• 1. Основаниями аналитической юриспруденции являются тезисы конвенциональности, социального факта и сепарабельности.
• 2. Существо юриспруденции определяется необходимыми связями между первичными и вторичными правилами.
• 3. Привилегии и требования предписывают определенные правила поведения.
• 4. Властные полномочия и неприкосновенности определяют возможности трансформации уже существующих первичных правил вплоть до их отмены, и также введения новых первичных правил.
• 5. Закон является комплексом социальных и политических конституций вместе с управляемыми ими правилами.
• 6. Право обладает внутренним и внешним аспектом. Кто отрицает существующее право, тот занимает по отношению к праву внешнее положение. Тот, кто считает его необходимым общественным стандартом, занимает внутреннюю позицию.
• 7. Подлинно теоретическая позиция достигается лишь теми, кто придерживается внутренней позиции.

Показательно, что Г. Харт стремился придать своей теории философскую основательность. Он целенаправленно расширял свой философский кругозор, принимая активное участие в философских дебатах. Г. Харт явно находился под влиянием своего университетского коллеги знаменитого философа из Оксфорда Дж. Л. Остина^[3].

Дж. Л. Остин, подобно Л. Витгенштейну, был олицетворением прагматического поворота в аналитической философии, суть которого состояла в акценте не столько на логический анализ научных языков, сколько на прагматическое рассмотрение обыденного языка. Представители новой генерации аналитических философов не отрицали актуальность рафинированных в научном отношении языков, но они полагали, что эти языки имеют второстепенное отношение к распространенным формам жизни. В этой связи акцент делался на практические аспекты языка, т.е. на речевые акты, имеющие прагматическую значимость. Причем предполагалось, что акцент на языковом анализе способен избавить от всякой метафизики. Не следует ожидать, что языковой анализ позволит открыть мир, скрытый за языком и являющийся столь вожделенным для метафизиков. Следовательно, этот анализ не должен выходить за те границы, которые отделяют аналитическую философию от метафизики. Анализ должен быть умеренным (англ. modest), а не чрезмерно претенциозным (immodest).

Г. Харт вознамерился вдохнуть новую жизненную силу в юриспруденцию. В этой связи ему предстояло обратиться к анализу обыденного языка. При таком подходе можно было надеяться на уяснение содержания традиционной (народной) юриспруденции. Но он явно претендовал на большее, а именно на создание общей теории. В послесловии ко второму изданию своей главной книги "Концепция закона" Харт, подводя итоги своих многолетних изысканий, писал: "Моя цель в этой книге состояла в том, чтобы предоставить теорию того, чем является закон как в общем, так и в дескриптивном виде. Она является общей постольку, поскольку не привязана к какой-либо особой юридической системе или культуре, но стремится дать объяснение и разъяснение содержания закона как комплекса социальных и политических учреждений, включающих управляющие, и в этом смысле нормативные, правила как их аспект. Эти учреждения, при их многочисленных вариациях в различных культурах, принимают ту же самую форму и структуру, и, несмотря на сопровождение их недопониманиями и обскурантистскими мифами, требуют разъяснения. Отправной точкой для такого разъяснения является широко распространенное обычное знание бросающихся в глаза черт современной муниципальной юридической системы, которое... я приписываю каждому образованному человеку"^[4]. Общая теория – это вершина знания, ибо дальше идти некуда. Она должна возвышаться над обыденной теорией.

Методом ее достижения является, в полном соответствии с указаниями Дж. Л. Остина, анализ речевых юридических актов. Исходный пункт анализа у Харта тот же самый, что и у Остина. Но далее у них начинаются существенные расхождения. Дело в том, что Харт ставит во главу угла концепт закона, следовательно, его интересует концептуальный анализ. Но в этом отношении у Остина нет ничего значительного. Харту пришлось идти своим собственным путем. Его эпистемологическая позиция состоит в том, что концепт понимается как обхватывающая все специфические ситуации комплексная единица знания. К сожалению, он не описывает ту операцию, которая позволяет перейти от частных случаев к дедуктивному закону. Это можно сделать не иначе, как выдвижением некоторой гипотезы посредством абдукции, дополняемой индукцией.

Закон не только группирует частные случаи, но и объясняет их. Как именно? Посредством специфического сочетания первичных и вторичных правил, которым соответствуют права граждан. Таким образом, концептуальный анализ Г. Харта реализуется двунаправленно. Сначала он восходит от прав граждан и конкретных юридических случаев к правилам и законам. А затем посредством достигнутого результата, каковым является общий закон, объясняются конкретные ситуации. Можно ли одобрить такой путь концептуального анализа? На наш взгляд, ему должна быть дана высокая оценка, ибо перед нами ни что иное, как неосознанное использование метода концептуальной трансдукции. Разумеется, при этом не обошлось без существенных недочетов. Но не они определяют творческие достижения Харта.

Итак, в философском отношении Харт примыкает прежде всего к воззрениям Дж. Л. Остина. Это достаточно убедительно показала в выше упоминавшейся книге Н. Лэйси. Ей возразил Дж. Гарднер, считающий, что главное влияние на Харта оказал не Остин, а поздний Витгенштейн^[5]. Полемика о том, кто оказал большее влияние на Харта, Остин или Витгенштейн, привлекла внимание многих^[6]. Авторы, которые предпочитали Витгенштейна, подчеркивали, что он основательнее Остина и не дает даже малейших послаблений в пользу метафизики. Но они забывали подчеркнуть, что в качестве прагматиста Остин основательнее Витгенштейна. Развитое им представление о перлокутивном речевом акте, ориентированном на исполнение некоторого действия, прекрасно подходит для интерпретации правовых высказываний. У Витгенштейна нет подобного анализа речевых актов. Харт стремился не нарушать чистоту лексической парадигмы аналитической философии обыденного языка. Но при характеристике понимания правового закона ему приходилось обращаться к ментальности. Иногда в его адрес высказывается замечание, что он не пошел дальше возвеличенной лексикографии^[7]. По отношению к Харту такое обвинение бьет мимо цели. Тем не менее, оно не является случайным.

32. Юридический позитивизм и естественно-правовая теория. Их влияние на современную юридическую науку и правопонимание.