Культура допетровской Руси

Культура любой страны, повторяя определенные типологические закономерности развития, обладает и ярко выраженной спецификой, что делает ее неповторимой и узнаваемой среди множества других цивилизаций.

Самобытность русской культуры такова, что до сих пор ведутся дискуссии о ее сущностных чертах и сокровенных смыслах. Попытки осмысления места и роли России в общемировой истории предпринимались уже в конце XVI —XVII вв., когда сформировалась насущная потребность не только в национально-государственной консолидации, но и в выражении национального самосознания. Целенаправленные поиски основ национально-культурной идентичности достигли особой остроты в XIX — начале ХХ в., когда в окончательном виде сложились основные подходы к характеристике русской культуры: западнический, акцентировавший европейские корни русской цивилизации и строившийся на позициях европоцентризма; славянофильский, искавший объяснение специфики русской культурной истории в своеобразии «почвы» и логически эволюционировавший к панславизму; евразийский, пытавшийся на позициях цивилизованного синтеза Запада и Востока найти сущностные характеристики русского культурного организма, возрождая миф скифства и панмонголизм.

Одни и те же факты русской истории в рамках данных подходов рассматривались под разным углом зрения, рождая проблему интерпретативного обоснования самобытности русской цивилизации, актуальную и сегодня. Прошлое и традиции России, ее ценности и историко-социальные доминанты всегда были предметом не столько объективно-беспристрастного анализа, основывающегося на безусловном принятии всего свершившегося в историко-культурном генезисе России, сколько попытками аксиологической экстраполяции заранее отобранных культурно-идеологических установок и стереотипов. Вот почему до сих пор для России справедлива ситуация, когда ее «прошлое непредсказуемо». Такому положению дел способствовали не только особенности социально-политической ситуации, но и объективные причины: скудность археологических находок, трудности в их однозначной интерпретации, связанные с невозможностью достоверно однозначного реконструирования языческого миропонимания древних славян, отсутствие ранних письменных источников, поздняя фиксация (конец XVII в.) фольклорных памятников и сравнительно недавнее (XIX в.) обращение к их собирательству и научному изучению, позднее складывание летописной традиции, недостаточная сохранность памятников материальной культуры, связанная с суровой историей России, отягощенной нашествиями, раздорами, постоянными потерями и утратами.

Но как бы ни различались точки зрения на особенности русской культуры и причины, их породившие, обоснование этих позиций, как правило, ищут в совокупности определенных факторов, определивших самобытность культурного пути России. К таким факторам относят:

• специфику геополитической доминанты, связанную с обширностью повторно колонизируемых славянами земель, недостаточной плодородностью последних, трудностями их возделывания;

• многообразие этнического материала (субстрата): территорию, на которой впоследствии образовалось русское государство, населяло более 150 племен;

• веротерпимость при наличии большого количества верований и ярко выраженная религиозно-государственная доминанта, которая была связана с особенностями механизмов национально-государственной и культурной консолидации;

• характер власти, способы и последствия закрепощения свободных крестьян;

• заимствования, культурные влияния в истории России.

Изучение этих факторов в последнее время связано с разработкой модели русской культуры, в которой подчеркивается дихотомичный (двойственный) характер последней, что проявляется не только в постоянном присутствии в отечественной истории «проклятых русских вопросов», но и в периодичности их возникновения перед обществом на разных этапах развития страны. В отличие от Западной Европы упомянутые факторы обрели в истории России характер констант, определяющих лицо ее культуры. Особое значение данные факторы, естественно, имели на первых этапах культурно-исторического бытования России (X—XVII вв.), которые в этой части лекции нас и будут интересовать. В истории российской цивилизации допетровской эпохи выделяется несколько периодов, определяемых по уровню развития государственно-религиозных институтов, особенностям исторического процесса, доминантным ценностям: домонгольская Русь (IX—XII вв.), русская культура времен ордынского нашествия (XIII —XIV вв.), постордынский период (XV—XVII вв.). Наиболее значимыми, поворотными этапами в культурном развитии России, когда происходила смена культурных доминант, стали X, XII—XIII, XVI —XVII вв. Прежде чем охарактеризовать культурное развитие России в данное время, остановимся более подробно на выделенных ранее культурозначимых факторах.

Любая культура начинает свое становление в определенных природно-демографических условиях, которые непосредственно и опосредованно будут в дальнейшем влиять на развитие ее самобытности и специфичность.

Русская культура начала свое становление в границах Восточно-Европейской (Великой Русской) равнины, которая отличается не только огромными открытыми пространствами, практически полным отсутствием гор, что делает ее разомкнутой вовне, большим количеством рек, компенсирующих ограниченный выход к морям и океанам, природными богатствами, но и ярко выраженной зональностью, наличием разнообразных природных «регионов» — от тундры на севере, лесной и лесостепной полосы в центрально-черноземном районе до степной и лесостепной зоны на юге. Разнообразие природных условий и связанное с этим формирование региональных особенностей хозяйственной деятельности довольно рано обусловили появление трех возможных центров культурно-хозяйственной жизни: северного, южного, «центрального» со «столицами» в Новгороде, Киеве, Ростове Великом. Наличие этих центров — показатель не только разнообразия возможных путей культурно-исторического развития, но и объективного полицентризма, изначальной вариативности, пластичности русской культуры. Данные районы не только аккумулировали в себе различный природно-демографический субстрат, но и были сориентированы на различные регионально-культурные влияния; Киев в основном на греко-византийский мир, Новгород — на североевропейский, Ростов — на европейскую культуру и мир кочевых цивилизаций.

В связи с динамичной жизнью Руси центр культурно-исторического развития периодически перемещался из одного района в другой, давая возможность не только сохранить традиции и достижения, но и обогатить культурную жизнь за счет новых влияний и новых культурно-исторических воздействий. Полицентризм, как существенный фактор русской культуры, имел место и позже: в период собирания земель, когда эту роль до поры до времени с одинаковым успехом оспаривали Москва и Тверь, или в период становления империи, когда значение Москвы постепенно было потеснено северной столицей Петра.

К концу периода формирования единого культурного целого (XIII в.) Россия занимала территории и в Европе и в Азии, создав своеобразный евразийский универсум, во многом определявший особенности ее культуры.

Разнообразие природных зон дало возможность интенсивно развивать промыслы, что способствовало не только активизации населения, но и быстрому формированию торговых связей, включению Руси в давно сложившиеся в данном регионе политико-экономические отношения, толчок которым, по словам H. M. Карамзина, дали греки. Включение славян в военные, политические, торговые союзы привело уже в VIII в. к формированию первых русских торговых городов: Киева, Смоленска, Любича, Чернигова, Пскова, Новгорода, Полоцка, Ростова. Сеть городов, особенностью которых была их свободная планировка, своеобразная «вытянутость» вдоль русла рек, дала повод скандинавам называть Русь «страной городов» — Гардарикой. Русские города имели еще ряд характерных черт: торгово-экономическая детерминанта в их возникновении предшествовала политико-военной. Как правило, город оформлялся как оборонно-военный центр много позже времени своего непосредственного возникновения. Приобретая же указанный статус, города на Руси выступали не как центры одного племени, а как ядро племенных объединений, естественный центр, вокруг которого группировались несколько племен с частью своих территорий. Часто город объединял несколько территориальных племенных анклавов или находился внутри племенных территорий, сохраняя значимость для нескольких племен и имея определенную хозяйственно-культурную автономию. Город, таким образом, выступал фактором объединения племенных организаций и культур, их синтеза, что отразилось на формировании волостного территориального деления, характерного для Руси, которое по своим границам не совпадало с границами обитания конкретных родов и племен, чаще всего перекрывая их. Еще одним фактором, выполняющим интегративную роль, были реки. Многочисленные, глубокие и спокойные русские реки выполняли роль дорог, вокруг которых складывались устойчивые хозяйственно-экономические связи и благодаря которым Русь обретала контакты с остальным миром. Наиболее значимыми интегративными осями были знаменитый путь «из варяг в греки» и волжский торговый путь в болгарское царство и хазарский каганат. Ярко выраженная зональность и разнообразие природных условий дополнялись четкой ритмичностью климатических периодов, что задавало своеобразную окраску всему циклу русской жизни: короткое лето быстро сменялось затяжной осенью и суровой зимой. Если в Западной Европе сельскохозяйственные работы производятся с февраля по ноябрь (с двухмесячным мертвым сезоном), то в России для подобной деятельности пригодны всего 130 дней, из которых 30 суток — сенокос и 100 — земледелие. Низкие урожаи при больших затратах труда, хроническое бездорожье, естественная изолированность поселений при наличии большого количества неосвоенных территорий приводили в условиях критического земледелия к формированию экстенсивного землепользования, к постоянно протекающим процессам колонизации, выступавшим гарантом «элементарного выживания». В отличие от западноевропейской колонизации, связанной с явлениями жесткой аккультурации покоряемых народов, русская колонизация осуществлялась ненасильственными методами. «В итоге складывался тип ненасильственного, весьма прочного симбиоза в варианте взаимозаинтересованного мутуализма...», построенного на основе «перенесения и перенимания образа жизни». Это способствовало формированию терпимого, толерантного отношения к чужим религиям и культурам, обычаям и традициям, что диктовало выработку повышенной пластичности, мобильности культурно-адаптационных механизмов русской цивилизации, отражалось не только на складывании определенных черт русского характера, но и на специфике стереотипов народного поведения.

Терпимость, культурно-адаптационная пластичность сказывались и на истории становления русской культуры. Восточно-Европейская равнина была местом постоянного переселения народов, когда многочисленные племена, выброшенные на ее пространства разнообразными историко-культурными катаклизмами, образовывали недолговечные союзы и объединения, сменявшие друг друга и оставлявшие после себя не только отрицательную, но и культурозначимую память. В III в. образовался готский союз племен, в IV — карпатский межплеменной союз, в это же время в северном Причерноморье доминировали в течение приблизительно ста лет гунны, с VI в. резко усилилась активность тюркских племен, прежде всего аваров, VIII — IX вв. прошли под знаком власти хазар, подчинивших славянские племена. Через хазар осуществлялась связь с Византией, Востоком, арабским миром. На смену хазарам в IX—XI вв. пришли печенеги, затем огузы и, наконец, в XI—XIII вв. половцы, создавшие свое знаменитое государство Дешт-и-Кипчак.

Особым фактором русской культуры была, безусловно, степь, которая стала архетипом всего враждебного, темного, разрушительного, символом великого противостояния Руси кочевым цивилизациям Востока. Через степь в русскую культуру вошел тюркский (туранский) элемент, сформировалась объективная возможность цивилизационного и культурного синтеза Запада и Востока, о котором грезили русские мыслители конца XIX — начала ХХ в. Степь привнесла в русскую культуру и проблему «внутреннего Востока», объективация которой порождает не только отрицательные черты отечественного государственно-политического сознания, но и необходимость учета деспотических черт властных традиций.

Разнообразие этнического материала и богатство культурных влияний рождало сложные процессы взаимодействия и взаимодетерминации различных культурных элементов, что сообщало русской культуре своеобразный «пограничный» («внеграничный». — Н. Бердяев) характер, который будет осмысливаться в XIX—ХХ вв. в категориях «соборности», «вселенскости», «всечеловечности».

Уже к VIII в. родоплеменные союзы на территории Руси уступают место территориально-политическим объединениям восточных славян, в основе которых лежала общность языка, веры, исторического опыта, культурного стиля жизни. Начиналась повторная колонизация Восточно-Европейской равнины славянскими племенами с юго-запада на север и восток, завершившаяся лишь к XVIII в., когда славяне заселили Причерноморье и Приазовье. Именно в Приазовье (частично и в Поднепровье) в первых веках до н.э. жили предки славян — анты, племенное название которых — «русь», или «рось», — по одной из версий дало наименование всей земле восточных славян. По версии немецкой исторической школы, название Руси произошло от древнескандинавского слова «руотси», которое обозначало мореплавателей-воинов. Вместе с тем сравнительно-лингвистический анализ до сих пор не дает однозначной версии происхождения названия нашей страны. Первоначально (IX—XI вв.) «Русьской землей» называлось среднее Поднепровье, затем данное название с земель киевских полян перешло на земли иных восточных славян (XII —XIII вв.). В результате повторной колонизации к IX—X вв. на Восточно-Европейской равнине расселились многочисленные племена восточных славян: тиверцы, уличи, дулебы, бужане, волыняне, поляне, древляне, дреговичи, радимичи, северяне, вятичи, кривичи и т.д., которые активно взаимодействовали с угро-финскими, тюркскими и иными племенами. Разнообразие этнического субстрата было тесно связано с существованием различных верований, разнообразных протогосударственных и государственных форм. При быстром формировании хозяйственно-экономических, торговых и военно-политических связей и структур данные факторы требовали унификации и универсализации, которые могли быть осуществлены на основе государственной централизации и религиозно-идеологической консолидации. Именно государственно-религиозная доминанта как потенциально объединяющий фактор становится определяющей для всей культуры Руси. В условиях политико-этнического многообразия и процессов перманентной колонизация к жизни были вызваны не только своеобразные формы организации хозяйства (семейно-соседская община — вервь), но и феномен определенного антиэтатизма, анархизма русского народа, что при недостаточно развитых инфраструктуре и коммуникационных связях рождало проблему «центр — периферия», которая могла быть эффективно разрешена только при сильных государственных структурах. В этих условиях государственный фактор, который начал оформляться благодаря участию норманнов, становится культурозначимым феноменом. Легенда о призыве варягов излагается в «Повести временных лет». Призыв Рюрика Гостомыслом для управления славянами преследовал, по-видимому, цели нормализации власти и упорядочивания отношений в социуме в условиях этнического разнообразия и постоянных межплеменных стычек. В этом случае надэтнический фактор, внеплеменной лидер выступал наиболее нейтральным интегрирующим началом. Позже, со сменой государственно-культурных доминант, призыв Рюрика на княжение начинает осмысливаться с иной точки зрения: в XV—XVI вв. вырабатывается обоснование генеалогии правящей династии, что отражается прежде всего в «Сказании о Великих князьях Владимирских», автор которого — тверской инок Савва (Сатана) — выводил происхождение Рюрика, а следовательно, всех русских князей и царей от римского цезаря Августа. С этого времени подчеркивалась не роль варягов в образовании русского государства и генезисе русской культуры, а священная древность правящей династии, само право на монархическую власть.

Особое значение это получило в период царствования Ивана IV Грозного, который считал себя потомком Августа, легендарного римского героя Пруса, но отнюдь не русским человеком.

Позже вопрос об основаниях русской культуры, ее «извечности», решался уже не только с акцентом на историко-культурной легитимизации царской власти, но и с укоренением в истории самого русского народа, что потребовало трактовки его как народа «библейского», т. е. упомянутого в священном Писании и священном Предании. С XVII в. предком славян официально стали считать Ноя, правнук которого, Скиф, дал жизнь двум сыновьям — Словену и Русу, от них повели свое происхождение западно-восточные славянские народы. В этот же период рождается каноническая легенда о том, что славянские князья, участвуя в походах Александра Македонского, получили от него в благодарность золотую грамоту на владение Русью, а обращение Гостомысла было осуществлено не к частному лицу — бродяге-викингу, а к потомку Августа, и в этом не может быть никакого срама.

В петровскую эпоху вопрос о том, кем и как было создано русское государство, приобрел принципиально важное значение. В 1724 г. в результате начала деятельности Академии наук в Россию были приглашены для систематизации исторических источников немецкие ученые Миллер и Байер, целью которых стало доказательство призвания варягов не как легендарного, а как исторического факта. В результате была сформулирована так называемая «норманнская теория», рассматривающая особенности русской культуры и государственности с точки зрения пангерманизма и доказывающая, что славяне принципиально не могут сами организовать собственную государственно-культурную жизнь, для них как гармонизирующий фактор постоянно должны выступать «внешние» западноевропейские детерминанты. В противовес данной концепции, начиная с работ М.В.Ломоносова, развивается антинорманнизм, намеренно не учитывающий историко-археологические данные об объективном присутствии варяжского фактора у истоков русской государственности (раскопки Гнездова под Киевом, Рюриково городище). Вместе с тем нельзя забывать, что на русскую государственно-политическую традицию оказали влияние и «восточные» явления, что отразилось даже в наименовании русских предводителей периода военно-демократических союзов и становления государственных структур: вплоть до XI в. они носили титул кагана, а не князя, и именно в таком статусе сведения о них начиная с IX в. встречаются в западноевропейских хрониках. Традиции славян, о которых говорил еще Прокопий Кесарийский, подчеркивая, что они живут в «народоправстве и не управляются одним человеком», отразились в феномене веча, которое в классическом виде было представлено в Псковско-Новгородской республике. Хотя вече трактуется как постепенно отмирающий институт уже к XI в., но элементы вечевого управления сохранялись на Руси вплоть до XIV в. Помимо вечевой формы государственно-политического управления, на Руси присутствовали и иные феномены: князь галицкий Даниил короновался (1254 г.) при папе Иннокентии IV по западноевропейскому канону, и его владения обрели статус королевства, что не только способствовало упрочению связей с европейскими странами, но и наложило существенный отпечаток на своеобразие Червонной Руси.

Ростово-Суздальские князья сохраняли и развивали традиции «единоправства», закладывая основания для формирования монархической формы правления. Следует отметить, что в Ростово-Суздальских землях, которые первоначально рассматривались как далекая окраина Киевской Руси, достаточно обособленная в силу природных причин (леса, давшие название всему краю — Залесье), с малоплодородными почвами и довольно малочисленным населением, княжеская власть изначально имела более сильный характер, чем в других районах. Данный фактор дополнялся хорошо развитым и рано появившимся институтом подданства и формированием специфического отношения к князю не только как первому среди равных, защитнику и покровителю, но и как к «отцу и Богу». Все это, видимо, способствовало укреплению государственно-политической модели княжеского единовластия, из которой впоследствии развилась абсолютная власть царя. Уже Андрей Боголюбский продемонстрировал не только силу своего социального статуса, но и возможность влияния на духовно-культурную жизнь подданных: вывезя из Киева икону Божьей Матери (Владимирскую), написанную, по преданию, евангелистом Лукой и являвшуюся национальной святыней, он встал у истоков формирования на Руси Богородичного культа, который потребовал соответствующего осмысления и укоренения в софиологической традиции. Безусловно, складыванию абсолютного единовластия способствовало и граничное расположение ростовских земель, что делало их местом встречи различных колонизационных потоков. Малочисленность населения, низкое плодородие почв приводили тому, что земля здесь никогда не рассматривалась как ценность, и в условиях определенной перенаселенности центральных районов Киевской Руси приток населения с юго-западных и северо-западных земель был постоянным фактором жизни Ростовско-Суздальского княжества. В этих условиях средством национально-культурной консолидации неизменно становилась сильная княжеская власть. Это отличало Ростовское княжество от Червонной и Новгородской Руси, в которых существование мощного, хорошо организованного боярства, связанного с вотчинным землевладением, образовывало фактор постоянного ограничения княжеской власти и произвола. Сила боярства была иногда так велика, что известно даже вокняжение в 1238 г. боярина Володислава Кормиличича, что представляет редчайший случай в истории Руси. Червонная Русь, имеющая постоянные связи с западноевропейскими государствами, укрепленные матримониальными отношениями с польским и литовским престолами, быстрее других регионов встала на путь феодального развития, что дало толчок для быстрой эволюции ремесла и торговли, роста городов, укрепления военных, экономических, культурных взаимоотношений. Все это создавало близость данного региона к западноевропейскому пути развития.

Крепкими и разнообразными связями с Западной Европой характеризовалась и Северо-Западная Русь. К XII—XIII вв. Псковско-Новгородская республика занимала обширные земли от Финского залива до Урала. Новгород являл собой центр «конфедерации» трех племен: славян, мерян, чуди. Новгородско-Псковская Русь — результат развития более ранних, чем в южных регионах, процессов колонизации, охвативших славянские племена Балтийского Поморья, местное угро-финское население и карелов. Земледелие было развито слабо в силу природных причин, что привело не только к постоянному импорту зерна, но и к быстрому развитию торговли, оформлению высшего сословия Новгородской Руси — «больших людей» — боярства. Боярство было кастовым: боярином нельзя было стать, им можно было только родиться, ведя свое происхождение от родоплеменной знати, осуществляющей политическую власть. Бояре распределяли государственный доход, занимались ростовщичеством, приобретали землю у крестьянских общин, что привело к формированию крупного вотчинного землевладения. Помимо бояр, Новгородскую республику населяли купцы, меньший люд (феодалы небоярского происхождения), черные люди (свободные ремесленники) и смерды (полурабы, селившиеся на выселках). Высший орган управления — вече (народное собрание) — представлял из себя собрание не всего взрослого населения Новгорода, а владельцев городских усадеб (около 400— 500 человек). На вече избирались городские власти: посадник, тысяцкий, владыка, архимандрит, сотники.

Для Новгородской республики характерна острейшая социальная борьба в отличие от других княжеств Руси, в которых разворачивались не социальные конфликты, а междоусобицы. Кроме того, организация власти в Новгородской республике рождала феномен постоянной ротации князей, что часто не способствовало стабилизации социокультурной жизни. Достаточно сказать, что за двести лет (1095—1304 гг.) в Новгороде княжило 40 человек из трех княжеских ветвей (суздальской, черниговской, смоленской), а смена княжеской власти за этот период осуществлялась 58 раз. Можно отметить следующие особенности организации политической власти в Новгородской республике: отсутствие княжеской династии, статус князя был всегда вторичен по отношению к интересам города, что подчеркивалось даже местоположением князя (его резиденция была вне городской крепости, на торговой стороне, позже — вообще вне города); были четко определены функции князя, которые фиксировались в период заключения ряда (договора), где оговаривались его права и обязанности. Князь, являясь символом единства Новгородской земли, должен был осуществлять связи с иными княжествами и землями, был владетелем домена, дани, обязан был приводить с собой боеспособную дружину, функции которой усиливались при необходимости новгородским ополчением. Князь не имел права вмешиваться в городское управление, смещать выбранных должностных лиц, приобретать собственность в Новгородской земле, назначать наказание без доказательства вины. Властный произвол князя ограничивало вече, князь не выбирался, а призывался с использованием ритуальных формул, часто угрожающего характера, в контексте чего призыв Гостомыслом Рюрика не был из ряда вон выходящим событием, а вписывался в древнерусскую традицию. Новгород к XII — XIII вв. был самым крупным городом не только Руси, Европы, но и мира. Уже в 1044 г. в нем был построен каменный, а не деревянный, как обычно, детинец, что говорило о богатстве и стабильности развития данного региона в течение длительного времени.

Таким образом, государственно-политический фактор на Руси характеризуется достаточным разнообразием, что при становлении феодальных отношений, первые признаки которых можно отнести к XI в., оказало существенное влияние на формирование самобытных черт русской культуры. К XII — XIII вв. на Руси сложилась экономико-политическая система, близкая к европейскому феодализму, но и отличная от него по некоторым моментам. На Руси не сформировалась в отличие от Европы система вассальных отношений, земля не являлась ценностью, воплощенной в стоимостном выражении, она не была предметом купли-продажи, а выступала как вотчина — общая, коллективная собственность рода, наследование вотчинных земель определялось по старшинству, и главная функция князей, признанная официально после Любечского съезда князей в 1097 г., сводилась к тому, чтобы «держать отчину до последнего вздоха». Вотчинную организацию землепользования дополняли крестьянская и монастырская колонизации свободных неудобий и неосвоенных земель, что создавало свободную миграцию населения. Данный фактор, сочетающийся с мягкими формами крестьянской зависимости, неразвитостью институтов частной собственности и феодальных структур, отсутствием жесткого обособления элитных слоев (аристократии), при сохранении патриархального быта в сложном социально-этническом составе приводил не только к своеобразию «русского феодализма», но и накладывал ограничения на его развитие.

Традиционные междоусобицы и политическое дробление Киевской Руси не привели к ее культурному разобщению, а единство церковной организации и христианское религиозное сознание создавали предпосылки для воссоединения русских земель на иной основе и с иными целями, что и было осуществлено в XV-XVI вв.