ХАНСА РОБЕРТА ЯУССА
Слайд 19
«История литературы как провокация литературоведения»
Рецептивная эстетика - это направление в критике и литературоведении, идеи, что произведение «возникает», «реализуется» только в процессе «встречи», контакта литературного текста с читателем, который благодаря «обратной связи», в свою очередь, воздействует на произведение, определяя тем самым конкретно-исторический характер его восприятия и бытования.
Основным предметом изучения Р.э. является рецепция, т.е. восприятие литературных произведений читателем или слушателем.
Р.э. порывает с представлениями о независимости искусства от общественно-исторического контекста, вводя в сферу исследования читателя и общество, представляя литературный текст как продукт исторической ситуации, зависящей от позиции интерпретирующего читателя. Отсюда — особый интерес Р.э. к явлениям массовой культуры (развлекательно-тривиальной литературе, газетно-журнальной продукции, комиксам и т. п.), ее связь с социологическими исследованиями, педагогикой, прикладными литературоведческими дисциплинами.
Для Р.э. характерен отказ от классических канонов и норм в качестве литературных и литературно-критических критериев. Основной критерий оценки произведения — общественная практика, социальная действенность искусства в той мере, в какой она проявляется в читательской реакции.
Спектр исследования Р.э. исключительно широк — в него входят практически любые литературные тексты, от судебного кодекса до поваренной книги. «Высокая» литература из центра рассмотрения последовательно перемещается на периферию, а маргинальные жанры — в обратном направлении, к центру.
Идея Интенциональности – является философским обоснованием коммуникативной сущности искусства, объясняющим активный, творческий характер читательского восприятия.
Интенциональность — это направленность, устремленность сознания на предмет, позволяющая личности создавать, а не только пассивно воспринимать окружающий вещный мир, наполняя его «своим» содержанием, смыслом и значением.
Именно эту идею о творческой роли личности в познании мира восприняла Р. э., поставившая в центр внимания проблему бытия произведения как результата коммуникации между автором и читателем, как выстраивание смысла произведения читателем.
Наиболее законченное выражение принципы Р. э. получили в работах исследователей Констанцской школы, (в 60-е в ФРГ). - X. Р. Яусс Своей целью эта школа поставила обновление и расширение литературоведческого анализа путем введения в схему литературно-исторического процесса новой самостоятельной инстанции — читателя.
Х.Р. Яусс - выдвинул на первый план процесс коммуникации, осуществляющийся между произведением и его реципиентом в рамках эстетического опыта, где особую роль приобретают нормообразующая и нормоутверждающая функции литературы.
Слайд 20 Яусс исходит из факта происходящей в современную эпоху замены трех культурно-эстетических парадигм —
классицистско-мистической - берущей за норму и образец искусство античности,
позитивистской - во главу угла ставящей исторически-поступательное развитие литературы в контексте единой мировой литературы
формально-эстетической - отдающей приоритет исследованию структуры произведения в отрыве от его социальных связей
четвертую, кот.должна восполнить недостатки предыдущих и -
1) дополнить формально-эстетический анализ историко-рецептивным подходом, учитывающим социально-исторические условия существования искусства;
2) объединить структуралистский и герменевтический подходы;
3) расширить сферу эстетического освоения действительности, включив в нее наряду с «высокими» жанрами и «сублитературу».
Главную роль в его системе исследования - позиция реципиента, ранее недооценивавшаяся обоими вышеуказанными направлениями.
В работе «История литературы как провокация литературоведения» Яусс пишет: «Актуальную потребность литературоведения я вижу в том, чтобы в споре между марксистским и формалистическим методами вновь рассмотреть остающуюся
1. открытой проблему истории литературы. Я начинаю свою попытку перебросить мост через пропасть, разделяющую литературу и историю, историческое и эстетическое познание, там, где остановились обе школы».
Восстанавливая в правах герменевтику — древнюю науку истолкования литературных (а первоначально — религиозных, изобилующих темными местами) текстов, Яусс связывает
2. процесс интерпретации литературных произведений не с произволом истолкователя а с объективными возможностями читателя, обусловленными его эстетическим опытом и горизонтом ожидания.
В основе представлений Яусса о литературе лежит открыто подчеркиваемый им
3. отход от традиций нормативной эстетики, утверждающей незыблемость канонов, регламентирующих жизнь литературы.
Главное для исследователя, считает Яусс, — живая жизнь литературы и общества.
4. Для современного литературоведения не должно быть запретных или «неприличных» тем и явлений в литературе, оно не должно видеть в ней лишь сферу «изящного», отгороженную от «грубой» действительности. Яусс утверждает, что отношения между литературой и читателем носят как эстетический, так и исторический характер.
5. По мнению Яусса, только благодаря посредничеству читателя произведение вписывается в меняющийся горизонт опыта некоей традиции, в рамках которой происходит непрестанное развитие рецепции от пассивного, простого восприятия к активному, критическому пониманию, от опоры на признанные эстетические нормы к признанию новых.
Историчность литературы, по Яуссу, как и ее коммуникативный характер, предполагают длительный диалог между произведением, публикой и вновь создаваемым произведением.
6. Литературное произведение не есть существующий лишь для самого себя объект, воспринимаемый всеми и всегда одинаково. Это, по определению Яусса, не монумент, монологически возвещающий о своей вневременной сущности, а партитура, рассчитанная на постоянно обновляющееся восприятие, высвобождающее текст из материи слов и дающее ему реальное бытие.
Желая уловить диалектику эволюции литературных явлений в их историческом развитии, Яусс приходит к выводу, что
7. литературное произведение, даже откровенно новаторское, нельзя рассматривать как абсолютное новшество, возникающее в некоем информационном вакууме. Оно предрасполагает читательскую аудиторию к совершенно определенному образу восприятия посредством явных и скрытых «сигналов», содержащихся в нем.
Оно пробуждает воспоминания об уже прочитанном, приводит читателя в определенное эмоциональное настроение, с первых строк подготавливая в нем ожидания дальнейшего развития повествования, которые в процессе чтения, осуществляемого согласно «правилам игры», диктуемым жанром, могут быть подтверждены или опровергнуты, переориентированы или иронически «сняты».
При этом Яусс устанавливает следующий порядок этапов восприятия.
1. Интерпретирующая рецепция всегда предпосылает контекст читательского опыта эстетическому восприятию.
2. Вопрос об адекватности интерпретации, о качестве эстетических воззрений отдельного читателя или различных читательских групп может быть поставлен правильно только в том случае, если будет очерчен транссубъективный горизонт читательского понимания, социальный контекст, в котором осуществляется рецепция произведения.
3. Яусс подвергает критике позитивистскую схему взаимоотношений между автором, произведением и публикой, согласно которой писатель «впрямую» зависит от среды, эстетических взглядов и идеологии публики, что заставляет его для достижения успеха сознательно выполнять «социальный заказ», удовлетворять ожидания определенной социальной группы. Такой подход не позволяет удовлетворительно объяснить механизм длительного, длящегося веками, воздействия произведения на публику.
По мысли Яусса, взаимоотношения между произведением и публикой носят далеко не столь однозначно детерминированный характер.
8. Существуют произведения, которые в момент своего появления не ориентируется ни на какую определенную публику, но столь сокрушительно разрушают привычный горизонт литературных ожиданий, что необходимо известное время, чтобы возникла публика, читательская среда, способная считать это произведение «своим».
Яусс выстраивает логику восприятия новой формы. Креативные способности литературы, создающие феномен предориентации читательского опыта, позволяют читателю преодолеть автоматизм традиционного восприятия, в результате чего новая форма в искусстве воспринимается не только на фоне других произведений, не только как их «отрицание», возникающее лишь для того, чтобы сменить старую форму, утратившую художественную ценность.
Яусс подчеркивает прогнозирующе-предвосхищающую функцию новой формы, предопределяющей и стимулирующей не только сенсорные, эстетические установки читателя, но и его способность к этической оценке, к моральной рефлексии.
Понятие читательских ожиданий - предыдущее понимание жанра, форм ыи тематика уже известных произведений, контраст между поэтическим и повседневным языком.
Существуют эмпирические способы, о которых не задумывались раньше – это факты из истории литературы об особенностях реакции аудитории на каждое произведение (речь идет об отношении, которое предшествует психологической реакции и субъективному пониманию текста читателем).
Первое знакомство с неизвестным произведением требует неких предшествующих знаний, которые сами есть часть опыта и которые создают контекст для нового читательского опыта.
Литературное произведение, даже если оно кажется новым, не является как нечто совершенно новое в информационном вакууме, но задает читателю очень определенные линии своего восприятия, используя текстуальные стратегии, открытые и скрытые сигналы, привычные характеристики и подразумеваемые аллюзии.
Оно пробуждает воспоминания об уже знакомом, возбуждает в читателе некие эмоции, самим своим «началом» пробуждает ожидания «середины и конца», которые могут остаться неизменными, измениться, полностью перевернуться в процессе чтения по законам, определяемым жанром произведения.
Психический процесс усвоения текста на первичном уровне эстетического опыта состоит не в случайном нагромождении субъективных впечатлений; при первом чтении идет прокладывание определенных направлений в процессе управляемого восприятия.
Направления эти надо уловить из различных мотиваций и сигналов, которые запускают процесс управляемого восприятия и которые поддаются лингвистическому описанию.
Сопутствующий процесс постоянного установления и изменения горизонта ожиданий также определяет отношение каждого индивидуального текста к последовательности текстов, образующей жанр.
Новый текст пробуждает в читателе горизонт ожиданий и правил, знакомых по более ранним текстам, которые варьируются, корректируются, изменяются или просто воспроизводятся. Степень вариации и коррекции определяет масштаб, изменение или воспроизведение границ жанра и его структуры.
Истолкование текста в процессе рецепции всегда предполагает некий контекст опыта эстетического восприятия. Вопрос о субъективизме толкования или вкуса отдельного читателя или уровней читателей может быть плодотворно поставлен только после того, как определен тот внеличный горизонт ожиданий, который определяет воздействие текста.
Возможности таких литературных механизмов лучше всего иллюстрируют произведения, которые, используя художественные стандарты читателя, сами сформированы условностями жанра, стиля, формы. Такие произведения нарочно пробуждают ожидания с тем, чтобы их нарушить.
Так, Сервантес в «Дон Кихоте» навязывает читателю ожидания, заимствованные из старых рыцарских романов, которые потом пародируются в приключениях его последнего рыцаря.
Так, Дидро в начале «Жака-Фаталиста» воскрешает ожидания популярного романа путешествий и условности любовно-приключенческого романа с тем, чтобы потом столкнуть с абсолютно нероманной «правдой истории»: реальность и моральная казуистика вставных новелл с их жизненной правдой на каждом шагу опровергают поэтические выдумки.
Так, Нерваль в «Химерах» цитирует, комбинирует и перемешивает квинтэссенцию известных романтических и оккультных мотивов, создает ожидание мифического преображения мира только затем, чтобы провозгласить свой отказ от романтической поэзии.
Существует возможность объективации ожиданий и в произведениях, которые не столь ярко очерчены исторически. Та рецепция, которую автор ожидает от читателя произведения, может быть осуществлена даже при отсутствии открытых сигналов, тремя общепринятыми способами:
- во-первых, через знакомые правила или свойственную жанру поэтичность;
- во-вторых, через имплицитные взаимоотношения с известными произведениями в историко-литературном контексте;
- в-третьих, через контраст вымысла и реальности, поэтической и прагматической функций языка, которую читатель всегда осознает в процессе чтения.
То, как литературное произведение при своем появлении удовлетворяет, превосходит, обманывает или разочаровывает ожидания его первых читателей, дает критерий для определения его эстетической ценности.
Дистанция между «горизонтом ожиданий» и произведением, между знакомым эстетическим опытом и необходимым при восприятии нового «изменением горизонта» определяет художественную природу литературного произведения с точки зрения рецепции: чем меньше эта дистанция, иными словами, чем меньше требований предъявляет произведение к воспринимающему сознанию, тем ближе произведение стоит к «легкому чтению».
Такое произведение не заставляет менять горизонт ожиданий, - в нем сбываются практически все ожидания, предписанные господствующим вкусом, потребностью в репродуцировании известных стандартов прекрасного, желанием испытать знакомые переживания, поощрить мечты, сделать доступным («съедобным») необычный опыт или даже затронуть какую-то моральную проблему, но при этом решить ее самым очевидным образом.
Может случиться, что дистанция, вначале ощущаемая как удобная или неприемлемая, для последующих читателей исчезнет. Значит, она перестанет восприниматься, точнее, станет частью привычного горизонта ожидания для будущего эстетического опыта.
Эта вторая перемена горизонта особенно свойственна классической природе так называемых шедевров литературы; прекрасное в них и их «вечное значение» ставят шедевры в опасную близость к «легкому чтению», и требуется особое усилие, чтобы прочитать их заново, чтобы вновь открылась для восприятия их художественная природа.
Взаимодействие между литературой и аудиторией в том, что
- у каждого произведения своя, исторически и социологически определенная читательская аудитория,
- каждый писатель зависит от среды, взглядов и идеологии своих читателей
- для успеха в литературе книга должна отвечать ожиданиям группы, представлять группе ее портрет.
Объективистское определение литературного успеха как совпадения замысла произведения с ожиданиями социальной группы всегда приводило социологов литературы в затруднение, когда им приходилось объяснять долговременную влиятельность произведения.
Социология литературы очень односторонне определяет круг взаимоотношений писателей, произведений и читателей, - можно развернуть: существуют произведения, которые в момент публикации не направлены ни на какую специфическую аудиторию, но которые столь решительно порывают с привычным горизонтом ожиданий, что аудитория для них будет формироваться очень медленно.
Потом, когда этот новый уровень ожиданий становится общепринятым, авторитет изменившейся эстетической нормы скажется в том, что читатели отвергнут как устаревшие произведения, ранее пользовавшиеся успехом.
Только с учетом этих перемен в горизонтах читательского ожидания можно надеяться, что анализ воздействия литературы на читателя превратиться в литературную историю читателя и даст статистические кривые для того, чтобы можно было узнать бестселлеры в любой период истории.
Примером может служить литературная сенсация 1857 г.
Два романа были опубликованы в этот год: «Госпожа Бовари» Флобера, который с тех пор повсеместно признан шедевром, и «Фанни» его друга Фейдо, ныне прочно забытый. Хотя публикация романа Флобера сопровождалась судебным преследованием за непристойность, поначалу роман Фейдо затмил «Госпожу Бовари»: в течение первого года «Фанни» выдержала тринадцать изданий.
Дата: 2019-02-02, просмотров: 453.