- Одной из наших главных задач была откачка воды из хранилища жидких отходов, куда перед этим была сброшена тяжелая вода из-под реактора, - рассказывает собеседник. – Об этом много написано. Когда подземные хранилища наполнились, надо было откачать эти жидкие отходы за пределы станции - в отстойники по очистке воды. Вот, в этой воде я и… искупался…
Для откачки воды, к мощным пожарным насосным станциям, качавшим воду «со скоростью» 110 литров в секунду под давлением 16-ть атмосфер, присоединили пожарные рукава большого диаметра (30 см), которые тянулись – от станции до хранилищ-отстойников (более километра). Часть из них (метров 100-150) пролегала по обочине дороги, по которой носилась тяжелая техника.
- 19-го мая я проверял с дежурным караулом работу по откачке воды, объезжая территорию станции, - рассказывает Станислав Богатыренко, - и обнаружил порыв пожарных рукавов. Кто-то, скорее всего, на танке (судя по клубившейся пыли), выехал на обочину и раздавил гайку, соединяющую пожарные рукава. Наверное, водитель этого даже не заметил.
Радиоактивная вода хлестала из порыва фонтаном. Через несколько секунд Богатыренко и сержант-водитель (тоже донецкий пожарный) Анатолий Иванов в этом радиоактивном озере были уже - по колено. Порыв надо было ликвидировать немедленно. Наехав на пожарный шланг выше порыва колесом 12-тонного пожарного «Урала», ребята заменили поврежденные рукава и попытались их соединить. Но, давление воды было такой силы, что даже 12-тонная машина не могла удержать бившую из рукава струю. Соединить рукава удалось лишь с пятой попытки. Людей, пытавшихся это сделать, струя отбрасывала на метр-полтора. Пропитанные «грязной» водицей респираторы пришлось снять и дышать «свежим» воздухом. Во время одной из неудачных попыток ликвидировать порыв, когда Богатыренко отдавал команду, очередная струя воды «лупанула» ему прямо в рот. Инстинктивно он сделал несколько глотков. Внутренности словно обожгло…
Аварию через 20 минут все-таки устранили. Но, если врачи заставили троих караульных, «купавшихся» вместе с Богатыренко, выпить по одной трех-литровке раствора марганца, то самому командиру пришлось выпить четыре таких бутыля! Жжение понемногу утихло. Но, врачам, настаивающим на отправке Богатыренко на «Большую землю», Станиславу пришлось написать расписку в том, что он, остается на станции по доброй воле и от госпитализации отказывается. А, через три дня и произошел тот самый пожар.

Он танцевал на… раскаленной трубе в 40 метрах от развалин реактора

А, 22-го мая когда уже «пропитанный» радиацией изнутри, ликвидатор, после обычного рабочего дня на ЧАЭС только к 23.00 добравшись до койки, свалился от усталости, в начале третьего утра его растолкал дежурный. «Тревога: пожар на станции, на четвертом блоке». Запах дыма услышал персонал ЧАЭС. Разум отказывался это принять: второй пожар на аварийной атомной станции?!
Когда Богатыренко подбежал к пожарному штабу, там уже было полно народу. По тревоге были подняты все. Начальник караула (в мирной жизни – начальник пожарной части Ленинградской атомной станции) Владимир Чухарев уже вернулся из разведки. Он нашел источник возгорания: на четвертом аварийном энергоблоке в одном из помещений машинного зала горел короб с электрокабелями, «висевший» под потолком на высоте метров пять. Огонь, занявшийся внутри одного короба, но мог распространиться по соединенным с ним другим бесчисленным коробам в любую точку станции, в том числе в развалины четвертого реактора, где после аварии образовалось большое количество проливов машинного масла (в масле вращается турбина электростанции для снижения трения). А масла на станции, по сведениям персонала, было около 800 тонн…
Рядом с очагом возгорания «фонило» более 200 Рентген в час. Сколько именно там было дозиметрист определить не смог – прибор зашкаливало. Забравшись, как акробат на короб (под потолком), Богатыренко лег на него, а стоявшие внизу его товарищи, тоже, как циркачи, взгромоздились друг на друга, подали Станиславу пожарный багор. Танцуя сверху на раскаленном коробе, сделанным из железа (по толщине вполне годившегося для производства танков) Богатыренко таки отогнул металлический лист для того, чтобы к коробу подали пожарный рукав. К счастью, «акробат» не сорвался вниз. После чего команда помчались обратно – вон из «фонящей» зоны: дозиметрист уже минут 15-ть умолял товарищей покинуть зону. Он, как будильник напоминая о грозящей им смертельной опасности: «Прошло 5 минут, 10, 18-ть минут». Предельной нормой пребывания были 10-ть минут.
Аварийный короб охладили. Второй пятерке было легче: она уже шла по пожарному рукаву, но почему-то «заблудилась». Начальник штаба подполковник Максимчук ничего не сказав «вторым», отправил туда еще 10 команд. «Вторые» сами попросились быть хотя бы последними. И начальник штаба им не отказал.
- Благодаря этому великому человеку, Владимиру Михайловичу Максимчуку (сотруднику Главного Управления пожарной охраны СССР - в Москве) подполковнику внутренней службы, руководившему работой пожарного штаба на атомной станции, в тушении этого пожара участвовало лишь 55-ть офицеров, а не сотни собравшихся по тревоге человек: начальство же, столкнувшееся с ЧП, требовало от него «послать туда всех», но он этого не сделал, - вспоминает Богатыренко.
В 8.30 23 мая возгорание ликвидировали.