Раскол в Политбюро и укрепление власти Сталина

Диктуя последние статьи, Ленин еще не знал, что раскол «старой партийной гвардии», об опасности которого он предупреждает, уже совершился. Когда Ленин заболел, соперничество между его соратниками переросло в ожесточенную борьбу за власть, подогреваемую личной враждой. Для Зиновьева, претендующего на роль преемника Ленина[97], особенно опасным соперником был Троцкий, властный и пîïуëÿðíûé сðåäè рядовых партийцев. В противостоянии с Троцким Зиновьев и его ближайший соратник Каменев[98].решили опереться на поддержку Сталина, которого считали практиком, не претендующим на первую роль. Вовремя разгадать честолюбивые замыслы Сталина они не сумели.

Между тем, Сталин раньше других большевистских руководителей осознал, что никакая популярность не стоит прочной поддержки партийного аппарата. Исподволь генеральный секретарь неуклонно укреплял свои позиции, добиваясь для секретариата ЦК права «направлять» работу местных организаций. В Уставе РКП(б) появился пункт об утверждении секретарей партийных комитетов вышестоящими органами. С лета 1922 г. по осень 1923 г. рекомендованы или назначены на свои посты были 94 секретаря губкомов. Фактически Секретариат ЦК стал подменять Политбюро и даже Пленум ЦК. Внутрипартийная демократия превратилась, по существу, в фикцию.

Высшие партийные органы после XII съезда РКП(б)[99]

Позиции же Троцкого в 1923 г. значительно ослабли. После XII съезда РКП(б) в ЦК, который теперь насчитывал 40 человек, осталось лишь трое его сторонников. В Политбюро Троцкий оказался в изоляции, важнейшие решения, как правило, принимались за его спиной. В сентябре 1923 г. «тройка» Зиновьев  — Каменев — Сталин предложила расширить Реввоенсовет, включив в него противников Троцкого, в том числе Сталина и Ворошилова.

Дискуссия 1923 г.

В октябре 1923 г. Троцкий обратился в ЦК с письмом, в котором обрушился на бюрократизацию партии и нарушения партийной демократии. Аналогичные обвинения в подмене партии «подобранным чиновничьим аппаратом» содержались в письме, направленном в ЦК 46-ю старыми большевиками.

«Письмо 46-ти» свидетельствовало о серьезном кризисе в партии. Но серьезный разговор был подменен политическими обвинениями. Объединенный Пленум ЦК и ЦКК при участии представителей специально отобранных крупнейших парторганизаций обвинил Троцкого и авторов «письма 46-ти» во фракционной деятельности. В ноябре ЦК открыл дискуссию. Стремясь дискредитировать Троцкого, его противники опубликовали отрицательные высказывания Ленина о нем, относившиеся еще к дореволюционным годам. Чтобы ослабить недовольство рядовых коммунистов всевластием аппарата, Политбюро и Президиум ЦКК приняли резолюцию «О партийном строительстве», провозгласив преданность внутрипартийной демократии. Троцкий, понимая, что это лишь маневр, 8 декабря опубликовал в «Правде» статью «Новый курс»:

Из статьи «Новый курс»

«Новый курс должен начаться с того, чтобы в аппарате все почувствовали снизу доверху, что никто не смеет терроризировать партию. Партия не выполнила бы своей миссии, если бы распалась на фракционные группировки…, но партия может справиться с этой опасностью, держа курс на внутрипартийную демократию, ибо аппарат бюрократизации является одним из важнейших источников фракционности… Перерождение нашей старой гвардии совсем не исключено. Средства против этой опасности — глубокая перемена курса и все большее вовлечение в партию пролетариев у станка… Нужно обратить особое внимание на учащуюся молодежь. Они наша проверка, наша смена, завтрашний день».

Публикация «Нового курса» привела к новому витку дискуссии. Против Троцкого слаженно выступило все Политбюро. Бухарин, заявляя, что «противопоставлять партию аппарату значит уклоняться в сторону от ленинизма», обвинял «троцкистов» в том, что они хотят «разбольшевичить партию». Каменев предупреждал об опасности лозунга демократии: «Сегодня говорят — демократия в партии, завтра скажут — демократия в профсоюзах, послезавтра беспартийные рабочие могут сказать — дайте нам такую же демократию, какую вы вызвали у себя. А разве крестьянское море не может сказать нам — дайте демократию?»

Слабое место в призывах оппозиции к партийной демократии подметил Сталин, высмеявший «демократизм недовольных партийных вельмож». Действительно, Троцкий заговорил об опасности бюрократизации, лишь когда его начали оттеснять от власти. Но многим еще были памятны его призывы к «перетряхиванию».

Б. Бажанов, называя дискуссию односторонней, пишет: «ЦК мобилизовал все силы против Троцкого и его «троцкистской оппозиции», обвиняя их во всех смертных грехах. … Троцкий молчал, в дискуссии участия не принимал и на все обвинения никак не отвечал. На заседаниях Политбюро он читал французские романы и, когда кто-либо из членов Политбюро к нему обращался, делал вид, что он этим чрезвычайно удивлен».

Итоги дискуссии подвели Пленум ЦК и XIII партконференция в середине января 1924 г. Позиция Троцкого была охарактеризована как «явно выраженный мелкобуржуазный уклон» и «прямой отход от большевизма». По словам одного из сторонников Троцкого, оппозиционеров изображали меньшевиками, а слово «меньшевик» звучало как «белогвардеец».

На Пленуме Бухарин заявил, что диктатура пролетариата немыслима без диктатуры партии, а та, в свою очередь, — без диктатуры «старой гвардии» и руководящей роли ЦК «как властного учреждения».

В начале февраля ЦК провел реформу Красной Армии. Пост Главкома РККА[100] был упразднен. В Реввоенсовете сторонников Троцкого сменили его противники, его заместителем стал близкий к Зиновьеву М.В. Фрунзе. Сам Троцкий сохранил свои посты, но дискуссия серьезно подорвала его позиции и предопределила его дальнейшее окончательное поражение. Главной причиной разгрома оппозиции стало влияние противников Троцкого в партийном аппарате, что позволило им принимать нужные резолюции, а то и прямо фальсифицировать результаты.

Кризис сбыта 1923 г.

Внутрипартийные дискуссии проходили на фоне сложного экономического положения в стране. Промышленное производство устойчиво росло. В 1921 г. оно достигло 33% довоенного объема продукции, в 1922 г. — 40%, в 1923 г. — уже 50%. Но рост обеспечивался, главным образом, за счет легкой, в основном мелкой промышленности, тесно связанной с рынком. Крупные же предприятия тяжелой промышленности простаивали или работали нерентабельно. Массовой стала безработица.

Быстрее восстанавливалось сельское хозяйство, достигшее 60–70% довоенного объема производства. В результате доля промышленности в народном хозяйстве снижалась: если в 1913 г. сельское хозяйство производило 60% валового национального продукта, то в 1922 г. — 74,4%. К тому же износ основных фондов[101] промышленности значительно превышал их прирост, что грозило большими трудностями в ближайшем будущем.

Реконструкция тяжелой промышленности требовала крупных капиталовложений, а необходимых средств у государства не было. Рассчитывать на внешние займы и инвестиции большевикам, которые национализировали иностранную собственность и отказывались выплатить российские долги, не приходилось. Единственным источником накопления средств для развития крупной промышленности могла явиться деревня. Сторонник Троцкого Е.А. Преображенский провозгласил идею «диктатуры промышленности» и сформулировал т.н. «закон первоначального социалистического накопления». По его мнению, для проведения индустриализации необходимо было предварительно осуществить перекачивание средств из сельского хозяйства в промышленность путем повышения цен на промышленную продукцию и занижения цен на продовольствие и сельскохозяйственное сырье, благо крупная промышленность оставалась в руках государства.

В 1923 г. в соответствии с решениями XII съезда РКП(б) и президиума ВСНХ о повышении прибыли «любой ценой» тресты и синдикаты начали взвинчивать цены на свои изделия. В результате возникли «ножницы цен» между промышленной и сельскохозяйственной продукцией. Если в 1913 г., продав 1 пуд ржи, крестьянин мог купить 5,7 аршин ситца, то в 1923 г. — только 1,5 аршина. Для покупки простейшего плуга в 1913 г. нужно было продать 6 пудов ржи, в 1923 г. — 20 пудов.

Попытка повысить прибыль путем вздувания цен обернулась убытками, поскольку покупательная способность крестьянства резко упала. Возникла абсурдная ситуация: в разоренной стране, испытывающей жгучую нехватку самых разных товаров, начался типичный кризис сбыта. Товары оставались на складах, предприятия не получали средств, рабочие оставались без зарплаты. Президиум ВСНХ во главе со сторонником Троцкого Ю. Пятаковым решил законсервировать нерентабельные заводы (во главе с Путиловским) в целях экономии средств и концентрации их на предприятиях, дающих прибыль. Это вызвало массовое недовольство рабочих, в ряде крупных городов произошли забастовки.

Троцкий и авторы «письма 46-ти» в октябре 1923 г. обвинили Политбюро в бессистемности хозяйственной политики и потребовали усилить плановые начала[102] и ограничить стихийность экономики нэпа. В ответ большинство Политбюро заявило, что оппозиция фактически предлагает отказаться от нэпа и вернуться к военному коммунизму. XIII партийная конференция постановила: «Там, где закрытие заводов означало бы удар по политической силе пролетариата, подрывало его основные кадры и вело к их распылению, — там проведение жесткой концентрации было бы недопустимой политической ошибкой».

Таким образом, экономическая целесообразность отступила перед стремлением не допустить социальных потрясений. Но сохранение убыточных предприятий увеличивало государственные расходы и усугубляло нехватку средств. Для преодоления кризиса сбыта был избран простейший путь — административное снижение цен. Однако вскоре оно привело к товарному голоду: платежеспособный спрос значительно превысил производство.