Однако прежде чем стать консолидирующим фактором, христианство прошло на Руси целый ряд этапов в своем развитии, ассимилируясь в культурном контексте древнерусской цивилизации.

Говоря о христианизации как существенной составляющей русской культуры, следует опять подчеркнуть «неопределенность источников», о чем постоянно говорят исследователи. До сих пор преобладает концепция двух путей проникновения христианства на Русь: византийского и моравско-болгарского. Из болгарских земель на Русь пришли первые пастыри, вероучительные книги, первые писцы и «мужи ученые». На основе греческих, арабских, древнерусских источников воссоздается деятельность не только первых учителей веры — Кирилла и Мефодия, но и особенности «постижения христианства Русью». Знакомство Руси с христианством осуществилось задолго до ее официального крещения Владимиром в 988 г. и оно было связано с контактами Руси с Римом, Византией, западноевропейским миром. Ранний период знакомства с христианством, как отмечает А.Синайский, носил эпизодический характер: «Занятые церковными спорами, окончившимися печальным результатом (расколом христианства в 1054 г. — Г. П.)... Рим и Византия имели, так сказать, случайное отношение к юной Русской Церкви, действуя на нее не систематически и постоянно, а отрывочно».

Нельзя упускать из вида, что проникновение христианства на Русь было результатом не только миссионерской деятельности Византийской и Болгарской церквей, но и последствием активных межкультурных контактов населения Руси с соседними странами. Русские торговцы и военные дружины подолгу жили в Византии и Болгарии, на Крите, в Германии, Сирии, Египте, Моравии. Они были хорошо знакомы с исламом, иудаизмом, Римской, Александрийской, Византийской церквами. Представители этих религий постоянно жили и в самой Руси в качестве наемников, ремесленников, купцов, толмачей, военнопленных. Сегодня можно говорить о том, что уже в IX в. на Руси появились первые домовые церкви, церковная утварь и книги, которые стали использоваться по назначению, утрачивая статус военных трофеев и заново обретая сакральные смыслы. Официально первое крещение приняла Ольга в 955 г., затем крестился Владимир, а 988 г. стал официальной датой крещения «всей земли русьской», обретения христианством государственного статуса. В отличие от Западной Европы, где становление христианской веры шло от «низов к верхам» (Н. Бердяев) общества, потребовав для своей эволюции несколько столетий, Русь овладела христианством прежде всего как государственной религией, говоря словами Е.В.Аничкова, «...христианство вышло из сеней теремного дворца». Это было обусловлено несколькими причинами: необходимостью вписаться на равных в мир европейских государств, геополитические условия существования, свойственные IX—XI вв. (ведь к этому времени среди влиятельных соседей России не было почти ни одного языческого государства); становлением русской государственности, которое требовало внутренней консолидации, стирания племенных различий, закрепленных в языческих пантеонах (реформа язычества, предпринятая Владимиром в 980 г., не привела к ожидаемым результатам); обеспечением государственно-культурной целостности, территориальной неделимости, социально-этнической общности, нуждающимся в новом миропонимании, в новой идеологии. К этому времени уже была сформирована единая хозяйственно-экономическая система, создана единая денежная единица, унифицирована государственно-политическая структура, выработаны единые культурные ценности. Власти требовалась идеологическая поддержка, которая могла бы дать новое мирообъяснение, воплощенное в христианстве с его принципиально иными, чем в язычестве, иерархией ценностей, нравственными доминантами и отношением к государству. То, что христианство было сознательно «выбрано» и внедрялось «сверху», преследуя прежде всего геополитические цели, создало в русской культуре феномен двоеверия — христианско-языческого синкретизма, о природе и характерных чертах которого ученые спорят и сегодня. С новой верой для Руси открывался путь приобщения к западноевропейской культуре, но методы, способы принятия христианства заложили в самой русской культуре то дихотомическое напряжение, которое постоянно будет давать о себе знать и в широких еретических движениях (XIV, XVI — XVII, XVIII вв.), и в церковном расколе и старообрядческом сектантстве (XVII — XIX, и в попытках нового религиозного синтеза, религиозного ренессанса (конец XIX — начало ХХ в.), и в религиозном обновленчестве (наше время).

Принятие христианства — это результат многовековых процессов взаимовлияния и взаимопроникновения культур, в рамках которых религия могла выступать и выступала прежде всего как идеология, а не как вероучение в собственном смысле этого слова. Христианизация Руси была, безусловно, закономерным и длительным процессом, который прошел в своем развитии несколько этапов:

Ø VI — IX вв. — стихийное, неорганизованное знакомство с христианской доктриной и обрядовыми правилами в результате постоянных контактов восточных славян с готами, фракийцами, греками, ромеями;

Ø IX—X вв. — обилие религиозно-идейных течений на Руси, наличие различных проповедников и миссионеров (францисканцев, бернардинцев, кармелитов, доминиканцев, августинцев, тринитариев и многих других), деятельность которых завершилась превращением христианства в государственную религию, добровольным его принятием государственно-политической элитой и созданием материальных условий для деятельности русской церкви (указ Владимира о десятине);

Ø XI —XVII вв. — организационное оформление автокефальной Русской православной церкви во главе с патриархом, насильственное обращение в веру большинства населения и проповедническая, миссионерская деятельность среди других народов.

Если за весь XI в. в Новгороде было построено только 2 церкви, в Киеве — 25, то уже к XIII в. христианство становится существенной детерминантой русской культуры, строительство церквей идет по всей Руси. При Ярославе Мудром (1019—1064) только начинается создание монастырей, в XIII в. они постепенно становятся центрами новой книжной культуры, а их общее число достигает 70, но только к XVII в. окончательно складывается облик крупнейших монастырских комплексов Руси: Новодевичьего и Донского в Москве, Спасо-Евфимиева и Покровского в Суздале, Алексеевского в Угличе, Ново-Иерусалимского и др.

Становление христианства не было простым: всплески языческого сознания, отраженные в восстаниях волхвов в 1024, 1071 гг., соседствовали с выработкой основ христианской нравственности в знаменитом «Слове о законе и благодати» Иллариона. До XV в. Русская православная церковь не обладала полнотой религиозной власти, как церковь латинская, но к этому времени она сумела не только накопить богатый опыт конфессиональной и межконфессиональной деятельности, но и аккумулировать обширный культурно-исторический материал, сотворить каноны монашеского благочестия, ставшего идеалом для светских властей и простого народа, создать многочисленные центры книжной культуры, выработать самобытный национальный художественный канон, воплощенный в зодчестве, книжной гравюре, прикладном искусстве, иконографии. Оформление национальной церкви сопровождало становление национального государства, изначально закладывая симбиоз веры и власти, с одной стороны, и объективные предпосылки отчуждения народа от религиозных официальных институтов — с другой. Многие русские мыслители считали, что окончательная христианизация русского народного сознания осуществилась только к XVIII в.

Изначально русские князья лично «участвовали в формировании национальных особенностей христианского культа, в подготовке своих священников, в строительстве храмов, содействовали летописанию». После 1018 г. (поражение Болгарии в войне с Византией) на Руси появилось большое количество болгарского духовенства, книжников-писцов, которые занимались переводом греческих религиозно-философских, исторических источников на старославянский язык. Княжеская власть субсидировала и направляла эту работу. Появляются переводы «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия, «Христианская топография» Козьмы Индикоплова, «Александрия» и многие другие сочинения. К XIII в. русские монастыри не только накопили достаточный корпус христианской литературы, освоили искусство летописания, но и стали подлинными центрами распространения христианской духовной культуры. Книга была на Руси редкостью, настоящей драгоценностью доступной только самой богатой части общества. Долгое время простой пастве было запрещено читать и комментировать христианские богословские сочинения, вообще иметь дома книги (по данным П.Н.Милюкова, до первой половины XI в.). Учитывая то, что сами пастыри были зачастую неграмотны и плохо подготовлены к своей деятельности, понятно, почему христианство пришла на Русь в двух формах: в письменной, книжной традиции — для элиты и в устной традиции — для простонародья. Это создавала предпосылки как для ересей, постоянно боровшихся за доступность христианских источников, так и для семантических сложностей трактовки архетипических и сущностных символов и смыслов христианского вероучения на уровнях низовой и элитной культур, усугубив дихотомические проявления в русском культурном организме.

Процесс христианизации из-за разной доступности источников, разной глубины их понимания и трактовки протекал по-разному в различных социальных группах. Интенсивность приобщения к христианству различных социальных групп тоже была неодинаковой, что сказалось на длительности адаптации христианства на Руси и достаточно позднем оформлении национальной русской церкви (XV в.). Христианство пришло на Русь через княжеский двор, городской посад, но христианизация деревни не завершилась еще даже к XVII в. Поэтому на Руси каждая социальная группа имела свои представления «о сущности христианства и его назначении в жизни общества, у каждой для принятия новой религии были свои основания». Овладение христианской мифологией, догматикой, символикой, обрядностью не было единовременным процессом, и его критерием может служить лишь появление таких свойств материальной и духовной культуры, которые говорят о сформированной новой культурно-религиозной самоидентификации, самоотнесения к новой социокультурной общности — христианам. Усвоение сперва обрядовой, внешней стороны христианства, которая смешивалась с языческим бытом славян, привело к оттеснению на второй план догматического ядра христианства, овладение которым произошло лишь к XVI — XVII вв. и было связано с развитием текстологического анализа, исправлением церковно-славянских книг и выработкой национально-религиозного канона, что впоследствии привело к расколу в Русской православной церкви. Данных о бытовом православии на Руси крайне мало, и они не дают достоверной картины. Официальная же версия роли христианства в делах Руси была оформлена митрополитом Макарием лишь в середине XVI в., до этого общество мирилось с тем, что существовало оригинальное сочетание христианства и язычества, симбиоз «языческих действ и христианских служб».

Б. А. Рыбаков специально подчеркивает, что новое миропонимание не вытесняло старое, а добавлялось к нему. Ярким примером влияния языческих традиций на русскую культуру служат шатровые храмы (шедевр такого вида церковных построек — церковь Вознесения в Коломенском), в которых отразились типические особенности языческих капищ и народной деревянной архитектуры и против которых с такой яростью боролся Никон, запретив повсеместно их возведение. То же влияние проявляется и в сохранении вплоть до XV—XVI вв. курганных захоронений в противовес христианским правилам погребения, и в ношении вместе с крестом языческих оберегов. «Простая» вера даже получила свое собственное название — обрядоверие. Пережитками языческих верований был обычай, наблюдаемый А. М. Сахаровым еще в середине XIX в.: в некоторых деревнях севера России крестьяне приходили молиться в церковь со своими домашними иконами, совершали моления самостоятельно, перед своим собственным требищем, клали на алтарь под свод кивория языческие жертвы (кутью и т.п.). Запрещение этих обычаев и свободного входа простых людей в алтарь было сделано церковью неоднократно, в том числе и Стоглавом, что, однако, далеко не везде уничтожило данную практику. Синтез двух мировидений обнаружился и в художественных памятниках того периода: украшение стен соборов резьбой, изображавшей по большей части языческих персонажей (домовых, русалок, кентавров, сказочных зверей и птиц языческого пантеона). Присутствие языческой символики (змеевидные композиции), выполнявшей обережную функцию, можно найти даже в церковных и монастырских ризницах: один из «змеевиков» в XVII в. был вставлен в икону с изображением богородичных праздников в иконостасе Троицкого собора Троице-Сергиевой лавры. «Змеевик» был и амулетом Ивана Грозного, который он подарил монастырской казне Троице-Сергиевой лавры (опись 1641 г.). Все это говорит о существовании на Руси народной, неортодоксальной трансформации христианства, лежащей в основе плебейских ересей и народных движений. Указанная особенность отразилась и в появлении феномена юродства. Юродивые, первым из которых был Прокопий Устюжский, были глашатаями Правды, прорицателями, защитниками народных интересов. Их называли «народными святыми», воплощавшими идеалы первоначального христианства и ведущими особый образ жизни. Русская православная церковь канонизировала 17 юродивых. Именно они, выполняя христианские заповеди, лучше всего адаптировали православную доктрину к народному сознанию. Таким образом, распространение христианства среди социальных слоев Руси носило поэтапный характер: к XII —XIII вв. завершилась христианизация элиты, ко второй половине XIII в. — городского населения, а во второй половине XVI в. — крестьянства.

Вместе с христианством на Русь пришли культурные ценности всего христианского мира, но прежде всего Византии и Рима. Основной корпус письменных источников, посредством которых Русь приобщалась к культурным традициям античного и христианского мира, был представлен преимущественно византийскими произведениями. Вместе с византийским культурным влиянием на Русь пришли две основные византийские культурные парадигмы: аскетическая и гуманистическая.

Процессы взаимовлияния культур не предполагают пассивного усвоения культурного наследия одной страны (в данном случае Византии) другой страной (Русью). Они предполагают отбор того, что та или иная культура считает для себя необходимым и естественным в разнообразии предлагаемых образцов. Поэтому применительно к любой культуре, в том числе и русской, некорректно говорить о простом копировании, заимствовании уже наработанного другими цивилизациями. Русь отбирала и адаптировала то, что ей было необходимо, хорошо ассимилировалось в ее культурном организме, служило для его развития. В огромном наследии Византии каждая из двух существующих традиций с успехом могла быть усвоена Русью: «Для одной позиции характерна ориентация на аскетический и экклезиологический опыт, определенное равнодушие к античному интеллектуальному наследию и имперской идее, акривистское восприятие церковных установлений. Для другой — пристрастие к античному наследию, попытки синтезировать христианский опыт и ученую традицию, универсалистское имперское сознание, при котором империя и всеобщность церкви оказываются двумя взаимосвязанными аспектами вселенской роли христианства, икономия как принцип отношений с властью и обществом». В двух этих традициях (аскетической и гуманистической) одни и те же изначальные элементы (христианство и античное наследие) сочетались в разной пропорции. Русь выбрала аскетическую парадигму, восходящую к идеалам первоначального христианства, с его тягой к рассмотрению общества как братской монашеской общины: данный момент ярко проявился в эпоху Ивана Грозного, который попытался реформировать общество в связи с этим образцом, создав так называемую монастырскую утопию. Этот выбор был сопряжен с большим ригоризмом, снижением роли богословской рефлексии, господством обрядово-бытовой регламентации. Данная тенденция закреплялась не только отбором тех сочинений, которые переводились для Руси, но и сформировавшейся системой образования, носившего ярко выраженный катехитический характер. Все это привело к тому, что корпус сочинений, отобранных и используемых на Руси, по своему объему соответствовал «средней монастырской библиотеке». Вместе с тем их хватило, чтобы выработать на их основе национальную литературу, традиции собственного летописания, сформировать представления об истинно христианских нормах власти и ее отношениях с «миром». Переосмысление греко-византийской традиции породило на Руси специфический идеал филадельфии (братской любви и согласия), который стал архетипическим образом, содержащим каноны праведного поведения правителя.

Творческое переосмысление культурных влияний не могло не отразиться на художественной традиции этого периода.

Русская литература началась с деятельности моравских братьев в 60-х годах IX в., создавших славянскую письменность, лежащую в основе книжной церковно-славянской традиции. К концу IX в. были выполнены переводы основных библейских текстов, полный отредактированный перевод которых был осуществлен в окончательной канонической редакции только в XIX в. К X в. были переведены богословские книги, агиографическая, т.е. житийная литература, некоторые произведения отцов церкви. На Руси распространяются прологи, шестидневы, хроники, космографии, физиологи, палеи. На основе книжного корпуса греко-византийских и болгарских сочинений на Руси постепенно сформировалась собственная литературная традиция, особенностью которой на первых этапах была полифункциональность, нечетко структурированная жанровая организация. Это привело к тому, что один и тот же текст мог быть воспринимаем в разных смысловых ключах, порождая различные контекстуальные интерпретации. Литература Руси этого времени выполняла разнообразные функции: агиографическую, литургическую, историографическую, панегирическую, полемическую, дидактическую. Данная ситуация стала меняться к концу XIII —XIV вв., когда проявились четкие черты жанрового деления и стали формироваться новые жанры.

Анонимный, рукописный характер книги приводил к бытованию нескольких списков одного и того же сюжета, к затруднениям при поиске оригинала: в основном мы знаем древнерусскую литературу по поздним спискам при утраченных оригиналах. Так, «Повесть временных лет», написанная Нестором в 1111 — 1113 гг., известна в редакции Сильвестра (1116), попавшей в состав Лаврентьевской летописи (1377), «Слово о полку Игореве», предположительно созданное в конце XII в., известно в списке XVI в. Вместе с тем существовали и интересные авторские сочинения («Слово о Законе и Благодати» Илариона, «Поучение» Владимира Мономаха), к которым примыкают дидактико-житийные произведения: «Сказание о Борисе и Глебе», «Житие Феодосия Печерского», «Житие Варлаама Хутынского», сочинения Кирилла Туровского. Помимо летописных сводов (прежде всего Ипатьевской летописи, «Еллинского и римского летописца»), которые синтезировали исторические своды, житийную и документальную литературу, строясь на образцах греко-византийских хронографов, хроник и их компиляций, в древнерусской литературе постепенно формировался корпус сочинений, излагавших библейскую каноническую историю, в которой Русь, представляемая как носительница единой христианской традиции, должна была занять подобающее место в христианском культурном универсуме. В многочисленных палеях, временниках, летописях Русь приобретала изначально отведенное ей Богом место, осмысливаемое в соответствии с жанрово-стилевыми особенностями литературы данного периода. К XII —XIII вв. были написаны сочинения, в которых отразилась тема испытания Русской земли и ее народа, борьбы Добра и Зла, служения Истине, Правде, Отечеству и Миру. Это — «Слово о погибели Русской земли», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Повесть о Меркурии Смоленском». В них появляется новая тема: героической жертвенности, «вольной страсти» (муки) во имя общего дела, сознательного непротивления смерти как высшего осознанного служения христианским идеалам. Особое место в литературе этого времени занимает «Моление Даниила Заточника», дошедшее в двух редакциях (XII и ХIII вв.). Это произведение синтезирует в себе панегирик, поучение, притчу, обличение, являясь попыткой саморефлексии, стремлением понять сущность человека, его жизни в соотнесенности с другими людьми, желанием разобраться в различных вариантах собственной судьбы. Д.С.Лихачев подчеркивает игровой характер данного сочинения, его глубинную связь со скоморошеством, с притчево-фольклорными основаниями русской культуры. Следует отметить, что древнерусская литература этого периода отражала отсутствие в отечественной культуре оппозиции светского и церковного начал, что позволяло ей играть существенную объединительную роль по отношению к русскому обществу. Вместе с тем неграмотность народа приводила к невозможности его эффективного приобщения к книжной традиции Древней Руси. Народная же «устная» культура, представленная былинами, эпосом, быличками, легендами, сказаниями, сказками, была мало интересна культурной элите, не сохранялась, не записывалась. Фольклорные жанры подвергались письменной фиксации только в конце XVII в., а собирать и обрабатывать народные сюжеты стали на два столетия позже. Наибольшую известность получили былины о Добрыне Никитиче, Илье Муромце, Микуле Селяниновиче, Садко.

Русская литература в условиях смены культурных доминант неизбежно брала на себя функции морально-религиозного просвещения, нравственного воспитания, выработки тех идеалов, которые красной нитью пройдут через всю историю нашей страны. Для русской литературы всегда были характерны проповеднический пафос, огромный накал поисков духовных основ истинно праведной жизни. Сила утверждения христианских ценностей в книжной отечественной культуре так высока, что Д.С.Лихачев назвал древнерусскую литературу литературой одной темы — мировой истории и одного сюжета — смысла человеческой жизни.

Вместе с тем в условиях двоеверия, безграмотности народа, специфических форм христианизации книга не могла в полной мере выполнять культуросинтезирующую роль. Здесь на помощь приходила архитектура — «каменная азбука христианства» (Ф. Достоевский). Собор всегда выступал наглядной формой воплощения христианского вероучения, он являл собой материализованное мировидение средневекового человека, символически фиксируя его место в мире, характер его отношения с Богом и Церковью, рассказывая священную историю, делая понятной христианскую модель мира, начальные и конечные этапы его развития. Храм в городе, по словам А. Меня, — это пророк, говорящий о вечности. В его интерьере четко определялось место основных образов, символов, мифов христианства, воплощенных во фресках, иконах, пластике, произведениях прикладного искусства, наглядно проявлялась иерархия сущего, символом которой в Средневековье стала «золотая лестница» (лестница, на каждой ступени которой каждое тварное существо, явление занимало строго предначертанное место). Храм организовывал не только пространство, но и время средневекового русича: звон его колоколов (настоящее, уникальное искусство русского колокольного звона начало формироваться с XIII в.) отмерял время для всех жителей Древней Руси. Символическим воплощением христианской истории, христианского миропонимания становится в русской архитектуре крестово-купольная композиция, выступающая воплощением единства небесного и земного, вечного и преходящего, святого и греховного, Божественного и человеческого. Но начало русскому зодчеству дало великолепие византийской купольной архитектуры, образцами которой стала София Киевская и София Новгородская.

В этот период строили в основном греки, воплощая в архитектурных формах свою тягу к пышности, украшательству, традицию богатых мозаичных композиций, столь нехарактерных для Руси впоследствии. После строительства Спасо-Преображенского собора в Чернигове (1036), аккумулировавшего все типичные черты византийской архитектуры (трехнефность, пятикупольность, хоры), уже при создании композиции первой русской каменной церкви в Киеве — Богородицы Десятинной (конец X в.), которая была полностью разрушена в 1240 г. ордынскими войсками, были воплощены чисто русские, неканонические для Византии черты: многокупольность (25 куполов), акцентирование алтарной части, пирамидальность композиции. В XI в. в Печерском монастыре был, сооружен первый однокупольный Успенский собор, являвший собой воплощение характерно-национального композиционного решения. К XII — XIII вв. условное единство киевского архитектурного канона распадается на региональные формы зодчества. В это время создаются уникальные архитектурные сооружения, отнесенные к мировым сокровищам культуры: церкви Покрова Богородицы на Нерли (1165), Спасо-Преображения Покровского монастыря (1165), Дмитровский собор во Владимире (1194—1197). Колоссальные монументальные формы Киевской Руси, грандиозность композиций и интерьеров (так, в Киевской Софии фигура Богоматери Оранты имеет в высоту 5,45 м, а изображение Пантократора в куполе равно 4 м, Ярославская Оранта имеет в высоту 2 м, святой Георгий из Юрьева монастыря Новгорода — 2,3 м) сменяются гармонией строгой соразмерности архитектурных форм, их камерностью, когда через «малое видится великое» (М.Грек). Строгость архитектурного стиля Руси была связана и с перенесением на каменное зодчество характерных черт деревянного строительства, ведь до 1292 г. из-за ордынского ига на Руси не было построено ни одной каменной церкви. В связи с территориальным положением и спецификой истории наибольшая сохранность соборных построек наблюдается в Новгородской земле, где строили из кирпича, а само строительство было чрезвычайно разнообразным: возводились монастыри (композиции Антониевского и Юрьевского монастырей) и храмовые постройки, церкви (знаменитая церковь Николы в Ярославском дворище, церковь Спаса на Нередице (1198), уличные церкви (например, церковь Петра и Павла на Синичьей улице), домашние церковки.

Во Владимиро-Суздальской земле строительство осуществлялось из известняка, который давал возможность богатого декорирования архитектурных сооружений каменной резьбой. Появились вертикальные резные пилястры, резной аркатурный пояс (пояс из арок), рельефные арки. Жемчужиной данного стиля стал Дмитриевский собор (1194—1197), покрытый в верхней части чрезвычайно сложной каменной резьбой, в которой только 46 из 566 изображений непосредственно связаны с христианской тематикой. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (1234) также украшен резьбой от подножия до кровли, в ней встречается очень интересный образ — кентавр в русском кафтане. Архитектура Владимиро-Суздальской земли носила на себе отпечаток влияния романского стиля.

Постепенно, уже на иных, национальных, основаниях к XII — XIII вв. в архитектуре складывается общерусский национальный стиль, отражающий самобытность русской культуры. Его воплощением стали башнеобразные формы, основанные на ступенчатых арках, введение второго и третьего яруса закомар, сложных кокошников, что создавало динамичную, устремленную вверх композицию. Идеальным воплощением нового русского национального стиля стали Спасская церковь Спасо-Андронникова монастыря (XV в.), храм Василия Блаженного (XVI в.), церковь Вознесения в Коломенском (XVI в.).

Процессы, происходившие в зодчестве, не могли не затронуть живописных традиций. Первые иконы появились в Византии в VI—VII вв., а к IX в. иконографический канон сложился окончательно и в этом виде пришел на Русь. Первые росписи осуществляли византийские и греческие мастера: например, великолепную роспись церкви Спаса на Нередице в Новгороде, уничтоженную во время Великой Отечественной войны, осуществлял византиец Олисей Гречин. Иконографическая традиция на Руси начиналась с фресок Софии Киевской, на которых были изображены не только христианские святые и сюжеты священной истории, но и групповой портрет семьи Ярослава Мудрого, скоморохи и музыканты, что, безусловно, являлось нарушением строго византийского канона. От раннего периода осталось очень мало икон: от знаменитых мозаик Михайловского монастыря в Киеве, например, сохранилось лишь изображение Дмитрия Солунского, из икон Георгиевского собора Юрьева монастыря в Новгороде — только Устюжское Благовещенье. Постепенно общие каноны построения изображения, свойственные византийской иконографии, сменяются особенностями национальных иконописных школ: Новгородской, Московской, Владимиро-Суздальской. Первый русский иконописец Алимпий Печерский творил в XI в., национальные же иконографические школы складываются только во второй половине XIII в. И в иконографической традиции Древней Руси отразились черты русской художественной культуры, общие для периода, когда христианская вера стала и «системой права, и политической доктриной, и моральным учением, и философией»: универсализм, синкретизм, каноничность, анонимность, нормативность, традиционализм, символичность, мистический реализм, условность, абстрактный психологизм (термин Д.С.Лихачева).

Выработка общехудожественного стиля была связана с постепенным становлением общего стиля культурной жизни Руси, воплощением чего стала прежде всего унификация и централизация политической жизни. Период ученичества закончился, начиналось время самоутверждения и саморефлексии культуры, воплощением которых стала выдвинутая иноком Филофеем идеологема: «Москва — третий Рим» (1524 г.), легшая в основу становящегося Московского царства и утвердившая Москву центром всего христианского мира. Христианство, обретя на Руси национальную форму православия и выстояв в борьбе с ордынским нашествием, дало к XIV—XVI вв. толчок для новой национальной консолидации, отразившейся в расцвете новых жанров литературы, в быстром прогрессировании архитектуры, иконописи, философско-богословской мысли.

Постордынский период в развитии русской культуры характеризуется ярко выраженным подъемом, в основе которого лежит рост национального самосознания и выработка новых государственных форм, поддержанных новыми идеологемами и нашедших обоснование в религиозно-философских трактатах данного времени, а также освоение традиций народной культуры (шатровые храмы, демественный распев, новые сюжеты в иконографии, темы и жанры литературы), сделавшее народную жизнь предметом изображения и художественного осмысления. Но данный период характеризуется отнюдь не однозначными тенденциями в развитии культуры: наряду с освоением ценностей народной жизни, развитием национального стиля в это время на Русь проникает мощное европейское влияние. Оно было связано не только с противоречиями исторических процессов этого времени. XVI век для Руси — переломный период в судьбе, когда решается вопрос о дальнейшем ее существовании: плавный эволюционный процесс культурного развития был прерван Ливонской войной, Смутой, иностранной интервенцией, установлением опричнины и крепостного права. Время культурного подъема в XV — середине XVI в. постепенно сменяется эпохой, подспудно готовящей Петровские преобразования.

XV—XVI века — это эпоха прояснения социально-политических, духовных, культурных проблем, полемик и диалогов, эпоха начала книгопечатания (1553) и формирования светского направления в культуре. Это развитие самостоятельной критической мысли, направленной на рефлексию самих основ русской цивилизации, период синтеза локальных культур и государственно-политических институтов, собирания и осмысления ценностей и идеалов предшествующего этапа культурного развития, время становления русского национального характера, высокого развития исторического самосознания, которое предполагало и историческую память и историческую ответственность за судьбы Родины. Традиционализм и историзм, свойственные данному периоду русской культуры, не были нацелены только на развитие охранительных тенденций в социокультурной жизни Руси. Напротив, они предполагали становление «самомышления» на основе полемического прояснения всех культурозначимых вопросов: «...от судеб феодальной земельной собственности до принципов иконописания... Обсуждаются проекты социальных реформ, государственного устройства, происхождение и характер великокняжеской и царской власти, ее обязанности по отношению к подданным, взаимоотношения с церковью, социальная и этическая роль — церкви и монашества, место России в мировой истории и русской церкви в истории христианства».

Полемический диалог в эту эпоху представляли прежде всего нестяжатели (Нил Сорский, Вассиан Патрикеев, Максим Грек) и иосифляне (Иосиф Волоцкий, митрополиты Даниил и Макарий). Дискутируются сущностные вопросы об Уме и Душе, Истине и Правде, Добре и Красоте, вере и справедливости, жизни и смерти, свободной воле и понуждении. Зарождаются споры о языке книжном и народном (Зиновий Отенский, А. Курбский), складываются первоначальные нормы литературного языка. Споры о языке были сопряжены с практикой исправления книг, текстологической критикой ортодоксальной веры, легшей в основание русского раскола. В этот период не было ни одной темы, ни одной сферы русской культуры, которые не подвергались бы переосмыслению и переоценке. Квинтэссенцией полемического накала эпохи выступили движения еретиков-реформаторов (Новгородская ересь, ереси Феодосия Косого — XVI в. и Ф. Курицына, ересь жидовствующих и т.д.), в которых народ пытался защитить вероучения, и полемика Ивана IV с А. Курбским по вопросам государственного строя России, природы и сущности царской власти. Но постепенно живые голоса споров были оттеснены на периферию культуры: победу одержали ортодоксы и авторитарность царской власти.

Быстро развивающееся противоборство между церковной и светской тенденциями в русской культуре отразилось и в появлении новых жанров литературы: публицистики, азбуковников (словарей), первых русских энциклопедий («Русский хронограф», 12-томные Великие Минеи Четьи, Лицевой летописный свод — более 10 томов, Никоновская летопись, Степенная книга, Сказание о князьях Владимирских и др.), светских биографий (История о Великом князе Московском А. Курбского, «Сказание о Максиме Греке», написанное им самим, «Житие» Аввакума, «Повесть об Ульяне Осоргиной»), светских стихов («Вертоград многоцветный» A.M.Полоцкого содержал 1555 стихотворений).

Литература, по словам Ермолая-Еразма, становится «оружием борьбы», своеобразным средством отстаивания своих взглядов в проходившей полемике. Сама же полемика была напрямую связана с ростом личностного самосознания, воплощающегося в произведениях художественной культуры. Данные процессы породили попытку «повторной канонизации», обоснования государственно-церковного управления культурным развитием, что воплотилось в решениях Стоглавого Собора (1551).

Рост национального самосознания, ощущение своей силы и самобытности проявились более полно в экспрессивно-эмоциональной литературе этого периода, прежде всего в творчестве Киприана («Житие митрополита Петра»), Епифания Премудрого («Житие Сергия Радонежского», «Житие Стефания Пермского»), Пахомия Лагофета («Житие Кирилла Белозёрского»).

В агиографической литературе развивается мотив патриотического служения, акцентируются духовно-нравственные основания жизни, что наблюдается и в памятниках Куликовского цикла, прежде всего в «Задонщине», «Сказании о Мамаевом побоище» и др. Этические мотивы в этот период соседствуют с новыми для русской литературы темами, например темой женской любви; проявляется интерес к жизни различных слоев русского общества («Троянские сказания», «Соломон и Китоврас», «Дракула», «Александрия», «Хождение за три моря» Афанасия Никитина). Нарастающие процессы индивидуализации художественного творчества сопровождаются собиранием знаний, их оформлением в философско-богословских трактатах, житейско-нравственных, дидактических сочинениях. Появляется «Домострой», существенно расширяются Великие Минеи Четьи. В литературу входят новые исихастские мотивы, воплощенные в сочинениях разносторонне образованного Максима Грека: «Повесть страшна и достопамятна и в совершенном иноческом жительстве», «Беседа ума с душой», «Слово о покаянии» и др.

К XVII в. летописный жанр постепенно угасает, ему на смену приходят историографические и историософские сочинения, в которых большое значение стали иметь описания личных качеств деятелей русской истории, осмысление их роли в жизни страны. Унификация уступает место индивидуализации исторических персонажей, пристальному вниманию к их деятельности во благо или во зло Святой Руси («Временник» дьяка Ивана Тимофеева (1616—1619), «Сказание» Авраамия Палицына, «Новый летописец»).

Сила Москвы отразилась и в зодчестве: появились многочисленные храмовые постройки, светские здания, бытовые сооружения. Окончательно сложился ансамбль Московского Кремля, в создании которого большую роль играли итальянские мастера: Марко Фрязин, Пьетро Антонио Солари, Аристотель Фиораванти, Бон Фрязин, Алевиз. Были отстроены Успенский собор (1475—1479), Благовещенский собор (1484—1489), Грановитая палата (1487—1491), Колокольня Ивана Великого (1508), Архангельский собор (1505— 1508). В русское зодчество постепенно входят элементы западноевропейской архитектуры, что в полной мере можно наблюдать в соборных постройках Кремля.

Оживленное строительство, как всегда, вело за собой развитие фресковой живописи, создание новых иконографических шедевров. Вместе со светскими тенденциями в живопись этого времени входят новые гуманистические мотивы, выразителем которых стал Андрей Рублев. В ряду выдающихся живописцев этого периода деятельность Феофана Грека, сопряженная с интенсивными поисками духовных основ жизни, занимает особое место, открывая традицию глубокого одухотворения привычных иконописных образов. Экспрессивные поиски мистических оснований веры отразились в его росписях Спасо-Преображенского собора в Новгороде (1378), в «Преображении», росписях Благовещенского собора Московского Кремля, которые он выполнял совместно с Андреем Рублевым и Прохором с Городца. С начала XV в. в русскую культуру входит Андрей Рублев, воплотивший в своей живописи лучшие нравственно-религиозные идеалы эпохи. Его «Троица» стала символом русского национального духа. Росписи Рублева, Грека, Прохора с Городца, Даниила Черного покрывают стены Успенского собора во Владимире, Троице-Сергиевого монастыря (Троицкого собора), Успенского храма Андронникова монастыря. Живописные работы Рублева — праздничный чин Московского иконостаса (Благовещенье, Рождество Христово, Сретенье, Преображение, Крещение, Воскресение Лазаря, Вход в Иерусалим) и некоторые сохранившиеся иконы Звенигородского чина (Спас, Архангел Михаил, Апостол Павел) — являются шедеврами мирового уровня. После Андрея Рублева традиции московской школы иконописи продолжил Дионисий, гений которого раскрылся наиболее полно в росписи собора Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря. Но уже к XVII в. вместе с расширением тематического и жанрового разнообразия постепенно вместо эмоционально-созерцательного отношения торжествует повествовательно-дидактическое начало. Светские, секуляризационные тенденции в иконографии наиболее полно воплотились в творчестве Симона Ушакова и строгановской иконографической школы. Формируются батальные, исторические, портретные жанры. С иконой начинает соседствовать парсуна (светский портрет, выполненный в иконописной традиции). Продолжает совершенствоваться музыкальное искусство, появляются профессиональные хоры (Государственный певчих дьяков и Патриарший певчих дьяков), вырабатываются каноны общерусского хорового пения, начинается творчество профессиональных композиторов — распевщиков, среди которых особо выделялись Иван Нос и Федор Христианин, сочинения которого были найдены лишь в 1954, а опубликованы в 1974 г., формируется система музыкального образования. Общие тенденции развития музыкальной культуры воплотились в полной мере в создании знаменитого Большого знаменного распева, построенного на сложной гармонии многоголосного пения. Однако и в этой области к XVII в. строгость канонических распевов сменяется партесным (более свободным) пением, партесными концертами и композициями Н.Дилецкого, Н.Калашникова, С.Беляева и др. Развивается театральное искусство: первый спектакль прошел при Алексее Михайловиче в 1672 г. в Преображенском, это было «Артаксерсово действо». Становление театра, как школьного, так и придворного, повлекло за собой появление на Руси западноевропейских драматических произведений, позже — европейских инкунабул и рукописных книг, готических романов, чему способствовало так называемое «второе южнорусское влияние».

Таким образом, к XVII в. в русской культуре нарастают светские, западноевропейские, южнорусские влияния, что отражает постепенную победу реформаторских тенденций над «древним благочестием». XVII век — это кризис средневековой картины мира, системы средневекового мышления. В результате этих процессов синтетическое единство русской культуры постепенно нарушается, начинает господствовать жанровая и стилевая эклектика (так называемое русское барокко, русское узорочье), воплощением чего стали, например, церковь Покрова в Филях (1693) и церковь Троицы в Никитниках (1634). Возрастают социокультурные противоречия, для преодоления которых требовалась выработка новых ценностей и идеалов. Надвигалась эпоха, о которой В. О. Ключевский напишет: допетровская и послепетровская Русь — «не два смежных периода нашей истории, а два враждебных уклада и направления нашей жизни, разделивших силы общества и обративших их на борьбу друг с другом, вместо того чтобы заставить их дружно бороться с трудностями своего положения».