После освобождения из-под власти Бирмы вплоть до конца XVII в. в Сиаме непрерывно возрастала роль внешней торговли. Международная торговля развивалась по линиям, наметившимся еще в первой половине XVI в., но в еще больших размерах. Так, только в Японию в первой половине XVII в. в отдельные годы вывозилось по нескольку сотен тысяч оленьих и буйволовых шкур и редко когда менее 100 тыс. С неменьшим размахом ве­лась торговля с Китаем и Индией. Оживленную торгов­лю в XVII в. Сиам вел с Лаосом, Камбоджей, Северным и Южным Вьетнамом, с Индонезией и даже с Филиппи­нами. На западе сиамские суда доходили до порта Мокка на Красном море.

Уже в первой половине XVII в. в Сиаме существова­ла и довольно обширная внутренняя торговля. Наряду с давно обосновавшимися в стране китайскими и индий­скими купцами, связанными в основном с внешней тор­говлей, появились и местные купцы, занятые преимуще­ственно во внутренней торговле. «...Купцы, торгующие съестными припасами и одеждой... — писал голландский путешественник Ян Стрейс, — странствуют из города в город, из деревни в деревню. Этой торговлей кормятся тысячи и живут все время в своих лодках или торговых судах».

В начале XVII в. отдельные районы Сиама стали спе­циализироваться на производстве определенных продук­тов. Так, центральный район (долина нижнего и средне­го Менама) поставлял рис; район Бангкока — фрукты; северный район — оленьи шкуры, сахар и воск; запад­ный район (долина р. Меклонг) — сапановое дерево и соль; южный район (Малаккский полуостров) — олово, свинец, перец; юго-восточный район (у границы с Кам­боджей) — корабельный лес, орлиное дерево, оленьи шкуры, благовонные смолы; плато Корат — железо.

Столица Сиама — Аютия в XVII в., как свидетельст­вуют современники, по своим размерам превосходила Париж. Считалось, что в Аютии проживают представи­тели 43 народов (точнее — подданные 43 государств). Подданным каждого иностранного государства предо­ставлялся особый квартал, или слобода, где они могли жить, следуя законам и обычаям своей страны, под уп­равлением старшины, выбранного из их числа и ведшего дела с сиамскими чиновниками.

В крупные торговые центры выросли такие портовые города, как Мергуи, Тенассерим, Джанк-Сейлон (совр. Пукет), Патани, Лигор, Сингора (совр. Сонкла), Чайя, а также города, лежавшие на внутренних торговых пу­тях, — Ратбури, Петбури, Питсанулок.

Подобные изменения в сфере экономики Сиама долж­ны были неизбежно повлечь за собой изменения и в по­литической области. Интересы страны требовали жесткой централизации власти, образования прочного централь­ного правительства, которое могло бы ограничить произ­вол местных феодалов, снять межрайонные таможенные барьеры и обеспечить внутренний и внешний мир, необ­ходимый для нормального хозяйственного развития.

Борьба за создание такой власти началась еще при Наресуане. Однако ни Наресуану, ни его преемникам Экатотсароту (1605—1620) и Сонгтаму (1620—1628) не удалось до конца сломить могущество феодальной знати.

Основными двумя группами, на которые распадался класс феодалов, в это время «были чиновники, служив­шие в центральном аппарате («внутренние»), и провин­циальные чиновники («внешние»). В основе такого раз­деления лежало сохранившееся от первых веков сущест­вования Сиамского королевства деление страны на цент­ральный королевский домен и окраинные уделы принцев. К XVII в. королевский домен занимал уже всю долину нижнего Менам а (т. е. самую плодородную область Сиама с наиболее густым населением), а уделы были превращены в провинции во главе с назначаемыми гу­бернаторами. Тем не менее различие между королев­ским доменом и провинциями, в которых губернаторы, пользуясь удаленностью от столицы, стремились закре­пить наследственно свою власть и вести независимую политику, сохранялось еще и в XVII в.

Формально провинции управлялись специальными коллегиями чиновников, которые в миниатюре копирова­ли королевское правительство, но на деле вся полно­та власти принадлежала губернатору (чао мыангу), ко­торый являлся высшей инстанцией по всем граждан­ским, военным и юридическим вопросам в данной про­винции. Губернаторы не имели лишь права объявлять войну, заключать мир и вносить изменения в писаные законы, хотя и могли безнаказанно нарушать эти зако­ны на практике. Ни один из жителей провинции не мог покинуть ее пределы без разрешения губернатора. Если же кому-нибудь из жалобщиков и удавалось перепра­вить свою петицию в Аютию, жалоба, как правило, оставалась без последствий. Губернатор, особенно в отдален­ной провинции, по сути дела являлся царьком и обращал мало внимания на приказания короля.

Между тем к концу 20-х годов XVII в. задача центра­лизации страны стала еще более неотложной, так как к перечисленным выше факторам в это время добавились еще военное давление и прямая агрессия против Сиама европейских держав, которые стремились завладеть при­былью, получаемой Сиамом от посреднической и иной торговли. Интересы обороны государства от европейской экспансии настоятельно требовали создания сильного правительства.

Эта задача была решена основателем новой династии (правившей в Сиаме с 1629 по 1688 г.), наиболее изве­стным именем которого было Прасат Тонг (Король Зо­лотого Дворца).

Исключительные способности и полководческое даро­вание, проявленные Прасат Тонгом во время войны с Камбоджей, выдвинули его в число ближайших сотруд­ников сиамского правителя. К моменту смерти короля Сонгтама (апрель 1628 г.) он занимал ответственный пост министра двора. Поскольку в стране не существовало четко сформулированного закона о престолонаследии, то, как только Сонгтам умер, началась обычная в таких случаях ожесточенная борьба за трон между ближайши­ми родственниками покойного. Главными претендентами выступали младший брат Сонгтама принц Си Син и его старший сын, 15-летний Четтатират. На стороне Си Сина выступили калахом, чакри и четыре других крупнейших феодала страны (возможно, что Си Син вообще был представителем партии крупных феодалов). Прасат Тонг, неизменно опиравшийся на мелких феодалов, принял сто­рону Четтатирата, которым, как он полагал, ему будет легче управлять.

Партия Четтатирата была численно меньше, но бла­годаря энергии и стремительным действиям Прасат Тон­га ей удалось захватить трон. Калахом, чакри и другие сторонники Си Сина были немедленно арестованы и каз­нены или брошены в тюрьмы. После неудачной попытки контрпереворота был казнен и сам Си Син. Огромные богатства, рабы и крепостные противников Четтатирата были распределены среди приверженцев Прасат Тонга, который занял пост калахома.

Усиление Прасат Тонга очень обеспокоило короля Четтатирата (1628—1629) и его мать, претендовавшую на роль правительницы государства. Они попытались из­бавиться от нового калахома — арестовать его за «оскорб­ление величества».

Вовремя предупрежденный Прасат Тонг собрал всех чиновников, на которых он мог рассчитывать, и обра­тился к ним с яркой речью, содержавшей политические, философские и религиозные доводы в пользу свержения молодого короля. Основной довод Прасат Тонга заклю­чался в том, что политика Четтатирата доведет Сиам до гражданской войны, к которой наверняка присоединится иностранная интервенция. «Все это кончится полным крушением государства, — заявил Прасат Тонг, — и мы окажемся под властью наших соседей».

Убежденные его речью чиновники тут же организо­вали лигу и торжественно помялись не допустить ареста ни одного из ее членов. Вслед за тем Прасат Тонг и его единомышленники, собрав все свои силы, двинулись ко дворцу. Упорное сражение среди дворцовых зданий про­должалось всю ночь. К утру, поняв, что все потеряно, король бежал и укрылся в храме близ Аютии. Монахи, однако, вскоре его выдали. Четтатирату пришлось пред­стать перед судом собрания чиновников королевства. По приговору этого собрания король и его мать были казнены.

Силы феодальной реакции при поддержке командира японской наемной гвардии Ямады пытались сохранить трон за девятилетним братом Четтатирата, Атит Чакравонгом. Они полагали, что правление ребенка даст им больше возможностей для закрепления своих позиций. Но благодаря ловким политическим маневрам Прасат Тонгу удалось низложить короля-ребенка после 36 дней правления. Общее собрание королевских чиновников из­брало королем Прасат Тонга (1629—1656).

Приход Прасат Тонга к власти ознаменовался значи­тельными изменениями в персональном составе сиамско­го правительства и высшего чиновничества. «В королев­стве Сиам, — писал глава голландской торговой факто­рии в Сиаме ван Флит, — произошла великая перемена. Знатные вельможи лишились свободы и богатства, в то время как рабы стали мандаринами и вошли в число могущественнейших при дворе».

Употребил ли ван Флит в данном случае термин «ра­бы» в прямом или переносном (т. е. желая подчеркнуть «низкое происхождение» новых вельмож) смысле, ска­зать трудно. Во всяком случае, ясно, что, если в число приближенных Прасат Тонга и входили люди, считав­шиеся ранее рабами, т. е. прежние крепостные, говорить об антифеодальном, революционном характере деятель­ности Прасат Тонга (как, видимо, представлял ее себе ван Флит, несколько раз возвращавшийся к мысли о ра­бах-вельможах) не приходится.

Основную социальную опору Прасат Тонга, как и всякого короля, борющегося за централизацию страны, составляли мелкие феодалы-чиновники (при отсутствии таких жестких границ между сословиями, какие суще­ствовали, например, в средневековой Европе, в число чиновников-дворян, конечно, могли проникать отдельные представители крестьянства).

Значительную поддержку оказывала Прасат Тонгу буддийская церковь, как и мелкие феодалы заинтересо­ванная в установлении сильной централизованной вла­сти (разумеется, до тех пор, пока та не посягала на ее права) и в ограничении крупных светских феодалов. В благодарность за это Прасат Тонг щедро одарял буд­дийские монастыри землями и золотом.

Прасат Тонга на первых порах поддерживало также многочисленное и влиятельное купечество Аютии и дру­гих торговых центров, состоявшее по преимуществу из на­турализовавшихся в Сиаме индийцев, китайцев, японцев, персов, армян и представителей других национальностей.

Народные массы в событиях, связанных с государст­венным переворотом, который привел к власти Прасат Тонга, активного участия не принимали.