В настоящее время переводоведение является, пожалуй, самой «массовой» сферой проявления научной и практической деятельности на уровне межкультурной коммуникации, поскольку вопросы о принципах и перспективах развития данного лингвистического направления относятся к числу активно решаемых.
Технология перевода всегда была направлением, отличающимся постоянством выбранных методов и приемов языковой трансляции, описание которых достигло успеха благодаря воплощению в значительной степени известного принципа субститутивно-трансформационной эквивалентности в переводе. Считалось общепризнанным, что «процесс перевода может быть представлен как процесс последовательной подстановки вместо каких-то единиц оригинала эквивалентных единиц ПЯ» (Комиссаров 1973: 168). Тем не менее, экстенсивное развитие переводоведения не единственное, что определяет остроту постановки теоретических и методологических проблем. Становится очевидной потребность во внутреннем обобщении и теоретической систематизации накопленного прикладным переводоведением опыта. Можно утверждать, что данная наука более других нуждается во внутринаучной рефлексии, связанной с созданием теорий, соответствующих новым взглядам на сущность переводческой деятельности.
Зародившись внутри структурализма, теория переводоведения долгое время ставила своей целью выявлять структуру и содержание отдельных языковых единиц в рамках двух сопоставляемых текстов, а также исследовать преимущественно инвариантный характер текстовых отношений. Понятие инварианта трактовалось как общность семантического содержания исходного и переводного текстов (Л.С.Бархударов) или как тождество смыслов исходного и промежуточного текстов (И.И.Ревзин, В.Ю.Розенцвейг), неизменность содержания текста оригинала (А.Д.Швейцер), сообщение или информация, предназначенная для передачи (Р.К.Миньяр-Белоручев) и т.д. Как указывал Л.С.Бархударов, «достижение переводческой эквивалентности («адекватности перевода»), вопреки расхождениям в формальных и семантических системах двух языков, требует от переводчика прежде всего умения произвести многочисленные и качественно разнообразные межъязыковые преобразования – так называемые переводческие трансформации – с тем, чтобы текст перевода с максимально возможной полнотой передавал всю информацию, заключенную в исходном тексте, при строгом соблюдении норм ПЯ» (Бархударов 1975: 190).
Критерий неизменности инварианта содержания исходного и переведенного текстов находился в центре традиционной методологии и методики перевода и считался объективно существующим безотносительно к переводящей личности или типу переводимого текста. При таком рассмотрении методических задач переводчику часто предписывалась некоторая пассивность, поскольку его главной задачей полагалось лишь распознавание заданного инварианта. Понятие индивидуального, личностного в переводе считалось возможным авторским отклонением от семантического инварианта, не влекущим за собой искажения информации исходного текста. При этом пространство перевода оказывалось неподвижным.
Сам процесс перевода представлялся алгоритмизированным односторонним воздействием на переводчика стереотипного объема содержания. Понимание текста оригинала воспринималось как прямое следствие владения иностранным языком. Это было общим моментом большинства переводческих теорий. Хотя еще А.А.Потебня говорил о том, что подобно тому, как обладание христианскими иконами не дает молящемуся понимания сути христианства, «звуковая оболочка слова, бывшая внешним знаком сложного содержания, переходя к другому, не приносит с собою всего этого содержания. Последнее должно быть вновь создано этим другим и будет создано согласно с уровнем его мысли» (Потебня 1990: 443).
Таким образом, традиционный взгляд на методику перевода был обусловлен общей тенденцией развития современной лингвистики с ее устойчивой парадигмой знания, опиравшейся, по мнению Л.В.Сахарного, на следующие фундаментальные структуралистские положения о языке: 1) язык как феномен, отчужденный от человека; 2) язык как системно-логическое образование; 3) язык как продукт деятельности (Сахарный 1994: 8). Отсюда и текст как бытие языка во многих лингвистических направлениях, в том числе и переводоведении, рассматривался в виде заданного имманентного образования, систему которого составляли языковые единицы. Понятие инварианта в традиционной теории перевода сводилось к пределу варьирования языкового знака.
Специфическим фактором, послужившим своеобразным тормозом в динамике развития теории переводоведения, явилась постоянная борьба лингвистической и литературоведческой теорий за право быть основополагающей: «лингвистическая теория перевода в борьбе с литературоведческой теорией направила свои изыскания в строго научное русло, формируемое объективными закономерностями контактирующих языков», в результате чего произошла деонтологизация самого объекта исследования, т.е. перевод как реальный процесс оказался подмененным исследовательскими процедурами оперирования с единицами оригинала (Крюков 1988б: 66-67).
Очевидно, что данное противостояние не способствовало онтологическому конструированию предмета переводоведения. В традиционной теории перевода исходный текст рассматривался в основном как автономная формально-смысловая структура, имеющая объективное, не зависящее от переводчика содержание. В методике обучения переводу эти идеи нашли выражение в том, что основным постулатом в ходе процесса обучения навыкам перевода было требование выравнивания исходного и переводного текстов по объему семантического инварианта – своеобразная адаптация текстов.
Действительно, для достижения знаковой адекватности двух различных языков необходимо производить работу в сфере соотношения их инвариантов. Но при этом, если не принимать во внимание тип текста, всякий раз создавался бы упрощенный, или дефектный, вид межъязыковой коммуникации, поскольку в этом случае игнорировались бы многие типологические текстовые параметры. Между тем текст – это сложное семиотическое явление, и для переводчика важным является также то, что стоит за текстом. Это связано с процессом адекватного понимания текста, его осмыслением. Основываясь на том, что «переводчик в процессе воссоздания текста-источника на языке перевода интерпретирует данный текст в соответствии со своим индивидуально-личностным пониманием» (Пшеницын 1998: 66), цель методики обучения научному переводу мы связываем с формированием и развитием индивидуальных интерпретационных навыков понимания научного текста.
Конечным продуктом переводческой деятельности предполагаем такой текст, который соответствовал бы, во-первых, характеру мыслительной деятельности по созданию текста перевода, во-вторых, типу коммуникации. В связи с этим исходным постулатом в переводческой деятельности является тезис о том, что «осознать текст мы можем, только создав параллельный, аналогичный, но все-таки другой текст». «Чужие тексты человек понимает через посредство своего собственного текста. Свой текст может быть как угодно близким к чужому, но не может быть ему тождественным, он чем-то будет от него отличаться» (Мурзин 1994: 167). Данное утверждение дает нам основание полагать, что степень адаптации исходного и переводного текстов в различных типах коммуникации будет разной. Если под адаптацией, вслед за Ж.Пиаже, понимать образование новых модифицированных понятий в целях освоения нового знания, то можно заметить, что данный процесс характерен лишь для художественного типа перевода, в то время как в научном переводе должны преобладать ассимилятивные процессы, т.е. процессы подведения нового случая под уже имеющиеся.
Анализ традиционных методик перевода в аспекте межкультурной коммуникации позволяет сделать вывод о том, что игнорирование природы текста, его семиотической сущности, а также понятия переводящей личности способствовало тому, что они оказались преимущественно направленными на изучение внутриуровневых соответствий в ходе трансляционной деятельности. Методика перевода коммуникативно различных типов текста имела статус универсалии и являлась символом оптимального оперирования с текстами: какой бы текст ни переводился, техника перевода в большинстве случаев полагалась идентичной. Очевидно, что суть традиционной методики перевода сводилась в определенном смысле к поиску языковой тавтологии, а переводческая деятельность рассматривалась как одностороннее воздействие текста оригинала на переводчика.
В противоположность этому видению в данном методическом пособии мы стремимся рассмотреть перевод как двустороннюю деятельность, т.е. представить его как обоюдный процесс взаимодействия текста и переводящей личности. Характер данного взаимодействия зависит, на наш взгляд, от типа текста, подвергающегося переводу. Так, жесткий, детерминированный тип текста (инструкции, распоряжения, деловые тексты и т.д.) предполагает один вид воздействия на переводчика; мягкий текст (художественный и др.) допускает более свободное, творческое обращение. Следовательно, методика перевода прежде всего обусловлена типом текста оригинала, его свойствами, а также типом коммуникации. При этом мы не сводим понятие методики перевода к некоторой инженерии текста, технологии, а обосновываем ее общеязыковыми понятиями, а также представлениями дискурсного характера, в том числе понятиями языковой ситуации, языковой личности и др.
Главной типологической чертой научного текста является наличие в нем концептуального барьера, являющегося основанием отнесения языка науки к сфере специальных языков. В методике перевода известны давние споры о том, чей перевод более адекватен – филолога-неспециалиста или специалиста в данной области знания без знания иностранного языка? Вероятно, в случае научной межъязыковой трансляции специальность знания будет являться доминирующей стороной перевода. «Зависимость содержания интерпретации от определенной концептуальной системы является естественной универсалией и существенной чертой любого акта понимания как акта интерпретации» (Павиленис 1987: 40). Главным требованием, предъявляемым к научному переводу, является следующее: переводной текст не должен разрушить концептуальную систему текста, в противном случае концептуальный барьер будет непреодолимым. Проблема же концептуального барьера в случае перевода, выполняемого специалистом, в значительной мере снимается.
При переводе научного текста филологами перед ними возникает трудная задача, которая не облегчается даже в случае перевода ими лингвистических текстов. Данная проблема связана с устойчивым постулатом традиционного терминоведения о достаточности языковой компетенции в переводческой деятельности, о том, что удачный отраслевой словарь дает гарантию адекватности перевода. Вместе с тем кажущаяся простота перевода филологических текстов, связанная с отсутствием языковой сложности у филологов-переводчиков, не снимает многих методических проблем перевода. Эти проблемы обусловлены тем, что понимание языкового выражения в научном тексте рассматривается «как его интерпретация в определенной концептуальной системе, а не в терминах определенного множества семантических объектов, соотносимых с языковыми выражениями и образующих «семантику языка»» (Павиленис 1983: 116). Если переводчику не удается воспроизвести целостность концептуальной картины оригинала, то создаваемый текст будет воспроизводить лишь семантику текста оригинала, часто далеко отстоящую от его концептуального смысла. Понятие концептуального барьера поддерживает представление о том, что в ходе перевода научного текста происходит не отстраненная трансляция знания переводчиком, а взаимный диалог воспринимающего и воспринимаемого, т.е. текст перевода – это единство двух текстов, являющихся обоюдными условиями взаимного существования.
Главный постулат в современной теории перевода следующий: перевод представляет собой производство вторичных текстов. Спецификой производства вторичных текстов считается наличие ограничений, налагаемых первичным текстом. В рамках переводческой деятельности выявляются несамостоятельные вторичные тексты (официально-деловые, научно-технические) и относительно самостоятельные вторичные тексты (публицистические, художественные) (Брандес 1988: 15). В связи с этим нам представляется, что процесс перевода является в действительности гораздо более сложным процессом, чем производство вторичных текстов, состоящим из двух ступеней: 1) внутриязыкового перевода, 2) межъязыкового перевода. Таким образом, на первой ступени порождаются вторичные тексты, а на второй создаются тексты третьего порядка.
Работа на первом этапе связана с тем, что переводчику научного текста необходимо перевести исходное концептуальное содержание текста на свой собственный язык внутреннего пространства, по Ю.М.Лотману, «для себя реальность» (Лотман 1984: 9). Эта деятельность представляет собой не что иное, как интерпретацию исходного текста. Под интерпретацией, вслед за В.З.Демьянковым, мы понимаем мыслительный процесс, который одновременно увязывает определенное выражение с предшествующими и последующими выражениями того же текста (или, шире, той же рассматриваемой концепции или теории) и также увязывает знание, извлекаемое из текста, с текущим и меняющимся запасом знания интерпретатора (Демьянков 1989: 6). Считаем справедливым утверждение В.З.Демьянкова о том, что поскольку при интерпретации на текст накладываются не готовые, а конструируемые параллельно гипотезы, то возможно рассматривать саму интерпретационную деятельность как модификацию внутреннего мира субъекта.
Вторым этапом переводческого процесса можно считать непосредственную трансляцию понятого и осознанного специального смысла в языковой код другого языка. Этот этап перевода связан с процессом анализа. Его цель «состоит в построении такого образа анализируемого объекта, все части которого уже содержатся в багаже знаний анализатора» (Там же). Таким образом, в ходе анализа готовые, созданные в процессе интерпретации, единицы накладываются на текст и являются основой межъязыковой трансляции. Единство двух переводческих этапов предполагает ведущую роль внутриязыкового перевода, поскольку главной составляющей данного этапа является фильтрация переводчиком внеязыковой информации (Лотман 1984: 10) и перевод ее на свой внутренний язык.
Идея двухступенчатой модели научного перевода обусловлена двумя разными по природе мыслительными процессами: восприятием текста, в основе которого лежит свертывание текста-оригинала, и созданием текста перевода, основанным на развертывании смысла выявленных и осмысленных научных понятий.
Не менее существенную роль в научном переводе играет общее понятие текста. Для осознания специфики научного перевода важно то, что «текст подлежит наблюдению не как законченный, замкнутый продукт, а как идущее на наших глазах производство, «подключенное» к другим текстам, другим кодам (сфера интертекстуальности)» (Барт 1994: 424). Таким образом, основным в тексте мы считаем то, что он по своей природе процессуален и многосмыслен, иными словами, текст становится текстом в процессе его восприятия и понимания. Процессуальность и многосмысленность текста являются также составными понятия научного типа текста и в свою очередь обусловливают ряд важных характеристик методики научного перевода.
Зависимость методики перевода от типа текста выражается прежде всего в том, что разные типы текста понимаются переводчиком по-разному. Существует столько методик перевода, сколько имеется типов коммуникации. При этом, как бы ни тавтологично звучал основной принцип перевода научной статьи, переводчик научного текста должен иметь представление о понятии научности текста. В данном случае мы употребляем термин «научность» почти в том же смысле, что и «артистичность» по отношению к артисту, имея в виду, что не каждый артист артистичен, т.е. «артистичность» не является признаком профессии. Подобным же образом «научность» – это черта далеко не каждого текста, описывающего событие, связанное с открытием какого-либо явления или закономерности. Понятие научности формируется на основе таких свойств текста, как интеллектуальность, теоретичность, концептуальность, метафоричность, конфликтность, гипотетичность и пр. Понятие научности текста в свою очередь обусловливает тактику переводческой деятельности – правильно понять концепт, на который «работает» весь научный текст. Научным концептом можно считать, основываясь на определении, данном Ю.С.Степановым (Степанов 2001а: 43), сгусток научной мысли в сознании человека. Формирование и развитие концепта в научной статье аналогично развитию сюжета в художественном тексте.
При определении специфики методики научного перевода имеет смысл обратить внимание еще на одну деталь. Дело в том, что в традициях теории переводоведения было употребление термина научно-технический текст и, соответственно, научно-технический перевод (Борисова 1996; Комиссаров 1982; Стрелковский, Латышев 1980; Латышев 1999 и др.). В целях совершенствования основных критериев методики перевода научного текста считаем целесообразным дифференцировать эти два типа перевода, основываясь на разнице понятий научного и технического типов текста.
Научный тип текста отличается от технического прежде всего наличием в нем терминов. Технические же тексты строятся в основном при помощи технических названий – номенклатуры. Еще Г.О.Винокур настаивал на том, что «не следует смешивать термин, как название предмета мысли, ни с собственным именем, ни с номенклатурным знаком» (цит. по: Татаринов 1994а: 223). Их отличие заключается в том, что номенклатура – это условные символы, «средства для обозначения предметов, вещей, без прямого отношения к потребностям теоретической мысли, оперирующей этими вещами» (там же). Для номенклатурных обозначений безразлично, почему данный объект назван так, а не иначе, тогда как для термина, стремящегося к осмыслению внутренней формы, это существенно. Сознательность в качестве компонента терминообразования представляется совершенно бесспорной. «Термины не «появляются», а «придумываются», «творятся», по мере их необходимости» (там же: 242).
Номенклатура составляет класс терминоидов, разновидность специальной лексики, которая с семантической точки зрения «просто не достигла «порога терминологичности», который переступили термины» (Шелов 1987: 26). В отличие от терминов терминоиды не способны участвовать в приращении знания, поскольку их главная функция – идентифицировать объект или явление. Основное отличие термина от номенклатуры связано с типом коммуникации и типом познания. Прежде всего отметим разный характер передаваемой информации в научном и техническом текстах. По этой причине термины, являясь семантическим конденсатом научной дефиниции, абстрактнее, чем номенклатура, отсюда и характер передаваемой ими информации более абстрактный. Следовательно, целью терминообразовательного процесса является включение вновь созданной единицы в процесс порождения нового научного знания. Терминоиды более конкретны, так как порождаются на основе не дефиниции, а развернутого понятия профессионального уровня восприятия какого-либо явления. Главной задачей создания номенклатуры выступает номинация какого-либо явления или объекта с целью дальнейшего воспроизводства порожденного имени в последующих текстах (Алексеева 1998а). Кроме того, прогресс знания предполагает непрерывное изменение содержания научных понятий, поэтому меняются и дефиниции терминов. Содержание же технических названий принципиально не меняется.
Определяя природу термина, можно подчеркнуть, что термин – это скорее не результат мыслительной деятельности, выраженный в строго заданном мыслительном содержании, а сама мыслительная деятельность, определяемая как творческий акт, или терминотворчество.
Большое значение для методики перевода научного текста имеет соотнесение понятий термина и когниотипа, определяемого как аналог глубинной синтаксической структуры, или когнитивная модель, вычленяемая из массива текстов, относящихся к определенной предметной области. По мнению А.Г.Баранова, каждый конкретный текст выступает по отношению к когниотипу его поверхностной структурой (Баранов 2000).
В методике перевода научного текста должен учитываться еще один фактор. При переводе собственно научного текста не обнаруживается так называемого «столкновения культур», в определенном смысле «наука стремится быть интернациональной» (Никитина 1999: 44). В этом случае культурологический фактор перевода заменяется на эпистемологический, поскольку в научном тексте происходит столкновение концептов, отражающее борьбу старого и нового знаний. Следовательно, переводчик должен быть ориентирован не на поиск межкультурного соответствия/различия, а на передачу смысла научного концепта или индивидуальной когниосферы автора научного исследования. Более того, переводчику в данной ситуации запрещено ощущать себя автором созданных концептов, поскольку его задачей является нейтрализация своего отношения к знанию и полное концептуальное подчинение автору оригинала. В этом смысле такой тип перевода можно назвать резистивным переводом (И.Э.Клюканов), поскольку он, в определенном смысле, является авторитарным.
Очевидно, что подобное определение научного перевода расходится с традиционной ориентацией переводческой деятельности на адаптацию (Комиссаров 1982: 10). Думается, что адаптация как переводческий принцип более подходит для трансляционной деятельности в области художественного перевода (Ситкарева 2001) и вряд ли может быть положена в основу методики обучения переводу научного текста. Между тем некоторые исследователи считают вполне оправданным использование в научном переводе «приема добавления, при котором происходит как бы своеобразная «расшифровка» семантики уточняемого слова или словосочетания в данном контексте», а также приема опущения слов, являющихся семантически избыточными, так как их значения становятся ясными уже из самих контекстов (Гусейнова 1998: 43).
В традиционном переводоведении выдвигался также тезис о том, что в переводе научно-технической литературы как новой переводческой дисциплине должен применяться сопоставительный метод анализа средств выражения научно-технической мысли в паре языков (Смирнов 1982: 21). Представляется, что в данном случае больше подходит метод когнитивного анализа (А.Вежбицка).
Подчеркнем, что в процессе перевода художественного текста межкультурные различия играют ведущую роль. Художественный текст отражает индивидуальную картину мира художника, во многом обусловленную спецификой национальной культуры. Для переводчика художественный текст является не просто объектом, который следует не только понять, но и исследовать. Текст в данном случае оказывается средством проникновения в специфику чужой культуры. Следовательно, исходный текст служит источником не только языковой новизны, но и культурной, т.е. каждый языковой знак имеет значение как в аспекте его грамматической функции, так и как единицы иной культуры. Поэтому большое внимание в методике перевода художественного текста уделяется работе с контекстом (поиску соответствий, передаче реалий, переводу безэквивалентной лексики и т.д.), так как создается методика обучению передачи опосредования знаков одной культуры в другую. Эту переводческую проблему можно связать с понятием текстовой конкретизации, которая не ощущается носителями языка, но обнаруживается при переходе текстом границ своей культуры (Мурзин 1994: 164). Конкретно это находит выражение в утрате определенности и размытости словесной семантики, обусловленной культурой. Поэтому методику художественного перевода можно назвать контекстоцентрической. Задача переводчика в этом случае заключается в том, чтобы преодолеть своеобразную полисемиотичность, неизбежно возникающую при переводе художественного текста.
При переводе же научного текста межкультурные различия не имеют существенного значения, в этом смысле научные тексты на двух языках (оригинал и его перевод) стремятся, в определенном смысле, к моносемиотичности. При этом основной стратегической задачей переводчика является передача объективной реальности, не зависящей от специфики передающей культуры. Трудности при репрезентации научного текста возникают не столько из-за незнания языка, сколько в связи с контекстом научных теорий, используемых в оригинале. Поэтому внимание переводчика должно быть сосредоточено на работе со всем текстом, поскольку большинство переводческих ошибок в научном переводе связано со сбоем на уровне установления соотношений между контекстом и текстом. В целом же методику перевода научного текста можно назвать макротекстоцентрической. Таким образом, мы обосновали положение о том, что различные типы текста обусловливают существование разных методик их перевода. Так, при переводе художественного текста внимание переводчика сосредоточено в основном на выделении в тексте оригинала каждого отдельного предложения, на его индивидуальной обработке.
При переводе научного текста переводчик прежде всего должен выявить и осмыслить основные концепты, являющиеся компонентами научного «сюжета» (смысловыми опорами текста) и имеющие как языковой, так и внеязыковой характер. Концептом мы считаем максимально компрессированное знание. Поэтому становится очевидным, что в основе методики перевода научного текста лежит категория разновекторной интертекстуальности (цельности) текста ввиду обусловленности научного концепта предшествующим и гипотетическим знанием. Цельность в данном случае понимается как соотнесенность текста с исследуемым феноменом, своеобразное видение его ученым. Цельность иерархична по своей структуре и отражает «подчиненность всех актов предикации одному объекту описания: основной теме текста» (Овчинникова 1998: 98). Восприятие цельности научного текста означает понимание его основного концепта. Специфика методики перевода научного текста обусловлена также характером порождения научного понятия: от нерасчлененного абстрактного понятия к детализированному описанию. Однако понятие цельности не дает полной картины языковой деятельности, связанной с переводом. Постараемся дополнить ее еще одним текстовым параметром – связностью. Но прежде остановимся на проблеме определения типологических свойств научного текста.
Научный текст в традиционной лингвистике понимался как тип текста, целью создания которого являлась необходимость передачи определенной информации. Однако, на наш взгляд, смысл создания научного труда сводится не только к информационной цели. Знание, представленное в качестве связного текста, содержит как логические, так и нелогические компоненты: мировоззренческие оценки, эмотивные элементы, метаязыковые соображения, модели и пр. (Крымский 1974). Отметим, что подобные суждения не всегда принимались во внимание методикой перевода научного текста. В методических указаниях по переводу даже последних лет можно встретить инструкции такого рода: «при переводе научных работ с французского языка на русский переводчик подчас вынужден прибегать к стилистической адаптации, опуская или заменяя более нейтральными эмоционально-стилистические элементы оригинала, которые оказываются избыточными в языке перевода» (Гусейнова 1998: 38).
Современные исследования по лингвистике текста доказывают, что параметр информационности научного текста как его основной критерий оказывается неполным, поскольку, во-первых, не исчерпывает до конца все типы передаваемой информации, во-вторых, отражает передачу в основном кодифицированного значения. Игнорирование типологических свойств научного текста, прежде всего его научности, часто приводило к тому, что переводной текст мало отвечал типологическим требованиям, т.е. представлял собой либо научно-популярный, либо неспециальный текст. В определенном смысле такое явление можно назвать вульгаризацией процесса перевода. Еще П.Фейерабенд был убежден, что «повседневные языки вовсе не столь широки и универсальны, чтобы их можно было совместить с любой научной теорией; они содержат принципы, которые могут быть несовместимы с некоторыми весьма фундаментальными законами» (Фейерабенд 1986: 95).
Отметим, что фактор наличия/отсутствия научности текста может быть положен в основу своеобразной типологии научных текстов: собственно научный текст, псевдонаучный и лженаучный (Лапп 2000). Псевдонаучный и лженаучный типы текста определяются как наукообразные, некреативные, описывающие явления реальной действительности при отсутствии логического анализа и без представления новизны знания. В этих типах текста происходит искажение семантико-синтаксических параметров собственно научного текста, а также моделей, присутствующих в нем. Данные типы текста являются лишь имитациями научного текста, фальсифицирующими реальную действительность.
Осмысление понятия научности, на наш взгляд, непосредственно связано с принципами методики перевода научного текста. Так, недооценка его роли в переводческой деятельности может привести к внедрению в него компонентов псевдонаучного типа текста, поскольку переводчик в этом случае может создать в тексте перевода свой собственный концепт, или ложный концепт. Практика перевода показывает, что ложные концепты часто консервируются в тексте. В практике перевода ситуаций, связанных с неверной передачей смысла научного понятия и приводящих к консервации ложных, псевдонаучных концептов, к сожалению, встречается немало. Приведем один из подобных примеров:
“A fairy obvious objection to the foregoing sketch of the “interaction view” is that it has to hold that some of the “associated commonplaces” themselves suffer metaphorical change of meaning in the process of transfer from the subsidiary to the principal subject. And these changes, if they occur, can hardly be explained by the account given. The primary metaphor, it might be said, has been analyzed into a set of subordinate metaphors, so the aсcount given is either circular or leads to an infinite regress” (Black 1962: 42).
“Интеракционная точка зрения”, будучи проведенной до конца, обязательно должна содержать указание на то, что некоторые признаки из «системы общепринятых ассоциаций» сами испытывают метафоризацию при переходе от вспомогательного субъекта к главному. Но эти изменения вряд ли могут быть объяснены в рамках имеющейся теории. Конечно, можно сказать, что основная метафора анализируется с помощью ряда подчиненных метафор, но тогда объяснение возвращается в исходную точку или же ведет к бесконечности» (Блэк 1990: 165-166).
Сопоставление оригинала и перевода позволяет отметить, что концептуальный «сбой» связан с ограничением переводимого пространства рамками семантики. Интерпретация смысла глагола to analyze на уровне макротекста предполагает иной перевод: «Справедливое возражение в отношении вышеизложенной «интеракционной точки зрения» заключается в том, что она должна содержать указание на то, что некоторые из «общепринятых ассоциаций» сами испытывают метафорический сдвиг в значении в процессе их переноса со вспомогательного субъекта на главный. И эти изменения, если они встречаются, вряд ли могут быть объяснены приведенными доводами. Можно сказать, что главная метафора разлагается на ряд подчиненных ей метафор, поэтому вышеизложенные доводы либо «зацикливаются», либо бесконечно возвращаются к пройденному.
Подчеркнем, что псевдоконцепты не просто недопустимы при переводе, но и губительны для научной коммуникации, поскольку переводной научный текст выступает полноправным заместителем исходного научного исследования и в этом качестве участвует в дальнейшем развитии научного знания. Приведем один из случаев создания псевдоконцепта:
«Рассмотрим пресловутый пример с падением монеты. Оставаясь на вероятностных позициях, мы допускаем, что в каждом отдельном падении монета может упасть так, как ей захочется, т.е., как об этом уже говорилось выше, мы приписываем монете в ее данном конкретном проявлении свободную волю, хотя и накладываем ограничение статистического характера на результаты массовых испытаний. Это значительно более мягкое описание явления, чем попытка предопределить, исходя из законов механики, как в данном случае монета должна была бы упасть» (Налимов 1979: 63).
“Let us examine the well-known illustration with tossing a coin. Remaining in the probabilistic position, we assume that in each separate tossing a coin may fall as it likes; i.e., as I have already said, we ascribe to the coin free will, though we also lay statistical limitations upon the result of large number of tests. This is a much weaker description of a phenomenon than an attempt to predetermine, proceeding from the laws of mechanics, in what way the coin will fall” (Nalimov 1981: 104).
«Введение волн вероятности в квантовую механику – это, если хотите, просто смягчение жестких причинно-следственных представлений классической физики» (Налимов 1979: 64).
“The introduction of probability waves in quantum mechanics is, if you like, just the weakening of the rigid causal concepts of classical physics” (Nalimov 1981: 105).
В приведенных примерах очевидна неудачная интерпретация понятий «мягкий», «смягчение», послужившая необоснованному употреблению термина «weak». В английском языке прилагательное “weak” означает “lacking physical strength, lacking in moral or mental force, not able to support or sustain a great weight, not functioning effectively, liable to give way, lacking power, dropping in value, too easily influenced or led by others, yielding too easily to temptation, lacking full flavour” (Chamber’s 1996: 1606). Как видно, ни одно из приведенных значений не удовлетворяет контексту переводов. Следует отметить, что понятие «мягкости» является основным свойством модели языка науки, разработанной В.В.Налимовым, и определяет достижение автора в формировании теории научного текста. Известно, что мягкостью языка науки В.В.Налимов считал его полиморфность. Думаем, что употребление слова «weak» в тексте перевода – концептуальная ошибка, обнаруживающая переводческую некомпетентность.
Таким образом, научный текст не просто информирует о мире реальности, он содержит мысль о ней. Это значит, что процесс означивания в научном тексте протекает параллельно с его интерпретацией. В этом смысле научный текст является как объясняемым, так и объясняющим, т.е. выполняет метаязыковую функцию. Более того, по мнению М.В.Никитина, информация не является собственной принадлежностью знаков, она также не вытекает автоматически из знания самого языка, а является результатом языковой деятельности людей в установлении импликационных связей речевых фактов. Поэтому понятие информации наполняется иным смыслом, связанным уже не с привычным представлением ее как некоего сообщения, предназначенного для передачи, а с непрерывным процессом самостоятельного извлечения индивидом различного вида связей и отношений между объектами в ходе восприятия текста оригинала. Идея о том, что научное понятие не привязано к словарной единице, воплотилась также в исследовании В.В.Целищева (Целищев 1987).
Основной трудностью при переводе научного текста в традиционной методике перевода считался перевод терминов. Отметим, что в современной теории терминологии термин считается не только единицей, фиксирующей и хранящей некоторый информационный объем, но и средством порождения нового знания. Термин передает информацию, одновременно теоретизируя ее. Теоретизирование информации происходит параллельно с процессом концептуализации, так как термин не столько формирует понятие об объекте реальности, сколько онтологически конструирует его, создает его онтологическую модель. Природа термина проявляется в его свойстве быть результатом мыследеятельности.
Какое значение имеют эти высказывания для методики перевода научного текста? Прежде всего, они меняют представление о переводе научного текста и трактуют его уже не просто как поиск терминологических соответствий, а как сотворчество. Известно, что смысл – явление экстралингвистическое (Новиков 2000: 171), поэтому контекст его актуализации широк: он имеет вербальную и невербальную формы выражения. Усилия переводчика должны быть направлены на создание потенциально динамического интертекстуального пространства с целью воссоздания информационных импликаций (дискурсный аспект).
Понятия интертекстуальности и интеллектуальности в качестве непредельных импликаций описываемого объекта особенно важны для методики перевода научного текста. Интертекстуальность (в иных терминах: полипарадигмальность) научного текста является более сложным явлением по сравнению с ее проявлением в других типах текста: она может иметь как регрессивный, так и прогрессивный характер. Безусловно, в любом типе текста интертекстуальность всегда регрессивна, так как это создает условия для понимания текста и обеспечивает стабильность информации. Научный текст в этом смысле является конденсатором предшествующего научного знания. Между тем в научном тексте обнаруживается также и прогрессивная интертекстуальность, обусловленная главным образом гипотетичностью передаваемой информацией, общей нацеленностью науки в будущее, способностью предугадывать скрытые в проблеме возможности. Интертекстуальность научного текста придает любому научному тексту характер вечно незавершенного диалога. Это позволяет адресанту формулировать свое открытие, а адресату – понимать его новизну и участвовать в его дальнейшем развитии. Вышесказанное свидетельствует о важности данных положений для выяснения содержания методики научного перевода.
Определяя содержание методики перевода, некоторые исследователи считают, что главное в ней – поиск удачных переводческих преобразований, замена предикатов, перевод словосочетаний и т.д. По нашему убеждению, перевод как языковая деятельность является не простой манипуляцией с текстом оригинала, не заменой одного текста другим, а сложным мыслительным процессом, строящимся на таких параметрах, как интертекстуальность и иконичность языкового знака. Текст перевода, таким образом, всегда оказывается процессом создания нового текста, а не воссоздания исходного, как это выглядит с точки зрения техники перевода (инженерии текста). Традиционное понятие инвариантного замещения текстов в действительности оказывается «псевдозамещением» на том основании, что вторжение одной семиосферы в другую рождает новые смыслы, новую информацию (Лотман 1984). В этой связи можно заметить, что научный текст даже в большей степени, чем художественный, может рассматриваться в качестве смыслопорождающего устройства. Вслед за Ю.М.Лотманом, мы склонны считать, что в научном тексте также происходят асимметричные преобразования, иными словами, тождество и эквивалентность элементов в двух текстах носит условный характер. Мы полностью разделяем его идею о том, что текст «двоится», т.е. существует одновременно и в языке, и в бесконечном иконическом пространстве. Но, как отмечает Ю.М.Лотман, это – два взаимно-не-до-конца-переводимые пространства, и именно благодаря этому возникают условия для приращения смысла. Следовательно, перевод является не симметрическим типом межъязыковых преобразований, а асимметрическим, т.е. вариативность языка, его полиморфизм, обоснованный креативной функцией, создают возможность для нарушения строгих форм мышления, однообразия, что помогает преодолеть языковую тавтологию. При этом главным процессом в переводческой методике является осознание понятийной (концептуальной) насыщенности научного текста. Поэтому мы можем заключить, что переводчик научного текста несет ответственность за понимание научного концепта и за его трансляцию в текст перевода.
С другой стороны, мы утверждаем, что научный текст является не только генератором новых смыслов, но и конденсатором старых смыслов на основе понятия аккумуляции знания и коллективного характера развития науки. Любой научный текст неизбежно хранит память о своих предшествующих текстах. В этом смысле важным положением методики перевода становится требование концептуального и терминологического единообразия. Известно, что текст оригинала многослоен. Создание текста перевода также должно происходить на фоне сложного взаимодействия исходных и постоянно меняющихся контекстов, постоянного включения старой информации в новую. В результате этого исходные тексты постоянно комментируются, оцениваются и «превращаются в новые потоки сообщений, создавая непрерывный поток информации (выделено нами – Л.А.)» (Гусев 1985: 69). Поэтому информация определяется нами не как дискретный инвариант, а как «плавающий», непрерывно создаваемый поток. Понятие интертекстуальности еще более усложняется на фоне дихотомии дискретное/континуальное. Как правило, текст оригинала предстает перед переводчиком в большей степени дискретным образованием в силу определенной сложности установления непредельных интертекстуальных связей в чужом языке. Это представляет трудность даже в процессе восприятия текста на родном языке. Игнорирование этих понятий приводит к непереводимости текста.
Еще одной серьезной трудностью перевода научного текста является передача в тексте перевода результатов процесса абстрагирования, лежащего в основе любого научного текста. В настоящее время «уровень абстрактности теорий стал столь высоким, что приходится говорить только о похожести этих теорий на то, что реально происходит в мире» (Налимов 1993: 46), следовательно, как можно предположить, и терминология, основной компонент научного текста, начинает все более напоминать условную кодовую систему. Перевод научных концептов поэтому требует навыка их вербализации в адекватной форме, поскольку общий уровень абстрактности дефиниций терминов стал выше, а семантическая структура терминов оказалась более гибкой по сравнению с терминами, обслуживающими потребности предшествующего знания. Более того, абстрагирование носит имплицитный характер, т.е. в ходе данного процесса внешняя актуализированная информация не совпадает с внутренней (потенциальной или гипотетической). Вследствие этого одни и те же импликации могут расцениваться по-разному. Ввиду наличия скрытых импликаций внешняя информация иногда может предполагать совсем иные контексты по причине «молчаливого характера» (термин М.Полани) нашего знания.
Данную мысль можно пояснить примером определения понятия металл (Щедровицкий 1997: 38-46), подтверждающим, что невнимание к законам образования понятий обусловливает грубые ошибки как на уровне эмпирического (информационного), так и теоретического (интеллектуального). История создания понятия металл связана не только с ходом информационного наполнения, но также с историей развития и борьбы научных понятий элемент и простое тело. Первоначально металл определялся при помощи его внешних свойств. Термин металл в переводе с греческого означает «рудник». Этим термином обозначали блестящие, ковкие, прочные тела, встречающиеся в природе в самородном виде или при добыче из руд. В 1789 году французский химик А.Лавуазье определил металлы как простые вещества на основе их физических свойств, по химическим основаниям анализ не проводился. По существу А.Лавуазье отказался от научной трактовки понятия элемент и свел его к эмпирическому понятию простого вещества, сформированному в результате простого наблюдения за свойствами металла. Однако уже в XIX веке в науке возник вопрос о необходимости отличать простое вещество с его физическими свойствами от такого же вещества, вошедшего в состав соединения и потерявшего благодаря этому свои реально наблюдавшиеся физические свойства. Эту проблему стали связывать с понятиями простой атом и сложный атом, которые вскрыли некоторое противоречие: атом как представитель простого тела обозначал одну группу свойств, а атом как элемент, т.е. как составная часть, - другие свойства. Таким образом, понятие металл становится противоречивым из-за недостаточности интеллектуальной работы в области его определения, заключающейся в нечетком разграничении понятий элемент и простое теле, в привычке доверяться в течение многих веков устоявшемуся эмпирическому представлению о металле как о теле, обладающем лишь определенными физическими свойствами. Как замечает Г.П.Щедровицкий, факт, что атомам нельзя приписывать свойства только простых или только сложных тел, а также то, что многие свойства тел определяются лишь на основе изучения связи между ними, мыслерефлексии, стал осознаваем с открытием явлений изоморфизма и изомерии.
В области научного перевода можно также привести случаи переводческих неудач, связанных с недооценкой процесса абстрактизации:
«And so in general, it would be relatively easy to devise tests, for those who want them, of the literal meaning of the word that is metaphorical “focus” of a metaphorical utterance. Tacit knowledge of such literal meaning induces the characteristic feeling of dissonance or “tension” between the focus and its literal “frame”» (Black 1962: 27).
«Таким образом, в общем будет относительно легко придумать тесты для тех, кому они необходимы. Эти тесты будут включать буквальное значение слова, которое является метафорическим центром метафорического высказывания. Подразумеваемое знание такого буквального значения вызывает характерное чувство несоответствия, или «напряжения» между центром и его буквальной структурой» (Блэк 1990: 6).
Как мы видим, “focus” переведено здесь как «центр», хотя дефиниции этих слов различны: focus – a point of convergence; centre – the midpoint of something . Очевидно, что в процессе перевода переводчик неудачно транслировал исходное научное знание, результатом чего явилась деабстрактизация научного концепта. Подобные замечания можно сделать и в отношении перевода концептов “frame” и “dissonance”: frame – an open construct that gives shape or support to something; structure – the arrangement and interrelationship of parts in a construction, such as building (Collins 1992). В английском языке “dissonance” означает “lack of agreement or consistency” (Collins 1992), иными словами, смысл данного концепта гораздо шире понятия «несоответствие», употребленного в тексте перевода.
Традиционная методика перевода нацеливала переводчика воспринимать научный текст как некоторую законченную семантическую информацию, как умозрительный факт, в этом случае его деятельность была схожа с имитацией оригинала. Предлагаемая нами методика научного перевода позволяет руководствоваться другими представлениями и сосредоточиться на тексте оригинала как на работе по его преобразованию как результате абстрактизации. При этом смысл перевода видится в выявлении импликационных связей. Правда, есть научные языки, которые в определенной степени «застыли в своей завершенности», например, язык математических теорем. Они требуют полного «присвоения» их переводчиком и, соответственно, эквивалентного перевода. Практика перевода показывает, что легче всего переводятся конкретные, детерминированные тексты (например, технические, деловые), поскольку они эмпирически подтверждаемы и имеют прямые соответствия в различных языках. Эти типы текстов оказываются наиболее изученными и освоенными методикой перевода. В помощь переводчику создано множество отраслевых переводных словарей, выявлено и описано большое количество эквивалентных соответствий. Отличие научных текстов от текстов, имеющих отношение к науке, заключается в сложности его восприятия и понимания из-за специфики индивидуальной концептуализации, выражающейся в авторской концептосфере.
Как показывает анализ переводов научных статей, неудачи в переводе связаны с недостаточной интерпретацией научных концептов, что приводит к искажению их смысла в тексте перевода. Многолетний опыт руководства практикой перевода студентов-филологов показывает, что в большинстве случаев переводчики не опознают даже метафорическую модель, основную «смысловую веху» создаваемого автором статьи концепта. В результате переводчик порождает текст, который можно определить как когнитивно-дефектный. Другая доля переводческих неудач обусловлена стремлением переводчика не замечать, а иногда и сознательно игнорировать метафорическую природу терминов. В традиционных методических пособиях по переводу нередко давались указания по нейтрализации метафор и замене их нейтральными понятиями (Гусейнова 1998).
Трудность перевода научного текста сопряжена также с необходимостью владения основными понятиями общей теории текста, прежде всего такими, как связность. Известно, что универсальным признаком построения научного текста и средством обеспечения его связности являются повторы. По мнению С.Б.Крымского, повторы являются достаточно простым и эффективным средством «удержания темы, «мотива» текста и его членения на осмысленные фрагменты» (Крымский 1974: 41). Важную текстообразующую роль имеют повторы в процессе языковой манифестации научного знания. Научное повествование строится таким образом, что оно «не может не возвращаться к исходной теме, то ли в форме прямого повтора, то ли косвенного, через использование семантически близких элементов повествования или символизации общей с исходными выражениями ситуации» (там же). Повтор в научном тексте акцентирует наиболее существенные понятия, устанавливает доминирование определенных терминов (базовых терминов). Таким образом, можно считать, что принцип повтора в научном тексте создает своеобразный семантический цикл.
В методике научного перевода данное положение обусловливает определенный этап, связанный с выявлением повторяющихся единиц, установлением границ семантического цикла и, наконец, с определением базовых терминов. Базовыми терминами будем считать смысловые семантически отмеченные единицы научного текста. Более того, если учитывать, что номинация является следствием качественного функционального преобразования текста (Мурзин 1988: 17), то можно заметить, что базовые термины не только характеризуются частотными параметрами, но и выполняют роль компрессатов научного текста. Поэтому данный вид работы не формален, и зависит не от эффективности терминологического словаря, поскольку «научное понятие не привязано к словарной единице, оно может передаваться сколь угодно сложными в языковом отношении образованиями» (Касевич 1990: 22). Таким образом, базовым терминам свойственна в высшей степени содержательность и абстрактность, потенциально они способны развернуться в форму текста при помощи языковых знаков любого языка, т.е. служат материалом для образования текстов перевода. Как указывает Л.Н.Мурзин, «вовлекаясь в процесс образования нового текста, номинация не теряет связь с прежним, «своим» текстом, но приобретает новые признаки», поскольку новый текст накладывает на нее свой отпечаток (Мурзин 1988: 18). Главным в научном переводе является соблюдение единообразия базовых терминов, поэтому данная процедура будет сквозной в процессе перевода.
Считаем, что связность, или осмысленность, текста является типологическим свойством научного текста. Еще А.М.Пешковский указывал на то, что повтор базовых единиц производит эффект своеобразного «нанизывания» одного предложения на другое, обеспечивая тем самым логико-смысловую организацию текста. Связь предложений наиболее ощутима в научном типе текста. Это положение подтверждается исследованием Э.Ф.Скороходько, рассчитавшего коэффициенты семантической связности для разных типов текста. Так, научному типу текста соответствует коэффициент 0,6 – 0,8 (против художественного – 0,15 – 0,3) (Скороходько 1970: 13). Осознание важности понятия связности в технологии перевода научного текста позволит избежать переводческих неудач, связанных с желанием изменить структуру параграфа, предложения, дробить текст оригинала. Подобные действия приводят к «сбоям» на уровне передачи содержательности текста оригинала, когда причина описываемого научного феномена может оказаться на месте его следствия и наоборот. Приведем пример такого вида:
“It is in the circumstance of being confined to a word, or at most to a phrase, that we are to look for the peculiarities of the metaphor – its advantages on the one hand, and its dangers and abuses on the other” (Black 1962: 36).
«Когда мы рассматриваем особенности метафоры – ее положительные и отрицательные стороны – мы ограничены рамками слова или в лучшем случае – словосочетания» (Блэк 1990: 161).
Очевидно, что при переводе данного фрагмента научного текста переводчик неоправданно поменял местами тему с ремой, что привело к нарушению логики высказывания. Считаем, что правильным смыслом данного высказывания является следующее: Лишь только в случае, когда мы ограничены рамками слова или, лучше, фразой, следует искать особенности метафоры – ее преимущества, с одной стороны, и то, чем чревато злоупотребление ею – с другой.
Анализ переводов, выполняемых студентами в ходе переводческой практики, показал, что их переводческие неудачи часто связаны с трансляцией основного типологического свойства научного текста – связности. Как правило, студенты осуществляют последовательный перевод, предложение за предложением. Порою можно даже восстановить все паузы в их переводческой деятельности, поскольку становится заметным «сбой» на уровне терминологического единства: одни и те же понятия переводятся различными терминами.
Наши методические рекомендации, позволим надеяться, помогут преодолеть описанные переводческие трудности. Придавая определяющее значение этапу внутриязыкового перевода, созданию текста для себя, предлагаем включить в методику научного перевода три типа заданий, предшествующих межъязыковой трансляции: 1) выявление базовых терминов; 2) составление реферата переводимой научной статьи; 3) составление схемы текста. Задание первого типа помогает осуществить стратегию переводчика, которая соотносит поверхностную структуру текста с базисными семантическими доминантами. Последующие задания являются, по существу, когнитивными – их главный смысл связан с когнитивной информацией. Выполнение заданий первого типа позволит переводчику сформировать стратегию для выполнения задания второго типа, поскольку выявленные термины в дальнейшем послужат смысловой опорой реферата.
Включение этапа реферирования текста обосновано свойством научного знания к уплотнению, в специальном лингвистическом смысле, способностью к сгущению, реферированию. Составление схемы текста манифестирует, с одной стороны, полипарадигмальность научного текста, с другой – его инвариантность. Схема текста представляется нам актуализированной структурой базовых метафор текста.
Роль метафоры в науке уже достаточно изучена: она пытается «приоткрыть неизвестное», ее «используют для того, чтобы назвать новый объект, знаний о котором недостаточно» (Никитина 1988: 93). Метафоре в данном случае мы приписываем функцию неразвернутого понятия. Отсюда очевидно и то большое значение, которое мы придаем приему составления метафорической схемы научного текста. Кроме того, пользуясь понятием «фрейма», устанавливающего связь отдельного текста на микро- и макроуровне, можно предположить, что сама структура индивидуального знания в большей степени соответствует эксплицированной схеме текста, отражающей логику вывода необходимых умозаключений.
Известно, что основной концепт, лежащий в основе научного сюжета, формируется при помощи системы вспомогательных терминов, чаще всего носящих метафорический характер. Иногда структура базовых метафор текста маркируется так называемой ключевой метафорой, которая является когниотипом итоговой терминологической номинации. В этой связи вспомним слова Ю.Тувима о том, что при переводе стихов он предпочитает не пользоваться методикой построчного перевода, а потягаться со стихами, «сыграть с ними в шахматы, разложить их на составляющие кубики, разрезать как картонную головоломку, и только после этого в поте лица старательно приладить кусочек к кусочку, чтобы все прилегало» (Тувим 1987). Хотя данное высказывание касается методики перевода поэтического текста, оно вполне справедливо и в отношении научного текста.
Из трех составляющих методики научного перевода особую важность мы придаем последней. Построение схемы текста способствует пониманию научного текста, а также гарантирует передачу главного типологического свойства научного текста – связности. Практика перевода показывает, что отсутствие представления о метафорической структуре переводимого научного текста ведет к созданию когнитивно-дефектного текста. Нами была проанализирована статья В.В.Налимова «Наука и биосфера: опыт сравнения двух систем» и ее перевод в одном из американских изданий. Структура базовых метафор текста оригинала включает 53 метафоры, в то время как в переводе присутствуют только 26 метафорических моделей. Это дает нам основание судить о качестве перевода: текст перевода оказался в данном случае концептуально обедненным.
В основе создаваемой методики перевода научного текста лежит не только композиционный принцип, но и порядок развертывания знания, правила его вывода, трансформации и др. Схема текста отражает всеобщие свойства текста и является инвариантной при межъязыковой трансляции. Описанные методические приемы, обусловленные, на наш взгляд, типологическими параметрами научного текста, характеризуют специфичность методики научного перевода. Они способствуют в большей мере формированию навыков внутриязыкового перевода: помогают упорядочить переводчику имеющееся у него специальное знание, умножают его с помощью системы парадигмальных текстов, создают предпосылки межъязыковой трансляции знания.
Кроме того, с точки зрения общих языковых механизмов, лежащих в основе переводческой деятельности, выявляется определенный характер технологии перевода. Поскольку понимание текста всегда связано с механизмом свертывания текста, а создание текста – с его развертыванием, то очевиден двойственный характер переводческого навыка. С одной стороны, переводчик должен приобрести навык свертывания, компрессирования текста, с другой – способность адекватно развертывать научные концепты, компрессаты мысли.
Таким образом, методика научного перевода, на наш взгляд, построена на следующих постулатах:
- диалогичность перевода;
- дискурсивная близость;
- сохранение в переводе основных типологических свойств оригинала.
Предложенная модель перевода научного текста помогает концентрировать переводческие усилия в двух основных направлениях: 1) построение модели текста; 2) соотнесение модели текста со специальным знанием с целью установления логической связи между фактами. Такой характер переводческой деятельности связан с понятием сложноструктурности когнитивного смысла научного текста. Научный текст, описывающий какой-либо фрагмент научной картины мира, содержит метафорические модели, определяющие историю развития концепта на основе многочисленных связей с другими текстами. Построение метафорической модели текста, предваряющей перевод, позволит переводчику, во-первых, выявить возможную внетекстовую информацию об описываемом объекте или явлении, во-вторых, сконцентрироваться не на переводе отдельного термина, а на создании потенциально динамического интертекстуального пространства (концептосферы) с целью воссоздания множественных информационных импликаций в новом тексте.
В самом общем виде можно утверждать, что перевод научного текста в определенном смысле повторяет процесс научного познания, стимулируемый «кризисом очевидности» и необходимостью поиска иной абстрактной действительности, «сумасшедшей» идеи. В тексте перевода новое открытие «переоткрывается» или «самооткрывается» переводчиком не столько при помощи возможной модификации смыслообразования, сколько за счет его осмысления и оценки сути нового исследования, неизбежно разрушающей старый смысл путем смены импликаций.
Дата: 2019-02-19, просмотров: 330.