Просветительские идеи во Франции

В культурной жизни Европы XVIII в Франция занимала особое место: она еще со времен Людовика XIV воспринималась как законодательница мод в изящных искусствах и литературе, а французский язык в Новое время заменил средневековую латынь в качестве языка международного общения. И хотя современная историография отказалась от деления культурного пространства Просвещения на центр и периферию, необходимо подчеркнуть особое, в силу названных выше обстоятельств, значение просветительского движения во Франции, имевшего по истине международный характер. Произведения французских литераторов находили свою читательскую аудиторию практически во всех частях европейскою континента и Нового Света. И если не все идеи французских философов встречали за границей благожелательный прием, они в любом случае будили мысль, вызывали споры и активизировали духовную жизнь в других странах.

Важной особенностью Франции была также уникально высокая плотность интеллектуальной среды: здесь было больше, чем где бы то ни было, различного рода академий, научных и читательских обществ, литературных салонов и других интеллектуальных объединений, создававших обширное пространство для свободного обмена мнениями и духовного поиска. Возможно, именно поэтому для общественной мысли французского Просвещения характерно наибольшее многообразие идей и теорий, диапазон которых здесь был шире, чем в любой другой стране.

Историю общественной мысли французского Просвещения многие исследователи обычно начинают с Ш.Л, де Монтескье (1689—1755). Президент парламента в Бордо, Монтескьё предпочел судейской карьере литературное творчество и в 1721 г. издал эпистолярный роман «Персидские письма», где в гротескной форме подверг критике различные стороны социальной действительности Франции. В 1748 г. Монтескьё опубликовал главный труд своей жизни политический трактат «О духе законов». Мыслитель доказывал. что каждое государство является продуктом длительного исторического развития в соответствии с объективными законами Вселенной. Не существует какой-либо универсальной формы правления, одинаково пригодной для всех времен и пародов. В зависимости от исторических особенностей тех или других стран и в особенности от их климата для одного парода наилучшим является демократический строй, для другого — аристократический. для третьего — монархический. Все эти формы, по мнению Монтескьё, имеют свои достоинства и недостатки. Единственной «неправильной» формой власти, где недостатки преобладают над достоинствами, он считал деспотизм. Из современных ему государств мыслитель отдавал предпочтение Англии, где разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную позволяет недостаткам различных форм правления уравновешивать друг друга, обеспечивая в результате гармонию.

Другим при признанным мэтром французского Просвещения был Ф. М.Аруэ, больше известный под своим литературным псевдонимом Вольтер (1694— 1778). Автор многочисленных романов, стихотворных и драматических произведений, исторических трудов н философских сочинений, он снискал себе всемирную славу критикой католической церкви и проповедью веротерпимости, защитой жертв религиозных преследований и апологией свободомыслия. В молодости он за свои сатирические стихи сидел в тюрьме, а в 1726 г. вынужден был эмигрировать из Франции и долго скитался по свету, пока в 1753 г. не поселился в поместье Ферне на франко-швейцарской границе. В зрелые годы Вольтера с ним как с общепризнанным лидером «литературной республики» считали за честь поддерживать добрые отношения даже коронованные особы ведущих европейских держав.

Осуждая «суеверия» и критикуя духовенство, Монтескьё и Вольтер не думали ставить под сомнение христианскую религию в целом. Вольтер, например, писал, что «вера в наказание и воздаяние — это узла, необходимая народу». Между тем среди французских философов существовало и такое течение, которое отвергало религию и проповедовало материализм. Наиболее видными представителями этого направления были К.А,Гельвеций (1715—1771), П, Гольбах (1723—1789) и Д.Дидро (1713— 1784). доказывавшие в своих трудах бесконечность материи и отрицавшие существование Бога. Однако, несмотря на подобный радикализм в философских вопросах бытия, эти авторы отличались умеренностью и благоразумием в вопросах политики. И это не удивительно: все они занимали далеко не последние ступени в социальной иерархии Старого порядка. Генеральный откупщик Гельвеций и барон Гольбах имели огромные состояния, а Дидро, хотя и вышел из ремесленников. приобрел к зрелым годам благодаря своему незаурядному литературному таланту почетное положение модного писателя, признанного в высшем свете и широко издаваемого в разных странах. Политическим идеалом для вышеперечисленных мыслителей было правление просвещенного монарха — «философа на троне», способного проводить реформы без каких-либо потрясений.

Решительным идейным противником этих философов-материалистов был Ж. Ж. Руссо (1712— 1778). Сын женевского ремесленника, прибывший в Париж с надеждой получить признание в сфере музыки, он приобрел известность социально-политическими трактатами (наиболее крупный из них — «Об общественном договоре»), педагогическим романом «Эмиль, или О воспитании» и другими сочинениями. Болезненно стеснительный и малообщительный, Руссо с подозрением относился к высшему свету. К тому же он часто нуждался и, подвергаясь гонениям за свои идеи, долгое время скитался по Европе. Главным утешением в невзгодах для себя и для всех «маленьких людей» он считав веру в Бога и проповедовал христианство, очищенное от «суеверий», к которым относил всю обрядовую сторону религии. Атеизм философов, вроде Гельвеция, Руссо отвергал как выдумку развращенных богачей. И сфере политических идей «гражданин Женены», как он себя на давал, разработал учение о народном суверенитете. Руссо доказывал, что народ, создающий общество и государство путем заключения общественного договора, обладает высшей властью — суверенитетом — и соответственно правом смещения любых должностных лиц. И хотя сам мыслитель негативно относился к политическим потрясениям, его теория таила в себе мощный революционный потенциал, поскольку могла послужить обоснованием для насильственного свержения существующей власти теми, кто провозгласит себя исполнителями волн «народа-суверена».

Наилучшим политическим строем Руссо считал прямую демократию — государство, где более или менее равные в имущественном отношении граждане непосредственно принимают участие в управлении государством, как это имело место в античных полисах.

Социальный идеал Руссо имел ярко выраженные черты утопии. Но в данном отношении «гражданин Женены» оказался не слишком оригинален: утопизм, в целом свойственный философии Просвещения, во французской общественной мысли был выражен особенно ярко. Отход от христианской традиции, согласно которой людям не по силам создать на Земле общество, полностью свободное от недостатков, и утверждение культа человеческого разума, возможности которого, по мнению просветителей, не знают границ, создавали благоприятные условия для возникновения различного рода проектов идеального общественного строя, разработанных чисто умозрительным путем, т.е. утопий. Не удивительно, что во Франции, где антихристианские мотивы в философии были наиболее сильны, а рационализм еще со времен Декарта получил самое широкое распространение, такие утопии появлялись особенно часто. Правда, их авторы имели разные представления о том, какое общество следует считать наилучшим.

Видный политический мыслитель и историк Г. Б. де Мабли (1709— 1785) резко осуждал современное ему общество, построенное на имущественном неравенстве, и призывал к созданию чисто аграрною государства по примеру древней Спарты, для чего предлагал ликвидировать промышленность, торговлю, науки и искусства. Другой утопист, опубликовавший под псевдонимом Морелли и (подлинное его имя неизвестно) трактат «Кодекс природы», считал, что наилучшим могло бы стать коммунистическое общество, вся жизнь членов которого, вплоть до семейных отношений, скрупулезно регламентировалась бы государством.

Правда, ни Руссо, ни Мабли, ни Морелли, ни подавляющее большинство других утопистов никоим образом не предлагали осуществить разработанные ими проекты «совершенного» строя в ближайшем будущем. Едва ли не единственным исключением здесь был деревенский священник из Шампани Ж. Мелье (1664- 1729),

В его трактате, найденном уже после смерти автора н получившем широкую известность под названием «Завещание», наряду с резкими нападками на частную собственность, монархию и религию содержался открытый призыв к народному восстанию. Социальный идеал, построенный на общественной собственности, но мнению Мелье, легко достижим: надо только «повесить последнего короля на кишках последнего попа».

Однако Мелье, действительно, составлял исключение, большинство мэтров Просвещения были неплохо интегрированы в общество Старого порядка и если не занимали доходных должностей в государственных или академических структурах, то пользовались поддержкой штатных, а нередко и коронованных, меценат». Даже Руссо, чуждавшийся монарших дворов и высшею снега, в конце жизни имел титулованных покровителей. Если же какое-либо произведение навлекало на себя запреты светской или церковной цензуры, а сочинивший его литератор подвергался гонениям властей, то это лишь повышало популярность книги и нередко вело к появлению у ее автора новых высокопоставленных поклонников.

Показательна в данном отношении история «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел». Это многотомное издание, выходившее в 1751— 1780 гг. под руководством Дидро, стало своего рода визитной карточкой французского Просвещения. так как в число авторов входили почти все наиболее значительные литераторы и философы того времени. Власти неоднократно принимали официальное решение остановить выпуск («Энциклопедии» из-за публикации в ней статей, «способных расшатать устои королевской власти», «укрепить дух непокорства», «посеять неверие». Но те же самые министры частным образом оказывали разнообразную поддержку ее издателям. Доходило до того, что глава цензурного ведомства, издав формальное распоряжение об изъятии подготовленных к печати материалов, затем принимал их тайком у Дидро и хранил в своем доме.

Не удивительно, что, хотя содержание философских книг объективно подрывало духовные основы Старого порядка, субъективно никто из представителей «высокого Просвещения» не стремился и не призывал к ниспровержению того общественного строя, при котором они, благодаря своим талантам, обрели почетный социальный статус и материальный достаток.

Пример философов, которым их способности позволили столь высоко подняться по социальной лестнице, оказался необыкновенно заразителен, и во второй половине XVIII в. профессия литератора стала во Франции чрезвычайно модной. Множество молодых людей, умевших более или менее складно излагать спои мысли на бумаге, решили посвятить себя литературе и отравились «завоевывать Париж». Однако их ожидало горькое разочарование: книжный рынок был недостаточно развит. чтобы обеспечить писателям-неофитам хотя бы прожиточный минимум, а покровителей и мест в академиях на всех не хватало. Неудачники пополняли собой литературное дно, Вольтер писал о них: «Число тех, кого погубила эта страсть |к литературной карьере|, чудовищно. Они с наловятся не способны к любому полезному труду... Они живут рифмами и надеждами и умирают в нищете».

Эта маргинальная среда, представителей которой современники нередко начинали собирательным именем «руссо сточных канав» (фрами. /ел musseau des ruisseanx), а историки — «низким Просвящением». дышала завистью к преуспевшим коллегам, ненавистью к существовавшим общественным порядкам и злобой на весь мир. Поэтому в 80 -е г г. XVIII в. она стала настоящим рассадником революционных идей. Именно здесь теории «высокого Просвещения», рассчитанные на хорошо образованных людей, приняли упрощенный и трубленный вид, доступный для массового восприятия, и тем самым обрели огромный разрушительный потенциал. Неслучайно именно на литературном дне Парижа начинали свою публицистическую деятельность будущие идеологи Французской революции Ж М.Вриссо, К.Демулен, Ж. П. Марат, Ж. Эбер и др.