Малаккский полуостров. Богатое оловом царство Кала(х) упоминается даже в «Сказках 1001 ночи».

К северу от Коли Птолемей помещает г. Самарада, который по своему местоположению мог быть предшественником современного южнотаиландского города Наконситамарата.

На северном побережье Перимулийского (т. е. Сиам­ского) залива Птолемей отмечает устье р. Собана. Это явно греческая транскрипция палийского слова «суванна» («золотая»). В Таиланде до сих пор существуют упомянутый выше город Супанбури и р. Супам (Золотая) в дельте Менама.

К востоку от устья р. Собана (которая могла быть как Менамом, так и имеющим с ним общую дельту Меклонгом) Птолемей располагает крупнейший, по его све­дениям, порт Юго-Восточной Азии — Забай. Это единст­венный пункт в данном регионе, говоря о котором Пто­лемей приводит астрономические наблюдения, позволив­шие ему установить его координаты. В предисловии же к «Географии» Птолемей, ссылаясь на своего предшест­венника Марина Тирского (который сам ссылается на еще более ранний источник), пишет о Забай как о важ­ном посредническом пункте между Золотым Херсонесом и Китаем.

Лежащую к северу от Сиамского залива страну Пто­лемей называет Страной лейстов (пиратов, разбойни­ков), намекая этим на склонность некоторой части мест­ного населения к морскому разбою. Эти лей-сты, по его словам, жили в пещерах и обладали кожей, прочной, как у гиппопотамов, т. е. явно отличались от цивилизованных жителей приморских городов.

Учитывая, что приведенные здесь сведения Птолемея восходят к периоду до нашей эры, можно заключить, что процесс складывания государств в рассматриваемом районе шел неравномерно и первые города-государства, имевшие небольшую территорию, были еще окружены варварской периферией.

Для получения более подробных сведений о древней (и раннесредневековой) истории Таиланда необходимо обратиться к китайским источникам. Первое упоминание о территории будущего Таиланда здесь встречается в ле­тописи «Цяиь Хань шу» («История династии Ранняя Хань»), составленной в I в. н. э. Южный путь из Китая в Индию был освоен китайцами уже в период правления династии Хань. Как сообщает летописец, от южных гра­ниц Китая мореходы после пяти месяцев плавания дости­гали страны Дуюапь, затем, миновав страну Илумо, они в неизвестном нам пункте (страна Шэиьли) Малаккского полуострова пересекали его по суше за 10 дней и попада­ли в страну Фугандуло (возможно, речь идет о двух стра­нах — Фуган и Дуло, так как последнее название встре­чается в летописях и отдельно). Оттуда за два месяца морского пути они достигали Индии. Судя по продолжи­тельности, путь все время шел вдоль побережья.

«Эти страны, — сообщает летописец, — обширны, их население многочисленно, многие их товары необычны. Со времени императора Ву все они приносят дань.

Главные переводчики (китайские чиновники. — Э. Б.)... вместе с добровольцами отправляются в море, чтобы по­купать блестящий жемчуг, стекло, редкие камни и нео­бычные продукты в обмен на золото и шелк. Все страны, которые они посещают, оказывают им гостеприимство и снабжают пищей. Торговые суда варваров доставляют китайцев по назначению. Это выгодное дело для варва­ров, которые также грабят и убивают».

Из этого отрывка мы видим, что «варвары» Юго-Вос­точной Азии в конце I тысячелетия до н. э. далеко обог­нали Китайскую империю в морском деле и что торговля здесь на раннем этапе, как и всюду, была тесно связана с пиратством.

Ко II в. н. э. приморские города, пережив уже доволь­но сложный, хотя конкретно нам неизвестный период ис­торического развития, начинают соединяться в более крупные государственные образования. Инициатором выступает государство Фунань, расположенное в низовьях Меконга. Официальная история Фунани начинается с I в. н. э., .когда, согласно летописям, прибывший в эту страну индийский брахман Каупдинья встретился с местной ца­рицей по имени «Ивовый лист», которая тут же вознаме­рилась захватить и ограбить его корабль (сюжет, уже знакомый нам из приводившихся выше сообщений). Де­ло, однако, окончилось полюбовно. Царица вышла замуж за Каундинью и вручила ему бразды правления, а он, в свою очередь, ознакомил ее и своих новых подданных с основами индийской культуры и религии, которые они вос­приняли.

Западные историки, считающие, что государство Фу­нань появилось именно в этот момент, не учитывают ни постепенности процесса образования государств, ни того, что сама эта легенда отражает не возникновение госу­дарства, а его, так сказать, официальный переход от «языческого» периода к индуистскому, что отнюдь не од­но и то же.

Как сообщает китайская летопись «Лян шу», «один из его (Каундиньи. — Э. Б.) наследников, Хунь Пань-хуан, благодаря хитростям умел разделять города и возбуж­дать в них взаимную подозрительность. Потом он соби­рал войска, нападал на них и подчинял. Затем он посы­лал своих сыновей и внуков править каждым городом от­дельно. Их называли малыми царями. Хунь Пань-хуан умер в 90-летнем возрасте. Его второй сын, Пань Пань, стал царем, но поручил ведение государственных дел своему полководцу Фань Ши-маню... весь народ (после смерти Пань Паня. — Э. Б.) избрал царем Фань Ши-маня. Фань Ши-мань был храбрый и способный. Он сно­ва стал нападать на соседние царства и подчинил их. Все признали себя его вассалами. Он принял титул великого царя Фунани. Затем он построил большие суда, пересек обширный океан и завоевал более десяти царств, в том числе Цюйдукунь, Цзючжи и Дяньсунь.

Он расширил свою территорию на 5—6 тыс. ли. За­тем он пожелал подчинить царство Цзиньлинь, но забо­лел и послал в поход вместо себя своего сына-наследника Цзинь Шэна». Последнее событие произошло приблизи­тельно между 225 и 230 гг. н. э.

Это сообщение свидетельствует, что Фунань была до­вольно типичным раннеклассовым государством, делившимся на удельные княжества, правители которых, как правило, были связаны между собой родством. Власть верховного правителя не отличалась особой прочностью. Ее можно было, видимо, получить по решению «народно­го собрания» (остаток отмирающего родового строя) либо захватить в результате дворцового переворота. Ки­тайская летопись сообщает: «...племянник Фань Ши-ма-ня Фань Чжан, начальник двух тысяч воинов, убил Цзинь Шэна и стал царем. Примерно двадцать лет спу­стя другой сын Фань Ши-маня, Цан, собрал людей и убил Чжана. Но генерал Чжана, Фань Сюнь, в свою оче­редь, убил Цана и сам стал царем. Он построил павиль­он и беседки, где любил прогуливаться утром, и в пол­день он давал три или четыре аудиенции. Иностранцы и простые люди приносили ему в дар бананы, сахарный тростник, черепах и птиц».

'Как видим, в III в. монарх в Фунани еще сравни­тельно доступен для народа и нравы довольно патриар­хальны. В еще большей степени это должно было отно­ситься к удельным княжествам, входившим в Фунань. Однако социальное развитие, ускоряемое интенсивной внешней торговлей и притоком иммигрантов из Индии, шло теперь относительно быстрыми темпами, и, когда в середине VI в., после распада Фунаньской империи, под­чиненные государства вновь выходят на историческую арену, мы наблюдаем здесь уже другую, гораздо более сложную картину.

Анализ источников позволяет прийти к выводу, что к этому времени на территории современного Таиланда существовало пять государств, каждое из которых конт­ролировало какой-нибудь важный торговый путь.

На крайнем юге полуостровного Таиланда, отчасти захватывая северную часть нынешней Малайзии (кня­жество Кедах), находилось государство Дангкасука, возникновение которого местные предания относили к I в. н. э. По его территории проходил самый длинный, но вме­сте с тем наиболее удобный путь через полуостров. Ско­рее всего именно эту страну греки называли Коли, а китайцы — Цзюли (Цзючжи).

Лангкасука, как самая дальняя, была, видимо, одним из первых княжеств, отколовшихся от Фунаньской импе­рии. Уже е 515 г. китайские летописцы регистрируют прибытие в Китай первого посольства из Лангкасуки, от царя Бхагадатты, который таким способом, видимо, по­спешил продемонстрировать свою независимость. В 523, 531, 568 гг. Китай также посещали посольства Лангкасуки.

VI век, вероятно, был веком наивысшего расцвета Лангкасуки. Как сообщает китайская хроника «Лян шу» (охватывающая период с 502 по 557 г.), Лангкасука в это время простиралась на 20 дней пути с востока на запад и на 30 дней пути с севера на юг. Летописец под­черкивает богатство жителей: двойные двери домов, террасы и веранды, особые одежды царя и знати, золо­тые пояса и серьги мужчин, украшенные драгоценными камнями шарфы женщин, мощные оборонительные укрепления столицы, торжественные .процессии. «Монарх выезжает из дворца на слоне, — пишет летописец, — под белым балдахином. Впереди — барабаны и знамена, вокруг — свирепого вида солдаты». (Среди населения малайских областей Патани и Кедах до сих пор бы­туют предания о великом и могущественном царстве Лангкасука.)

Помимо обширных доходов от посреднической тор­говли правящая верхушка Лангкасуки получала также большие доходы от продажи местных продуктов. Из страны вывозили слоновую кость, рога носорога, лучшие сорта алоэ, камфору.

В области идеологии здесь, по-видимому, господство­вал буддизм. Известный китайский путешественник И-цзинь в конце VII в. упоминает Лангкасуку как порт между Вьетнамом и Явой, в котором хорошо принима­ют китайских буддистов.

Процветание Лангкасуки, однако, было недолгим. Уже в следующем столетии на нее надвигается тень грозного соперника — индонезийской империи Шривид-жайи, захватившей контроль над Малаккским проливом и не желавшей терпеть торговых конкурентов. Во второй половине VIII в. Лангкасука подпадает под власть Шри-виджайи и практически исчезает со страниц истории.

Севернее Лангкасуки было расположено княжество Тамбралинга, центр которого скорее всего находился в районе современного Наконситамарата, где найдена санскритская надпись VI в. Название княжества в палийской форме — Тамбралингам — появляется уже в буддийском памятнике II в. н. э. «Маха-ниддесе».

Тамбралинга была явно слабее и беднее как своего южного соседа, так и северного (государства Паньпань, о котором речь пойдет ниже). О посольствах Тамбралин-ги в Китай ничего не известно, поэтому не исключено, что после распада Фунани княжество попало в какую-то за­висимость от одного из соседей.

По сообщениям китайских авторов, правитель Тамбралинги отличался от своих подданных главным обра­зом покроем и расцветкой одежды. В дни аудиенций он поднимался на открытую платформу, так как дворцов в княжестве якобы вообще не было. Вместо посуды жите­ли пользовались пальмовыми листьями, а вместо ложек и палочек для риса — собственными пальцами. На культовые расходы, однако, и здесь не скупились. По сообщению того же информатора, на горе Вунунг по слу­чаю явления Будды была воздвигнута большая бронзо­вая статуя слона.

Во второй половине VII в. Тамбралинга становится вассалом первого крупного государства на территории Таиланда — Дваравати, но столетие спустя меняет хо­зяина. Надпись царя Шривиджайи с датой 775 г., най­денная в Наконситамарате, свидетельствует о том, что границы индонезийской торговой империи, так же как и влияние буддизма махаянистского толка, которому она покровительствовала, продвинулись еще дальше на север.

История третьего полуостровного государства, зани­мавшего земли у северо-западного угла Сиамского зали­ва, в основном на перешейке Кра, более сложна, чем двух предыдущих. Его центром был, по всей видимости, уже упоминавшийся несколько выше город Таккола. Название же самой страны неоднократно менялось. В момент ее завоевания Фань Ши-манем китайцы назы­вали ее Дяньсунь. У более поздних авторов устанавли­вается транскрипция «Дуньсунь».

Китайский историк V в. Чжу Чжи так описывает эту страну: «Дуньсунь — вассал Фунани. Его царя называ­ют Куньлунь[1]. В стране имеются 500 семей купцов ху (жителей Индии и более западных стран. — Э. Б.), два буддийских [монастыря] и свыше тысячи индийских брахманов. Люди Дуньсуня исповедуют их учение и дают им своих дочерей в жены. Поэтому многие брахманы не уезжают отсюда. Они ничего не делают, только изу­чают священный канон, умащивают себя благовониями и проявляют благочестие днем и ночью».

В летописи «Лян шу» содержатся некоторые явно бо­лее ранние сведения о Дуньсуне, а также факты, выяв­ляющие экономическую основу особой щедрости дуньсуньцев к благочестивым бездельникам:

«Более чем в 3 тыс. ли от южной границы Фунани находится царство Дуньсунь, расположенное на океан­ском перешейке. Протяженность этой земли — тысяча ли[2]. Город — в 10 ли от моря. Здесь пять царей, и все они признают себя вассалами Фунани. От восточной гра­ницы Дуньсуня идет путь к Цзяочжоу, от западной — к Тяньчжу и Аньси (соответственно Северный Вьетнам, Индия, Парфия. — Э. Б.).

Люди из всех иноземных стран приходят сюда для торговли, потому что Дуньсунь закругляется и выступает в море более чем на тысячу ли (здесь имеется в виду весь Малаккский полуостров. - Э. Б.). Чжанхай (Сиам­ский залив. — Э. Б.) весьма велик, и морские джонки еще не пересекали его прямо.

На этой ярмарке встречаются Восток и Запад. За день здесь бывает более 10 тыс. людей. Драгоценности, редкие товары — нет ничего, чего бы здесь не было».

Наряду с посреднической деятельностью дуньсуньцы занимались производством медикаментов, парфюмерных изделий и изысканных вин из цветочного сока.

Как сообщает танская энциклопедия, «в стране Дунь-сунь более 10 видов цветов, которые не вянут ни зимой, ни летом. Ежедневно собирают десять видов этих цветов. Когда их высушат, их благоухание усиливается, и их по­рошком посыпают тело».

В то время как одни китайские летописцы довольно много рассказывают о Дуньсуне, другие авторы (зача­стую их современники) как будто не знают о существо­вании такого государства и помещают па его место в этот же период другое государство — Паньпань. Но это кажущееся противоречие легко разрешить, если принять гипотезу, что Фань Ши-мань, завоевав Дуньсунь, пере­именовал его в честь своего предшественника и благо­детеля Пань Паия. Новое, официальное название прижи­лось у некоторых авторов, тогда как другие продолжали пользоваться старым.

Источники, в которых государство на перешейке на­зывается Паньпань, освещают в основном политиче­скую и идеологическую историю страны, хотя отчасти затрагивают и другие вопросы. Эти материалы выявля­ют особо тесные политические связи данной вассальной страны с Фунаныо и, более того, свидетельствуют, что, являясь самой развитой в социально-экономическом от­ношении частью Фунаньской империи, страна-вассал ока­зала глубокое влияние на дальнейший ход развития идеологии и политической организации государства-сю­зерена.

В дошедшем до нас сообщении Ма Дуань-линя, писавшего в XIII в., по опиравшегося на гораздо более ранние источники, дается такое описание страны Паньпань:

«Большинство населения живет на берегу моря. Эти варвары не знают, как строить оборонительные стены. Они ограничиваются палисадами[3].

Король (на приемах. — Э. Б.) полулежит в золотом ложе в виде дракона. Важные лица из его окружения становятся перед ним на колени, выпрямив тело и скре­стив руки на плечах».

При дворе много брахманов, которые «приезжают из Индии и в большом почете у царя...»

Далее излагается устройство государственного аппа­рата, состоящего из четырех главных министров и мно­жества мелких чиновников, в титулах которых, несмотря на китайскую транскрипцию, угадываются индийские термины.

Более подробно эту систему, однако, можно предста­вить не по довольно скудным материалам о Паньпане, а по источникам камбоджийской истории начиная с V в. Причину этого объясняет следующая запись в хронике:

«Цзяо Чжэн-ю (Каундинья II. — Э. Б.) был брах­маном из Индии. Однажды божественный голос сказал ему: „Ты должен править Фунанью". Каундинья возра­довался всем сердцем и отправился на юг, в Паньпань. [Затем] народ Фунани узнал его. Все царство преиспол­нилось радостью, народ явился к нему и избрал его ца­рем. Он изменил все законы и привел их в соответствие с обычаями Индии».

Ниже сообщается, что один из его преемников (Шри Индраварман) начал проводить активную международ­ную политику и в 434, 435 и 438 гг. направлял посольст­ва в Китай. Таким образом, полулегендарная деятель­ность Каундиньи II должна была приходиться примерно на первую треть V в. н. э. Это было важное время в исто­рии Юго-Восточной Азии. Западные историки связывают с ним так называемую вторую волну индианизации реги­она. Победоносные походы индийского императора Самудрагупты, закончившего к 375 г. завоевание значи­тельной части Индии, повлекли за собой эмиграцию из страны большого числа его политических противников, особенно южных аристократов. Многие из них, потеряв свои доходы в Индии, устремились в Золотую землю — Суварнабхуми. Здесь же они, естественно, более всего оседали в главном центре международной торговли Юго-Восточной Азии — в Паньпане, там, где представ­лялась возможность максимально быстрой наживы. Войдя, несомненно, в контакт с местной знатью, они, видимо, быстро превратили Паньпань в идеологический центр Фунаньской империи, который очень скоро начи­нает претендовать на особую, привилегированную роль в этом пока довольно слабо связанном конгломерате го­сударств. В правление китайского императора Вэня (424—453), т. е., возможно, еще при жизни Каундиньи II, Паньпань уже направляет в Китай первое самостоя­тельное посольство, а в VI в. делает это значительно чаще, чем какая-либо другая страна Юго-Восточной Азии (в 527, 529, 530, 532, 533, 534, 536, 540, 551, 571, 584гг.).

Таким образом, отнюдь не обаятельная личность Каундиньи II обеспечила ему «всенародное избрание» на трон Фунани, а энергичная поддержка паньпаньских аристократов и торговцев, за которую он и его преемники щедро их отблагодарили.

Данная конкретная историческая ситуация повела, видимо, также « тому, что с этого времени в Восточном Индокитае индуизм на несколько веков занял положение господствующей религии, а буддизму пришлось ограни­читься второстепенной ролью, тогда как в Западном Индокитае с самого начала сложилось скорее обратное положение. Даже на территории Паньпаня, в точение по крайней мере двух веков игравшего роль важнейшего индуистского центра, археологические раскопки до сих пор выявляют почти исключительно буддийские памят­ники.

О существовании проповедников буддийской и даос­ской религий в Паньпане, опиравшихся в то время на поддержку простого народа, которому они импонировали своей скромностью в быту, свидетельствуют китайские летописи:

«В этой стране есть десять монастырей для монахов и монахинь, которые изучают буддийские священные книги и не пьют вина, хотя едят мясо. Есть также даос­ский монастырь. В нем правила очень строги. Его мона­хи воздерживаются и от вида и от мяса».

После распада Фунаньской империи в середине VI в. политическая и торговая активность Паньпаня постепен­но начинает замирать. Если в первой половине VI в. от­сюда было направлено в Китай девять посольств, то во второй половине — только два. В VII в. Паньпань лишь дважды напоминает о себе внешнему миру — посольст­вами в Китай в 616 и 635 гг. В работах И-цзиня Пань­пань исчезает с карты Индокитая. По всей вероятности, вскоре после 635 г. он вошел в состав первого крупного государства, выросшего на территории Таиланда, — Дваравати.

ГЛАВА II